Черные ножи

Глава 13

— Навались, Димка, едрить через колоду!

Я тут же помог Васютину воткнуть вторую передачу — рычаг был жестким, и он никак не мог справиться в одиночку, и танк едва-едва тронулся с места, меся грязный снег траками, а я рухнул обратно на место радиста-пулеметчика справа спереди. Васютин, прикусив усы, тут же с огромным усилием отжал бортовой фрикцион, остановив вращение левой гусеницы. Вторая гусеница вращалась, как и прежде, и танк начал круто разворачиваться на месте, пока не занял нужное положение.

Дизельный мотор на морозе громко рычал, чихал и издавал целую череду оглушающих с непривычки звуков, выпуская в воздух черный дым. V-образный двенадцатицилиндровый двигатель В-2–34 имел пять сотен лошадиных сил и являлся глубокой модернизацией старого двигателя М-17, советского лицензионного аналога немецкого авиационного двигателя BMW-VI. Все это рассказал мне еще Корякин на заводе, он разбирался в моторах, они были его страстью.

— Вперед, двинули! — проорал приказ Евсюков — командир группы заводских испытателей, — крепкий мужчина средних лет с могучими плечами и лицом, испещренным многочисленными следами от оспы. — На предельной скорости. Ориентир — сосна!

Васютин высунул голову из люка водителя-механика, пытаясь хоть как-то разобрать дорогу, чуть прикрыв глаза от ледяного ветра, бьющего прямо в лицо, и мы, наконец, двинулись с места.

Полоса препятствий, длинной в несколько километров, которую нам предстояло преодолеть, выглядела внушительно: несколько рвов, косогоры, подъемы и спуски, «змейка», ряд поваленных деревьев, большой кусок пересеченной местности, занесенной снегом, имитация минного поля и противотанковый ров, глубина которого была не меньше двух метров. Все это осложнялось частичной дымовой завесой. И все бы ничего, но время было ограничено, скорость движения должна была быть не ниже определенной, плюс требовалось отстреляться болванками с нескольких контрольных точек, а нас в экипаже было лишь трое вместо четырех: командир танка — Евсюков, водитель-механик Васютин, и я, совмещавший функции заряжающего и пулеметчика-радиста, последнего тут называли просто — «балластом». Радиостанция присутствовало лишь на командирских танках, танковое переговорное устройство ТПУ — оказалось слабым, а стрелять из курсового пулемета было неудобно — обзор и сектор обстрела практически отсутствовали. Так что полезность радиста была сомнительной, и главной моей задачей была помощь мехводу при переключении коробки передач. Не будь меня, Васютину пришлось бы бить по рычагу специальной деревянной колотушкой, но на этом терялось ценное время, да и делать это каждый раз жутко неудобно.

И все же Т-34 был хорошей машиной для своего времени. Сегодня испытывали образец с новой литой шестиугольной башней. Она выглядела солидно: без привычных выступов, крупнее и, судя по всему, проще в изготовлении. Да и места для экипажа было чуть больше, чем в старой башне.

«Нет английской рациональности, нет американского комфорта. Ничего нет, если подумать. Но есть нечто такое, что сделало Т-34 одним из лучших танков мира. Простота оружия, что ли. Т-34 — машина для реального боя» — так позже говорили об этом легендарном танке, когда было с чем сравнить. Сейчас же этот средний танк был необходим фронту, как глоток свежего воздуха, но, несмотря на безостановочное производство, постоянно шли и работы по модернизации.

В команде я оказался совершенно случайным образом. Изначально по прибытию на полигон я попал в ремонтную бригаду, как и все остальные рабочие, и мы занялись привычным делом — меняли полетевшие запчасти на испытуемых танках. Вне заводских условий проделать это было крайне сложной задачей. Конечно, тут имелся гаражный комплекс, но некоторые вещи поменять было проблематично. Впрочем, от нас и не требовали невозможного. Местное начальство и само прекрасно понимало технические возможности полигона. Вышедшие из строя машины проще было погрузить на платформу автопоезда и отправить обратно на завод — в распоряжении полигона имелся войсковой седельный тягач модель 604 небольшой американской компании Federal, несколько штук которых были поставлены в СССР по ленд-лизу. Но то, что чинилось на месте, мы обязаны были вернуть в строй своими силами — для этого мы тут и находились.

Первые два дня я и занимался знакомой работой, разве что лица членов рембригады были другими, непривычными. Расселили нас во временном бараке на пятьдесят человек, отапливаемом парой печек-буржуек. Кормили обильно три раза в день: завтрак, обед и ужин. Хлеба выдавали больше нормы, но и сил я тратил несравненно больше, еще и из-за того, что основную часть дня приходилось проводить на открытом воздухе, а зима все так же свирепствовала.

Совсем недавно, буквально на днях, в декабре 1942 года постановлением Государственного Комитета Обороны и приказом Народного комиссара обороны было создано Управление командующего бронетанковыми и механизированными войсками, а так же Военный совет бронетанковых и механизированных войск с подчинением им всех частей по ремонту бронетанковой техники. Обычно в составе колон, в хвосте и двигались роты по ремонту танков, устранявшие мелкие поломки, чинившие технику прямо, что называется, на ходу. Так что, большинство из тех, кто трудился сейчас на полигоне, в дальнейшем будут приписаны к одной из ремонтных бригад — с их опытом там они будут приняты с распростертыми объятиями. Но я себе такой участи не желал, мои амбиции простирались гораздо дальше.

А на третий день на полигон прибыла комиссия во главе с тем самым человеком в кожаном пальто из наркомата Танковой промышленности, которого я уже видел в автобусе по пути на полигон. Помимо него в комиссии было несколько инженеров, сотрудник НКВД с завода, еще какие-то непонятные люди и даже штатный фотограф. В этот-то момент и случился форс-мажор. Сразу два члена испытательной группы выбыли из строя. Первый неудачно поскользнулся и сломал ногу, а второй слег в бараке с температурой за сорок, и при всем желании, ничем не мог помочь. Можно было привезти с завода замену, но это означало бы потерю времени.

Тогда-то я и сунулся на глаза Евсюкову, которого крепко зауважал за эти пару дней. Был он человек прямой и понятный, отличный специалист.

— Я могу побыть «балластом»! Там делов-то — помогать передачи втыкать!

Евсюков оглядел меня с ног до головы оценивающим взглядом и кивнул.

— Надень шлемофон, а то оглохнешь ненароком…

В принципе, ничего особенного в такой экстренной замене не было, роль стрелка-радиста, он же пулеметчик-радист мог исполнить любой рабочий — комиссия будет оценивать ходовые качества изделия, а отработка мишеней сегодня не была ключевым моментом. Так что Евсюков ничего не терял, заменив одного человека другим. Разве что опыта у меня было, с его точки зрения, существенно меньше, в силу возраста, но тут особый опыт и не требовался — лишь дави в нужный момент изо всех сил на рычаг переключения скоростей и дело в шляпе.

И вот теперь мы мчали по полигону в направлении первого испытания. Впрочем, «мчали» — это громко сказано. По техническим характеристикам максимальная скорость машины по шоссе составляла пятьдесят четыре километра в час, а по пересеченной местности — тридцать шесть. Но одно дело ТХ, а другое дело — реальность. Да еще зимой, да на морозе в минус двадцать пять. Тут завелись, и слава богу! Так что двигались мы существенно медленнее, не плелись, конечно, но и до заявленной скорости в тридцать шесть километров в час было далеко.

С места Васютина, по его словам, было видно только небо и землю, поэтому путь указывал командир, у которого обзор из башни был существенно лучше. Но даже если кричать очень громко, то услышать ничего не возможно, так что в танке действовала своеобразная «ножная связь». Перегородка между механиком и командиром отсутствовала, и Евсюков, при необходимости подсказывал сапогом, куда рулить. Ткнется носком в левое плечо — поворачивай налево, в правое — направо, а коснется макушки — стой на месте! Как говорится, «голь на выдумки хитра». Насколько я знал, потом все эти недостатки устранят, и передатчик нормальный поставят, и коробку сменят с четырехступенчатой на пятиступенчатую, где передачи уже сможет легко переключать сам водитель без посторонней помощи… но до выхода модификации Т-34–85 оставалась еще пара лет.

Благо, первый задымленный участок пролегал по равнинной части полигона, а замерзшая земля играла нам на руку — промчались легко, как лодка по волнам.

— Третью врубай, — приказал мехвод, и почти тут же: — Четвертую!

Комиссия расположилась на пригорке чуть в стороне, там устроили наблюдательный пункт. Там, среди прибывших, присутствовал и начальник полигона Семипалов Юрий Петрович, который был ответственным за то, чтобы полоса была подготовлена в срок.

— Если застрянем, позору не оберемся! — проорал Васютин.

Но пока танк двигался уверенно. Потряхивало, конечно, знатно, копчик я отбил себе за первые пять минут, но это дело терпимое, переживу.

Мы приближались к первому косогору. Тридцать шесть градусов подъема танк должен был брать по ТХ, но опять же… лучше не испытывать на максимум, погода не та. Благо, склон искусственно насыпанного холма был явно не столь крут.

— Третью!

Танк справился. В один миг мне показалось, что сейчас встанем, но все же закатились на вершину, там Евсюков коротко осмотрелся и приказал двигаться на следующий ориентир — снежный занос в овраге внизу. Его глубина в теории должна была быть метра полтора.

— Вторую!

Спустились со склона удачно, не развернуло, не покатило, чуть уткнулись носом прямо в занос, но тут же пропахали огромный сугроб, выравнивая машину. Проехав с десяток метров, Васютин остановил танк.

— Буров, — скорее догадался, чем услышал я приказ Евсюкова, — заряжай!

Перебираться назад, несмотря на отсутствие перегородки, было очень неудобно. Внутри танка оказалось жутко тесно, места не хватало, но я ужом вывинтился из кресла, и тут же выбрался назад, на позицию заряжающего.

С трудом сняв болванку с бортовых креплений — она оказалась на редкость тяжелой, я вставил ее в казенную часть орудия, которая располагалась достаточно близко к кормовому листу башни, отчего проделать нужную задачу было затруднительно. Я изрядно приложился передней частью болванки о казенник.

Командир между тем стремительно вращал рукоятку маховика, поворачивая башню в нужную сторону и сверяясь с телескопическим прицелом, служащим для стрельбы прямой наводкой. Наконец, он довольно кивнул и, скомандовав:

— Огонь! — нажал рукой на лапку рычага ручного спуска пушки.

Бахнуло так, что уши заложило, несмотря на шлемофон. Я открыл рот, пытаясь восстановить слух, а из открытого затвора орудия запахло пороховыми газами так, что я закашлялся, а в глазах заслезилось. Благо крышка верхнего башенного люка была предусмотрительно приоткрыта, иначе и задохнуться недолго.

— Перезарядить!

Отработанная гильза выбросилась внутрь танка, я схватил ее руками, и даже через варежки почувствовал, какая она горячая. Тут же вдвоем с командиром выкинули ее через верхний люк. Звякнув разок о внешнюю броню, гильза отлетела в сторону. Евсюков то и дело протирал свои глаза руками. Кажется, ему тоже изрядно досталось.

Командир, тем временем, уже выкрутил пушку в прежнее состояние и, как только мы избавились от гильзы, жестом указал мне, чтобы я возвращался на свое место — в помощь Васютину. Судя по его недовольному выражению лица, мишень мы не поразили. Едва я пролез вперед и опустился на свое место, мехвод прорычал:

— Вторая!

Я тут же навалился всем телом на рычаг и выставил его в нужное положение. Танк зашевелился и начал набирать скорость. Дальше шла змейка — нужно было объезжать вбитые в землю высокие колья с прикрепленными сверху красными флажками, — с этим мы справились на «ура», не сбив ни одного колышка, потом еще один косогор, на который так же взобрались без проблем, «минное поле» опять заволокло черным дымом, слева и справа что-то взрывалось, но мы не обращали на это внимания — имитация, которая не причинит нам ни малейшего вреда, а значит — плевать.

Второй раз выстрелили из пушки более удачно. Остановившись на полминуты, Евсюков прицелился, я зарядил. Выстрел. Болванка пробила фанерный домик насквозь и унеслась куда-то вдаль.

— Цель поражена! — довольно выкрикнул Васютин, высунувшись из переднего люка.

Но нашему командиру совсем поплохело. Первый выстрел не прошел бесследно, и все газы достались Евсюкову. Из его воспаленных красных глаз непрестанно лились слезы, и чем больше он тер глаза, тем хуже ему становилось. Но следующий ориентир он дал:

— Поваленные деревья!

Еловые стволы были специально свезены в одно место и свалены в кучу. Некоторые торчали вверх, другие лежали горизонтально. Требовалось преодолеть препятствие, не повредив машину. По-хорошему, лучше бы было проводить испытание в реальном подлеске, где есть и дубы, и сосны, и пихты. Все деревья имели разный диаметр, и если какие-то стволы ломались легко, то другие являлись непреодолимым препятствием даже для тридцатитонного танка.

Тут уже класс показал Васютин, он так филигранно провел танк через препятствие, что умудрился пробраться на другую сторону за рекордное время. Деревья трещали и ломались под траками, но главное, машина уцелела.

Большая часть полосы была уже позади, и из расчетного времени мы не выбились, даже немного опережали график. Но Евсюков окончательно выбыл из строя. Остановить же испытание значило провалить его. И все это понимали.

— Слушай приказ, Буров, — командир притянул меня к себе и закричал прямо в ухо. — Займешь мое место! Как целиться, знаешь?

Конечно, я это прекрасно знал, вот только Димка не должен был обладать подобными умениями. Неоткуда им было взяться у шестнадцатилетнего парня. Но, надеюсь, что на это никто после не обратит внимания.

Я кивнул. Потом понял, что Евсюков видит сейчас только полуразмытые тени, и громко ответил:

— Так точно!

— Вот и молодец. А я буду заряжать. На ощупь справлюсь. Нам нужно преодолеть два холма по очереди, на втором остановиться и поразить пять мишеней… или хотя бы попытаться их поразить. После чего вернуться в точку старта. Задача ясна?

— Совершенно!

— Приступать к исполнению!

Я высунулся из верхнего люка, быстро оценив диспозицию. Холмы были в полукилометре по прямой, один за другим. Не потеряться.

Я слегка ткнул носком в спину Васютина, он, кряхтя, практически лег на рычаг, и все же воткнул вторую передачу. Танк медленно тронулся с места. Я сидел на откидном командирском месте, вцепившись руками в переборку и надеясь не слететь. Евсюков все тер и тер глаза. Ему бы их промыть водой или хотя бы снегом, а то можно и зрения ненароком лишишься. Но я понимал, что пока мы не выполним задачу, ни о какой остановке и речи идти не может. Командир не позволит.

Первый холм мы прошли без проблем, а когда вскарабкались на второй, настало мое время.

Стрелять из танка — особое искусство, особенно на такой древней машине, как Т-34. Тут, конечно, имеются и телескопический прицел ТМДФ-7, и перископический панорамный прицел ПТ-4–7, но все равно, стрелять мне пришлось практически на удачу.

Найдя взглядом первую мишень, до которой было метров пятьсот, я крутанул штурвалы горизонтальной и вертикальной наводки и посадил пенек прицельной марки точно в середину щита.

— Выстрел!

Мимо! Черт подери! Болванка ударилась в землю шагах в десяти левее от мишени, отскочила и упала чуть дальше.

— Промазал? — догадался Евсюков. — Не страшно, выцеливай вторую!

Клацнул затвор.

К следующему выстрелу я учел все нюансы, внеся поправки на глаз. Потом мысленно пожелал себе удачи, и сам же послал себя к черту!

— Выстрел!

Деревянную мишень снесло с места и откинуло на несколько шагов назад.

— Есть попадание!

Евсюков радостно засмеялся, Васютин со своего места показал большой палец, а я уже наводил орудие на следующую мишень.

— Выстрел! Попадание!

Четвертая мишень.

— Выстрел! Попал!

Пятая мишень.

— Выстрел. Цель поражена!

И командир танка, и мехвод молчали непозволительно долго, целых десять секунд. Потом Евсюков спросил голосом, от которого мурашки побежали по коже:

— Да кто ты такой, пацан? Танковый бог?..