Четвертая могила у меня под ногами

Глава 4

Дурака не исправить, зато его можно надолго отвлечь одним блоком из конструктора.

Надпись на футболке

Я ехала в родные трущобы, и расстояние между мной и домом родителей Харпер только увеличивалось. Вот почему мне пришлось круто развернуться под жуткий ор автосигнала (это я злостно давила на свой) и поехать в обратном направлении. В конце пути меня ждали затейливые ворота из кованого железа с высокими кирпичными стенами с обеих сторон. Я нажала на кнопку переговорного устройства.

Сквозь потрескивание динамика послышался надменный мужской голос:

- Да?

Должно быть, я оказалась в гостях у потомственных богатеев. Огромный особняк, чьи очертания были мне видны, словно заявлял о двух вещах: у Лоуэллов денег куры не клюют, и Лоуэллы хотят, чтобы люди это знали.

Снова посмотрев на переговорное устройство, я ответила:

- Мне тако с двойной сальсой. – Почему-то мне не предложили напитки на выбор, и я попробовала другой подход: - Я к мистеру и миссис Лоуэлл. – Улыбнувшись в камеру, установленную над коробком с динамиком, я вытащила удостоверение частного детектива и показала его в объектив. – Меня наняла их дочь. Харпер. – Не получив ответа, я решила сменить тактику. – Мне всего лишь нужно задать им несколько вопросов.

Последовала долгая пауза, в течение которой я лучезарно и непрерывно улыбалась мертвому мальчишке у меня на заднем сиденье и очень старалась не задумываться о том, насколько идиотской становится сложившаяся ситуация. Наконец надменный мужик вернулся:

- Мистер и миссис Лоуэлл не принимают.

И что бы это значило?

- А я и не бросаю пас на сорок ярдов. Всего лишь хочу задать парочку вопросов. Похоже, их дочери грозит опасность.

- Они не принимают посетителей.

Надо же, какие заботливые.

- В таком случае через несколько минут здесь будет полиция. Заранее приношу извинения за мигалки и сирены.

Больше всего на свете богатые люди не любят скандалов. А я скандалы просто обожаю. Особенно такие, где фигурируют интрижки на стороне и фотографии генеральных директоров на каблуках и в боа из перьев.

- У вас пять минут, - сказал тот же голос.

Стискивать зубы у него получалось куда лучше, чем у Диби. Надо будет упомянуть об этом, когда в следующий раз увижусь со своим угрюмым дядюшкой. Может, он на специальные занятия походит.

Проехав по длинной и широкой подъездной дороге, которая превратилась в мощеную булыжником тропинку, я поставила Развалюху на ручной тормоз и глянула в зеркало заднего вида.

- Даже не думай прокатиться с ветерком, приятель.

Мальчишка и ухом не повел. Весело с ним, однако.

У массивной белой двери меня ждал самоуверенный мужчина, одетый намного проще, чем я ожидала. Сам особняк больше напоминал дома на Восточном побережье, чем большинство домов в Нью-Мексико. Ни слова не говоря, мужчина сопроводил меня в помещение, которое мне лично показалось смесью гостиной и выставочного зала какого-нибудь художника. Хотя никаких принадлежностей для рисования я здесь не увидела. А раз уж и рисовать я не умею, то решила хорошенько осмотреться. Повсюду на стенах и полках стояли и висели фотографии, но ни одного обыкновенного снимка среди них не было. Каждый портрет был сделан профессиональным фотохудожником, и у каждого был свой цветовой акцент. Черный. Коричневый. Синий. Судя по портретам, семья состояла из четырех человек: родители, сын и дочь. Харпер. У всех, кроме мальчика, были темные волосы. И вообще он мало походил на остальных. Неужто к курочке в гости ходил петух из другого курятника? Петух-блондин? Вереница фотографий отчетливо отражала этапы развития детей в этой семье. От четырех-пяти лет до двадцати с хвостиком. Даже на первый взгляд становилось ясно, что родители Лоуэлл детей своих держали в ежовых рукавицах. На одном портрете все четверо были одеты в белое и смахивали на психов.

От этих людей мороз по коже.

- Чем могу помочь?

Я обернулась к женщине. Если верить фотографиям, она и была главой этого закрытого клуба снобов. По тому, как она задирала нос, было ясно: дамочка о себе крайне высокого мнения. Или так, или она сочла мое восхищение ее же гостиной омерзительным.

Руки я не протянула.

- Миссис Лоуэлл, меня зовут Шарлотта Дэвидсон. Я приехала поговорить о Харпер.

- Мне сказали, вы частный детектив.

- Верно. Меня наняла ваша дочь. Она считает, что кто-то пытается ее убить.

Долгий вздох сказал мне, что миссис Лоуэлл, по всей видимости, глубоко наплевать.

- Падчерица, - поправила она, и у меня тут же загривок дыбом встал.

Интересно, поступает ли моя мачеха так же? Поправляет людей, когда они называют меня ее дочерью? Коробят ли ее такие слова? Или даже сама мысль об этом?

- Харпер упоминала о том факте, что ее преследуют?

- Факте? – переспросила дамочка, всем своим видом демонстрируя презрительное недоверие. – Да, мисс Дэвидсон. И нас от всего этого уже тошнит. Не думаю, что вам удастся удивить нас чем-нибудь новеньким.

Меня просто поражало безразличие этой женщины. Одно дело – не верить Харпер, и совсем другое – оставаться совершенно безучастной к страданиям собственной падчерицы. Вдруг мне пришло на ум, что я могу все-таки кое-что для себя прояснить.

- Позвольте спросить, а брат Харпер – он ваш пасынок?

Ее тут же раздуло от гордости.

- Артур – мой родной сын. Мы с отцом Харпер поженились, когда Арту было семь. Харпер тогда было пять. Ее наш брак не порадовал, и сразу после свадьбы начались эти ее выходки.

- Выходки? – переспросила я.

- Да, - миссис Лоуэлл небрежно махнула рукой. – Целые театральные представления. Высший пилотаж драматического искусства. Ее постоянно кто-то преследовал, пытался напугать, причинить вред, убить. Представьте себе, как трудно воспринимать всерьез то, что длится уже больше двадцати пяти лет.

Любопытно. Об этом Харпер мне даже не заикнулась.

- Значит, все началось, когда она была маленькой?

- Когда ей было пять лет.

- Понятно.

Я достала блокнот и притворилась, будто делаю для себя пометки. Отчасти для того, чтобы выглядеть официально, но больше для того, чтобы выкроить минутку и тщательно прочитать ее эмоции. На мой взгляд, миссис Лоуэлл говорила правду. Она считала, что жалобы Харпер – не более чем выдумка, и не верила, что жизни Харпер угрожает хоть какая-нибудь опасность.

С другой стороны, моя собственная мачеха никогда не верила ни единому моему слову. В общем и целом, безразличие миссис Лоуэлл далеко не невидаль, но ясно доказывало, что она мелочный и тщеславный человек.

- По словам психотерапевтов, - продолжала она до невозможности ядовитым тоном, - точнее даже семи, у которых наблюдалась Харпер, нет ничего необычного в том, что дочь, когда ее отец снова вступает в брак, чувствует себя отверженной и пытается привлечь внимание. Харпер была младенцем, когда умерла ее родная мать, и, кроме Джейсона, у нее никого не было.

- Ваш муж дома? Можно с ним поговорить?

Мое рвение вызвало у нее вспышку раздражения.

- Нет, нельзя. Мистеру Лоуэллу нездоровится. Едва ли его порадуют очередные заблуждения Харпер по поводу неминуемой гибели, а уж тем более – новости о том, что она наняла частного детектива.

По лицу миссис Лоуэлл было видно, что она считает меня обычной шарлатанкой, цель которой – выудить у Харпер, а значит, и у самой миссис Лоуэлл побольше денег. Я давно привыкла к тому, что люди мне не верят, поэтому меня подобное пренебрежительное отношение абсолютно не тронуло. А вот пренебрежение в адрес Харпер – еще как. Миссис Лоуэлл самым очевидным образом не питала ни малейшей привязанности к своей падчерице. Она видела в ней только лишнее неудобство. Ненужное бремя. И это очень напоминало то, как моя мачеха думает обо мне.

- К тому же, - опять заговорила миссис Лоуэлл, вспомнив что-то еще, - она испарилась на три года. Три года! Что мы только ни делали, чтобы ее отыскать, но она просто исчезла с лица земли. Об этом она вам рассказывала?

Мне до смерти хотелось сказать, что с такой мачехой я бы сделала то же самое, но вслух я ответила:

- Нет, мэм, не рассказывала.

- Вот видите? Она совершенно не в себе. Когда наконец она соизволила навестить нас, то заявила, будто бы сбежала, чтобы спасти свою жизнь. Какой абсурд! – Миссис Лоуэлл раздраженно переступила с ноги на ногу. – А теперь она еще и нанимает частного детектива? Что ж, на этот раз она переступила черту.

Я написала в блокноте слово «коза» и быстренько замалевала его, пока она не увидела. До сих пор в этом деле мной руководили мои собственные предубеждения, а так я ни к чему не приду. Мысленно сделав шаг назад, я попробовала посмотреть на все с точки зрения миссис Лоуэлл, как бы трудно это ни было. Нечасто мне приходилось ставить себя на место богатеньких стерв, но ведь они тоже люди. Правда?

Итак, миссис Лоуэлл выходит замуж. За состоятельного человека. И выясняет, что его дочь со всем пылом ненавидит ее и сам союз своего отца с новой мамой. Ненавидит настолько, что сочиняет дикие истории, будто кто-то пытается ее убить. Зачем? Чтобы избавиться от новой матери? Или отомстить отцу за то, что бросил ее?

Ну уж нет. Ни за что на это не куплюсь. Миссис Лоуэлл – хладнокровная стерва. Из тех, кто легко выйдет замуж из-за денег. Где-то я ее могу понять – иногда девушке приходится делать то, что приходится. Но так открыто и черство игнорировать страхи Харпер – это, по-моему, очень похоже на жестокость. Джейсон Лоуэлл для этой дамочки был талоном на еду, а его дочь – частью сделки. И я никак не могла понять отца Харпер. Какую роль играл в этом он? Почему не поддержал собственную дочь? Не протянул ей руку помощи?

Я откашлялась и спросила:

- Вы говорили о театральных представлениях, можете привести пример?

- Да сколько угодно. То кто-то оставляет мертвых кроликов у нее в постели, то на дне рождения кузины ее выворачивает на праздничный торт только потому, что кто-то рядом взорвал хлопушку. Хлопушку! А все эти кошмары? Нас постоянно будили ее крики посреди ночи. Или в три утра мы просыпались и видели, как она стоит у нашей кровати.

- Она ходила во сне?

- Ничего подобного. Она просыпалась и приходила к нам. Говорила, что кто-то у нее в комнате. Несколько раз Джейсон выскакивал из постели и бежал проверять. А потом ее врач нам сказала, что именно этого она и добивается. И мы перестали реагировать. Говорили ей, чтобы возвращалась к себе.

- И она слушалась?

- Ну конечно же, нет. Наутро мы находили ее спящей то под лестницей, то за диваном. Из-за ежедневных утренних поисков мы постоянно опаздывали по делам. Эти ее выходки были по-настоящему утомительны.

- Даже представить не могу.

- Поэтому мы прекратили искать. Хотелось ей спать в чулане – бога ради. Мы ее не трогали и занимались своими делами. Врач по-прежнему настаивала, что с ней все в порядке. Предупреждала, что чем больше внимания мы будем уделять Харпер, тем больше драм она будет разыгрывать. Так что уделять ей внимание мы тоже перестали.

У меня в груди забилась тупая боль от одной только мысли о том, через что пришлось пройти Харпер. И никто ее не поддерживал. Никто ей не верил.

- То есть вы ничего не делали?

Миссис Лоуэлл тихонько фыркнула:

- Как и советовала ее врач. Однако выходки Харпер лишь участились. Ночь за ночью мы переживали кошмары и панические атаки, но не делали ничего, только снова и снова велели ей возвращаться в постель. В итоге, чтобы расквитаться с нами, она перестала есть.

- Чтобы расквитаться с вами? – переспросила я, чувствуя, как сводит горло.

- Да. А потом перестала мыться, расчесываться. Вы хоть представляете, как это унизительно? Иметь ребенка, который больше похож на помойную крысу, чем на приличную юную леди?

- Наверное, ужасно, - отозвалась я бесцветным, ничего не выражающим тоном.

От этой гадкой барышни мой сарказм не ускользнул, и я тут же пожалела о сказанном. Она закрылась. Из-за развязности моего собственного языка больше мне от нее никакой информации не получить.

- Думаю, ваше время истекло, мисс Дэвидсон.

Мысленно отругав себя на чем свет стоит, я спросила:

- А брат Харпер здесь? Могу я с ним поговорить?

- Сводный брат, – поправила меня миссис Лоуэлл. Мне показалось, что она почувствовала, как я расстроилась. – И у него есть собственное жилье.

Последняя фраза сопровождалась в ней любопытной вспышкой негодования. Я ощутила, как сильно миссис Лоуэлл недовольна тем, что ее сын переехал. Но бога ради, ему ведь уже за тридцать. Чего она ожидала?

Она велела домработнице проводить меня к выходу, пока я не задала очередных вопросов. Как, например, кто стрижет ее газон. До сегодняшнего дня я понятия не имела, что кустам можно придать форму Кокопелли[8].

- Давно здесь работаете? – поинтересовалась я у молодой женщины, провожавшей меня до двери, хоть и понимала, что ответ не может быть положительным. На вид ей было лет двадцать.

Она нервно оглянулась и покачала головой.

- Могу я спросить, как давно вы знаете Лоуэллов?

Открыв мне дверь, она еще раз осмотрелась и только потом ответила:

- Нет. Я здесь всего пару недель. С тех пор как предыдущая домработница вышла на пенсию.

- Правда?

Похоже, ей очень хотелось, чтобы я убралась из этого дома. Хреново. Мне самой не хотелось втягивать ее в неприятности. Я знаю, как работается таким людям: наниматели запрещают болтать о том, что происходит в их домах, иначе тут же увольняют. Но речь шла о члене семьи.

- И как долго последняя домработница проработала здесь?

- Почти тридцать лет, - ответила моя сопровождающая, и мне показалось, она не меньше моего озадачена этой информацией. Ума не приложу, как можно продержаться тридцать лет под руководством женщины вроде миссис Лоуэлл. Но если кто и знал, что происходит в таких домах, то только наемные работники.

- Спасибо, - сказала я, подмигнув, и получила в ответ робкую улыбку.

Когда я уезжала из особняка Лоуэллов, у меня было еще больше вопросов, чем когда я приехала. Зато у меня появилась более ясная картина того, что пережила Харпер. И все-таки она ни словом не обмолвилась, как долго это продолжается. Конечно, ее можно понять: если никто ей не верил, то с чего ей думать, что поверю я? Необходимо как можно скорее с ней встретиться. Мне не хватало важной информации, которая могла бы нам помочь раскрыть все это дело.

Однако кое-что не давало мне покоя. Все, что делала Харпер, все ее кошмары, заблуждения и истерики, указывали на одно и то же – посттравматическое стрессовое расстройство. На эту мысль меня навели хлопушки. В колледже я плотно изучала психологию и теперь легко узнала один из основных симптомов ПТСР: обостренная реакция, вроде дрожи или тошноты, на громкие звуки.

В определенной степени ПТСР может быть спровоцировано даже преследованием, особенно если жертве угрожают. Однако симптомы Харпер указывали на более серьезную форму расстройства. Само собой, дипломированный психотерапевт сумел бы распознать проблему. Может быть, мне стоит навестить тех семерых врачей, о которых говорила миссис Лоуэлл.

Я позвонила Куки и поручила ей узнать, у кого и в какой период наблюдалась Харпер.

- Еще я хочу поболтать с их предыдущей домработницей, которая недавно вышла на пенсию. А потом попробуй накопать побольше информации на семейство Лоуэллов.

Куки застучала по клавишам:

- Домработница. Будет сделано. А вот по поводу информации…

- Грязное белье, Кук. Мне нужно, чтобы ты наскребла как можно больше грязи на эту семью. У таких напыщенных снобов всегда есть, что скрывать, и я хочу знать, что это такое.

- Такое грязное бельишко редко появляется на первых полосах газет, но я попробую.

- А еще мне надо поговорить с психотерапевтами, к которым Лоуэллы гоняли Харпер. Начала она ходить по ним приблизительно лет с пяти.

- Тут могут возникнуть сложности.

- Хочешь сказать, тебе не по зубам?

- Нет, – по голосу было слышно, что Куки улыбается. – Хочу сказать, что давненько уже ты не испытывала мои способности.

- На такой ответ я и рассчитывала.

Повесив трубку, я сразу набрала номер Дэвида Тафта. Офицер Тафт служил в том же участке, что и дядя Боб, и у него была мертвая младшая сестра, которая любила навещать меня в самое непотребное время. То есть – в любое. Мы не были лучшими друзьями – Тафт и я, и этим объяснялся его прохладный официоз.

- Тафт, - ответил он на звонок.

- Привет, вещает Чарли Дэвидсон. – Он молчал, поэтому я продолжила: - У меня клиентка, которая говорит, что общалась с тобой в участке. Харпер Лоуэлл.

- Не припоминаю. Так ты вернулась?

- Я никуда и не уходила. Она утверждает, что ее преследуют и пытаются убить.

- Понял, о ком ты говоришь. Никаких следов преследования мы так и не обнаружили.

- Ты ей веришь?

- Не верил, пока не поговорил с ее родителями.

Так-так, он начинает мне нравиться.

- А что так?

- Не знаю. Мне показалось, они уж слишком пытались меня убедить, что их дочь сумасшедшая.

- У меня возникло такое же впечатление.

- Значит, она тебя наняла?

- Ага. Тебе хоть какие-нибудь улики попадались на глаза? – В моем голосе так и звучала надежда.

- Ничего такого, что нельзя было бы объяснить попытками спятившей барышни привлечь к себе внимание. Мягкие игрушки в виде кроликов трудно назвать угрозой чьей-либо жизни.

- Еще бы. Особенно когда их выпотрошили и с перерезанным горлом подбрасывают тебе в постель, пока ты спишь.

- Слушай, я с тобой не спорю. Просто не удалось найти никаких свидетельств, чтобы подтвердить ее историю.

А ведь он только-только начал мне нравиться.

- Искал ты, само собой, в поте лица.

- Я не халтурил, Дэвидсон, - раздраженно рявкнул Тафт.

- Ладно-ладно. Нечего в позу становиться.

- Моя сестра не появлялась?

Сестра Тафта умерла, когда они оба были еще детьми, и с недавнего времени решила, что доставать меня куда веселее, чем день за днем повсюду следовать за братцем. Ему понадобилось время, чтобы поверить, что я ее вижу, могу с ней говорить и пылаю несвойственной мне жаждой убийства из-за ее дурацкой привычки задавать вопросы один за другим. Но с тех пор, как до него дошло, что все по-настоящему, Тафт решил приглядывать за сестрой через меня. Радость-то какая.

- За последние дни – нет, - сказала я. – Она много времени проводит у Рокета.

- То есть в том заброшенном дурдоме, где ты общаешься с призраками?

- Да, а общаюсь я только с одним призраком. С Рокетом. У него есть младшая сестра, и они с твоей младшей сестрой стали не разлей вода. Я планирую проведать их как только, так и сразу. Потом дам тебе знать, как у нее дела.

- Спасибо. Я правда очень благодарен…

Ага-ага.

- Если что-нибудь выяснишь…

- Тебе позвоню первой.

- На случай, если твоя сестренка поинтересуется, ты все еще якшаешься со шлюшками?

Из трубки в ухо просочился мягкий смех.

- Нет. То есть не всегда.

- Смотри мне. Чтобы мне не пришлось потом ехать и надирать твой обожающий шлюшек зад.

- Постараюсь не мучиться бессонницей от таких угроз.

- Удачи.

Я повесила трубку и глубоко вздохнула, решив, что пора. Сейчас брат Харпер наверняка уже дома, а его домашнего адреса у меня все еще нет. Завтра придется ловить его на работе. Если Куки права, он работает на какую-то энергосберегающую компанию. А на сегодняшний вечер у меня забот полон рот. Я распрямила плечи и покрепче взялась за руль. Потому что мне предстоит схватка с драконом. С драконом по имени Рейес Фэрроу.

Мы с Развалюхой ехали по району складов недалеко от железнодорожных путей в центре города. Дождь лил как из ведра, потоками заливая лобовое стекло. В нашем засушливом климате никому и в голову не придет расстраиваться из-за ливня. Жаловаться на дождь в Альбукерке – все равно что жаловаться на солнце в Сиэтле. Поэтому я не столько сетовала на непогоду, сколько была раздосадована необходимостью вести машину под проливным дождем, из-за которого почти не разбирала дороги. Оставалось надеяться, что владелец мусорных баков, которые я сбила по пути сюда, окажется понимающим человеком.

Я остановилась в переулке и какое-то время наблюдала через рабицу за проезжающими на огражденную территорию машинами, а потом решила отрастить яйца и тоже попасть за забор. Какие неприятности могут меня там ждать? Перед тем, как двинуться вперед, я достала Маргарет и засунула под свое сиденье.

Как только я миновала въезд, гигантских размеров мужик в пончо из синтетики поднял руку, требуя остановиться. Я остановилась. Отчасти потому, что он был огромный, и отчасти потому, что его вид хоть и нагонял страху, но все же вдохновлял сцепиться с ним и победить.

Я вручную опустила стекло, раздумывая, стоит ли мне купить машину со всеми новехонькими наворотами. Без опускания стекол вручную я бы вполне обошлась, но Развалюха стала мне такой родной, что я уже не представляла жизни без нее. Разве что на капоте моей новой тачки красовался бы ягуар. Тогда бы Развалюха покатилась в кювет быстрее, чем алюминиевая банка.

Я погладила приборную панель.

- Шучу-шучу, девочка моя. Ни за что тебя не брошу. Только если ты сама загоришься, и мне придется спасаться бегством.

Словно приходя в себя после потрясения, она поворчала и подребезжала, пока снова не начала привычно мурлыкать. Норовистая, что тут скажешь. Мы просто созданы друг для друга.

- Ты коп? – спросил мужик в пончо.

- Нет. Но когда-то встречалась с копом.

Он поднял фонарик и осмотрел нутро Развалюхи. Жаль его, конечно, но все, что ему попалось на глаза, – это беспорядочно разбросанные кипы документов, пара курток, набор первой необходимости, состоящий в основном из упаковок с сырными крекерами, и НЗ из мятного печенья с шоколадом. Чертовы девочки-скауты. Как по мне, и крекеры, и печенье – слишком уж большое искушение. Наверняка туда крэк подсыпают.

Из-за темноты и капюшона на голове у мужика в пончо я не могла разглядеть его лица. Однако он прекрасно справлялся с задачей одним своим присутствием олицетворять опасность.

Он слегка склонил голову набок:

- Тебя сюда копы прислали?

- Не сегодня, - улыбнулась я, будто совсем не замечала бьющего в лицо дождя.

- Кто-то приглашал?

- Ага, Нэнси Берк приглашала на пижамную вечеринку в шестом классе. Мы играли в бутылочку, и мне пришлось целоваться с черепашкой по имени Эстер.

- Да ладно? Ну, я тебя не знаю, и мне на тебя насрать.

- Так вот в чем дело! – Я протянула в окно руку. – Я Чарли.

Мужик отступил и жестом показал мне разворачиваться.

- В проезде отказано. Езжай туда, откуда приехала.

Проклятье. Чуяло мое сердце, что надо было одеться посексапильнее и назваться Киской.

- Погодите! – я пошарила рукой под торпедой в поисках своего денежного запаса на случай экстренной нехватки мокко латте. – Я приехала поговорить с Рейесом Фэрроу.

Однако на громилу мои слова, похоже, не произвели никакого впечатления.

- Фэрроу ни с кем не разговаривает. А теперь вали отсюда, иначе я вытащу твою задницу из этой консервной банки и вытряхну из тебя все дерьмо.

А вот это уже совсем ни к чему. Пальцы сами по себе прошлись вдоль двери, пока вслепую не наткнулись на замок. На всякий случай. Потом я протянула мужику пятьдесят баксов одной бумажкой. Что ж, поиграем в игру. Я – влюбленная в бога Рейеса бедняжка, готовая на все, лишь бы попасть внутрь. Взглянуть на него хоть одним глазком.

- Умоляю. Я всего лишь хочу его увидеть. Только… посмотреть.

Громко вздохнув, мужик выхватил протянутый мной полтинник.

- Если только замечу, как ты что-то снимаешь, вытащу твою задницу на улицу и вытряхну из тебя все дерьмо.

Святой ежик, да он просто фанат вытаскиваний и вытряхиваний.

- Спасибо. – Я признательно поморгала, в основном играя роль, а не потому, что дождь заливал глаза. – Огромное вам спасибо.

Он нахмурился и убрал фонарик влево, показывая, где мне припарковаться. Я послушалась и взяла одну из валявшихся на заднем сиденье курток, чтобы использовать ее в качестве зонтика. Попрощавшись с мальчишкой, который смотрел в какой-то свой кусочек космоса, я поспешила к боковой двери склада, куда чуть раньше на моих глазах вошла какая-то пара. К сожалению, меня снова остановили. Еще один здоровый чувак в пончо из черной синтетики. И он тоже хотел денег.

- Пятьдесят баксов, - ровным тоном заявил он.

Ни за какие коврижки.

- Пятьдесят баксов? Я же только что отдала полтинник парню на воротах, чтобы сюда попасть.

Мне была видна только нижняя часть его лица. Он улыбался.

- Это за парковку. Чтобы войти – еще полтос.

Вот гадство. Быть на мели – один сплошной геморрой. Я вытащила кошелек, и тут же несколько человек у меня за спиной разочарованно застонали.

- Дождь, вообще-то, дамочка. Вы бы поспешили.

- Охренительно сегодня будет, - сказал второй, не обращая внимания на слова друга.

- Точняк. Я слышал, его не одолеть.

- Чертовски верно, этот чувак непобедимый. Ты его видел? Он двигается, как гребаная пантера.

Отлично зная, о ком они говорят, я покопалась в кошельке, надеясь найти еще одну заначку на мокко латте. Больше у меня не было ни цента. И, черт побери, лучше бы вся эта лабуда того стоила.

- Ну, не знаю, - сказал кто-то еще. – Я бы его уделал.

Я оглянулась через плечо. У всех друзей оратора отвисли челюсти.

Чувак усмехнулся:

- Если бы он был безоружен, а у меня в руках торчал бы АК-47.

Все рассмеялись, пока не заметили, что я перестала искать деньги. Один из них оттолкнул меня почти на метр.

- Ничего личного, детка. Мы тут на махалово посмотреть пришли.

- Твою мать, началось уже.

Из-за двери послышались приветственные вопли толпы.

- Держи, - кто-то из них вручил охраннику полтинник и проскользнул мимо меня.

Остальные последовали примеру, и вскоре я поняла, каково оказаться в стиралке в режиме отжима. Меня буквально прижало к мужику в пончо номер два, и каким-то чудом в моей руке оказалась бумажка достоинством в пятьдесят долларов. Наверное, это произошло потому, что в тот момент, когда в дверь протискивался последний чувак, я сумела выдернуть денежку. Чувак думал, что заплатил, а охранник – что получил плату.

- Вот, - я протянула полтинник, немного переигрывая с энтузиазмом, но вышибала, похоже, ничего не заметил.

Он забрал у меня деньги и помог войти – то есть, не проявив ни малейшей любезности, втолкнул меня внутрь. Я споткнулась от наплыва других людей, подпирающих меня сзади, и метнулась к относительно освещенному пятачку посреди темного и почти пустого склада. Запах грязи смешивался с запахами пива, дыма и мужских одеколонов. Мне нравится, когда в воздухе витает аромат мужественности. Особенно если это – одеколон.

И все же я была на взводе, когда шагнула вперед.

Чем ближе я подходила к основному зрелищу, тем яснее понимала, что народу тут больше, чем можно было ожидать. Вокруг клетки из рабицы, очень похожей на те, что показывают в кино, только примитивнее, стояли люди – в основном мужчины, – выкрикивая ободряющие короткие фразы. У этой допотопной конструкции не было ни мягких матов, ни канатов, а вход на «ринг» закрывался цепями на замок. Снаружи. Нехорошо. Ой, как нехорошо.

Крики толпы подзадоривали, и было ясно: крови всем хочется больше, чем льющегося здесь рекой бесплатного пива. Напитки оплачены. Ставки сделаны. Кулаки в игре. Меня поразило, как много здесь женщин. Пока я не поняла, что они не кричат, как мужчины. А смотрят. Следят. Тогда-то я и увидела, к чему прикованы их взгляды. Точнее к кому.

К Рейесу Александру Фэрроу.

Не замечая сетки, я сосредоточилась на главном – на шоу, ради которого пришли все эти люди.