Четвертый раунд

Все дороги ведут в Мадрид

Соперник был силен.

Короткая бычья шея, просторная, густо поросшая волосами грудь, тяжелые плечи, узловатые, набитые мышцами руки… Все говорило о мужской зрелости, о физической мощи. Казалось, он вышел на ринг, ничуть не сомневаясь в победе: одна-две сокрушительные атаки, венчающий их расчетливо-точный удар, и, как говорят, медаль в кармане.

Что думал Алэкс Нэстак на самом деле, никто не знал. Во всяком случае, держался он в соответствии с тем впечатлением, которое успело сложиться у зрителей: неукротимо, как таран, шел вперед. И публике это нравилось; огромное, битком набитое помещение Мадридского Дворца спорта содрогалось от неистового рева всякий раз, едва румын кидался в атаку.

Юоцявичус отступал, разрывая на отходах дистанцию. Пока ему удавалось не сделать ни одной сколько-нибудь серьезной ошибки, удары противника либо не доставали до цели, либо вязли в перчатках. Нэстака это, по-видимому, мало трогало. Чемпион Румынии, судя по всему, сделал ставку на сильный акцентированный удар. В весе семьдесят пять, если такой удар проходит, ничего другого обычно больше не требуется. Алэкс же бил одинаково мощно и с левой, и с правой.

Прямой правой Юозаса, которым он пытался остановить противника, не сработал; румын нырнул под перчатку и, развивая атаку, провел серию крюков в корпус. Юозас на какую-то долю секунды потерял равновесие, сделал шаг назад и, желая спасти положение, ударил левой. Но было уже поздно: мощный кросс швырнул его на пол.

Судья открыл счет.

Юоцявичус, впрочем, уже был на ногах. Он вскочил сразу же, едва успев коснуться спиной брезента. Но зрачки, в которые сейчас внимательно смотрел рефери, предательски плавали: удар явно потряс боксера.

— Два… Три… — считал рефери.

«Неужели не успеет прийти в себя? Неужели прекратят бой?» Юозас стоял прямо, но лицо его все еще не обрело осмысленности.

— Четыре…

Юозас переступил с ноги на ногу и слегка пошатнулся.

— Пять…

Румын опустил перчатки и отошел к канатам.

«Неужели конец?..»

Так, или почти так, уже было. Несколько дней назад. В полуфинальном бою с Брауске.

Шансы этого немца расценивались на мадридском ринге довольно высоко. Прежде, работая еще в полутяжелом весе, он на равных встречался с нашим Позняком; одно это говорило о многом. А в 1970 году, когда Брауске согнал вес и перешел во второй средний, спортивный его авторитет еще более упрочился. Во встречах с боксерами Польши и Болгарии он одержал убедительные победы. А когда в том же году он нокаутировал вице-чемпиона Европы, знаменитого югослава Парлова, звезда его засияла, что называется, полным блеском.

Готовясь к полуфиналу, мы с Юозасом старались учесть заранее все особенности предстоящей встречи. Юоцявичус, вообще говоря, не выказывал на мадридском ринге особой активности, стараясь набирать очки на контратаках и одиночными ударами. Конечно, некоторая пассивность его манеры боя была скорее кажущейся, чем действительной. Просто ему так было удобнее. Высокий рост и длинные руки в сочетании с прямой стойкой не побуждали искать сближения, стремиться сокращать дистанцию. Обладая богатой разносторонней техникой, быстротой реакции, а главное, ртутной подвижностью и чрезвычайной легкостью передвижений на ринге, — редко кому удавалось увидеть, чтобы нога его опиралась на помост всею ступней, — он обычно не спешил форсировать события. Заняв центр ринга, он начинал кружить в этом своем излюбленном положении, подстерегая удобный случай. Редко ошибаясь сам, он предпочитал ждать, когда ошибется противник.

Подобная тактика, как правило, себя оправдывала. Но с Брауске она не годилась. Жесткий левша, а Брауске был именно из таких, заведомо не принял бы такой игры. Он привык диктовать правила партии сам.

— Выжидать, работая на отходах, — с ним это не пройдет! — предупредил я Юозаса. — Брауске тебя попросту съест, если уступишь инициативу. Он только того и ждет. Видел твои первые бои и рассчитывает, что ты повторишься. Сбей его с толку. Навяжи свой собственный темп, атакуй, не давай ему передышки.

Словом, Брауске напоролся на сюрприз. Переиграв немца на первой же минуте, Юоцявичус уже не выпускал инициативу до самого конца. Брауске так и не сумел найти себя; ошеломленный натиском стремительных, быстрых атак, он чисто проигрывал по очкам раунд за раундом.

И все же был миг, когда, казалось, все пошло насмарку. Брауске улучил-таки момент и провел резкий крюк в голову.

— Точка! Снимай его, — сказал мне стоящий рядом главный тренер нашей сборной Степанов. — Жаль, что так вышло, но надо сберечь парня от травмы.

Юоцявичус, встряхивая головой, медленно поднимался с пола. Удар пришелся в нижнюю часть скулы, но я видел, что бросать полотенце рано. Я знал, что Юозас сможет продолжать бой, и оба мы знали, что он его выигрывает. А травма… Моральная травма, пожалуй, могла бы оказаться опаснее физической.

Рефери считал секунды, а я все медлил. Ответственность за здоровье боксера — тяжелая ответственность. Не легче было и сдаться, прекратить бой. Юозас мог не простить мне этого. Немало он положил сил, чтобы попасть в Мадрид…

Каунас, Лас-Вегас, Денвер, Луисвилл, Казань — вехи, которые стояли на этом нелегком пути. Десять труднейших ответственных боев за каких-то полгода! И все выиграны. Золото на первенстве страны в Каунасе дало право на поездку в Соединенные Штаты; Казань подтвердила путевку в Мадрид. И все зря? Все к черту из-за одного случайно пропущенного удара? Нет, это было бы слишком жестоко. А может, даже и неспортивно.

Я еще раз взглянул на Юозаса и убрал полотенце.

Бой он выиграл.

Но уже в раздевалке, когда Юозаса поздравляли с победой, я вдруг поймал себя на мысли, что несколько минут назад слукавил сам перед собой. «Действительно ли случаен пропущенный удар?» — задал я себе тот же вопрос. И на этот раз ответ на него был менее утешителен: «Нет, не случаен».

Впрочем, я знал это с самого начала. Просто во время боя с Брауске мне, видимо, очень не хотелось вспоминать об этом, и память услужливо пошла мне навстречу.

Виной всему был странный на первый взгляд парадокс: левша никак не мог приноровиться к бою с левшой же. А случай — из четырех боев в Мадриде в трех из них — свел Юоцявичуса с боксерами, работающими, как и он сам, в правосторонней стойке. Счастливым исключением оказалась лишь первая встреча в одной восьмой финала: хозяин ринга, испанец Барона, рассчитывал в основном на свою правую руку.

Правда, воспользоваться ей ему так и не удалось. За все три раунда Юоцявичус не пропустил ни одного, даже легкого удара Разжигаемый неистовым ревом трибун, Варона делал все, что мог, бросаясь очертя голову из атаки в атаку, но перчатки испанца рассекали воздух или наталкивались на непробиваемую для его кулаков защиту. Юозас не раз мог послать своего соперника в нокаут, но, понимая, что в этом нет никакой нужды, что бой так или иначе останется за ним, он не захотел напрасно травмировать противника. В награду и зрители, и специалисты не замедлили по справедливости оценить его спортивное благородство. Уже на другой день о Юоцявичусе всюду заговорили как о боксере экстракласса, а судьи и журналисты, отвечая на неизбежную анкету, кого они считают лучшим боксером после первых тpex дней чемпионата, единодушно назвали его имя.

«Юоцявичус дал нам отличный урок настоящего бокса, — писала испанская газета «Марка». — Хотя против него боксировал наш соотечественник, до русского не дошло ни одного удара. Даже легкого. С высоты своего роста он как бы бросал лассо. Контролируя центр ринга, он наносил удары, когда хотел и когда считал это необходимым. Варона не знал, что ему делать. Его сопротивление было безнадежным, но советский боксер, щадя противника, ограничился красивым показательным боем».

Надо сказать, что хозяева ринга далеко не всегда проявляли подобную покладистость и благодушие. Если не считать боя Вароны с Юоцявичусом, во всех остальных поединках, когда принимали участие их соотечественники, страсти болельщиков, подстегнутые пылким южным темпераментом, бурлили вовсю. Однажды чуть даже не дошло до скандала, беспрецедентного в истории бокса.

Когда в равном бою венгра Ботоша и испанца Рубио трое боковых судей — финн, швед и голландец — отдали победу венгру, на трибунах началось что-то невообразимое. Минут тридцать, если не больше, болельщиков не могли успокоить. Стены дворца сотрясались от крика и свиста, со скамей летели шляпы, кожура апельсинов, смятые бумажные кульки, жестянки из-под пива… Рубио подняли над головами и прямо с ринга отнесли на руках к судейским столам. Президент испанской федерации бокса Дуке вначале демонстративно покинул зал, но вскоре вернулся и потребовал собрать экстренное заседание бюро Европейской ассоциации любительского бокса. Там он заявил, что команда Испании отказывается от дальнейшего участия в чемпионате, так как она якобы подвергается дискриминации со стороны судей.

Испанцев удалось утихомирить только на другой день. На чрезвычайном заседании исполкома Европейской ассоциации их кое-как уговорили отказаться от нелепого и опрометчивого решения, которое могло завести чемпионат в тупик.

Страсти наконец улеглись. Испанские боксеры продолжали выходить на ринг, а двое из них — Эскудеро и Родригес — добились в тот же день убедительной победы.

Юозас тоже выиграл свой четвертьфинальный бой. И тоже вполне убедительно. Однако начался он для него весьма драматично.

Его противник, поляк Витольд Стахурский, оказался первым левшой из числа тех, что встали у него на пути к заветной золотой медали.

Нельзя сказать, что Юоцявичус не готовился к боям с противниками, работающими в правосторонней стойке. Перед чемпионатом он провел немало спаррингов с левшами. Однако приспособиться к «окаянной руке» он по-настоящему так и не смог. Сам левой бил неплохо, а вот с защитой против схожих ударов левши у него не клеилось. Брауске, например, отправил его в нокдаун именно таким ударом.

То же самое произошло и в бою со Стахурским.

Весь первый раунд Юоцявичус работал уверенно. Великолепная, тонкая игра ног — недаром его называли балериной на ринге — помогала ему уходить от ударов противника и довольно легко набирать очки. Раунд, бесспорно, оставался за ним.

И вдруг, почти перед самым ударом гонга, Юоцявичус упал. Это случилось настолько неожиданно, что большинство зрителей не успело сообразить, что, собственно, произошло. Многие решили, будто он поскользнулся. Тем более что поляк в тот момент находился в защите и, как казалось, не мог атаковать.

Атаки и в самом деле не было. Стахурский, стремясь избежать ударов, низко согнулся, перекрывшись перчатками; по существу, это мало чем отличалось от глухой; защиты. Юозасу, казалось, ничто не угрожало И все же это было не так; меняя положение тела, он на мгновение оказался раскрыт для удара слева, и Стахурский это мгновение использовал. Резко распрямясь, он нанес сильнейший боковой удар левой через плечо противника

Юозас, правда, тотчас же вскочил на ноги, но судья уже открыл счет. Нокдаун!

По правилам нокдаун оценивается в одно очко, так же, как обычный удар. Но судьи не только подсчитывают очки, в своих оценках они руководствуются еще и общим впечатлением. И если боксер, пропустив сильный удар, оказывается в состоянии нокдауна, он, разумеется, теряет тем самым в глазах судей.

И в общем-то это справедливо. Конечно, с точки зрения чистой техники один правильно нанесенный удар ничем не отличается от любого другого — здесь важен сам факт, а не его результат; больше ударов — больше очков, больше очков — выше мастерство боксера. Но, с другой стороны, исход боя зависит не только от числа пропущенных и нанесенных ударов. Огромную, а подчас и решающую роль играет не их количество, а именно качество, другими словами, их сила и точность. Сильный и точный удар приносит не только очко, он, что гораздо важнее, еще и ошеломляет боксера, ослабляет противника и физически и морально. А значит, его воздействие на дальнейшее развитие поединка более активно, чем от тех ударов, единственная цель которых набрать побольше очков.

Судьи, естественно, хорошо это знают. Оттого-то, даже если боксер не упал, устояв на ногах после потрясшего его мощного удара, рефери все равно открывает счет. Иначе боксеру пришлось бы туго: практически он на какое-то время становится беспомощен, и противник легко может воспользоваться этим. Словом, нокдаун — вещь серьезная. Именно так к нему и относятся судьи. Они обычно рассматривают его не как случайность, не как результат стечения каких-то неблагоприятных обстоятельств, а как грубую ошибку, откровенный просчет боксера.

Ошибка Юоцявичуса была очевидной. Первый раунд остался за его противником.

Во втором раунде поляк сразу же ринулся в атаку. Он хотел закрепить успех. Как опытный боксер, Стахурский понимал, что технически он вряд ли сумеет переиграть своего соперника — Юоцявичус славился тем, что почти никогда не проигрывал по очкам, — значит, его нужно попытаться сломить физически, навязать невыгодный ему ближний бой. И тут Юозас сделал еще одну ошибку. Желая, видимо, сгладить в глазах судей неблагоприятное впечатление, он пошел на сближение, рассчитывая провести свой коронный прямой левой. Ему это удалось. Но удар, хотя и прошел, оказался все же недостаточно точным. Поляк сместился чуть в сторону и с шагом вперед нанес молниеносный хук в голову.

Юоцявичус вновь оказался на полу.

На этот раз он поднялся на ноги уже не столь быстро. Стахурский, едва судья перестал считать, рванулся вперед. Юоцявичус перехватил удар на перчатку и вошел в клинч. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Едва Стахурский начинал очередную атаку, Юозас либо липнул к нему, либо отступал, разрывая дистанцию отходами назад. Нырками или уклонами он вообще не защищался, больше рассчитывая на ноги, чем на поясницу. Здесь, кстати, скрывался еще один его недостаток — чрезмерная статичность стойки. Нырки и уклоны, особенно в бою на ближней и средней дистанциях, — защита труднозаменимая. Но нет боксера, который бы одинаково хорошо владел всеми элементами искусства боя. У всякого свои особенности, свои излюбленные приемы развивать атаку, парировать удары противника.

Второй нокдаун как бы напомнил об этом Юоцявичусу. Оправившись после удара, он поспешил вернуться к естественной для себя манере боя. Казалось, нокдаун ему был необходим, чтобы собраться и начать работать в полную силу. Во всяком случае, картина боя теперь резко изменилась. Уверенно пресекая правыми прямыми атаки противника, Юозас обстреливал Стахурского с дистанции. Его удары все чаще находили цель, обретая былую уверенность и точность.

Поляк почувствовал, что инициатива ускользает из его рук, и попытался вернуть утраченное преимущество. Считая, видимо, что Юоцявичус лишь старается показать, будто окончательно пришел в себя после двух нокдаунов, Витольд Стахурский пошел напролом. И тут-то Юозас продемонстрировал свое мастерство в полном блеске. Избегая встречного боя с его неизбежной «рубкой», как называют боксеры откровенный обмен ударами, Юоцявичус противопоставил натиску ураганных атак ювелирную точность движений, опирающуюся на великолепное чувство дистанции, быстроту реакции и блестящую работу ног. Практически он стал неуязвим для противника. Серии поляка повисали в воздухе, и со стороны казалось, словно тот ведет бой с тенью. Однако тень эта обладала увесистыми кулаками и, умело пуская их в ход, проявляла тем самым свою несомненную и весьма убедительную вещественность. И когда Стахурский, заканчивая очередную атаку, вложил в завершающий удар весь вес своего тела, Юоцявичус быстро сделал шаг назад и, молниеносно изменив положение ног, нанес резкий встречный левой.

Стахурский как подрубленный рухнул на брезент.

Это было как в замедленной киносъемке. Разница в скорости оказалась настолько заметной, что казалось, будто поляк движется во сне. Пока его перчатка, направленная в голову противника, описывала в воздухе свою траекторию, Юозас мягким, но стремительным движением отступил на безопасную дистанцию и, резко развернув правое бедро, послал корпус навстречу сопернику, усилив за счет его массы удар. Стахурский наткнулся на него, как на обух.

Весь третий раунд игра, что называется, шла в одни ворота. Это было очевидно и судьям и зрителям. Стахурский уже ничего не мог сделать; за все три минуты до гонга он не сумел больше провести ни одного удара. Юоцявичус, опережая всякий раз противника, спокойно набирал очки.

Под аплодисменты трибун судья на ринге вздернул вверх его руку.

Победа была бесспорной и не оставляла сомнений. И хотя фактически все решил третий раунд, однако Юоцявичус сумел показать, чего он стоит. Воля к победе, упорство истинного бойца и неподдельное, без позы и бравады, мужество — эти качества, которые он вновь блистательно проявил в очень трудном для себя бою и без которых нет настоящего боксера, постоянно выручали его в ответственные моменты и вместе с тем помогли снискать симпатии зрителей. Они, эти симпатии, неизменно сопровождали каждое его выступление на мадридском ринге, вплоть до завершающего финального поединка с румынским боксером Нэстаком…

На счете «семь» судья наконец разрешил продолжать схватку.

Румын сразу ринулся в атаку, он, кажется, уверен, что бой им уже выигран. Финт правой, и тут же мощный боковой слева. Юозас уклонился и вошел в клинч.

Я взглянул на табло: до конца второго раунда оставалось чуть меньше минуты. Не так уж много, но иной раз минута для боксера — вечность.

Ринг не знает пощады. От пропущенного тяжелого удара гудит в голове, тело наливается слабостью, ноги подкашиваются, руки плохо слушаются, а противник свеж и полон энергии, он бьет, бьет слева и справа, бьет снизу, бьет в корпус и в голову, бьет прямыми и хуками, размашистыми могучими свингами, резкими апперкотами, сокрушительными кроссами… Он бьет, а тебе надо выстоять. Спорт — это равные условия. Но сейчас равенства нет, и никто не придет на помощь. Судья сделал все, что мог; глядя в твои зрачки, он ждал, когда к тебе вернется сознание, и оно вернулось. Но ждать, когда вернутся и силы, когда ты вновь обретешь утраченную после пропущенного тобой сильного удара подвижность и быстроту, — на это у него нет права. Конечно, есть еще секундант, он может выбросить на ринг полотенце. Но это значит, что ты проиграл бой. А проиграть его ты не хочешь. И значит, остается одно — превозмочь себя и продолжать поединок. Таков бокс. И его нельзя изменить. Большие, мягкие, как подушка, перчатки и защитные, вроде хоккейных, шлемы на голове — все это чепуха; никогда ни один настоящий боксер не согласится выйти на ринг с такими унизительными предосторожностями. Ринг не знает пощады потому, что он не желает ее, и еще потому, что он не место для слабых.

Юозас все это хорошо знает. Он сам мог бы сказать все это вслух вместо меня — все то, что пронеслось в моих мыслях, когда я взглянул на большие световые часы, — но у него сейчас нет времени для разговоров. До конца раунда осталось меньше минуты. Ему нужно не просто выстоять эти несколько десятков секунд, нужно еще самому вести бой. Судьи у ринга ведут счет не секундам, а нанесенным ударам.

Нэстак вновь в атаке. Два его боковых только что прошли в корпус; сейчас он сблизится еще и ударит снизу. Но Юозас опережает и бьет сам. Очко отыграно. А вот это уже серьезнее: финтами правой Юозас раскрыл защиту, его левая метит в печень. Румын быстро опускает локоть, но Юозас мгновенно выпрямляет ногу и переводит удар выше, туда, где чуть приоткрылась челюсть. Голова у Нэстака дернулась: удар прошел, но в нем не было достаточной резкости. Юозас, видимо, еще не вполне восстановил после нокдауна свои силы.

Нэстак контратакует. Его удары гораздо резче. Мощные, узловатые, как у штангиста, короткие руки чудовищно сильны. Но в них нет нужной выносливости, они скоро устанут. Вряд ли румына хватит на третий раунд.

Табло показывает, что осталось всего пятнадцать секунд.

Боковой румына опять достал Юоцявичуса. Юозас тут же отвечает двойным левой в голову. Два очка против одного. Но Нэстака это не волнует. Взглянув на циферблат часов, он бросается напролом. Он почти не защищается; Юозас успевает нанести еще один прямой левой, но румына это не останавливает: прорвавшись, он обрушивается на противника бурной многоударной серией. Юозас защищается…

Гонг.

Два раунда позади. Юозас в своем углу сидит на маленьком складном табурете и тяжело дышит. Ему здорово досталось. Концовка второго раунда за румыном. Но впереди целых три минуты: вполне достаточно, чтобы выиграть поединок.

А если нет? Если победа достанется Нэстаку?

Восемь золотых медалей уже разыграно. У нас пока одна — в первом среднем весе. Ее в бою с трехкратным чемпионом Югославии Светомиром Беличем добыл волгоградец Валерий Трегубов. Ему же присудили и специальную медаль лучшего финалиста чемпионата. Но она не в счет. Очки начисляются лишь за призовые места. «Золото» — семь очков, «серебро» — пять, «бронза» — три с половиной. У нас пока пятнадцать с половиной очков. Румынская команда успела набрать тридцать семь с половиной: четыре серебряные и пять бронзовых медалей. Если выиграет еще и Нэстак… Впрочем, румын теперь все равно уже не догнать. Борьба идет лишь за второе и третье места. Обидно, но ничего не поделаешь.

Этот чемпионат для советской команды уже десятый. Пять раз мы были первыми. Завоевали тридцать шесть из девяноста одной золотой медали. Трегубов сегодня добавил тридцать седьмую. Четверо — Степашкин, Енгибарян, Лагутин и Попенченко — вошли в так называемую десятку лучших боксеров-любителей всех времен… Вроде бы есть чем гордиться. А может, лучше сказать — было. Да, так, пожалуй, будет вернее. Лидерство мы утратили еще в 1967 году, в Риме. Сначала уступили полякам, спустя два года проиграли румынам. Рим, Бухарест, теперь вот Мадрид — на первом месте опять команда Румынии… Даже если Нэстак проиграет.

«А он проиграет?» — спрашиваю я себя, глядя на румына.

Нэстак сидел, расслабив свои могучие мышцы; вблизи он выглядит еще массивнее. Дыхание, правда, у него тоже сбито; дышит прерывисто, всей грудью, стараясь захватить в легкие побольше воздуха. На майке темные пятна пота, шея и плечи мокрые. И все же, несмотря ни на что, сил у него еще много, хотя выложился он порядком. Наверняка будет опять лезть напролом…

Выдержит ли Юозас? Должен выдержать. Лицо его, и без того худое, еще больше осунулось, щеки ввалились. Но взгляд жесткий, полон решимости. О нокдаунах он, конечно, не забыл, но психологически уже отстранился от них. И все же подбодрить лишний раз не помешает.

— Ну как ринг? Не слишком мягкий? — говорю я. Шутка тут лучше всего: с кем, дескать, не случается.

— Нормальный! — отзывается он, и уголки губ вздрагивают в едва приметной улыбке. Я знаю, что конец старой присказки, хотя и невысказанный вслух, проскользнул в сознании: «Только вот челюсть у противника попалась крепкая».

Что же, челюсть у противника всегда крепче, чем нам хотелось бы. У Нэстака, например, думать так тоже есть все основания. Хотя через несколько секунд он непременно постарается доказать обратное…

Через несколько секунд ударит гонг и начнется последний, третий раунд финальной схватки. Все ли я сделал для того, чтобы Юозас смог выиграть этот бой и стать первой перчаткой Европы? Всему ли я научил его, все ли смог передать из того, чему за долгие годы научился сам…