Информацию о Гроссмане я нашёл почти сразу. Последняя его должность называлась «заместитель руководителя Министерства государственной безопасности» (Штази). Получается, что я общался с одним из бывших руководителей ранее всемогущей тайной службы. Сейчас же передо мной был обыкновенный безработный.
Всё тут понятно: надо собираться и ехать! Но и подготовиться перед этим тоже не помешает. Я задумался: пистолет в таких делах может оказаться слабой защитой. Слишком заметен. А вот яды гарантированно помогут. Да и вообще: эффект неожиданности никто не отменял! Всех, желающих мне навредить, ждёт весьма неприятный сюрприз. Ну да ладно, там видно будет.
Ровно в девять я уже заходил в нужный кабинет.
— Доброе утро, герр Баста!
— Гутен морген, герр Гроссман. Но почему я не вижу здесь никого, кроме вас?
— Это так, — не стал отрицать очевидное Вернер. — Просто нас ждут в другом месте. Вы готовы ехать со мной?
— Да.
— Тогда пойдёмте. Путь предстоит не близкий.
Я лишь пожал плечами и вышел вслед за Вернером. Собственно говоря, я уже давно настроился на то, что эта авантюра может выйти мне боком и закончиться весьма непредсказуемо и даже небезопасно.
Сначала мы спустились вниз и вышли во внутренний двор. Пересекли его, прошли сквозь другое здание и, наконец, зашли в ещё одно, где и спустились в подвал. Взору открылось вытянутое прямоугольное помещение, в конце которого неожиданно вдруг обнаружилась хорошо замаскированная дверь. Войдя в неё, мы оказались в туннеле, где встретились с двумя мужчинами, вооружёнными пистолетами. Они усадили нас на небольшую дрезину с электромотором, и мы помчались, что называется, с ветерком.
Сам туннель больше всего напоминал линию метро, но был гораздо у́же, даже на узкоколейку не тянул. За железнодорожной линией пока следили, и на всём протяжении пути туннель освещался электрическими лампочками. Будучи довольно тусклыми, своё предназначение они полностью выполняли.
Сколько мы проехали, я не знаю. Судя по моим часам, в пути мы были ровно двенадцать минут. Вскоре дрезина притормозила, мы слезли и направились к видневшейся впереди двери. Сунув ключ в замочную скважину, Вернер отомкнул замок и раскрыл дверь. Пройдя очередную подвальную комнату насквозь и поднявшись по довольно крутой лестнице, мы попали на первый этаж какого-то строения. Здесь нас встретил человек одетый в неизвестную мне полувоенную форму и отвел в кабинет, что находился на третьем этаже этого же здания. Дом чем-то напоминал какой-то склад с трёхэтажной надстройкой над ним и одновременно неуловимо смахивал на административный офис.
Когда мы вошли, в кабинете нас уже ждали. Оба присутствующих имели явно военную выправку. Первый из них обладал славянскими чертами лица. И производил приятное впечатление, хоть и неоднозначное. Как позже выяснилось, звали его Фриц Штрелец, и некогда он являлся начальником Главного штаба немецкой армии. Но это было уже в прошлом, сейчас же Фриц остался не у дел.
Второй: Йоахим Гольдбах — бывший заместитель командующего национальной народной армией ГДР по вооружению — так же, как и Штрелец, и Гроссман, имел звание генерал-полковника. Однако какой толк от этих званий? Но оба отставника как по команде встали при нашем появлении и по очереди крепко пожали мне руку.
— Отлично! Наконец-то мы смогли собраться все вместе, — сказал Вернер Гроссман. — Это оказалось не так-то просто осуществить. Прошу вас садиться, уважаемый Бикаан Баста.
Кивком головы он указал мне на стул.
Бли-иин! Как же я в этот момент пожалел, что выбрал себе такое имя. Бикаан!!!
— Можете для удобства звать меня просто Бориславом, — предложил я и пояснил: — Моя бабка когда-то согрешила с итальянцем, у которого в роду были хорваты.
Все вежливо хмыкнули и деликатно заулыбались. Я воспринял это как ещё один камушек в копилку нашего сближения. Пусть и по бабке, и только по моим словам, но во мне текла кровь европейца. А так хрен его знает! Может, и реально текла? Черты моего лица, конечно, больше смахивали на арабские… Но чем чёрт не шутит? Вдруг и европейская кровь приблудилась?
— Хорошо, Борислав.
— Я слушаю вас, — сказал я, внимательно разглядывая своих собеседников.
Уж больно примечательными они мне показались. Что и не удивительно. На некоторое время повисла пауза, прервать которую рискнул Фриц Штрелец.
— Все мы знаем, что вы закупили массу оружия для своей страны. И купили его за весьма умеренную цену, грамотно воспользовавшись ситуацией. Вы поступили довольно мудро и почти виртуозно сумели найти деньги не только для финансирования самих закупок, но и на оплату услуг нашей фирмы. Особенно учитывая, что ваша страна практически разорена гражданскими войнами последних лет. И даже не поскупились на премию! Это характеризует вас как добросовестного, надёжного и щедрого партнёра. Хотя, как все знают, африканцы не склонны брать на себя обязательства. Порой они откровенно о них забывают или делают вид, что забыли, дабы просто их не выполнять. Вы сломали эти шаблоны, поэтому мы решили рискнуть и предложить Эфиопии услуги наших техников. Вам же нужно будет содержать и эксплуатировать купленную технику?
Гм, я очень сильно удивился, услышав это. Конечно, я думал об этом, но как-то больше настраивался на работу с советскими военнослужащими или, попросту говоря, с русскими офицерами и прапорщиками. А тут вдруг немцы инициативу проявили. Этого я не планировал и, честно говоря, совсем не ожидал. Да уж… Мысли скакали и прыгали, отказываясь направляться в нужное русло. Неожиданное предложение… Очень неожиданное. «Так, и что делать-то? Какое решение принять??» — сам у себя спрашивал я раз за разом.
Думал я всё же недолго, опыт сказался. Тут два варианта: А и Б. А — да, Б — нет! Всё по классике! Да. Но на самом деле выбора особого и не было. Отказать, значит, оборвать наметившееся сближение; согласиться — приобрести так необходимое мне сейчас подспорье и, возможно, изменить расклад сил в Африке. Самое страшное, что мне будет трудно их контролировать. А это, товарищи, самое главное! У кого контроль, тот и король!
Выдержав томительную для всех и даже для себя паузу и в итоге приняв очень непростое решение, я всё же ответил:
— Нужны, конечно, нужны! Однако Эфиопия — страна бедная. Платить много мы не можем. К тому же: где вы найдёте столько техников?
— Найдём, нам есть из кого выбирать. Вы же, наверное, уже знаете, что несколько тысяч офицеров и унтер-офицеров буквально вышвырнули из национальной народной армии ГДР. Многим из них не зачли ни военный, ни гражданский стаж. Те же, кому посчастливилось надеть форму недавних противников, оказались понижены в звании. Получается, что нас просто предали и бросили, — с горечью проговорил Штрелец и, выдержал небольшую паузу, продолжил: — Особенно пострадали старшие офицеры и унтер-офицеры бывшей ННА. Они не стали частью бундесвера, их просто распустили. Увольнение коснулось многих бывших военнослужащих ГДР, включая генералов и полковников. В результате офицеры из Восточной Германии вынуждены часами простаивать в очередях на бирже труда и мыкаться в поисках работы. Часто низкооплачиваемой и неквалифицированной. А кроме того, они подвергаются унижению. Такое трудно простить! Но и изменить уже ничего нельзя. Поэтому кое-кто из них даже готов переехать с семьями на чужбину и служить своей новой родине. Разумеется, если им будут платить достойную зарплату, которую они смогут отложить, чтобы на старости лет вернуться обратно в Германию. Или, если приживутся, остаться в Эфиопии, став новыми переселенцами, как во времена колонизации Африки.
— Кх-х, — я кашлянул.
Становилось всё интереснее и интереснее. Я как-то об этом даже не подумал. Целые полки, укомплектованные немецкими сержантами и офицерами — это поистине сила. Даже силища! Останется только набрать побольше негров в солдаты, и у Эфиопии сформируются полноценные армейские корпуса. Гм, и ещё раз: гм…
— Не спорю, люди нам нужны, — наконец, произнёс я. — А высококвалифицированные специалисты тем более. Но воплотить в жизнь ваше предложение будет очень сложно. Кроме того, в Африке очень тяжёлый климат, который не всякий европеец сможет выдержать. Правда, есть у меня одно средство, способное помочь переселенцам преодолеть многие болезни и пройти акклиматизацию в щадящем режиме. Однако оно очень дорогое. И я должен быть уверен в том, что не потрачу его напрасно. Не хотелось бы столкнуться с ситуацией, когда приехавшие помогать нашей республике предадут нас потом в угоду американским, английским или тем же немецким интересам. Ведь для любого немца фатерланд — это не пустой звук.
— Мы поручимся за каждого направленного в Эфиопию немца, — горячо заверил меня Штрелец. — И дадим все мыслимые и немыслимые гарантии того, что они не предадут. Так вы согласны?
Да я-то согласен, но некоторые детали всё ж хотелось бы уточнить. Поэтому спросил:
— Сколько офицеров, техников и прочих специалистов вы сможете уговорить на переезд в Эфиопию?
— Думаю, для вас не является секретом, что на третье октября 1990 года в национальной народной армии ГДР состояло 23 155 офицеров и 22 549 унтер-офицеров. Всего примерно сорок пять тысяч. Меньше десяти процентов взяли на службу в Бундесвер. Почти половина по разным причинам останется в Германии либо отправится искать счастье в других странах. А вот другая половина готова рискнуть. То есть в вашем распоряжении может оказаться до двадцати тысяч отлично подготовленных военных специалистов. Это произойдёт, конечно же, не сразу, а поэтапно. И, если первым переселенцам всё понравится, то приедут ещё. Вы готовы платить им достойную зарплату?
— Да, вы пока ничего не сказали про деньги, уважаемый Борислав, — поддакнул ему Гроссман.
— А какое денежное довольствие они получали здесь?
— В ГДР капитан получал 3000 марок, в ФРГ 2500 дойчмарок.
— Столько мы платить не сможем!
— Мы это понимаем, — инициатива в разговоре перешла к Гроссману. — Однако сейчас большинство из уволенных офицеров работает за тысячу марок. И вполне довольны, если сумели найти работу за такую зарплату.
— То есть ваши люди согласятся получать в среднем 1000 марок в месяц?
— Нет, этого всё же мало. Две тысячи марок в месяц.
— Угу, — я включил мысленный калькулятор. Берём двадцать тысяч, умножаем на две тысячи, после чего умножаем на двенадцать, получается почти полмиллиарда марок или двести сорок миллионов долларов в год. Если согласиться лишь на половину, то выйдет сто двадцать миллионов. В масштабах целого государства, думаю, справимся. Есть на чём заработать. — Хорошо, я передам ваше предложение послу Эфиопии. Он лично сообщит об этом премьер-министру и президенту, а те поставят в известность правительство. Двадцать тысяч мы, возможно, и не потянем, а вот десять вполне сможем. Ответ я получу не раньше, чем через несколько суток.
— Мы это понимаем.
— И мне нужно будет уехать, — предупредил их я. — Правда, только после того, как получу принципиальное согласие своего правительства и обговорю с вами все нюансы по данному решению. Естественно, к обоюдной выгоде.
— Мы лишь приветствуем такой подход к делу.
— На этом всё? Или у вас есть ещё какие-то предложения? Помнится, вы упоминали какие-то материалы или документы…
— Да. Дело в том, что наша бывшая организация не понапрасну славилась своей картотекой. И у нас есть компромат не только на большинство жителей восточной Германии, но и на многих людей как в ФРГ, так и в СССР. Была информация и на некоторых эфиопов. Но после наведения справок выяснилось, что большинство из них погибло во время последних гражданских войн, потрясших вашу страну. А выжившие не занимают столь уж значимых высоких государственных постов. Вам это интересно? Вы готовы купить информацию подобного рода?
— Гм, — я поневоле почесал свою покрытую густой кучерявой шевелюрой «репу». — Хотим ли купить компромат? Смотря на кого! Да и зачем он, собственно, нужен моему правительству?
— У вашего правительства — уклончиво ответили мне, сделав ударение на слове «вашего», — весьма честолюбивые планы. Возможно, в будущем вам придётся снова вести дела с тем же Советским Союзом или с некоторыми ныне влиятельными людьми. Вы же понимаете: вряд ли они легко откажутся от власти. И вот тогда вам очень пригодится наша информация! Кроме того, мы задокументировали все материалы о хищениях оружия советскими военнослужащими с перечислением всех сумм взяток и подарков. Это также поможет вам в дальнейшем.
Ну, блин, немцы дают! Я аж вспотел от подобных заявлений, потому как даже и не задумывался о возможных последствиях. Нет, сам я вряд ли это буду использовать. Но всегда же можно перепродать?
— И сколько вы хотите?
— За взяточников немного: сто тысяч марок. Работа совместная, документы свежие, тем более вы и сами учёт всего ведёте, пусть и не такой точный, как у нас. А вот за компромат на…
— Меня интересуют, — перебил я Гроссмана, — только высокопоставленные чиновники из Советского Союза. — И да, у меня вопрос: зачем вам это нужно? Почему вы решили продать компромат на советских?
— Они нас предали! А месть — благородное дело.
— Да, это весомый аргумент, — признал я. — Так сколько вы хотите?
— Цена зависит от каждого конкретного деятеля СССР. Мы же не на оптовом рынке. Но информацию на Горбачёва и Шеварнадзе отдадим задёшево. По десять тысяч марок за каждого. Жаль, серебряников как денежной единицы уже нет.
Я хмыкнул, видел я подобные деньги когда-то.
— Хорошо, беру не глядя!
— Отлично! — вежливо улыбнулся Вернер Гроссман, — тогда чуть позже мы с вами обговорим, документы на каких политических деятелей или чиновников вас ещё могут заинтересовать. К вам приедет человек с папками, и вы выберете себе те дела, которые привлекут ваше внимание. Конечно, у нас не так много материала. Но и того, что есть, должно хватить на пару разгромных статей в прессе. Сами этого мы, к сожалению, опубликовать не можем. А вот вам или вашим людям почему бы и не воспользоваться. Одна просьба: источник не раскрывайте. А то у нас могут быть крупные неприятности. Не хотелось бы стать разменной монетой в большой политике.
— Гм, действительно. Если у нас с вами полное взаимопонимание, то может быть, и вы примите от меня одно предложение? — в свою очередь поинтересовался я.
— Всё, что будет в наших силах.
Я задумался. У меня в последнее время мелькали разные мысли. Однако именно сейчас они оформились, наконец, в нечто бо́льшее, чем обычные рассуждения. Весьма интересные рассуждения! Так что: куй железо пока тебя самого не заковали! Чем чёрт не шутит? Правда, порой он опасно шутит, очень опасно! А с другой стороны… Эх, была-не была!
— В Эфиопии сейчас сложилась трудная ситуация. Впрочем, как и во всей Африке. У нас очень много врагов, а с врагами надо бороться. Желание бороться у нас есть, как в принципе есть и возможности, а вот хорошо подготовленных кадров маловато. Нет, люди с военным опытом тоже имеются, но вот людей с опытом шпионажа и диверсий, к сожалению, нет. Мне нужны инструкторы по ведению подрывной деятельности с опытом работы ваших спецслужб.
— Хорошо, один раз мы уже создали нечто подобное, сделаем и во второй, — пожал плечами Гроссман.
— Отлично! Но Эфиопии не нужны службы по образу и подобию Штази или КГБ. Больше подойдут мелкие структуры формата зонтичной системы США. Я расскажу, как это организовано. Для начала нам потребуются грамотные инструкторы. Это главное, всё остальное вторично. И нужны люди, готовые выполнять любые приказы, если на то будет необходимость. Вплоть до проведения акций сомнительного свойства. Человек пять-семь, не больше. И на краткое время. Возможно, обучение состоится даже не в Африке.
Теперь настала очередь немцев удивляться.
— Вы хотите собрать айнзацкоманду?
— Нет, совсем нет. Я хочу создать спецгруппу, способную быстро обучить моих людей нужным навыкам. Они должны не только владеть всеми видами оружия, но и уметь вести радиоперехват, обеспечивать скрытное наблюдение. Короче, нужны решительные и желательно не обременённые семейными обязательствами бойцы. И я должен иметь возможность с ними связаться.
— То есть вы хотите обеспечивать прямое руководство ими?
— Да, хотелось бы.
— Гм, не получится. Это банально не выгодно! Ни нам, ни вам. Нас здесь трое. Генерал Гольдбах, который сейчас почему-то упорно помалкивает, отправится в Эфиопию с вами или сразу вслед за вами. Его задачей станет координация приёма и размещения наших бывших сослуживцев на новом месте. Он поможет правительству Эфиопии правильно распределить свои силы и тому подобное. Будет главным консультантом и советником, обеспечивая работу наших людей.
— Вот и отправьте вместе с ним несколько инструкторов для обучения солдат отрядов спецназначения. И, как я говорил, выделите мне пять человек специалистов для работы в Союзе. Кстати, они должны хорошо говорить по-русски.
— Гм, первое условие мы с радостью выполним, а вот второе нам нужно обдумать. Вы хотите работать с ними в СССР?
— Да. Если вы согласитесь на эти условия, то всем, прибывшим в Эфиопию, гарантируется бесплатное обеспечение продовольствием и размещение за счёт государства. По крайней мере, на первые полгода службы. Кроме этого, будут заключены договора на строительство жилья, инфраструктуры и прочих сооружений. И для этого я планирую привлечь фирмы из Восточной Германии. Вам же это выгодно?
Немцы переглянулись.
— Нам надо посовещаться. Скажите, а ваше предложение исходит лично от вас, или вы говорите от лица вашего правительства?
Тут уж я оказался в щекотливом положении. И вот как им ответить? От себя? А кто я такой, собственно говоря?
— Эй, скажи-ка нам, пацан,
Что за фрукт ты?
— Я — банан!
Чернокожий и курчавый
Жажду денег я и славы!
— Совещайтесь, — покладисто согласился я, старательно уходя от ответа на вопрос о своей роли в этих переговорах. — Мне бы тоже желательно проконсультироваться кое с кем, но я не в своём посольстве, а у вас… в гостях.
— Нам показалось, что у вас полный карт-бланш в решении многих вопросов.
Не удержавшись, я чуть скривился: дожать решили! Но тут же поспешно стёр гримасу недовольства с лица. Гроссман, кажется, успел её заметить, но не понял моей реакции.
— Вы сильно забегаете вперёд. Я доложу о вашем предложении послу. Он направит запрос в правительство. И лишь получив ответ, мы выполним все предписания руководства нашей страны, — как можно официальнее проговорил я.
— Герр Баста, давайте уже играть по-честному, — не выдержал Гроссман. — Ваш посол имеет ко всему этому такое же отношение, как и наш герр канцлер. То есть что-то слышал и, возможно, знает, но за этим не следит и всё время оглядывается на кого-то. И этот «кто-то» явно сидит в этой комнате. Именно вы располагаете теми почти неограниченными полномочиями и доступом к финансам, которые были задействованы в наших сделках. И ваш посол вам в этом не указ! Возможно, все его функции сводятся к простой помощи или вообще номинальны.
— Не придумывайте! Я лишь взял на себя полномочия озвучить вам предварительные условия на ваше предложение. Да, у меня есть некая свобода в моих действиях, но не более того. Куда мне пойти, чтобы вы могли посовещаться?
— Йоахим, проводи, пожалуйста, герра Басту в комнату отдыха, — обратился Гроссман к бывшему зампотеху ННА Гольдбаху.
— Да, конечно.
Гольдбах встал и коротким скупым жестом пригласил меня в другую комнату. Войдя в неё, мы расположились в глубоких, обшитых крепкой чёрной кожей креслах. Рядом на столе стоял электрический чайник и чайный набор. Отдельно лежали коробка шоколадных конфет и горка бутербродов с колбасой и сыром. М-да, а бутеры-то с икрой канули в лету вместе с берлинской стеной. Впрочем, с колбасой тоже сгодятся.
— Чай, кофе?
— Кипятка, пожалуйста, без ничего, — остерёгся я.
Конечно, яд можно засунуть и в бутерброд. Там его спрятать даже легче, чем в крепких напитках. Как-то само собой вспомнилось убийство Распутина, перевранное Пикулем. Но от еды проще будет избавиться, банально вызвав рвоту. Вода же слишком быстро всасывается.
Генерал удивился, но просьбу гостя выполнил. Он молча плеснул в кружку мейсенского фарфора кипятка и поставил передо мной поднос с бутербродами. Есть я действительно хотел. Делая вид, что отпиваю, украдкой принюхался. Не заметив никаких странных запахов, сделал один маленький робкий глоток. Вода, обыкновенная разогретая вода. Пить можно.
Потянувшись во внутренний карман, я достал оттуда две перьевые ручки. Проверив их, одну убрал обратно в футляр, а другую оставил. В ней-то как раз яд был. Ну, так, на всякий случай. На самом деле ручка представляла собой обыкновенный распылитель. Давишь на поршень, а из пера вместо чернил вылетает маленькое облачко смертельного яда, попадает в лёгкие и… Привет, Змееголовый!
Но всё обошлось. Мы спокойно пили (я кипяток, а Гольдбах кофе), заедая напитки бутербродами. Почувствовав запах кофе, я потянул носом и сказал:
— Хреновый кофе.
— Почему? — удивился немец.
— Не знаю, может, просто сорт дрянной, или не вызрел до конца, — пожал я плечами. — Вот у нас на Родине не кофе, а нектар богов по сравнению с этим пойлом. Уже подумываем: пора вплотную заняться развитием эфиопских плантаций.
— Это да, — генерал оказался немногословен. — Вашей стране нужны деньги. А кофе любят во всём мире.
Мы ещё поговорили на эту тему, съели бутерброды, потом он посмотрел на часы и сказал:
— Пожалуй, нам пора обратно.
— Пожалуй, да, — согласился я с ним, мы поднялись и вернулись в исходный кабинет.