Черный хлеб

4. СПАСЕНИЕ

Увидев Тухтара, волки неохотно отбежали от девушки. Он ринулся на них, замахиваясь косой. Звери отпрыгнули в сторону и трусливо бросились наутек. Быстро перебежали овраг, нырнули в рожь.

Тухтар несколько раз погрозил им кулаком и склонился над девушкой.

— Это ты, Сэлиме? — изумился он.

Девушка не ответила. Ее побледневшие губы часто вздрагивали, правая щека дергалась, выбившиеся из-под платка перепутанные пряди темно-русых волос прилипли к влажному лбу. Глаза смотрели тускло, зрачки их были сильно расширены.

Сэлиме поднялась с помощью Тухтара с земли.

Он стал ласково уговаривать ее:

— Ну чего ты боишься, успокойся…

— А волки? Где они?

— Говорю же, не бойся. Прогнал я их. За тебя испугался, не побежал за ними. А то бы отведали моей косы. Ну чего, чего ты? Не придут они больше.

— Тухтар?.. Это ты, Тухтар? — Глаза Сэлиме прояснели.

— Ну, а кто же еще? Конечно, я. Иль не узнала?

— Ох, узнала… Теперь узнала… — Рука девушки доверчиво прикоснулась к его плечу. — Это всемогущий Пюлех послал тебя ко мне. Думала, умру от страха.

Она оправила фартук, платье, убрала со лба волосы, вытерла ладонью лицо.

— Ты себе лицо испачкала, — шутливо заметил Тухтар.

Она вспомнила про свои грязные руки и смущенно посмотрела на парня. Вдруг глаза ее стали удивленными.

— Ты что? — встревожился он и огляделся по сторонам.

— Постой, постой-ка… — ответила она, не отводя внимательного взгляда. — Что это на тебе? Пиджак?

— Разве плохой?

— Нет, очень хороший… Просто загляденье! — Она провела ладонью по рукаву. — Такие, наверно, только барские дети носят. А почему ты в таком? Чей он?

Тухтар улыбнулся.

— Как чей? Известное дело — коль на мне, значит, мой.

— Ой, ой, ой! Так я тебе и поверила. Такой вещи не найдешь и на буинском базаре. А если и отыщешь, то знаешь, сколько денег за него отвалить нужно? Чей же он? А? Скажешь мне?

— Ладно, ладно… В другой раз как-нибудь расскажу, — уклончиво пообещал Тухтар и стал расспрашивать о волках.

— Ой! И вспоминать жутко. Просто не верится, что все так хорошо обошлось. Но как ты здесь очутился? Иль ты знал, куда я пошла?

Тухтар объяснил, как все произошло.

— Неужели я кричала? — удивилась Сэлиме. — Ничегошеньки не помню. Нет, правда, хотела крикнуть, только голоса не было. Знаешь — как во сне. Вот так прополола просо!..

Услышав, зачем девушка приходила в поле, Тухтар с укором сказал:

— Кто же полет до празднования Синзе?

— Да я совсем и не полола. Так только, попробовала от нечего делать. Думаешь, меня на празднике окатят за это холодной водой? Но ты ведь не скажешь? Правда? Иль подведешь меня? А?

Сэлиме окончательно пришла в себя. Щеки порозовели, глаза смотрели весело.

— Не скажу, если ты мне поможешь накосить травы, — пообещал Тухтар.

— А ее можно косить? Ведь тоже грех, — сверкнула белоснежными зубами девушка.

— Да ведь для лошадки только, самую малость…

— Ну, коли не выдашь, тогда пойдем. Умоюсь заодно. Страшна я, наверно, сейчас? Как пугало огородное? Да? — Она притворно смутилась.

— Нет. Что ты! Ты очень… — Тухтар растерянно замялся, потупился, затеребил на пиджаке пуговицу.

— Что очень?

— Ну… Ну, очень чистая, говорю.

— А-а! — очень серьезно произнесла она. — Куда чище. Точно из печной трубы вылезла.

Стараясь не помять проса, они медленно двинулись к оврагу. Сэлиме опустила голову, задумалась. Когда начали спускаться по склону, она сказала:

— Давай понесу косу.

— Да я не устал. Подумаешь, тяжесть.

Сэлиме не стала настаивать и снова погрузилась в раздумье.

Немного погодя, он снова услышал ее тихий-тихий голос, как будто она говорила сама с собой:

— Знаешь, Тухтар… Тебя, видно, сама судьба посылает ко мне на помощь в трудную минуту. Второй раз ведь ты спасаешь меня от смерти.

— А ты считать не разучилась? Когда же еще был такой случай?

— Не притворяйся, что забыл. Не ты ли вытащил меня из колодца, когда я была маленькой? Еле откачали тогда.

— Эка вспомнила! Я уже давно позабыл об этом.

— А я вот не забыла… — Девушка вскинула голову и, глядя Тухтару прямо в глаза, спросила: — А коли еще раз попаду в беду, спасешь? А?

На губах ее играла лукавая улыбка, но глаза были серьезными.

— Пусть лучше никогда не будет этого. Не хочу я, чтобы ты попадала в беду.

— Разве тебе меня жалко?

— Еще бы, — Тухтар опустил голову.

— Спасибо, Тухтар, — Сэлиме приостановилась и, немного подумав, добавила: — Я тоже жалею тебя. Знаешь… как родного. Иногда мне кажется, что ты мне брат. Сама не знаю почему. Кажется — и все.

Он с недоверием и надеждой взглянул ей в лицо:

— А ты… вправду это? Не шутишь?

Его смущала улыбка.

Сэлиме погасила ее и, не переводя дыхания, твердо произнесла:

— И луной и солнцем клянусь… А еще хочется мне преподнести тебе подарок. Чтобы ты помнил меня… Всегда, всегда…

Она печально вздохнула и пошла впереди Тухтара. На платке, словно ягодка, краснела божья коровка. Тухтар хотел смахнуть ее, но не осмелился.

Запахло сырой землей. На дне оврага весело поблескивал родничок. Прозрачные игривые струйки настойчиво пробивались между камешками-голышами и убегали в густые заросли осоки.

Сэлиме подбежала к источнику, наклонилась над ним и тут же испуганно отпрянула.

— Ой! Здесь что-то трехглазое. Не то зверь какой, не то урод, вроде Урнашки.

Тухтар посмотрел в воду, весело рассмеялся.

— Это тень от цветка! Правду говорят: пуганая ворона куста боится. Иди сюда. Вода здесь очень хорошая — не оторвешься!

Он отогнал жуков-плавунов, ловко, точно ковшиком, зачерпнул плотно сложенными ладонями холодной, как лед, водицы и начал медленно пить, смакуя каждый глоток.

С ивовой ветки с любопытством поглядывала желтенькая с пестрым хвостиком птичка. Тухтар плеснул на нее водой. Птаха перелетела на другой сук и опять уставилась на парня круглыми и золотистыми, словно просяные зерна, глазками.

Сэлиме присела рядом на корточки, но пить так и не осмелилась. Отойдя в сторонку, она начала умываться.

— Идем же косить! — послышался вскоре ее задорный голос. — Я готова!

По лицу Сэлиме сбегали струйки воды, в густых, четко очерченных бровях поблескивали серебристые капли. Не захотела она вытереться фартуком: некрасиво будет в мокром.

…Тухтар косил размашисто, забирал широко, но движения его тела были такими непринужденными и легкими, что со стороны казалось, будто он не работает, а забавляется. Нравится парню слушать, как посвистывает коса, — вот он и помахивает ею.

— Ох, здорово! Ох, здорово! — восторженно шептала Сэлиме при каждом взмахе.

Она и сама косила неплохо, не всякая сверстница могла потягаться с нею в этом деле, но, беря у Тухтара косу, девушка заволновалась: не хотелось ей показаться перед ним неловкой, неумелой.

— Хватит, пожалуй. Воз уже есть, — сказала она, закончив свою полосу, и вытерла оборкой фартука разгоряченное потное лицо.

— Умаялась? — заботливо спросил подошедший Тухтар. — Оставим до следующего раза. Придешь еще со мной? Волков не побоишься?

— С тобой мне ничего не страшно, — ласково взглянула она в его глаза.

— А может, ты просто так, для забавы говоришь?

Девушка отрицательно покачала головой.

Некоторое время они молча стояли друг против друга. Сэлиме, потупившись, перебирала пальцами кончики платка, Тухтар внимательно разглядывал на ладони крохотную царапину.

— Тухтар! А кто же за нас траву сгребать будет? — спросила девушка и тихонько рассмеялась… — Ну-ка, давай приниматься за дело. Этак мы до самого вечера не управимся.

Трава слегка пахла медом и парным молоком. Возиться с ней было очень приятно. Работа подвигалась быстро.

Домой возвращались по узенькой межевой стежке. Шли медленно, молчали.

Сэлиме задумчиво покусывала травинку. Сколько парней в деревне, но ни к одному не лежит душа. Только к Тухтару. Почему так? Особенный он какой-то, не похожий на всех. Другие парни только «гы-гы» да «гы-гы», руки в боки, грудь колесом, нос к небесам — вот, мол, мы какие, любуйся. Выбирай, не зевай, не упускай своего счастья. Откажешься — жалеть будешь. Мы себе цену знаем. А ей смотреть на таких противно.

Тухтар совсем другой. Ласковый, заботливый, скромный. А на нее всегда смотрит, как ребенок на какую-нибудь красивую диковинку. Кажется, что если бы можно было, то взял бы Сэлиме бережно-бережно в руки и спрятал за пазуху, к самому сердцу.

Такой никогда не обидит, беречь будет всю жизнь, жалеть, ни одного грубого слова не скажет. Давеча увидел, что она устала, — сразу забеспокоился, опечалился. Ругал себя за то, что дал ей косу. А вот отец только и ворчит на мать: «Бездельничаешь, бездельничаешь». Еле на ногах она порой держится, а он знай свое: «Дела не вижу». Да и другие женщины от мужей доброго слова не слышат, только попреки да оскорбления. А иные и с синяками иногда ходят.

Нет, Тухтар не такой, как все, не такой. Посмотрит — и сразу на душе весело становится, как в солнечный весенний день. И Сэлиме будет его беречь. Будет ласковой-ласковой.

«Тю-лю-лю! Лю-лю!» — звонко защебетала какая-то птица.

«А ты откуда все знаешь? — улыбнулась Сэлиме. — А коль проведала, так помалкивай, не будь сплетницей».

Птаха не унималась.

«Ну и болтай себе на здоровье! Не боюсь!»

Задумчиво шелестела трава. Ласково льнули к ногам ромашки, осыпая икры золотистой пыльцой. На розовых цветах клевера покачивались бархатистые важные шмели. Весело порхали разноцветные мотыльки.

— Тухтар, а почему ты никогда не бываешь на хороводе? — неожиданно спросила Сэлиме.

Парень смутился и ничего не ответил…

С детских лет Тухтар чувствовал себя чужим среди людей. Ему казалось, что каждый хочет его обидеть. Так уж лучше быть подальше ото всех. А песни Тухтар очень любит. По вечерам, усевшись на скамейке у своего домика, с наслаждением слушает, как поют девушки и парни, тихонько вторит им. Когда молодежь проходит по его улице, он сразу же прячется в избу.

Как-то живущий по соседству Михук пригласил его вместе пойти на хоровод. Тухтар сперва согласился, но вечером переменил свое решение. Рядом с нарядным Михуком он выглядел огородным пугалом. Михук ушел, а Тухтар едва смог сдержать слезы…

— Что же ты молчишь, Тухтар?

— Я стесняюсь, — неохотно проговорил он глухим голосом.

— А чего стесняешься? Ведь все там бывают.

— То все, а то я… — Голос его стал еще глуше, задрожал. — Кому я нужен такой?..

— Мне. Вот кому. Приходи сегодня обязательно. Слышишь?

— Видно будет… Подумаю…

— И думать нечего. Волков не боишься, а хоровода испугался. К тому же теперь у тебя такой пиджак есть. Да, а когда же ты мне расскажешь, откуда ты взял его?

Тухтар окончательно растерялся. Вспомнил наказ Палюка: «Смотри не проговорись. Не слыхал и не видал». Разве можно подвести такого человека — дорогого пиджака не пожалел он для Тухтара. Но и Сэлиме обманывать нехорошо. Никто не относится к нему, как она. Сказала, что ей словно брат. И поклялась даже солнцем и луной. «Нет, такая девушка не выдаст», — решил Тухтар и подробно рассказал Сэлиме о встрече с беглым острожником.

— Да, он, наверно, неплохой человек, — задумчиво сказала Сэлиме, выслушав необыкновенную историю, и успокоила: — На меня надейся. Слова никому не пророню.