Четвертый кодекс

***

Евгений Кромлех. Восточный Ацтлан, Чикомоцток, Канария (Фортунские острова). 7 августа 1980 года (12.18.7.2.14, и 8 Хиш, и 17 Шуль)

Одного в сарае он точно застрелил. Может, двух – до того, как подействовал газ и Евгений вновь соскользнул в забвение. Утешение было невеликим – теперь, когда он очнулся и осознал, что его тащат куда-то вверх, а он раздет и спеленат веревками.

Было холодно и страшно. И в нем кипела безумная ненависть, которая от ужаса меньше не становилась.

Его тащили два ацтланца в парадных костюмах ягуаров. Как и говорил Дельгадо – хотя Кромлех не мог точно сказать, реальна была их встреча, или придумана им самим во сне.

Однако полученная в том сне информация, похоже, вполне качественна, а это сейчас было главным.

Он быстро догадался, где они – поднимаются по ступеням Великой теокалли. Еще три дня назад Кромлехи приезжали сюда с экскурсией. Сейчас тут было очень темно, да и обзор небольшой. Евгений лишь понимал, что вокруг него несколько человек.

Когда они оказались на площадке у храма, ситуация стала яснее – еще из-за того, что похитители включили фонари, очевидно, больше не опасаясь, что их увидят снизу. В неверном свете Евгений видел, что, кроме него, здесь еще два пленника.

Илона...

Она еще явно не пришла в себя. Ее дотащили до края платформы и бросили, как мешок. Лунный свет шарил по покрытому синей краской обнаженному телу девушки.

Евгений помнил, что она очнулась позже него, выхватила револьвер, но выстрелить в нападавших не успела. Зато, кажется, успела сделать кое-что еще...

Он не додумал мысль – его отвлек другой пленник, которого несли, вернее, волокли за плечи, позади их всех. Евгений не знал его – молодой парень, тоже голый и синий.

Кромлех прекрасно осознавал, что сейчас должно произойти – он уже видел подобное, во время войны, когда был командирован от Генштаба в союзную Команчерию. В Атлантиде за всю войну не случилось масштабных наземных боевых действий – только налеты авиации и столкновения на море. Но на границах Русской Атлантиды и Команчерии с Великим Ацтланом постоянно случались стычки, засады, налеты, с обеих сторон работали ДРГ, диверсионно-разведывательные группы. Евгений командовал одной из них и во время рейда по тылам противника в пустыне Сонора наблюдал через бинокль, как ацтланские солдаты приносят в жертву воинов чирикауа. Тогда он понял, почему команчи, апачи и прочие местные творят с ацтланскими пленниками ужасные вещи...

Все-таки концепция «драгоценной пищи для богов» накрепко сидела в сознании ацтланцев наподобие архетипа и прорывалась в экстремальных ситуациях. Для них шестеренки вселенной должны были постоянно смазываться свежей кровью – иначе жизнь остановится.

- Mummy, help... - простонал парень, которого ягуары поставили рядом с ним.

Англичанин... Ну да, их игры с Ацтланом периодически приводят к такому финалу. Еще одна жертва во имя Ее Величества. Бедняга.

- Hold on*, - бросил он парню, но тот, похоже, не понял – по всей видимости, был одурманен.

Ягуар грубо толкнул Кромлеха, чтобы тот замолчал.

- Воины Ацтлана, - голос шел из-за угла квадратного храма, где держали пленников. – Сегодня мы исправим наши пути к богам, и они подадут нам свою помощь, в которой до сих пор отказывали из-за нашей собственной лени и трусости.

Евгений узнал голос – тот самый неприятный тип, который накинулся на него в культурном центре. Понятно, что он во всем этом должен быть замешан. Новостью было лишь то, что именно он, похоже, заправляет всей этой проклятой чертовщиной.

И наверняка это он приказал убить Нику!..

Под конец горячечной речи оратор почти зашелся в крике:

- Боги, боги наши! Примите драгоценный плод, который отдает вам наш побежденный враг!

Два ягуара поволокли молодого англичанина за угол. Тот едва переставлял ноги и тихо умолял:

- Please, don't do it, let me go...

Евгений отвернулся к стене храма. Средневековые изображения божеств, вырезанные еще до принятия Восточным Ацтланом веры в Единого, парадоксальным образом были перемешаны с различной рекламной информацией для постоянно толкущихся здесь днем туристов – ацтланцы всегда отличались практичностью. Прямо перед Евгением висела афиша второго фильма победно идущей по мировым экранам космической киносаги «Войны звездных богов». На афише Итцтотек, черный прислужник галактического Папы, отрубал световым макуауитлем руку юному джедаю Койотлю, который потом оказался его сыном. Евгений с Моникой посмотрел этот фильм еще дома, в Святоалександровске. Зрелище было красивым и захватывающим, но, как и во всем ацтланском кинематографе, в глубине его ощущалось нечто кроваво-темное.

Дикий вопль жертвы из-за угла прервался хлюпающим звуком, раздался возглас жреца:

- Мецтли-бог, прими божественную пищу!

Страх и ненависть буквально скрутили Евгения, так, что его чуть не вырвало.

Сейчас они растерзают его, а потом возьмутся за Илону. Сердца женщин главным богам не предлагали, ее смерть, наверное, посвятят кому-нибудь второстепенному, вроде бога торговли Кочиметля, а с телом совершат акт ритуального каннибализма.

Пора.

На Кромлехе быстро разрезали веревки, но тут же крепко охватили с двух сторон, лишив всякой возможности сопротивляться, и поволокли к жертвеннику.

«Господи, прими душу мою», - мысленно воззвал Кромлех, уже много лет не бывавший в храме.

Зрелище на площадке было фантастически красивым и столь же чудовищным. Труп англичанина валялся у стены. Жертвенник окружали оперенные ягуары, завывающие ритуальные песнопения. Главный жрец «кормил» кровью вырванного сердца страшные лики каменных божеств.

Однако, похоже, что-то пошло не так – жрец вдруг замер и поднял лицо к ночному небу. Евгений услышал нарастающий рокот. Воины, тащившие его, тоже повернулись на звук.

Кромлех встретился глазами с Илоной, стоявшей под охраной одного ягуара у края площадки. Взгляд отчаянный и яростный. Наверное, у него сейчас был такой же. На ее синей коже вспыхивали блики от фонарей. Она была напряжена и готова к движению. Казалась архаической статуэткой танцовщицы – древней и юной, начинающей сложный экзотический танец.

Так оно и было: ее руки неожиданно оказались свободными от веревок, и, пока ее охранник таращился наверх, девушка выплюнула что-то в руку. Охранник всполошенно повернулся, но было поздно – раздался резкий щелчок, ягуар схватился за лицо, захрипел и упал. В сарае Евгений не ошибся – Илона успела спрятать во рту нечто полезное.

Но восхищаться девчонкой времени у него не было – он тоже впрягся в работу. Держащий его справа слегка ослабил хватку. Резким движением Кромлех вывернулся из его рук и с силой ударил его ребром босой ноги по голени, одновременно резко толкнув корпусом стража, держащего его слева. Атака оказалась удачной – нога ягуара хрустнула, и он со стоном упал. Повезло.

Второй рефлекторно вцепился в Евгения, но тот успел ударить его правой в висок, и воин слегка ослабил хватку. Кромлех левой попытался провести удар «рука-копье» под челюсть охранника – на сей раз не слишком удачно, тот уклонился. Они сцепились, упали и покатились.

Боковым зрением Евгений видел, что Илона великолепным прыжком ушла в темноту за краем площадки. Он мог лишь надеяться, что с ней все будет хорошо. А ему, совсем обессилевшему, приходилось туго – воин оказался здоровым и подготовленным. Мгновенный взрыв действия полностью опустошил Кромлеха, и он мог лишь трепыхаться, не давая противнику оседлать себя.

Однако диспозиция на теокалли уже изменилась коренным образом.

- Всем стоять! Полиция! – раздался с небес громовой голос.

Над храмом завис вертолет, откуда ударил мощный луч прожектора, беспощадно высветивший всю мизансцену.

- Бросить оружие, поднять руки и не сопротивляться, - вещал через громкоговоритель стальной голос.

Приказ был подкреплен высунувшимся из вертолета стволом крупнокалиберного пулемета.

Противник Евгения замер. Тот, воспользовавшись этим, перекатился под защиту теней у стены храма.

На площадке возникли бойцы в черном обмундировании и круглых шлемах с прозрачными забралами. Ягуары побросали оружие и подняли руки. Прямо перед лежащим К стоял жрец, его окровавленные пятерни тоже были воздеты к небесам. А рядом с ним валялся каменный нож, и Евгений понял, что на сегодня его работа еще не закончена.

Он дотянулся до ножа и сделал несколько змеиных движений к жрецу. Собрал все силы, с яростным криком взвился, одной рукой схватив того за прядь, запрокинув голову назад, а второй с силой провел клинком по горлу.

Острейший обсидиан, лишь раз использованный, легко вскрыл гортань, откуда с легким свистом вырвался воздух. Жрец захрипел и завалился на спину. Кровь с бульканьем покидала его тело.

- Стоять!

Кромлеха ослепил свет тактических фонарей с направленных на него компактных автоматов «Атлатль-8». Он бросил нож и поднял руки. Теперь ему было все равно.

- Не стрелять! – раздался мелодичный голос, в котором, однако, звенела сталь.

Из-за спин полицейских выступила невысокая тонкая фигурка в такой же, как и у них, черной форме и откинула забрало шлема.

- Кромлех-цин, вы – пленник уэй-тлатоани Великого Ацтлана, - глядя Евгению прямо в лицо, произнесла юная антрополог Ленмэна из Ирокезии.

*Держись

Кукулькан-Кетцалькоатль. Лукайские острова, Гуанахани. 9.8.12.5.15, и 7 Мен , и 18 Сак (13 октября 605 года)

Кукулькан тяжело рухнул на теплый песок пляжа, устало вытянув ноги. Годы, конечно, давали о себе знать, но сами по себе они удивлять его не переставали. Он ведь ждал, что, вновь обретя облик человека, попросту умрет от старости. То существо... эгроси... прожило в недрах Марса не меньше пятидесяти земных лет. Больше или меньше, он никак не мог точно подсчитать из-за рассинхронизации. Марс вообще превратился для него в нечто не бывшее, какое-то воспоминание о долгом и грандиозном сне... Но в любом случае, если прибавить его годы до того, как он прошел Мембрану, наберется гораздо больше срока, отпущенного любому человеку. Если следовать логике, он должен был переродиться на Земле ветхим старцем и вскоре умереть.

Но в Мембране логики, похоже, нет. Или она совсем другая, непостижимая. Человек Кукулькан пришел в мир майя в том же биологическом возрасте, в каком эгроси Благой покидал Эгроссимойон – на пике расцвета жизни. Объяснения этому не было, просто факт – весьма воодушевляющий, надо признать.

И он уже на Земле прожил удивительно долгую для человека этого времени – да и вообще долгую – жизнь, сохранив при этом достаточно сил в своем теле. Хотя вот спина с ногами иногда подводят – когда поработаешь физически. Как сейчас, снаряжая судно к дальнему походу.

Кукулькан покопался в плетеной из трав сумочке, лежащей рядом, выудил оттуда приспособления для добычи огня и скрученную из табачных листьев сигару. После нескольких попыток он поджег трут при помощи кремня и куска пирита (одно из первых его нововведений – иначе пришлось бы сейчас мучиться, добывая огонь трением).

Прибрежный ветерок уносил душистый дым на запад, в блистающую бесконечность океана. Кукулькан провожал взглядом легкие клубочки, пропадающие в лазурной дали. Где-то там, за тысячи километров, в Европе завершалось Великое переселение народов. Римская империя канула в лету, в зените могущества Меровинги. Время гуннов истекло, и никто еще не слыхивал о страшных драккарах с севера, а арабы всеми воспринимаются как мирные торговцы.В Мекке Мухаммед недавно женился на Хадидже, ходит с караванами в Сирию и начнет проповедовать о своем откровении только лет через пять.

Еще дальше на востоке Византия сражается с Ираном за Великий шелковой путь. Севернее два года назад надвое распался Тюркский каганат, а южнее, в Китае, через тринадцать лет в муках родится другая великая империя – Тан. Туда – если все сложится, как он задумал – должны в конце концов прибыть корабли из Майяпана, чтобы связать разделенные тысячелетия назад две части человечества. Путь туда уже начал Топильцин, а сам Кукулькан отправляется в противоположную сторону. Королевство вандалов и аланов в Северной Африке давно рухнуло, сейчас эти земли принадлежат Константинополю, но за дальностью метрополии там творится полная анархия. Однако пролив между Геркулесовых столбов ромеи пока держат прочно.

«Наверное, я туда и приплыву, - думал Кукулькан, рассеянно затягиваясь. – Если доплыву, конечно».

Во всяком случае, умений для этого у него было довольно. Даже если не учитывать, что некогда он принадлежал гидравлической цивилизации Эгроссимойона, уже на Земле, в человеческом обличии, не упускал случая совершить морской переход, сделавшись в конце концов неплохим моряком. Как в свое время и воином, правителем, дипломатом... Но предстоящее плавание было непредсказуемым. Он не знал, что с ним будет – как не знал, отправляясь в путь, и Колумб, который должен был высадиться на этот самый пляж 887 лет спустя.

Только вот уже не высадится. А если и высадится, встретит его совсем иная реальность, чем в мире ученого Евгения Кромлеха. Который за проведенные здесь четыре десятка лет сделал достаточно, чтобы история повернулась в другую сторону.

Но правильно ли это?..

Неважно. Он прожил эту жизнь так, как прожил и свершил то, что свершил.

Кукулькан бессознательно провел ладонью по покрытой татуировками и шрамами груди. В их причудливом переплетении крестообразный знак был почти не заметен. Он велел выколоть его там очень давно и лишь потом сообразил, что знак – сакральный и для майя – находится там, где должен был висеть нательный крест, когда-то надетый матерью на шею Жени Кромлеха. Который тот не снимал – сам не зная почему.

И он не знал, почему сейчас вспомнил об этом. Может быть, по ассоциации с формой мачты своей готовой к дальнему – очень дальнему – походу лодки. Мачта и парус – тоже его заслуга. Впрочем, он в свое время лишь подал идею одному лодочному мастеру из касты купцов – пполом. А тот уже сам воплощал ее – стал наращивать борта у здешних огромных долбленых пирог, ставить на них крестообразную мачту с плетеным из тростника или хлопчатобумажным парусом. Потом естественным образом постоянно сновавшие по морю по торговым делам купцы вводили другие усовершенствования. И он продолжал им подсказывать – например, конструкцию неведомого здесь балансира. Так что сейчас в распоряжении Кукулькана было вполне достойное судно, которое – при безумном везении, конечно – вполне способно было перенести его через океан. В общем-то, в его бывшем мире энтузиасты совершали такой же путь и на еще более утлых суденышках...

«Но вот зачем меня туда понесло?..»

Вряд ли он тосковал по родине – родина Евгения Кромлеха была в другом мире, который еще не существует, да, видимо, никогда и не настанет. А родина Кукулькана – в юкатанской сельве.

Он отбросил докуренную сигару, поднялся и подошел к лодке. Вроде, все в порядке: груз под тростниковой крышей в середине большой пироги был рационально распределен, чтобы не нарушить остойчивость, и надежно прикрыт настилом от воды морской и небесной. В основном, пища, конечно: маис в виде сухих лепешек, жареных зерен и муки, тапиока, бобы, сушеные овощи, корнеплоды и фрукты, арахис, мясо чарки, которое прекрасно умеют вялить на островах. В сосудах из тыкв – пресная вода, подсолнечное масло, мед.

Должно хватить – если поймает Антильское течение, не попадет в штиль и буря не потопит или не забросит неведомо куда...

Есть еще рыболовные снасти. Да и много чего. Оружие, например – уже бронзовое, хороший топор, копья и кинжалы. На том конце пути будет не лишним. И золото с серебром там точно пригодятся. Этого у него порядочно, хотя можно было и больше, но негоже набивать лодку в ущерб припасам.

В общем, местный касик жившего на этих островах народа лукайян снарядил его на совесть. Еще бы он этого не сделал: благополучие его племени зависело от фактории пполом, для которых Гуанахани был важной перевалочной базой на торговых маршрутах. Они доставляли товары, обменивали их на местные, а при необходимости помогали отбить приплывавших с юга свирепых людоедов – караибов. Сами же пполом воздавали божественные почести этому таинственному владыке Кукулькану, намеренному уплыть в неведомое.

Вот, кстати, и они.

Размышления Кромлеха прервала приближающаяся экзотическая какофония – заунывный рев раковин, шуршание мараки, скрип гуира и гулкие удары в барабаны. Со стороны построенной прямо на берегу фактории, обнесенной высоким частоколом, двигалась яркая процессия. Впереди – касик. Обычно он обитал в укрепленной деревне в глубине острова, но по такому случаю прибыл со свитой в факторию. В отличие от своих невысоких и хрупких на вид соплеменников, он был довольно внушительного телосложения. Росту ему еще прибавляла высокая тиара, искусно выполненная из перьев. Носил традиционную для островов длинную хлопчатобумажную юбку с узорами, но на торс его был накинут явно доставленный из страны майя богато украшенный разноцветными перьями плащ. Континентальное происхождение имели и его многочисленные золотые, нефритовые и яшмовые украшения. Обтянутое шкурой ягуара, увешанное кистями и перьями длинное копье с бронзовым наконечником подчеркивало его высокий статус. В Майяпане никто не позволил бы столь мелкому владетелю пользоваться ягуарьей шкурой, но на островах управляющие торговых факторий обычно закрывали на это глаза – они же не были имперскими чиновниками, а бизнес такое нарушение вполне стерпит.

Рядом с касиком шел ах пполом йок, купеческий глава, обладавший тут властью куда большей, чем местный вождь, хотя формально Гуанахани, как и прочие острова моря Таино, в империю не входил. Купец был гораздо ниже касика, полноват, одет богато и добротно, но несколько консервативно – в столице так давно уже никто не одевается. Впрочем, Кукулькан уже несколько лет не был в своей столице...

«А теперь Майяпан уже вряд ли присоединит острова», - думал Кромлех, глядя на приближающуюся процессию приплясывающих и нестройно поющих под варварскую музыку полуголых островитян.

В империи многим казалось, что она в зените могущества, но Кромлех, который знал историю будущего, понимал, что упадок близок. Причины, по каким лет двести спустя случится коллапс, деяния Кукулькана не отменили. Нехватка воды, которая в областях майя всегда была проблемой, с изменением климата на более засушливый станет катастрофической. Леса уже сейчас почти вырублены, земля истощается и скоро не сможет прокормить все прибывающее население. Голод вызовет народные мятежи и дворцовые перевороты, города будут разрушены, кровь пропитает землю. Потом придут дикие народы и поработят тех, кто остался в живых. От некогда могущественной державы уцелеет лишь несколько анклавов.

Но знал он и то, что по прошествии времени дикари примут культуру майя и сами станут высокими тольтеками – утонченными философами, астрономами и магами. На переотложенных почвах поднимутся новые леса, среди которых начнут расти города цивилизации-преемника.

В мире Кромлеха этот ренессанс тоже возглавил Кукулькан, который не был им. Может, он появится и в этом мире – какой-нибудь вождь, принявший славное имя. По крайней мере, Кромлех постарался, чтобы оно не было забыто, и чтобы его потомки пользовались почетом и поклонением. Четырех сыновей – «цветов шипа его ската» - он оставил в Чичен-Ице, и старший вполне достойно правит Майяпаном, продолжая его дело. И в Городе богов, где Кукулькан-Кетцалькоатль жил последние четыре года – ветшающем, потерявшим силу и значение, но все еще священном – он породил двоих мальчиков, которым там оказывают те же почести, что и ему.

Так что, когда с севера придут пока еще дикие мешика-ацтеки, старая династия Кетцалькоатля в их глазах останется священной. Может быть, они даже пригласят кого-то из его потомков править ими. Хотя Кукулькан мог на это только надеяться, но повлиять уже не мог никак. Он сделал то, что от него зависело, дальше должна действовать сила вещей, творящая историю.

Но нужно ли было это делать?..

Он так и не решил это для себя, но уходил с легким сердцем. Лишь воспоминания о покинутых детях и умерших женах вызывали саднящую боль в душе, что было простительной человеческой слабостью. Еще он скучал по Аське, прошедшей Мембрану для котов на третий год его жизни в Теотиуакане. У него были ягурануди и до нее, и после, но лишь ее смерть вызвала настолько глубокую печаль.

Его воспоминания прервала вдруг грянувшая тишина – все музыканты разом перестали играть. Процессия остановилась.

Кукулькан поднялся во весь свой громадный для этих мест и времени рост и молча воззрился на пришедших. По знаку касика все они рухнули на песок ниц. Кромлех глядел на обнаженные коричневые, блестящие от пота спины. Такое зрелище было ему не в новинку.

Касик и купеческий глава ползком двинулись к нему. Когда они оказались примерно в метре, остановились.

- Встаньте, - негромко велел Кукулькан.

Оба вельможи поднялись, однако по-прежнему держали лица опущенными. Остальные продолжали пребывать в той же позе.

- Великий Кукулькан, - начал касик.

Его расписанное красными полосами темное лицо, к которому обильно прилипли песчинки, исказилось от напряжения – ведь он общался с богом в ключевой момент существования этого мира.

- Позволь мне не позорить предков своих, позволь мне не опозорить тебя, говоря слова в твоем присутствии!

- Говори, - разрешил Кромлех.

- Ныне бог мой является нам, как смертный, - нараспев начал вождь, - о, Кукулькан, ясно видим тебя! Как прекрасный водяной кипарис, бог мой пускается в воды, в их блестящую гладь. Прекрасный зеленый Пернатый Змей уплывает от нас по божественным водам на змеином каноэ – на восток в центр моря. Вижу наизнатнейших, бьющих по барабанам в цветах душистых. Прощай, мой бог, от дыханья цветов захмелев, я навеки останусь на берегу.

Штиль был высоким – парень явно весьма начитан, может, даже обучался у жрецов на континенте в одной из прихрамовых школ. Туда часто брали варварских юношей – Кукулькан настаивал на этом, когда был при власти, в рамках стратегии сплочения державы. Конечно, подвигнуть жрецов на подобные перемены было сложно, но он научился достигать в этом успеха. Дорогой ценой, правда...

- Разве живем мы с корнями в почве? – в том же стиле ответил он касику. – Нет, не навсегда мы на земле – лишь ненадолго. Из нефрита будь – он искрошится, будь из золота – источится оно, будь из перьев кетцаля – обдерутся они. Ныне Пернатому Змею пора пришла в центр моря стремиться, к богам, его братьям, покинуть народ свой.

Кромлех замолк на пару секунд, держа паузу для того, чтобы сказанное намертво впечаталось в память слушателей. Затем продолжил:

- Но я, Кукулькан, страдаю! Что есть истинная реальность? Будут ли эти слова жить завтра? Существуют ли люди на самом деле? Что продолжит существование?.. Мы живем здесь, здесь пребываем, но мы одиноки, о, друзья мои!

Краем глаза Кукулькан уловил острый блеск взгляда ах пполом йока и насторожился. Мир, из которого он уходил, был еще способен на удар вдогонку. И желающих нанести его оставалось достаточно. Купеческий старшина – если он им был – сделал почти незаметный скользящий шаг по направлению к Кромлеху, и тот приготовился отразить внезапную атаку. Но ее не последовало.

- До свидания, дон Эухенио, - прошептал купец, скалясь в лицо Евгению инкрустированными нефритом и подпиленными, на манер крокодильих, зубами.

Голос его был вкрадчив, а слова зависли между ними, словно были написаны дымом сигары.

Наваждение ушло столь же неожиданно. Купец по-прежнему стоял в отдалении рядом с касиком, оба почтительно склонили головы.

Не произнеся больше ни слова, Кукулькан указал на лодку и отвернулся. Островитяне дружно столкнули судно в воду, и оно запрыгало на волнах прибоя, словно разминалось перед новым этапом бесконечной дороги.

Бог-царь вошел в воду, вступил на борт и начал поднимать парус. Поймав ветер, лодка стала резво уходить от пляжа. Островитяне созерцали действо с благоговением.

- Царь наш вступил в воду, великий бог уходит! – громовым голосом возгласил касик и его люди отозвались воплями и воем, а потом вновь грянули на своих инструментах.

В наставшем хаосе звуков никто не услышал, как ах пполом йок тихо произнес:

- И да вернется Пернатый Змей!