Чёрный властелин

Глава 6: НА БОЙ КРОВАВЫЙ...

Ночью меня «прибомбило». Продравшись сквозь пелену сладкого сна, я понял, что нужно считаться с суровыми требованиями организма. Сам виноват — нечего было хлестать вчера медовуху. Я оторвал голову от мягкого бедра мирно сопящей секретарши и выполз из палатки. Вообще-то у меня был большой шатёр — подарок «батьки», но почему-то мне лучше всего спалось в моём довольно скромном шатре-паланкине из бегемотовой шкуры. Да и мороки с ним куда меньше, чем с полноразмерным жилищем.

Луна в очередной раз скрылась за облаком, так что дорогу искал не столько зрением, сколько на запах — сортир устроили чуть за пределом лагеря, на краю оврага, которых на амхарской земле великое множество. На толчке я окончательно проснулся, что, в общем-то, не сильно радовало — отхожие ароматы легче терпеть в сонном состоянии. Хорошо хоть, не общеармейский ужас. В общем, чёрной-чёрной ночью сделал Чёрный властелин своё чёрное дело и собрался возвращаться в палатку к удобной секретарше.

Как раз как только я натянул штаны, луна вылезла из-за облака и осветила лагерь. Костры, палатки, туша мирно спящего слона. Часовые... стоп, это что за непотребство? Прямо на моих глазах какая-то хреновина выскочила из тьмы и прибила сзади часового... Это же... боковым зрением я зарегистрировал падение ещё двух часовых...

Мать-перемать, это же нападение! Оглушающе бухнуло сердце, и лёд разлился по венам.

— Полундра!!! — Я заорал со всей мочи на чисто русском языке. Вопль сбросил оковы с разума, и я перешёл на амарик: — Фаланга, к бою!

Вопли не прошли даром — из темноты ко мне метнулись тени. Песец. Первую тень с занесённым лезвием я со всей дури пнул в низ живота. Мае гири вышел удачным, и тень со всхлипом сложилась на землю. Мамочка! Я и дрался-то последний раз чёрт знает когда, если не считать случай с Каасой, а на меня уже мчались ещё двое убивцев. Даже кинжал остался в палатке! По наитию я схватил упавшего злодея за ноги и, как мешком, огрел им следующего врага. С мерзким треском головы моей «дубинки» и цели соприкоснулись, и показалось, что мозги брызнули наружу. Отведайте богатырской силушки, с... содомиты. Третий враг ткнул было в меня копьём, но я успел отмахнуться «своим» негром, и вражеское остриё, застряв в этом теле, отлетело с ним в сторону. Я зарычал и бросился на врага. Убить и добежать до лагеря! Нападавший негр был куда меньше меня и упал под моим натиском. Пальцы в глаза, продавить изо всех сил! Умри, тварь! Жертва — теперь жертва — завизжала от боли и ужаса. Я же вскочил с поверженного врага и заученным много лет назад ударом пятки добил его.

Вот и задница — рядом ещё двое. Идут осторожно и готовятся меня наколоть на копья. А за ними уже прёт орава вражеского войска. Прощай, суровый мир... Хренак! Вылетевшее из темноты копьё с хрустом прошибает грудь врага. За копьём вымахивают два моих негра, и мгновение спустя оставшийся противник тоже падает мёртвым. Берхан, Кааса! Я спасён!

— В лагерь, принц!

Я совершенно согласен! Хватаю с земли копьё врага и рву когти. С боков прикрывают верные бойцы. Жизнь продолжается. Моя рота уже строит фалангу, а кое-где бойцы новой полусотни сцепились с авангардом нападающих.

Добежали до палатки. В лагере хаос. Фаланга стала насмерть, и совсем рядом раздаются звуки боя. Перед палаткой стоит ошалевшая секретарша с моим кинжалом в руках. Етическая сила, что делать?

— К слону!

Хватаю прямо из костра поленце и несусь к просыпающемуся гиганту. Плевать на ожог.

— Зажигалки!

Симран взлетает на слона первой. Передаю ей «факел» и забираюсь на слона следом. Хватаю бренчащие мешки у Берхана с Каасой.

— Правь к фаланге!

Слон ещё сонный, но слушается секретаршу и топает к звукам боя. По правому боку трусят мои бойцы.

Неожиданно окутало спокойствие. Я в танке. Впереди цели, как в компьютерной игре. Скалю зубы и поджигаю первую гранату. Кранты вам, негры.

…Мы победили. Фаланга устояла, а артиллерийский слон окончательно деморализовал противника. Трубный рёв и пламя сломили их дух. Враги откатились в ночь, оставляя за собой трупы. Но отдыха нам не было. Перестроившись, мы присоединились к баталии в главном лагере. Ночью неприятель скрытно окружил лагерь и поставил всё на скоротечную бойню во тьме. На мой взгляд, шансы у него были, и надо было сделать всё, чтобы они не реализовались.

В бой шли одна фаланга и слон. Потрёпанные остатки второй полусотни остались охранять наш лагерь. В основном лагере была свалка. Горели шатры, и орава вражеских негров месила такую же ораву наших. Конница в темноте была бесполезна, и лошади лишь встревоженно ржали. На наше счастье, враг оказался не готов к подлянке в спину, видимо, посчитав, что мой лагерь будет уничтожен или блокирован. Тем более что подлянка состояла из опытных ветеранов с гранатомётной поддержкой и оказалась более эффективна, чем в разы большая орава вражеских негров.

Во второй раз за ночь враг бежал. Сюрприз, твари. Командира противника захватить не удалось, а преследовать врага ночью по пересечённой местности мы не решились. Ну ничего, больше он нас врасплох не застанет. Суматоха успокаивалась. Я слез со слона и вытер рукой лицо... Это ещё что у меня на руке? Перед глазами промелькнули картинки треснувших черепов, моих пальцев в глазницах визжащего негра... В нос ударила вонь горелой свинины... точнее, человечины, которую я нажёг зажигалками.

Блевал я, скажу, знатно. Только и смог, что попросить кипячёной воды между спазмами. В этом весёлом состоянии меня застал рас Бахыр.

— Что с принцем?!

— Первый бой, похоже, — ответил откуда-то сбоку Берхан.

Меня наконец отпустило, и я выпрямился. Кааса уже протягивал мне бурдюк. Я прополоскал рот, сплюнул и потом уже сделал полновесный глоток. Вино пошло, как вода. Была мысль распотрошить походные запасы спирта, но я пресёк позывы алкоголизма. Нечего раскисать.

— Первый труп? — участливо поинтересовался командующий.

— Что-то вроде того. Троих я руками убил, а сколько пожёг — не считал. — Да... удвоение очков за два трупа в две секунды. — Правда, если бы не Берхан с Каасой, то в сортире бы меня и прикончили.

Подведение итогов затянулось до рассвета. Армия получила ощутимый удар — около двух сотен убитых, но победа осталась за нами. Вражеских трупов было ближе к полутысяче, причём мои бойцы нанесли врагу наиболее существенный урон. Только в моём лагере насчитали десятков семь трупов, включая убитых в бою при сортире. Кааса рассказал, что по армии пошли разговоры о том, как принц разрывает врагов на куски голыми руками. Любят люди преувеличивать... Я только пару черепов раздробил и глаза выдрал... Тьфу, как вспомню — тошнит. Я потерял всего лишь троих фалангитов, но из второй полусотни полегло целых два десятка, не считая раненых. По возвращении из похода строевая подготовка будет вводиться во всей армии. Соотношение потерь говорило само за себя. Ожогов на трупах было также немало. Боевой слон показал себя полезным орудием психологической войны.

В палатку свою я забрался уже утром, после установки её на слоне. Конные дозоры доложили, что разбитый враг отступает по долине, навстречу войску негуса. Наша же армия не спеша отправилась вслед за отступающими. Вот будет потеха, когда негры противника встретят армию негуса нагаста. Пока что я намеревался поспать. Симран была рядом, её всё ещё трясло после ночного нападения. Использовать её как подушку в таком состоянии было бы, пожалуй, свинством, и я обнял девушку, чтобы успокоить... В общем, тем утром индианка стала для меня «настоящей секретаршей». И плевать на повязку на глазу.

Из воспоминаний раса Сэйфэ, прозванного Сокрушителем.

...Я навсегда запомил тот бой, хоть побывал во многих битвах и до, и после него. С самого начала похода негус нагаст, а тогда он был ещё принцем, нервничал. После первого же военного совета принц приказал нам каждый вечер тренироваться в срочном построении и отражении внезапной атаки. Воистину, наш повелитель мог видеть будущее. В ночь после разделения с армией отца Чёрного властелина на наш лагерь напало войско мятежного негуса Бекаа.

До того дня мне редко приходилось участвовать в ночных стычках, хотя в будущем мы сами взяли тактику ночного боя на вооружение. Лагерь мирно спал, настолько мирно, насколько это возможно в землях противника. Выставили мы и часовых, но всё же первым предупреждением о начавшейся схватке послужил громовой крик Чёрного властелина: «Полу-у-у-ундра», — тогда мы впервые услышали боевой клич, что по сей день вселяет страх в души наших врагов.

Воины в лагере спали почти что строем. Чуть поодаль от палатки повелителя расположились воины фаланговой полусотни. Спали они под навесами, с оружием под рукой. С двух сторон от них располагались походные шатры второй полусотни. Такое размещение мы избрали в результате тренировок, назначенных властелином. Услышав клич, я мгновенно проснулся — у меня, как и у всех ветеранов войска, весьма чуткий сон. Приказ «Фаланга, к бою!» был выполнен моими воинами образцово. Лишь трое замешкались и пали от первого натиска противника, наступавшего по пятам властелина и его телохранителей. Мгновения спустя мы встали нерушимой стеной и наши копья и пики окрасились кровью дерзких врагов. Труп за трупом, перед фалангой, принимавшей своё боевое крещение, начали строиться страшные баррикады из павших врагов. Воинам на флангах было тяжелее: не в силах проломить центр, противник всё же давил на строй с боков. Но отважные и стойкие ветераны второй полустни не дрогнули, даже потеряв многих бойцов.

Какое-то время исход схватки качался на весах. Фаланга стояла насмерть, убивая любого, кто приближался на удар копья. Но врагов было больше, и отряды прикрытия на флангах таяли, платя жизнями за монолитность центра. Прозвучавший в этот момент трубный рёв слона нашего повелителя предвестил победу. Появление гиганта за строем фаланги внесло смятение в напирающих врагов, а полетевшие вскоре зажигательные бомбы превратили смятение в панику. Почуяв страх, растущий в рядах противника, я скомандовал шаг вперёд. Потом ещё один. И ещё... Как ангелы смерти, мы прошли по телам врагов, что уже устлали землю перед нашим строем, растаптывая и умирающих, и уже уснувших вечным сном. После боя мы нашли тело вражеского командира, обезображенное огнём. Наверное, его гибель и определила поражение врага — лишённые организованного командования враги в страхе бежали, сломленные комбинацией ужасного зверя, огня с небес и страшной поступью копейной фаланги.

Та, давняя фаланга была ещё только прообразом несокрушимого строя, что годами спустя возродил славу всепобеждавших армий Александра Македонского. Под моим началом был лишь один ряд копейщиков-щитоносцев и два — пикинёров. С флангов нас прикрывали обычные воины, мало чем, кроме опыта, отличавшиеся от нападавших, а не специальные охранения и преследования. Позади был только один слон, а не мобильные батареи поддержки. Всему этому пока что лишь суждено было появиться. И всё же мы устояли. Мало того, мы обратили врага в позорное бегство.

Наш местный успех был лишь частью общей баталии — до нас явственно доносились звуки схватки в главном лагере. Времени передохнуть не было: принц поставил задачу идти на усиление главного войска и передал мне оперативное командование. Сам он управлял слоном — заменить его было некому. Схватка значительно проредила фланговое прикрытие, а мне пришлось уменьшить его ещё больше — оставить лагерь без охраны я не решился. Вместо этого я предпочёл рискнуть и присоединиться к главной битве со слабым прикрытием с флангов. Недостаток в числе воинов я постарался заменить — лучшие мечники и копейщики встали с флангов, включая знаменитых Берхана и Каасу — тогда они были телохранителями Чёрного властелина. «Лучше меньше да лучше», как иногда говорит наш повелитель.

Мы шли с факелами — неверный лунный свет не позволял двигаться без огней, и слон отказывался идти в темноту. Даже со светом фаланга несколько раз теряла строй из-за неровностей земли. Манёвр оправдал себя — фаланге удалось выйти в тыл нападающим. Возможно, огни сыграли злую шутку с противником, и враги приняли мой отряд за своих. За нашими спинами вспыхнул большой осветительный факел, командуя атаку, и слон трубно заревел. Мы ударили! Бойцы фаланги спонтанно подняли клич, слышанный ими до этого только раз, но уже оставивший след в сердцах. Полундра! Полундра! С каждым выкриком фаланга била по врагу, убивая раз за разом. Снова под ноги нам ложились трупы. Властелин щедро расшвыривал зажигательные бомбы, в ту ночь он был не Чёрным властелином, а Властелином пламени. И снова враг дрогнул! Не в силах сражаться на два фронта, напуганные огнём войска противника побежали. Победа принадлежала нам!..

Секс — лучшее лекарство. После того как я вдоволь познал свою секретаршу (огонь девка! Как пополню словарный запас, узнаю, не читала ли она Кама-Сутру), моральные терзания о массовом убийстве противника и даже тошнота при мыслях о трупах убрались восвояси. Тот юморист, что говорил «Все болезни — от недотраха», был прав. Хотя нет, он говорил, что все болезни от импотенции. Про недотрах, значит, это уже моё наблюдение. Весьма обоснованное, скажу вам. По-человечески я с бабой не спал с самого появления в Эфиопии, а разнос от духовного наставника прекратил даже поставки оральной любви истосковавшемуся по женщинам принцу. Так что, когда у нас с Симран случилось «сближение», делом я занялся обстоятельно и надолго. То, что мы были в походе, посреди целой армии, и вообще проделывали всё в палатке на спине движущегося слона, только добавляло задора.

Поспать не получилось. Вскоре после того, как мы с секретаршей кончили (по нескольку раз, чего уж скромничать), армия догнала противника. Второго боя, правда, не было — нагнали врага потому, что впереди его с распростёртыми объятьями всретило войско негуса нагаста. Ущелье-с. Зажатые между молотом и наковальней мятежники капитулировали. Полностью. Вдобавок, в надежде выторговать себе послабления у победителей средний командный состав скрутил высший командный состав и преподнёс оный нам «на блюдечке». Новости обо всём этом мне принесли прямо к слону.

По поводу победы следовало толкнуть речь. Я спустился с Хитрого Глаза и был перехвачен Берханом. Помявшись, он шёпотом меня спросил:

— Принц, ты наказывал свою рабыню?

Ну и ну!

— С чего тебе такой бред в голову пришёл, Берханушка?

Мой негр совсем смутился.

— Ну... из твоего шатра вопли раздавались...

Да, приехали. Не первый же месяц меня знает. И так резво в садисты записал.

— Твою мать. А то, что я её как женщину пользую, вам в голову не приходило?

Вот извращенцы, негры.

— Так ты же её...

— Сегодня в первый раз, — перебил я Берхана. — Но смотри, чтоб ни слова, понял?

С одной стороны, какого чёрта я перед ним отчитываюсь? Но вот слухи лучше пресекать. Да и ближе, чем эти два солдафона, у меня в Эфиопии только абун Йесус-Моа. Даже Тамар не совсем дотягивает.

— Слушаюсь, принц. Но почему она орала? Так больно было?

Он совсем тормоз? Хотя погодь, массовая клиторектомия. Здешние бабы не кончают практически... Это мне сейчас нормальная (забудем про отсутствие глаза) попалась, а то, глядишь опять побрезговал бы.

— Тут вот в чём дело: ты когда девку пользуешь, удовольствие имеешь немалое, так?

Берхан аж расплылся в улыбке. Конечно, Берханыч у нас не дурак по женскому полу... Всю соседнюю деревню, наверное, перетрахать успел, пока принц в поте лица толкал технический прогресс и томился воздержанием.

— Ну так девка ничем не отличается, если её хорошо отодрать, то ей не хуже, чем тебе. Только тут одна загвоздка... Помнишь, я тебе рассказывал про женское обрезание и что именно им отрезают?

— От чёрт... А мы-то думали, за каким дьяволом тебе эта чужеземка понадобилась, принц.

— Ладно. Эту тему закрываем и больше к ней не возвращаемся. Официально Симран будет моей помощницей, наподобие Жена.

Шутки закончились.

— Слушаюсь, принц.

— Вот и ладушки, а сейчас надо собрать бойцов, хочу сказать им пару слов.

Отряд мой был рядом, так что много времени собрать бойцов не потребовалось.

— Воины! Вчера нам наконец-то выпал случай узнать друг друга получше. — Вот они. Восемьдесят отборных головорезов. Хотя нет, они не головорезы, они мои гвардейцы. — Орава козлов решила посреди ночи попортить нам сон, а заодно устроить большую пакость нашему родному негусу нагасту. — Улыбки в строю. Молодцы. — Их было больше, чем нас, и они застали нас спящими, перерезав часовых. Их это не спасло. Мы встали и сокрушили врагов. С новым вооружением и новой тактикой мы в первом настоящем бою наголову разгромили численно превосходящего врага, на стороне которого была внезапность. — Гордость. Гордость и удовлетворение своей силой, вот что я вижу в их глазах. Пусть многие ранены, пусть почти четверть легла на поле боя. Всё равно круче их только яйца. А я постараюсь, чтобы их настрой соответствовал действительности, а не остался простой эйфорией от победы. — Кто другой смог бы повторить наш успех?

Стараюсь посмотреть в глаза каждому из них. Наконец из рядов раздаётся возглас.

— Никто!

Правильный настрой.

— Совершенно верно. Поэтому сегодня я дарю вам девиз: «Никто, кроме нас!»

В ответ летит радостный рёв.

— Полундра! Полундра!

О, Господи! Воистину язык мой — враг мой. Дед-подводник, наверное, оборжался бы. Но я ещё не закончил. Поднимаю руку, и скандирование стихает.

— Носите этот девиз с гордостью! — И добавляю более тихим, суровым голосом: — Не посрамите его, как не посрамили сегодня ночью.

И я вижу: умрут, но не посрамят.

После взятия в плен неприятельской армии началась «послепобедная рутина» — допросы, казни, пьянки (варвары, однако!). Радовало, что не нужно было заморачиваться с оккупацией — земля и так своя. Что до злобного местного негуса, так без армии он никто и звать его никак, тем более что он уже в плену. И армия его в плену.

К моему облегчению, обошлось без массовых казней и истязаний. Даже пыток было немного — расы мятежника, участвовавшие в перевороте, из кожи вон лезли, чтобы заслужить себе прощение, и слили нам практически всю нужную информацию. Остаток оперативно выбили из негуса и его верхушки — трудно врать под пыткой, когда ответы на три четверти вопросов мучителям известны и сам ты не знаешь, что им известно, а что нет.

Вырисовалась же несколько неприглядная картина. Восстание было не просто актом «быкования» обнаглевшего вассала. Мятежника поддерживали немытые волосатые лапы сразу нескольких исламских султанатов. Дамот и Хадийя мутили воду давно и регулярно, но вот джибутийские лапы были новостью. Само восстание, на нашу удачу, было несколько сымпровизировано и недостаточно подготовлено (что объясняет, почему мы со сравнительной лёгкостью его подавили). Началось оно, можно сказать, благодаря мне. После «продолжительной болезни» наследника, а также его (то есть моей) «ссылки» в монастырь Истифания, наши недоброжелатели подумали, что трон под Йикуно Амлаком наконец зашатался и пришло время начать грести под себя. Исламские «союзнички» гафатского негуса успели прислать в его армию военных советников, что и объяснило нетипичный для негров ночной рейд (хотя этим бибизянам сам Бог велел по ночам воевать, маскировка выдаётся при рождении). С другой стороны, испугавшись оперативной реакции негуса, султаны придержали свои полки дома, а мы не сплоховали и раздавили гафатскую армию. Тут, кстати, и заметка на будущее — шпионов из армии нужно вытравлять! Или выявлять и кормить дезой. Мало было дел, теперь ещё и контрразведку создавать.

Негус нагаст у нас был реалистом и по-христиански прощать недоброжелателей не собирался. Я же с ним был полностью солидарен — нечего терпеть под боком враждебную исламскую змею. Муслимихфрай[1], за неимением газенвагенов, организовать не получится. Шутка. Я всё же не настолько суров, а главное, не настолько расточителен — убивать народ сотнями тысяч. В общем, когда в семейном кругу стали обсуждать планы царской мести, я предложил не горячиться и взглянуть на карту. На карте были очертания наших земель в окружении разномастных исламских государств.

— Ни Дамот, ни Хадийя от нас никуда не денутся. Помощи им ждать также неоткуда — от сомалийского побережья пройдёт максимум караван, но никак не армия. Мы их можем съесть в любое удобное для нас время. Джибути — другое дело. Во-первых, они обнаглели. Мало того, что они стали лезть в наши угодья, но и сидят на части исконных Аксумских земель. — «Батька» согласно кивнул — Аксумские земли — один из его любимых пунктиков. — Во-вторых, как противник они опаснее внутренних мусульман. В прошлый раз за джибутийцев вступилась коалиция наших добрых соседей со всего Красного моря. Сейчас же в исламском мире разброд, спасибо монголам... Да и зажрались они, так что джибутийцев можно бить не опасаясь немедленной интервенции. — Здесь, кстати, большое спасибо занятиям с негусом нагастом — вся современная конъюнктура, это от него. — В-третьих, Джибути — это выход к Красному морю и торговый порт. Так вот, я предлагаю хорошенько подготовиться и взять Джибути. Причём не просто взять, а присоединить к нашим владениям на постоянной основе.

Братец не совсем осознал, о чём идёт речь, а вот негус нагаст заинтересовался:

— Продолжай, сын мой.

— Для этого надо распустить слухи о карательном походе на юго-запад, пусть наши соседюшки боятся и готовят крепости — нанести упреждающий удар у них сил не хватит. Тем временем отвести армию в центральные области и усиленно тренировать. Тебе уже рассказали об эффективности моего отряда, а это всего лишь сотня бойцов. Ко времени похода на Джибути слухи о нашей крутизне расползутся, и враг, скорее всего, будет избегать полевых сражений. А даже если нет, то наши войска к таким сражениям будут готовы куда лучше, чем сейчас. — Я перевёл дух и отхлебнул уже остывший кофе. — В то же время готовить обоз и припасы на поход через пустыню. А также формировать службы тылового охранения.

— Службы чего? — перебил меня негус.

— Тылового охранения. На сам поход еду мы с собой увезём, но поскольку мы планируем остаться в Джибути надолго, нужно обеспечить безопасный подвоз припасов. Наладить после захвата местное рыболовство и сельское хозяйство займёт время. Заодно решим и проблему пленных — отправим на полевые работы. Три-пять лет исправного труда — и в награду свобода с эфиопским подданством.

— Понятно, сын, излагай дальше.

— Кроме войска, нам нужны будут священнослужители, строители и, думаю, даже крестьяне, хотя крестьяне подождут. Захваченные земли надо будет обживать сразу и всерьёз — в конце концов, наш будущий флот будем строить именно там.

— Флот... Далековато тебя занесло, сын.

Вот ехидный.

— Флот, именно флот. Но ты прав, отец, флот — это пока ещё шкура неубитого бегемота. Вернёмся к нашему походу. По-хорошему, мне нужно расширить мануфактуру в Хайке и сделать там однотипное оружие для всей армии. Наше сегодняшнее положение меня пугает — воины наши дерутся кто чем хочет. Боеспособность разных отрядов несопоставима и непредсказуема. У Бахыра одна сотня полегла почти полностью, а соседняя сотня понесла меньшие потери, чем мой отряд. Да и выпуск брони и щитов стоит организовать. Значит — подвозка руды, работников, расширение полей... Кроме того, я планирую поставить в строй всех без исключения северных слонопоклонников. Кто не растит слонят, будет в армии или в корпусе бляхоносцев. Слоны — это мобильность.

— Большие планы, сын. Хватит ли тебе времени на всё?

— А мы торопимся? Я думаю, что имеет смысл идти через год, в сезон дождей. Слонам будет куда легче перенести поход, и меньше нужно будет воды.

— Да, сын, мы торопимся. У нас нет этого года. Точнее, он есть, но через год армия не пойдёт через пустыню...

— Как не пойдёт?

Сказать, что я охренел, будет преуменьшением.

— А так. Армия — опора нашей власти. За это мы щедро одариваем её. Кстати, не забудь наградить свой отряд. С девизом ты хорошо придумал, но серебра им выдать стоит, иначе будут брожения. Так вот, дары дарами, а власть наша хоть и велика, но не прочна. Воины могут не захотеть идти в черезмерно тяжёлый поход. А если перегнуть палку, то можно остаться совсем без армии.

— О...звереть. Да... Ну ничего, будем поднимать армию идеей возрождения Великого Аксума вдобавок к потрошению магометан. — В принципе, дело, конечно, правильное: солдаты не рабы. Но ирония убийственна — находиться на другом конце либертарианского принципа — ты царь, но никто тебе ничего не должен. Не убедишь — никто за тобой на войну не пойдёт. — А сколько у нас вообще есть времени?

Негус Нагаст задумчиво почесал густую бороду.

— Месяца три есть. Пока пройдёмся по Гафату, восстановим везде мою власть... Но потом придётся сразу идти в поход. Или же забыть про Джибути и покарать южных смутьянов.

— Негусто... Хотя если постараться...

Я задумался. В принципе, если скинуть сбор провианта на негусовых спецов, затребовать ко мне в Хайк рабочую силу и обеспечить подвоз еды не только в войско, но и для города... Да, это будет, пожалуй, уже город. Можно, пока ждём рабочих, спроектировать мануфактурный процесс для оружия. Если, конечно, нашли руду в окрестностях. Так вот, запустить через месяц-два производство оружия и вооружить им несколько сотен. Которые за это время можно натренировать по фаланговой тактике. Причём, с учётом накопленного опыта, развернуть мою полусотню в целый полк и внедрить фаланговую науку по полной программе, а не те кусочки, на которых мы фокусировались. Например, за организацию фаланги по составляющим мы не брались. А в том греко-римском манускрипте было ещё много чего описано...

Но одним полком войну, скоре всего, не выиграть. Хотелось бы вундервафлю. Взрывчатка? Возможно. Как я уже обдумывал, если сделать серную кислоту, то будет и азотная. А азотная кислота — это множество взрывчатых веществ. Пироксилин, например. Опаньки... У меня же есть киноварь. А кроме серы — это ртуть. А ртуть, кроме термометров и барометров, это ещё и гремучая ртуть. Как там... Точно, азотная кислота, этиловый спирт и ртуть. Да, широкий горизонт действий, если не подорвусь к чёртовой матери. Вот что значит любовь к книгам и когда-то закачанная на телефон азбука домашнего терроризма. Хотя как раз эта самая азбука гремучую ртуть производить не рекомендовала. Но реактивов на большинство из рецептов у меня нет. Вот скажите мне, где я вам достану в средневековой Африке этилен для приготовления этиленгликольдинитрата? Хотя надо будет «помедитировать» на тему азбуки терроризма — рецептов там было много, глядишь, и вспомню что-то, что можно изготовить. Бедные бляхоносцы, сколько вас подорвётся... Решено, буду делать взрывчатку, какую именно — решим на месте. На крайняк, заряд из пороха, или обойдёмся зажигательными веществами.

Что ещё у меня по части вундервафель, из быстроизготовимого? Да ни хрена. Кроме... Точно, спецназ! Пару дюжин затейников-самоучек, по типу Берхана с Каасой — и вот мне готовая диверсионная группа. Идей я им подкину, а реализацию они организуют лучше, чем я. Ну что же, бывают планы и хуже. Элитный полк, взрывчатка и диверсионная группа.

— Есть идея, отец. За три месяца можно взять моих бойцов, смешать их с тысячей ветеранов и получить элитный полк, который потенциально сможет переломить любое полевое сражение. За те же три месяца реально его перевооружить. Броню сделать, скорее всего, не успеем, а копья и щиты сможем. В то же время можно заготовить припасы в поход, а также провести всю подготовку по части снабжения и планирования. Кроме этого, я думаю приготовить пару сюрпризов для осады. Диверсионную группу для обеспечения прорыва и, если повезёт, алхимическую смесь для разрушения стен. Хотя в осаду лучше не лезть... предпочтительнее разбить врага в поле.

— Сын, когда ты успел стать стратегом?

— Не стратегом. Просто, придя в себя, я научился организовывать и в какой-то мере планировать. Возможно, мне перепала толика мудрости нашего предка, Соломона.

«Батька» усмехнулся в ответ.

— Как же, наслышан. Орден Соломона, таблица Соломона, Соломоново разделение... Сын, скажи честно, Соломон хоть к одной из этих вещей отношение имеет?

Ма-ать. Врать бесполезно, почует.

— Насколько я знаю — нет. Но разве это имеет значение?

Негус расхохотался в ответ. Смеялся он на удивление открыто и заразительно. Я и не думал, что он так умеет.

— Ну молодец, сын. Правильно мыслишь! Смотри, Удым, учись. Не надеялся я, что буду ставить тебе в пример старшего брата, но вот. Порадовал ты отца, Ягба. А я беспокоился, что ты из одной крайности — воинских утех, ударился в другую — в алхимию с мануфактурой.

— Отец, было бы на кого их оставить, но Господь не счёл нужным ни с кем, кроме меня, поделиться знаниями. Вот и приходится за всем успевать. Пока что я нашёл только одного толкового заместителя.

Кадры, кадры, кадры. Ох, и прав же был товарищ Сталин.

— Да, ты рассказывал, твой монах, помешаный на греках. Хорошо, давай обсудим детали твоего плана.

План обсуждали долго, не один день. Обсуждали в узком, почти семейном, кругу, с привлечением только церковных иерархов. Когда нужно, негус нагаст умел сурово блюсти принципы секретности. С участием «батьки» и Тэкле Хайманота план предстоящей кампании оформился и перешёл из разряда набросок в категорию качественно продуманных подлянок. В смысле — подлянок нашим «добрым» соседям на востоке.

Подготовку снабжения подписалась делать наша родная эфиопская Коптская православная церковь. Я несколько ошалел — чтобы в моё время хоть одна церковь добровольно крупно тряхнула мошной... Оказывается, наш ычеге прекрасно понимает концепцию инвестиций, а акабэ сэат (Йесус-Моа) обеспечил мне высокий кредитный рейтинг. До сих пор радуюсь, что не стал юлить и поделился с абуном всей правдой. Риск оправдался, и более надёжного союзника у меня нет. Так вот, наша церковь резонно расчитывает ухватить большой куш в случае захвата Джибути. Доля в добыче — это само сабой, но наш иерарх также видит и навар от усиления Эфиопии в целом. Ведь морской порт — это немалый шаг к возвращению легендарного богатства и могущества Аксума. Главное, не облажаться в походе и не слить завоевания в будущем. А для этого придётся много пахать.

Освободившись от забот по снабжению, я смог сконцентрироваться на делах военных, включая разработку вооружения. Идею элитного полка на базе моего отряда пришлось если не закопать в землю, то серьёзно подкорректировать. Негус нагаст мне популярно разъяснил, что перековать полк ветеранов за три месяца под новую тактику нереально. Матёрые бойцы уже сформировались, у них свои навыки, опыт и видение боя. С полусотней у меня получилось только потому, что досталась мне действительно элита — бойцы, которые умеют и любят не только сражаться, но и учиться сражаться. Вместо этого батька предложил мне полк молодёжи — учить сразу новой тактике. Их можно слить с моей элитой и получить одну-две отличные сотни, а остальных постепенно тянуть на нужный уровень. Такой полк намного легче спрятать от вражеских шпионов, чем брать тысячу ветеранов, да и обойдутся они мне куда дешевле, чем ветераны. Подумав, я полностью согласился. Неиспорченный материал мне нужен, тем более что дисциплину вводить легче с нуля, чем поверх вольницы.

На «спецназ» и осадные сюрпризы мне была предоставлена полная свобода. В случае успеха — честь и слава принцу. А в случае провала можно тихо похоронить неудачи и не заикаться о них.

В процессе общения мне удалось протолкнуть очередной исторический плагиат — генеральный штаб. Негус отсылал со мной группу из нескольких военачальников и их помощников, работа которых будет заключаться в планировании предстоящей кампании. На их совести будет план основной, планы запасные, планы на случаи различных возможных подлянок со стороны врага, а также измышление этих возможных подлянок. Если затея себя оправдает, «батька» согласился создать такую группу на постоянной основе. Пусть планируют всё, что только можно. Вот и ладушки, а со своей стороны я нашему штабу создам в будущем картографическую службу.

На гражданском фронте было несколько сложнее — что негус, что ычеге были людьми от земледелья далёкими и вникать в детали не стремились. Хорошо хоть дали отмашку на проведение любых реформ в окрестностях Хайка. Отец даже издал указ, назначивший меня правителем Хайка и окрестностей. Оказывается, подобные назначения детей и близких родственников в Эфиопии широко в ходу, и принц не побывал губернатором сугубо по причине своего долбо... в общем, по причине недостатка интеллекта.

Времени было мало, поэтому с моим возвращением в Хайк затягивать не стали. Я покинул лагерь негуса нагаста через два дня после окончательного принятия решения о вторжении. Молодёжь мне в войска собирали по всей армии. Пришлось пощипать пленных на предмет кандидатур и даже завербовать пару сотен «на местах», во время возвращения по амхарским землям. Берхан и Кааса также не сплоховали и подобрали двадцать одного кандидата в «спецназовцы». Зная моих бойцов, я резонно подозревал, что все кандидаты в итоге пройдут отбор.

Перед отбытием в Хайк у меня было одно дело. В принципе, на него можно было бы забить вообще, но у меня неожиданно проснулась совесть. Дело было в рабстве. Держать рабыню в нашем Эфиопском обществе было делом совершенно нормальным, включая рабынь постельных. Даже больше, рабы считались как бы членами семьи, только второго сорта — они использовались как слуги, а не как промышленные или сельские работники. Собственно, многие из монастырских слуг в Хайке были как раз рабами. Но вот осознание того, что я сплю с рабыней, назойливо капало мне на мозг. Знаете, расизм расизмом (хотя должен признать, что мои негры выгодно отличаются от стереотипного американского экскремента в человеческом обличии), но вот рабовладение... Не моё это. Одно дело — командовать направо и налево, чем, должен признать, я часто в последнее время занимаюсь, но держать разумный скот мне претило. И по моральным, и по практичесим соображениям. В конце концов, по-моему, ещё римляне говорили: сколько у тебя рабов, столько у тебя врагов. До сих пор считаю, что массовый ввоз рабов-негров и их использование были роковой ошибкой США.

И теперь я тащил с собой рабыню-секретаршу к той части лагеря, где собрались монахи. Монахов с армией было немало — оба церковных иерарха большую часть своего времени проводили, сопровождая негуса нагаста. Особенно акабэ сэат, являвшися распорядителем царского двора. И, естесственно, духовное начальство таскало с собой немалый штат. В этом штате мне нужен был монах-архивист — моё Хайкское нововведение прижилось, и церковные писцы стали заводить также и архивы для записи дел мирских. По дороге мне встретился мой абун, который тепло со мной поздоровался. К несчастью, в этот раз Йесуса-Моа в Хайке не будет — он оставался при дворе моего «батьки». А жаль — с ним я за свои тылы не беспокоился, церковь в народе уважают.

Симран же понятия не имела, что мне от неё понадобилось. Решение я принял во время утренней гигиены и, как только индианка оделась, повёл её с собой, сказав лишь на ломаном хинди, что дело есть. Кстати, после ночного боя и последовавшего за ним сближения языковой прогресс у индианки ускорился. Мой и так был весьма быстрым, так что у себя я особой разницы не заметил.

Архивиста я нашёл достаточно быстро. Очередной «рекрут» в Орден Соломона был молодым ещё писарем, чьим основным занятием было, наверное, копирование священных книг, наподобие Святого Писания или неоконченной Кебры нагаст, которую мне давал почитать в своё время абун. Юный соломоновец вытянулся перед наследником трона, в готовности исполнить августейшие приказания. Поприветствовав юношу в ответ, я велел ему записывать указ с моих слов.

— Я, Ягба Цион, сын негуса нагаста, милостью господней принц всея Эфиопии, за проявленную в бою доблесть, — а что, она ведь сражалась на слоне рядом со мной, даже зажигалки кидала, — дарую женщине, именуемой Симран, свободу, а также подданство Эфиопии. Всё, поставь дату и дай мне на подпись. Потом скопируешь и занесёшь в книгу записей.

Пусть будет в записи. Отчётность — это наше всё. Насколько я не люблю чинуш-бюрократов, но должен признать, что бумажные следы и правильное ведение записей порой весьма облегчают жизнь. Особенно в бизнесе.

Пока архивист готовил чистовик мне на подпись, я смотрел на своё сопровождение. Берхан с Каасой удивлённо переглянулись, но молчали. Лицо индианки же выражало забавную смесь надежды, неверия и простого ошарашивания. В принципе, я её понимаю. Девушку покупает здоровый негр. Учит языку, берёт её в поход. В походе вместо того, чтобы насильничать, целомудренно спит на ней, как на подушке. Потом, наконец, начинает с ней заниматься регулярным сексом. И вдруг с самого утра тащит непонятно куда... и, совсем не предупредив её, объявляет, что девушка теперь никак не рабыня, а очень даже свободная гражданка его страны.

Подписав указ, я не стал сразу возвращаться в мой лагерь, а отослал бойцов утрясать последние хвосты перед отбытием, сам же отошёл с Симран на пару сотен метров от армейского лагеря, вверх по ручью. Девушка молчала. Я, присев на камень у берега, смотрел по сторонам, впитывая красоты своей новой родины. Сезон дождей шёл на убыль, и сегодня выдался солнечный день. Кругом бушевала жизнь. Цветы и трава вдоволь напились и заполонили поляны и склоны. От деревьев неподалёку раздавалось счастливое щебетание птиц. У моих ног сновали муравьи (единственные, наверное, насекомые, которые не вызывают у меня брезгливости), а в широком ручье мелькали серебристой чешуёй мелкие рыбёшки. Ну, а сегодня мир. Подумать только, я сейчас был на настоящей войне. Пусть она была скоротечной и довольно мелкомасштабной — всего одно сражение решило её ход, но это была война. Здесь убивали. Меня самого чуть не замочили в сортире... в прямом смысле. И я убил... Причём не одного человека, а пару десятков. Троих я кончил своими руками, в состоянии андреналинового шока... а потом закидывал врага гранатами, как в компьютерной игре...

Изменился ли я? Не знаю. Скорее нет, чем да. Близость с индианкой помогла мне отодвинуть воспоминания о бое подальше и сильно притупила ощущения от встречи со смертью. Сейчас я не могу сказать, что поверженные враги волновали меня значительно больше, чем персонажи, заваленные при прохождении очередного квеста в игре. Почему так? Я помню книгу американского полковника Дэвида Гроссмана. Он писал, что всякие стрелялки-рубилки, в которые увлечённо играют дети и взрослые, разрушают барьеры, что удерживают человека от убийства себе подобных. Полковник утверждал, что методы, которыми американская армия готовит своих солдат стрелять по живым людям, мало отличаются своими принципами от современных игр. Не удивлюсь, если он прав — ведь в своей жизни смертоубийством я занимался исключительно на экране компа или игровой приставки. А вот же, лично убил кучу людей и не сильно страдаю. Но ведь, может быть, игрушки здесь не при чём, и я просто не принимаю этот мир достаточно серьёзно — чёрная шкура постоянное напоминание того, что этот мир мне чужой. Или же всё ещё проще, и я на самом деле толстокожий социопат, которому убить человека — всё равно что высморкаться... На родине, слава Богу, шанса проверить это предположение мне не выпадало. Вот такой вот весёлый расклад.

От самокопания меня отвлёк тихий голос Симран:

— Что теперь?

Пока я отвлёкся, она подошла сзади совсем близко ко мне, почти касаясь моей спины. Я задумался, подбирая слова, и, не поворачиваясь, ответил ей на хинди:

— Теперь ты можешь выбрать свой путь. Если хочешь, останься со мной. Если нет, я не стану тебя держать.

— С тобой? Зачем? Кто я тебе, принц? — девушка тоже перешла на хинди, но говорила медленно, что помогало мне её понять.

Хороший вопрос. Кто она мне? Любимая женщина? Не смешите мои сандалии. Даже подругой назвать её, если честно, нельзя — мы ведь с ней практически не знаем друг друга, трудно общаться, всего лишь уча языки друг друга, да и времени было мало... Игрушка, рабыня? Упаси Бог. Надеюсь, что я всё же не настолько сволочь (хоть и первый признаю, что я отнюдь не ангел) и никогда таким не стану... Секретарша? Это всего лишь внуренний ярлык, что я навесил на неё для собственного удобства. Всё, что могу сказать, это то, что Симран для меня родственная душа, оторванная от своего мира. Хотя мне, пожалуй, намного легче — пусть я безвозвратно потерял свой мир, а у неё есть надежда вернуться, но я — в теле принца, а она была рабыней. Жаль, что не смогу девушке это объяснить — даже если мне хватит слов, то правды о себе ей сказать не смогу.

— Ты — Симран... Ты была рабыня. Мне не нужна рабыня. Лучше друг или помощник. Будешь ты им? Не знаю, решать тебе. Если останешься, у меня есть тебе место... Не хватает слов. — Я встал и повернулся к девушке. — Если останешься, будет трудно... много учиться, много делать. Будем вместе? Может, как раньше, если захочешь. Я — принц. Сейчас свободен, потом не знаю. Решать трудно, но решать тебе. Я дал тебе свободу.

С этими словами я достал кошель с серебром и вложил в руку индианки. Она отшатнулась от меня, и в её единственном глазу блеснула слеза.

— Это плата?

М-да, выглядит несколько двусмысленно.

— Нет. Плата ниже меня. Ниже тебя. Деньги — часть свободы. Для мужчины свобода — меч. Для женщины меч не подходит. — Надеюсь, она меня правильно поймёт. — Думай, решай. Не бойся, я помогу всё равно.

Симран грустно улыбнулась и замолчала, посмотрев вдаль, туда, откуда взошло солнце. Так мы простояли несколько минут. Она думала о своём будущем, а я смотрел на неё.

Хочу ли я, чтобы она осталась? Да, хочу. И не только из-за секса. Да, она красива, но найти замену в постель теперь не составит большого труда. Нет... Мне нравится её смелость, её характер — увечье и рабство не сломали индианку. То, что она взяла в руки оружие и, поборов испуг, пошла со мной в бой, о многом мне сказало. Ещё мне легче, когда рядом есть человек, который может понять моё одиночество, пусть я и не могу рассказать ей об этом... И, в конце концов, мне действительно нужна секретарша. А у Симран, несмотря на то, что она иностранка, есть все задатки — организованность, грамотность (она начала преподавать мне санскрит)...

— Я останусь с тобой, принц. Я тоскую по дому, но там меня никто не ждёт. — Индианка посмотрела мне в глаза и вдруг хитро улыбнулась. — А ты сам напросился — предложил мне остаться.

Я засмеялся и ответил девушке на амарике.

— Я рад. А теперь пошли, будем много учиться.

Я подал ей ладонь, и мы пошли к лагерю, держась за руки, как первоклашки.

Выступили мы на следующий день. Кроме новобранцев и новоиспечённых штабистов тем же путём шёл отряд Тэкле Хайманота — он планировал пройти с нами часть пути, а потом отвернуть к озеру Тана, где ычеге займётся своей частью организации завоевания Джибути. Возвращались к Хайку мы другим маршрутом. Частично из-за ычеге, а частично для того, чтобы набрать пополнение в деревнях. Поэтому путь обратно занял на два дня дольше, чем поход из Хайка к границам Гафата.

В первую ночь похода меня ждал небольшой облом — Симран вытребовала себе отдельную палатку и спала в гордом одиночестве. Облом заключался в том, что в гордом одиночестве также спал и я — без индианки мой бегемотовый шатёр был куда менее привлекателен. Но это была мелочь — в конце концов, я сам её освободил, а раз так, то девушка имеет полное право выбирать, где спать, и не хрен обижаться (тут я мысленно показал сам себе дулю). Днём же девушка меня совсем не дичилась, и наши лингвистические занятия продолжались. В походе, кстати, выяснилось, что девушка учила меня не санскриту, а какому-то другому индийскому алфавиту, под названием «ланда». Санскрит она, оказывается, тоже знала и пообещала научить ему как-нибудь потом, так как санскрит — это так же и язык, а не только алфавит, как я думал раньше.

Не обходил я вниманием и «медитации» — удалось вспомнить и записать множество рецептов из азбуки домашнего терроризма. К несчастью, почти все они основывались на ингредиентах из двадцатого и двадцать первого веков. Хотя если удастся наладить металлургию и производство электричества (очень большое если), то кое-что реализуем и при моей жизни. Также я вспомнил немало разрозненных фактов о химии металлов, вычитанных мною когда-то. Например, магний, оказывается, промышленно получают, извлекая из морской воды! Смешивают солёную морскую воду с известью, и брусит, то есть гидроксид магния, выпадает в осадок. Потом его растворяют соляной кислотой и электролизом получают чистый магний. Завоюем Джибути — засажу бляхоносцев за изобретение динамо-машин. Хотя нет, это я размечтался и загнул. Сначала — металлургия и станки. На сегодняшнем уровне электростанцию я смогу сделать только по китайскому принципу — тысячи негров, съезжающие в шерстяных трусах по эбонитовой горке.

Не терял времени в походе не только я. Мой сотник Сэйфе, оперативно повышенный до полковника, гонял новобранцев, прямо на ходу вбивая в них основы строевой подготовки. Прочие ветераны также впрягались в обучение, не жалея сил. Молодёжь, кстати, проявляла похвальное рвение в учёбе — как-никак гвардия принца, да ещё и воинскую науку им преподают прославленные ветераны.

Пожалуй, единственным, кому поход был несколько не по душе, был мой слон. С окончанием сезона дождей он всё чаще высыхал, и ему приходилось останавливаться у пока ещё полноводных ручьёв и рек и устраивать себе обливания. Только на четвёртый день похода я додумался реквизировать одну из запасных палаток, нарезать её на простыни и накрыть слона. Теперь мы раз в день набирали бочку воды для Хитрого Глаза (он её, кстати, и вёз) и, не тратя времени на остановки, регулярно смачивали хоботного влаголюбца. Полезный урок на будущее — в пустыне с ручьями будут проблемы, и следует рассмотреть альтернативы воде. Возможно, слон согласится на масло?

На девятый день похода впереди показались знакомые холмы, и мы наконец вышли к Хайку.

[1] По аналогии с юденфрай (judenfrei, нем.), очищено от мусульман.