Чернь и золото

38

— Капитан…

Тальрик оторвался от донесений — агенты в преддверии главных событий все равно почти ничего нового не могли сообщить. Он знал рекефовцев, которые сидели над бумагами всю свою жизнь, но сам любил осуществлять планы собственными руками.

— Майор Годран. — Отдание чести было простой формальностью — они оба знали, кто тут командует.

— Ночь прошла спокойно, — доложил тот. — Никакого движения.

«Этот ни о чем не догадывается, — подумал Тальрик. — Будем надеяться, что Стенвольд Вершитель окажется сообразительнее. В противном случае он не успеет остановить нас — впрочем, все к лучшему».

— Хотите, чтобы я удвоил караулы на эту ночь?

Тальрик задумался. Равновесие было неустойчивым, но и руки он себе связывать не хотел.

— Нет, — решил он. — Это значило бы оповестить людей Стенвольда о наших намерениях. Пока он ничего не предпринимает, будем держаться скрытно. — Армейский офицер Годран был придан Рекефу еще во время Двенадцатилетней войны, и его надежность не вызывала сомнений. — Ваши люди готовы выступить?

— В любое время. Ребята измаялись от безделья и рвутся в бой.

— Ну, боем это вряд ли можно назвать… скорее побоище.

Годран, которого такие тонкости не волновали, пожал плечами. Волновали ли они самого Тальрика? Торопливое «нет», которым он ответил себе, прозвучало как-то неубедительно.

«Будем честными, — добавил он мысленно. — Не важно, нравится это мне или нет. Все решает Империя».

Горе выжгло в Чи все прочие чувства. Как только Ахей опустился, она бросилась на него с мечом и убила бы, не увернись он в последний момент. Он обхватил ее руками и стал что-то кричать, но она не понимала ни слова и бешено вырывалась. Видя, что высвободить меч не удастся, она двинула его кулаком в челюсть, как раньше Тальрика.

Ахей покачнулся, и она нависла над ним, как смерть.

— Чи! — завопил он тогда. — Смотри!

Она инстинктивно повиновалась, и меч выпал из ее онемевших пальцев.

Мертвец, в котором торчала стрела, был… не Тото. Чужим было все: лицо, фигура, одежда — даже меч Тото, скованный в Коллегиуме, преобразился в незнакомый тонкий клинок.

Перед ней лежала средних лет арахнидка — возраст у этой расы определялся трудно, как и у номов. Остекленевшие глаза смотрели в небо, застывшие черты будто в насмешку выражали ту же решимость, которую Чи так часто видела на лице Тото.

— Шпионка? — У Чи, видевшей вблизи лицо мнимого Больвина, не осталось сомнений. — Молот и клещи! Ты знал… но откуда? — Опять магия, не иначе. — Говори: знал?

— Да, знал… и обманывал тебя — на свой лад.

— Как это — на свой лад?

— После Даракиона я понял, что… что люблю тебя. — «Признался в этом себе самому», — мысленно добавил Ахей. — И что Тото — мой соперник. Он меня ненавидел и не скрывал этого, а я… хотел его посрамить.

— Соперник? — ахнула Чи. — Тото?

— Да, это так.

Воспоминания подсказывали, что Ахей, вероятно, прав… она сама давно услышала бы об этом, если бы соизволила выслушать.

— Как-то ночью, пока он нес караул, я порылся в его котомке и нашел там письмо. — Ахей быстро обшарил тело убитой и протянул Чи листок.

Дорогая Чируэлл, прости меня!

Я всегда считал себя храбрым, но это письмо говорит о другом. Когда подумаешь обо мне, вспомни, что я за тебя боролся. Шел по твоему следу до самой Минны — они все шли, но не забывай, что я тоже был среди них. И убивал осоидов во дворце.

Жаль, что я не мог сделать для тебя большего. Я с радостью отдал бы все, что имею, но понял, что это тебе ни к чему. Зачем тебе человек без будущего? Смешанная кровь никогда не позволит мне достичь высокого положения — я и в нашей команде занимал самое последнее место. Неуклюжий мастеровой, вот я кто.

Я еще в Коллегии тебя полюбил, но молчал, потому что трусил признаться. Тяжко жить с таким бременем — это даже хорошо, что ты сняла его наконец.

Я люблю тебя по-прежнему и надеюсь, что ты вспомнишь обо мне с нежностью. Дяде твоему я буду и впредь помогать. Когда ты прочтешь это, я буду уже на пути в Тарк вместе с Сальмой. Верю, что когда-нибудь мы увидимся. Не сердись на Кенис за то, что позволила мне уйти. Так лучше для всех. Прости мне эту последнюю рукописную трусость — у меня не хватило духу сказать тебе это вслух.

Твой Т.

— Прочитав это, я решил, что он передумал и не пошел в Тарк, — сказал Ахей. — Потом мне показалось странным, что он сохранил письмо… а в Минне был разговор о шпионе, меняющем лица — мы, номы, тоже знаем о существовании этого ордена. Вот я и подумал: что, если это письмо, оставленное одним, нашел кто-то другой? Твой друг ушел, но замена ему нашлась так быстро, что и спохватиться никто не успел. Та женщина, наш проводник, ни с кем не простилась. Я тогда счел, что для неотесанных миннцев это дело обычное, но если бы письмо нашла она, мы бы никогда не узнали, что Тото нас покинул — и думали бы, что миннка просто ушла домой.

— Ты не мог знать. Не мог быть уверен.

— Были еще два обстоятельства, которые укрепили мою уверенность. Куда, спрашивается, делся его арбалет? Ответ прост: если под его личиной в самом деле скрывался шпион, то с арбалетом он управлялся бы не лучше, чем я. А потом я увидел, как он тебя держит.

— Держит меня?

— Он… то есть она… прикрывалась тобой, чтобы моя стрела попала в тебя, а не в нее. Человек, написавший это письмо, никогда так не поступил бы.

По щекам Чи текли слезы, губы тряслись.

— Прости, — пробормотал ном. — Плохую службу я тебе сослужил.

Она могла бы возненавидеть его за это… могла бы воздвигнуть в душе светлый образ отсутствующего Тото. Так она искупила бы свое безразличие, заставившее ее друга так жестоко страдать.

— Иди ко мне, — прошептала она, раскрыв Ахею объятия.

Магия требовала сосредоточенности, а сосредоточиться мешала нестерпимая боль. Когда стрела вошла в тело, Сцилис — вернее, Сцилла — растеряла все свои маски и рухнула наземь в собственном облике. В тот страшный миг ее хватило только на то, чтобы притвориться мертвой.

Она ждала, что ном прикончит ее, но он думал лишь об этом проклятом письме. Пока они вдвоем разыгрывали свою мелодраму, она тоже даром времени не теряла.

Она и прежде бывала ранена, но так тяжело никогда. Раньше ей всегда удавалось блокировать боль. Песок в ее часах бежал быстро: ном не дурак и рано или поздно проверит, в самом ли деле она мертва.

Отчаянное усилие, которое она сделала, едва не довершило работу стрелы. Наконечник внутри повернулся, но Сцилла уже совершила задуманное и сбросила с себя кожу. Если бы эти стоявшие в обнимку глупцы хоть на миг оглянулись, то увидели бы двух мертвых женщин, и игра была бы проиграна.

На магию сил уже недостало, но Наследие оставалось при ней. Она прибегала к нему редко, лишь в крайнем случае, но в молодости потратила немало часов на глубокие медитации.

Когда она призвала его, свет стал уходить. Она сливалась с землей и камнем. Древнее охотничье искусство мимикрии сейчас спасало ей жизнь. Двое юнцов, оторвавшись наконец друг от друга, увидели всего один труп.

Все еще могло закончиться неудачей — если бы ном вздумал перерезать горло манекена кинжалом, плоть под лезвием расплылась бы, как туман. Но он остался верен своим корням: пустил еще одну стрелу в иллюзорный лоб, и все тут.

Мушидку Марре она убила, чтобы убрать номов с дороги и оставить Стенвольду лишь жалкие ошметки отряда Скуто. Она то появлялась, то исчезала снова — никто из них не задавался вопросом, где находится в это время усердный, туповатый Тото. Убить вдобавок племянницу старика казалось достаточно простым делом. Рыдающий Тото принес бы Стенвольду страшную весть, и вся вина опять легла бы на номов.

Поднимаясь на ноги, она не знала, останется ли в живых. Все ее мастерство уходило на борьбу с болью, а Геллерон был далеко.

Но если она все-таки доберется туда, то найдет Тальрика и насладится последним мщением. Стенвольд разгадал тайну осоидов: он сам так сказал, и она ему верила. Она предупредит Тальрика и обеспечит шайке Стенвольда достойный прием.

Эту ночь они, как и две предыдущих, провели без огня. Двое спящих прижимались друг к другу, караульщик трясся от холода.

Тото, догнав их, ограничился самыми краткими объяснениями, и Сальма не стал придираться. Он, как видно, кое о чем догадывался — может, и обо всем. Не так легко скрыть что-то от Сальмы.

До Тарка осталось меньше недели пути, и на большой дороге, по которой они шли до сих пор, стали слышны тревожные вести. Солдаты, в которых бывалые путешественники распознали имперских осоидов, всех заворачивали назад, а те, кто шел из Тарка, видели на горизонте облако пыли от войска, пересекающего Сухую Клешню. Один мушид, не иначе контрабандист, следовал тем же путем и рассказал кое-какие подробности. Солдат там видимо-невидимо, говорил он, а еще — воздушные отряды осоидов и мушидов, вьючные обозы, транспортные и боевые машины. Ведет их через пустыню целый клан скорпи.

До встречи с этим очевидцем предсказания Стенвольда казались им не слишком реальными, но теперь оставалось только гадать, придут они в Тарк раньше осоидов, после них или вместе с ними. Вражеские разведчики скорее всего загодя перекроют все пути к городу.

— Это же безумие — воевать с муравинами, — сомневался Тото. — Все знают, какие они бойцы.

— Осоидам не впервой, — возражал ему Сальма. — Они замяли муравинский город Майнес близ нашей границы и использовали его для атаки на нас. Они кого хочешь одолеют, даже и муравинов.

На следующий день они увидели имперских солдат вблизи. Патруль из шести человек, поочередно круживших в воздухе, перекрывал мост.

— Эй, жуканчик, — процедила Скрилл, обращаясь к Тото. — Летун ты, конечно, никакой — плавать-то хотя бы умеешь?

— Немного. Реку вряд ли переплыву.

— А если держаться за что-нибудь?

Тото неуверенно кивнул.

— Заслон поставлен против грузов, до людей им нет дела. Мы-то с его светлостью можем перелететь где угодно, а вот ты… Раз мост навели здесь, значит, здесь и надо переправляться, понял?

Тото и Скрилл связали плотик, чтобы погрузить на него котомки.

— Я полечу с тобой, — сказала она, — а с его светлостью встретимся на той стороне.

Сальма без лишних слов обнажил меч, взвился и улетел.

Ночью, когда на обоих концах моста зажгли факелы, а посередине, в перевернутом щите, развели костер, голый до пояса Тото двинулся к берегу с плотом на плечах. Башмаки, связанные шнурками, висели на шее. Скрилл пронеслась мимо, как ночной дух.

Тото тихо спустил плот на воду. Река медленно струилась в сторону моста. Ни Скрилл, ни чего-то другого он в темноте не видел, видел только огни на мосту.

Дно ушло из-под ног. Толкая перед собой плот, Тото проплыл под мостом. Сверху слышались тихие голоса осоидов. Выплыв из тени моста, он оказался на середине реки, но свет костра не доставал до него.

Другой берег близился, все было тихо, и Тото отважился оглянуться через плечо.

Осоид, стоя у перил, смотрел в его сторону — еще немного, и он разглядит темную массу, плывущую по воде.

Но тут солдата, как видно, ужалил комар. Хлопнув себя по шее, он что-то сказал остальным и вдруг упал без сознания.

Тото отвернулся и вовсю заработал ногами. Скрилл, внезапно возникшая перед ним, убрала под плащ длинную трубку. Наследие позволяло ей стоять на воде, как моряк на палубе.

Они вместе втащили на берег плот. Трое осоидов с мечами наголо выписывали круги над мостом, прочие смотрели на небо.

Дорога была свободна до самого Тарка; Тото надеялся, что Стенвольд, Чи и другие будут столь же удачливы.

— Так где же настоящий Тото? — нарушил тишину Стенвольд, выслушав рассказ Чи.

— Он пишет, что ушел с Сальмой — будем надеяться, что это действительно так. Подождем известий из Тарка.

— Что ж делать, придется.

— Да все у него хорошо будет! — воскликнул Скуто. — Чего носы повесили — не рады, что избавились от шпиона? Теперь можешь говорить смело, шеф. Давай-ка поквитаемся с ними!

— Но у меня ничего не вышло, — заметил Ахей. — Провидцы заняли выжидательную позицию.

— Думаю, ждать им недолго, — со странным блеском в глазах заявил Стенвольд. — Сейчас узнаете почему. Ахей…

— Да?

— Как только я закончу, ты помчишься в Торн как стрела и все перескажешь Провидцам. Это, надеюсь, выведет их из задумчивости.

Стенвольд встал перед своей маленькой аудиторией — словно лектор в Великой Коллегии, с болью и нежностью подумали Чи и Таниса.

— Осоиды здесь не для того, чтобы брать Геллерон — пока еще нет. Задача у них покрупнее: взять все Нижние Земли разом. Наша беда в том, что мы мыслим не по-имперски и видим войну как взятие одного города за другим; они мыслят иначе и спешат предотвратить возможное объединение нижнеземцев. А теперь, Скуто, расскажи мне о железной дороге.

— Что ты хочешь знать, шеф?

— Когда пойдет первый поезд.

— Ну… через неделю примерно.

— А когда все будет готово?

— Локомотив хоть сейчас готов ехать. «Гордость» называется — прелесть что за машина. Как последнее звено уложат, так и поедет.

— И сколько же народу может поднять твоя «Гордость»?

— Это последняя разработка инженеров Коллегии. Может свезти человек пятьсот… тебе как, только пассажиров считать или грузовые вагоны тоже?

— Значит, если набить каждый вагон под завязку, в них поместится… — подсчитал в уме Стенвольд, — две или две с половиной тысячи. Осоиды доедут до Коллегиума… да, до Коллегиума, вы не ослышались… окажутся в самой его середке, займут Ассамблею, Коллегию. Только этот город способен объединить Нижние Земли, только там проявляют терпимость ко всем народам и расам. Осоиды, заполучив «Гордость», возьмут его с такой быстротой, что союзники не успеют и ахнуть. Курьер-мушид, даже посланный в этот самый момент, локомотив не обгонит — вовремя поспеет разве что летательный аппарат, но Ассамблея все равно будет дебатировать до самого прибытия поезда.

— Треклятые рельсы! — плюнул Скуто. — Что же нам делать, шеф?

— Уничтожить локомотив, — тяжело вздохнул Стенвольд.

Воцарилось молчание. Если враг узнает, что это сделали геллеронцы, репрессии неминуемы.

Скуто переводил взгляд с одного лица на другое.

— Полагаю, ты хорошо все обдумал, шеф, — сказал он, получив неохотное согласие всех бойцов до единого. — Вряд ли кому-то из нас это нравится, но Коллегиуму мы все чем-нибудь да обязаны, кое-кто и в Коллегии поучился. Пришло время расплачиваться.

— Теперь я понял, зачем ты отправляешь меня домой, — вставил Ахей.

— Да. Скажи торнским Провидцам, что Стенвольд Вершитель хочет взорвать железную дорогу вместе с локомотивом и просит их помощи. Улетай немедленно и жди нас со своими людьми к югу от депо, как стемнеет.

Ахей поклонился Стенвольду, пожал руку Чи.

— Если никого не будет, я прилечу один, — сказал он и вылетел в потолочный люк.

Сумерки застали всех в тяжелом расположении духа. У запасливого Скуто нашлось и оружие, и доспехи. Стенвольд, облачившись в кожаную робу механика, повесил за спину арбалет, а на пояс — мешочек с гранатами. Скуто, все в тех же искореженных латах, вооружился новеньким репетиром; на его колючках болтались запасные обоймы.

Тизамон остался в своем дублете, почти не пострадавшем за долгую боевую историю. Танисе он подобрал такой же и теперь протыкал шилом дырки, подгоняя его по фигуре. «Она больше не моя, — думал Стенвольд, глядя на приемную дочь, — но и Тизамон ее не получит. Отныне она следует собственным курсом».

И Чируэлл, родная его кровь, тоже повзрослела за время своего плена. На ней такой же кожаный костюм, как на дяде, на поясе комплект инструментов и меч. В шлеме, с защитными очками на лбу, ее и узнать-то трудно.

Остальные тоже приготовились к вылазке. Балкус, довольно хорошо знакомый Стенвольду, был скорее солдатом-наемником, чем агентом разведки, но Скуто он почитал и к своим обязанностям относился серьезно. Ракка всегда помнил о том, что правой руки его лишило имперское правосудие. Сперра помимо арбалета прихватила и санитарную сумку. Позади в разномастных доспехах стояли жуканы, мушиды, муравины и один полукровка — все, что осталось от городской армии Скуто. Самопал в руках одного жукана был заряжен шрапнелью, его соплеменник разжился почти полными доспехами и боевым топором городского стражника. Военными навыками они владели ничуть не хуже любого солдата-осоида.

— Кажись, все готово, шеф, — сказал Скуто.

Вся дальнейшая судьба Коллегиума зависела от их сегодняшнего успеха.

— Вперед! — скомандовал Стенвольд.

Вблизи от полотна железной дороги стал слышен грохот машин, неустанно сокращающих прогал между двумя участками, коллегиумским и геллеронским. Похоже, им осталось совсем немного: «Гордость» могла отправиться в путь уже через пару дней.

Первый рейс локомотива стал бы поистине революционным событием, чреватым всеми благами и пороками технического прогресса — но он не состоится, если отряд Стенвольда сумеет ему помешать. К этому решению Стенвольда привела непогрешимая логика.

«Гордость» стояла на запасном пути под навесом, защищавшем ее от осадков. Локомотив чуть меньших размеров мог бы поместиться в депо, но чистить и обслуживать «Гордость» было допустимо лишь на открытом пространстве. Громадная, с серебряным орнаментом, она походила на грандиозную пушку. Двигателя новейшей модели под названием «молния» Стенвольд ни разу не видел и ничего об его устройстве не знал; взорвать его должен был чуть более сведущий Скуто. Вся машина, двадцати футов в длину, была оплетена трубами, на крыше поблескивал пятифутовый громоотвод. Кабина машиниста помещалась позади двигателя, и Стенвольд даже не представлял себе, какими приборами она снабжена.

Никакой охраны не было видно, но на машинном дворе, то есть в широченной ямине двадцатифутовой глубины, забитой кучами шлака, времянками и разными механизмами, вполне могло укрыться с дюжину часовых.

Стенвольд знал, что без его команды никто не двинется с места, но после этой команды он ничего уже не сможет остановить или изменить. Операция станет подобна летательной машине в руках неопытного пилота, и не его, Стенвольда, воля будет определять, упадет она или удержится в воздухе.

Он просто не мог себя заставить произнести эти решающие слова, а миг спустя Сперра предупредила:

— Воздух!