Четверо под одной обложкой

ЗА ГРАНИЦЕЙ

Мы прилетели за границу. В Англию. По туристской путевке. В гостинице нас ожидал великолепный обед.

— Давайте выпьем малость — предложил кто-то. — Ведь не каждый день бываем в Лондоне.

— Давайте!.. Выпьем!.. — закричали все остальные. — Надо отметить такое событие!..

— А я думаю, что не надо, — неожиданно заявил первый член нашей делегации.

— Почему не надо?

— Как — почему? Только что прилетели — и сразу же выпивка. Могут подумать, что у нас в России все еще пьют. — Он покосился на соседние столики. — Так что давайте не будем. Давайте потерпим до дома.

Разумеется, каждый из нас поддержал его. Мы не хотели, чтобы кто-то подумал, что у нас в России все еще пьют. Потерпим до дома. Ничего с нами не случится.

Вечером мы отправились на к симфонический концерт. Как это ни странно, концерт оказался плохим.

— Надо уходить, — сказал я.

— Действительно здесь делать нечего, — согласились со мной еще несколько человек.

— Лучше все-таки остаться, — вмешался вдруг второй член нашей делегации. — Могут подумать, что мы не любим симфоническую музыку.

— Но ведь это плохая музыка!

— Ничего. Мы должны любить даже такую.

И мы остались. Никто из нас не хотел показать, что он не любит симфонической музыки. Даже плохой.

На другой день мы бродили по Лондону.

— Смотрите, — неожиданно закричал кто-то из нас, — какие чудесные кофточки! Надо обязательно купить.

Все бросились к магазину.

— Стойте! — вдруг сказал третий член нашей делегации. — Могут подумать, что у нас в России нет хороших английских кофт!

— Но ведь их и в самом деле нет!

— Так зачем же заострять на этом внимание? Приедете домой можете гоняться за ними сколько угодно!

И мы не стали покупать кофты. Мы не хотели, чтобы кто-нибудь подумал, что для нас это невидаль.

Когда мы вернулись в гостиницу, с общего согласия решено было пойти в душ. Все взяли полотенца и направились в конец коридора. Но тут уже осенило пятого члена нашей делегации. Им оказался я.

— Подождите, — заорал я, — нельзя ходить в душ!

— Почему!

— Как — почему? Могут подумать, что мы никогда не моемся, а приехали сюда и дорвались!

Делегация одновременно вздохнула, но делать было нечего, и все согласились со мной. Никто не хотел, чтобы о нас подумали что-нибудь подобное. Поэтому, помахивая полотенцами, мы прошли мимо душа и направились умывальнику. Пусть все видят, что душ нам совершенно не нужен. И пусть все отметят, что мы моем руки по нескольку раз в день! Знай наших!

Так прошла вся поездка.

А недавно мне снова предлагали путевку. На этот раз во Францию. Но я отказался. Все дело в том, что я не знаю французского языка. И мне совсем не хочется, чтобы кто-нибудь подумал, что в России не говорят по-французски.

МОЙ СОСЕД

Ко мне поселили нового соседа.

— Что ты делаешь? — спросил он, входя на кухню.

— Глажу брюки.

— Разве так надо гладить брюки? Вот как надо гладить!

И мои брюки превратились в отлично выглаженные футбольные трусы.

— Что ты делаешь? — закричал он через пять минут.

— Чиню холодильник.

— Разве так надо чинить холодильник? Вот как надо чинить!

И в моем холодильнике установилась нормальная температура 36,6 °C. Когда пришла Валя, мы никуда не пошли. Мы сидели дома.

— Что ты делаешь, — спросил он, врываясь в комнату.

— Целуюсь с девушкой.

— Разве так надо целоваться?

Жизнь становилась невыносимой. Я решил покончить с собой.

— Что ты делаешь? — спросил он, когда я влезал на табурет.

— Собираюсь вешаться!

— Разве так надо вешаться? Вот как надо вешаться!

С тех пор я живу спокойно.

ОТЦЫ И ДЕТИ

Мы с Вовкой, сцепившись, полчаса катались в пыли. Наконец я сказал:

— Сейчас я позову брата, и он тебе задаст.

— А я позову отца, и он задаст тебе и твоему брату.

— А я позову своего дядю-капитана. Он приведет своих матросов и задаст тебе и твоему папе.

— А я позову деда. Он полковник, и от твоих матросов ничего не останется!

Дело дошло до крупных самолетных и танковых соединений. В воздухе запахло гражданской войной.

Но вот пришел мой брат и в ответ на мою просьбу отшлепал меня.

Потом пришел Вовкин отец и отшлепал Вовку.

Угроза войны была ликвидирована.

С тех пор мы с Вовкой никогда не обращаемся к родственникам. Мы колотим друг друга самостоятельно. Это приносит значительно больше пользы и значительно меньше синяков.

КУДА ПОЙТИ УЧИТЬСЯ…

Утром по городу разнесся слух, что ветеринарном институте недобор. Тотчас же многие абитуриенты устремились туда.

— Я буду принимать документы только у тех, — объявил секретарь, — кто сумеет подоить корову. — И, отобрав несколько юношей понаряднее, он повел их на скотный двор.

Впереди вышагивал роскошный блондин в красном плаще.

— Стойте здесь, — приказал секретарь, а сам отошел за подойником.

Неожиданно из-за сарая показался громадных размеров бык. Все бросились бежать, кроме роскошного блондина.

Он стоял перед быком и переминался с ноги на ногу.

— Снимай плащ! — кричали ему. — Снимай красный плащ!

Блондин снял плащ и остался в малиновой куртке.

— Снимай куртку! Быстрее снимай куртку!

Он снял куртку и красную рубашку. Затем он почему-то снял и брюки, хотя они были черного цвета.

Бык долго смотрел на него оценивающими глазами, затем повернулся и пошел прочь. Все увидели, что это была корова.

— Ну вот, — сказал секретарь, подходя с подойником. — Кто возьмется подоить ее?

— Я, — вызвался ближе всех стоящий абитуриент и, подойдя к корове, смело начал дергать ее за соски.

Ничего, однако, не получалось.

— А ты пощекочи ее под мышками, — посоветовал кто-то сзади.

— А под какими? Под передними или под задними?

— Конечно, под задними.

От щекотки корова замычала нечеловеческим голосом. Но молока все равно не было.

— Ну что ж, вы свободны, — объявил секретарь, и они пошли. Они шли прямо и прямо, к институту, который назывался политехническим. Они не знали, чем занимаются в этом институте. Но были твердо уверены, что в институте с таким интеллигентным названием коров доить не придется.

«КАКИЕ ФОРМАЛЬНОСТИ!»

Это случилось в городе N.

На самой темной из хорошо освещенных улиц встретились двое: бандит и прохожий.

— Снимай часы, — приказал грабитель безапелляционным голосом, — и костюм!

— А кто вы, собственно, такой? — спросил прохожий.

— Как — кто? Бандит, конечно!

— А чем вы это можете доказать?

— Вот нож у меня. И вообще!

— Нож еще ни о чем не говорит. Я тоже могу взять в руки нож. Но это же не значит, что я стал бандитом! А есть у вас какие-нибудь документы? Справка с последнего места заключения? Или еще что?

— Нет. Ничего нет!

— Ну тогда вы ничего и не получите!

Ошеломленный преступник полчаса стоял на улице, почесывая голову. Он был первый раз в этом городе и не знал существующих порядков. На следующую ночь они встретились снова.

— Вот, — радостно сказал грабитель, — вот справка с последнего места заключения! Давай часы!

— Да, — возразил прохожий, — но здесь печать не совсем ясная. И к тому же вас освободили досрочно!.. Не отдам!

— А у меня еще справка есть, что я псих, — стал нервничать преступник. — Могу пристукнуть!

— Это другое дело. С этого и надо было начинать, — заявил ограбляемый. — Теперь я вполне доволен!

Таким образом часы, бумажник и костюм оказались во владении бандита. С этого времени жизнь у него явно наладилась.

Поздно ночью он подходил к прохожим, небрежно предъявлял свои бумаги и отбирал все, что считал нужным. Если его бумаги производили мало впечатления, он добивал свою жертву справкой о психической неполноценности.

Но однажды произошла нелепая случайность — бандит повстречался на улице с человеком спортивного вида.

— Снимай часы! — как всегда, приказал он.

— А вы, собственно, кто? — спросил спортсмен.

— Как — кто? Бандит! Вот здесь написано.

— А нож у тебя есть?

— Нож — это формальности, — развязно стал растолковывать грабитель. — Еще обрежешься!

— А пистолет?

— Тоже формальности!

— Ну тогда пошли в участок, а то плохо будет. Ведь я самбист!

— А справка у тебя есть, что ты самбист?

— Нет у меня никакой справки, — ответил спортсмен и применил двойной переворот с захватом ноги. Он тоже был не из этого города и не знал существующих порядков.

Бандит потерял сознание. Через полчаса он оказался в участке.

— Да, — многозначительно произнес следователь, осторожно перебирая справки, выложенные на стол, — бандит был превосходно вооружен! С такими бумагами даже я не рискнул бы его взять! И как это вы не побоялись?

— А чего бояться? — удивился отлет. — У него не было даже ножа!

— Нож — это формальности, — сухо сказал представитель власти. — А мы не формалисты! Для нас бумага важнее!

На суде самбист был свидетелем.

— Его теперь ждет тюрьма? — обратился он к прокурору.

— Не будьте формалистом, — устало ответил тот. — Мы дадим ему справку, что он находится в колонии. Это гораздо страшнее!

— А сможет он грабить при помощи этой справки?

— Конечно, нет! Ведь в ней будет написано, что он сидит!

Из здания суда они вышли вместе, постояли на крылечке, а потом быстро зашагали из города N по направлению к городу N+1.

ЕДИН В ТРЕХ ЛИЦАХ

Моему брату повезло — в нем живет всего один человек. В крайнем случае — полтора, А мне гораздо хуже. Во мне живет их несколько. Может быть, четыре. Может быть, пять. А может быть, даже целый коллектив.

Я, например, люблю джазовую и симфоническую музыку одновременно. Болею всегда за несколько команд. А однажды я был влюблен. Причем не как-нибудь, а в четырех женщин сразу.

Это может показаться странным, и тем не менее это так. И даже сейчас, когда я женат на одной из них, остальные три нравятся мне ничуть не меньше.

Скорее всего, они нравятся ничуть не меньше не мне, а тем другим людям, которые живут в глубине меня, но мне от этого ни капельки не легче.

Однажды, когда у меня было немного свободного времени, я решил сесть и окончательно разобраться в том, кто же во мне живет. Получилась следующая картинка:

Во-первых, во мне живет мот и транжир, по утверждению моей жены.

Во-вторых, во мне живет страшный сквалыга, по мнению моих дальних родственников.

В-третьих, во мне живет умный, честный и благородный человек, по моему собственному глубокому убеждению.

Кроме того, меня населяют:

круглый дурак,

беззастенчивый проходимец,

наивный правдоискатель

и опытный, квалифицированный демагог.

Причем это оказалось не все. Время от времени во мне появляются и исчезают другие интересные личности. С некоторых пор я стал наблюдать за поведением моих поселенцев. Вызвали меня, например, в профком и спросили:

— Не хотите ли вы вступить в кооператив?

— А сколько это будет стоить? — первым делом поинтересовался сквалыга.

— Две тысячи.

— Пустяки, — заявил транжир.

— Вступаем, — сказал дурак.

И я действительно вступаю в кооператив. Как это ни странно, дурак почему-то пользуется внутри меня большим авторитетом!

Но самое интересное началось во мне тогда, когда я закончил заочный институт. Месяц назад.

Пригласил меня к себе главный инженер.

— Здравствуй, здравствуй. Проходи. Поздравляю с окончанием. Хочу предложить тебе работу.

— Какую?

— Технологом в цехе.

— А какой оклад? — спросил сквалыга.

— Сто десять рублей.

— Мало, — заявил проходимец, — я и сейчас получаю сто пятьдесят.

Он, как всегда, соврал. В самом деле, работая сборщиком, я получал сто сорок.

— Но деньги же — это не главное, — сказал мой собеседник. Очевидно, в нем тоже сидел свой дурак.

— А что же главное?

— Главное, что теперь ты будешь инженером. Интеллигентом. А это очень почетно!

Во мне проснулся до сих пор дремавший демагог.

— Значит, вы считаете, что быть рабочим менее почетно, чем инженером?

— Нет, — ответил главный. — Быть рабочим почетнее всего. Но не надо думать только о себе. Не следует выбирать самое теплое место!

Все ясно. Его демагог оказался сильнее моего. Не зря же он занимал такой высокий пост.

— А будут ли мне оплачивать сверхурочную работу? — снова начал задавать вопросы сквалыга.

— Не беспокойтесь, — ответил ему начальник. — Инженерам сверхурочных не платят. У них не нормированный рабочий день.

— Значит, можно будет как хочешь поздно выходить на работу?

— Нет. Можно будет как хочешь поздно уходить. Но не в этом дело. Мы не можем бросаться людьми с дипломами. Нас за это по головке не погладят. Или вы соглашаетесь стать инженером, или мы вас увольняем.

— Безобразие! — возмутился проходимец. — Я этого так не оставлю!

— Надо искать правду, — в тон ему заявил правдоискатель.

— И ты ее всегда найдешь, — закончил нашу беседу дурак.

Дома внутри меня состоялось целое профсоюзное собрание.

— На месте инженера ты принесешь больше пользы! — кричал честный. — Надо соглашаться!

— Я тебе дам — соглашаться, — показывал ему огромный кулак сквалыга.

— Но ведь врачам прибавили оклад, учителям тоже, значит, и инженерам прибавят, — вмешался неизвестно откуда взявшийся оптимист.

— Улита едет, когда-то будет, — возразил ему в противовес появившийся пессимист.

— Зато инженеры больше нравятся девушкам, — раздался чей-то голос. Не знаю чей.

Когда дело касалось девушек, во мне сразу появлялось два человека. Первый — хороший семьянин, заботливый хозяин и домосед. Второй — несколько рассеянный, веселый холостяк.

— Правильно, — закричал он, — надо становиться инженером!

— Да, но что скажет твоя жена, когда ты начнешь приносить на тридцать рублей меньше? — возразил ему семьянин.

— Ах, простите! Я совсем про нее забыл, — смутился холостяк, — но только все равно придется соглашаться, иначе тебя уволят.

— Никто тебя не уволит, — сказал умный. — Профсоюз защитит. И отдел кадров в обиду не даст!

Все-таки этот умный был не так уж умен, как казалось.

— Да бросьте вы ругаться из-за копеек, снова вмешался в разговор оптимист. Рубль каждым годом становится крепче, товары — дешевле.

— Как же, как же, — начал ему возражать пессимист, но остальные набросились на него не дали больше сказать ни слова. Чем черт не шутит. Вдруг среди тех людей, что живут во мне найдется один неблагонадежный.

В конце концов я очень устал от этой ругани и пошел спать. Когда утром я проснулся, все уже было решено без меня.

Сейчас я уже не сборщик шестого разряда с заработком сто сорок рублей, а инженер-технолог с складом сто десять.

Как все получилось, не знаю. Очевидно, во мне победило положительное начало. Я же говорил, что, по моему убеждению, во мне живет и честный, благородный человек.

АСЯ

Асе всегда было скучно со мной, но, когда приходил Александр Федорович из соседнего отдела, ее глаза мгновенно оживлялись.

— Вы знаете, — говорил он, — вчера вечером арестовали одну кассиршу из диетического магазина. У нее была недостача на четыреста рублей. Теперь дадут пять лет.

Или:

— Вы представляете, Ася, один водитель такси ограбил сберегательную кассу по Кутузовскому проспекту. В «Вечерке» написано. Еле-еле задержали.

Ася была готова слушать его часами.

Я же таких историй не знал. У меня не было знакомых кассирш из диетических магазинов и не было никаких сведений о водителях такси, грабивших сберегательные кассы. Ничего другого Ася слушать не хотела.

Но однажды меня осенило. Я вошел и сказал:

— Вчера на станции Перхушково одна женщина бросилась под поезд. Из-за того, что ее разлюбил любовник.

Ася была в восхищения и долго выспрашивала у меня подробности «Анны Карениной».

Стоило только начать, дальше все пошло как по маслу.

— Один работник итальянского посольства задушил свою жену. Из ревности. На днях его отправили в Италию. (Трагедия Шекспира «Отелло».)

Или:

— Лаборант и лаборантка из враждующих НИИ полюбили друг друга, однако главные инженеры и коллективы организаций мешали их счастью. В результате они отравились мышьяком, и их похоронили на Ваганьковском кладбище. (Вольная интерпретация «Ромео и Джульетты».)

Александр Федорович был посрамлен. У него не было полного собрания сочинений Шекспира, и он не читал ничего, кроме последней страницы «Вечерней Москвы».

Но однажды Ася спросила меня:

— Откуда вы знаете так много интересных истории?

Пришлось открыть ей правду. С тех пор ей по-прежнему скучно со мной. Но когда приходит Александр Федорович из соседнего отдела, ее глаза мгновенно оживляются.

— Вы знаете… — говорит он, и она слушает его часами.

ПРОВЕРКА ХРАБРОСТИ

«Мой сын, если есть возможность, всегда старайся проверить свою храбрость». Эти слова сказал однажды очень известный древний полководец.

— Если бы их однажды сказал я, то непременно бы добавил в конце: «Лучше всего это сделать при помощи парашютной вышки».

Что же такое парашютная вышка? Это тонкая стальная мачта высотой примерно с восемнадцатиэтажный дом. Наверху у нее имеется небольшая деревянная площадка. Если вы посмотрите с этой площадки вдаль, то все окрестности будут лежать у вас как на ладони. Если вы посмотрите вниз, то громадные трехтонные самосвалы покажутся маленькими «запорожцами». Ну а маленькие «запорожцы» вы просто не сумеете отличить от обычных детских колясок. Впрочем, вниз, конечно, лучше не смотреть.

Над вами — раскрытый купол парашюта. Вы делаете шаг — и летите в бездну. Именно этот шаг отделяет, по-моему, храброго человека от труса.

Последний раз мне удалось проверить свою храбрость в городе Кишиневе. Я заплатил пятьдесят копеек и начал подниматься наверх.

Сначала мне было очень легко, пока высота не превышала той, с которой можно было прыгать без парашюта. Потом у меня стало перехватывать дыхание. Когда же я оказался на самом верху, то совсем уже не мог дышать, очевидно, из-за разреженной атмосферы. За весь этот путь я оценил свою жизнь заново и понял, что жил неправильно.

Дежурная застегнула на мне ремни, и я решительно направился к бездне.

— Подождите, — сказала она, — я еще не пристегнула вас к парашюту.

Я оторопел.

— А теперь можете прыгать.

— А теперь мне уже не хочется.

— Что значит не хочется? Вы же не зря платили деньги. Прыгайте, а не то я столкну вас.

Пришлось ухватиться за поручни и закричать. Все люди, находившиеся в радиусе трех километров, подняли головы и с удивлением поглядели наверх.

— Нельзя ли потише? — спросила дежурная.

— Можно, — ответил я и закричал вполголоса.

Она посмотрела на меня с сожалением.

— У нас дети малые прыгают, а вы боитесь.

— А я не боюсь. Мне просто страшно.

Но вдруг я понял, что мне уже не страшно.

Если прыгают дети, то спокойно могу прыгнуть и я.

В доказательство я подошел к краю и подержал ногу над пропастью. Да, никакого страха не было. Очевидно, я все-таки переборол себя. Но, с другой стороны, если мне не страшно, то и прыгать теперь незачем. Пускай прыгают те, кто боится.

Я снял парашют и направился к выходу.

Я спускался по лестнице очень довольный победой над собой. Одна только мысль беспокоила меня: какая же это победа, если даже малые дети в состоянии сделать то же самое.

Эта мысль беспокоит меня и до сих пор. Поэтому при любой возможности я стараюсь проверить свою храбрость.

СКАЗКА ПРО КАНАРЕЙКУ

Один человек купил в магазине канарейку. Посадил канарейку в клетку и поставил эту клетку на окно. Пела канарейка превосходно — все окрестные воробьи слетались, чтобы послушать ее. А потом они рассказывали, как хорошо живется на воле, и в один голос жалели бедную канарейку.

Но однажды случилось так, что хозяин забыл запереть дверцу. Воспользовавшись этим, затворница выпорхнула в окно.

— Вот я и на воле! — пропала она. — Как здесь красиво! А кто вам дает корм?

— Никто! — радостно зачирикали воробьи. Мы подбираем крошки на улицах!

— А кто вам ставит воду?

— Никто! — еще радостнее закричали они. — Мы пьем просто из лужиц!

— Фи, — пискнула канарейка, — это мне совсем не нравится. — И она вернулась обратно в клетку. Но за то время, пока канарейка летала по улицам, она переняла несколько воробьиных колен. Это пришлось не по вкусу ее хозяину.

— Мне не нужна канарейка, — заявил он, — которая чирикает по-воробьиному. Она может лететь на все четыре стороны!

Что было делать бедной канарейке? Только и оставалось лететь обратно в магазин, чтобы ее снова продали какому-нибудь любителю певчих птиц. Но любители воробьиных песен, к сожалению, встречаются чрезвычайно редко. Вот потому и провисела бедная канарейка всю жизнь все в том же магазине. В отделе уцененных товаров.

СКАЗКА ПРО СЛОНА В БОЛЬШИМИ УШАМИ

В одном зоопарке жил-был слон. Обыкновенный африканский слон, ничуть не хуже и не лучше других.

Но однажды пришли люди, измерили его во всех направлениях, а потом сказали:

— У этого слона самые большие уши из всех слонов, живущих в зоопарках.

Слон сразу загордился.

— Вы слышали, — говорил он, — у меня самые большие уши из всех слонов, живущих в зоопарках!

И он потребовал, чтобы все это было написано на его клетке. С тех пор возле его вольеры стало собираться больше всего народу. Еще бы, ведь это был не обыкновенный слон, а слон с самыми большими ушами. Даже очень важные люди — министры и послы — желали познакомиться с ним.

— Послушай, — говорили ему друзья, — в этом деле нет никакой твоей заслуги. Ты должен быть самым скромными и самым милым слоном из всех слонов, живущих в зоопарках.

Но хотя у слона были самые большие уши, он ни за что не желал слушать советы друзей. Недаром же ему давали лучшие вольеры, его снимали в кино, его избрали Почетным слоном во всех зоопарках мира.

Даже больше того, к нему был приставлен специальный человек, который мыл слона и ухаживал за его большими ушами.

Однажды этот человек перестарался. Он так сильно выполоскал уши слона, что они после стирки сели.

Люди стали удивляться:

— А почему этот слон занимает лучшую вольеру?

— Потому что у него были самые большие уши.

— Так то ж были…

И слона отправили в общую вольеру, к его старым друзьям. Но слон не хотел жить с друзьями. Он слишком привык к известности. Поэтому он ушел из зоопарка и стал бродить по ближайшим полям и ущельям. От бродячей жизни он скоро похудел, осунулся и вообще стал больше походить на верблюда.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б к нему снова не подошли люди. Они побеседовали с ним, а потом сказали:

— Этот слон — самый глупый слон из всех слонов, живущих в зоопарках.

Отшельник сразу воспрял духом.

— Слыхали, — похвалялся он, — я самый глупый слон из всех слонов, с которыми разговаривали!

Он снова вернулся в зоопарк, и ему снова предоставили самую лучшую вольеру.

Так он и живет в ней до сих пор. Он всем доволен, но больше всего на свете теперь боится одного: как бы неожиданно не поумнеть.

ЗОЛОТЫЕ РУКИ

— Все, что вы видите в этой комнате, — сказала моя будущая теща, — сделано членами нашей семьи. В нашей семье у всех золотые руки. Вот этот телевизор видите? Его муж собрал. Давно это было. Он тогда мастером работал на телевизионном заводе. Пять лет включаем — и ни одной поломки!.. А пианино? Такого в магазине не достать. Их на экспорт изготовляли. А муж тогда сторожем был на рояльной фабрике.

— А это? — спросил я, глядя на легкий садово-огородный трактор. — Это тоже муж?

— Нет, — ответила хозяйка. — Это не муж. Это сын, ремесленник. В отца пошел. В совхозе практику проходит.

— Скажите, — закричал я, — а Лена, она тоже такая?

— Нет, — с грустью в голосе произнесла хозяйка. — Лена, она не в нас. Лена, она, по правде говоря, вообще не наша. Это я ее в дом принесла. По глупости. Молодая была. Акушеркой в родильном доме работала.

У меня отлегло от сердца. Слава богу, что Лена все-таки не такая. Иначе бы свадьбы не было. Я ничего не смог бы принести в этот дом. Такая уж у меня работа. Я работаю в змеином питомнике.

НАГРУЗКА

Я хотел сводить Аню в Большой театр.

— Пожалуйста, — сказали мне в кассе, — только вам придется взять еще билеты на детский утренник. В качестве нагрузки.

— Не нужен мне детский утренник.

— Вам не нужен, другому не нужен, а у нас разнарядка. Берите, и все тут.

Пришлось взять билеты.

Я хотел подписаться на «Неделю».

— Пожалуйста, — сказали мне на заводе, — только вам придется взять «Вопросы мелиорации». В качестве нагрузки.

— Не нужны мне «Вопросы мелиорации»!

— Вам не нужны, другому не нужны, а у нас разнарядка. Берите, и все тут.

Я не сумел отказаться.

Когда мы пришли с Аней в загс, у меня спросили.

— Вы хотите жениться на этой девушке?

— Да.

— Тогда вам придется взять и вон ту толстую блондинку. В качестве нагрузки.

— Не нужна мне эта толстая блондинка.

— Вам не нужна, другому не нужна, а у нас разнарядка. Берите, и все тут.

Я побежал в аптеку.

— Дайте мне, пожалуйста, валидол.

— Валидол? Пожалуйста. Только вам придется ещё взять «капли датского короля». В качестве нагрузки.

— Давайте, — закричал я, — давайте мне «капли датского короля», пеницилин, уротропин, пасту Лассара! Все мне давайте, все, в качестве нагрузки!

Меня связали и увезли.

Теперь я в лечебнице. Все считают, что я — Наполеон. Но никто не догадывается, что я еще и Талейран. В качестве нагрузки.

ЗАГАДКА

— Объясни, пожалуйста, почему ты уходишь из совхоза? Может, платят мало?

— Платят-то мало. Да не в этом дело.

— Может быть, работа тяжелая?

— Работа-то тяжелая. Да не из-за нее.

— Может быть, квартиры нет?

— Квартиры-то нет. Только не поэтому.

— Может, столовая плохая?

— Столовая-то плохая. Но это не главное.

— Может быть, ясли плохо работают?

— Ясли-то вообще не работают. Только не из-за них.

— Так в чем же дело? Объясни, пожалуйста.

— Дело-то? Да я и сам не знаю в чем. Только не нравится мне здесь. А вот что не нравится, ну никак пойму.

— Ну а куда ты уходишь?

— Да в соседний совхоз.

— А что там, платят больше?

— Платят-то больше. Да не в этом дело.

— Может, работа полегче?

— Работа-то полегче. Да не из-за нее.

— Может, квартиру дадут?

— Квартиру-то дадут. Только не поэтому.

— Может, столовая у них получше?

— Столовая-то получше. Но это не главное.

— Может быть, ясли там имеются?

— Имеются-то имеются. Да не из-за них.

— Так в чем же дело? Объясни, пожалуйста.

— Дело-то? Да я и сам не знаю, в чем дело. Только нравится мне у них. А вот что́ нравится, ну никак не пойму.

Что мы хотим сказать об Успенском?

Он самый молодой из нас, если не считать Горина.

Он единственный из нас инженер, если не считать Камова.

Он чаще всех выступает по радио с чтением своих рассказов, если не Арканова. И, наконец, он самый популярный из нас, если не считать Арканова, Горина и Камова.

Что еще мы можем сказать о нем?

Его фамилия начинается на «У», и он стоит в книге самым последним.

По этой причине он требует пересмотра алфавита.

Он считает, что алфавит должен начинаться так: У, С, П, Е, Н, А, Б, В, Г, Д и т. д.

Детей у Успенского нет, поэтому у него есть время писать еще и детские стихи.

Детям его стихи нравятся, но в редакциях, к сожалению, сидят взрослые.

Особые приметы Э. Успенского: при чтении своих рассказов смеется.