Четвертый вектор триады

Слог 14 КРУГОВОЙ БОЙ

Лэйм

Урочище Нетопырей

Поздний вечер

Ночь стремительно опускалась на Урочище Кашляющих Драконов.

Налившиеся чернотой тени начали выплескиваться из своих дневных убежищ, и мутная пелена полумрака, затопившая извилистое дно каменной теснины, постепенно густела. Свет уходил куда-то вверх, туда, где за гребнями каменных стен еще алели последние лучи кровавого заката.

Скалы, остывая, слегка потрескивали, и казалось, что с неба падает невидимый и потому опасный град.

Люди, стараясь не поддаться ощущению надвигающейся беды, тихо переговаривались. Сан выбрал себе место на вершине высокого утеса, достаточно широкого для маневра и достаточно ровного для скользящих шагов кругового боя. Своих бойцов он расставил в нишах под нависавшими каменными выступами с таким расчетом, чтобы нетопыри не могли напасть сверху. Кроме того, позади каждой пары бойцов был укреплен факел, который надлежало зажечь при первой атаке врага. Свет должен был бить нетопырям в полуслепые глаза, в то же время помогая людям направлять свои удары.

Когда Сан разъяснил бывшим рабам, что и как они должны делать, на их лицах впервые проступили улыбки. Действительно, в таких условиях преимущества стремительных и маневренных нетопырей сильно уменьшались и при определенном везении появлялись реальные шансы дожить до утра.

Правда, решение Сана расположиться на верхней площадке было встречено гробовым молчанием. Айсгард, уже вполне оправившийся от нокаута, пытался отговорить непредсказуемого монаха, но безрезультатно.

Теперь Сан стоял в центре плоской вершины, сжимая в руках свое любимое оружие — парные секиры «север—юг».

Последние отблески заката погасли в быстро чернеющем небе, и в неподвижном воздухе захлопали кожистые перепончатые крылья. Волна за волной черная нечисть извергалась из пещер и гротов, взбивая воздух, как мутный смертоносный коктейль.

Сан с некоторым облегчением почувствовал, что у врагов нет никакой особенной стратегии. Они просто жаждали наброситься, впиться кривыми когтями в трепещущее мясо, прокусить артерию и пить, сосать, глотать терпкое, пульсирующее пойло…

Сан с отвращением ощутил, как широкие пасти, усаженные острыми зубами, наполняются слюной и пищеварительным соком. Нетопыри почти не кричали. Они снова пытались восстановить утраченный контроль над горсткой обреченных бурдюков с питательной жидкостью.

Сан, готовый к ментальной атаке, накрыл отряд радужным коконом зеркального блока, строить который он научился совсем недавно и еще не имел возможности опробовать в реальных условиях.

Блок сработал.

Зеркало надежно изолировало энергетические центры двух десятков homo sapiens, четырех мышей и одной змеи, свернувшейся где-то на уступе. Сан почувствовал не только облегчение, испытываемое людьми, но и восторг теплых серых комочков, впервые в жизни ощутивших себя в безопасности. Змея излучала удивление и недоверие. Она привыкла полагаться на собственные силы и не хотела помощи ни от непрошеного друга, ни от врага, ни от самого Бога.

Почувствовав тщетность своих попыток, крылатые бестии закричали зло и пронзительно.

Мыши, не понимающие, что происходит, забились в самые дальние углы своих нор, а люди крепче сжали свою единственную надежду — куски отточенной стали, вместившие в себя мудрость мастеров прошлого и восторги археологов будущего.

Сан знал, что нетопыри-мутанты гораздо крупнее своих предков. Некоторые самцы достигали размеров крупной собаки. Он прикинул средний вес нетопыря, помноженный на его скорость. Выходило не так уж много. Ну, скажем, бросок волка или прыжок гиены. Вполне хватит половины оборота на одну тварь.

Сатвийский послушник крепче впечатал стопы в базальт площадки. Теплая тяжесть потянула поясницу вниз. Отяжелевшие руки, до половины бицепса закрытые кожаными нарукавниками, округлили плечи, бедра пружинисто сдавили бока несуществующего тигра. Сан последний раз обвел глазами пределы своего маневра. Маловато, но, как говорил Девятый Патриарх: «Если помыслы чисты, хватит площадки в четыре цуня».

Медленно и плавно он двинулся по кругу, чувствуя подошвами каждую шероховатость, каждую трещину.

Первый нетопырь попался на нисходящего «дракона» левой секиры. Его обезглавленная туша ударилась о край площадки и осталась лежать, нелепо изломав перепонки крыльев. Второй мерзко оскалившийся вампир всей своей массой напоролся на иньского «ястреба» и, хрипя перебитой шеей, скатился куда-то вниз.

Одна за одной серебристыми молниями вспыхивали и гасли волшебные триграммы Первого Патриарха.

«Единорог читает книгу» — и черная тень, опрокинувшись, летит вниз, оставляя за собой шлейф боли и внутренностей.

«Медведь отгоняет пчелу» — и мохнатая голова с хрипом теряет верхнюю половину, как спелый арбуз под неосторожным ударом тяжелого деревенского ножа.

«Ястреб кувыркается между деревьями» — и взмах секиры заставляет нетопыря кувыркаться среди камней, оставляя на них клочья кожи и осколки зубов.

Мысли исчезли, погасли чувства, пропало ощущение тела.

Мир стремительно вращался, пропуская через себя потоки энергии, рождаемые гармонией взмахов и шагов. Неистовые раскрывания и закрывания пульсировали в бушующем смерче Восьми Триграмм, реализуясь спонтанно и свободно, пустота и полнота играли друг с другом в бешеном коловращении кругов и спиралей, восьмерок и петель… Теперь нужно было только соответствовать этой, созданной трудами Великих Патриархов реальности Ба Гуа, соответствовать до тех пор, пока не иссякнут куски черной жизни, бросаемой в сверкающую мясорубку безжалостной волей Темных Иерархий, пока не кончится божественное озарение и не вернется способность отделять себя от Бога, проклятая и благословенная способность Человека, Изгнанного из Рая…

Мир остановился внезапно, как замирает метательный нож, с гулким стуком входящий в центр мишени. Глухой хлопок удара еще сотрясает лезвие, и рукоять, постепенно успокаиваясь, вибрирует, удовлетворенно улыбаясь пославшей ее руке.

Сан стоял в «змее», опустив гудящие энергией руки. Канат натяжения, перекинутый через плечи, постепенно ослабевал, и сила, жаждущая продолжения битвы, отступала к позвоночнику.

Мыши были живы, хотя и отчаянно боялись. Почти все люди были ранены, но умерли всего трое. В левую щеку впилась наглая саднящая боль и отчаянно старалась болеть сильнее прокушенного плеча и раненой шеи. Рядом с утесом появились три незнакомых мозга, один явно нечеловеческий.

«Тогда считать мы стали раны, товарищей считать…» — раздались вдруг в мозгу слова незнакомого поэта. Такое с Саном случалось часто. Откуда-то из глубин приходила музыкальная тема, или картина, или строчка непонятной песни. «Откуда и почему, я не знаю, да я тут и ни при чем!» — послушно выдало подсознание. Юноша ощутил могучую волну энергии, пришедшую с этими словами, и порадовался встрече с еще одним незнакомым, но, безусловно, великим человеком.

Сан намеренно не спешил встретиться глазами с драконом, который уже несколько минут пытался поздороваться и выразить свое восхищение. Всегдашняя осторожность сатвийского воина накрыла мозг маскировочной ментальной сетью, и теперь он снаружи ничем не отличался от обычного серого вещества в голове обычного серого человека.

Ночь, очищенная от нечисти, стала гораздо светлее. Яркие южные звезды восторженной толпой обступили ослепительно белый лик ночного светила, слегка подпорченный темными впадинами глаз и беззубой усмешкой Лунного Демона.

Сан давно заметил, что над человеком, выполняющим внутреннюю работу, небо очищается. Когда восемь старших мастеров во главе с Настоятелем выполняли ритуальное Тао Пяти Превращений, даже тяжелые дождевые тучи покорно расступались, открывая высокое, зовущее неземным светом Небо.

«Тебе все-таки придется спуститься. Ведь не собираешься же ты торчать здесь до утра», — явилась вдруг непослушная мысль, и Сан наконец понял причину своей нерешительности. Внизу, рядом с драконом, была она. Приподняв краешек защитной сети, юноша уловил уважение и любопытство. Но, увы, оба этих чувства принадлежали коллеге по боевому искусству. Истинно женская половина девушки гораздо больше симпатизировала высокому эльфу, стоящему рядом с ней.

«Эльфы неслышно ступают и прыгают с большой высоты», — подсказала память.

Учитель вряд ли одобрил бы мальчишескую выходку любимого ученика. Но фигура в желтом одеянии, долгое время стоявшая неподвижно, вдруг вспорхнула с вершины каменного утеса высотой не менее пяти человеческих ростов. Приземление получилось не таким эффектным, как хотелось бы. Сану удалось погасить инерцию чудовищным усилием бедер, но под носок левой ноги подвернулся неустойчивый осколок базальта, и лишь учтиво подставленный драконий хвост позволил сохранить правильное положение.

— Я благодарю тебя, — Сан склонил голову, за последние несколько дней покрывшуюся жесткой щетиной волос.

Дракон утробно рыкнул, что долженствовало означать: «Не стоит! С кем не бывает!»

— Да пребудет с тобой Сатва! — Эльф поднял руки в ритуальном приветствии. — Меня зовут Делон. Мы с Эйбом и Леттой были свидетелями твоего боя. Круговая техника очень впечатляет!

— Я умею только то, чему меня научили наставники, — Сан слегка улыбнулся Делону. Было удивительно приятно чувствовать гордость за свою школу, за своих учителей и за себя, сделавшего то, что должно.

— «Я видел так далеко только потому, что стоял на плечах гигантов…» — сказала вдруг девушка каким-то особенным, отстраненным голосом.

Она некоторое время слушала отголоски своих слов, а затем, неуверенно переводя взгляд с монаха на эльфа, спросила:

— Это сказал кто-то из великих?

Видя, что они молчат, она пожала плечами и, как бы оправдываясь, заговорила:

— У меня иногда бывают внезапные озарения. Как будто кто-то вкладывает в голову чужие мысли. Иногда мне кажется, что я уже жила однажды. Где-то в другом, более благополучном мире…

Видя, что эльф задумался, Сан заговорил, тщательно взвешивая слова:

— Я тоже испытывал подобное чувство. Последователи Сатвы верят, что люди рождаются многократно в разных телах и под разными именами. Наше Рождение произошло не двадцать и даже не тысячу лет назад. Срок нашей истинной жизни не измерить солнечными часами. Для этого нужен иной, звездный инструмент. Да и что может сказать о вечности бабочка-однодневка?

Эйб, не совсем понимающий этого философского диспута на поле битвы, попытался деликатно кашлянуть. Сан и Летта одинаково резким движением повернули голову на звук. Увидев их мгновенно преобразившиеся фигуры, Делон рассмеялся радостно и совсем не обидно:

— Вот теперь я окончательно понял, что мне пора уходить из Пограничного Дозора. Глядя на вас, друзья, трудно считать себя опытным воином. Прежде чем мы расстанемся, я хотел бы попросить вас дать мне несколько уроков.

— Ты, конечно, шутишь? — Летта посмотрела на эльфа с легкой укоризной. — Чему могу научить тебя я, еще час назад ни на что не способная?

— Кроме того, — в свою очередь вступил Сан, — я слышал, что в поединке на мечах смертный всегда уступит эльфу, каким бы искусным он ни был.

— Так говорил твой Учитель? — спросил Делон, пристально глядя сатвисту в глаза.

— Нет! Он такого сказать не мог. Мысль о неминуемом поражении — это уже само поражение!

— Почему же тогда так говоришь ты?

Пауза повисла над Саном, как промежуток между молнией и громовым раскатом.

Медленно опустив взгляд, послушник склонился перед эльфом.

— Видишь, не ты, а я получил сегодня урок.

— Надеюсь, ты все же не откажешь мне в поединке? — Делон снова улыбался, озорно блестя золотистыми эльфийскими глазами. — Днем, когда мы все отдохнем, — быстро добавил он, видя напружинившиеся плечи Сана.

«Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек тебе Учитель…» — тихо сказала Летта, глядя вслед странному монаху, который, несмотря на свое несомненное мужество, боялся встречаться глазами с девушками.

Подмирье

Спецсектор Промежутка

— Да-а. Остроухий на драконе — это не шутка. Это, я тебе скажу, целая куча дерьма! Обоим нам с головкой да и рогами в придачу. Прямо Война назревает. Если нужно будет этого Стража кончать, то без пары рарругов и взвода троллей ни за что не справиться. Да и с ними в авангарде придется потеть кровавым потом. Через все дырки. И дырок к концу разборки сильно поприбавится. Че молчишь, Лупоглазый?

— Дык, я че? Я, как ты. Живот вот что-то барахлит. И поясницу ломит. Я так мыслю: Война — это не про нас. Это пущай сильники бодаются. Мы с тобой для других делов деланы! Как бы нам с етой лямбды соскочить, а, Струмчик?

— Тут ты, Твур, прав. Крыланы на Лысого дуром поперли. И где они теперь? Все скалы вокруг тушками усеяны! Слушай, а здорово он их! Хоть он и гад и на лысину его смотреть тошно, но ведь хорош был? Просто смерч какой-то, а не руконогий! Я бы хотел так выучиться! Я ведь в детстве о Спецкоманде мечтал… Но как он их! Красота, да и только!

— Ты, Ушастый, вовсе сбрендил. Он нас, можно сказать, опять заставил сопли жевать, а ты им восхищаешься! Слово-то какое противное выискал: «красота»! Это где ты слышал такую гадость? Сволочь твой Лысый, Распроклятый эйнджел и мразь руконогая! Он доиграется, наплюю на все приказы, сам наверх вылезу, подберусь ночью и шильцем в печень. И сдохнет, сдохнет, сдохнет!

— Охолони, Лупоглазый! Забыл? В собственном теле нам наверх никак нельзя! А ну как он твою лапку с шильцем на полдороге перехватит? Он же тебя на медленном огне жарить начнет, и ты все стремительно вывизжишь. И про Заказ, и про Его Самость, и про Самого со товарищи. Тут уж тебе смертью не отделаться! Будешь по Дну на брюхе ползать. Вернее, на том, что у тебя там останется! Первейшее наше правило: наверх только в казенных телах!

— Да я секу, не боись, это я так, покипел малость… Но смыться из такой истории не мешало бы. Чую я, мы с тобой в этой игре вроде разменной монеты. Чуть что, от нас все откажутся — и тютьки, суши копыта! Может, нам наверх запроситься? Вроде на передовую, героев из себя покорчить, а там затеряться ненароком на времечко. Потом появимся после всего, соврем что-нито Шефу. Он, конечно, поорет, погромыхает и утихнет. И настанет у нас опять прежняя развеселая жизнь!

— Ты, Лупоглазый, после приступа страха начинаешь быстро соображать! Я эту мысль уже давно думаю! Уже и тельце себе новое заказал. Модель О-13. Помнишь?

— Как не помнить! А зычно мы тогда порезвились! Как щас перед глазами твоя чешуйчатая харя с клыками поперек губ. Орк в нашем положении — самое то. Бегает шустро — раз, прячется в скалах прехитро — два, жрет что попало — три, света не боится — четыре! Мне не додумался тельце заказать, а, прозорливец ты наш?

— С тебя магар, Лупоглазый! Заказал и тебе. Я воще-то без тебя наверху скучать начинаю. Дурь всякая в голову лезет. А ты под ухом болбочешь — и ладненько…

— Вот спасибочки, Струмчик! Всегда знал, что не кинешь кореша на произвол. Ты небось уже скумекал, как нам от наблюдения уйти? Ведь как только мы — наверх, так сюда к шару кого-нибудь из слухачки кинут. А то и сам Шеф сядет попялиться. Ему лямбда наша вроде Двора Зрелищ. Он небось и щас у себя в кабинете о нас думает. Слушай, а не может он нас слышать?

— Не! Спецсектор — вещь хитрая. Отсюда видно и слышно, а сюда — хрен! Иначе предсмертники нас уж точно засекли бы! Короче, сейчас галопом к Шефу! Кипим гневом, жаждем пометить и рвемся в бой!