Четвертая могила у меня под ногами

Глава 1

В жизни можно быть уверенным только в двух вещах. Угадайте, какая из них я.

Чарли Дэвидсон, ангел смерти

Я смотрела канал «Магазин на диване» со своей мертвой бабушкой Лиллиан и раздумывала, какой была бы моя жизнь, если бы я только что в один присест не слопала целую упаковку шоколадного мороженого с кусочками шоколада и шоколадным пудингом под названием «Шоколадная терапия» (1), припивая его мокко латте. Наверняка ничего бы не изменилось, зато есть о чем подумать.

Стояло позднее утро. Солнце, пробивавшееся сквозь жалюзи, обложило меня яркими полосками, отчего создавалось крутейшее впечатление киношки в жанре нуар. Поскольку жизнь моя с недавних пор круто свернула на темную сторону, нуар подходил как нельзя кстати. И подходил бы даже больше, не будь на мне пижамных штанов с кадрами из «Звездных войн» и блестящей майки, гордо провозглашающей, что «Земные девушки легкодоступны». Однако этим утром у меня не было сил переодеться во что-то более уместное. Уже несколько недель мы с апатией соседи. Плюс у меня в какой-то степени развилась агорафобия. С тех самых пор, как меня пытал человек по имени Эрл.

И это полный абзац.

Пытки, не имя.

Меня же зовут Шарлотта Дэвидсон, но большинство людей называют меня Чарли.

- Можно с тобой поговорить, сладкая тыковка?

Или сладкая тыковка. Вместе с сотней других ласкательных имен, включающих весь осенний урожай, которыми постоянно называет меня бабушка Лиллиан. Бабуля Лил умерла примерно в шестидесятых, и вижу я ее потому, что родилась ангелом смерти. А это, в свою очередь, означает три вещи. Во-первых, я могу общаться с мертвецами – то есть с умершими, которые не перешли сразу после смерти, – и, как правило, общаюсь с ними ежедневно. Во-вторых, для обитателей призрачного измерения я супермегаяркая, и упомянутые мертвецы могут увидеть меня из любой точки мира. Когда они чувствуют, что готовы, то могут перейти через меня. И это подводит к пункту три: я – портал между землей и тем, что многие называют раем.

К этому короткому списку есть кое-какие дополнения, включая и то, чего я еще сама о себе не знаю, но указанное составляет суть моей основной работы. За которую, кстати, мне никто не платит. Поэтому официально я работаю частным детективом, но это тоже не помогает оплачивать счета. По крайней мере в последнее время.

Я откинула голову на спинку дивана, чтобы посмотреть на бабушку Лил. Вообще-то, она моя двоюродная бабушка по папиной линии. На вид – худая пожилая женщина с добрыми серыми глазами и бледно-голубыми волосами. На ней был обычный ее наряд, потому что мертвые редко переодеваются: кожаный жилет поверх цветастого гавайского платья и хипповские бусы. В общем, прикид сам по себе подсказывал, что из жизни она ушла в шестидесятых. А еще у нее любящая улыбка, демонстрирующая нехватку зубов, но я только еще больше ее за это люблю. Есть у меня такой пунктик – я неравнодушна к сумасшедшим. Уж не знаю, откуда взялось это необъятное гавайское платье. Сама бабушка Лиллиан тоненькая, как тростинка, и в нем выглядит как жердь с обвисшей вокруг палаткой, но кто я такая, чтобы возражать?

- Конечно, можно, ба.

Я попыталась выпрямиться, но в голове вертелась назойливая мысль – любое движение потребует усилий. Я просидела то на одном, то на другом диване уже два месяца, приходя в себя после пыток. Вдруг я вспомнила, что сейчас покажут посуду, рекламу которой я жду все утро. Конечно же, бабушка Лиллиан поймет. Пока она не начала говорить, я подняла палец и попросила:

- А может разговор подождать, пока не закончится реклама посуды с керамическим покрытием? Я ее очень жду. И она с покрытием. Керамическим.

- Ты ж не готовишь.

Бабушка Лил права.

- Ладненько, что стряслось? – Я сложила накрест ноги в пушистых тапочках с кроликами на журнальный столик.

- Даже не знаю, как сказать. – Она глубоко вздохнула, и голубоволосая голова поникла.

Наплевав на усилия, которые для этого потребовались, я беспокойно выпрямилась.

- Ба?

Она печально опустила голову еще ниже.

- Мне… мне кажется, я умерла.

Я моргнула. Уставилась на нее. Потом снова моргнула.

- Понимаю. – Бабушка Лил смачно шмыгнула носом в широченный рукав своего платья, и беззвучно сдвинулись бусы братской любви. В смерти неодушевленные предметы хранят зловещую тишину. Вроде как мимы. Или как тот крик, который испустил Аль Пачино в фильме «Крестный отец 3», когда на ступеньках умерла его дочь. – Знаю-знаю, - утешительно похлопала меня по плечу бабуля Лил, - переварить такое непросто.

Умерла бабушка Лиллиан задолго до того, как родилась я, но я понятия не имела, знает она об этом или нет. Многим призракам даже невдомек. Вот почему я никогда не заикалась при ней об этом. Год за годом она по утрам варила мне несуществующий кофе и жарила невидимые яйца, а потом снова пускалась в очередное приключение. Бабушка Лил по-прежнему вела свою разгульную жизнь. В смысле путешествовала по миру. И редко надолго оставалась в одном и том же месте. Что само по себе очень неплохо. Иначе не видать мне по утрам настоящего кофе. И не только по утрам, а и все те двенадцать раз за день, когда мне кровь из носа необходим кофеин. Будь она чаще рядом, у меня бы наблюдалась постоянная кофеиновая ломка. И страшные мигрени.

Быть может, теперь, когда она сама все выяснила, я смогу объясниться с ней по поводу кофе.

Обстоятельств ее смерти никто доподлинно не знал, поэтому я не могла не спросить:

- Ты знаешь, как умерла? Что произошло?

В нашей семье ходили слухи, что бабушка Лиллиан умерла в коммуне хиппи в Мадриде на подъеме «цветочной революции». До этого она действительно вела жизнь путешественницы. Летом ездила в Южную Америку и Европу, а зимой – в Африку и Австралию. И даже после смерти не изменила этой традиции, «разъезжая» по всему миру. Тем более что с тех пор отпала нужда в паспорте. Но никто так и не смог рассказать мне, как именно она умерла. Или чем зарабатывала на жизнь. Как ей удавалось обеспечивать себе все эти путешествия, пока она была жива. Я в курсе, что какое-то время бабуля Лил была замужем, но у меня в семье о ее муже почти ничего не знали. Как-то дядя рассказывал мне, что муж ее скорее всего был нефтяным магнатом из Техаса, но со временем связи оборвались, и никто ничего не знал наверняка.

- Точно не знаю, - покачала головой бабушка Лиллиан. – Помню, мы сидели у костра, пели песни, закидывались кислотой…

Мне понадобилась вся сила воли, чтобы накативший ужас не отразился на лице.

- … а потом Берни спросил, что со мной, но он и сам только что принял, поэтому я не обратила на него внимания.

Это я могла понять.

Она подняла на меня влажные от горя глаза.

- Наверное, надо было к нему прислушаться.

Я обняла ее за узкие плечи.

- Мне очень жаль, ба.

- Знаю, тыковка. – Она потрепала меня по щеке холодными пальцами, в которых не было ни плоти, ни крови. Потом улыбнулась своей жутковатой улыбкой, и я подумала, не умерла ли она от передозировки. – Я помню день, когда ты родилась.

И снова я удивленно моргнула.

- Правда? Ты там была?

- Ну конечно. Мне очень жаль, что так случилось с твоей мамой.

Меня пронзила вспышка острой скорби. Я не была к этому готова, поэтому несколько секунд ушло, чтобы взять себя в руки.

- Мне тоже.

Воспоминание о том, как умерла мама сразу после моего рождения, не входило в число моих любимых. И воспоминание это было ясным и точным до мельчайших деталей. Когда она отделилась от своего физического тела, послышался щелчок, будто лопнула натянутая резинка. В тот момент я поняла, что наша связь оборвалась. Я любила ее уже тогда.

- Ты была особенной, - проговорила бабуля Лил и покачала головой, предаваясь воспоминаниям. – И раз уж теперь ты знаешь, что я покойница, я просто обязана спросить: какого пестика ты такая яркая?

Вот дерьмо. Не могла я ей сказать правду о том, что я ангел смерти, а весь этот свет – бонус к профессии. Она думала, я особенная, а не какая-то там еще с намеком на смертельность. Вслух такая правда звучит фигово. Поэтому я решила как угодно обходить ее за тридевять земель.

- Ну… долго рассказывать, ба, но если хочешь, можешь перейти через меня. Попадешь на другую сторону и окажешься рядом с родными. – Я опустила голову, надеясь, что она не примет предложения. Мне нравилось, что она со мной, пусть это и делает меня эгоисткой.

- Шутишь? – Она хлопнула себя по колену. – И пропустить все то дерьмо, в которое ты постоянно вляпываешься? Ни за что. – Она еще покудахтала, что напомнило мне последний ужастик, который я посмотрела, и повернулась к телику. – Ну рассказывай, что такого кайфового в этой твоей посуде?

Я поудобнее примостилась рядом с ней, и мы посмотрели ролик про целый набор сковородок, которые в состоянии пережить любые издевательства. В том числе и огромные горсти щебня, которыми елозили по антипригарным покрытиям. Поскольку люди не имеют привычки жарить камни, я никак не могла взять в толк, к чему это показывают. Но сковородки выглядели симпатично. К тому же купить их можно было в рассрочку. И мне они были нужны позарез.

Мы мило беседовали по телефону с жизнерадостным представителем службы по работе с клиентами по имени Герман, когда зашла Куки. Она так часто делает. Заходит. Как к себе домой. Само собой, я была в ее квартире. В моей было не продохнуть от коробок и подавляющих воспоминаний, поэтому я перебралась в пучине собственного ничегонеделания к ней.

Куки – крупных габаритов женщина с черными волосами, торчащими во все стороны, и без малейшего намека на вкус, о чем так и кричал надетый на ней прямо сейчас желтый костюм. А еще она моя лучшая подруга и секретарь, когда у нас есть работа.

Я помахала ей и вернулась к телефону:

- Не проходит платеж? Как это не проходит? У меня еще баксов двенадцать на карточке, а у вас в рекламе говорится, что можно взять в рассрочку.

Перегнувшись через спинку дивана, Куки отобрала у меня телефон и нажала «отбой», полностью игнорируя возмущение, ясно написанное у меня на лице.

- Не то чтобы «не проходит», - сказала она, отдавая мне телефон, - сколько «отказано». – Потом взяла пульт и переключила на новости. – Я заблокировала все исходящие платежи с твоей шопоголической кредитки.

- Что? – Я раздумывала, как бы прикинуться оскорбленной до глубины души и выйти из себя, но я и так была не в себе без всяких усилий. И честно говоря, меня обуревало нешуточное восхищение. – Как ты умудрилась?

Ведущий новостей говорил о недавней серии банковских ограблений. В сюжете показали видеозапись с четырьмя людьми, которых теперь называли «воры-джентльмены». Их лица скрывали белые резиновые маски. Они были вооружены, но ни разу за все восемь ограблений никто из них не вытащил пушку. Отсюда и название.

Я как раз думала, не кажутся ли они мне знакомыми, когда Куки схватила меня за руку и подняла с дивана.

- Умудрилась, - сказала она, подталкивая меня к двери.

- Как?

- Легко и просто. Позвонила и назвалась тобой.

- И они купились? – Теперь я официально в шоке. – С кем ты говорила? С Германом? По голосу он настоящий милашка. Секундочку! – Я уперлась пятками в пол. – Ты выгоняешь меня?

- Не то чтобы выгоняю, но занимаю твердую позицию. Пора уже.

- Пора? – нерешительно переспросила я.

- Пора.

Что ж, хреново. Теперь я могу смело сказать, что сегодняшний день – полный отстой.

- Люблю желтый, - промямлила я, послушно шагая под присмотром Куки из ее квартиры в свою. – Ты совсем не похожа на огромный банан. Зачем ты заблокировала кредитку, с которой я могла оплачивать покупки на любимом канале? У меня их всего-то три.

- И все они заблокированы. Надо же мне было убедиться, что я буду получать зарплату каждую неделю. А еще все остатки с твоего счета я перевела на секретный счет в банке на Каймановых островах.

- Ты смогла перевести деньги?

- Как видишь.

- А разве это не присвоение чужого имущества?

- Оно самое. – Буквально толкнув меня через порог, Куки закрыла за нами дверь моей квартиры. – Я хочу, чтобы ты хорошенько посмотрела на все это барахло.

Признаюсь, у меня в квартире царил полный хаос. Но каким макаром это касалось моей кредитки? Она всего лишь вспомогательный инструмент. В правильных руках (в моих, например) она могла воплотить мечты в реальность. Я осмотрелась, глядя на коробки с суперскими вещами, которые назаказывала за это время. Здесь было все: от волшебных чистящих губок, незаменимых в обиходе для любой фанатичной домохозяйки, до приемо-передающих радиоустановок на случай, если грянет апокалипсис и сотовые станут мусором. Относительно аккуратная стена коробок кончалась нагроможденной горой черте какого барахла, обозначающей одно особое место. Сама моя квартирка – как иллюстрация к детскому конструктору «Lego». И тот крошечный островок пространства выглядел так, будто кто-то разрушил аккуратно построенные там кусочки из конструктора. Или будто этот изуродованный островок не выстоял при вторжении маленьких Lego-пришельцев.

За видимой стеной коробок были еще коробки. Где-то за ними затерялся мистер Вонг. Призрак, который жил в углу моей гостиной и вечно парил над полом спиной ко всему миру. Никогда не двигался и никогда не говорил. Бедняжка. Скучнее жизни не придумаешь.

Вдобавок мне пришлось освободить офис и перетащить все оборудование и папки к себе домой. Точнее – в кухню, где негде было развернуться, поэтому все, что раньше обеспечивало работу офиса, превратилось в банальный склад, пригодный лишь для хранения бумажек. Я была вынуждена выехать из офиса, потому что мой отец предал меня худшим из всех возможных способов. По его указке меня арестовали, пока я лежала в больнице, выздоравливая после того, как меня пытал психованный маньяк. А так уж вышло, что помещения моего офиса находились прямо над папиным баром. Не знаю, какая муха его укусила, когда он организовывал мой арест. То есть он хотел, чтобы я бросила сыскной бизнес, но время и способ действия ему определенно стоило продумать получше.

К сожалению, бар располагался метрах в пятнадцати от моего дома, поэтому приходилось избегать встреч с папой, когда надо было выйти по делам. Однако с этим я легко справлялась, поскольку не выползала на свет божий больше двух месяцев. Последний мой поход в большой мир был за вещами из офиса, и тогда я заранее убедилась, что папы нет в городе.

Поразглядывав коробки, я решила напуститься на Куки. Разыграть из себя жертву. Свалить все на нее. Я указала на коробку с логотипом «Electrolux» и уставилась на Куки.

- Кто, черт возьми, оставил меня без присмотра? Это все ты виновата.

- Еще чего, - отозвалась она, ни капельки не впечатленная моим спектаклем. – Мы это все рассортируем и отошлем обратно. Кроме того, чем ты действительно будешь пользоваться, а это капля в море. Повторюсь: мне бы хотелось и дальше получать свою зарплату, если, конечно, ты не считаешь, что это вопиющая наглость с моей стороны.

- Ты берешь с карточки American Express?

- Нет, ее я тоже заблокировала.

Я громко ахнула, притворяясь потрясенной. Решительно расправив плечи, Куки сопроводила меня к моему собственному дивану, убрала с него коробки, которые поставила сверху на другие коробки, и уселась рядом со мной. Ее глаза блестели теплотой и пониманием, и мне мигом стало не по себе.

- Что, опять разговаривать будем?

- Боюсь, что да.

- Кук… - Я попробовала встать, чтобы сбежать куда глаза глядят, но она положила руку мне на плечо. – Я уже не знаю, как еще сказать, что со мной все в порядке. – Взгляд Куки опустился к Маргарет, уютно примостившейся у меня в набедренной кобуре, и я сказала в свою защиту: - А что? Куча частных детективов носят при себе оружие.

- С пижамой?

Я фыркнула:

- А то. Особенно если пижама с кадрами из «Звездных войн», а пушка очень смахивает на бластер.

Маргарет была моей новой лучшей подругой. И она никогда не переводила деньги с моего счета на какой-то другой, как некоторые лучшие подруги, чьи имена называть необязательно.

- Чарли, я ведь прошу только, чтобы ты поговорила с сестрой.

- Я с ней каждый день разговариваю.

Я сложила на груди руки. Ни с того ни с сего все дружно стали твердить, что мне необходимо проконсультироваться с мозгоправом, когда на самом деле со мной все в полном порядке. Что с того, что мне не хочется выходить из дома? Многим нравится сидеть в четырех стенах. Месяцами.

- Ага. Она звонит и пытается поговорить с тобой о том, что произошло и как ты себя чувствуешь, а ты ей постоянно затыкаешь рот.

- Ничего подобного. Я просто меняю тему.

Пока я томилась в чудесных парах отрицания, Куки успела сделать и налить нам обеим по чашке кофе. Когда я пришла к выводу, что люблю отрицание ничуть не меньше, чем мокко латте, она снова села рядом со мной и вручила мне чашку. Я сделала глоток и от восторга закатила глаза. Ее кофе в сто раз лучше, чем кофе бабушки Лиллиан.

- Джемма считает, что тебе не помешало бы какое-нибудь хобби. – Куки посмотрела на коробки. – Вменяемое хобби человека со здоровым образом жизни. Пилатес, например. Или борьба с аллигаторами.

- Я в курсе. – Я откинулась на спину и локтем закрыла лоб. – Я уже думала о том, чтобы начать свои мемуары, но ума не приложу, как описать в прозе музыку из порнухи семидесятых.

- Ну вот! – Куки ткнула меня локтем. – Писательство. Чудесное начало. Можешь попробовать себя в стихах. – Она встала и покопалась на моем заставленном коробками столе. – Держи, - сказала она, подсовывая мне несколько листов бумаги. – Напиши мне стихотворение о том, как проводишь день, а я начну с этих коробок.

Я отставила кофе и села.

- Серьезно? А можно я напишу стихотворение о своем мировом господстве или о том, какую пользу здоровью приносит ежедневное употребление гуакамоле?

Чтобы посмотреть на меня поверх одной из впечатляющих коробочных стен, Куки поднялась на цыпочки.

- Ты купила две электроскороварки? Две?

- На них была скидка.

- Чарли, - с укором начала она. – Минуточку. – Внезапно она скрылась за стеной и снова вынырнула. – Они суперские! – Как будто я не знаю. – Можно мне одну?

- Естественно, блин. Вычту из твоей зарплаты и все.

А это мысль. Я могла бы платить ей зарплату покупками через «Магазин на диване», хотя это вряд ли сохранит ей электричество или воду в кранах. Зато Куки будет счастлива, а разве счастье – не самое важное в жизни? Вот об этом и надо написать стишок.

- Ты же понимаешь, что надо сходить в магазин, чтобы начать пользоваться всеми этими штуковинами?

Слова Куки еще глубже столкнули меня в яму отчаяния, которую чаще называют сожалением по поводу покупок.

- Разве не для этого существует служба доставки в «Мачо Тако»?

- Придется покупать еду, специи и море прочей фигни.

- Ненавижу ходить за продуктами.

- И тебе придется научиться готовить.

- Ладно, - тяжко вздохнула я, признавая поражение. Когда возникает нужда, во мне просыпается нешуточный актерский талант. – Верни обратно все, что хоть как-то связано с приготовлением пищи. Ненавижу готовить.

- Памятный браслет в честь Джеки Кеннеди оставить хочешь?

- Его надо готовить?

- Нет.

- Тогда оставляем. – Я подняла руку и повертела браслетик на запястье. – Только посмотри, как блестит.

- И очень подходит к Маргарет.

- На все сто.

- Тыковка? – позвала бабушка Лиллиан.

Я оторвалась от созерцания браслета. Теперь, раз она знает, что мертва, мне больше не грозят приступы паники от ее регулярных предложений готовить для меня две недели кряду. В последний раз я чуть не умерла от голода. Я показала ей браслет.

- Как думаешь, такой браслет – не слишком?

- Джеки идет ко всему, дорогуша. Но я хочу поговорить с тобой о Куки.

Я посмотрела на Куки и разочарованно нахмурилась.

- Что еще она натворила?

Бабуля Лил села рядом со мной и похлопала меня по руке.

- Думаю, она должна знать правду.

- О Джеки Кеннеди?

- Обо мне.

- А-а, ну да.

- Для чего, бога ради, нужна эта чудовищная машина? – спросила Куки откуда-то со стороны кухни. Потом, будто из ниоткуда, появилась коробка, неуверенно паря над башней из других коробок.

Я взволнованно улыбнулась:

- Помнишь, как мы с тобой иногда заказывали кофе, а его доставляли с потрясающей пеной сверху?

- Ага.

- Так вот эта машина и творит то пенное волшебство.

Темная голова выскочила из-за коробок.

- Не может быть.

- Может.

Куки с любовью воззрилась на коробку.

- О’кей, можно ее сохранить. Мне только надо будет выкроить немножко времени из расписания, чтобы прочесть инструкцию.

- Ну так как? – продолжала бабушка Лиллиан. – Собираешься сказать ей?

Я кивнула – она права. Ну или была бы права, если бы Куки уже не была в курсе.

- Кук, можешь подойти на секундочку?

- Ладно, но прямо сейчас я мысленно разрабатываю систему сортировки. Если отвлекусь и все пойдет насмарку, ответственности нести не буду.

- Ничего не могу обещать.

С тревожным блеском в глазах она пошла ко мне, на ходу встряхивая очередную коробку.

- Ты знаешь, как долго я мечтаю о сушилке для салата?

- Неужели люди и правда о таком мечтают?

- А ты нет?

- Думаю, я купила это в четыре утра, когда потеряла связь с реальностью. Даже понятия не имею, зачем людям сушить салат.

- Зато я имею.

- Ясно. В общем, у меня плохие новости.

Куки присела на кресло, приставленное к дивану. На лице ее отчетливо читалось беспокойство.

- Ты бог знает сколько сидишь тут и уже умудрилась получить плохие новости?

- Вроде того.

Я едва заметно наклонила голову, чтобы дать ей знать: мы не одни.

Куки нахмурилась.

Я повторила маневр.

Сбитая с толку, она пожала плечами.

Я громко вздохнула:

- У меня новости о бабушке Лиллиан.

- А-а. А! – Она заозиралась, а потом посмотрела на меня, вопросительно приподняв брови.

Я быстренько покачала головой. Обычно Куки подыгрывает, притворяется, что тоже видит бабушку Лил. Но теперь, когда бабушка Лил осознала, что проходит сквозь стены, это было бы ни к чему.

Я накрыла ладонью руки Куки и многозначительно проговорила:

- Бабушка Лиллиан умерла.

Куки нахмурилась.

- Ее больше нет.

Она пожала плечами, сбитая с толку. Опять.

- Так и знала, что ей будет нелегко, - сказала бабуля Лил и снова шмыгнула носом в рукав.

Мне просто жуть как хотелось закатить глаза. Куки не понимала моих намеков. Значит, нужно поднапрячься.

- Ты же знаешь, что я вижу призраки.

Куки просветлела лицом, когда поняла, что бабушка Лиллиан наконец-то осознала свою смерть.

Я похлопала ее по руке. Сильно.

- Сейчас она здесь с нами. Только ты ее уже не сможешь увидеть.

- То есть…

- Да, - перебила я, пока Куки не сболтнула лишнего, - бабушка Лиллиан умерла.

В конце концов до Куки дошел весь смысл происходящего, а не маленький его кусочек. Ее рука метнулась ко рту, и слабый писк просочился сквозь пальцы.

- Только не бабушка Лил!.. - Она согнулась пополам и затряслась от рыданий.

Как тонко.

- Даже не подозревала, что ей будет настолько тяжело, - заметила бабушка Лиллиан.

- Я тоже. – С ужасом я наблюдала, как Куки разыгрывает сцену из «Крестного отца». Жути наводило еще и то, что все происходило в шаге от меня. – Все хорошо, - проговорила я и погладила Куки по голове. Сильно погладила. Ее глаза из-за пальцев метали молнии. – Бабушка Лил с нами. Как призрак. Она передает, что любит тебя.

- Ой, точно, - исступленно закивала бабуля Лил, - передай, что я ее люблю.

- Бабушка Лил, - сказала Куки, выпрямляясь и глядя сбоку от меня. Правда, не с той стороны.

Я кивком показала ей, где сидит бабушка Лиллиан, и Куки посмотрела туда.

- Бабушка Лил, мне очень-очень жаль. Нам будет ужасно вас не хватать.

- Ой, ну разве она не милашка? Она мне всегда нравилась.

Я взяла бабушку Лил за руку.

- Мне она тоже всегда нравилась. По крайней мере нравилась еще минут пятнадцать назад.

Я решила, что отказывать себе в душе ни в коем случае нельзя, и побежала в ванную, пока Куки проводила инвентаризацию, а бабушка Лил отправилась посмотреть, как с нового ракурса выглядит Африка. Интересно, узнает ли она когда-нибудь, как давно уже мертва? Я уж точно не собиралась ей рассказывать.

Горячая вода – одно из лучших лекарств в мире. Снимает напряжение и успокаивает нервы. Но еще круче в этом смысле – ротвейлеры. С тех пор как красавица-ротвейлер по кличке Артемида умерла и стала моим хранителем (отчего она меня оберегает, понятия не имею), обычный душ превратился в испытание. А все потому, что ей тоже нравится принимать душ. Появляется она нечасто, но стоит мне включить воду – тут как тут.

- Привет, золото, - поздоровалась я, глядя, как Артемида пытается поймать ртом струю воды.

Она игриво залаяла, и от стенок ванной отразилось громкое эхо. Я наклонилась и почесала ее по ушам. На ощупь она была абсолютно сухой, потому что струи текли прямо сквозь нее, но Артемида усердно старалась поймать языком тяжелые капли.

- Я знаю, каково тебе, красавица. Иногда то, чего нам больше всего хочется, получить никак нельзя.

Она прыгнула на меня, восторженно виляя купированным хвостом, и от ее веса я неловко вписалась спиной в кафельную стену. Чтобы не грохнуться, ухватилась за душ и дала Артемиде вылизать мне шею, пока поток воды снова не привлек ее внимание. Она нырнула за ним, чуть не сбив меня с ног. Мне позарез надо обзавестись ковриком для душа. Брить ноги в компании гоняющейся за любым всплеском воды псины сильно смахивает на хождение по краю пропасти, но задание это надо выполнить несмотря ни на что.

С горем пополам и минимальной потерей крови я закончила брить ноги и притянула к себе Артемиду. Она лизнула меня в левое ухо, слегка прижав мочку передними зубами, отчего по мне побежали мурашки, и я громко рассмеялась.

- Спасибочки, как раз собиралась вымыть это ухо. Огромное тебе спасибо.

Она гавкнула, понимая, что забава подошла к концу – чудесный мир водных брызг исчез. Потом прыгнула прямо в наружную стену и испарилась. А я задумалась, нормально ли это – принимать душ с собакой.

Высушив волосы, я стянула их в нечто, отдаленно напоминающее хвост, надела джинсы и белый свитер с молнией у воротника и посмотрела в зеркало. Зачем – сама не знаю. Через пару часов все равно переоденусь обратно в пижаму. Так зачем же я одевалась? Тратила на это силы? И в душ-то зачем полезла?

Вылив на ладонь немого лосьона, я стала втирать его в руки, изучая противный шрам на щеке. Он почти исчез. На любом другом человеке такой шрам остался бы вечным напоминанием о событиях, которые лучше навсегда похоронить в памяти. Но в том, чтобы быть ангелом смерти, есть свои преимущества. В частности, скорое исцеление и минимальный риск заиметь постоянные шрамы. И никакого видимого объяснения, откуда у меня взялся не самый запущенный в мире случай агорафобии. Какой же я была дурой!

Я взяла лосьон, который втирала в руки, и размазала его по зеркалу. Белые полосы исказили в отражении мое лицо. Так-то лучше.

Вмиг разозлившись на себя еще больше, я подошла к окну посмотреть, на работе ли уже мой предатель-отец. Казалось, что с каждым днем он появляется все позже и позже. Не то чтобы меня это как-то заботило. Ни один человек, по указке которого арестовывают его собственную дочь, когда та лежит при смерти в больнице, после того как чуть не умерла от пыток, не заслуживает моего внимания. Но вместо отцовского коричневого джипа я увидела некоего мистера Рейеса Фэрроу и затаила дыхание. Он прислонился спиной к задней части папиного бара, скрестив на груди руки и подперев подошвой ботинка стену.

Он был на свободе.

То есть я знала, что его отпустили, но до сих пор с ним не виделась. Десять лет он сидел в тюрьме за преступление, которого не совершал. Копы поняли, как облажались, когда чувак, которого он якобы убил, связал меня и самозабвенно пытал. Я была рада, что Рейеса освободили, если бы не одно «но»: он использовал меня, как приманку, так что мы с ним снова в тупике. Я злюсь на него за то, что он использовал меня как приманку. Он злится на меня за то, что я злюсь на него. Похоже, наши отношения из одних только тупиков и состоят. Это мне в награду, что хватило ума воспылать страстью к сыну Сатаны. Было бы куда проще, не будь он таким восхитительно и опасно обалденным. Слабость у меня к плохим парням.

Этого конкретного плохого парня при рождении окунули в озеро красоты. Сложенные на широкой груди руки бугрились мускулами. Полные, слишком чувственные, чтобы оставаться спокойной, губы сложились в угрюмую прямую линию. Темные волосы, по которым вечно ножницы плачут, вились у шеи и густыми локонами падали на лоб. А если присмотреться, держу пари, что смогла бы разглядеть длинные густые ресницы, веером лежащие на щеках.

Мимо прошел какой-то мужчина и махнул рукой. Рейес кивнул ему в ответ и в тот же миг, видимо, почувствовал, что я за ним наблюдаю. Секунду назад он смотрел вниз и вот теперь – прямо на меня. Сердитый взгляд встретился с моим. Несколько долгих напряженных мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а потом с медлительной целеустремленностью он дематериализовался – его тело превратилось в дым и пыль, пока от него не осталось и следа.

Рейес умел отделяться от физического тела. Его нематериальная форма, которую я видела так же легко, как призраков, могла оказаться в любой точке мира, стоило Рейесу только захотеть. Это меня ни капельки не удивило. Зато удивило другое. В нематериальном состоянии Рейеса никто из людей, кроме меня, видеть не мог. Но тот мужик помахал. Увидел Рейеса и помахал ему. Это означало, что у кирпичной стены стояло его физическое тело.

Это означало, что физическое тело Рейеса дематериализовалось. Испарилось в прохладном утреннем воздухе.

Но ведь это невозможно.