Но стоило войти домой…
– Не прячь глаза, – потребовала Дашка.
– Я не прячу.
– Прячешь. – Она указала на свою переносицу, – Сюда смотри.
Глаза ее влажно блестели. Мы стояли посреди комнаты.
– Даш, лучше не будем…
– Будем, любовь моя. Я должна об этом поговорить.
– Хорошо. Только успокойся.
– Я спокойна, как сытый удав. Смотри: улыбаюсь, чечетку могу сбацать. А она там одна.
– Сбацай чечетку, – подхватил я. – Ни разу не видел.
Она поводила пальцем перед моим носом.
– Не собьешь, не старайся. Целых два года носит она в себе этот ад, ей даже перемолвиться не с кем. Бандитов ловит, под пули подставляется – кто о ней пожалеет? Она и напилась-то…
– Дашка, прекрати. Ты так хорошо держалась.
– Да-а, держалась… Теперь, если не поговорю с тобой, развалюсь на кусочки, никакой Мангуст не соберет. – Дарья старалась выровнять дыхание. – Она ведь и напилась потому лишь, что храбрости пыталась набраться для своих откровений. А я… – губы жены дрогнули, – я ударила ее по лицу. Добавила, мерзавка. – Дашка разрыдалась у меня на груди.
Я гладил ее волосы:
– Прекрати. Или я сам чечетку сбацаю.
– Любовь моя, – выговорила она сквозь всхлипы, – реви со мной, дурак.
Похоже, это было предложение, от которого я не мог отказаться. И мы, обнявшись, оплакивали этот мир, который вряд ли могли изменить, однако оставлять в таком неприглядном виде тоже не собирались. Надеюсь, Бог за компьютером ревел с нами заодно. А что еще ему оставалось?
Зазвонил телефон. Мы примолкли. Второй звонок, третий…
– Отвалите, – всхлипнула Дашка. – Не до вас.
Телефон звонил и умолкать вроде не планировал.
– Не отвалят, – резюмировал я, беря трубку.
В ухо плеснул бодрый женский голос:
– Алло! Глеб? Слава богу, я вас застала.
– Проявив завидную настойчивость, – заметил я сухо.
– Узнали? – кокетливо прозвучало из трубки.
– Забыть вас невозможно, Зоя.
Дашка вытерла слезы:
– Что надо этой суке?
– Сейчас узнаем, – буркнул я.
– Что-что? – раздалось из трубки.
Я ответил:
– Жена интересуется, что угодно этой даме. Я заверил ее, что дама, безусловно, поведает нам о цели своего звонка. Итак, Зоя, мы ждем.
Обидеть Зою было нелегко. То есть практически невозможно.
– Дарья назвала меня сукой? – уточнила она.
– Не совсем.
– Как не совсем? Я слышала.
– Вы слышали фрагмент. Словом «сука» лишь начиналась реплика. Что следовало дальше, привести я не решаюсь.
Дашка показала мне большой палец.
Зою будто проняло. Однако не настолько, чтобы Швырнуть трубку. Лишь голос похолодел:
– Глеб, наша газета заинтересована…
– Какая газета?
– «Вечерний курьер». Вы хорошо знаете…
– Какой «Вечерний курьер»? – перебил я. – Тот, который заказал нам статью о ритуалах? Тот, который объявил, что статья превосходная, а затем отправил ее в корзину? Или же вы, Зоя, представляете ныне какой-то другой «Вечерний курьер»?
Возникла неловкая пауза. Моя собеседница, готов поклясться, подбирала стиль дальнейшего диалога. Так и оказалось:
– Могу повторить, – проникновенно произнесла она, – статья была превосходной. Но поймите, Глеб, времена изменились. В вашей статье блестяще прослеживается влияние ритуалов на общество…
– Мадам, я помню, о чем наша статья.
– … от африканских шаманов до инаугурации Президента России. Глеб, нас буквально задолбали звонками с требованиями прикрыть эту лавочку. Что было делать? Открывать военные действия?
Подслушивавшая Дарья выпалила в трубку:
– Угадай часть тела начальства, требующую твоей особой заботы! Из четырех букв, Зоя!
Зоя стоически игнорировала этот выпад, ожидая моей реакции. И я сказал:
– Ближе к делу. Чего вы от меня хотите?
– Не я, а наша газета, – поправила настырная дамочка. – Мы хотим, Глеб, чтобы вы сделали для нас серию репортажей о Французе. О бандите, свирепствующем в Москве. Мы хорошо вам заплатим.
Мы с Дашкой обалдело переглянулись. События этой недели и без того, можно сказать, отплясывают камаринского, а тут еще такой вот искрометный поворот.
– Какой Француз? – прикинулся я шлангом. – В новостях ничего не передавали.
– Ой, не надо! – возмутилась искушенная моя собеседница. – Надеюсь, вы еще не запродали материал «Московскому комсомольцу»? Мы заплатим больше.
Дарья даже послать ее не могла, поскольку не в состоянии была вымолвить ни слова.
Я отчеканил:
– Карты на стол, Зоя. Кто вас навел на меня?
Ответ ее прозвучал торжествующе:
– Информатора не выдаем. Вы знаете правила.
– Да какой там информатор! – выстрелил я вслепую. – Анонимный звонок небось?
Выстрел, похоже, попал в цель.
– Без комментариев, – буркнула она после заминки. – Ну как, поработаем?
– А то! – согласился я с энтузиазмом. – Вот только выясню, что к чему. Что за Француз, откуда ноги растут… Спасибо за горячую тему. Уж я на след выйду, будьте уверены.
Дашка беззвучно рассмеялась.
А в голосе Зои прозвучало смятение:
– Погодите. Глеб… Слушай, ты правда ничего не знаешь?
– Не важно, Зоя. Через день-другой я узнаю столько…
Помянув мою мать, она отключилась.
Я метнул трубку на диван.
Дашка прокомментировала:
– Ни фига себе! Уже круги пошли.
Я ткнул пальцем в свой автопортрет:
– Вот что бывает с Мангустом, нарушающим заповеди. Сидел бы под пальмой, ел бы финики.
Дарья развернула меня к себе.
– А я?
– А ты вытаскивала бы косточки у меня изо рта.
Подумав, Дашка мотнула «конским хвостом».
– Сядем под другую пальму, под кокосовую. Они без косточек.
– Мысль, – кивнул я, глядя в окно.
Сгущались сумерки, по стеклу ползли дождевые капли. Город со своими болячками и неурядицами готовился к ночи.
Дашка встала передо мной:
– Про что морщишь лоб?
– Осталось одно дело.
– Какое?
Я взял ее за руку.
– Пойдем, тебе понравится.
Мы вышли из квартиры под дождь. Дашка следовала за мной, не задавая вопросов. Лишь когда садились в «жигуленок», вздохнула:
– Долгий день, долгие хлопоты.
«Жигуленок» наш понесся по улицам, на которых кое-где зажглись фонари, кое-где не зажглись, а где-то вообще отсутствовали. Увы, Стив Пирс, такова жизнь, от которой ты учил меня держаться подальше.