Наконец мне удалось отделаться от Лешки: визит меня порядком утомил, да и видела я, что он устал и его клонит в сон. На лбу у него опять выступила испарина.
– Ты приедешь завтра? – с надеждой в голосе спросил бывший.
– Постараюсь, – ответила я. – Но ты же должен понимать, что мне работать надо и к детям ездить. Они же на даче с дедушками.
– Бросай работу, – сказал Лешка.
– А жить мне на что?
Следующий шаг бывшего меня удивил еще больше: он попросил дать ему кейс, стоявший в одном из углов палаты, рядом со столом. Я поднесла его, Лешка открыл кодовый замок, извлек пачку пятидесятидолларовых купюр (я не видела, что находится в кейсе, так как бывший попросил меня отойти), закрыл его, попросил поставить назад, а мне протянул пачку. Она была не распечатана.
Такой щедрости я от него никак не ожидала. Это было совсем не в его стиле.
Но Лешка быстро опустил меня с небес на землю.
– Оля, купи мне, пожалуйста, пистолет или… – Лешка задумался. – Лучше всего «беретту», нашего добра не надо, ну если только «стечкин». И глушилку.
– Глушитель?
– Нет. – Лешка поморщился. – Это электронный прибор, чтобы «жучки» глушить. Ну вот мы тут с тобой разговариваем, а нас кто-то записывает или просто слушает. Чтобы не записывал. Поняла?
– А где у нас это добро продают? – спросила я, ошалело держа в руках пачку пятидесятидолларовых купюр.
В это мгновение мы оба услышали в коридоре голос Надежды Георгиевны.
– Кто там у него?! – вопрошала свекровь.
Лешка резко дернулся и изменился в лице. Я мгновенно сунула баксы в сумку, порадовавшись, что она у меня такая вместительная и пачка не будет выпирать. Проверять мою сумку свекровь не будет – до такого она не должна опуститься. Хотя Лешкины вещи, подозреваю, проверяет.
К появлению Надежды Георгиевны в палате мы уже были готовы изображать из себя мило беседующих супругов, пусть и бывших.
При виде меня свекровь опешила, долго осматривала со всех сторон, потом кивнула, заметив, что я над собой хорошо поработала. Лешка выдал пару дежурных комплиментов – после одобрения меня мамочкой.
– Я очень рада, что вы друг другу опять нравитесь, – заявила Надежда Георгиевна. – Вот Леша поправится, и снова распишетесь. Платье Оленьке закажем в Париже. Как и Кате. Думаю, что отметим на даче. На нашей. Я подготовлю список тех, кого обязательно нужно пригласить. В свадебное путешествие отправитесь на Карибы. Это престижно. Там есть курорты, где принимают только пары. Вот и съездите развеяться. Вернетесь – и за работу.
Лешка молчал. Я видела, что ему в самом деле нехорошо – не от перспективы новой женитьбы на моей персоне. Он ведь еще полностью не отошел от покушения. И не только физически.
– Я собираюсь замуж за другого человека, – сказала я ледяным тоном, обращаясь только к Надежде Георгиевне. – И вообще, хватит лезть в мою жизнь и указывать мне, что и когда делать.
С этими словами я развернулась, намереваясь уйти. Надежда Георгиевна еще не пришла в себя. А вот Лешка отошел первым и крикнул мне в спину, что будет завтра меня ждать – с фруктами, которые он просил меня ему привезти.
– Я привезу тебе любые фрукты, – обратилась к сыну Надежда Георгиевна. – А эта шалава пусть убирается. Ты достоин лучшего.
– Мама, не лезь в мою жизнь! – внезапно завопил Лешка так, что мы обе аж подпрыгнули. – Уходи! Уходите обе! Мне все надоело! И все надоели! Я болен! Мне плохо! Пошли вон!!!
Я выскользнула первой, предполагая, что свекровь все-таки останется, но она вылетела вслед за мной и резко схватила меня за руку.
– Чего ты добиваешься, сучка? – прошипела Надежда Георгиевна.
– Мечтаю, чтобы вы не мешали мне жить так, как я хочу.
– Слушай, ты… – открыла рот Надежда Георгиевна, потом заметила двух вытянувшихся молодцев и замолкла. Я знала, что она терпеть не может выносить сор из избы, то бишь демонстрировать подчиненным и прислуге, что происходит в семье.
Кардинально изменив тон, услышав который можно было бы предположить, что я – самая любимая ее родственница, она предложила мне проехать к ней в гости, чтобы «все обсудить». В гости к Надежде Георгиевне ехать мне совершенно не хотелось, с другой стороны, очень хотелось посмотреть их с Лешкой апартаменты, а также краешком глаза заглянуть в его комнату, где находится та самая половица, под которой скрыт тайник. Если он там есть, конечно. И что же сыночек насобирал на мамочку?
В общем, я согласилась. Выдра при входе в хозрасчетное отделение во весь рот улыбнулась Надежде Георгиевне, продемонстрировав железные зубы, свекровь даже потрепала ее по руке, я просто кивнула, выдра и мне улыбнулась, правда, немного уменьшила ширину растяжки губ.
На улице Надежду Георгиевну в «Вольво» ждал верный Коля, несколько удивившийся нашему совместному появлению: мой «Запорожец» был припаркован не прямо напротив входа в больницу, а за углом, поэтому Коля его не видел. В результате я поехала за Николаем и вскоре оказалась на Петроградской.
Дом Надежда Георгиевна выбрала старый, с толстыми стенами, но по двору темной зимней ночкой я бы пройти не решилась. Да и двор-то был не первый, а третий, после двух довольно низких арок. Когда мы проезжали под ними, «Вольво» чуть не задевала стены, правда, мой «запорыш» проходил довольно свободно. Чуть позже Надежда Георгиевна пояснила мне, что из-за высоты арок (вернее, ее отсутствия) Лешенька не может купить себе так любимый российскими пацанами «джип широкий» (в смысле «Гранд Чероки»). Приходится бедному мальчику на «шестисотом» «Мерседесе» ездить, подумала я. Достоин жалости Лешенька. Правда, как «Мерседес» просачивается в эти арки по ширине, тоже оставалось для меня тайной. Но и тут я получила ответ: телохранитель Дима – водитель-виртуоз, он в арку проезжает, оставляя не больше сантиметра от стен с каждой стороны.
В общем, мы оказались в крохотном третьем дворике-колодце. Здания, его составлявшие, насчитывали четыре этажа. Во дворе не стояло ни одной скамейки, не росло ни деревца, ни кустика. Если солнечный свет когда-то и попадал в окна этих квартир, то в лучшем случае – в окна третьего и четвертого этажей. По-моему, до первого и второго ни одному лучу было не дотянуться.
– Мне здесь нравится, потому что тихо, – объявила Надежда Георгиевна, подхватывая меня во дворе, когда мы обе вылезли из машин.
Она также добавила, что никто посторонний сюда не суется, так как все окрестные жители уже знают, кто тут живет.
Я вопросительно посмотрела на свекровь. Она тут же пояснила, что все квартиры во всех зданиях, составляющих дворик, принадлежат ей и Лешеньке. Я чуть не присвистнула. Хотя чему тут было удивляться? Подобного следовало ожидать. Насколько я помнила, Надежда Георгиевна всегда ненавидела соседей – и по лестничной площадке, и по дому, и со всеми ругалась, даже по самому незначительному поводу. Конечно, следовало ожидать, что она выселит остальных жильцов. Но во сколько это обошлось?..
Надежда Георгиевна установила лифт в одном из подъездов (вообще их тут насчитывалось три – во всех домах, кроме дома с аркой, в тот дом следовало входить из второго двора), чтобы «не утруждать каждый раз больные ноги». Насчет Надеждиных болезней я могла бы поспорить: по-моему, ее можно было пускать впереди паровоза, и если вставить в ее задницу пропеллер, он начнет крутиться. Да и, наверное, если она чем и мучилась в последние годы, то только «французскими» напастями – как и ее драгоценный сынок.
Хочу заметить, что внешне дома выглядели не очень презентабельно. Свекровь могла бы нанять кого-то их покрасить или хотя бы почистить фасады (например, по французской технологии, как делают в Париже – деньги-то есть), а то темные старые стены не очень подходили нефтяной королеве и ее сыночку. Или все-таки не хочет особо привлекать внимание?
Внутри здания, наоборот, был сделан очень дорогой ремонт. Я не знала названия использовавшихся материалов, которыми меня пыталась задавить Надежда Георгиевна. Свекровь тыкала то в стены, то в пол, то в потолок и поясняла, где брала кафель, светильники, паркет, лак и все прочее, что мне с гордостью демонстрировалось.
В апартаментах, где проживала сама Надежда Георгиевна, все было еще круче. Стены украшали картины, в углах стояли статуи, с потолка свисал тяжеленный хрусталь. Не обошлось и без старинных икон, которые, правда, в интерьер не особо вписывались, а если вспомнить про Надеждино партийно-коммунистическое прошлое… Правда, сейчас появилось много нововерующих (именно нововерующих, а не новообращенных, потому что этих типов язык не поворачивается так назвать, хотя бы из уважения к тем, кто искренне принял веру) из рядов бывших партийных и комсомольских работников. Активно крестятся перед камерами, батюшек на свои тусовки приглашают, даже постятся – или только говорят об этом.
Мебель была или из красного дерева, или из карельской березы, хорошо хоть стили в одной комнате не смешивались. Вазы поражали своим разнообразием, даже имелись китайские напольные, соседствовавшие с «папуасами», привезенными из каких-то экзотических стран. Я не говорю уже о подсвечниках, бра, столиках и стульчиках с резными ножками, обитых шелком диванчиках и всем остальном.
Но мне квартира свекрови показалась захламленной – пусть и очень дорогими вещами. Мы вчетвером (а часто и впятером, когда у нас живет бывший Надеждин муж) занимаем две небольшие комнатки, и я очень страдаю от отсутствия площади и ощущения простора. Но если у тебя есть возможность, то зачем ставить в каждый угол по статуе? Правда, я опять воздержалась от высказывания вслух своего мнения, так как его никто не спрашивал.
Мне хотелось посмотреть Лешкину комнату, и я спросила, где размещается бывший. Надежда Георгиевна выделила ему отдельную детскую?
Свекровь усмехнулась, заявила, что должна еще показать мне свой «будуар», отвела меня в комнату, где стены были обиты красным бархатом с золотыми нитями, а над кроватью (сексодром человека этак на четыре) висел красный балдахин, после чего мы снова вышли на лестничную площадку (Надежда жила на четвертом, последнем этаже, правда, имелся еще и чердак) и отправились в квартиру напротив: на площадке их было только две.
– Вот Лешенькина квартирка. Мальчик захотел жить отдельно. Но ты же понимаешь, Оля, что я не могу его отпустить далеко от себя. За ним же постоянно глаз да глаз нужен. А так и рядом, и отдельно.
Лешкина квартира оказалась полной противоположностью Надеждиной. Наконец я насладилась ощущением простора. Может, он так сделал специально? У матери показуха для многочисленных гостей (подозреваю, что обычно еще называется цена каждой вещи), а у Лешки – пусто. Не совсем, конечно…
У Лешки из нескольких комнат бывшей коммуналки был сделан… танцевальный зал, как выразилась Надежда Георгиевна. Как оказалось, бывший на заре туманной юности занимался бальными танцами (о чем со мной никогда не обмолвился ни словом, видимо, не хотел слушать мои комментарии – я бы не смогла сдержаться) и, когда заимел отдельную квартиру, оборудовал этот зал, где они с мамочкой принимают гостей.
– Ты понимаешь, Оля, мы тут фуршеты устраиваем, столы ставим вдоль стен… А потом у нас танцы. Фирменная черта наших с Лешей приемов. Когда к нам идут, все знают: будут танцы. У других-то просто нажираются или в баню ходят париться, а у нас кое-что оригинальное. Как в старину.
В квартире Лешки также имелась спальня с огромным сексодромом (превышающим Надеждин раза в полтора), гостевая, где он, по всей вероятности, оставлял спать друзей (то есть одного друга с подругой, если тут, конечно, не устраивались групповухи, чего вполне можно было ожидать), и комната, где Лешенька держал одежду. Невольно вспомнилась выставка платьев Екатерины Великой, на которой я в свое время была в Эрмитаже. Думаю, что все ее платья успешно уместились бы в этих шкафах и в них еще осталось бы свободное место.
Но меня волновало, в какой именно комнате Лешка сделал тайник: в спальне или здесь? Пол везде был паркетный. На его месте я называла бы «своей» комнатой именно спальню, хотя кто знает бывшего…
Удивило отсутствие прислуги. Я задала Надежде Георгиевне соответствующий вопрос.
– Они приучены не попадаться мне на глаза, – заявила свекровь. – Приходят только по зову. Когда ты сюда переедешь, я дам тебе личную горничную.
– Я не собираюсь сюда переезжать, – рявкнула я, не в силах сдержаться.
– Посмотрим, – сказала Надежда Георгиевна спокойным уверенным тоном.
Затем она предложила мне спуститься этажом ниже, и мы оказались в квартире, расположенной строго под Надеждиной. Эта была оборудована под офис. В нем трудились люди. Все, мимо кого мы проходили, вежливо с нами здоровались и тут же возвращались к своим делам.
Свекровь пояснила мне, что часть сотрудников компании работает в этих домах, часть – в главном офисе. Хотя вообще-то именно это место и является главным… Там – показуха, здесь – основная работа. Прислуга и охрана располагаются на первом этаже, там же готовят еду и сидит малая часть персонала компании. Самые доверенные – на третьем этаже, чуть менее – на втором.
– А где работает Леша? – уточнила я.
– На Неве, – сообщила Надежда Георгиевна, добавив, что намерена и меня посадить в том здании – особнячке, окна которого выходят на главную питерскую водную магистраль. Особнячок старинный, более чем презентабельный, лепной потолок, ангелочки, статуи, в общем – все, что нужно для поддержания соответствующего имиджа нефтяной компании.
Хочу отметить, что офисы в домах, принадлежащих Надежде Георгиевне, совсем не впечатляли. Если в свою и Лешкину квартиры она вбухала немалые средства, то на кабинеты персонала поскупилась. Конечно, никаких протечек не было, паркет под ногами не трещал и не скрипел, обои не пузырились, но… Я приняла бы этот офис за какую-нибудь заштатную торгово-закупочную контору, если бы не знала, кому он принадлежит.
– А вы сами здесь работаете? – уточнила я.
– Конечно, – как само собой разумеющееся заявила свекровь. – Я же сказала тебе, что здесь – работа, там – показуха.
«Теперь понятно, зачем тебе я», – пронеслась мысль. Вот только что ты намерена показывать? И кому? И что тебе на самом деле от меня надо?!
Секретаршей у Надежды Георгиевны оказалась сухая вобла неопределенного возраста, к которой, правда, свекровь относилась очень уважительно, что ей было несвойственно. Может, на самом деле хорошо выполняет свои обязанности? Или так предана Надежде? Редкостная стерва, собирающая сплетни на всех сотрудников и доносящая их начальнице?
Вобла принесла нам кофе с ничего не выражающим лицом, Надежда Георгиевна спросила у нее, кто звонил, и вобла четко, по-военному отчиталась. Ни одного лишнего слова, все в тему. Нужно отдать ей должное, дело свое знала, что было заметно даже моим невооруженным глазом.
– Куда меня на пятницу приглашают? – уточнила свекровь, выслушав отчет.
– Презентация в выставочном комплексе, – отчеканила вобла. – Автомобильный концерн проводит. Приглашают представителей всех нефтяных компаний, членов городского правительства, депутатов Законодательного собрания, журналистов. В приглашение фамилии не внесены. Оно на двух человек из нашей компании. Его следует предъявлять при входе.
Надежда Георгиевна задумалась на мгновение, потом приказала вобле нести приглашение, всучила его мне, извлекла из верхнего ящика стола две тысячи долларов, которые мне уже однажды предлагала, а также пачку визиток с логотипом «Алойла». С большим изумлением я увидела на них собственное имя. Там также значились номера телефонов, номер факса и электронной почты (не тот, которым я пользуюсь для связи с лесбиянками). К своему удивлению, я оказалась коммерческим директором «Алойла».
– Пойдешь на презентацию, – безапелляционно заявила мне Надежда Георгиевна. – Отдохнешь, с народом познакомишься. Надо тебя в люди выводить.
Я уже хотела ляпнуть, что никуда не пойду, но Надежда Георгиевна добавила с видом змеи-искусительницы:
– Неужели за две тысячи баксов не сходишь, Оленька? Тебе из них, конечно, нужно будет купить себе хорошенький деловой костюмчик… Я тебе уже давала адрес, где его тебе подберут. За такие бабки можно и наведаться, не так ли? Ты подумай, сколько тебе твоих «Страстей» надо написать, чтобы их заработать?
Я плевок проглотила, подумала: «А что я в самом деле теряю? Убудет от меня, что ли, на презентацию сходить? За такие бабки?» – решила, что такое посещение меня ни к чему не обязывает, надо воспринимать это просто как хорошо оплачиваемую разовую работу, бабки взяла, сунула их к Лешкиным, туда же убрала визитки и уточнила, будет ли меня кто-то сопровождать.
– Будет. Толик.
Свекровь нажала на какую-то кнопку, включила громкую связь и приказала таинственному Толику немедленно у нее нарисоваться. Секунд через двадцать в кабинете возник молодой человек – весь какой-то прилизанный, с зачесанными назад волосами, худой и высокий. Глаза у него были бесцветными и ничего не выражали. Мне он сразу не понравился. Возраст его я тоже определить не смогла: где-то между двадцатью пятью и тридцатью пятью. Хотя могла и ошибиться, причем в любую сторону.
Надежда Георгиевна предложила нам познакомиться, представив меня своей невесткой и новым коммерческим директором компании. Толик был представлен референтом Надежды Георгиевны. Я, кстати, до сих пор не знала, какую должность в «Алойле» придумала себе свекровь и придумала ли вообще какую-то. Она вполне могла тут быть серым кардиналом со своим собственным штатом, да и должность ее, по-моему, нисколько не интересовала. Надежду Георгиевну всегда интересовала власть, деньги, пожалуй, тоже. Но власть для нее была важнее.
– Толик подхватит тебя у какой-нибудь станции метро, – сказала мне Надежда Георгиевна. – Договоритесь сами. На презентации будет алкоголь, так что давай без машины. И нечего на твоей иномарке, – тут свекровь презрительно хмыкнула, – светиться. А Толик поедет на машине компании. Водитель вас потом развезет по домам. Толик, покажешь Оленьке всех, кого нужно.
Толик подобострастно кивнул.
– А ты, Оля, будь со всеми мила и приветлива, но поводов для более тесного знакомства не давай. У тебя с этими людьми могут быть только деловые отношения. Домой тебя повезет мой шофер. Ясно?
Толик закивал, я сказала одно слово: «Примерно». Надежда Георгиевна на мое слово никак не отреагировала, Толика отпустила после того, как он пообещал заехать за мной домой, что свекровь одобрила, посмотрела внимательно и заявила, что возлагает на меня большие надежды. В это мгновение зазвонил один из телефонов на столе. Надежда выслушала, что ей сказали (я не смогла уловить ни слова), кивнула, посмотрела на меня, повесила трубку, после чего отпустила с миром.
Мне было непонятно, зачем меня сегодня сюда приглашали. Хотели завлечь богатством? Танцевальным залом? Немыслимым количеством Лешкиных костюмов? Но неужели Надежда Георгиевна не понимает, что я за ее сына замуж снова не пойду ни за какие деньги? Пусть она хоть весь Петроградский район или даже Питер скупит с потрохами.
Но было любопытно. Что все-таки задумала Надежда Георгиевна?