Аренский убедился в Барановске, что вся работа, которая ведется в этом районе, имеет руководство из Москвы. В Барановске было сейчас сравнительно тихо. После разгрома колесниковского отряда, наступления белых банд прекратились. Но ни самого Колесникова, ни его главных помощников схватить не удалось.
«Надо найти эту руководящую головку в Москве. Без руководства, без средств белогвардейцам ничего не удастся здесь сделать».
Сделав последние указания в Барановске, Аренский отправился в Москву. По дороге он заехал в Загорск, чтобы доложить в Губчека о положении в Барановске.
Но в Загорске его поразили неожиданными новостями. В день приезда Аренского там были получены материалы, обнаруженные при обыске Зенчикова и Вешнева. Эти материалы давали определенные указания о контрреволюционной организации, свившей прочное гнездо в Москве и носившей название «Черный осьминог».
Захватив их, Аренский с первым же отходящим поездом помчался в Москву.
Поимка Зенчикова и Вешнева держалась в большом секрете, так что Аренский надеялся накрыть в Москве организацию неожиданно.
События последних дней сильно встревожили полковника Полозова. Он чувствовал, что дело, затеянное им, терпит одну неудачу за другой. Эта тревога передавалась также и остальным членам «Черного осьминога», находившимся в Москве. От двух членов организации, Вешнева и Зенчикова, не получалось никаких известий.
Полозов еще более усугубил осторожность. Правда, остальных пятерых членов «Черного осьминога» он всячески утешал, успокаивал их, пытался рассеять в них эту тревогу. Он знал, что если «Черный осьминог» развалится, то и полоса восстаний, на организацию которых было потрачено столько сил и средств, потерпит неудачу. А вместе с тем он чувствовал, как с каждым днем крепнет советская власть.
Чтобы иметь больше времени для усиления работы, Полозов взял отпуск. Теперь почти каждый день они собирались в Свалийском посольстве. Из ряда городов центральной России выслушивали они гонцов. Но во всех этих городах не было сильных организаций. Главная надежда была на Барановск — он должен был сказать решающее слово. Но оттуда никаких сведений не было.
Из осторожности Полозов в своей квартире имел ход через замаскированную дверь в небольшое помещение, имевшее вид чулана и помещавшееся рядом. В последнее время, возвращаясь домой, он заходил туда и проводил там все время. Из этого чулана имелся ход на чердак, который можно было использовать в особенно критическую минуту.
И только эта предосторожность спасла его.
По приезде в Москву Аренский явился к начальству и, доложив положение вещей в Барановске, не медля ни минуты, приступил к работе. Имевшиеся у него на руках документы указывали на определенную связь «Черного осьминога» со Свалийским посольством. С этого он и начал. Выбрав человек десять лучших сотрудников Московской ЧК, он установил тщательное наблюдение за особняком Свалийского посольства. На этот раз Аренский твердо решил, что «Черному осьминогу» не удастся скрыться из его рук.
Спустя час после того, как Фальберг и Павлушка двинулись по пути, который им указывал телефонный провод, они вдруг почувствовали в воздухе запах человечьего жилья.
— Держись, Павлушка, осторожней — если они нас накроют, то тут уж, брат, нам каюк будет…
Вечер был уже близок. Небо вверху стало густо синим, перед вечером тревожно шумели верхушки деревьев.
Прячась осторожно за деревьями, зорко осматриваясь по сторонам, стараясь не производить ни малейшего шума, продвигались они вперед. Эта осторожность значительно замедлила их движение, но опасность была сильна, оружия у них не было с собой никакого.
Через несколько минут они уже услышали шум голосов и запах дыма. Телефонный провод опустился совсем низко.
— Полезай-ка, Павел, еще на дерево, посмотри, — тихо сказал Фальберг.
Павлушка быстро вскарабкался и через несколько минут опять спустился на землю.
— Шагах в двадцати от нас стоит курень — наверно, в этом курене и есть телефон: провод проходит прямо в него… Около куреня человек с ружьем. Дальше там видна поляна, на ней много людей, лошади, горят костры… по виду бандиты, не иначе…
— Побудь здесь, я сейчас вернусь…
Фальберг осторожно скрылся в кустах.
Скоро он вернулся.
— Придется ждать ночи. Совсем недалеко от куреня, шагах в пяти, я нашел густой куст дикой бузины — очень хороший наблюдательный пункт — темноты подождем, а там видно будет…
В словах Фальберга чувствовалось, что план им уже составлен, но пока он не хотел в него посвящать Павлушку.
Устроившись под кустом бузины, они стали ждать темноты.
— Так ты говоришь, что в этой пещере разговаривали по телефону с Бергом?
— Да, это я хорошо помню. Ему отдавали приказания.
— Та-ак… — Фальберг замолчал, видимо, что-то соображая, потом он довольно улыбнулся.
— Ну, Павлуша, мы сейчас, брат, с тобой номерок отколем такой, что только держись, и товарища Васютина выручим.
В лесу темнело. Через ветви бузины было видно, как затихала жизнь на поляне. Где-то фыркали лошади, замирали последние разговоры. Вечер становился холодный. Лес шумел от усилившегося ветра — видимо, погода менялась.
Сквозь полумрак можно было видеть, как человек с ружьем, стоявший у куреня, уселся на пень и, опершись на винтовку, задремал. Несколько раз он склонялся так, что чуть-чуть не падал и просыпался, тревожно оглядываясь по сторонам. Потом дремота одолевала его снова.
Фальберг выбрал подходящий момент. Скоро на поляне стало совсем тихо. Часовой, сидевший у куреня, положил на колени винтовку и, уткнув в нее голову, видимо крепко заснул.
— Пора, — прошептал Фальберг. — Мы должны неслышно связать этого часового и так, чтобы он не пикнул.
Фальберг снял гимнастерку и пояс.
— Я накинусь на него сзади и заткну ему рот гимнастеркой, ты в это время возьмешь у него с колен винтовку.
Осторожно, в темноте, раздвигая траву, они поползли. Шум леса скрадывал шорох, который они производили.
Через минуту широкая тень сидящего часового выросла перед ними.
С быстротой тигра Фальберг опрокинул его, крепко зажав горло. Часовой бессильно забился в руках Фальберга, глухо хрипя. Винтовка была уже у Павлуши, он отнес ее в сторону и поспешил на помощь к Фальбергу. Между ним и часовым шла упорная борьба. Бандит пытался, напрягая все силы, раздвинуть пальцы Фальберга, как щипцы, сдавливавшие его горло. Каждую минуту он мог произвести шум, который разбудил бы всех бандитов. Павлушка упал на ноги часового и крепко вцепился в них, ослабляя его движения.
Через несколько минут попытка их удалась. Бандит лежал связанный, с заткнутым ртом, удивленно ворочая белками глаз.
Фальберг и Павлушка оттащили его под куст бузины, где они только что сидели в засаде. Павлушка остался сторожить его, а Фальберг, переодевшись в одежду бандита, направился в курень.
Прислушавшись еще раз и убедившись, что на поляне все тихо, Фальберг проскользнул осторожно в курень. Курень был пуст.
— Телефон здесь, — прошептал радостно Фальберг, нащупав его в темноте, — ну-ка, попробуем… что у нас получится…
Фальберг бесшумно позвонил. Долго не отвечали. Наконец послышался голос:
— Кто звонит?
Трудно было в этом голосе узнать голос Васютина. Да он и сам, видимо, старался его изменить, вложив в него повелительные нотки. Одну секунду Фальберг задержался на мысли, а вдруг это не Васютин говорит, вдруг этот телефон соединен с чем-нибудь другим, а не с пещерой. А если соединен и с пещерой, то, может быть, там уже давно хозяйничают бандиты, а Васютин где-нибудь стоит, прикованный к стенке.
Фальберг решил сразу открыть карты: в крайнем случае, пока они доберутся до этого становища, они с Павлушкой успеют скрыться.
Понизив, как только было можно, голос, Фальберг сказал:
— Говорит Фальберг. Это ты, товарищ Васютин?
Минутку телефон удивленно молчал.
— Товарищ Фальберг, да неужели это ты? — услышал радостный голос Васютина Фальберг. — Откуда ты говоришь?
— Я тихонько пробрался в становище бандитов. Но об этом после. Сейчас я позову здешнего главаря Берга, которому ты отдашь приказание немедленно передвинуться за пять верст отсюда, к Зеленому логу, якобы потому, что Чернавский, за которого ты будешь говорить, получил сведения о том, что это становище открыто чекистами. Понял? Время терять нельзя. Мы к тебе скоро придем на выручку — держись там крепче. Приготовься — я сейчас зову Берга. Не отходи от телефона.
Фальберг вышел из куреня и, смело позвякивая винтовкой, пошел вглубь поляны. Фальберг надеялся, что в темноте не узнают происшедшей подмены.
Подойдя к первому попавшемуся спящему человеку, Фальберг толкнул его прикладом в бок.
— Эй, дрыхнешь, зараза? Вставай!
Часовой заворочался и сердито замычал.
— Вставай, говорят тебе!
— Чего ты толкаешься — я тебе как толкну, мать твою…
— Чего лаешься, пойди позови Берга, — требуют срочно к телефону…
Человек медленно, нехотя поднялся, почесал спросонья спину и пошел внутрь поляны.
Фальберг вернулся к куреню и стал у входа в него. Минут через десять две тени подошли к куреню. Одна из них скользнула внутрь.
«Берг», — подумал Фальберг.
Оставшийся у куреня человек, тот самый, которого разбудил Фальберг, позевывая, спросил:
— Ляшка, у тебя табаку нету? Курить охота…
— Пошел к черту, нету!
— Брешешь ты, у тебе давеча было до черта! Куда ты подевал?
— Мало тут вас, чертей, шляется за табаком, не наготовишься, самому осталось на две цигарки, — ответил Фальберг, внутренне похолодев от неожиданной опасности.
— Жадничаешь, стерва, ну, ладно!.. — человек сердито сплюнул и ушел.
Скоро Берг торопливой походкой вышел из куреня.
Через час весь табор бандитов заволновался, раздавались голоса, крики, слова команды.
Скоро, погрузив телеги с награбленным барахлом, бандиты повскакивали на коней и в ночи, перекликаясь, двинулись в путь. Телефон был снят. Несколько человек остались для проведения телефонной связи с новым становищем.
Скоро и они, пропустив провод по верхушкам деревьев, ушли. Фальберг, воспользовавшись темнотой и сумятицей перед отъездом, остался. Через несколько минут он уже сидел вместе с Павлушкой под кустом бузины в обществе связанного бандита Ляшки.
На второй день вечером после того, как Аренский установил наблюдение за особняком Свалийского посольства, было обнаружено, что белогвардейцы, не зная о том, что все уже находились в руках Аренского, собирались для очередного совещания в специально отведенном им посольством помещении.
Все шесть человек пришли в разное время и все шесть человек были самым подробным образом изучены дежурившими сотрудниками МЧК. Был обнаружен тайный ход в посольство через разрушенное, соседнее с посольством помещение. Об этом быстро донесли Аренскому. Он сам прибыл на место, чтобы руководить наблюдением. По заранее разработанному плану, Аренский рассчитывал проследить при выходе за каждым членом организации и накрыть его на квартире.
Совещание в этот вечер было особенно продолжительным.
Поднимался вопрос о ликвидации «Черного осьминога» и об уничтожении всех имеющихся документов. Но полковник Полозов еще надеялся, что временные заминки, которые наблюдались в их работе за последнее время, будут изжиты.
— Если еще мы сложим оружие, то тогда, наверное, никто его больше не поднимет. Большевики укрепляются с каждым днем. Мы это не можем допустить. Главная наша ставка была на Барановск. Кто сказал, что там дела идут плохо? Мы еще этого не знаем. Я убежден, что наши два члена, выехавшие туда, сделают, что нужно.
Полозов говорил горячо. Полозов волновался. Полозов убеждал.
— Я не удерживаю тех лиц, которые хотят трусливо сдать оружие. Пожалуйста, они могут идти к большевикам и пресмыкаться перед ними. Нужно только побольше энергии. Страна неспокойна, а это нам на руку. В деревне мы много найдем наших сторонников. Я сам завтра же выеду в Барановск, чтобы руководить восстанием, — гордо заключил Полозов.
Совещание окончилось к часу ночи. Было принято решение об усилении работы. Было решено связаться с эсеровской организацией, имевшейся в Москве, и совершить несколько убийств членов советского правительства — это отвлечет внимание от окраины и даст возможность большему развитию повстанческого белогвардейского движения.
Так же, поодиночке, расходились члены «Черного осьминога», и за каждым из них в чуткой московской ночи двигались незаметно тени сотрудников Московской ЧК.
Полозов вышел последним. После этого совещания он получил еще большую уверенность в успехе дела. Он был доволен собой. Придет время, и родина не забудет его заслуг.
Как всегда в последнее время, Полозов, придя к себе домой, скрылся за потайной дверью чуланчика. Там он расположился на складной деревянной постели и устало закрыл глаза.
Завтра он войдет в сношение с эсеровской организацией. Сплоченный союз этих двух организаций будет непобедим. Несколько убийств — Троцкого, Ленина, Каменева — сделают свое дело. А тогда…
Но в это время мысль его была прервана треском двери в его комнате. Он быстро приподнялся. Прислушался. Не было сомнения — дверь ломали.
Вскоре он услышал стук сапог в его комнате и ругательства. Чьи-то руки шарили по стенам, отодвигая шкафы, ящики его стола.
«Все пропало! Бежать!» — мелькнуло у него в голове.
Дрожащими руками Полозов оделся, достал из-под подушки наган и положил его в карман. За стеной сквозь тонкую перегородку слышал Полозов удивленные возгласы, слышал, как выстукивали по стенам приклады их винтовок.
Полозов торопливо накинул шинель.
— Ну-с, уважаемый и досточтимый гражданин Ляшка, теперь мы с вами не спеша можем поговорить. Извиняюсь, что пришлось наложить печать молчания на уста ваши. Ничего не поделаешь — голос у вас больно звучный, с высокими нотами… а нам тишина требовалась. Павлуша, а ну, посмотри, не остался ли кто вблизи из этого черного воронья?
— Нет, все убрались.
Фальберг вынул платок изо рта бандита, но развязывать его не стал.
Ляшка, почувствовав возможность говорить, дал волю своему застоявшемуся языку.
Ругань широкой волной, то повышаясь, то понижаясь, прокатывалась по поляне. Казалось, Ляшка никогда не остановится.
Но вот и он смолк.
— Ну, что, отвел душу? Теперь давай говорить по- хорошему и как можно короче. Нам надо знать очень немного: где будет новое становище и где находится пещера, в которой живет Чернавский? А так как мы спешим, то сроку тебе на размышление даю пять минут. Думаю, в этот срок все сумеешь обдумать. Коли же через пять минут ты ничего не надумаешь, то придется тебя расстрелять.
Ляшка молча сопел, перевернувшись к Фальбергу спиной.
— Времени осталось уже три с половиной минуты. Павлуша, дай-ка сюда винтовку.
Винтовка была принесена, и Фальберг, осмотрев ее, сказал:
— Если через минуту я не услышу от тебя то, что нам нужно, твое дело можно считать конченым, — и он отошел шагов на тридцать, щелкнул затвором и, вскинув винтовку, прицелился в Ляшку.
Услышав стук затвора, Ляшка завертелся вьюном и заорал на весь лес:
— Постой! Чего ты спешишь-то! Все скажу. Чай, своя шкура дороже. Пусть они, дьяволы, сами вывертываются. Теперь мне с ними не по дороге — не хочу на тот свет отправляться. Пусть они живьем горят, мать их в трабадан!..
— Без многословия, уважаемый гражданин, ибо оно затемняет суть дела! Отвечайте сразу на вопросы!
— Волчий овраг, чай, знаешь? И Костяное озеро тоже? Ну, так слухай. Как доедешь до башенки, что на берегу озера, увидишь иву, дуплистую, свисшую над самой водой. Езжай на лодке мимо ивы, увидишь островок небольшой, весь в камыше. На этом острове растет несколько старых дубов, и вот в дупле самого большого — третьего по счету — дуба находится ход в пещеру, где живет Чернавский.
— Ну, а помимо хода в дупле, можно выйти из пещеры или войти в нее?
— Никак нельзя, по-моему.
— Смотри, не скрывай ничего — хуже будет!
— Да на кой черт мне теперь скрывать-то? Сказал — своя шкура дороже, значит, все дело начистоту. Недавно вот я был с донесением у Чернавского, так слышал его разговор с Бергом. Чернавский сказал Бергу: «И на кой черт эту дыру для штаба выбрали? Сидишь, словно мышь в мышеловке, если остров окружат — больше бежать некуда». Раз так говорил Чернавский — значит, другого выхода, действительно, нет.
Фальберг и Павлушка переглянулись молча.
— Ну, ладно. Нет другого выхода и не надо. Обойдемся и с одним. Собирайся, Павлушка, а тебе, Ляшка, уже придется впереди нас идти, да дорогу показывать. Так крепче будет. Ноги мы тебе развяжем, а руки так сойдут. Потерпишь немного.
— А куда же мне идти, как не с вами? Да разве я с ума спятил, чтобы к Чернявскому теперь лезть?! Что у меня, две головы, что ли?
Поднялись и пошли: Ляшка впереди, за ним Фальберг с винтовкой, а сзади — Павел.
Пробирались почти целиной, по еле заметным тропинкам, к вечеру сквозь просветы деревьев показалась башенка на берегу озера.
— К башне мы подходить не будем, — сказал Фальберг, — зайдем с другой стороны прямо к иве развесистой, переждем около нее, а когда стемнеет совсем, на остров переберемся.
Убедившись, что Павлуша погиб в этой безмолвной темной яме, Васютин решил заняться собственным освобождением.
Хорошо, что руки у него были развязаны. Иначе дело было бы совсем плохо, и сам он никогда бы не сумел избавиться от веревок, которыми Чернявский скрутил ему руки за спиной.
К яме, поглотившей Павлушу, Васютин не решался подходить главным образом потому, что было совсем темно, и поэтому направил исследование в противоположную сторону.
Под руки ему попалась довольно длинная толстая палка, пучок веревок, какие-то камни, деревянный столб, зачем-то врытый в землю.
Все это ему пока было не нужно. Решил продолжать поиски в ту сторону, куда скрылись принесшие его люди.
Пол пещеры шел под гору.
Пройдя немного, Васютин услышал глухой шум и отдаленные звуки человеческого голоса.
Не раздумывая, он бросился в оставленную им часть пещеры.
Что делать? Спокойно, как животному, ждать удара обухом? Нет, Васютин был не из таких. Он схватил единственное оружие, которое было у него под руками — найденную им палку (забыв о нагане, который они с Павлом ранее нашли), и притаился в темноте.
Шум нарастал, приближался. Нервы Васютина были напряжены до последней степени.
Внезапно, очевидно решившись на что-то, он схватил веревку, быстро привязал один ее конец к палке, а другой к нижней части столба, стоявшего недалеко от стены.
Там, где веревка проходила по земле, он наложил кучу камней.
Попробовал крепость веревки, натянув ее. Подошел к краю ямы и спустил в нее палку, привязанную к веревке.
Прислушался. Палка не достала воды.
Оглядевшись еще раз, схватился за веревку и стал осторожно спускаться в яму. Скоро скрылся в глубине. Легкий скрип натягивающейся веревки. Скоро и он затих.
Да и пора. В пещеру входило несколько человек, которые на ходу перекидывались фразами.
— Церемониться с ними нечего, все равно их не приручишь. Пулю в череп — и весь разговор.
— Нет, Чернавский, по-моему, их следует привязать к столбу да напустить наших сторожей с острова — они хоть и малы, а язык сумеют развязать.
— Дело твое, Берг, по-моему, все же время не стоит терять. Ведь ты знаешь, что положение…
— …Ну, я вас помирю, — послышался сиплый голос Ивана Колесникова. — Пристрелить эту собаку — и весь разговор. Нет у нас время на забавы. Покажи-ка мне, Берг, где они у тебя здесь спрятаны, тьма чертова, хоть быть фонарь зажгли. Я их сейчас в расход пущу!
— Сейчас зажгу. Не пойму, что это они там притихли.
Тусклый свет фонаря пробежал по полу и стене пещеры, не достигая дальнего выступа, за которым была яма.
Берг и Чернавский с недоумением осмотрели место, где они оставили связанных Васютина и Павлушу. Пленники исчезли, словно провалились сквозь землю.
С бешеным ругательством трое бандитов бросились осматривать все углы и закоулки.
Кругом было пусто.
При поисках Колесников споткнулся о груду камней, наложенную Васютиным, чтобы замаскировать веревку, и полетел, ругаясь, на землю.
Вдруг поток ругательств внезапно оборвался.
— Веревка. Я зацепился ногой за натянутую веревку. Раньше ее не было.
— Какая веревка?
— А черт ее знает, какая! Знаю, что она туго натянута.
Собрались около веревки и пошли вдоль нее. Завернули за выступ. Вот и яма. Веревка обрывается в нее.
— Сейчас посмотрим, — прошептал Берг, направляя свет фонаря в глубину ямы.
Добравшись до палки, Васютин уселся на нее верхом и прижался к стене. Он слышал до последнего слова весь разговор бандитов. А в тот момент, когда Колесников нашел веревку, Васютин понял, что дело близко к развязке.
Шаги бандитов приближались к яме и затихли на краю ее.
Васютин перекинулся на своем своеобразном стуле к тому концу ямы, где стояли бандиты, так как понимал, что свет фонаря прежде всего попадет на противоположную сторону. Прижался к стене и… вдруг почувствовал, что лицо его обвевает сильная и широкая струя свежего воздуха, протянул вперед руку — прямо перед ним находилось широкое отверстие, из которого шла струя свежего воздуха.
Думать было некогда. Став ногами на палку и стараясь сохранить равновесие, Васютин нащупал ногой край отверстия и, не выпуская веревки из рук, скрылся в своем новом убежище.
Павлуша с Фальбергом залегли в густом непролазном кустарнике, доходившем почти до самой воды.
Ждать им оставалось недолго. Сумерки вместе с озерным туманом все сильней и сильней заполняли промежуток между деревьями и кустарником.
— Ну, Павел, пора и нам за дело приниматься.
Вышли из кустов, подошли к самому берегу, разделись, привязав платье на голову и осторожно, стараясь не производить шума, поплыли. На шее Фальберга, привязанный на ремне, висел наган, который, надо сказать, довольно сильно мешал ему во время плавания.
Все шло по-хорошему, и скоро невдалеке показалось темное пятно острова. Только что пловцы собрались выбраться на берег, как луна, непрошено, словно хорошим прожектором, осветила островок, зеленую кугу, и заставила Фальберга и Павлушу пережить несколько неприятных минут.
— Черт ее дернул как раз теперь светить! Словно мы без ее помощи не обойдемся…
— Да, без луны было бы хоть темней, но зато безопасней и спокойней.
— Ну, да ладно. Все равно в воде до утра сидеть не будем. Надо вылезать. Держи курс, Павлуша, вот туда, где песок. Там как будто бы удобней вылезти и одеться.
Добравшись до берега, вылезли, оделись, проверили наган и тронулись к видневшимся в глубине дубам, о которых им рассказывал Ляшка. Вот они подошли к деревьям и занялись отыскиванием тайника.
— Что это? — шепотом проговорил Павлуша, указывая на дорогу впереди себя. — Когда мы с берега пошли, я это хорошо заметил, — весь песок тропинки был чист, а теперь на него словно кто палок набросал. Смотри, смотри, товарищ Фальберг, шевелятся…
— Кто? Где? Кто шевелится?
— Да палки.
Фальберг внимательно посмотрел вперед и вдруг резко отпрянул назад к дубу, потянув за собой недоумевающего Павлушу.
Почти из-под его ног, из редкого кустарника высунулась, словно выброшенная на пружине, плоская голова крупной гадюки.
Теперь и Павел понял, что это за «палки» на дороге и почему они шевелятся.
— Товарищ Фальберг, да это ведь змеи! Да сколько же их здесь! Смотри-ка — отовсюду ползут и все в нашу сторону.
— Да. В положение мы попали не из приятных…
— Товарищ Фальберг, полезем на дуб. Ведь все равно некуда больше деваться.
Словно по команде, они бросились к ближайшему дереву, подпрыгнув, схватились за нижние ветви и через несколько секунд уже сидели па них.
А внизу творилось что-то совсем необычайное и зловещее.
Со всех сторон на поляну перед дубами сползались змеи. Казалось, что весь песок, кусты превратились во что-то живое, злобно шипящее и двигающееся волнообразно.
Змеи сплетались в причудливые многоголовые клубки, двигаясь общей массой.
Как бы понимая, что на дереве сидят потревожившие их люди, они всей массой скопились у корней, поднимая вверх острые головки, сверкая глазами и шипя.
— Хороши бы мы с тобой были, Павлуша, если бы не успели забраться на дерево! Лучше иметь перед собой самых отъявленных бандитов, чем эту ползучую тварь.
Павел меланхолически барабанил ногами по стволу дерева. Совершенно неожиданно нога его пробила отверстие, застряв в нем.
— Товарищ Фальберг, смотри — в дереве дыра. Оно в средине пустое. Может быть, это и есть третий дуб, о котором Ляшка рассказывал?
— Нет, это первый, третий вон, самый высокий и толстый.
— Ну, а тут-то что?
— А вот сейчас посмотрим, — ответил Фальберг и начал расширять отверстие. Вот оно уже стало достаточным для того, что бы мог проникнуть человек.
Заглянули вниз: до земли было не больше сажени.
— Давай я прыгну туда, товарищ Фальберг. Там много листьев, так что не убьешься. Змей там нет — они ведь по деревьям лазить не могут.
— Валяй, только поосторожней, Павлуша.
Прыгнул. Послышался треск ломающихся досок, и Павел скрылся, провалившись в какую-то яму.
— Павлуша, Павлуша, — крикнул Фальберг.
— Не бойся. Жив и здоров. Только ногу немного ушиб. Мягко здесь, да не особенно глубоко. Лезь ко мне.
Фальберг, упираясь руками и ногами в стены дупла, начал спускаться. Вот и отверстие.
— Посторонись, я сейчас прыгну.
Прыжок прошел вполне благополучно. Соединившись, осмотрелись. Вперед под сильным уклоном уходил какой-то ход. Высота этого хода позволяла идти, не сгибаясь. Воздух был тяжелый, тошнотворный. Чувствовалось, что давно, очень давно этим ходом никто не пользовался. Бандиты о нем также не знали, иначе им, конечно, воспользовались бы.
Двинулись вперед чрезвычайно осторожно, боясь попасть в какую-нибудь яму. Тьма была непроглядная.
— Тсс… Шаги… Кто-то крадется. Становись к стене вот здесь, а я стану напротив. Как только идущий поравняется с нами, хватай его за горло и вали на пол. Стрелять не будем.
Притаились. Ждут. Шаги ближе и ближе. Вот уже в темноте можно различить неясные очертания человеческой фигуры. Вот она поравнялась с Павлушей и Фальбергом и те, словно подкинутые пружиной, навалились на идущего.
Хриплый крик. Возня.
— Нет, врешь, собака, не вырвешься! Павел, держи-ка его руку.
— Ах ты, черт! Чуть палец не откусил. Товарищ Фальберг, да стукни ты его по черепу «наганом». Авось успокоится.
— Да пустите вы меня, дьяволы, или нет?! Ведь это я — Васютин!
— Я тебе прикинусь! Ты бы еще кем-нибудь назвался. Крути, Павлуша, ему руку, да сильней.
— Ай! — взвизгнул Павел. — Чуть нос мне не оторвал. Да бейте вы его, товарищ Фальберг.
— Да что вы осатанели что ли?! Ведь говорю, что я Васютин, секретарь Барановского Укома. Бросишь ты мне, наконец, чертенок, руку крутить?!
С этими словами Васютин или тот, кто старался выдать себя за него, изловчился и ткнул ногой в Павлушкин живот.
Павел взвыл и откатился, но сейчас же остервенело вцепился в ударившую его ногу.
— Постой, мы сейчас разузнаем, кто это. Помогай-ка, Павел, подтащить его поближе к выходу.
Сопротивлявшегося и брыкающегося пленника все же подтянули к тому месту, где кончалась лестница, спускающаяся по дуплу дуба. Здесь было относительно светло.
— А ну-ка, показывай свою образину, — с этими словами Фальберг поднял голову пленника. — Павлуша, да ведь это же в самом деле Васютин. А мы-то его по полу волочили и всю эту возню устроили.
Павел подошел, взглянул и убедился, что это действительно Васютин, а не кто-либо другой.
— Ну, ребята, и помяли вы мне бока! Я уж думал, конец мне пришел…
— И вы, товарищ Васютин, тоже в долгу не остались. Так мне под вздох закатили, что и сейчас опомниться не могу.
— Ну ладно, уже мы с тобой в Барановске сосчитаемся, — шутливо добавил Васютин. — А теперь давайте выбираться из этой чертовой дыры.
— Это легко сказать и не особенно легко сделать, — ответил Фальберг. И он сказал, какую надежную стражу имеет остров.
— Да, это, конечно, осложняет дело, но все же выбраться необходимо, и поэтому айда наверх. Там дело будет видней.
Захватив необходимые подлинные документы, которые должны были его охранить от всяких неприятностей в дороге, — Полозов выбрался на чердак, подняв за собой лестницу, и плотно прикрыл отверстие в потолке, придавив его сверху кирпичами.
На чердаке было темно. Лавируя между балками, чихая от пыли, Полозов пробрался на другую сторону дома и через пролом выглянул на улицу. На улице было тихо. Город спал. Агенты Аренского были удивлены таинственным исчезновением Полозова и усиленно искали путь, по которому Полозов мог скрыться.
Для беглеца была дорога каждая минута, поэтому, обвязав балку на чердаке специально прихваченной им веревкой и сбросив один конец ее вниз, Полозов спустился на тротуар. Потом, осмотревшись по сторонам, он быстро скрылся во мраке глухих московских улиц.
«Пока они еще не открыли хода в потайную комнату, надо выехать из Москвы», — рассуждал Полозов, направляясь к вокзалу.
Он посмотрел на часы. При свете зажженной спички стрелка показала без четверти три часа. Полозов ускорил шаги, так как идти надо было еще далеко, а ближайший поезд отходил в 3 часа 10 минут.
Полозов чутьем угадывал, что облава на его квартиру не была случайна, очевидно, все нити их организации были открыты. Очевидно, с квартирами всех других членов организации было проделано то же.
«Удастся ли скрыться из них кому-нибудь?» — думал Полозов. Перед ним проплывала картина недавнего заседания, на котором так четко вырисовывалась перспектива их успехов. И вот через несколько только часов Полозову приходилось наблюдать окончательный разгром «Черного осьминога».
На вокзале была толкотня, крики, ругательства. Перед этим прибыл только что с юга поезд, выбросив в помещение вокзала тысячи людей. Люди с мешками, корзинами, чемоданами заполняли все проходы.
Полозов на всякий случай старался держаться в местах, менее освещенных. Прислонившись к стене около багажной кассы, Полозов имел возможность свободно осматривать нею толпу, оставаясь в то же время совершенно незамеченным. Недалеко от него стояла в раздумье женщина, одетая в кожаную куртку, с красноармейским шлемом на голове. Сбоку у нее висел наган. Лица ее Полозов не видел. Она разговаривала с носильщиком.
«Какая-нибудь комиссарша», — подумал Полозов, злобно посмотрев на нее.
Женщина повернулась, и Полозов, увидев ее четкий породистый профиль, чуть не вскрикнул от удивления.
«Елена! Неужели, это она?»
Он подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть ее. Сомнений не было — это была она.
Подойдя сзади, он осторожно потянул ее за рукав. Она оглянулась и широко открыла глаза.
— Вы?
— Да, это я. Неожиданная встреча, правда?
— А я только что с поезда и собиралась к вам…
— О, вы уже больше не вернулись бы. Мы открыты, и чекисты хозяйничают сейчас у меня на квартире. Я бежал, — последние слова Полозов сказал тихо и по-французски.
— Так значит…
— Значит, надо немедленно бежать и вам, и мне. Я уже все слышал о Брониславе и князе… Делать здесь больше нечего.
К утру агенты Московской ЧК, обыскивавшие квартиру Полозова, нашли потайной ход в комнату, из которой Полозов скрылся. Был открыт ход на чердак и веревка, спускавшаяся с чердака на другую сторону улицы. А Полозова не было.
Облавы в остальных квартирах членов «Черного осьминога» были удачны, все пять человек были захвачены, обнаружены ценные документы. Но Полозов благополучно скрылся. Поиски по Москве не дали никаких результатов. Два дня Аренский метался по Москве в поисках каких-нибудь следов.
На второй день после облавы, когда Аренский торжествовал победу и вместе с тем ломал голову над тем, куда мог скрыться Полозов, Полозов вместе с Еленой переходил границу Румынии, направляясь в Польшу.
Дуб, через дупло которого Павлуша и Фальберг неожиданно очутились в подземелье и где так же неожиданно столкнулись с Васютиным, стоял от берега саженях в шести.
Это был старый столетний дуб, широко разбросавший свои ветви.
Из подземелья первым выбрался Павлушка и залез повыше. Фальберг и Васютин устроились на нижних ветвях.
Внизу, по-прежнему извиваясь и шипя, ползали гадюки. Спуститься вниз не было никакой возможности.
— Черт, это мне совсем не нравится, — сердился Фальберг, — сейчас для нас дорога каждая минута, а тут сиди и жди у моря погоды…
— Товарищ Фальберг, вы напрасно сердитесь, мы сейчас сумеем выбраться отсюда, — крикнул сверху Павлушка.
— А ну, что ты там придумал, говори!
— Тут, по соседству, совсем близко стоит береза, перебраться на нее — пустое дело, а ежели забраться на самую ее верхушку и раскачаться на ней, то можно оттуда прыгнуть прямо в воду…
— …И сломать себе шею! — докончил Фальберг.
— Ты напрасно так думаешь, Фальберг, — поддержал Павлушку Васютин. — Это сделать, правда, трудно и рискованно, но можно. Больше нам ничего не остается…
На минуту на дереве наступило молчание. Прервал его Васютин.
— Ну, что ж, давайте действовать. Время ведь не ждет.
— Да, это верно, — единственный выход, — согласился, наконец, Фальберг. — Ну, что ж, Павлушка, начинай…
Вверху сейчас же зашуршали листья.
Через несколько секунд Павлушка перебрался на березу и уже раскачивался на самой верхушке. Береза скрипела своим старым прогнившим стволом, трещали сухие листья и летели вниз, вызывая среди змей беспокойство.
— Я прыгаю, — крикнул сверху Павлушка, когда вершина березы достаточно раскачалась.
Фальберг и Васютин замерли. Каждую минуту Павлушка мог сорваться вниз, достаточно для этого было одного неосторожного движения. Несколько минут продолжалось это томительное ожидание. Потом они увидели сквозь листья, как тело Павлушки, когда верхушка березы наклонилась в сторону озера, метнулось в воздухе черной тенью.
«Допрыгнет или нет?» — думал каждый из них.
Через секунду послышался всплеск воды и довольное фырканье Павлушки. У Фальберга и Васютина сразу отлегло от сердца.
— Плыви к берегу, — крикнул Павлушке Фальберг.
— Ну, теперь прыгай ты, Фальберг, а я после…
Фальберг так же, как и Павлушка, очутился в озере.
Но Васютину и на этот раз не повезло. Раскачавшись на верхушке березы, Васютин уже хотел было прыгать, как вдруг услышал треск внизу. Старая, уже насквозь прогнившая береза, не выдержала и, подломившись, грохнулась на землю. Фальберг и Павлушка, услышав это, замерли в воде.
К счастью, падение для Васютина было удачным. Береза, упав на свои ветви, закачалась как на пружине, а Васютин прочно держался за главный ствол. Васютин отделался незначительными царапинами.
Береза упала в сторону озера. Оно было от Васютина всего в двух саженях. Не долго раздумывая, Васютин кинулся к нему, спрыгнув среди поломанных веток на землю. Риск был большой, но больше ничего не оставалось делать Васютин был удивлен, когда благополучно бросился в воду. Змей не было. Они, напуганные шумом упавшей березы, расползлись.
Переплыв озеро, все трое вышли на берег. Уже начинался рассвет. Где-то пели петухи, напоминая о спокойной жизни без тревог и волнений.
— Ну, а теперь, товарищи, за работу — отдохнем после…
— Они скрылись в змеином проходе. Веревка как раз свисает над входом в него…
— Ну и черт с ними!
Чернавский отвел в сторону фонарь.
Кузьма и Колесников ругались, от бессильной злобы сжимая кулаки.
— Все равно, даже если они и обнаружат выход через дупло, то их не пропустят змеи. Или им придется опять вернуться в пещеру, или издохнуть там с голоду…
— Я тоже думаю, что гнаться за ними не стоит. Зачем лишний раз рисковать?..
Больше всего ругался Колесников. Недавний разгром банды обозлил его, и он думал сорвать свою злобу на Васютине и Павлушке, но это не удалось.
Они вернулись вглубь пещеры.
— На всякий случай нам нужно соединиться с отрядом, — сказал Колесников. — Позвони, Чернавский, по телефону и отдай приказание о нашей встрече. Мы сейчас же направимся туда.
— Алло, — крикнул Чернавский в телефонную трубку, — алло! Черти, спите, что ли там!
Но трубка молчала.
— Что бы это значило? — переглянулись они. И вдруг одна и та же мысль мелькнула у всех троих: телефонный провод обнаружен и перерезан.
Может быть, и остров уже окружен?
Трусливое молчание воцарилось в пещере.
— Надо торопиться, иначе мы рискуем и совсем не выбраться отсюда, — предложил Чернавский.
Все трое, освещая путь фонарем, направились в самый отдаленный угол пещеры. Кузьма потянул за едва заметный в стене шнур. Серая глыба стены отодвинулась, обнаружив отверстие, из которого потянуло сырым подвалом.
— На всякий случай, получше прикрой вход, — сказал Кузьме Колесников. — Выдерни шнур. Если эти мерзавцы вернутся в пещеру, то пусть-ка они полазят в поисках выхода.
Проход пола опустился вниз, фонарь освещал мрачные сырые своды, под ногами журчала вода, капли воды также просачивались сверху через землю. Ход шел под озером.
Минут через пятнадцать все трое очутились на берегу озера, недалеко от того места, где с четверть часа назад выплыли Павлушка, Фальберг и Васютин. Вход в это подземелье был замаскирован большим камнем, который по внешнему виду не вызывал никаких подозрений. Через этот ход и удалось скрыться Колесникову, когда его преследовали красные после разгрома его отряда.
— Где ты оставил пятую роту? — обратился к Кузьме Колесников.
— Она тут в полверсте, в Гнилой балке.
— Хорошо. Мы с Чернавским отправимся к этой роте на соединение с отрядом, а ты отправляйся в Барановск. Твоя работа, как начальника военкомата, нам еще понадобится. Как только мы соединимся с отрядом, так сейчас же наладим с тобою связь.
Рассвет уже был полный. Серый утренний туман стлался над озером. С востока дул холодный влажный ветер.
Колесников и Чернавский распрощались с Кузьмой и торопливо скрылись в ближайших кустах.
Кузьма направился в сторону Барановска.
— Так вот кто портил все наши планы, — тихо проговорил Фальберг, который вместе с Васютиным и Павлушкой наблюдал из-за кустов за происходившим на берегу озера. — Ну, теперь-то ему несдобровать!
Они были поражены, увидав увоенкома в обществе врагов. Они слышали за кустами весь разговор между ними, но напасть на них не решались, так как видели их хорошее вооружение. Сами же они не имели ничего, кроме кулаков.
— Ничего, они не уйдут от нас!..
Когда Колесников и Чернавский направились к Гнилой балке, а Кузьма, ничего не подозревая, начал подниматься из Волчьего оврага, все трое последовали за ним, прячась осторожно в кустах. Васютин, как более сильный, забежал Кузьме вперед и, когда тот поравнялся с густым кустарником терновника, неожиданно набросился на него. На подмогу ему выскочили Фальберг и Павлушка.
Кузьма, увидев их, попытался улыбнуться и сделать удивленное лицо, но, когда Васютин грузно насел на него, то начал бешено сопротивляться, поняв, что он раскрыт.
Сопротивление было безуспешно. Через минуту связанный Кузьма с заткнутым ртом шел по дорожке, а сзади, сжимая в руках тускло поблескивавший наган, шагал Фальберг. Павлушка ликовал.
По прибытии в Барановск, Васютин сейчас же дал телеграмму в Загорск о немедленной высылке подкрепления для ликвидации банд Колесникова, а через час после этого отряд Захарова на конях во главе с Фальбергом и Васютиным тронулся в путь. В отряде Захарова был также и Павлушка, который, несмотря на уговоры своих новых приятелей и на большую усталость, не хотел все-таки отставать от других.
Отряд крупной рысью тронулся в объезд к старому становищу бандитов, покинутому Бергом. Фальберг правильно рассчитал, что Колесников и Чернавский вместе с пятой ротой должны были поехать туда.
— Хорошо, что ты, Фальберг, догадался вовремя перерезать телефонный провод, — обратился Васютин к Фальбергу.
— Да, иначе нам бы еще пришлось повозиться около прежнего становища.
Отряд спешился, искусно спрятавшись в кустах. Становище было окружено кольцом, оставлен был только проезд с той стороны, откуда должен был прибыть Колесников. Ждать пришлось недолго. Скоро послышался лошадиный топот, и несколько человек въехало на поляну.
— Что за дьявол, неужели мы не туда попали! — проговорил Колесников, увидев свободную поляну.
Но Колесникову не пришлось долго удивляться. Из кустов грянул залп и несколько человек из роты Колесникова свалились с седел.
— За мной! — крикнул Колесников, пришпоривая лошадь и бросившись на другую сторону поляны. Но там его встретил второй залп, выбивший еще несколько человек из строя.
Тогда колесниковцы спешились и открыли беспорядочную стрельбу по кустам.
С каждой минутой ряды колесниковцев редели. Но ни одна пуля не задела Колесникова, так как Васютин предполагал захватить его живьем, о чем и предупредил отряд.
Колесников метался по поляне, как зверь в клетке. Он видел, как люди в его отряде убывали с каждой минутой, тогда как противники оставались неуловимыми. Чернавский, подстреленный, лежал около своей убитой лошади и стонал. Надо было на что-нибудь решаться.
— На лошадей! — скомандовал Колесников. Он решил прорваться из окружения во что бы то ни стало.
Колесниковцы, как ураган, ринулись в ближайшие кусты. Завязалась жаркая схватка.
Через час выстрелы смолкли. Из отряда Колесникова остались несколько человек, сдавшихся добровольно — остальные лежали частью раненые, частью убитые.
Колесников, лежал убитый наповал пулей в голову, придавив грузным телом кустарник.
Через день прибывшим из Загорска подкреплением был ликвидирован отряд под командой Берга, расположившегося в Зеленом логу. С этим сборищем бандитов справиться было нетрудно.
Через неделю после того, как банды Колесникова были окончательно ликвидированы, в Барановске состоялось заседание Укома. Тут были многие видные партийные работники Барановска, усилиями и умелым руководством которых и были ликвидированы колесниковские банды.
Опасность, грозившая Барановску, миновала. Много тревожных дней было прожито. Много раз приходилось встречаться лицом к лицу со смертью, и теперь на всех лицах можно было прочитать гордость одержанной победы.
Эта же гордость победы, гордость непосредственного участника борьбы была написана на лице Павла Вострякова.
Зачем он попал на заседание Укома? Произошло это очень просто. За день до заседания Укома Павла встретил Васютин.
— А, Павел, здравствуй. Куда ты? — улыбаясь, спросил его Васютин.
— Комсомольцы меня одолели, товарищ Васютин, все устраивают собрания, на которых я должен доклады делать о Колесникове и борьбе с ним. А все больше просят, чтобы я о своих приключениях порассказал… Вот и сейчас иду…
— Ну, и как, внимательно слушают?
— Еще как! Муху слышно, как полетит. Особенно, когда я рассказываю о пещере и о том, как я оттуда выбрался.
— Вот что, Павел, завтра в семь часов вечера не забудь зайти в Уком.
— Зачем?
— А помнишь, я обещался посчитаться с тобой за то, как вы с Фальбергом мне в подземном ходе бока мяли? Я тебе этого никогда не забуду! И Фальбергу тоже! Так вот — приходи.
Васютин широко улыбнулся и распрощался с Павлом.
Вот таким-то путем и попал Павел на заседание Укома.
Заседание открыл Васютин. Он долго и горячо говорил о днях героической борьбы, о тех усилиях, которые должна была приложить партия для ликвидации белогвардейского мятежа.
— На днях нами из Москвы получено известие о том, что всем повстанческим движением вокруг Барановска руководила крупная контрреволюционная организация, называвшаяся «Черным осьминогом». Этой организацией руководила головка из восьми человек, бывших дворян, генералов и князей. Она находила поддержку в Свалийском посольстве, которое снабжало их средствами. — На минуту Васютин, как бы от сильного волнения, умолк. — Товарищи, этот «Черный осьминог» пойман, и цепкие лапы его обрублены. Он уже не будет больше пытаться душить пролетарскую революцию! Правда, главному руководителю «Черного осьминога», некоему бывшему полковнику Полозову, удалось бежать, но все остальные получили заслуженное наказание.
— Товарищи, — продолжал дальше Васютин, — среди нас есть один комсомолец — товарищ Востряков, он еще молод, но он является активным участником борьбы с белобандитами. Он проявлял необычайное геройство, находчивость и бесстрашие, когда шло дело о борьбе за спасение пролетарской революции.
Павел краснел и не знал, куда себя деть. Десятки улыбающихся глаз обратились в его сторону.
— Павел Востряков будет достойным членом нашей партии, — продолжал Васютин. — Если наша смена на пятьдесят процентов будет состоять из Востряковых — победа пролетариата будет обеспечена!
И это было лучшей наградой Павлу Вострякову.