Чёрный Свет

Глава 47

Война всегда была выгодна только лишь правителя, тем, кто сидит на вершине пирамиды власти, но никак не людям, которые находятся внизу, у самого основания этой пирамиды и поддерживают её такой, какая она есть, своими телами и жизнями, хотят они того или нет. Правителя безразлично их мнение.

Джеймс К. Уайт понял эту простую истину в тот момент, когда раненный оказался где-то в окружении нацистов, понимая, что он вряд ли сможет уйти и выжить. Не сможет выполнить задачу, из-за которой весь его отряд был отправлен в эту западную. Хотя и задачи, как таковой, никакой, на самом деле, и небыло. Лишь красивая обёртка, чтобы люди шли в бой, не думая о мотива приказа своего командования. Да и их учили ведь, сначала выполняй, потом думай.

И вот, итогом всего этого стала смерть всего отряда Джеймса, с которым он прошёл через три года войны, в которую оказался втянут весь мир. Три года они выживали в постоянных боях, когда пули летели едва ли не касаясь их, а артиллерийских снаряды взрывались в соседних окопах, но теперь от их отряда не осталось никого живого, кроме него. Да и сам он, по его же мнению, переживёт своих друзей не на долго.

А всё, только для того, чтобы попасть в руки нацистов вместе с чертежами нового вооружения, которое «нужно передать союзникам».

— «Ненавижу этих ублюдков, что мечтают лишь загрести себе побольше денег, благ, и оставшись с чистыми ручками, жить припеваючи, кладя ради этого на алтарь жизни десятков и сотен лучших ребят, каждый из которых в тысячи раз лучше таких отбросов!» — думал про себя Джеймс, хромая и сжимая изо всех сил зубы, из-за пробившей на вылет ногу пули.

Он уже наложил бинты, насколько это возможно, когда тебя преследуют немецкие ублюдки, но сводящая при каждом шаге боль от этого никуда не делась. Лишь кровь теперь не так активно покидала его тело.

Устало прислонившись к дереву, Джеймс прислушался к звукам ночного леса, зная, что где-то там по его следу идут десятки вооружённых солдат.

Хорошо ещё, что у них с собой не оказалось собак…

Однако, что-то казалось Джеймсу странным. Не сразу, но он заметил, что не слышит не то, что звуков преследователей, но даже звуков природы. Деревья не скрипт, наклоняемые ветром, нет шелест листьев друг о друга, нет завываний самого ветра, хотя Джеймс уверен, что ещё минуту назад его бег сопровождал довольно активный ветер. Не говоря уже о том, что не было слышно звуков насекомых, птиц или животных. Абсолютной тишины не бывает — всегда в природе что-то, да издаёт звук. Но сейчас Джеймс понял, что слышит звук сдвоенных ударов своего сердца и слышит пульс, бьющий ему в уши. А его дыхание, казалось, было громко подобным на фоне окружающей тишины.

— Что за черт… — прошептал он, но шёпот его ему самому тихим совсем не казался, что заставило его сильнее нахмуриться.

— Кажется, у тебя проблемы? — спросил неожиданно голос позади Джеймса, заставивший его на всей скорости развернуться к источнику и на рефлексах достать из кобуры пистолет — единственное, к чему у него ещё остались боеприпасы.

Однако, когда он обернулся, а его глаза сосредоточившись на происходящем, пистолет тут же непроизвольно был отпущен.

Окружение вокруг него резко изменилось. Казалось, что уже небыло леса, где он вот-вот встретит свою смерть от рук и оружия нацистов, вместо этого он оказался посреди плотно посаженных деревьев, что, словно арка вели к слегка светящемуся пруду, над которым летали яркие светлячки и который медленно переходил в небольшой ручей кристально чистой воды, что стекала вниз, прямо к нему.

Где бы Джеймс ни оказался, это место было столь волшебным, что, вероятно, на всю жизнь останется в его душе вечным отпечатков чего-то прекрасного, что существует на планете.

Но что привлекло намного больше внимания, так это не место, а источник голоса.

Прекрасная женщина… или девушка… сложно было определить её возраст, казалось, она вообще не могла быть ни молодой, ни старой. Чёрный волосы едва заметной волной спадали с её головы и казалось едва заметно двигались под едва заметным ветерком. Тёмные глаза, можно сказать, практически чёрные, приковывали к себе внимание Джеймса, который смотрел в них и… сам не мог понять, что видел. Оголённая шея, ключница, плечи, а так же верхняя часть груди, заставили его шумно сглотнуть скопившуюся во рту слюну. И даже прекрасное платье, словно ткань ночного небосвода, покрытого бесчисленных звездами, не могло скрыть прекрасной фигуры представшей перед ним особы.

Оружие было окончательно опущено и даже убрано обратно туда, откуда было изъято несколько секунд назад.

Засмотревшись, Джеймс опёрся на правую ногу, отчего его тело прострелило болью — сквозная рана от пулевого попадания никуда не делась и напомнила о себе.

Джеймс поморщился и зашипел от поли, пропуская воздух сквозь сжатые зубы, но через секунду опомнился.

— Прошу простить меня, прекрасная миледи, однако это место, вероятно, небезопасно. Где-то рядом за мной охотятся ужасные люди и они вооружены до зубов. Я бы очень не хотел, чтобы такая красота, что предстала передо мной, пострадала… — переступая через себя и боль, вспомнил обо всех манерах, которые были вбиты в него его матерью ещё в детстве, что бы не «позорил её перед её подругами».

— Не беспокойся о них — они не побеспокоят тебя здесь… да и где-то ещё тоже. Сильно болит? — спросила красавица, медленно, плавно, словно не подошла, а подплыла она, указывая взглядом на ногу.

— Как бы больно мне не было, эта боль не стоит того, что бы вы о ней беспокоились, миледи, — даже не заставляя себя, но искренне улыбнулся Джемс, совершенно не против улыбнуться, пока глаза радуются такой красоте, тем более, что боль от глупого использования ноги как опоры уже прошла и остались лишь её отдалённые следы, которые уже не так уж сильно мешали. Главное не опереться на раненую ногу снова.

— Вежливый. Культурный. — Ослепительно обольстительной улыбкой, что могла бы соблазнить любого представителя мужского пола, улыбнулась красавица, глядя на Джеймса. — После нескольких десятков людей, ты первый оказавшихся таким. Я рада, что, наконец, нашла такого, как ты. Именно таких, как ты, хвалил мой папа, — говорила девушка, подходя уже вплотную к Джеймсу. — Я думаю, что такие редкие люди, действительно культурные и разумные, достойны стать первыми. И ты станешь первым, среди первых! — с широкой улыбкой и радостными глазами, сказала женщина, а после медленно спустилась на колени перед Джеймсом, отчего у последнего округлились глаза. Не такого поворота событий он ожидал, хотя, чего уж врать, искренне желал этого внутри себя.

Однако дальнейшее заставило его удивиться ещё больше.

Бинты, а так же часть брюк на его ноге, где пуля насквозь прошла через его бедро, чудом не задев артерий и вен, просто исчезли, словно растворились в воздухе, оставляя только его ногу, к которой тут же прикоснулись тонкие пальцы прекрасной девы, отчего пулевое отверстие на его ноге с видимой скоростью стало зарастать, боль полностью пропала, а ещё через десяток секунд, от раны не осталось и следа. Даже шрама не было, и кожа ничуть ни отличалась от всей остальной, словно и не появилась только что, несколько секунд назад, прямо у него на глазах!

— Лучше? — спросила женщина, посмотрев на него снизу вверх, улавливая его взгляд.

— Да, несомненно, я не чувствую никакой боли… но… кто… кто вы, миледи? — спросил Джеймс, которому, внезапно, стало очень страшно от происходящего, а в его памяти всплыли десятки, если не сотни баек, рассказывающих об ужасных монстра ведьмах и прочей нести что под видом прекрасных дев подкрадывались к мужчинам, а после оных убивали и медленно пожирали. — Это… это магия?

— Для тебя… быть может, это можно было бы назвать магией. А я… папа называет меня Великой Матерью, но какая я Мать, если у меня даже нет живых детей? — Пожала она беззаботно плечами, посмотрев в сторону, но после вновь взглянув на него. — Но ты поможешь мне решить эту проблему.

— Помогу? Каким образом? — все больше не понимал происходящего Джеймс.

— Конечно же, ты дашь мне детей! Много-много-много детишек! А я, в обмен, помогу тебе. И поверь, я могу сделать тебе очень хороший подарок… — сказала красавица, что даже после всех мыслей Джеймса не потеряла своей красоты.

А все, что происходило дальше, осталось в памяти Джеймса лишь туманный, блеклым воспоминанием. Казалось, что в одно мгновение он оказался совершенно голым, без какой-то одежды, посреди небольшой поляны, полной мягких, красных цветов, похожих на розы, но без шипов, на которых действительно было так мягко, и вдыхая запах которых его возбуждение росло все больше и больше, а в это время невероятной красоты девушка брала его стоящий колом член в свой… в какой момент произошло следующее его пояснение рассудка, и по какой причине, Джеймс понять не мог, но он понял, что все так же лежит на мягких цветах, а голая девушка с идеальными формами тела подпрыгивала на нём, издавая пробирающие до самых глубин души стоны, а сам он в это время держался за её упругую грудь… и вот новое пояснение рассудка и памяти дало ему новую картину, когда, уже девушка с прекрасной улыбкой лежала на красных цветах, а её ноги обхватывали его талию, пока он снова и снова вгонял свой член в её тугую киску… какой он уже раз собирался кончить? Пятый? Шестой? Невероятно! И никакой усталости! Впервые в жизни с ним такое творится!

И каждый раз внутрь!

Всё, до самой последней капли!

Сколько продолжалось это безумии похоти и желания? Джеймс совершенно не имел ответа. Он не мог понять, сколько вообще провел там, на этой поляне с цветами, времени. Часы? Дни? А может недели? Он совершенно не чувствовал усталости, желание спать. Он не чувствовал жажды или голода. Его тело не слабело без еды и воды, напротив, со временем, чем дольше продолжался процесс, чем больше шло соитие, чем более здоровым он себя чувствовал. Что-то в нем менялось, но он пока не мог понять, что именно.

Последнее его воспоминание, связанное с этим волшебным местом, было мимолетным видением, когда он лежал на поляне цветов, но дикого желания продолжать соитие с прекрасной девой уже не было, а она лежала у него на груди и улыбалась, поглаживая его широкую, намного шире, чем раньше, грудь своим пальцем, смотря ему в глаза.

Она произнесла слова, которые навсегда отпечатались в его голове, в его разуме, в самых глубинах его души, оставаясь там навсегда.

— Я буду хорошей матерью и у нас будут прекрасные дети, дорогой мой. Когда-нибудь, если это потребуется, Наши дети придут к тебе на помощь и спасут твою жизнь, если это будет нужно. Пожалуйста, только не отвергай их и подари им свою отцовскую любовь, какими бы они не были. Прощай, — сказала красавица и встала на ноги, пока на ней, словно само по себе, сформировалось все тоже платье из ткани ночного небосвода покрытого звездами и она взглянула на Джеймса вновь. — Больше мы уже никогда не встретимся. Я была рада нашей встрече, Чемпион Великой Матери. Думаю, папа будет не против того, что я сделала.

С этими словами Джеймс снова впал в беспамятство.

Однако, длилось это не долго — он пришёл в себя в одно мгновение. Вот он спал, а вот он уже полностью осознает реальность. Более того, он осознает её лучше, чем когда-либо. Он был всё ещё в лесу, в том же самом месте, где был, когда встретил ту красавицу, у того же самого дерева. Даже кровь кое-где до сих пор была его, хотя уже и свернулась давно. Странно только то, что он это заметил и осознал, лишь окинув всю местность, куда глаза глядят, мимолетным взглядом. Его глаза выцепляли каждую деталь из окружения и ничто не могло укрыться от него или остаться незамеченным. Даже жучок, цветом и текстурой идеал но сливающийся с листом, на котором он сидит, был виден Джеймс так же отчётливо, как если бы он сидел перед ним на белом столе, без всякой маскировки.

Было утро, раннее утро, когда туман покрывала землю и на траве образовывалась роса. Должно быть довольно прохладно, хотя сам Джеймс, даже не смотря на свою наготу, совершенно не чувствовал дискомфорта от низкой температуры.

Да, Джеймс сразу же ощутил, что был абсолютно голым, и все, что у него осталось, это обрывки одежды, которая сейчас была ему слишком мала. О, сейчас Джеймс мог в полной мере оценить те изменения, что даровал ему Великая Мать за время, пока продолжался их безостановочный секс. Он сильно вырос и сейчас почти достигал двух метров в высоту, он разросся повсюду — его грудная клетка стала больше, чем раньше, по субъективным ощущениям, раза в два! Руки и ноги стали огромными! Всё его тело было увито невероятной бронёй из пилотных мышц, словно отлитых из металла.

Откуда-то Джеймс точно знал, что это Дар Великой Матери, за то, что он дал ей потомство на следующие десятилетия, а то и века, и останется этот дар с ним до конца его жизни, три раза которую будут спасать ему его дети. И лишь после этого он может умереть, после чего в мир вторгнутся Отродия, дети Великой Матери и его, Первого Чемпиона Великой Матери, дабы забрать его тело и дар обратно. После чего будет найден новый чемпион и рождён новое поколение Отродий Великой Матери.

— Чемпион, да? — спросил вслух Джеймс и лёгким взмахом руки взорвал дерево, стоящее рядом, в щепки, сам, при этом, даже ушиба не получил и боли не ощутил. — А мне нравится. Думаю, мне невероятно повезло… и теперь ублюдки, что отправили нас на смерть к нацистами поймут, что значит «не везёт». Ох… надеюсь, отец Великой Матери не сочтёт произошедшее неприемлемым…

Джеймс не знал, кто это, отец Великой Матери, но то, как та прекрасная дева, что даровал мне такие силы, говорила о нем, заставляет думать о том, что это явно не простой какой-то человек. Да и… что самое главное… где-то глубоко внутри себя… Джеймс ощущал взгляд чего-то… чего ему лучше не видеть и не знать. Что-то огромное, необъятно и необъяснимое, что-то, в месте, которое невозможно узреть человеку, что сияет словно Солнце в небесах, отчего был заметен лишь силуэт этого существа, с которым, кажется, Джеймс теперь был связан, но даже один лишь силуэт этого Нечто внушал ужас.

Только чуть позже, Джеймс понял, что это сияние отличалось от света Солнца. Казалось, что свет, что заслоняет фигуру и не даёт увидеть её в полной мере, и пускает само это существо. И свет этот… не свет вовсе. Словно Чёрное Солнце освещает пустоту. А всё пространство, все и вся охватывает не свет Солнца, но Чёрный Свет, испускаемый этой незримой фигурой, что краем своего зрения, малой долей оного, уделяет ему внимание.

Встряхнувшись от мыслей, появляющиеся в его разуме, стоит ему только погрузиться в ощущения нового себя, он вновь направил внимание из Себя во вне. Ему было страшно. Страшно заглядывать в себя. Погружаться в себя. Ибо казалось, что стоит ему перейти некую черту, и у него не будет пути назад. Он пересчёт точку невозврата.

— Нет… этого я делать не буду. Чтобы меня там не ожидало… но мне, черт побери, охренеть как страшно… — бормотал здоровяк, стоя голым посреди леса, но после, осмотревшись по сторонам, прислушался к чему и, улыбнувшись на мгновение, направился в сторону, где он уловил звуки человеческой речи.

Немецкой речи…

А я также хочу сказать, что выкладываюсь на Бусти: https://boosty.to/shatal-sorken