Четверка червей

Глава 12 Объединенная компания международных почтовых пересылок

Эллери, Сэм Викс и Лу Бэском завтракали в пятницу утром в кафе у снабженцев компании «Маша», когда вошел Алан Кларк, уселся рядом с ними на табурет и потребовал у пожилой официантки за прилавком:

— Кофе, красотка!

— О, Алан!

— Я здесь. Чего тебе надо?

— Меня просто интересует, — сказал Эллери, — каков теперь мой официальный статус в студии?

— Статус? — удивился агент. — Что ты имеешь в виду? Ты же числишься в платежной ведомости, разве не так?

— У его совести очередной приступ, — усмехнулся Лу. — Никогда в жизни не видел такого добродетельного парня! Как та маленькая стенографисточка, с которой у меня было свидание вчера вечером. Я говорю ей…

— Я понимаю, — возразил Эллери. — Но меня наняли для работы над картиной о Ройлах и Стьюартах, а никакой картины больше нет!

— Ах, какое несчастье! — сказал Кларк, сокрушенно качая головой над чашкой кофе. — Мое сердце разрывается на части от жалости!

— Но все же, что я должен делать, Алан? Ведь я получаю, как-никак, пятнадцать сотен в неделю!

Трое мужчин одновременно сочувственно покачали головами.

— Он получает пятнадцать сотен в неделю! — сокрушенно произнес Сэм Викс. — Вот что я называю вопиющим позором!

— Послушай, Квин, — вздохнул агент. — Разве твоя вина, что Ройл и Блайт Стьюарт отправились к праотцам?

— Не вижу, как одно связано с другим?

— Да ты на чьей стороне, в конце концов, — труда или капитала? — осведомился Лу. — У нас, эксплуатируемых писателей, тоже есть определенные права!

— Твой контракт, позволю заметить, — скромно сказал Кларк, — был составлен не просто так. У тебя здесь есть твой верный старый Алан, который постоянно печется о твоих интересах. Ты подписал контракт на работу над фильмом о Ройлах и Стьюартах, однако в этом бессмертном документе ни слова нет об убийствах.

— В тот-то и дело: фильм никогда не будет снят. Бутч объявил о его исключении из плана студии только сегодня утром.

— Ну и что? В твоем контракте есть пункт о восьминедельной гарантии. Поэтому, будет ли фильм, или не будет фильма, но ты останешься здесь, пока не получишь жалование за восемь недель. Или, грубо говоря, пока не положишь на свой счет двенадцать тысяч долларов.

— Так нечестно, — промямлил Эллери.

— Но такова жизнь, — возразил Кларк, вставая со стула. — Ну, теперь выбрось все это из головы. Стыдиться получать жалование! Слышал ли кто-нибудь о подобном?

— Но как же я смогу получать деньги, ничего не делая? Не могу же я просто сидеть здесь…

— Он не может просто сидеть здесь! — возмутился Лу. — Послушай, стыдливая кокетка, да я сижу здесь за куда меньшую сумму, чем пятнадцать тысяч долларов в неделю!

— И я тоже, — подхватил специалист по рекламе.

— Оправдай свое жалование сыскной деятельностью, — предложил Кларк. — Ведь ты же детектив, не так ли?

— Мне бы хоть немного пощипать от твоей капусты, — пробормотал Лу в стакан со смесью томатного сока с сырым яйцом. — Кроме шуток, Квин — как насчет пары сотен до пятницы?

— Ну, я больше ничем не могу быть полезен, — заторопился агент. — Надо бежать поругаться с продюсером: он буквально без ножа режет одного из лучших моих клиентов!

— Всего лишь до следующей пятницы, — повторил Лу, когда Кларк ушел.

— Если вы позволите этому пирату заморочить вам голову, — проворчал Сэм Викс, — то будете большим дураком, чем пытаетесь казаться. До следующей пятницы! А что случилось с нынешней пятницей? Ведь ты сегодня получил жалованье, ты, толстый проходимец!

— Кто тебя просил соваться? — вспылил Лу. — Ты же знаешь, что я коплю деньги на старость. Собираюсь завести цыплячью ферму.

— Ты имеешь в виду цыплят, что кудахчут «Папочка»? — осклабился Викс. — Он копит деньги на старость! Да ты никогда не доживешь до старости! Если, конечно, у тебя не хромированный желудок.

— Как бы то ни было, я первый познакомился с ним!

— А вот это, — сказал специалист по рекламе, — была большая неудача… для него! Ладно, я пошел. Я работаю за мое скудное содержание.

— Кстати, Сэм, — рассеянно спросил его Эллери. — Я давно хотел узнать: где вы были в прошлое воскресенье?

— Я? — удивился одноглазый рекламный агент. — На острове Рид, занимался приготовлением к свадебному приему.

— Я знаю, но когда я позвонил на остров после похищения самолета в воскресенье, мне сказали, что вас там нет.

Викс покосился на него сверху вниз:

— Какого черта — или вы всерьез решили принять предложение Кларка?

— Да нет, — засмеялся Эллери. — Я не хотел вас задеть. Просто решил спросить, прежде чем это сделает Глюке.

— Послушайтесь доброго совета и оставьте такого рода расспросы. Они очень вредны для здоровья!

И Викс зашагал прочь с дрожащей от негодования черной повязкой на глазу.

— Что это с ним? — пробормотал Эллери, протягивая официантке пустую чашку для очередной порции кофе.

— Кое-кто от рождения не любит клубничное варенье, — хихикнул Лу, — а другие ужасно злятся, когда им всласть не наедятся! У Сэма слабость в том, что ему не нравится быть подозреваемым в убийстве. И дважды не нравится, если убийство двойное.

— Так что, нельзя уж и задать совершенно невинный вопрос?

— Вот именно, — сухо сказал Лу. — Очень скоро ты и мне тоже начнешь задавать невинные вопросы. Наподобие такого: «Это точно ты стоял рядом со мной, когда замаскированный тип украл самолет Тая?»

— Что ж, не всегда можно верить своим глазам, — с улыбкой заметил Эллери.

— Конечно, нет. Это мог быть мой брат-близнец.

— А у тебя есть брат-близнец? — насторожился Эллери.

— Знаешь, почему ты мне нравишься? — вздохнул Лу. — Потому что ты так легко ловишься на подначку. Разумеется, нет у меня никакого брата-близнеца!

— Я мог бы сообразить, что наш общий Творец не станет повторять дважды такую крупную ошибку. — абсолютно серьезно произнес Эллери. — О, Тай! Идите сюда и присоединяйтесь к нашему завтраку.

Тай Ройл, свежевыбритый, но выглядевший так, словно провел весьма беспокойную ночь, приблизился к ним.

— Спасибо, я уже завтракал. Квин, мне надо с вами поговорить.

— Да?

Тай занял табурет, освобожденный Сэмом Виксом, поставил локоть на прилавок и запустил пальцы в свою густую шевелюру.

— Ладно, ладно, — проворчал Лу, поднимаясь. — Я пойму без мизансцены, что пора покинуть сцену!

— Не уходи, Лу, — устало сказал Тай. — Возможно, ты тоже сумеешь помочь.

Эллери и Лу переглянулись.

— Конечно, сынок, — сказал Лу, вновь усаживаясь на табурет. — Что у тебя на уме?

— Бонни.

— О! — вздохнул Эллери.

— Что она еще выкинула? — сочувственно спросил Лу.

— Да все те же дурацкие подозрения, — Тай рассеянно, крутил в пальцах пустую кофейную чашку Сэма Викса. — Ее вчерашнее заявление, будто отец стоит за … ну, за этим преступлением. Я целую ночь не спал, обдумывая все снова и снова. Сначала я был зол, как черт. Но потом я кое-что узнал и про себя.

— Вот как? — нахмурясь, сказал Эллери.

— Что-то случилось со мной. Со среды. Я больше не чувствую себя так, как прежде, по отношению к ней. Собственно говоря, я чувствую… совсем наоборот… — Он стукнул чашкой по прилавку. — А, что за смысл дольше бороться с с собой! Я люблю ее!

— Ты не заболел? — поинтересовался Лу.

— Бесполезно, Лу. На сей раз я действительно влип окончательно.

— Со всеми шпильками и скандалами, которые вы постоянно устраивали друг другу?

Тай смущенно улыбнулся:

— Это почти дословно то, что я говорил отцу, когда узнал о его решении обручиться с Блайт.

— Да, — пробормотал Эллери, — история имеет поразительное свойство повторяться. — Он незаметно бросил на Лу предостерегающий взгляд, и тот понимающе кивнул.

— Видишь ли, парень, здесь все дело в климате и в твоем воображении, — отеческим тоном заговорил Лу. — Смерть Джека как бы вышибла тебя из колеи, и ты знаешь, что творит наше жаркое солнце с молодыми козлятами. Послушай старого дядюшку Лу. Эта любовная дурь ничего, кроме хлопот, тебе не принесет. Возьми, например, меня. Ты же ни разу не видел, чтобы я с умильными глазками увивался вокруг какой-нибудь одной дамочки, верно? Господи, да с твоей внешностью я бы заткнул за пояс самого Казанову[51], который выглядел бы, как кузен Хайрем, решившийся на первое свидание со вдовой из колледжа!

Тай покачал головой:

— Не выйдет, Лу. Мне не нужен никто, кроме Бонни. А с тем, о чем ты говоришь, покончено навсегда!

— Что ж, — пожал плечами Лу, — в таком случае можешь заказывать себе похороны. Не говори, будто я тебя не предупреждал!

— Видишь ли, Лу… — Тай казался смущенным и растерянным. — У тебя с Бонни довольно тесные взаимоотношения… то есть, я хочу сказать… Я подумал, не мог бы ты потолковать с ней обо мне?

Эллери энергично потряс головой за спиной Тая.

— Кто, я? — возмущенно спросил Лу. — Ты что, хочешь сделать меня соучастником’ преступления? Нет, ничего подобного на свою совесть я не возьму. Я не Джон Олден[52]. Сам занимайся своими ухаживаниями!

— А как вы, Квин? Бонни убеждена, что отец… ну, вы слышали ее вчера. Кто-то должен же растолковать ей, насколько она неправа! Меня она и слушать не захочет.

— Почему бы вам немного не повременить? — беспечно предложил Эллери, не склонный драматизировать ситуацию. — Дайте ей возможность слегка поостыть. Со временем она сама поймет, наверное, что ошибалась.

— Конечно, зачем спешить? Пусть девочка сориентируется самостоятельно, — сказал Лу. — К тому же, есть еще и Бутч…

Тай долго молчал. Затем он вздохнул и пожал плечами.

— Да, Бутч… — сказал он. — Может быть, вы и правы… ведь прошло меньше недели с тех пор…

Кассир за стойкой окликнул Эллери:

— Мистер Квин, вас просят к телефону!

Эллери извинился и подошел к аппарату.

— Хеллоу… мистер Квин? Говорит Бонни Стьюарт.

— О! — сказал Эллери. — Да? — Он покосился на Тая, который мрачно выслушивал разглагольствования энергично жестикулировавшего Лу.

— Мне нужно вам кое-что показать, — странным тоном проговорила в трубку Бонни. — Это… пришло сегодня утром.

— Ага, понимаю, — Эллери понизил голос: — Как насчет того, чтобы встретиться за ланчем?

— А сейчас вы не можете приехать?

— К сожалению, у меня сейчас исключительно важное дело. Скажем, в «Дерби» на Вайн-стрит в час дня?

— Я приду, — коротко ответила Бонни и повесила трубку.

Эллери вернулся к столику. Тай прервал Лу на середине фразы:

— Все равно, мы должны сделать это не откладывая!

— Вы о чем? — поинтересовался Эллери.

— Я подумал о тех анонимных письмах. По-моему, надо рассказать о них инспектору Глюке.

— Да глупости все это! — насмешливо поморщился Лу. — Никто, кроме явного психопата, не станет посылать карты мертвой даме!

Эллери закурил сигарету.

— Какое совпадение! Я только что обдумывал эту проблему, и мне кажется, выработал весьма практическую теорию.

— Выходит, вы сообразительнее меня, — хмуро заметил Тай.

— Видите ли, из того странного факта, о котором только что упомянул Лу, — я имею в виду письмо мертвой женщине, — можно извлечь лишь два более или менее правдоподобных заключения. О, разумеется, не исключена и возможность того, что отправитель не знал о смерти Блайт, хоть это, согласитесь, уж совсем невероятно: Сэм Викс и джентльмены из газетных компаний постарались, чтобы подобного не произошло.

— Может быть, наш приятель не умеет читать? — высказал предположение Лу.

— И одновременно глух, как тетерев? В наши дни, когда на каждом углу слышишь передачи новостей по радио, отсутствие информации невозможно объяснить неграмотностью. Нет, ответ здесь должен быть другой.

— Ты что, шуток не понимаешь? — неодобрительно проворчал Лу.

— Мне кажется, оба вывода включают в себя ответы на все вопросы. Первый — вполне естественный и очевидный вывод, который ты уже высказал, Лу: отправитель психически больной. Конверты, карты, — вся эта глупейшая детская игра свидетельствует об умственном расстройстве. И вполне убедительно, что подобный психопат может посылать свои письма адресату даже после его смерти, не видя в том ничего неразумного.

— Что ж, таково мое предположение, — сказал Лу.

— А у меня все же такое чувство, — задумчиво сказал Тай, — что если отправитель конвертов с игральными картами, возможно, и тронулся слегка, то он, однако, не совсем сумасшедший.

— И это чувство, — подхватил Эллери, — я полностью разделяю. А коль скоро он в здравом уме, то возникает другой вывод.

— Какой же? — поинтересовался Лу.

Эллери встал с табурета и расплатился по чеку.

— Я собираюсь посвятить сегодняшнее утро, — с улыбкой сказал он, — небольшому расследованию, которое либо подтвердит, либо опровергнет мою теорию. Не хотите ли присоединиться ко мне, джентльмены?

Пока озадаченные Тай и Лу ожидали в недоумении, Эллери одолжил у кассира адресную книгу Лос-Анджелеса и провел десять минут, листая ее страницы.

— Не повезло, — сказал он, нахмурясь. — Попробую в справочной.

Он заперся в телефонной будке и через пять минут вышел оттуда, весьма довольный:

— Проще, чем я ожидал. Нам предстоит сделать один выстрел вслепую — слава Всевышнему, что не дюжину!

— Дюжину чего? — переспросил Тай.

— Выстрелов вслепую, — объяснил Лу. — Видишь, как все просто?

Тай по указанию Эллери направил свой открытый спортивный родстер по Мелроуз-стрит, Вайн-стрит, бульвару Сансет, затем на запад до бульвара Уилкокса. Здесь, между Селма-авеню и Голливудским бульваром, Эллери выскочил и взбежал по ступенькам в новое, очевидно, недавно открытое, почтовое отделение.

Тай и Лу переглянулись.

— Ты меня правильно понял, — сказал Лу. — Наверное, это новый способ поисков сокровищ.

Эллери отсутствовал пятнадцать минут.

— Почтмейстер, — весело объявил он, — на все вопросы отвечает отрицательно. Да я особенно и не надеялся!

— Значит, ничего не вышло? — встревожился Тай.

— Наоборот! Посещение голливудского почтмейстера было лишь мерой предосторожности. Разворачивайтесь к Голливудскому бульвару, Тай. По-моему, наша цель находится где-то между Вайн-стрит и Арджайл-авеню.

Благодаря какому-то чуду они отыскали свободное место для стоянки поблизости от самого оживленного делового центра Голливуда.

— И что теперь? — спросил Лу.

— А теперь посмотрим. Вот этот дом. Пошли.

Эллери повел их через улицу к конторского типа зданию, расположенному напротив банка и театра. Справившись по указателю в вестибюле, он удовлетворенно кивнул и направился к лифту. Лу и Дай покорно следовали за ним.

— Третий, — сказал Эллери, войдя в кабину лифта.

Они вышли на третьем этаже. Эллери осторожно огляделся по сторонам и достал из кармана кожаный бумажник. Из бумажника он вынул некий блестящий предмет, после чего вернул бумажник в карман.

— Идея такая, — сказал он. — Я — представитель лос-анджелесского департамента полиции, вы оба — мои помощники. Если нам не удастся напустить на себя достаточно внушительный вид, мы не сумеем получить нужную мне информацию.

— А каким образом вы собираетесь заставить всех поверить, что ваш внушительный вид — не липа? — со слабой усмешкой поинтересовался Тай.

— Помните дело «Огипи»? Я имел кое-какую, причастность к его раскрытию, и вот это, — он протянул ладонь, — знак благодарности от вашего pueblo[53], в том числе от инспектора Глюке. Жетон почетного полицейского! Постарайтесь выглядеть построже, вы оба, и держите язык за зубами!

Он прошествовал по коридору к двери с матовым стеклом, на котором было выведено черными буквами:

Контора представляла собой крохотную комнатку с единственным тусклым окном, поцарапанным стеллажом для бумаг, картотекой, телефоном, захламленным письменным столом и запыленным стулом. На стуле сидел унылого вида мужчина лет сорока с реденькими волосами, аккуратно зачесанными на гладком черепе. Он мрачно сосал длинный леденец, погрузившись в чтение потрепанного экземпляра «Невыдуманных убийств».

— Вы Луси? — строго спросил Эллери, глубоко засунув руки в карманы.

Леденец воинственно наклонился, словно копье, взятое наперевес, и мистер Луси резко обернулся. Его рыбьи глаза с любопытством уставились на лица вошедших.

— Да. Ну и что?

Эллери вынул руку из правого кармана, раскрыл кулак, позволив пыльному солнечному лучу коснуться на мгновение золотой полицейской эмблемы в его ладони, и вернул жетон снова в карман.

— Главное управление, — буркнул он. — Нам надо задать вам пару вопросов.

— А, шпики! — Мужчина извлек леденец изо рта. — Идите удить свою рыбку куда-нибудь в другое место. Я ни в чем не виноват!

— Полегче, приятель! Чем занимается ваша контора?

— Послушайте, вы что думаете, здесь вам Россия, да? — Мистер Луси в сердцах хлопнул своим журналом по столу и поднялся со стула, олицетворяя собой возмущенное американское достоинство. — У нас здесь законное предприятие, мистер, и вы не имеете права устраивать мне допросы по этому поводу! А вы, — добавил он подозрительно, — случайно не от федеральных властей?

Эллери, не ожидавший столь упорного сопротивления, ощутил некоторую растерянность. Но когда он услышал сзади ехидный смешок Лу Бэскома, мышцы его спины напряглись:

— Будем говорить здесь, или нам придется отвезти вас в Управление?

Мистер Луси напустил на себя задумчивое выражение. Наконец, он опять решительно сунул в рот свой леденец.

— Ладно, — проворчал он. — Хоть я и не понимаю, зачем вы мне морочите голову. Я всего лишь агент нашей компании. Почему бы вам не связаться с -генеральным директором? Наша главная контора находится…

— Наплевать мне на главную контору! Я спросил: чем вы здесь занимаетесь?

— Мы принимаем поручения от людей отправлять письма, посылки, поздравительные открытки — любую корреспонденцию — из указанного места к указанной дате. — Он ткнул большим пальцем в медную таблицу на стене с затейливо вырезанной надписью: «Куда, когда и откуда угодно!». — Вот наш девиз!

— Другими словами, я могу оставить вам дюжину писем, и вы назавтра отправите одно из Пасадены, следующее через неделю из Вашингтона и так далее, согласно моим инструкциям?

— Вот именно. У нас имеются отделения во всех городах. Но что у вас за приемчики? У ГПУ научились? Или Конгресс новый закон выпустил?

Эллери швырнул на конторку один из конвертов:

— Вы отправляли это письмо?

Человек за конторкой взглянул на конверт, озадаченно сдвинув брови. Эллери наблюдал за ним, с трудом пытаясь сохранить на лице невозмутимое выражение профессионального детектива. За спиной у себя он слышал сдавленное дыхание Тая и Лу.

— Ясное дело, — сказал наконец мистер Луси. — Отправили его •— дай Бог памяти — во вторник. Да, конечно: во вторник вечером? Ну и что?

Эллери почувствовал законную гордость собой. Его спутники были восхищены.

— Ну и что? — строго спросил Эллери. — А вы посмотрите на имя и адрес, Луси!

Леденец мистера Луси снова занял воинственную позицию, когда его владелец важно задрал нос перед назойливым полицейским; но он взглянул на: конверт, и рот его непроизвольно раскрылся, а леденец рухнул, точно подрубленный снарядом флагшток, и вывалился на конторку.

— Б-блайт Стьюарт! — заикаясь, проговорил он. Его вызывающе-независимые манеры мгновенно сменилась раболепно-заискивающими. — Понимаете, офицер, я не обратил внимания… я не заметил…

— Значит, вы и другое тоже отправляли, верно?

— Да, сэр, отправляли. — Мистер Луга начал проявлять признаки пылкой заинтересованности. — Как же, сэр, я только что вспомнил — да-да, вот только что, когда вы показали мне конверт, и я прочел имя, хотя оно и не было зарегистрировано… Я хочу сказать, что узнал его, так как оно показалось мне знакомым…

— Разве вы не читаете фамилии и адреса на корреспонденции, когда заключаете контракт на пересылку?

— Мы не заключаем контрактов. То есть, я не заключаю. Я хочу сказать: к чему их заключать? Нам вручают почтовые отправления, и мы их посылаем. Послушайте, офицер, приходилось ли вам изо дня в день заниматься одним и тем же в течение многих лет? Поверьте мне, я ничего не знаю об этих убийствах. Ей-Богу, я не виноват! У меня жена и трое детей. Нам просто приносят корреспонденцию для отправки, понимаете? Видите ли, некоторые дельцы стараются пустить пыль в глаза своим клиентам — ну, делают вид. будто у них имеются отделения во многих городах, — вот они и пользуются нашими услугами…

— Или мужья, которые должны находится в одном городе, а в действительности пребывают совсем в другом, — добавил Эллери. — Конечно, я понимаю. Ладно, не рвите на себе рубаху, мистер Луси; никто не собирается обвинять вас в причастности к этому делу. Мы хотим от вас только сотрудничества.

— Сотрудничества? Я готов; я весь к вашим услугам, офицер!

— Расскажите мне все, что вам известно об этом поручении. Вы ведь ведете регистрацию заказов?

Мистер Луси промокнул носовым платком выступившую на лбу испарину.

— Да, сэр, — смиренно произнес он. — Погодите минуточку, я сейчас посмотрю.

Все трое украдкой переглянулись, когда Луси склонился над картотекой, затем выжидающе уставились на него.

— Кто именно сделал заказ, мистер Луси? — с деланным безразличием спросил Эллери. — Как зовут этого вашего клиента?

— По-моему… — проговорил Луси, с покрасневшим лицом копавшийся в картотеке. — По-моему… кажется. Смит.

— Ага, — сказал Эллери, услышав сзади приглушенное проклятье Тая, — А как этот Смит выглядел?

— Не знаю, — ответил запыхавшийся Луси. — Он не приходил сюда лично, насколько я припоминаю; прислал пачку писем в общем пакете с запиской внутри и с пятидолларовой бумажкой. Вот, нашел!

Он выпрямился, торжествующе размахивая большим пакетом из плотной бумага с надписью, сделанной от руки: «Эгберт Л.Смит».

Эллери схватил пакет, бросил быстрый взгляд на его содержимое, закрыл его и сунул себе под мышку.

— Но он ведь все еще числится, как незавершенный заказ, — запротестовал Луси. — Там еще одно письмо, которое надо отправить!

— Блайт Стьюарт оно больше не понадобится. Есть у вас еще какая-нибудь корреспонденция от этого Смита?

— Нет, сэр.

— Он ни разу не звонил, не являлся сюда лично?

— Нет, сэр.

— Ладно, Луси, вы нам очень помогли. Держите язык на привязи по поводу всего этого дела. Понятно?

— Да, сэр, — ревностно отозвался мистер Луси.

— И если Смит снова напишет или позвонит, или явится сюда, вот вам телефон, но которому вы сможете меня найти, — Эллери нацарапал свое имя и номер телефона на детективном журнальчике мистера Луси. — Пошли, ребята!

Последнее, что он увидел, прежде чем закрыть дверь, была озадаченная фигура мистера Луси, растерянно наклонившегося за своим упавшим леденцом.

Глава 13 Мистер Квин — логик

Все трое поспешно скрылись за углом и помчались по Вайн-стрит. Только благополучно очутившись в отдельной кабинке ресторанчика «Браун Дерби», они вздохнули с облегчением и посмотрели друг на друга.

Лу чуть не свалился со стула от смеха.

— Хотел бы я видеть физиономию Глюке, когда он про это узнает! — хохотал он, вытирая выступившие на глаза слезы. — Тот прохиндей за конторкой не будет помалкивать — держи карман шире! Он тут же разболтает все жене, друзьям и подружкам! Бьюсь об заклад. он уже сейчас висит на телефоне!

— Мне придется все-таки поставить Глюке в известность, — виновато проговорил Эллери. — Он ведь даже не знает еще о существовании этих писем.

— Ради Бога, Квин! — взмолился Тай. — Что там, в пакете?

Эллери вынул из пакета исписанный листок фирменного бланка с грифом Объединенной компании международных почтовых пересылок, и запечатанный конверт, адресованный Блайт Стьюарт теми же корявыми прописными буквами, нацарапанными тем же испорченным пером и теми же блеклыми синими чернилами, что и его предшественники. К конверту была канцелярской скрепкой приколота отпечатанная на машинке памятная записка, содержащая перечень календарных дат.

— Письмо мистера Эгберта Л.Смита, — сказал Эллери, внимательно осмотрев записку со всех сторон; затем он передал ее Таю.

Тай поспешно прочел записку. Лу нетерпеливо заглядывал ему через плечо. Письмо было отпечатано на листке белой бумага самого дешевого сорта. Оно было датировано двадцать седьмым числом предыдущего месяца:

— Проклятый Борджиа[54] даже не подписался своим фальшивым именем! — пробормотал Тай.

— Досадная, но разумная предосторожность, — сухо заметил Эллери. — Нет почерка, нет и улик. И адрес отсутствует. Обратите внимание также на аккуратную безликую манеру письма. Написано не безграмотно, ко и не слишком вычурно. С явным налетом делового стиля, точно мистер Эгберт Л.Смит действительно тот, кем он старается казаться.

— Эй, смотрите, а ведь письмо отпечатано на машинке Джека Ройла! — воскликнул Лу. — Если, конечно, правда то, о чем ты говорил вчера, Квин. Взгляните на те же дефекты в буквах «р» и «г». Нет. я считаю, нам надо немедленно передать все Глюке!

Эллери кивнул и указал на бланк Компании международных пересылок:

— Это всего лишь расписание, которое Луси скопировал слово в слово с графика отправки писем в послании Смита. Имя вымышлено, конечно. И я не сомневаюсь, что на бумаге нет никаких следов, не говоря уже об отпечатках пальцев.

Подошел официант и в ожидании остановился у их столика.

— Бренди, — рассеянно бросил Тай.

— Привет, Джин! — сказал Лу.

— Двойкой, как всегда, мистер Баском?

— Принеси лучше целую бутылку! Не видишь разве, что я обзавелся грудным младенцем? «Монне», пятнадцатилетней выдержки, будет для него в самый раз!

Официант широко улыбнулся и отправился выполнять заказ.

1

— А теперь посмотрим, — сказал Эллери, — о чем толкует последнее письмо из коллекции мистера Смита. То, которое еще не отправлено.

Он надорвал один край запечатанного конверта и встряхнул его. На стол выпала игральная карта с синей оборотной стороной.

Это был туз пик.

Не было никакой нужды справляться о значении карты по листку с расшифровкой, обнаруженному Эллери в гардеробной Джека Ройла.

Весь мир, ею жены и дети знают значение туза пик.

— Смерть… — взволнованно произнес Тай. — Значит… Но карта пришла… то есть, она должна была прийти… Блайт умерла до того, как она была намечена для отправки!

— В том-то и суть, — задумчиво проговорил Эллери, рассеянно вращая в руках карту.

— Опять ты со своей сутью! — фыркнул Лу. — Как насчет тога, чтобы поделиться ею с нами для разнообразия?

Эллери молча сидел, уставясь на карту, на конверт и памятный график, прикрепленный к конверту.

— Здесь бесспорно лишь одно, — сказал Тай с перекошенным лицом. — Это самая наглая провокация из всех, которые можно себе вообразить! Кто-то задумал расправиться с Блайт и подстроил так, чтобы обвинение пало на отца! Вражда между отцом и Блайт обеспечила идеальный фон для инсценировки, снабжала его мотивом! Ведь любой, кому не лень, мог иметь доступ к отцовской машинке!

— А? — с отсутствующим видом спросил Эллери.

— Дата на письме «Смита» — двадцать седьмое прошлого месяца — могла бы подсказать нам, где оно было напечатано… то есть, на территории студии, или в нашем доме. Но, черт побери, отец постоянно таскал машинку с одного места на другое, и я не помню, где она находилась до двадцать седьмого числа!

— А зачем ему была нужна пишущая машинка, Тай?

— Чтобы отвечать на письма поклонников. Он терпеть не мог секретарей и предпочитал лично переписываться с авторами наиболее интересных писем. Своеобразное хобби, понимаете? Он не хотел, чтобы студия занималась его личной перепиской. В сущности, я и сам так поступаю.

— Вы утверждаете, что любой мог пользоваться его машинкой?

— Все население Голливуда, — простонал Тай. — Ты же знаешь, Лу, что представлял собой наш дом, когда отец был жив — общественный клуб для всякого любителя дармовой выпивки!

— Это что, намек? — осклабился Лу.

— А гардеробная отца служила пристанищем для каждого бездельника в студии. Его мог подставить — вне всякого сомнения! — любой, кто имел доступ к его машинке либо дома, либо в студии… — Он насупился. — Кто именно, вы хотите знать? Да кто угодно!

— Ко вот чего я никак не пойму, — сказал Лу. — Зачем Смит запланировал отправить два письма Блайт после ее смерти? Ведь это само собой снимает подозрения с Джека, поскольку он тоже мертв, а покойники писем не пишут! И если на Джека хотели свалить вину, зачем же его убили? Что-то здесь не вяжется!

— Именно это, — процедил Тай сквозь зубы, — я и хотел бы узнать.

— Мне кажется, — сказал Эллери, — мы продвинемся значительно дальше, если подойдем к проблеме по-научному. Кстати, тот альтернативный вывод, о котором я говорил сегодня утром, был продиктован здравым смыслом. Если исходить из предположения, что автор писем находится в добром здравии, а не является психически больным, становится очевидным одно: письма Блайт пришли после ее смерти потому, что автор был лишен контроля над способом их отправки!

— Понятно, — медленно проговорил Тай. — Вот почему вы подумали о службе заказных пересылок.

— Точно. Я проверил на всякий случай обычную почту, чтобы исключить возможность отправки писем непосредственно через почтовую службу. Но, разумеется, это было слишком далеко идущее предположение. Другое, более правдоподобное, заключалось в наличии фирмы, осуществляющей пересылку писем по заказу.

— Но если Смит убил отца и Блайт, почему он не постарался забрать два последних письма из той конторы за углом, прежде чем их отправили? Луси сам сказал, что подобных попыток предпринято не было.

— И раскрыть себя для возможного опознания? — хихикнул Лу. — Не будь ребенком, парень!

Явился официант с бутылкой бренди, сифоном и тремя стаканами. Лу оживленно потер ладони и схватился за бутылку.

— Конечно, — подтвердил Эллери. — Это чистая правда.

— А кстати, зачем вообще нужны были эти два письма?

Эллери откинулся на спинку стула, держа в руке наполненный Лу стакан.

— Серьезный вопрос, требующий не менее серьезного ответа. Обратили ли вы оба внимание на дату, когда наш приятель Смит намеревался отправить свое последнее письмо — то самое, со зловещим пиковым тузом?

Лу поднял глаза над стаканом. Тай просто поднял глаза. Дата, отпечатанная на записке, приколотой к конверту с тузом пик, гласила: «Четверг, 28-е».

— Не понимаю, в чем тут дело, — сказал Тай, нахмурясь.

— Все очень просто. Какими были две карты, отправленные Блайт в одном конверте в четверг четырнадцатого — в тем конверте, который был получен в пятницу пятнадцатого, за два дня до убийства?

— Я не помню.

— Десятка пик и двойка треф, что вместе должно означать: «Большие неприятности через два дня или две недели». То, что убийство состоялось через два дня после получения этого послания, было всего лишь совпадением. Ибо какой вывод можно сделать сейчас? — Он постучал пальцем по конверту и карте, лежащими перед ним. — Туз пик в этом неотправленном конверте, означающий «смерть», был явно предназначен к отправке в четверг двадцать восьмого, чтобы Блайт получила его в пятницу двадцать девятого. Таким образом, убийство Блайт, очевидно, планировалось не раньше двадцать девятого; другими словами, смерть ее была запланирована не через два дня, а через две недели после получения предупреждения о «больших неприятностях».

— Или через неделю, считая от сегодняшнего дня, — простонал Тай. — Если бы убийца не изменил свои планы, Блайт все еще была бы жива. И отец тоже.

— Вот-вот, в том-то и дело! В чем заключался первоначальный план убийцы? Убить Блайт — одну Блайт. Нужны подтверждения? Пожалуйста: игральные карты посылались только Блайт, туз пик, как вы видите по адресу на конверте, предназначался тоже только Блайт. И его план включал в себя намерения навести на Джека Ройла подозрение в убийстве Блайт, когда таковое состоится. Доказательства — особенности шрифта пишущей машинки Джека, на которой были отпечатаны письмо в объединенную компанию почтовых пересылок и таблица со значением карт, подброшенная ему в гардеробную.

— Ну, и?..

— Но что произошло в действительности? Блайт была убита — но не одна. Джек был убит тоже. Что заставило убийцу изменить свои планы? Что заставило его убить не только Блайт, как он намеревался вначале, но также и Джека — того самого, кто бил им предназначен на роль обвиняемого в убийстве?

Оба молча и хмуро глядели на него.

— Вот это, как мне кажется, и есть самый главный вопрос, возникающий в цепи событий. Ответьте на него — и я уверен, вы окажетесь на пути к объяснению всего остального!

— Ответишь на это, как же, — пробормотал Лу в свой стакан с коньяком. — Я продолжаю утверждать, что это все чепуха и вздор!

— Но вот чего я никак не пойму, — настаивал Тай. — Почему все-таки дата убийства была перенесена на более ранний срок? Почему Смит поспешил со своим преступлением? Мне кажется, он мог бы подождать, пока прибудет пиковый туз, и тогда уже убить их обоих. Но он так не сделал. Он нарушил собственное расписание, нарушил весь тщательно продуманный механизм пересылки писем, разработанный им же самим. Почему?

— Обстоятельства, — кратко ответил Эллери. — Видите ли, убить двух людей значительно труднее, чем одного. А свадебное путешествие в вашем самолете предоставило «Смиту» возможность убить сразу и Джека, и Блайт, чего он никак не мог упустить.

— Однако в силу тех же обстоятельствах замысел обвинить отца в преступлении провалился, и убийца знает об этом!

— Конечно, но что ему остается делать теперь? Попытаться вернуть неотправленные конверты, уничтожить подкинутый в гардеробную Джека листок со значением карт, выкрасть свое письмо из картотеки компании международных пересылок? Как Лу правильно предположил, он, очевидно, прикинул сравнительно степень риска и решил ничего не предпринимать.

— По крайней мере, у нас теперь достаточно фактов, чтобы убедить Бонни в абсурдности ее подозрений против отца. Он был всего лишь одной из жертв, и только. Квин, не могли бы вы…

— Чего бы я не мог? — очнулся Эллери от глубокого раздумья.

— Не могли бы вы рассказать обо всем Бонни? Оправдать отца перед ней?

Эллери почесал подбородок:

— И вас тоже, насколько я понимаю?

— Н-ну… да.

— Не беспокойтесь ни о чем, Тай, — с неожиданной горячностью сказал Эллери. — Выбросьте из головы события последних дней. Займитесь спортом. Или отправляйтесь на пару недель куда-нибудь на природу. Почему бы не устроить себе небольшие каникулы?

— Уехать из Голливуда… сейчас? — хмуро уставился на него Тай. — Ни в коем случае!

— Не делайте глупостей. Вы здесь только мешаете.

— Квин прав, — вмешался Лу. — Картина закрыта, и я уверен, что Бутч не станет возражать против твоего отпуска. Ведь он, в конце концов, помолвлен с Бонни.

Тай усмехнулся и встал со стула.

— Пошли?

— Пожалуй, я еще немного посижу здесь и поразмышляю. — Эллери украдкой взглянул на часы. — Обдумайте мое предложение, Тай. Нет, оставьте чек, я сам рассчитаюсь!

Лу с чувством прижал бутылку к груди, потянувшись свободной рукой за шляпой:

— Ты настоящий друг!

Тай устало помахал рукой и молча вышел, Лу не совсем уверенной походкой последовал за ним.

А мистер Квин остался сидеть и размышлять с необычно взволнованным выражением своих обычно невозмутимый глаз.

Глава 14 Мистер Квин — противник браков

Ровно без десяти час Бонни скользнула в «Браун Дерби», тревожно оглядываясь и со странной поспешностью бросилась в кабинку Эллери.

— Эй, в чем дело? — удивился Эллери. — Вы словно чем-то напуганы до смерти?

— О, так оно и есть! Меня преследуют! — Ее широко раскрытые глаза с беспокойством уставились поверх низкой дверной перегородки кабины.

— Неуклюжие олухи, — пробормотал Эллери себе под нос.

— Что вы сказали?

— О, я имел в виду, что во всем, очевидно, виновато ваше разыгравшееся воображение. Кому понадобилось вас преследовать?

— Не знаю… Разве что… — Бонни неожиданно замолкла, сдвинув брови так, что они почти сошлись на переносице. Затем она молча покачала головой, словно отбрасывая ненужные мысли.

Сегодня вы выглядите особенно прелестно!

— Но я уверена… Большой черный закрытый автомобиль…

— Вам следует постоянно носить только яркие наряды. Бонни. Они поразительно сочетаются с цветом вашего лица!

Бонни скупо улыбнулась, сняла шляпку и перчатки и провела ладонью по лицу, словно кошка лапкой.

— Оставьте мой цвет лица. Дело не в нем. Я просто не хочу носить траур. Это… это смешно и глупо! Я никогда не признавала траура. Черное платье похоже на… рекламную афишу! Я постоянно воюю с Клотильдой по этому поводу. Просто ужас какой-то’

— Вот именно, — поддакнул Эллери. Бонни наложила очень легкий макияж — только чтобы скрыть бледность и крохотные мелкие морщинки вокруг глаз, потемневших от недосыпания.

— Я не обязана слоняться вокруг да около, объявляя всему миру о том. что потеряла маму, — глухо продолжала Бонни. — Эти похороны… о, они были страшной ошибкой! Они не вызвали во мне ничего, кроме отвращения. Я ненавижу себя за то, что согласилась на них!

— Ее надо было похоронить, Бонни. И вы знаете Голливуд.

— Да, но… — Бонни усмехнулась и произнесла неожиданно веселым голосом: — Не будем печалиться! Можно мне чего-нибудь выпить?

— В такую рань?

Девушка пожала плечами:

— Пожалуйста, один дайкири — Она принялась исследовать содержимое своей сумочки

Эллери заказал дайкири и бренди с содовой, наблюдая за ней. Дыхание ее опять участилось, и она пыталась скрыть это за притворной увлеченностью своими действиями. Бонни достала пудреницу и стала осматривать в зеркальце свое лицо, поправляя якобы выбившуюся прядку золотистых волос. надувая губки и припудривая нос, совершенно не нуждающийся в этом. Внезапно она с безразличным видом извлекла из сумочки конверт и торопливо протянула его через стол Эллери.

— Вот, — сказала она, понижая голос. — Взгляните на это!

Рука Эллери прикрыла конверт, когда официант принес напитки. Как только официант ушел, Эллери убрал ладонь. Конверт остался лежать на столе. Бонни с тревогой следила за ним.

— Наш приятель отрекся от перьевой ручки. — сказал Эллери. — На сей раз адрес отпечатан на машинке.

— Но неужели вы нс видите? — прошептала Бонни. — Письмо адресовано мне!

— Вижу, и очень даже ясно. Когда прибыло письмо?

— Сегодня, утренней почтой.

— Отправлено из Голливуда вчера вечером, шрифт «элите», характерные особенности — три поврежденные буквы, теперь уже «б», «д» и «т». Нашему приятелю пришлось воспользоваться другой машинкой, поскольку портативка Джека находится у меня со вчерашнего утра. Из чего следует заключить, что письмо, очевидно, написано не ранее вчерашнего дня.

— Посмотрите… что внутри, — проговорила Бонни.

Эллери заглянул в конверт. В нем лежала семерка пик.

— Опять таинственный «враг», — небрежно бросил он. — История начинает уже понемногу надоедать… О! — Он сунул конверт и карту в карман и неожиданно встал из-за стола: — Привет, Бутч!

Действительно, Чудо-мальчик стоял за спиной у Бонни, с. подозрением глядя на невесту сверху вниз.

— Хеллоу, Бонни. — сказал он.

— Хеллоу, — едва слышно проговорила Бонни.

Бутч нагнулся, и она подставила ему щеку для поцелуя. Он выпрямился, так и не поцеловав ее; его проницательные глаза затуманились.

— Забежал сюда перекусить, — сообщил он, как бы между прочим, — и встретил вас здесь. О чем беседа?

— Бонни. — заметил Эллери. — Мне кажется, ваш достойный жених ревнует.

— Верно, — сказал Чудо-мальчик, улыбаясь. — Мне тоже так кажется.

Он выглядел нездоровым. Темные тени залегли у него под глазами, и щеки ввалились от усталости.

— Я попытался дозвониться тебе сегодня утром, но Клотильда сказала, что ты вышла.

— Да, — сказала Бонни. — Я… вышла.

— Ты сейчас значительно лучше выглядишь, Бонни.

— Спасибо.

— Увидимся вечером?

— Почему… почему бы тебе не присесть за наш столик? — предложила Бонни, отодвигаясь на дюйм на диванчике, давая ему место рядом с собой.

— Действительно, почему бы и нет? — присоединился Эллери.

Проницательные глаза скользнула по нему настороженным взглядом, на миг задерживались на кармане, куда он засунул конверт.

— Нет, спасибо, — засмеялся Бутчер. — Надо возвращаться в студию. Ладно, пока!

— Пока, — безучастно ответила Бонни.

Он постоял еще мгновение, словно не решаясь поцеловать ее, затем внезапно улыбнулся, кивнул и ушел. Они заметили лишь его уныло согнутую спину и низко опущенные плечи, когда швейцар открывал перед ним дверь.

Эллери снова сел и глотнул из стакана бренди с содовой. Бонни рассеянно вращала в пальцах свой бокал на длинной ножке.

— Хороший парень, Бутч, — заметил Эллери.

— Хороший… — ответила она слабым дрожащим голосом. — Вам не кажется… что я… должна быть следующей на очереди?

— Следующей?

— Мама получала предупреждения, и она… А теперь я их получаю. — Бонни попыталась улыбнуться. — Я боюсь, как дурочка!

Эллери вздохнул.

— Так вы изменили свою точку зрения относительно того, что Джек Ройл посылал вашей матери эти письма?

— Нет!

— Но, Бонни, вы же не боитесь покойника?

— Не покойник отправил мне письмо вчера вечером. — гневно ответила Бонни. — О, Джек Ройл посылал те письма маме. А это письмо… — Бонни вздрогнула. — У меня только один враг, мистер Квин.

— Вы имеете в виду Тая? — пробормотал Эллери.

— Да, Тая. Он продолжает дело своего отца!

Эллери замолчал, Его так и подмывало доказать Бонни, насколько беспочвенны были ее подозрения; он мог бы в значительной степени рассеять обреченное выражение в ее глазах. Однако он взял себя в руки.

— Вам надо быть осторожной, Бонни.

— Так вы в самом деле думаете?..

— Неважно, что я думаю. Но запомните одно: наиболее опасным для вас сейчас будет пойти навстречу Таю Ройлу.

Бонни зажмурилась, с трудом проглотив остатки коктейля. Когда она открыла глаза, они были наполнены страхом.

— Что я должна делать? — прошептала она.

Эллери выругался про себя. Но вслух он сказал:

— Следите за своими поступками. Осторожность, и еще раз осторожность! Будьте внимательны. Не разговаривайте с Таем. Не имейте с ним ничего общего. Избегайте его, словно он сущая проказа!

— Проказа, — вздрогнула Бонни. — Вот что он такое!

— Не слушайте его влюбленных речей, — продолжал Эллери, избегая глядеть ей в глаза. — Он способен наболтать вам что угодно, не верьте ему. Помните, Бонни!

— Как могу я забыть? — Слезы выступили у нее на глазах. Она сердито потрясла головой и полезла в сумочку за носовым платком.

— Тот автомобиль, — по секрету сообщил Эллери, — постоянно следует за вами. Не пугайтесь его. Люди, сидящие в нем, охраняют вас. Не пытайтесь скрыться от них, Бонни.

Однако Бонни едва ли слышала его.

— К чему мне жить на свете? — печально проговорила она. — Я осталась одна в целом мире с преследующим меня сумасшедшим негодяем, и… и…

Эллери прикусил губу, молча наблюдая, как она утирает нос платочком. Он чувствовал себя не в меньшей степени негодяем.

Спустя некоторое время он заказал повторную порцию напитков, и когда они прибыли, настойчиво придвинул к Бонни бокал.

— Ну полно, Бонни, перестаньте! Вы привлекаете к себе внимание.

Она поспешно промокнула покрасневшие глаза и высморкалась в платочек, затем занялась пудреницей и зеркалом, наконец, протянула руку за бокалом и отпила глоток коктейля.

— Какая я глупая! — пренебрежительно фыркнула она, — Кажется, я только и делаю, что плачу, словно героиня в дешевой мелодраме!

— Вся жизнь похожа на мелодраму. Кстати, Бонни, вы знали, что ваша мать и Джек Ройл посетили вашего дедушку Толленда Стьюарта в среду на прошлой неделе?

— То есть как раз перед тем, как было объявлено об их помолвке? Мама мне не говорила.

— Странно.

— Не правда ли? — Она поморщила лоб. — А откуда вы знаете?

— Мне сказала Пола Пэрис.

— Опять эта женщина! Она-то откуда узнала?

— О, она, в сущности, не так уж плоха! — неуверенно проговорил Эллери. — Просто такова ее работа, Бонни. Вам следовало бы это понять.

Впервые Бонни посмотрела на него проницательным взглядом женщины, замечающей под суровой внешностью скрытые признаки мужских слабостей.

— О, понимаю! — медленно протянула она. — Вы влюблены в нее.

— Я? — запротестовала Эллери. — Глупости?

Бонни опустила взгляд и пробормотала:

— Извините. Пожалуй, неважно, откуда она узнала. Кажется, я припоминаю, что мамы действительно не было тогда весь день. Странно, зачем ей понадобилось навещать деда? Да еще с этим… с этим типом!

— А что здесь удивительного? В конце концов, они решили пожениться, а он ведь был ее отцом, не так ли?

Бонни вздохнула:

— Так-то оно так… Но все равно странно.

— В каком смысле?

— Мама за последние десять-двенадцать лет всего раза два навещала или вспоминала дела. Я сама до прошлого воскресенья лет восемь не была в том ужасном доме в Шоколадных горах. Я носила тогда ленты в косичках и детские фартучки — представляете, как давно это было? Да если бы я до воскресенья встретили дедушку на улице, я бы его ни за что не узнала. Он никогда не приезжал к нам в гости.

— Я как раз собирался расспросить вас об этом. В чем была причина столь натянутых отношений между вашей матерью и дедом?

— Да нет, отношения были не то, чтобы натянутые. Дедушка всегда был большим эгоистом по натуре, постоянно сосредоточенным на самом себе. Мама рассказала, что лаже маленькой девочкой она не ощущала с его стороны особой любви и нежности. Видите ли, моя бабушка умерла при родах, когда мама появилась на свет — она была единственным ребенком, — и дедушка после этого… как бы сломался. Я хочу сказать…

— Помешался?

— Мама рассказывала, что с ним случилось нервное расстройство. Дедушка потом уже не смог стать самим собой. Он очень болезненно переживал смерть бабушка и, возможно, неосознанно видел в маме виновницу своего несчастья. Если бы она не родилась…

— Довольно распространенная реакция мужчины, оставшегося вдовцом.

— Я не хочу, чтобы вы подумали, будто дедушка был груб с мамой, или что-нибудь в этом роде, — быстро добавила Бонни. — Он всегда чувствовал свою ответственность перед ней в финансовом смысле. Дедушка дал ей прекрасное воспитание, с гувернантками и няньками, с кучей нарядов, с путешествиями по Европе, с лучшими учебными заведениями. Но когда она выросла, пошла на сцену и прочно встала на нош, тут он, видимо, решил, что его отцовские обязанности на этом закончились. А на меня он вовсе не обращал никакого внимания.

— Тогда почему ваша мама посетила его в позапрошлую среду?

— Понятия не имею, — нахмурилась Бонни. — Разве только чтобы сообщить ему о предстоящей свадьбе? Хотя дед никогда не интересовался ее личными делами; он абсолютно безразлично отнесся к ее первому браку, так почему он стал бы интересоваться вторым?

— А не могло так случиться, что вашей матери понадобились деньги? Бы как-то заметили, что она постоянно сидела на мели.

Губы Бонни сложились в пренебрежительную гримаску:

— От него? Мама всегда говорила, что лучше отправиться нищенствовать, чем попросить у него хотя бы цент!

Эллери задумался, молча поглаживая верхнюю губу кончиком указательного пальца. Бонни допила свой коктейль.

— Бонни, — неожиданно сказал Эллери. — Давайте с вами отколем номер.

— Какой номер?

— Давайте возьмем самолет и слетаем в Шоколадные горы.

— После того ужасного приема в прошлое воскресенье? — фыркнула Бонни. — Нет, ни за что! Не явиться даже на похороны собственной дочери! Его чудачества, по-моему, заходят слишком далеко!

— У меня такое чувство, — сказал Эллери, вставая, — что очень важно было бы узнать, почему ваша мать посетила его с Джеком Ройлом девять дней тому назад.

— Но…

Эллери посмотрел на нее сверху вниз:

— Это может помочь развеять туман, Бонни.

Бонни молча сидела, задумавшись; затем она решительно тряхнула головой и поднялась с места.

— В таком случае, — твердо заявила она, — я с вами!

Глава 15 Мистер Квин — ищейка

В свете погожего дня ночные химеры исчезли, и уединенное жилище Толленда Стьюарта открылось с залитых солнцем небес во всем своем раскидистом, потрепанном бурями и непогодой неприглядном естестве — еще более страшный струп посреди изрезанного ущельями горного ландшафта, чем когда оставался невидимым в ночной темноте.

— Что за жуткое место! — глядя вниз, поежилась Бонни, когда взятый напрокат самолет кружил над посадочной площадкой.

— Конечно, не совсем Шангри-Ла[55], — сухо заметил Эллери, — несмотря на некоторое сходство с запретным городом на Крыше Мира. Посещал ли когда-нибудь ваш достопочтенный дедушка Тибет? Это могло бы объяснить его географическое вдохновение.

Угрюмое строение безжизненной громадой лежало внизу. И тем не менее, в молчаливых каменных выступах и нишах, замерших неподвижно в центре паутины из телефонных кабелей и электрических проводов, спускавшихся вниз со склонов горы, скрывалась иллюзия какой-то притаившейся, недоброй жизни.

— Виновато ли мое воображение, — спросила Бонни, — или эта штука внизу действительно похожа на паука?

— Конечно, воображение! — поспешил убедить ее Эллери. Когда самолет остановился в конце крохотного аэродрома, Эллери сказал пилоту: — Подождите нас здесь. Мы не надолго! — Словно невзначай, он предусмотрительно взял Бонни под руку, помог ей спуститься на землю и повел к тропинке через рощу. Проходя мимо ангара, он обратил внимание на то, что ворота его раскрыты настежь, а сам ангар пуст.

Бонни также заметила это.

— Неужели дедушка куда-нибудь улетел? Мне всегда казалось, что он редко покидает свою усадьбу.

— Скорее всего, самолетом воспользовался доктор Джуниус. Воображаю, каково приходится достойному лекарю ходить на рынок за капустой и прочей зеленью! Вы только представьте себе, чего стоит вести домашнее хозяйство здесь, на вершине!

— И летать к бакалейщику за бутылкой оливкового масла! — нервно засмеялась Бонни.

Затененная густыми древесными кронами пустынная тропинка вывела их на поляну, посреди которой высился дом. Входные двери были закрыты.

Эллери постучал, но не получил ответа. Он постучат опять, все с тем же результатом. Потеряв терпение, он подергал за дверную ручку; она повернулась.

— Простые решения, — усмехнулся он, — как-то ускользают в последнее время от моего внимания. Входите, Бонни! Дом, во всяком случае, вас не укусит!

Бонни сперва немного замешкалась, но затем, отважно расправив мальчишечьи плечи, первой вступила в мрачный вестибюль.

— Дедушка! — окликнула она.

Насмешливое эхо повторило ее искаженный приглушенный голос.

— Мистер Стьюарт! — закричал Эллери. — Эхо явно смеялось над ними. — Проклятье! Старик начинает действовать мне на нервы. Не будете возражать, если я попытаюсь втряхнуть в него немного жизни?

— Возражать? — сердито откликнулась Бонни. — Да я бы сама с удовольствием встряхнула его как следует!

— Отлично, — весело сказал Эллери, — но сперва надо его найти.

И он возглавил поисковую партию.

Гостиная внизу была пуста. Кухня, несмотря на хлебные крошки на фарфоровой столешнице и аромат свежезаваренного чая, также была пуста, поэтому Эллери повел Бонни к лестнице, ведущей наверх.

— Готов поспорить на миллион, что он скрывается там снова, — сердито проговорил он. — Мистер Стьюарт!

Никакого ответа.

— Пустите меня вперед, — решительно сказала Бонни и легко взбежала на второй этаж.

Они обнаружили хозяина дома лежащим в постели у стола, заваленного коробочками с пилюлями, пакетиками с порошками, бутылочками с лекарствами, ингаляторами, распылителями и ржавыми чайными ложечками. Беззубые челюсти старика двигались безостановочно пережевывая сэндвич с холодным мясом запивая его чаем со льдом. Холодные глаза без всякого удивления уставились на незваных гостей.

— Дедушка! — воскликнула Бонни. — Неужели ты нас не слышал?

Старик бросил на нее безразличный взгляд из-под кустистых седых бровей, не переставая жевать, словно он не слышал ее.

— Дедушка! — встревожилась Бонни. — Ты не слышишь меня? Ты оглох?

Он прекратил ровно настолько, чтобы произнести: — Убирайся вон! — после чего снова откусил кусок сэндвича и отхлебнул глоток чая.

Бонни облегченно вздохнула, но разозлилась не на шутку:

— Как ты можешь так обращаться со мной? Ты совсем потерял человеческий облик? Что с тобой происходит?

Небритая щетина на щеках и подбородке перестала шевелиться, и челюсти внезапно плотно сжались. Затем они снова задвигались, и старик коротко бросил:

— Что тебе нужно?

Бонни села на стул.

— Мне нужно, — тихо проговорила она, — немного душевного тепла, в котором ты отказал моей матери.

Внимательно наблюдая за дряхлой, унылой физиономией старика, Эллери был поражен, заметив мягкое выражение сочувствия, промелькнувшее в его слезящихся, покрытых красными прожилками глазах. Затем выражение исчезло, и старик сердито проворчал:

— Поздно уже! Я старый человек. Блайт следовало бы подумать об этом много лет тому назад. Она никогда не была мне дочерью!

Его шепелявая речь становилась все более разборчивой по мере того, как голос повышался:

— Мне никто не нужен! Уходи, и оставь меня одного!

Если бы этот проклятый дурак Джуниус не скакал туда-сюда, как кролик, разрази его гром, то может быть, мне удалось бы обрести хоть немного покоя!

— Ты ни капельки не испугаешь меня своим криком, — спокойно сказала Бонни. — Ты знаешь, что виноват ты сам, а не мама. Они никогда не получала от тебя той любви, на которую имела право рассчитывать!

Старик со стуком поставил стакан на стол и отшвырнул недоеденный сэндвич.

— И ты говоришь это мне? — закричал он. — Что ты знаешь обо всем этом? Разве она хоть раз привела тебя ко мне? Разве она…

— А ты хоть раз намекнул ей, что хочешь меня увидеть?

Костлявые руки взметнулись вверх и безвольно упали на покрывало, словно внезапно обессилев.

— Я не собираюсь спорить с сопливой девчонкой! Вам всем нужны мои деньги! Вот чего хотят все дети и внуки!

— Дедушка! — ахнула Бонни, вставая с места. — Как ты можешь говорить такое?

— Уходи вон! — кричал он. — О, этот дурак Джуниус! Отправился в Лос-Анджелес и оставил дом нараспашку, словно пригородный трактир! Бог знает, каких микробов ты притащила сюда со своим парнем! Я старый больной человек. Я…

— Прощай, — сказала Бонни и молча, словно слепая, направилась к двери.

— Погодите, — сказал Эллери. Она замерла и обернулась к нему, стоя с дрожащими губами, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Эллери мрачно посмотрел на старика.

— Ваша жизнь — ваше личное дело, и вы вправе распоряжаться ею по своему усмотрению, мистер Стьюарт, но было совершено убийство, и вы не можете оставаться в стороне от этого. Вам придется ответить на несколько вопросов.

— Кто вы такой? — угрюмо спросил старик.

— Неважно, кто я такой. На прошлой неделе в среду — это было девять дней тому назад — ваша дочь и Джон Ройл нанесли вам визит. С какой целью?

Ему показалось, будто на безжизненном лице старика возникло живое выражение удивления, но только на один момент.

— Ага, вы и об этом пронюхали, вот как? Вы, должно быть, из полиции, как и тот идиот Глюке, который морочил мне голову на прошлой неделе.

— Я задал вопрос, мистер Стьюарт!

— Вы хотите знать, зачем они явились сюда? Отлично, я скажу вам. — Старик с неожиданной живостью приподнялся в постели. — Им нужны были деньги, вот зачем! Только это всем и нужно!

— Мама просила у тебя денег? — ошеломленно спросила Бонни. — Быть такого не может!

— Так я, по-твоему, лгу, вот как? — злобно зашипел старик. — Говорю тебе, что она явилась просить у меня денег! Не для себя, должен признать, а для своего бездельника Ройла!

Бонни растерянно посмотрела на Эллери, а Эллери посмотрел на Бонни. Так вот, оказывается, в чем дело! Блайт вопреки всем своим инстинктам и принципам обратилась к отцу за помощью — не ради себя, но ради человека, которого она любила! Бонни поспешно отвела взгляд, устремив его в окно ка холодное голубое небо.

— Понятно, — медленно проговорил Эллери. — И вы дали ей денег?

— Я, должно быть, в тот день был не в своем уме, — проворчал старик. — Я дам Ройлу чек на сто десять тысяч долларов и предупредил Блайт, чтобы она больше меня не беспокоила. Бездельник! Речь шла, как будто, о карточном долге. Ей захотелось выйти замуж за карточного игрока! Что ж, такова, видно, ее судьба!

— О, дедушка! — всхлипнула Бонни. — Ты старый обманщик! — она сделала шаг к кровати.

— Не подходи ко мне! — поспешно замахал руками старик. — Ты не стерильная! На тебе масса микробов!

— Ты любил ее! Ты хотел, чтобы она была счастлива!

— Я хотел всего лишь, чтобы она оставила меня в покое!

— Ты только притворяешься таким грубым и бессердечным…

— Это был единственный способ избавиться от нее! Почему люди не могут оставить меня в покое? Блайт заявила, что когда-нибудь мои деньги все равно станут ее собственностью, и она просит всего лишь часть их до того, как… — Заросшие щетиной губы старика задрожали. — Убирайся прочь и никогда больше не возвращайся сюда!

В противоположность стариковским губы Бонни словно окаменели.

— А знаешь, — прошептала она, — я действительно верю, что ты дал ей деньги только с тем, чтобы избавиться от нее! Я уйду, и нога моя больше не переступит порог этого дома! Ты не услышишь от меня ни слова, пока жив!

Старик снова замахал руками, и лицо его опять приняло оживленное выражение.

— Я еще долго не умру! — завизжал он. — Можешь об этом не беспокоиться! Убирайтесь отсюда, вы оба!

— Погодите, — сказал Эллери, взглянув на девушку. — Бонни, не будете ли вы любезны вернуться к самолету? Я присоединюсь к вам через несколько минут. Мне бы хотелось побеседовать с вашим дедушкой наедине.

— Чем скорее я уйду отсюда, тем лучше, — сказала Бонни, направляясь к двери. — Все равно это будет медленнее, чем мне бы хотелось!

Дверь за девушкой с треском захлопнулась, и Эллери услыхал топот ее каблучков, торопливо сбегающих по лестнице, словно кто-то гнался за ней по пятам.

Он не произнес ни слова, пока не хлопнула наружная дверь, после чего обратился к рассерженному старику:

— А теперь, мистер Стьюарт, ответьте мне на один вопрос.

— Я ответил вам, зачем приезжали сюда Блайт и тот игрок, — хмуро возразил старик. — Больше мне нечего сказать.

— Однако мой вопрос не имеет ничего общего с визитом Блайт.

— Да? Так о чем же вы еще хотите узнать?

— Я хочу узнать, — невозмутимо спросил Эллери, — что вы делали в воскресенье ночью за стеной этого дома с пилотским шлемом на голове?

На мгновение ему показалось, что старика хватит удар: глаза его тревожно выпучились, а длинный костлявый нос задергался, словно в припадке тошноты.

— А? — едва слышно проговорил он. — Что вы сказали?

По мере того, как он произносил эти слова, признаки слабости и тревоги постепенно улетучивались, и его седая борода снова воинственно вздернулась кверху. «Храбрый старый боевой петух!» — с невольным восхищением усмехнулся про себя Эллери. Для своих лет старик отлично выдерживал неожиданные удары!

— Я видел вас снаружи под дождем с авиаторским шлемом на голове. В то самое время, как Джуниус утверждал, будто вы находитесь здесь, наверху, за запертой дверью.

— Верно, — кивнул старик. — Верно, я вышел из дома. Потому что мне захотелось подышать чистым Божьим воздухом. Я вышел наружу, потому что в моем доме было полно чужих.

— Под дождь? — усмехнулся Эллери. — Я думал, вы боитесь пневмонии и тому подобных неприятностей?

— Я больной человек, — упрямо возразил старый ипохондрик. — но я скорее готов рискнуть пневмонией, чем оказаться связанным с… толпой посторонних людей!

— Вы чуть не сказали «с убийством», верно? Почему вы так щепетильно отнеситесь именно к этому убийству, мистер Стьюарт?

— К любому!

— И к убийству вашей родной дочери? Вы не чувствуете — я едва не оговорился, сказав «естественного», — вы не чувствуете желания отомстить?

— Я хочу лишь, чтобы меня оставили в покое!

— И шлем у вас на голове — это никак не связано с… скажем так: с воздушными путешествиями, мистер Стьюарт?

— В доме много всяких шлемов! Они отлично предохраняют от дождя.

— Ага, теперь вы разговорились! Почему бы это? Люди, которым есть что скрывать, обычно становятся разговорчивыми. Так что вы скрываете, мистер Стьюарт?

Вместо ответа старик потянулся и схватил ружье, стоявшее у колонки балдахина. Не говоря ни слова, он направил его стволы прямо в грудь Эллери. Глаза его смотрели твердо и решительно.

Эллери усмехнулся, пожал плечами и вышел вон.

Он нарочно постарался наделать как можно больше шума, спускаясь вниз по ступенькам, топал ногами, проходя по полу гостиной, а входной дверью он хлопнул изо всех сил.

Однако Эллери остался внутри, прислушиваясь. Сверху не доносилось никаких звуков. Решительно сдвинув брови, он огляделся. Дверь… Куда она ведет? На цыпочках он пересек гостиную, осторожно отворил дверь, заглянул внутрь, удовлетворенно кивнул и скользнул через порог, с теми же предосторожностями затворив за собой дверь.

Он очутился в обширной и мрачной, как и все помещения в доме, комнате с темными дубовыми балками на потолке, служившей то ли библиотекой, то ли кабинетом.

В ней царила та же затхлая и гнетущая атмосфера давно не проветривавшегося и никем не посещаемого жилья. На всем лежал толстый слой пыли, немое свидетельство усердия доктора Джуниуса в сфере ведения домашнего хозяйства.

Эллери не колеблясь направился к стоявшему посреди комнаты массивному бюро из потемневшею от времени прочною резного дуба с горизонтальной крышкой. Однако Эллери интересовал не сам старинный стол Толленда Стьюарта, а то, что находилось внутри. Быстрый, но тщательный обзор подсказал ему, что в комнате не было сейфа, и бюро поэтому оставалось наиболее вероятным хранилищем того, что он искал.

Эллери обнаружил это во втором ящике, который он открыл-без труда, в стальной шкатулке, выкрашенной в зеленый цвет, незапертой, хотя замок с торчащим в нем ключом лежал тут же, рядом со шкатулкой.

Это было завещание Толленда Стьюарта.

Эллери внимательно прочел его, одним ухом прислушиваясь к звукам из комнаты старика наверху.

Дата на завещании свидетельствовала о том, что оно было составлено девять с половиной лет тому назад. Завещание было написано на плотной гербовой бумаге с вензелем старого солидного банкирского дома в Лос-Анджелесе, неразборчивым почерком. Эллери представил себе, как старый разбойник, сопя и упираясь изнутри языком во впалые теки, выводит на бумаге свои каракули, не позволяя никому взглянуть на то, что он пишет. Под завещанием стояла подпись Толленда Стьюарта, заверенная лицами, имена которых ни о чем не говорили Эллери — очевидно, служащие банка.

Завещание гласило:

За исключением короткого параграфа, в котором младший вице-президент того банка, где было составлено и засвидетельствовано завещание, назначался ответственным душеприказчиком и исполнителем воли завещателя, в документе больше ничего не было.

Эллери вернул бумагу в зеленую шкатулку, задвинул ящик бюро и украдкой выскользнул из дома.

Выйдя на поляну, служившую аэродромом, он заметил в небе маленький тупоносый самолет, который он видел в воскресную ночь в расположенном рядом ангаре. Самолет снижался, заходя на посадку. Пробежав по поляне, он остановился возле наемного самолета, доставившего в горы Эллери и Бонни. Доктор Джуниус спрыгнул на землю, похожий на престарелого кондора в шлеме с болтающимися по бокам наушниками.

Он приветливо помахал Бонни, ожидавшей у самолета, и поспешил навстречу приближавшемуся Эллери.

— Решили нанести нам визит, я вижу? — дружелюбно сказал доктор. — А мне пришлось слетать в Лос-Анджелес за кое-какими покупками. Что нового на голливудском фронте?

— Пока все спокойно, — Эллери сделал короткую паузу. — Мы только что имели честь беседовать с вашим достойным благодетелем.

— Поскольку ваша шкура цела, — улыбнулся доктор, — это было не так уж и страшно… Вы сказали: «благодетелем»? — добавил он совершенно другим тоном.

— Ну да, — сказал Эллери. — А разве он таковым не является?

— Не понимаю, что вы имеете в виду. — Блестящие глаза доктора спрятались в свои желтые морщинистые глазные впадины.

— О, полноте, доктор!

— Нет, в самом деле не понимаю!

— Не говорите мне, будто вы понятия не имеете, что старый чудак отложил для вас кое-какую мелочь на черный, день!

Доктор Джуниус откинул голову назад и громко захохотал:

— Ах, вот вы о чем! — Смех его приобрел горький оттенок. — Конечно, Я знаю об этом. Зачем бы, по-вашему, я похоронил себя здесь, наверху?

— Я подумал, — сухо ответил Эллери, — что для такого решения должна быть веская причина.

— А разве я вам не говорил?

— М-м…

— Я не уверен, — продолжал доктор Джуниус, пожимая плечами, — что много выиграл в этой сделке. Сто тысяч — ничтожная сумма, просто смехотворная! Жить здесь со старым самодуром и выносить все его капризы и прихоти стоит не меньше миллиона, по самым скромным подсчетам!

— Как ему в голову пришло заключить с вами такое странное соглашение, доктор?

— Когда мы познакомились, его обрабатывала пара врачей-шарлатанов, которые присосались к нему, как пиявки, и получали тысячные гонорары. Они убедили его в том, что у него рак желудка и жить ему осталось год или два от силы.

— Вы имеете в виду заведомо ложный диагноз?

— Вроде того. Думаю, они опасались, что рано или поздно священная корова перестанет давать молоко, и задумали получить от него значительно больше за короткий период своего «лечения», делая ставку на его ипохондрию. Так или иначе, кто-то порекомендовал ему меня; я провел обследование и обнаружил у него всего лишь язву. Я сказал ему об этом, и жулики потихоньку убрались.

— Но я все же не понимаю …

— Говорю вам, вы не знаете Толленда Стьюарта, — хмуро проговорил доктор. — Он подозревал их, но не мог выбросить из головы опасение, что у него действительно рак. Мои уверения в обратном и в том, что я сумею легко вылечить его язву — во всех других отношениях он был абсолютно здоров — и подсказали ему оригинальную идею. Он вспомнил, как шарлатаны пугали его скорой смертью через год или два. Вот он и нанял меня, заявив, что ему понравилась моя честность, и если я сумею поддержать его жизнь в течение не менее десяти лет — то есть в пять раз дольше, чем обещали ему другие — то меня ожидает крупное вознаграждение.

— Китайская система. Врач получает жалование только пока его пациент находится в добром здравии.

— В добром здравии! — фыркнул доктор Джуниус. — Да старик здоров, как бык! Я за короткий срок вылечил его язву, и с тех пор, кроме легкого насморка, он ничем не болел!

— Но всевозможные лекарства, порошки и микстуры у его кровати…

— Подкрашенная водичка и успокаивающие пилюли в сахарной оболочке. Неприятная, но необходимая предосторожность. Я не пользовался нормальными лекарствами из моей небольшой аптечки вот уже в течение восьми лет. Я вынужден поддерживать в нем веру в его воображаемые болезни, иначе он в два счета вытурит меня из дома!

— И в таком случае вы не получите свои сто тысяч, когда он умрет.

Доктор в отчаянии взмахнул руками:

— Когда он умрет! Насколько я могу судить, он доживет до девяноста! Все шансы за то, что он меня переживет, и я получу за долгие годы моих мытарств здесь две строчки в газетном некрологе!

— Но разве он не платит вам еще и годовое содержание?

— О, разумеется, и довольно приличное, — пожал плечами доктор. — Но, к сожалению, у меня от него ничего не остается. Если мне не удается время от времени улизнуть в Лос-Анджелес, я становлюсь просто помешанным А стоит мне только попасть туда, все мои денежки вылетают в трубу — то на рулетку, то на бега. А недавно я здорово проигрался на бирже…

— Не у Алессандро случайно? — неожиданно спросил Эллери.

Доктор прищурился на изрезанный скалистый горизонт.

— Вам приходилось желать в жизни чего-нибудь очень сильно?

— Довольно часто,

— Я рано понял, что из моей медицинской карьеры ничего не получится. Не тот характер. А вот чего я больше всего желал, и чего мне всегда недоставало из-за отсутствия денег, так это свободного времени…

— Свободного времени? Для чего?

— Чтобы писать! У меня есть что сказать миру. Много чего сказать! — Он стукнул себя в грудь: — Все это заперто здесь и не выйдет отсюда, пока мой разум не освободится от финансовых проблем, и я не обрету свободное время и чувство уверенности в завтрашнем дне!

— Но здесь, наверху…

— Что здесь, наверху? — гневно перебил его Джуниус. — Уверенность? Время? Я здесь узник! Я с утра до вечера на ногах, угождая этому старому дураку, готовя ему еду, вытирая нос, бегая по его поручениям, убирая его дом… Нет, мистер Квин, я не могу писать здесь. Все, что я могу здесь делать, это носиться как угорелый на побегушках и страстно желать, чтобы он когда-нибудь сломал себе шею во время охоты на кроликов!

— По крайней мере, вы искренни, — заметил Эллери.

На лице доктора отразился внезапный испуг. Он торопливо пробормотал: — До свидания! — и побрел в сторону скрытого за деревьями дома.

— До свидания, — серьезно ответил Эллери и поднялся в ожидавший его самолет.

Глава 16 Мистер Квин — предатель

В субботу утром Эллери сидел за столом в своей крохотной кухне, одетый в халат и пижаму, деля свое внимание между коричневыми ломтиками гренков, утренней газетой, сообщающей о развитии событий в деле Ройла-Стьюарт, сводившемся к нулю, и потрепанной книжкой в бумажной обложке, озаглавленной «Предсказание судьбы по картам». Зазвонил телефон.

— Квин! — голос в трубке звучал весьма нетерпеливо. — Что она сказала?

— Кто что сказал?

— Бонни. Вы все устроили, как я просил?

— Ах, Бонни! — Эллери мучительно пытался собраться с мыслями. — Видите ли, Тай, у меня для вас плохие новости.

— Что вы имеете в виду?

— Она не желает поверить ни одному моему слову. Она все еще убеждена, что именно ваш отец посылал ее матери те дурацкие письма.

— Да как она может! — взвыл Тай. — Это же бессмысленно! Вы рассказали ей о компании почтовых пересылок и обо всем остальном?

— О, конечно! — солгал Эллери. — Но от женщин нельзя ожидать здравого смысла, Тай; человек с вашим опытом должен был бы знать об этом. Почему вы не хотите оставить Бонни, как абсолютно безнадежный номер?

Трубка молчала; Эллери почти видел воочию, как сжались зубы Тая и узкая мальчишеская челюсть упрямо выдвинулась вперед.

— Я не мог ошибаться, — с упорством отчаяния проговорил наконец Тай. — Она полностью выдала себя. Она меня любит. Я знаю, что любит!

— Глупости: она ведь актриса! Любая женщина таит в себе нечто от мима, но если это к тому же ее профессия…

— С каких это пор вы так много знаете о женщинах? Уверяю вас, она не притворялась!

— Послушайте, Тай, — с наигранным нетерпением сказал Эллери. — Я ужасно устал и плохо соображаю в такую рань. Вы меня спросили, я ответил.

— В свое время я целовал немало девушек, — пробормотал Тай, — чтобы не понять, когда с вами искренни, а когда нет.

— Так говорил Казанова[56], — вздохнул Эллери. — Я все еще продолжаю думать, что вам следует отправиться на каникулы. Садитесь-ка в самолет и слетайте на пару недель в Нью-Йорк. Прогулка по горячим точкам Бродвея быстро выветрит Бонни из вашей кровеносной системы!

— Не желаю выветривать ее ниоткуда! Черт побери, если дела обстоят так плохо, я сам попытаюсь их уладить! Собственно, мне с самого начала следовало бы так поступить!

— Погодите! — встревоженно воскликнул Эллери. — Не ищите неприятностей на свою голову, Тай!

— Я знаю, если я поговорю с ней, обниму ее снова…

— …то получите нож между лопаток, — вы этого хотите? Она опять начала получать письма.

— Опять? — недоверчиво переспросил Тай. — Но я думал, мы выгребли всю кучу из той пересыльной конторы?

— Она показала мне одно, которое пришло вчера. Адресованное ей.

— Ей?

— Да, и с пиковой семеркой внутри. «Враг».

— Но если оно было отправлено в четверг вечером — а мы знаем, что оно не могло быть послано из конторы Луси, — то разве это не лучшее доказательство того, что отец здесь ни при чем?

— О, она знает, что ваш отец не мог послать его, — в отчаянии проговорил Эллери. — Дело обстоит значительно хуже. Она думает, что послали его вы.

— Я? — В голосе Тая звучала растерянность.

— Да, она убеждена, что затея с письмами, содержащими игральные карты, была задумана и осуществлялась семейством Ройлов. Предназначавшиеся Блайт посылались вашим отцом, а вот теперь это, очевидно, первое из новой серии, предназначенной Бонни, — вами.

— Но ведь… Послушайте, да ведь это безумие! Мною? Неужели она действительно думает, будто я…

— Говорю вам, что она не слушает доводов здравого смысла. Вам никогда не удастся оправдаться в ее глазах, Тай. Перестаньте зря тратить время.

— Но она не должна думать, будто я ее преследую! Я обязан найти способ, чтобы убедить ее…

— Разве вам не известно, что единственный, по-настоящему не поддающийся никакому воздействию материал во вселенной — это идея, укоренившаяся в дамских мозгах? Ей хоть кол на голове теши, толку никакого! Не хочу, чтобы вы подумали, будто я специально меняю тему разговора, но у вас есть пишущая машинка?

— А? — не понял Тай.

— Я спрашиваю: есть ли у вас пишущая машинка?

— Да, есть. Но…

— А где она?

— В моей гардеробной в студии.

— Куда вы сейчас направляетесь?

— К Бонни.

— Тай, — Эллери поморщился от собственного вероломства, — не надо. Послушайтесь моего совета. Вам может… грозить опасность.

— Опасность? Что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно понимаете английский язык.

— Эй, какого черта? — раздался в трубке резкий голос Тая. — Вы пытаетесь убедить меня в том, что Бонни… Вы либо шутите, либо сошли с ума!

— Сделайте мне одолжение. Не общайтесь с Бонни до тех пор, пока я не скажу вам, что это безопасно.

— Но я не понимаю, Квин!

— Вы должны мне обещать.

— Но…

— Я не могу сейчас объяснить. Так даете слово?

Тай долго молчал, наконец хмуро проговорил: — А, ладно! — и повесил трубку.

Эллери сделал то же, утирая вспотевший лоб. Пронесло! Сам зеленый новичок в лаборатории любовной алхимии, он только начал открывать для себя, какими могучими магнетическими свойствами обладает большое чувство. Черт бы побрал этого упрямою мальчишку! И в то же время, где-то в глубине души мистер Квин ощущал жгучий и тяжкий стыд. Из всех черных дел, которые он совершал ради достижения справедливости, это, несомненно, было самым черным!

Вздохнув, он побрел назад в кухню, чтобы продолжить изучение научного трактата о предсказании судеб и держать ответ перед Звездной Палатой[57] собственной совести за невольные прегрешения против истины и морали.

Зазвонил дверной звонок.

Эллери рассеянно повернулся, подошел к двери и отворил ее.

На пороге стояла Бонни.

— Бонни! Ну-ну… Заходите.

Бонни вся светилась оживлением и радостью. Она влетела в комнату, бросилась на диван и взглянула на него пляшущими от восторга глазами.

— Какой чудесный денек сегодня, правда? И какой чудесный на вас халат, мистер Квин! За мной всю дорогу следовал тот самый черный закрытый автомобиль — а я не обращала на него внимания, кто бы в нем ни сидел! — и случилась самая чудесная вещь в мире!

Эллери медленно закрыл входную дверь. Что опять ожидало его?

Тем не менее, он ухитрился изобразить приветливую улыбку:

— Во всем этом деле имеется, по крайней мере, одна привлекательная сторона: благодаря ему я ежедневно встречаюсь с одной из самых очаровательных девушек нашего времени!

— Самых счастливых! — рассмеялась Бонни. — А вы пытаетесь соблазнить меня такими старомодными приемчиками? О, я чувствую себя такой счастливой, что даже неприлично! — Она попрыгала на мягких подушках дивана. — А вы не хотите спросить меня, в чем дело?

— Так в чем дело?

— Случилась чудесная вещь!

— Отлично, — без особого энтузиазма сказал Эллери. — И что же это за вещь?

Бонни открыла сумочку. Эллери наблюдал за ней. Черты ее лица носили на себе следы таких опустошительных переживаний, что ни ее нынешнее веселое настроение, ни искусство грима, преподанное лучшими импресарио, не могли их скрыть. Щеки ее ввалились, словно после тяжелой болезни, а глаза окружали фиолетовые тени. Казалось, она перенесла серьезный недуг, и врачи только что сообщили ей, что она будет жить и скоро пойдет на поправку.

Бонни достала из сумочки конверт и протянула его Эллери. Он взял его, нахмурясь; почему получение очередного угрожающего послания так необычно повлияло на ее настроение? Недоброе предчувствие холодком пробежало по его спине, когда он раскрыл конверт и извлек из него игральную карту. Это была четверка пик.

Он мрачно уставился на карту. Так вот оно что! Если он правильно помнил смысл расшифровки…

— Не надо идти за желтым листком! — оживленно сказала Бонни. — Я уже выучила все значения карт наизусть. Четверка пик означает: «Не связывайтесь с тем, в ком сомневаетесь» Какая прелесть, правда?

Эллери сел рядом с ней на диван, внимательно осматривая конверт.

— Вы недовольны? — удивилась Бонни. — Не представляю, почему!

— Возможно потому, — пробормотал Эллери, — что я не могу понять, в чем именно кроется прелесть этого письма?

Глаза Бонни широко раскрылись.

— Но здесь же сказано: «Не связывайтесь с тем, в ком сомневаетесь», — обрадованно заявила она. — Как же вы не понимаете? А я думала, что эту карту послал мне вчера Тай!

Бонни, Бонни! Эллери был вне себя от злости. Сначала Тай, теперь Бонни… Только самый последний негодяй в мире мог бы попытаться стереть блаженную улыбку с ее изможденного лица, первый проблеск истинного счастья, засиявший на нем после бесконечно длинной недели сомнений и страданий, печали и смерти.

И тем не менее, сделать это было необходимо. Жизненно важно было стереть счастливое выражение с ее лица. Несколько секунд Эллери боролся с искушением рассказать ей всю правду. Это остановило бы Бонни, если он правильно оценивал ее характер. Но она ни за что не смогла бы сохранить секрет от Тая. А стоило Таю узнать…

Эллери взял себя в руки.

— Не вижу, чему вы так радуетесь, — сказал он, вкладывая в свои слова значительную долю иронии.

— Что вы хотите сказать? — насторожилась Бонни.

— Вы сказали, что подумали, будто Тай отправил вам вчера эту карту. Что же заставило вас изменить свое мнение?

— Как что? Да эта самая карта, которую вы держите в руках!

— Не могу уловить смысл ваших рассуждений, — холодно возразил Эллери.

Улыбка на ее лице погасла.

— Вы говорите, что не понимаете… — Она решительно встряхнула головой. — Да вы просто дразните меня! На свете есть только одна личность, в ком я могла бы усомниться, и в ком сомневалась. Это Тай!

— Ну и что?

— Неважно, кто послал мне эту карту; ее смысл ясен: она предупреждает меня, чтобы я ничего общего не имела с Таем. Разве вы не видите? — воскликнула она, и щеки ее опять порозовели. — Разве вы не видите, что это полностью снимает подозрения с Тая, что он не мог послать мне такое предупреждение? Стал бы он предупреждать меня против себя самого, если бы стоял за всем этим заговором?

Бонни замолкла, торжествующе глядя на Эллери.

— При определенных обстоятельствах — да, стал бы.

Улыбка блеснула и исчезла окончательно. Бонни опустила глаза и принялась бесцельно сгибать и разгибать ремешок своей сумочки.

— Надеюсь, — тихо проговорила она, — вы понимаете, о чем вы говорите. Я… я не очень-то разбираюсь в подобного рода вещах. Мне просто кажется, что…

— Тай дьявольски умен, — безучастно произнес Эллери. — Он знает о том, что вы его подозреваете, и поэтому послал вам единственное послание, рассчитанное на то, чтобы рассеять ваши подозрения. Чего он, как я вижу, и достиг!

Эллери встал с дивана, не в состоянии больше видеть, как Бонни сгибает и разгибает ремешок своей сумочки. В то же время он заметил, что она снова подняла глаза и со странной прямотой взглянула на него — печальным, вопрошающим взглядом, заставившим его ощутить себя последним преступником.

— Вы в самом деле верите этому? — спросила Бонни.

— Подождите, — отрывисто бросил Эллери. — Я докажу вам.

Он заперся в спальне и начал торопливо одеваться. Поскольку так было легче, он старался ни о чем не думать.

Бонни отвезла его на киностудию «Магна», и когда она ставила свой родстер в гараж, он спросил:

— Где находится гардеробная Тая?

— О! — вздохнула она и без лишних слов повела его к маленькой, усаженной деревьями улочке каменных домиков, Возле одного из них она остановилась и поднялась на крыльцо. На двери висела табличка с именем Тая Ройла. Дверь была незаперта. Они толкнули ее и вошли.

На столе рядом со стулом стояла стандартных размеров пишущая машинка. Бонни неподвижно замерла на пороге Эллери подошел к машинке, вынул из кармана чистый лист бумаги и торопливо напечатал несколько строчек. Затем он вернулся с листком к Бонни и достал из кармана конверт, который она недавно получила.

— Очень просто, — ровным голосом произнес он. — Вот, Бонни, сравните образцы шрифтов. Заметили дефектные буквы «б», «д» и «т»? Вроде как бы стертые? — Он не сказал, что, как и «р» и «г» в портативной машинке Джека Ройла, дефектные литеры в машинке Тая были недавно — и явно! — подпилены. — И шрифт «элите», что редко встречается в стандартных, а не портативных пишущих машинках.

Бонни подошла и взглянула, но не на листок с текстом, а на сами рычаги машинки. Она нажала на клавишу «б» и осмотрела литеру, потом на «д», потом на «г».

— Теперь я вижу, — сказала она наконец.

— Здесь трудно усомниться. Оба адреса — на конверте, полученном сегодня, и на том, что пришел вчера, — напечатана на этой машинке.

— Как вы догадались? — спросила она, глядя на него все с тем же странным вопрошающим выражением.

— Мне показалось это весьма вероятным.

— Тогда здесь должна находиться и копия таблицы со значением карт. Без нее заниматься пересылкой карт невозможно.

— Умница! — Эллери покопался в ящике письменного стола. — А вот и она! Похоже, третий или четвертый отпечаток под копирку.

Он протянул ей листок для ознакомления, но она продолжала глядеть ему в лицо.

— Как вы собираетесь поступить? — голос Бонни был холоден и спокоен. — Передать Тая инспектору Глюке?

— Нет-нет, это было бы преждевременным! — поспешно сказал Эллери. — Нет настоящих улик для обвинения.

Она ничего не возразила.

— Бонни, не говорите никому о том, что мы обнаружили, ладно? И держитесь подальше от Тая. Вы слышите меня?

— Слышу, — сказала Бонни.

— Так далеко, как только сможете… — Бонни не отвечала. — Куда вы сейчас направляетесь? — Бонни открыла дверь. — Будьте осторожны! — Она бросила на него долгий пристальный взгляд, в самой глубине которого таился — что было совершенно непонятно — откровенный ужас.

Шаги ее все убыстрялись. Через полквартала она уже бежала бегом.

Эллери хмуро следил за ней. Когда она исчезла за углом, он открыл дверь и опустился на стул.

«Хотел бы я знать, — со вздохом подумал он, — какое наказание причитается за убийство любви…»

Глава 17 Danse amoureuse[58]

Мистер Квин сидел в прохладной гардеробной Тая и размышлял. Он сидел и размышлял довольно продолжительное время. По многим направлениям расследование шло удовлетворительно — да, вполне удовлетворительно! Но вот в главном оно было явно неудовлетворительным, причем в самом главном.

— Все та же старая история, — ворчал он про себя. — Найдешь орех, так нечем его расколоть! А может быть, сейчас надо просто выжидать? Думай, приятель, думай!

И мистер Квин думал. Прошел час, за ним второй. Мистер Квин продолжал думать. Но все было бесполезно.

Он поднялся на ноги и потянулся, чтобы расправить оцепеневшие мускулы. Все дело застыло, как фруктовое желе — гладкое и блестящее, оно лежало перед его умственным взором, удовлетворяя всем капризам его критического аппетита. Задача, которую он не мог разрешить, заключалась в том, как подцепить ого деликатное блюдо и не разрушить его, превратив в липкую, расползающуюся, аморфную массу.

Горячо надеясь на то, что его посетит, наконец, вдохновение, мистер Квин покинул бунгало и студию и вернулся на такси в отель. Из своего номера он позвонил портье и распорядился вывести из гаража его двухместный автомобиль. Пока он собирал всю коллекцию писем с игральными каргами и укладывал ее под крышкой футляра портативной пишущей машинки Джона Ройла, зазвонит телефон.

— Квин? — раздался в трубке голос инспектора Глюке. — Немедленно явитесь ко мне в офис! Немедленно, слышите?

— Слышу ли я? Когда вы так орете!

— Погодите, это еще только цветочки! Потрудитесь прибыть сюда со всей скоростью, на которую способны ваши шустрые ноги!

— М-м… — протянул Эллери. — Брать с собой пижаму и зубную щетку?

— Вас давно следовало бы посадить за решетку! Поторапливайтесь!

— Собственно говоря, я как раз собирался к вам. Глюке…

— Вы можете обвести вокруг пальца собственного отца! — ревел инспектор. — Даю вам полчаса. Ни минуты больше’

И он повесил трубку.

Эллери тяжело вздохнул, защелкнул крышку пишущей машинки, спустился вниз, сел в автомобиль и направился в центр Лос-Анджелеса.

— Итак? — спросил мистер Квин ровно полчаса спустя.

Инспектор Глюке сидел за письменным столом, раздувая крепкие щеки и ухитряясь выглядеть разъяренным и обиженным одновременно. Дышал он тяжело и сердито.

— Что это у вас? — прорычал он, указывая на пишущую машинку.

— Я первый задал вопрос, — скромно возразил Эллери.

— Садитесь и перестаньте острить! Видели сегодняшнюю газету Полы Пэрис?

— Нет.

— Вы что, не читаете по-английски? Или наши газеты недостаточно для вас шикарны? Ведь вы же литератор, в конце концов!

— Ха-ха, — сказал Эллери. — Это замечание, насколько я понял, должно было сразить меня наповал. Ну, давайте, выкладывайте побыстрее!

Глюке швырнул Эллери газету. Эллери поймал ее, наморщив лоб, и принялся читать абзац в колонке Полы Пэрис, отмеченный красным карандашом.

— Что вы об этом скажете?

— Скажу, что ока великолепна! — мечтательно произнес Эллери. — О, миледи Пола! Женщина с головой на плечах. Глюке, скажите откровенно: вы когда-нибудь встречали женщину, до такой степени сочетающую в одном лице интеллект, красоту -и очарование?

Инспектор хлопнул ладонью по столу так, что все на нем подскочило и задрожало.

— Вы считаете себя чертовски умными — вы, и эта язва газетчица! Квин, я не скрываю, что вы довели меня до бешенства. До бешенства, понимаете? Когда я прочел эту статейку, у меня возникло желание тут же выписать ордер на ваш арест! Я не шучу!

— Ищете козла отпущения, да? — сочувственно спросил Эллери.

— Прибрать к рукам все эти письма! Держать их от меня в секрете целую неделю! Выдать себя за детектива из Главного управления!

— Быстро работаете, — одобрительно заметил Эллери. — Ведь она, в сущности, упоминает здесь только о том, что Блайт Стьюарт получала анонимные письма, и что они посыпались через агентство почтовых пересылок. Отличная работа, Глюке!

— Нечего меня нахваливать! В городе одно единственное агентство заказных почтовых услуг, и я вытащил вашего знакомого Луси сюда, на ковер, всего лишь несколько минут тому назад. Он все рассказал мне о вас — я сразу вас узнал по его описанию. И вы оставили ему свое имя и номер телефона в гостинице. Какая самоуверенность! Но зато у меня не осталось сомнений в его искренности. Полагаю, остальные двое были Тай и Лу Бэском, как следует из описания Луси.

— Великолепно!

— Я произвел обыск в доме Стьюарт — никаких писем; поэтому я догадался, что они у вас. — Вид у инспектора был такой, словно он вот-вот заплачет. — Никогда бы не подумал, что вы способны сыграть со мной такую гнусную шутку! — Он вскочил на ноги и закричал: — Выкладывайте!

Эллери нахмурился:

— Стыдно признаться, но неизбежность, с которой любые секреты рано или поздно укладываются в газетную колонку Полы Пэрис, начинает вгонять меня в дрожь. Откуда, черт побери, добывает она свою информацию?

— Наплевать мне, откуда! — заорал Глюке. — Я даже не звонил ей сегодня утром — все равно без толку! Послушайте, Квин, собираетесь ли вы отдать мне эти письма, или мне придется посадить вас в каталажку?

— Ах, письма! — Эллери небрежно лягнул футляр, стоявший у него между ног. — Вы найдете их здесь, вместе с картами и пишущей машинкой, на которой мерзавец печатал кодовую таблицу и письмо в международную компанию почтовых пересылок.

— Карты? Кодовая таблица? — остолбенело уставился на него Глюке. — Пишущая машинка? Чья пишущая машинка?

— Джека Ройла.

Инспектор свалился на стул и пощупал ладонью лоб

— Ладно, — сдавленным голосом проговорил он. — Давайте вашу историю. Я ведь возглавляю Отдел по расследованию убийств. Так что дайте мне только намек, короткую подсказку… Да не тяните же, выкладывайте! — заорал он вне себя.

Эллери, усмехаясь, выдал ему всю историю. Он приступил к подробному изложению, начав с начала — с самого начала, когда он заполучил первые две карты от самой Блайт Стьюарт в доме Джека Ройла, — и закончив сообщением о новой серии писем, адресованных Бонни.

Инспектор сидел молча, уставясь на пишущую машинку. на желтую таблицу с расшифровкой значения карт, на сами карты, на конверты.

— И когда я обнаружил, что адреса на конвертах двух писем Бонни отпечатаны на машинке Тая, — пожал плечами Эллери, — все стало на свои места. Я как раз собирался ехать к вам, Глюке, с полным набором улик, когда вы мне позвонили.

Инспектор встал из-за стола и, ворча себе под нос, сделал круг по комнате.

Затем он вызвал секретаря:

— Отправьте этот хлам к Бронсону, пусть он проверит его и не забудет про отпечатки пальцев!

Когда служащий ушел, инспектор возобновил кружение по комнате. Наконец, утомившись, он опять сел за стол

— Сказать вам по правде, — признался он, — вся эта идиотская белиберда мало что означает для меня. Письмо, подписанное Смитом, конечно, фальшивка: просто хитрый способ замести следы. Единственный вывод, который я сделал из этой чехарды с анонимными письмами и игральными картами, заключается в том, что кто-то задумал прикончить Блайт, и что потом некие обстоятельства заставили «Смита» включить в свои планы и Джека.

— Весьма существенный пункт, — заметил Эллери.

— Но почему Джек был убит? Зачем вообще посылались эти предупреждения? — Инспектор развел руками. — И что за идея начать все по новой с Бонни Стьюарт? Погодите! — Глаза его внезапно сузились. — Так вот почему вы заставили меня вести за ней наблюдение днем и ночью?

— Если вы помните, я просил вас следить за ней до того, как ей было послано первое предупреждение.

— Тогда почему…

— Считайте это предчувствием. Игральные карты, полученные Бонни, впоследствии подтвердили его справедливость.

— Значит, теперь выбор пал на нее, — пробормотал Глюке. — Ничего не понимаю!

— Вы видели ее сегодня?

— Я пытался найти ее, когда узнал об этих анонимных письмах, но ее не было дома, а мои люди мне еще не докладывали. Собственно говоря, Ройла тоже нигде нет.

Холодный озноб пробежал по спине Эллери:

— Вы не смогли бы найти Тая?

— Нет. — На лице инспектора отразилось удивление. — Послушайте, не думаете же вы, что он стоит за этими письмами? Что он тот самый… — Глюке опять вскочил из-за стола. — Конечно! Вы сами сказали, что последние послания Бонни были отпечатаны на его машинке! — Он схватил телефонную трубку. — Миллер! Мигом слетайте в «Магну» и привезите оттуда пишущую машинку из гардеробной Тая Ройла. Осторожно с ней — помните об отпечатках!

Он повесил трубку, довольно потирая руки:

— Конечно, придется действовать аккуратно. Доказав, что Тай Ройл посылал карты, мы еще не докажем, что он совершил двойное убийство, но все равно, дело сдвинулось с мертвой точки. Мотивов достаточно…

— Вы считаете, что Тай убил также и собственного отца?

Глюке смущенно пожал плечами.

— Ну, я ведь сказал, что придется действовать аккуратно. Надо выяснить множество вопросов. Держите язык за зубами, Квин, пока я запущу машину в действие!

— О, разумеется! — сухо бросил Эллери.

Инспектор довольно усмехнулся и торопливо выбежал из кабинета. Эллери задумчиво курил сигарету. Вернувшийся инспектор сиял от переполнявшей его энергии.

— Мы найдем его в два счета! Установим за ним круглосуточную стежку, так, чтобы он ничего не заподозрил. Прочешем весь его дом частым гребнем. Может быть, подвернется что-нибудь, связанное с морфием или этаминалом натрия, — проверим все его перемещения и поездки за несколько недель, посещение аптек, приобретение лекарств и так далее. В качестве старта это неплохо.

— Разумеется, вы понимаете, что Тай не мог быть тем замаскированным летчиком, — указал Эллери.

— Конечно нет, но он мог нанять кого-нибудь для отвода глаз. Прекрасная отговорка: нападение, угроза револьвером, кляп во рту, связанные руки и нош. Да еще девица в качестве свидетеля!

Эллери тяжело вздохнул:

— Жаль мне гасить ваш энтузиазм, Глюке, но вы ошибаетесь от начала к до конца.

— Я? Ошибаюсь? Как так? — удивился Глюке.

— Тай никогда не посылал этих писем, точно так же, как и Джек никогда не посылал писем Блайт.

Инспектор в растерянности прикусил большой палец:

— Откуда вы взяли? — Он выглядел крайне разочарованным.

— Вы можете осмотреть, — медленно проговорил Эллери, — литеры «р» и «г» на этой машинке.

Глюке, нахмурясь, последовал era совету.

— Подпилены!

— Совершенно верно. И когда вы обследуете машинку Там, то обнаружите, что литеры «б», «д» и «т» подпилены подобным же образом. Умышленная порча литер преследует только одну цель — помочь определить и обнаружить машинку по образцам шрифта. Так кому надо было, чтобы поскорее нашли машинку Джека Ройла, на которой была напечатана таблица значения карт для расшифровки анонимных писем? Джеку Ройлу? Вряд ли, если он сам их посылал. То же касается Тая и его пишущей машинки.

— Понятно, — раздраженно отмахнулся Глюке. — Специально подстроено, клянусь Богом!

— Таким образом, мы можем быть уверены в нескольких вещах Во-первых, Джек Ройл не посылал Блайт Стьюарт угрожающие предупреждения в виде игральных карт. Во-вторых Тай Ройл не посылал игральных карт Бонни Стьюарт. И в третьих — согласно теории вероятности — одинаковый метод порчи обеих машинок путем подпиливания литер свидетельствует о том, что это делал один человек, а следовательно, он же и посылал обе серии писем — и Блайт, и Бонни.

— Но он же подставил двоих!

— Посмотрите, что мы имеем. Оригинальный план заключается в убийстве Блайт и в обвинении Джека, для чего придумана процедура посылки в общем-то несерьезных, но запоминающихся своей необычностью предупреждений, с помощью которых был проложен след к пишущей машинке Джека Ройла.

— Однако Джек тоже был убит!

— Да, но нам также известно, что убийца изменил свой первоначальный замысел. В силу тех или иных причин он вынужден был убить Джека и отказаться от идеи обвинить его в преступлении, поскольку тот сам оказался его жертвой.

— Но карты ведь продолжали приходить!

— Потому что убийца запустил механизм их отправки и не захотел рисковать, пытаясь его остановить. А теперь подумайте, Глюке. О чем свидетельствуют факты? Планы убийцы изменились. Джек мертв. Затем карты начинают приходить к Бонни. Если бы осуществился первоначальный замысел, то естественно было бы предположить, что подозрение по-прежнему падало бы на Джека. Но поскольку Джека кет в живых, кош-то надо обвинить в пересылке Бонни анонимных угроз. Кош же? Что ж, теперь мы знаем — для этой цели был выбран Тай. Так что все сводится к одному.

— Продолжайте, — настойчиво потребовал инспектор.

— Некто использует вражду между Ройлами и Стьюартами в качестве мотива, лежащего в основе преступления. Он навязывает вам готовые факты и решения. Отсюда следует сделать вывод, что вражда мотивом быть не может.

— А пилот?

Эллери задумался.

— Нашли какие-нибудь следы пшюта?

— Проклятый призрак прост исчез. Мы продолжаем поиски. Я сам уже начинаю терять надежду… — Он настороженно посмотрел на своего собеседника: — Вам известно, что мы сняли подозрения с Алессандро?

— Сняли подозрения? — Брови Эллери удивленно полезли вверх.

— Сто десять тысяч, которые Джек ему задолжал, действительно были уплачены. Факт абсолютно достоверный.

— А вы разве сомневались?

Инспектор подозрительно взглянул на Эллери:

— Так вы знали!

— Честно, признаться, знал. А у вас откуда такие сведения?

— Проверили банковские счета. Обнаружили, что Джек утром в четверг получил в банке по чеку сто десять тысяч долларов.

— Но только не в своем банке, конечно: там ему чек на такую солидную сумму не оплатили бы так быстро. В банке Толлена Стьюарта?

— Откуда вы знаете? — взорвался Глюке.

— Догадался. Я знаю, что чек был выписан стариком Стьюартом тринадцатого числа. Знаю, потому что сам вчера спрашивал старою ворчуна об этом.

— А как получилось, что Стьюарт выложил Джеку такую кучу монет? Ведь Джек для него ничего не значил. Или я ошибаюсь?

— Пожалуй, нет. Это дело рук Блайт. Она потащила Джека в ту среду с собой к отцу, выпросила у него денег — для Джека, не для себя. Старик сказал, что дал ей денег, чтобы избавиться от них обоих.

— Звучит достаточно неправдоподобно, чтобы оказаться правдой. Даже если бы и не это было главной причиной, подпись под чеком настоящая. Мы знаем, что старый скряга выписал чек на эту сумму.

— Что-нибудь еще выяснилось?

— Ничего. Наша версия насчет подружек Джека провалились; у каждой из них твердое алиби. А относительно яда — никаких следов.

Эллери задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Глюке поморщился:

— Но вот по поводу этой ловушки для Тая. Если она действительно направлена против него, то посылать Бонни такую карту, которую она получила в последний раз, было сверхъестественной глупостью! Во всяком случае, мы имеем дело с чертовски странным типом.

— Со странным типом, подмешивающим морфий в коктейль людям и посылающим им дурацкие письма. Удивительно, правда?

— Может быть, — с надеждой произнес инспектор, — нам что-нибудь сумеет прояснить история с гаданием? Я знаю, что Блайт была слегка помешана на подобного рода штучках, как и большинство здешних чокнутых дамочек!

— Ни один уважающий себя гадальщик и предсказатель не потерпит того чудовищного винегрета, рецепт которого заключен в желтой таблице карточных символов.

— Как вы сказали?

— Я слегка порылся в материалах по оккультным наукам. То немногое, что я прочел, убедило меня, что ни один профессиональный предсказатель судьбы или даже тот, кто хоть мало-мальски смыслит в гадании, не мог посылать эти карты.

— Вы хотите сказать, что значение каждой карты в таблице попросту взяты с потолка?

— О, значение карт достаточно достоверные. Единственная вольность, которую позволил себе отравитель и которую мне удалось обнаружить, относится к девятке треф: в одной из систем ворожбы она означает «предупреждение». Наш приятель Эгберт немного подправил смысл, переделав его в «последнее предупреждение». В остальном значения карт совпадает с теми, что находятся в любой литературе по данному вопросу. Суть дела в другом: значения карт в желтой таблице представляют собой невероятную мешанину из нескольких различных систем — таковых много, к вашему сведению. Некоторые взяты из системы с пятьюдесятью двумя картами, некоторые с тридцатью двумя, одно из так называемой системы «двадцать одно», и так далее. Также не принято в расчет различное значение открытых и перевернутых карт; нет ссылок на специфические методы гадания, такие как заклинание, предсказание, старое английское, романское, колдовское, цыганское, или на специфическую раскладку, как например: Ряды из девяти, Любовный ряд, Счастливая Подкова. Пирамида, Колесо Судьбы. К тому же, разорвать карту пополам, чтобы перевернуть с ног на голову ее значение — совершеннейшее новшество нашего друга Эгберта, о чем я не смог нигде найти никаких указаний. Кроме того…

— Ради Бога, хватит с меня ваших фокусов-покусов! — взмолился инспектор, хватаясь за голову.

— Надеюсь, — сказал Эллери, — я ясно выразил свою точку зрения?

— Вся ваша дьявольская тарабарщина, — простонал инспектор, — перемешалась у меня в мозгах в одну сплошную головную боль!

— La vie[59], — философски заметил Эллери и вышел из кабинета.

Он отправился прямо на Голливудские холмы, как верный голубь в голубятню. Один лишь взгляд на белый каркас дома успокоил его мятущийся дух и набросил покрывало на его взъерошенные мысли.

Пола помогла ему охладить свой пыл, выдержав целых двадцать минут в приемной, и успешно нейтрализовав благотворное воздействие, оказанное на него ее домом.

— Как вы можете так со мной обращаться? — с упреком сказал ей Эллери, когда секретарша впустила его в комнату Полы. Он буквально пожирал ее глазами. Она была одета во что-то гибкое и облегающее и выглядела бесподобно. Поразительно, но всякий раз, когда Эллери встречался с Полой, он открывал в ней все новые неотразимые черты. Вот, например, ее левое веко с крохотным прелестным родимым пятнышком на нем. Просто восхитительно! Оно привлекало внимание к ее глазам, подчеркивая их характерные особенности. Он схватил ее за руку.

— Как я с вами обращаюсь? — смущенно спросила Пола.

— Заставляете меня ждать. Пола, вы такая очаровательная, что я готов вас съесть!

— Каннибал! — засмеялась она, пожимая ему руку. — Чего же вы могли ожидать, являясь к даме без предупреждения?

— А какая разница?

— Разница? Вы действительно такой глупый, или притворяетесь? Разве вы не знаете, что женщина только и ждет предлога, чтобы поменять платье?

— Ах, вот вы о чем! Ради меня вам не стоит прихорашиваться.

— Я вовсе не прихорашиваюсь для вас! Это самая старая из моих тряпок…

— Древняя поговорка! И вы пользуетесь губной помадой. Я не люблю губную помаду!

— Мистер Квин! Бьюсь об заклад, вы еще носите длинное нижнее белье!

— Женские губы бесконечно более привлекательны в своем естественном виде. — В качестве доказательства он потянулся к ней своими губами.

— Ладно, все остается, как есть, — торопливо сказала Пола, отстраняясь. — О, вы меня выводите из себя! Я всякий раз напоминаю себе, что должна обращаться с вами холодно и неприступно, как королева, а вам всегда удается заставить меня почувствовать себя глупой маленькой девочкой во время первого свидания! Садитесь, негодник, и говорите сейчас же, зачем вы пришли.

— Увидеть вас, — быстро сказал Эллери.

— Обойдемся без подобных штучек! У вас никогда в жизни не было открытых, честных, незаинтересованных помыслов. В чем они заключаются на сей раз?

— Э-э… в вашей колонке сегодня промелькнула маленькая заметка. Я имею в виду те самые письма…

— Так я и знала! Ах вы, негодяй!

— Вы даже не представляете, насколько правы.

— Вы просто невежливы! Могли бы хоть разок солгать мне. Заставили бы меня поверить, что пришли только с целью повидаться со мной.

— Но ведь так оно и есть! — воскликнул Эллери, расплываясь в улыбке. — Я воспользовался историей с письмами в качестве предлога.

— Вам для всего нужен предлог! — неодобрительно заметила она.

— Пола, говорил ли я вам, как вы прекрасны? Вы женщина, о которой я мечтал еще в те дни, когда влюблялся в кинозвезд на экране. Первоклассное дополнение к моей одинокой душе. Мне кажется…

— Вам кажется?.. — выдохнула она.

Эллери запустил пальцы за воротник рубашки.

— Мне кажется, здесь немного жарко…

— О!

— Да-да, жарко. Где у вас сигареты? Ага! Именно мой сорт. Вы просто неоценимы!

Он нервно закурил сигарету.

— Вы хотели мне что-то сказать?

— Я хотел что-то сказать? Ах, да! О статье в вашей колонке относительно писем Блайт.

— О! — разочарованно протянула она снова.

— Где вы откопали этот клад?

Пола удрученно вздохнула:

— Никаких особых секретов здесь нет. Приятель приятеля вашего приятеля мистера Луси сообщил моему информатору о вашем посещении международной компании почтовых пересылок. И таким образом это дошло до меня, как доходит почти все, что случается в этом городе. Я сложила вместе два и два…

— И получила три!

— О нет, вполне нормальную четверку. Описание было очень уж точным: худой и голодный субъект с хищным блеском в глазах — невозможно ошибиться! Кроме того, вы оставили свое имя. — Она с любопытством посмотрела на него. — В чем там, собственно, дело?

Эллери рассказал ей все. Пола слушала очень внимательно, не перебивая. Когда он закончил, она потянулась за сигаретой. Эллери поднес ей спичку, и Пола взглядом поблагодарила его. Затем она нахмурилась, глядя перед собой невидящими глазами.

— Конечно, это была попытка устроить западню для Джека. Однако зачем вы просили меня продолжать расписывать в моей колонке вражду между Таем и Бонни?

— А вы не знаете?

— Если Бонни грозит опасность, то мне кажется, Тай, будучи невиновным… — Пола замолкла и подозрительно взглянула на него: — Эй, послушайте, Эллери Квин, вы что-то от меня скрываете!

— Нет-нет! — поспешно возразил он.

— Вы только что сами сказали мне, что сделали все, кроме, пожалуй, прямого похищения, чтобы держать эту пару врозь друг от друга. Почему?

— Н-ну, считайте это моим капризом. Во всяком случае, если мне будет позволено самому оценить свои действия, то думаю, что сумел добиться отличных результатов!

— Ах, вот как? Что ж, не знаю, зачем вам это понадобилось, но только я не уверена в эффективности ваших действий, мистер.

— Да?

— Именно эту часть их вы провели из рук вон плохо.

Эллери с некоторым раздражением посмотрел на нее.

— Вы так считаете? Скажите же, о многомудрая Минерва[60], как бы вы это сделали?

В прекрасных глазах Полы появилась скрытая насмешка.

— Насколько все типично! — пробормотала она. — Какой потрясающий сарказм, порожденный потрясающим эгоизмом! Сам Великий Человек снизошел до мнения простого любителя! Да еще и женщины к тому же! О, Эллери, иногда мне кажется, что вы либо умнейший человек в мире, либо самый глупый из всех!

Щеки Эллери приобрели интенсивную пунцовую окраску.

— Так нечестно, — сердито заявил он — Я признаю, что во многом вел себя как осел по отношению к вам. но что касается ситуации с Бонни и Таем…

— То вы были еще большим ослом, мой милый!

— Черт побери! — воскликнул Эллери, вскакивая на ноги. — Где? Как? Вы самая невыносимая женщина из всех, кого мне доводилось встречать!

— Во-первых, мистер Квин, — улыбнулась Пола, — не кричите на меня.

— Извините! Но…

— Во-вторых, вам следовало бы посоветоваться со мной, довериться мне…

— Вам? — с горечью возразил Эллери. — Когда вы так легко можете раскрыть путаницу с похищением самолета?

— Это совсем другое. Здесь речь идет о профессиональной этике.

— Вот ваша женская логика! Совсем другое, говорите вы. Так позвольте мне заметить, Пола, что и здесь, в принципе, то же самое. Кроме того, с какой стати я должен доверяться вам? Какое основание у меня верить… — Он резко оборвал фразу на полуслове.

— Вот за это, — промолвила Пола со странным блеском в глазах, — вы будете наказаны. Нет, пожалуй, я все-таки поделюсь с вами своей мудростью. Может быть, это несколько уменьшит ваше самомнение. Вы наломали дров в отношениях между Таем и Бонни, потому что не знаете женщин.

— Какое это имеет отношение?

— Ну, во всяком случае, Бонни в значительной степени женщина, а из того, что вы рассказали мне о природе ваших лживых измышлений и о реакции Бонни на них… Мистер Квин, вас ожидает самый большой сюрприз в вашей жизни. И очень скоро, как мне кажется.

— А мне кажется, — ядовито заметил Эллери, — что вы просто несете чушь.

— О, как мы рассердились! Улыбнитесь, дорогой! Ну же! У вас такой вид, будто вы готовы съесть меня целиком и вовсе не из амурных побуждений!

— Пола, — процедил Эллери сквозь зубы, — моему терпению есть границы. Вас следует проучить. Даже крыса, загнанная в угол, защищает себя!

— Какая изящная метафора!

— Пола, — громогласно заявил Эллери. — Я бросаю вам вызов!

— Боже, как официально! — засмеялась Пола. — Стоит задеть мужское тщеславие, и оно вознесется до небес! Так в чем же состоит ваш вызов?

Мистер Квин снова занял место на стуле, холодно улыбаясь:

— В том, чтобы вы сказали мне, кто убил Джека Ройла и Блайт Стьюарт! — Взгляд его стал напряженным.

Пола удивленно подняла брови:

— А вы не знаете? Вы, который знает все!

— Я спросил вас. Вы уже определили это?

— О, какая скука, — наморщила она свой маленький нос. — Если бы я захотела, то, конечно, могла бы догадаться.

— Догадаться! — пренебрежительно усмехнулся Эллери. — Разумеется, вопреки всякому здравому рассудку. В этом весь смысл. Женщина не рассуждает. Она догадывается!

— А вы, великий мудрый мужчина, вы дошли до этого просто благодаря геркулесовым потугам своего ума, да?

— Так кто же это? — настаивал Эллери.

— Скажите вы первым!

— Боже великий, Пола, вы ведете себя как ребенок!

— А почему я должна вам верить? — возразила Пола. — Вы просто скажете, что давно уже догадывались. Только не будете употреблять слово «догадывался». Скажете: «дошел путем логического обоснования», или что-нибудь такое же заумное,

— Но во имя Всевышнего! — раздраженно воскликнул Эллери. — Я в подобных делах не основываюсь на догадках. Я пользуюсь научным подходом!

— Ничего не поделаешь! — Опять усмешка. — Вы напишите свое имя — то, до которого вы дошли научным методом, — а я напишу свое. Потом мы обменяемся записками.

— Очень хорошо, — простонал Эллери. — Вы ни во что не ставите мой интеллект. Это ребячество, но вас следует проучить, о чем я уже упоминал!

Пола засмеялась, достала два листка писчей бумаги, вручила ему карандаш, после чего повернулась к нему спиной и быстро написала что-то на своем листке. Эллери немного поколебался, затем тоже размашисто написал имя. Когда она обернулась, в глазах у него промелькнула мысль.

— Погодите, — сказал Эллери. — Предлагаю усовершенствование. Достаньте два конверта.

Она удивилась, но повиновалась.

— Вложите свой листок в один конверт, а я вложу свой в другой.

— Но зачем?

— Делайте, как я сказал!

Пола пожала печами и заклеила свой конверт с листком бумаги внутри. Эллери поступил так же. Затем он спрятал ее конверт в бумажник и передал ей свой.

— Не открывать, — мрачно заявил он, — пока нашего друга не вытащат за ушко на солнышко.

Она опять засмеялась:

— В таком случае боюсь, что он никогда не будет открыт.

— Почему?

— Потому что, — ответила Пола, — преступник никогда не будет пойман.

— Неужели? — усомнился Эллери.

— О, я это знаю! — заявила Пола.

Долгое время оба молча глядели друг на друга. Насмешка в ее глазах стала еще заметнее.

— И почему вы так уверены? — спросил наконец Эллери.

— Отсутствие доказательств — даже малейших улик, которые можно было бы предъявить суду. Если, конечно, вы ничего от меня не утаиваете.

— Но когда я захлопну ловушку за нашим другом Эгбертом, — спросил Эллери, сверкнув глазами, — вы признаете, что были неправы?

— Что ж, в таком случае мне ничего другого не останется, — сказала Пола. — Только у вас ничего не выйдет.

— Хотите пари?

— Почему бы нет? Если вы убедите меня в том, — она посмотрела на него сквозь длинные полуопущенные ресницы, — что у вас на данный момент нет никаких других доказательств.

— У меня их нет.

— Тогда я не могу проиграть — конечно, если наш субъект полностью не свихнется и не признается во всем без каких-либо на то причин!

— Я сильно подозреваю, — сказал Эллери, — что он ничего подобного не сделает. Так на что спорим?

— На что угодно.

— На что угодно?

Пола прикрыла глаза ресницами.

— Ну… это слишком обширное понятие. На что угодно в пределах разумного.

— А будет ли в пределах разумного, — спросил Эллери, — заставить проигравшего пригласить победителя в клуб «Подкова»?

Знакомый испуганный блеск в ее глазах почта заставил его раскаяться. Но не до конца. К тому же, он исчез довольно скоро.

— Ага, кишка тонка! — насмешливо произнес Эллери. — Если мне будет позволено применить столь вульгарный термин по отношению к дамской анатомии. Я так и знал, что вы откажетесь!

— Я… не говорила, что отказываюсь!

— Значит, пари?

Ока тихо рассмеялась.

— Все равно, у вас нет никаких шансов на выигрыш!

— Либо мы заключаем пари, либо нет!

— Но в каждом пари есть двойной риск, или это не пари. Что получу я, если вы проиграете?

— Возможно, мою…

Нечто новое блеснуло в глазах Полы, но это был не испуг.

— Что вашу? — быстро спросила она.

— Э-з…

— Что вы хотели сказать?

— Знаете, Пола, — проговорил Эллери, тщательно отводя глаза, — я действительно должен поблагодарить вас за то, что вы помогли мне раскрыть это дело.

— Но вы не договорили…

— Вы единственная, кто подсказал мне жизненно важную улику, — его тон стал сухим и бесстрастным. — Даже две жизненно важных улики.

— Эллери Квин, я сейчас душу из вас вытрясу! Кому сейчас до этого дело?

— Следовательно, — все так же сухо продолжал Эллери, — я буду благодарен вам за эти две подсказки всю мою жизнь.

— Всю вашу жизнь? — нежно проговорила Пола. — Я правильно поняла? Всю… вашу жизнь?

Она медленно подошла к нему и встала рядом так близко, что его ноздри наполнились нежным ароматом ее духов. Голова у Эллери пошла кругом и он попятился назад, точно пес, почуявший опасность.

— Всю вашу жизнь? — прошептала Пола — О, Эллери!..

Один из телефонов на ее столе внезапно зазвонил.

— Проклятье! — воскликнула Пола, топнув ногой; затем она подбежала к столу.

Мистер Квин вытер вспотевшие щеки носовым платком.

— Да? — нетерпеливо проговорила Пола в телефонную трубку. Больше она ничего не сказала. Пока Пола слушала, лицо ее утратило все живые краски и стало бледным и неподвижным, словно маска из папье-маше. Она повесила трубку, сохраняя все то же странное молчание.

— Пола, что случилось?

Она опустилась в кресло-качалку.

— Я знала, что ваш метод ошибочен, и была уверена, что Бонни насквозь видит всю вашу прозрачную мужскую тактику. Но я никогда не думала…

— Бонни? — Эллери оцепенел. — Что с ней?

— Мой дорогой мистер Всезнайка, приготовьтесь к потрясению, — слабо улыбнулась Пола. — Вы пытались заставить Бонни и Тая вцепиться друг другу в глотку. Для чего? Вы должны рассказать мне.

— Для того, чтобы… некая личность увидела, поверила и удовлетворилась увиденным. — Эллери прикусил губу. — Пола, ради всех святых, не пугайте меня! Кто это был, и что он сказал?

— Это был мой друг, снабжающий меня информацией. Боюсь, ваша некая личность, если ее не разбил общий паралич с утратой зрения и слуха, в течение нескольких минут узнает ужасную новость.

— Какую ужасную новость? — хрипло спросил Эллери.

— Час назад Бонни Стьюарт, повиснув на шее Тая Ройла, словно боясь, что тот улетит от нее прочь, дала интервью газетным репортерам — созвала их всех в свой дом в Глендейле, — в котором сделала определенное сообщение.

— Сообщение? — внезапно ослабевшим голосом переспросил Эллери. — Какое сообщение?

— О том, что завтра, двадцать четвертого, в воскресенье, она, Бонни Стьюарт, намерена стать миссис Тайлер Ройл.

— Боже мой! — простонал Эллери, бросившись к двери.

Глава 18 Ученики чародея

Эллери, в спешке оцарапав крыло своего автомобиля, торопливо припарковал его у дома Бонни в Глендейле и заметил трех явных детективов, беседовавших со знакомой долговязой фигурой, только что появившейся из полицейского автомобиля.

— Глюке! Что-нибудь… случилось?

— А вас каким ветром сюда занесло?

— Я буквально две минуты тому назад услышал новость. Она еще жива? Никто на нее не нападал?

— Нападал? Жива? О ком вы?

— О Бонни Стьюарт.

— Конечно, жива! — проворчал инспектор. — Послушайте, что с вами такое? Я сам недавно получил известие…

— Слава Богу! — Эллери промокнул вспотевший затылок. — Глюке, вы должны выставить кордон вокруг дома. Столько людей, сколько сможете наскрести!

— Кордон! Но у меня здесь три человека…

— Мало. Надо, чтобы это место было надежно окружено и охранялось так, чтобы мышь не проскочила! Но незаметно, слышите? Ваши люди должны оставаться вне поля зрения. Уберите с тротуара своих остолопов!

— Хорошо, но…

— Никаких «но»! — Эллери бегом бросился к воротам.

Инспектор Глюке вернулся к полицейской машине, кратко о чем-то распорядился и тоже побежал к воротам. Полицейский автомобиль сорвался с места и исчез за углом; трое детективов поспешно удалились.

Глюке, запыхавшись, догнал Эллери:

— Что все это значит?

— Где-то что-то не в порядке. Надо же было выкинуть такой идиотский номер!

Робкая полногрудая Клотильда впустила их, сверкая черными глазами от переполнявших ее романтических чувств:

— О, мсье, но их сейчас нельзя беспокоить…

— О, мадемуазель, но именно сейчас их можно и даже нужно беспокоить! — грубовато отрезал Эллери. — Тай! Бонни!

Приглушенный шум доносился из ближайшей комнаты, и они с инспектором поспешили по направлению к его источнику. Ворвавшись в гостиную, они обнаружили юного мистера Ройла и его невесту, порядком растрепанных, освобождавшихся из объятий друг друга. Губы мистера Ройла казались окровавленными, однако это была всего лишь помада Бонни.

— Вот вы где! — воскликнул Эллери. — Что за дурацкая идея?

— Ах, это вы! — мрачно произнес мистер Ройл, снимая руки девушки со своих плеч.

— Все напортили! — сокрушался Эллери, возмущенно сверкая на них глазами. — Неужели вы и двух дней подряд не можете обойтись друг без друга? А если не можете, то держите хотя бы языки за зубами! Неужели так необходимо было растрезвонить на весь белый свет о своих амурных делах?

Мистер Ройл многозначительно поднялся с дивана.

— Тай, посмотри на свой рот, — воскликнула Бонни. — А, это вы, инспектор! Инспектор Глюке, я требую…

— Погоди, — остановил ее Тай тем лее мрачным голосом. — Мне кажется, я знаю, что нужно делать!

— Ну да, конечно, знаете! — с горечью произнес Эллери. — Вот что получается, когда имеешь дело с двумя пустоголовыми юнцами, которые…

У его подбородка взорвалась бомба. Тысячи мелких разноцветных звездочек — пурпурных, синих, пляшущих, как сумасшедшие, — заполнили его поле зрения, мир медленно поплыл перед его глазами, и лишь спустя долгое, долгое время он понял, что лежит на полу, моргая на люстру и удивляясь, когда успела начаться война. Потолок тоже был бестелесный, вздымаясь и опадая, словно натянутый парус в бурю.

Затем Эллери услышал, как Тай подул на свои ушибленные суставы, и откуда-то издалека донесся его возбужденный голос:

— Вот ваш преступник, инспектор!

— Не будьте ослом, — произнес отдаленный голос инспектора. — Ладно, Квин, хватит валяться! Вы испачкаете свои шикарные брюки!

— Где я?.. — пробормотал мистер Квин.

— Он пришел в себя! — взвизгнула Бонни. — Стукни его еще раз, Тай! Подлый негодяй!

Прищурясь для лучшей видимости, мистер Квин различил перед собой колеблющееся изображение двух стройных лодыжек, развевающуюся юбку наподобие миниатюрного паруса и маленького притоптывающего аллигатора. Нет, то была всего лишь туфля из крокодиловой кожи.

— Я знала, что здесь что-то не так! Когда он привел меня в гардеробную Тая… о, это было так своевременно! Пишущая машинка, и его мудрые «выводы». Тай никогда не послал бы мне предупреждение против самого себя, если бы он был тем самым… Потом я своими глазами увидела, как подпилены литеры «б», и «д», и «т», и поняла, что Тай никогда не стал бы этого делать, если бы он действительно посылал те самые письма… — Бонни сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Видите? Он постоянно лгал! Поэтому я пошла к Таю и…

Пока это продолжалось, мистер Квин лежал на полу, изучая потолок над головой. Почему он так колеблется и шатается? Ах, вот оно что! Он понял. Это землетрясение! Калифорния проявляет свой характер!

— Да, — проворчал Тай. — Мы сравнили пакости, которые говорил нам этот тип с глаза на глаз! Надо было давно так поступить! Он фактически пытался заставить каждого из нас поверить, что другой — убийца!

— Да, он говорил мне…

— Проклятый убийца говорил мне…

Конца этому не было видно. Кто-то на кого-то жаловался, кого-то обвинял, но мистер Квин, хоть убей, не понимал, кого и в чем. Он застонал, пытаясь подняться.

— Давайте, поднимайтесь! — абсолютно бесчувственным голосом сказал Глюке. — Всего лишь небольшая затрещина, не более того! Не сказал бы, что вы ее не заслужили, вы, одинокий волк! — Гнусный субъект даже захихикал, помогая мистеру Квину принять сидячую позицию. — Как самочувствие? Надеюсь, ужасное?

— У меня сломана челюсть, — промямлил мистер Квин, ощупывая вышеназванный орган. — О-о, моя голова! — Он с трудом поднялся на ноги.

— Пытался убедить Бонни, что это я посылал те проклятые письма! — прорычал Тай, снова сжимая кулаки

— Зачем бы он порол такую чушь, — торжествующе воскликнула Бонни, снова смыкая объятия на шее своего героя, — если бы сам их не посылал? Ответьте, если сможете!

— У меня была причина, — коротко возразил Эллери. — Где здесь зеркало?

Он побрел к большому трюмо в холле и придирчиво осмотрел свою физиономию. Когда Эллери занимался весьма осторожным исследованием повреждения, сосредоточенного в быстро растущей припухлости на конце челюсти, приобретавшей цвета гелиотропа, прозвенел дверной звонок, и Клотильда торопливо пробежала мимо него, впуская в прихожую двух мужчин. Все еще затуманенному взору Эллери один из вновь прибывших показался угрюмым и медлительным, зато другой — проворным и возбужденным. Он протер глаза и прислонился к стене, чтобы справиться с головокружением.

— Впустите их, — пробормотал он. — Глюке, разве я не говорил вам…

Очевидно инспектору пришла в голову та же мысль, поскольку он выбежал в дверь, чтобы поговорить со своими людьми.

Угрюмый и медлительный не спеша проследовал мимо Эллери, не подавая вида, что узнал его, и вошел в гостиную; проворный и возбужденный проделал то же самое значительно быстрее. Мистер Квин, довольный тем, что челюсть его находится на своем месте, поплелся ко входу в гостиную и зажмурил глаза.

Медлительный стоял посреди комнаты, глядя на Бонни. Он просто стоял и смотрел. Лицо его было красно, словно на нем застыл некий непроходящий румянец.

— Это Бутч, — жалобно проговорила Бонни.

— О, послушай, Бутч, — начал довольно вызывающим тоном Тай. — Мы собирались сообщить тебе, позвонить или заглянуть…

— К дьяволу все это! — заорал проворный. — Мне наплевать, как вы, два постельных клопа, намерены строить свою личную жизнь, но будь я проклят, если понимаю, почему вы так гнусно обходитесь со своей родной студией!

— Отвяжись! — коротко бросил Тай. — Бутч, мы действительно должны тебе…

— Отвяжись? — единственный глаз Сэма Викса метал молнии. — Он сказал — отвяжись! Послушай, красавчик, у тебя нет личной жизни, понимаешь? Ты всего лишь частная собственность, как этот дом, например. Ты принадлежишь студии «Магна», понятно? Если «Магна» скажет: «Прыгай!..»

— О, убирайся вон, Сэм, — сказала Бонни. Она шагнула к Чудо-мальчику, который стоял на том же месте, где остановился, войдя в комнату, и все еще глядел на нее с неизбывной и жуткой печалью, как человек смотрит на крышку гроба, опускающегося над его ребенком, матерью или любимой.

— Бутч, дорогой. — Бонни смущенно перебирала пальцами ткань юбки. — Мы оба были так взбудоражены… Мне кажется, ты всегда понимал, какие чувства ж испытывала по отношению к тебе? Я ведь никогда не говорила, что действительно люблю тебя — не правда ли, Бутч? О, я знаю, что я поступила с тобой бессовестно, а ты всегда и во всем был сушим ангелом. Но сегодня случалось нечто… Тай — единственный, кого я по-настоящему любила, Бутч, и я намерена выйти за него замуж как можно скорее.

Жак Бутчер сиял шляпу, огляделся, снова надел шляпу, после чего сел на стул. Он не закинул ногу на ногу, а сидел скованно, словно кукла чревовещателя, и когда он начал говорить, на лице его двигались только губы.

— Я сожалею, что вынужден вмешаться в такую минуту, — сказал Бутч и замолк; потом заговорил снова: —Я бы не пришел совсем, если бы меня не попросил Луис Селвин. Луис, как бы это сказать помягче — немного расстроен. И особенно из-за тебя, Тай.

— О, Бутч… — начала Бонни.

— Из-за меня? — переспросил Тай.

Бутч прочистил горло, словно оно было забито ватой.

Будь оно все проклято, сам я не стал бы… Но я обязан поговорить с тобой не как Жак Бутчер, а как вице-президент «Магны», Тай. Я только что вернулся после долгого разговора с Селвином. Как президент «Маты» он считает своим долгом предупредить тебя: оставь всякие помыслы о женитьбе!

Тай растерянно заморгал:

— Не хочешь ли ты сказать, что он собирается удержать меня с помощью того смешного пункта о безбрачии в моем контракте?

— Пункт о безбрачии? — встрепенулась Бонни. — Тай! Что за пункт о безбрачии?

— О, Селвин в прошлый раз заставил меня подписать пункт, в котором я обязуюсь не вступать в брак в течение всею юридического действия контракта, — с отвращением сказал Тай.

— Конечно, а как же иначе? — сказал Викс. — Герой-любовник! Ты что думаешь, студия намерена создавать вокруг тебя ореол национального дамского сердцееда, чтобы ты потом все испортил, позволив подцепить себя на крючок?

— Я ничего об этом не знала, Тай, — удрученно проговорила Бонни. — Ты мне ничего не говорил.

— Не волнуйся, дорогая! В любом случае, это ничего не меняет. Луис К.Селвин не будет указывать мне, как строить мою личную жизнь!

— Селвин попросил меня подчеркнуть, — безразличным тоном холодно проговорил Бутчер, — что ты нарушишь свой контракт, если женишься на Бонни.

— К черту Селвина! В Голливуде много других студий!

— Все голливудские студии уважают контракты друг друга, особенно если они касаются звезд, — сухо подчеркнул Бутчер. Если ты нарушишь контракт с «Магной», тебе конец, Тай.

— Пусть тогда мне конец! — сердито махнул рукой Тай.

— Но, Тай, — воскликнула Бонни, — так нельзя! Мы можем подождать. Может быть, при подписании следующего контракта…

— Не хочу ждать! Я и так достаточно долго ждал! Если Селвину это не нравится, он может отправляться к дьяволу!

— Нет, Тай!

— Никаких возражений! — Тай отвернулся с упрямым и решительным видом.

— Что ж, хорошо, — тем же сухим тоном проговорил Бутчер. — Луис предполагал, что ты заартачишься. Он может свернуть тебя в бараний рог, Тай, но считает тебя слишком ценной собственностью студии. Поэтому он готов пойти на компромисс.

— Ах вот как, в самом деле?

— Но он предупреждает, что его предложение окончательно. Либо ты соглашаешься, либо нет.

— Какое предложение? — отрывисто спросил Тай.

— Если ты настаиваешь на браке с Бонни, он готов закрыть глаза на твое обязательство в контракте. Но только на определенных условиях. Во-первых, ты должен поручить «Магне» организацию и оформление вашей свадьбы. Во-вторых, после свадебной церемонии вы с Бонни должны участвовать в биографическом фильме о Джеке и Блайт, играя роли ваших родителей.

— Минуточку, минуточку, — перебил его Тай. — Означает ли затея со свадьбой опять шумное и публичное представление?

— Это уж как «Маша» найдет нужным.

— А фильм — значит, и сцена убийства тоже? — спросила Бонни, готовая упасть в обморок при одной лишь мысли об этом.

— Сценарное решение целиком зависит от меня, — сказал Бутчер. — Вашего мнения никто не станет спрашивать.

— Как это — не станет? — закричал Тай. — Как это не станет, если мы выскажем его прямо сейчас: нет!

Бутчер встал со стула.

— Очень сожалею. Пойду, скажу Селвину.

— Нет, погоди, Бутч! — воскликнула Бонни. Она подбежала к Таю и потрясла его за плечи. — Тай, прошу тебя! Нельзя же так бросать все, чего ты достиг в жизни! Если ты такой упрямый, то я… не выйду за тебя замуж!

— Позволить им делать из нас паяцев в том балагане, который они собираются устроить вместо нашей свадьбы? — прорычал Тай. — Заставить нас вывести отца и Блайт на экране в Бог знает каком виде? Не выйдет!

— Тай. ты должен! Мне все это нравится не больше, чем тебе, и ты это знаешь. Я сыта всем по горло! Но мы обязаны думать о будущем, милый. Ни у кого из нас ничего нет. Мы не можем выбросить прочь единственное, что имеем. И ничего страшного не произойдет. Свадьба долго не продлится, а потом мы куда-нибудь уедем вдвоем…

Тай уперся взглядом в ковер. Он поднял голову и резко спросил у Бутчера:

— Если мы согласимся, дадут ли нам возможность отдохнуть? Отпуск? Медовый месяц без духового оркестра?

— Э, нет! — быстро вмешался Викс. — Мы отлично можем использовать и медовый месяц. Мы можем…

— Прошу тебя, Сэм. — поморщился Бутчер. Викс умолк. — Да, я могу вам пообещать, Тай. Свадьба — наша, медовый месяц — ваш. Мы понимаем, что вы оба расстроены и не сможете сразу же приступить к работе с полной отдачей. Поэтому вам разрешается продлить медовый месяц настолько, насколько вы сочтете нужным.

— И в полном уединении?

— В полнейшем.

Тай нерешительно взглянул на Бонни, и Бонни умоляюще взглянула на Тая. Наконец, Тай уступил.

— Ладно, — буркнул он. — Я согласен.

— Пересмотренный контракт будет вам вручен завтра утром, — сказал Чудо-мальчик. — Сэм отвечает за все детали организации свадьбы… — Он повернулся на каблуках и молча направился к выходу, но в дверях снова обернулся: — Я выскажу свои поздравления… завтра, — проговорил он и вышел за дверь.

— Отлично! — живо сказал Сэм Викс. — А теперь слушайте. Хотите затянуть узелок завтра?

— Да, — вздохнул Тай. — Я готов на все. Только убирайся отсюда поскорее!

— Я уже все прикинул по дороге сюда. Вот основные отправные моменты. Мы используем свадьбу Джека и Блайт в качестве модели, понимаете?

— Вы что… — начала было Бонни, но спохватившись, кивнула.

— Только мы ее разовьем, расширим, ясно? Раскрутим на полную катушку. Свадьба состоится не на взлетном поле. Мы ее устроим…

— Ты собираешься повторить представление с самолетом? — ахнул Тай.

— Ну конечно! Только доктор Эрминиус окрутит вас не снаружи, а внутри самолета. Соображаете? Обручение состоится над аэродромом. В небесах! Микрофоны для каждого в самолете. Трансляция по радиотелефону через усилитель аэропорта для тысячи зрителей на взлетном поле, пока самолет будет кружить у них над головами. Если оформить все как следует, то на волне истории с Джеком и Блайт это будет величайшей сенсацией, которую наш город — да и любой другой — когда-либо видел!

— Боже мой! — рявкнул Тай, вставая. — Если ты думаешь…

— Давай-ка, Сэм, уходи отсюда, — торопливо проговорила Бонни, подталкивая агента по рекламе к выходу. — Все будет в порядке. Я обещаю. А теперь уходи!

— Конечно! — широко улыбнулся Викс, сверкая единственным глазом. — У меня еще много дел! Ладно, увидимся! — И он выскочил за дверь.

— Слушай меня, Тай Ройл! — гневно сказала Бонни. — Мне все это отвратительно! Но нас поймали в ловушку, загнали в тупик, и мы должны это сделать! И чтобы я больше ни слова от тебя не слышала! Все решено и подписано, понял? Мы сыграем любую роль, какую они от нас потребуют!

Эллери отделился от поддерживавшей его дверной притолоки и сухо произнес:

— Теперь, когда мудрые властители умов сказали свое слово, можно мне высказать свое?

Инспектор Глюке вошел следом за ним.

— Не знаю, — сказал он, нахмурясь. — Не уверен, что мне нравится эта затея. Как вы думаете, Квин?

— Наплевать мне, кто что думает, — сказал Тай, подходя к буфету. — Не будете ли вы добры, ребята, убраться отсюда и оставить нас вдвоем с Бонни?

— Я думаю, мрачно промолвил Эллери, — что найду себе приличную глубокую нору, заползу в нее и закроюсь в ней изнутри. Не хочу ждать, пока грянет взрыв.

— Взрыв? Вы о чем? — спросил Тай, опрокидывая рюмку. — Вечно вы со своими загадками!

— Неужели вы так и не поняли, что натворили? — воскликнул Эллери. — Объявить о вашей свадьбе было уже достаточно плохо, но теперь еще и это! Избави меня, Боже, от голливудских героев и героинь!

— Ничего не понимаю, — нахмурилась Бонни. — Что такого мы натворили? Мы всего лишь решили пожениться. Это наше право, и никому до этого нет дела! — Губы ее задрожали. — О, Тай! — всхлипнула она. А все казалось таким прекрасным!

— Вы очень скоро узнаете, кому до этого есть дело, — отрезал Эллери.

— О чем вы все толкуете? — потребовал объяснений Глюке.

— Вы словно ученик чародея, с той лишь разницей, что вас двое[61]. Чародей отлучился, а вы принялись забавляться вещами, в которых ничего не смыслите — опасными вещами! В результате беда, и немаленькая!

— Какая еще беда? — проворчал Тай.

— Вы совершили худшее из всего, что могли совершить. Вы, в сущности, только что согласились сделать то, что является для вас абсолютно фатальным.

— Вы когда-нибудь доберетесь до сути?

— Я-то доберусь до сути! О да, доберусь! А до вас когда-нибудь доходило, что вы повторяете старый шаблон?

— Шаблон? — ошеломленно повторила Бонни.

— Шаблон, который вы копируете с вашей матери и отца Тая. О Господи, да ведь это так очевидно, что просто кричит! — Эллери в волнении забегал взад и вперед по комнате, сердито ворча себе под нос. Затем он взмахнул руками: — Я не собираюсь вдаваться сейчас в кропотливый и скрупулезный анализ. Я просто намерен открыть вам глаза на основные факты. Что случилось с Джеком и Блайт, когда они поженились? Что произошло с ними, а? Всего лишь через час после обручения?

В глазах инспектора Глюке зажглись искорки понимания, Тай и Бонни с испугом глядели на Эллери.

— Ага. теперь вам понятно! Они оба были убиты, вот что с ними произошло. А что потом? Бонни получает предупреждения, завершающиеся тем, которое столь многословно советует ей не иметь ничего общего с Таем. Что это означает? Это означает: руки прочь — брось — не касайся! А что делаете вы, два идиота? Вы немедленно решаете пожениться — причем с таким шумом и громом, что всему миру в течение ближайших часов станет известно не только о самом факте, но даже о мельчайших подробностях!

— Вы думаете… — начала Бонни, облизывая губы. Она бросилась к Таю и спрятала лицо у него на груди. — О, Тай!..

— Я думаю, — напряженно проговорил Эллери, — что шаблон повторяется. Я думаю, что если завтра состоится обручение, произойдет то же, что произошло с Джеком и Блайт. Я думаю, что вы сейчас подписали свой смертный приговор — вот что я думаю!