Четвертый кодекс

***

Илона Линькова. Великий Ацтлан, Старая столица (Чичен-Ица). 20 сентября 1980 года (12.18.7.4.18, и 13 Эцнаб, и 1 Чен)

В Великом Ацтлане не любили название Чичен-Ица, обычно именуя этот древний город Старой столицей. В отличие от вторгшихся в Майяпан в темные века тольтеков, поначалу разрушавших майяские города, убивавших их жителей и сжигавших рукописи, чтобы истребить память об империи майя, ацтеки напрямую выводили свою правящую династию от самого Кукулькана-Кетцалькоатля. Соответственно, Майяпан в официальной историографии значился предтечей Ацтлана. Но там до сей поры предпочитали не заострять внимание на том, что создал древнюю империю отнюдь не народ науа. Да и этноним ица не располагал особенно афишировать старинное название города – это майяское племя особенно долго и упорно сопротивлялось ацтекам.

Но для всех майя город по-прежнему оставался Чичен-Ицой, столицей Пернатого Змея, Величайшего, Который Вернется. Вообще, весь этот регион оставался непреходящей головной болью любого правительства в Теночтитлане. Майя, разделенные на разные, часто враждующие кланы, помнящие древние, уходящие еще во времена до пришествия Кукулькана, распри между городами-государствами, по отношению к империи науа дружно испытывали неприязнь, переходящую в открытую враждебность. В этом, кстати, была и причина повального диссидентства в среде ацтланской творческой элиты, в которой этнических майя было более чем достаточно.

В населенных ими восточных провинциях Великого Ацтлана постоянно возникали заговоры и антиправительственные движения. Они жестко подавлялись Теночтитланом, но вновь и вновь возрождались, а в джунглях вечно тлели очаги партизанской войны. Несмотря на то, что Чан Балам, столица повстанцев, был еще в начале века взят и сровнен с землей, а три Говорящих креста показательно сожжены, их культ жил. Теперь, по словам крусоб, волшебные кресты могли появиться и начать пророчествовать в любом месте.

На вечной крамоле майя, проистекавшей из их исторической памяти о прошлом величии, не раз играла разведка Российской Империи. Сыграла и в этот раз.

ДРГ Столярова скрывалась на северо-западе города в бедных кварталах, где жили потомки рабов – самый взрывоопасный контингент Ацтлана, гремучая расовая смесь атлантов и свезенных из-за океана для работ на плантациях белых и черных невольников. Здесь царили лидеры банд и жрецы странных синкретических культов. В этом лабиринте узких улочек, застроенных убогими хижинами и разрушающимися многоквартирниками, никто не обращал внимания на нескольких людей, поселившихся в небольшом домике на отшибе. Мало ли что им надо, контрабандисты, наверное... Если живут там, значит, им позволили местные авторитеты, а простым обывателям соваться в это не нужно – если они не хотят быть найденными с перерезанным горлом.

Авторитеты и правда были в курсе и тоже думали, что имеют дело с контрабандистами. Парочка самых влиятельных, по крайней мере – связь с ними осуществлялЧан Кочуа.Здешний криминалитет имел давние тесные деловые отношения с мятежными крусоб, все поставки оружия и снаряжения в сельву шли через такие окраинные районы юкатанских городов. Конечно, скрывать там заброшенную через Кубу ДРГ из Русской Атлантиды было безумно рискованно. Но именно такой была вся эта операция.

Они безвылазно сидели в этой хижине уже четвертый день, скрытно зайдя в город через леса, которых на Юкатане оставалось еще порядком. Люди Чана к тому времени уже доставили сюда довольно продовольствия, чтобы прокормить несколько дней трех мужчин и двух женщин. Теперь те маялись бездельем в тревожном ожидании.

Выходить на улицу дозволялось лишь ночью. Мужчины целыми днями уныло резались в карты, а Илона с Ленмэной ссорились. Однако и это развлечение было урезано: когда они опасно повысили друг на друга голос, а Ленмэна даже положила руку на томагавк, Столяров так сверкнул на дам глазами, что те сразу осеклись и разошлись по разным углам, продолжая лишь перебрасываться яростными взорами. На задании полковник был вовсе не мягок и снисходителен, и ради поддержания дисциплины в группе не остановился бы ни перед чем.

Первое время Илона не очень понимала, из-за чего это она так обозлилась на могиканку. Началось это еще в кабинете Таманцева, продолжаясь и в Рославле, и в секретном тренировочном лагере на Кубе, куда перебросили их группу, и теперь здесь. Сначала девушке казалось, что ее просто достали ехидные фразы краснокожей, бросаемые по ее адресу. А еще – неприкрытое восхищение, с которым она упоминала о Кромлехе.

Как выяснилось, молодой русский офицер оставил по себе на Атлантическом фронте яркие воспоминания. Во всяком случае, у тех, кто имел отношение к армии и разведке. Атлантам вообще свойственно пристальное внимание к личности, они обычно знали не только своих самых выдающихся воинов, но и воинов противника. У них до сих пор сохранялись песни, прославляющие подвиги героев. Пелись они и о Великом Змее, как они называли Кромлеха.

Во всяком случае, когда Ленмэна вспоминала объект операции, глаза ее загорались. Не было сомнения, что она по уши влюблена и ревновала его к Илоне. А для той состояние могиканской девушки было очевидным – потому что она и сама ревновала... В какой-то момент она призналась себе самой в том, что влюбилась в немолодого писателя... может, не с первого взгляда, но точно с той трагической сцены на черном пляже в лунном свете, когда она видела смерть и убивала сама.

Впрочем, соперницам хватало ума приструнить свои чувства. Они слегка выплеснулись лишь в эти дни ожидания. Дело в том, что Илоне отводилась вполне определенная роль: она установит контакт с объектом, когда спасатели до него доберутся. Кромлех, конечно, герой войны и человек подготовленный, но это было давно. А теперь он в плену у ацтланцев, известных своим умением ломать психику. И кто знает, что ему придет в голову и как он поведет себя, когда увидит прорвавшуюся к нему с боем ДРГ... Так что здесь Илона должна была пригодиться. Что очень не нравилось Ленмэне, которая не упускала случая отпустить по этому поводу колючее замечание. На язык она, как и всякая скво, была весьма остра.

Второй ролью Илоны в группе была связь с большой землей. И, соответственно, ей весь тяжелый путь сквозь сельву пришлось тащить на себе рацию. В группе, как и положено, каждый имел свою специальность. Столяров, помимо того, что был ее командиром, взял на себя обязанности подрывника и заботу о запасах взрывчатки. Поручик Михаил Тюкалов нес РПГ и выстрелы к нему. Хотя, вообще-то, был чемпионом по боевому самбо и отменным ножевиком. А фельдфебель Константин Лелекай – снайпером. Очень хорошим снайпером – очевидно, сказывались гены предков, воинственных охотников-чукчей. Смешливый Мишка Тюкалов, грубовато ухлестывавший за Илоной еще на Кубе, как-то шепнул ей, что на чукотском означает Костина фамилия. Девушка густо покраснела, но хихикнула – перевод был весьма неприличен. Однако Константин всегда оставался невозмутимо вежливым, даже если ему прозрачно намекали на проклятие его фамилии.

Снайпером была и Ленмэна. А еще на нее возлагались контакты с местными – поскольку знала несколько языков разных народов континента, в том числе бывшие здесь в ходу науа, киче и юкатека. Хотя, конечно, все видели по ее внешности, что она с севера, но в Ацтлане было полно выходцев из Северной Атлантиды.

Но главное, все члены группы – кроме, разве что, Илоны – были проверенными и жесткими бойцами, привычными к крови. Своей и чужой. Потому что их план включал в себя тяжелые бои и обильное кровопролитие.

Да что там, он был попросту самоубийственен. По всей видимости, командование не видело других вариантов. Или его поджимало время. Информация, которой мог располагать Кромлех, была бесценна в дни, когда мир оказался на грани самой страшной в истории войны.

Так что лучше бы этот план сработал. Даже если большая часть группы не вернется с задания.

Но случиться это могло, только если не подведет Чан Кочуа. Илона, конечно, знала это имя, вокруг которого было наворочено множество мифов, но впервые увидела носящего его человека лишь в тренировочном лагере на небольшом острове в подбрюшье Кубы, довольно близко к Юкатану. Он назывался островом Сосен и принадлежал кубинским вооруженным силам. Говорили, что это тот самый остров, который описан в знаменитом романе шотландца Стивенсона. Илоне, конечно, это было сейчас глубоко безразлично – может быть, потом дома она откроет зачитанную в детстве книгу и сравнит описание острова сокровищ и свои воспоминания. Если вернется домой... И если захочет это вспоминать.

На острове ее дни были наполнены тяжелыми тренировками. Стрельбы, занятия по рукопашке – их вел Тюкалов, марш-броски с полной выкладкой по лесу, болотам и небольшим здешним горам, отработка штурма укрепленного объекта и эксфильтрации освобожденного пленника. Бойцы группы, кроме Столярова, были посвящены в план операции лишь в общих чертах. Больше они узнали, когда в лагере объявился Чан.

- Добрый путь, товарищи! – возгласил он, вваливаясь в барак, где жила группа и приветствуя их вскинутым кулаком.

- Господа, это Чан Кочуа, наш союзник, - представил его командир.

Илона тысячу раз видела знаменитую фотографию Чана – горящие из-под лихо заломленного берета и густых бровей слегка раскосые глаза. А все остальное закрыто черной маской с дырой для рта, откуда торчит вечная сигара. Без маски это был типичный, мало чем примечательный метис в мятой полувоенной форме с мачете на поясе. Блестящая смуглая кожа, жидкие бородка с усами, давно не стриженая грязноватая шевелюра. Сигара, впрочем, была, и дымил он ею истово. Когда же подошел ближе, Илона поняла, что от него прилично воняет – не только табачным дымом. Похоже, в последний раз он мылся в незапамятные времена.

- Мы будем работать с его людьми, - сообщил Столяров.

Несмотря на преследования социалистов в Российской Империи, за границей имперская разведка вела игры с враждебными Ацтлану левыми движениями. Как на Кубе, где потомки белых и черных рабов два десятка лет назад после долгой партизанской войны свергли правительство ставленника Великого Ацлана, превратившего страну в экономический аппендикс могучего западного соседа. Из-за этого остров до сей поры пребывал в условиях жесткой блокады со стороны материка, получая поддержку от России и ее североатлантических союзников.

Что касается Чан Кочуа, он впервые широко засветился во время кубинской революции. Все мировые СМИ гадали, кем был этот таинственный, всегда скрытый под маской, соратник вождя повстанцев Фиделя Кастро. Инкогнито – но не лицо – открылось много лет спустя. Как и сам Фидель, и его предшественник Эрнан Кортес, провозгласивший независимость Кубы от Ацтлана, Чан был потомком невольников, привезенных с Пиренеев. Однако лишь с материнской стороны, по отцу же его предками были майя-крусоб, адепты культа Говорящих крестов, почти сто лет воевавшие с армией уэй-тлатоани. Отец Чана, потомок местной династии халач-виников, политический и религиозный вождь крусоб, сорок пять лет назад формально закончил войну, подписав мирный договор с Теночтитланом. Но неподконтрольная ему территория в джунглях Юкатана до сих пор фактически имела место.

В последние десятилетия националисты-крусоб прониклись, как и кубинские революционеры, идеями марксизма, причудливо присовокупив его к своим культам духов предков и лесных демонов. При этом считали себя христианами – более в пику официальной идеологии Ацтлана, христианство запрещающей.

После возвращения с Кубы Чан занял ключевую роль в верхушке крусоб – стал тата нохоч сул, «отцом шпионажа», главой разведки и дипломатии. Он разорвал договор с правительством, и война возобновилась, хотя обе стороны пока лишь проводили мелкие операции. Зато Чан прекрасно освоил информационное оружие, постоянно давая интервью журналистам со всего мира. Его маска с сигарой то и дело мелькали на полосах газет по всему миру.

Однако он и впрямь был толковым партизаном, проведшим десятки дерзких операций. И, как выяснилось, давним тайным союзником России.

- За нами находимся вы, - произнес он странное старинное присловье крусоб, сел и стал отчаянно дымить сигарой.

Далее пошло вполне деловое обсуждение подробностей операции.

Крусоб готовили общее восстание майя уже больше года. Сначала оно было назначено на 1 ноября – День мертвых. Но российская разведка настояла на том, что начинать нужно раньше – 23 сентября по европейскому календарю, в День схождения Пернатого Змея. Сначала Илона не поняла, причем тут Юкатан – она думала, что работать предстоит в Теночтитлане. Но Столяров объяснил:

- Объект перевели в Чичен-Ицу, его содержат во Дворце Кукулькана.

Илона вздрогнула – это было первым известием о том, что Евгений жив. Все мировые СМИ наперебой сообщали о таинственном исчезновении на Фортунах знаменитого русского писателя, но мало кто предполагал, что он похищен ацтланцами. А имперская разведка получала от своей агентуры лишь самые скудные обрывки информации.

- Наш агент в Теночтитлане не смог выяснить подробностей, - продолжал Столяров. – Известно только, что это был личный приказ Монтесумы.

Группа тайно высадится с рыбацкого судна на пустынном западном побережье Юакатана, совершит марш через сельву, частично пешком, а частично на предоставленном крусоб транспорте, и спрячется в городе. В день икс их в автофургоне доставят вместе со всем снаряжением в центр Старой столицы, где к этому времени уже соберется экзальтированная толпа майя и туристов со всего мира, собравшихся смотреть на схождение Змея с пирамиды Кукулькана. В толпе будет множество агентов крусоб, которые, после сигнала к выступлению, поведут толпу на ацтланских солдат.

В возникшей кровавой суматохе группа атакует старинный дворец, где держат пленника, вызволит его и снова отступит в джунгли.

- К сожалению, наша агентура и люди крусоб в Чичен-Ице не смогли точно узнать, где именно во дворце находится объект, - добавил Столяров. – Придется выяснять по ходу дела.

«Слишком много придется делать по ходу дела», - тревожно подумала Илона, видевшая в плане огромные прорехи. Она не сомневалась, что видели их и другие члены группы, не говоря уж о Столярове. Но все промолчали. Лишь Чан пафосно заявил:

- Чтобы добиться многого, мы должны потерять все.

Как уже поняла Илона, он был склонен к резонерству и лозунгам не только перед журналистами.

- Вы гарантируете массовое выступление ваших людей в нужный момент? – повернулся к нему Столяров.

- Нечего беспокоиться, - со скрытым высокомерием бросил крусоб. – Мы сделаем то, что должны. Вы делайте свое. Я мечтал об этом дне, еще когда был жив отец. Я свой день не упущу.

Он выпустил очередное кольцо сигарного дыма и заключил:

- Ваш Великий Лев сказал: «Пассионарии стремятся изменить окружающее и способны на это». Майя – пассионарии!

«Кажется, Лев Николаевич сказал это не про майя», - подумала Илона, и вдруг вспомнила, что Кромлех знаком и даже, говорят, дружит со знаменитым ученым-этнологом, известным куда больше своих родителей-поэтов.

Впрочем, что-то в словах Чана о майя было. Илона вдруг вспомнила потрясший ее случай, когда они в сопровождении отряда крусоб шли по сумеречным юкатанским лесам. Вдруг перед ними возникла стена огня. Но не успели все они броситься от нее в ужасе, она оформилась в три призрачных пылающих креста.

И раздался голос – голос ниоткуда.

Бойцы ДРГ рефлекторно залегли, выставив оружие в сторону видения. Но крусоб во главе с Чаном упали на колени и внимали голосу, произносившему слова на местном диалекте, который Илона почти не понимала.

Кресты исчезли через несколько секунд так же внезапно, как появились. Как ни в чем не бывало, майя поднялись с колен и позвали союзников продолжать путь.

- Что это было? – тихо спросила Илона Столярова на привале.

Тот пожал плечами.

- Кто его знает... То ли фокус, то ли гипноз. Но этим они уже больше ста лет ведут за собой людей. Так что пусть будет.

- А что сказал голос?

- «Делайте, что должны и не ждите радости», - ответил командир.