Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография

Питер-94

Что происходило в 1994 году в рок-мире Питера, куда ехал Чиж?

Город напоминал больного одинокого старика, который ходит под себя. Былая державная строгость и позолота слезли — остался, как пел БГ, «только грязный асфальт». Культовый «Сайгон» закрылся, теперь там продавали дорогую итальянскую сантехнику. Ленинградский рок-клуб превратился из «штаба рок-революции» в прокатно-концертное агентство. Легендарная «Камчатка», где когда-то кочегарили Башлачев с Цоем, стала обычной котельной. По вечерам возле нее собирались пьяные подростки, чтобы хором поорать песни «Кино» и растащить на сувениры кучу угля.

Мажорная молодежь переживала «кислотно»-клубный бум. Когда на город опускалась ночь, питерские клабберы вперемешку с бандитами спешили в модный «Тоннель» или в помещение Планетария, чтобы оттянуться под долбежку «техно» и «хауса». Зрелище было сюрреалистическое. Известный промоутер рассказывал: «Приезжали ребята из Детройта, где зародилось техно как движение, и они были удивлены: “Всё, как у нас, только непонятно, почему так много гангстеров — это же альтернативная культура, «техно», а в России это всё приобрело вид такой, знаешь, гангстерской веселухи...”»

Добиться полного релакса «прогрессивной молодежи» помогали кокаин и таблетки «экстази», быстро вытеснившие старую добрую коноплю. («Мода на наркотики была такой мгновенной и острой, — вспоминал середину 1990-х журнал “Ровесник”, — что статьи про то, к какой музыке какой наркотик уместен, стали появляться уже чуть ли не в “Работнице”».) Неслучайно на клубные вечеринки регулярно врывались «люди в масках» — сотрудники милицейских спецподразделений.

На другом музыкальном полюсе буйно расцвели кабацкий шансон и «ненапряжная» попса. По итогам 1994 года фаворитом публики стал не «Аквариум», «ДДТ» или «АукцЫон», а их землячка Таня Буланова — в стране было продано (без учета пиратских копий) почти 200 тысяч ее аудиокассет.

— Рокеры растерялись, — вспоминает рок-критик Андрей Бурлака. — Что делать, было непонятно. У рок-групп тогда было очень мало концертов, потому что это дорогостоящее мероприятие — нужно везти кучу музыкантов, аппаратуру. А попса брала на гастроли только фонограмму и кошелек для гонораров. К тому же в ситуации экономического падения людям, даже молодым, было трудно и страшно. Рок-н-ролл в тот момент особого позитива не давал.

Многим тогда казалось, что в последнее десятилетие XX века на условном пьедестале, состоящем из 5–6 российских «рок-динозавров», не появится больше никаких новых имен. Нужен был прорыв, чтобы появилось new generation. Но молодая поросль русских рокеров вместо того, чтобы развивать традиции «отцов» и «старших братьев», в массе своей ударилась в модный «гранж» — психоделический панк-рок с садомазохистскими текстами.

Рассказывая об этом стиле, заявившем о себе в 1987–1988 годах в американском Сиэтле, журнал «FUZZ» в декабре 1993-го напечатал статью с характерными подзаголовками: «Предчувствие перемен» и «Возвращение хиппи?». «Музыканты, играющие гранж, — сообщал автор, — стараются вернуть на сцену старый гитарный звук, работая с гитарными приставками типа “фузз” и “вау-вау”, имитируя при этом манеру игры, практиковавшуюся в роке конца 60-х — начала 70-х годов. Снова возвращаются “развернутые” гитарные соло, эффектные “запилы”. Всё это сдобрено нарочито “грязным” саундом...» Возвращаются не только музыкальные формы 60-х, но и модные «прикиды» тех лет. Широкие балахоны, брюки «клеш», длинные волосы — чем длиннее, тем лучше, вязаные шапочки а-ля хиппи.

Но сходство с эпохой Вудстока было чисто внешним. Изменилось самое главное — настроение. Место вселенской любви заняли всеобщая подавленность и депрессия.

Было непонятно: рок-н-ролл то ли жив, то ли лжив.

30 апреля 1994 года Чиграковы вышли на перрон Московского вокзала. Их встретил Олег «Оливер» Львов и привел в свою коммуналку на Миллионной улице, буквально в двух шагах от Эрмитажа и по соседству с Институтом культуры, где когда-то учился Чиж.

В квартире было три комнаты. В одной жили соседи, в другой была прописана старушка, которая наведывалась туда раз в год, в третью заселился Чиж с семьей.

— Вскоре пришел контейнер: они привезли с собой старый телевизор, шкаф, у которого отваливались дверцы, даже швабру, — вспоминает Оливер. — Я говорю об этом потому, что на тот момент не до конца представлял, как они бедствовали в Харькове. Первое время я думал, они приходят к нам в гости, потому что, может, больше пойти не к кому. А оказалось, они приходят просто поесть, потому что у них не было денег...

Большую часть комнатушки Чиграковых в 16 квадратных метров заняли свои и хозяйские шкафы, телевизор и детская кроватка; угол был завален магнитофонными бобинами. Старинный стол-бюро, купленный по дешевке у местного алкаша, служил сразу и обеденным, и письменным столом.

Вели себя квартиранты достаточно скромно. Выполняли, как положено, свой коммунальный долг. Быстро наладили хорошие отношения с соседями. Авторитет новых жильцов серьезно поднял БГ, который вскоре заглянул к Чиграковым со стопкой компакт-дисков под мышкой. (Вышло, как в известном анекдоте: «Не знаю, кто они такие, но компашки им носит сам Гребенщиков!»)

Ситуация тем временем развивалась стремительно. Приезды Чижа в Петербург в 1993 году не прошли впустую.

— Еще не было ни одного концерта, а его уже узнавали, — вспоминает Ольга. — Буквально в первую неделю, когда мы делали ремонт в комнате, к нему подходили на улице девочки и спрашивали: «А когда у вас будет концерт?»

Поэтому первые выступления Чижа не пришлось особо рекламировать.

— До него, — говорит Юля Лебединова, — у Березовца была пара музыкальных проектов, то есть у него уже были связи. А круг организаторов концертов был в то время очень узким, буквально три-четыре человека. И, конечно, не все концерты были абсолютно бесплатными. Там были договоренности типа «ты мне — я тебе» или просто элементарные уговоры.

Первый концерт Чижа (в акустике) состоялся через месяц после переезда, 25 мая, в малом зале Ленинградского рок-клуба (в 1987 году, помимо большого зала, у ЛРК появился «красный уголок» во дворе дома № 13 по ул. Рубинштейна; здесь прошли несколько лучших концертов того времени, в частности Билли Брэгга с «Аквариумом»).

Когда на икону часто молятся, про нее говорят «намоленная». А если в зале сыграно много хороших концертов, там тоже создается своя аура. Малый зал на Рубинштейна передавал именно такие добрые вибрации. «На маленькой сцене никуда не спрятаться, — делился ощущениями Чиж. — Ты там такой, какой есть: как тебя раздели, так ты голый перед всеми и играешь».

Этот акустический концерт напоминал «квартирник»: половина публики пришла по знакомству, половина — «с улицы», по билетам, которые стоили 5 тысяч рублей (примерно 2 доллара по тогдашнему курсу).

Ира Львова, жена Оливера, которой Чиж предложил «проходки», рассказывает:

— Я была потрясена — народ валом валил! Очень много было молодняка. «Олег, — с гордостью говорю мужу, — а Чиж-то — как Цой!..»

Питерский журналист Елена Вишня вспоминает, что на первые концерты Чижа приходила совершенно разная публика: от хиппи до «новых русских», которые, собственно, еще так не назывались: «И у всех его песни вызывали чувство ностальгии по андеграундным временам. Он быстро понравился всем, но, что гораздо важнее, никого не раздражал... А его хиппизм и песни о любви выглядели, как ни странно, оппозицией политике, захлестнувшей страну».

Концерт в рок-клубе прошел замечательно, но одновременно выявил курьезный факт, типичный для конца эпохи «магнитофонного рока»: песни Чижа были более известны питерской публике, чем он сам. Выходя из зала, Сергей Паращук из группы «НЭП» удивленно сказал: «Я-то думал, что “Мышка” — народная, хиппанская песня. А она, оказывается, чижовская...»

«Сергей Чиграков, — говорит Елена Вишня, — переехал в Питер тогда, когда первая волна отечественного рока уже практически сошла на нет. В ту пору многие называли его “последней надеждой рок-н-ролла”. (Во внутреннем дворике дома по Рубинштейна, 13, долго сохранялась надпись: “Чиж, ты спас рок!”)» Но цели самого Чижа, хотя он и переехал в «русский Ливерпуль» в возрасте Христа, в тридцать три года, были намного скромнее:

— Я ехал знакомиться с новыми музыкантами, звездами рок-н-ролла. И, конечно, играть. Я по-прежнему мечтал оставить жене стопку денег и сказать: «Я пошел играть концерт».

С финансами в семье, кстати сказать, было довольно туго.

— Какие-то деньги стали появляться, — вспоминает Валера Пастернак из группы Colney Hatch, — но ровно столько, чтобы купить колбасы, хлеба, ребенку что-то надеть. Единственное, что он купил, — музыкальный центр. Помню, после концерта мы огромной тусовкой зашли к Чижу на Миллионную — у всех была водка, но не было закуски. Чиж спустился — я представляю, какой это был для него шаг! — и вынес нам пару кусочков хлеба и нарезанную колбасу-варенку. Подозреваю, что еды как таковой в доме больше не оставалось...

В этот период Чиграковых материально поддерживал Березовец. Но, как любой бизнесмен, он хотел, чтобы его инвестиции работали. Логика была проста: есть солист, Чиж, — значит, нужно срочно собирать под него музыкантов.

Team-building, или Как команда собиралась

Подшучивая над легковерными журналистами, Чиж выдал несколько версий того, как собиралась его «компания».

Если верить Сергею (а верить ему в данном случае как раз нельзя), дело было так:

а) музыканты якобы нашли друг друга в баре «Голубая устрица» (кто смотрел «Полицейскую академию», тот оценит этот рискованный намек);

б) Чиж давал объявление в различные газеты и журналы, включая «Юный натуралист» и «Техника — молодежи». Текст был примерно таким: «Я — молодой, красивый, играю на гитаре. Ты — тоже молодой, красивый и умеешь играть на гитаре. Пиши по адресу...»;

в) группа создавалась, как «Роллинг Стоунз», — путем явочных квартир и телефонных звонков.

Разумеется, в реальности всё выглядело куда прозаичней.

Первым в группу был рекрутирован Романюк. («Этот человек привлекал меня давно», — сказал журналистам Чиж.) Но первое время работу в новом коллективе Леша успевал совмещать с игрой в «Петле Нестерова» и диджейством на радио «Катюша». Когда «чижи» стали ездить на гастроли все чаще, а «ПН», наоборот, резко снизила количество концертов, он просто-напросто выбрал действующий коллектив.

Еще одним участником пока что виртуальной группы, ее первым штатным звукооператором стал Олег Гончаров, который после работы с «Аквариумом» находился в положении «вольного стрелка».

— Найти хорошего звуковика было принципиально важно, — рассказывает Юля Лебединова. — Пара наших пробных концертов по маленьким клубам «вылетела» просто из-за того, что со звуком была полная жопа: местный звукарь не так услышал, не так ручку повернул. В итоге — Чиж не слышит, басист не слышит... Парни еще не были сыграны. Это потом они стали понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда.

Провести «кастинг» помог президент Ленинградского рок-клуба Николай Михайлов, который впервые услышал имя Чижа еще в 1989 году от своей жены Люды, уроженки Горького. Вернувшись однажды из поездки на малую родину, она с восторгом рассказала, что там появился молодой перспективный парень, некто Чиж, и попросила мужа привлечь его на рок-клубовские фестивали. «Но мне, честно говоря, было тогда не до молодых региональных талантов. Своих хватало». Но жена не отставала и вскоре принесла ему сольную пластинку Чижа.

— Поэтому, когда в рок-клубе появились Березовец с Чижом, — говорит Михайлов, — это не стало для меня каким-то открытием. Было понятно, что человек он талантливый и ему надо помочь.

Ситуация была знакомой: коллектив искал музыкантов. Для подобных объявлений в рок-клубе имелся специальный стенд. Кроме того, существовал особый журнал, где можно было обмениваться информацией и оставлять свои координаты. Наконец, имелся еще один проверенный и надежный способ, когда хорошо известные рок-клубу музыканты и администраторы обращались лично к Михайлову.

— Причем заранее оговаривалось, — говорит Николай, — в какой манере парень должен играть, молодой или старый, для серьезной работы или так, пивка попить. У нас была своя база данных, и мы выдавали информацию, чтобы народ уже сам разбирался. Это была биржа, но абсолютно бесплатная. Кстати, в этом смысле Москва всегда отличалась: у них в «Рок-лаборатории» в 80-х каждый номер телефона стоил, по-моему, пять рублей. В Питере все было по-другому, по-домашнему...

Чижу с Романюком было негде репетировать, и Михайлов — в порядке исключения, поскольку ЛРК не являлся репетиционной точкой, — предоставил им на время рок-клубовскую сцену. Именно здесь Чиж, по его собственному выражению, «учинил акт прослушивания».

— Это был жестокий отбор. Мы сидели с Березовцом и слушали музыкантов. Когда мне не нравилось (а я человек мягкий, не могу сказать: «Спасибо, иди на х**!»), я переваливал на Игоря. Тогда в моде был Red Hot Chili Peppers, и все гитаристы и барабанщики свинячили «гранж», а вот сыграть обычный блюз или рок-н-ролл мало кто мог. Я Игорю говорил: «Всё здорово, но — не то!» Мы прослушали большое количество гитаристов, ударников и, на самом деле, просто устали.

С барабанщиком дела обстояли еще сложней. Сначала Чиж пытался вызвать из Дзержинска Баринова, но Женю не отпустила семья, которая целиком зависела от его весьма скромных, но регулярных заработков. Тогда Чиж позвонил в Харьков Алексею Сечкину. Тот долго раздумывал, а когда наконец сообщил, что готов приехать, Чиж ответил: «Поздно! Вчера я взял человека».

Барабанщиком группы стал 20-летний Владимир Ханутин по прозвищу «Хунт», который пришел на очередной «кастинг» то ли третьим, то ли четвертым по счету.

— Это был обычный сейшен, — вспоминает Чиж, — чтобы понять, умеет ли человек играть ритм-энд-блюз. Это же сразу видно: по брейкам, по вкусу, что ли... Человек сел и начал спокойно играть, бровью не поведя. Я меняю ритм, и Вовка меняет следом за мною. Когда мы с ним поджемовали, мне уже всё стало ясно: «Мой человек!» Потому что до этого было так: «Ну хорошо, с этой песней не получилось, давай попробуем вот эту...» Ага, опять не вышло. Ладно, думаешь, при желании человека можно подучить. «Ну давай вот эту еще». Нет, блин, не срастается никак... «Всё, извини, парень, мы тебе перезвоним!»

Как писал Хантер Дэвис, трудно определить, что делает ударника просто хорошим, а что — выдающимся. Но сами музыканты прекрасно знают, что выдающийся ударник может «закинуть на облако» даже посредственного гитариста. Если же и сам гитарист неплох, тогда на сцене происходит настоящее чудо.

Ханутин в этом смысле был, по словам Чижа, просто пламенем импровизации: «Он творит на глазах, мне это очень нравится в людях». К тому же его музыкальные пристрастия лежали в близкой для Чижа области. Огромную волну хипповской музыки Ханутин начал слушать еще в шестом классе — The Beatles, рок-н-роллы, Rolling Stones, Led Zeppelin. «Был у меня еще период — рассказывал он, — слушал что-то типа Whitesnake, Mr. Big. Затем перешел на более сложную музыку — джаз и джаз-рок».

Попутно Ханутин успел закончить ПТУ, где получил специальность корабельного слесаря. К моменту знакомства с Чижом он уже поиграл в группе с забавным названием «Ужослонасные барбуляторы и гастурбалы», которая была «приписана» к Ленинградскому рок-клубу, но не могла похвастаться большим успехом.

Ханутин с Романюком сразу же, без особых притирок, образовали слаженную ритм-секцию, которая является «пламенным мотором» любого бэнда. (Как пишет матерый джазмен Алексей Козлов, «когда импровизируешь с плохой ритм-секцией, которая играет неровно, то загоняя, то замедляя темп, возникает ощущение, что тащишь их на себе. Но, играя с хорошей ритм-секцией, ты как бы не чувствуешь своего веса, тебя словно несут».)

— Не хочу никого обижать, — говорит Чиж, — но из всех ритм-секций, с которыми я переиграл, Ханутин — Романюк была, пожалуй, действительно самой лучшей.

Осталось закрыть последнюю вакансию: найти гитариста.

— Гитаристов мы тогда действительно переслушали много, — вспоминает Романюк. — Причем даже критериев-то не было больших, чтобы человек супер сыграл, — просто хотя бы имел представление о блюзе, рок-н-ролле. И когда я узнал, что придет Владимиров, то сразу прикинул, что он подойдет. Лично его я не знал, но слышал «мифовские» песенки. Миша был гитаристом именно из этой, ритм-энд-блюзовой области...

Знакомьтесь: Владимиров

Михаил Владимиров родился в Ленинграде в 1967 году. Как и многие пацаны его поколения, он взял в руки гитару в тринадцать лет. Это случилось в школьном ансамбле. Выбор оружия был небогат: ритм-гитару уже «занял» паренек, который знал аккорды песен «Машины времени», а как извлекать звуки из бас-гитары Миша понятия не имел. «Хочешь играть с нами, — сказали ему, — ищи инструмент!» Пришлось выпиливать лобзиком из ДСП подобие корпуса, ставить на него звукосниматели и гриф со сломанной гитары.

— Выглядел мой первый инструмент ужасно, — вспоминает Михаил. — Но все мы были тогда еще те игроки... Всем известный «Поворот» в нашем исполнении можно было узнать разве что по словам.

В пролетарском Кировском районе, где жил Владимиров, функционировал подростковый клуб «Радуга». Там репетировала группа, куда он позже влился. Сначала ему пришлось буквально пару дней побыть в новой команде барабанщиком. Потом нашли другого пацана, который стучал громче, а Мише вручили бас-гитару. Овладевая инструментом, он оборвал самую толстую струну. За порчу имущества его даже хотели выгнать из коллектива, но он реабилитировал себя, предложив две песни собственного сочинения («Одну про цунами, как сейчас помню. Это была целая композиция»).

Обе песни немедленно включили в репертуар, а Мишу оставили в группе. Теперь он переключился на соло-гитару, осваивая технику игры в лучших традициях «дворовой школы».

— Был у нас в районе человек, года на два постарше, который играл весь «Machine Head», как нам тогда казалось, практически в копейку. Что-то у него смотрел, что-то подбирал сам...

Модные в то время Boney M и ABBA душу Владимирова не грели. Его любимым стилем стал хард-рок — Deep Purple, Rainbow, Whitesnake. Подражая манере кумиров, он стал играть соло с «подтяжкой»[95], как это делают все западные гитаристы.

— Началось с того, что я «сдирал» с магнитофона какое-то соло, — рассказывает Миша. — И сразу получились «подтяжки» — держишь одну ноту, а практически получаются две, а то и три. Вот так, на раскачивании первой-второй струны, я и стал «пилить». Делал импровизации практически на любую вещь. Сначала на нижних струнах, а потом, когда появились мозги, прибавил к ним верхние.

До этого момента наличие «толстых» струн на гитаре было для него большой загадкой — они казались явно лишними, поскольку звучали глухо, некрасиво.

Именно там, в клубе «Радуга», Владимиров впервые познал всю прелесть рок-н-ролльного угара:

— Репетируешь какую-то программу. Потом берешь лист бумаги, раскрашиваешь, чего хочешь рисуешь, пишешь: «В субботу в клубе “Радуга” будут танцы. Вход бесплатный». И приклеиваешь на стекло. В субботу набивался полный зал народу. Причем все приходили, уже выпив по две бутылки портвейна. Было очень весело. На улице — зима, в клубе крашеные стены, и если рукой провести — там просто роса. Ну и мы к концу этих плясок... Все, как сумасшедшие, пили тогда.

Рост мастерства упирался в незнание нотной грамоты, поскольку играть исключительно «на слух» способны только черные старики-блюзмены и гении вроде Джими Хендрикса. Многие талантливые гитаристы-самоучки так и сгинули в безвестности, потому что как черт ладана боялись самого вида нот либо не захотели — из лени или свободолюбия — становиться школярами: разучивать гаммы, выполнять домашние задания, получать оценки. Но желание получить азы ремесла оказалось сильнее, и 16-летний Владимиров пришел в джазовое училище на улице Салтыкова-Щедрина. Здесь можно было заниматься по вечерам, после уроков в школе.

Владимиров, разумеется, не стал в одночасье «профессором гитарных наук». Но вслед за Марком Нопфлером, который выучил ноты будучи уже профессиональным гитаристом, он мог бы сказать: «Я был словно человек, который вдруг научился читать. Для меня открылся целый мир, о существовании которого я и не подозревал. И этот мир был безумно интересен».

Как раз в середине 1980-х в Ленинграде стали появляться брошюры, которые предлагали уже готовые музыкальные фразы — блюзовые, рок-н-ролльные, хард-роковые. Это была большая находка для гитариста: чем больше таких фраз выучишь, чем больше их будет в твоем арсенале, тем красивее получатся импровизации.

Освоение гитары увлекло его так сильно, что, когда пришло время идти в армию, прерывать занятия Михаил не захотел. Чтобы на год отсрочить призыв, он поступил в техническое училище, где получил профессию радиомонтажника.

В «учебку» связистов в тайге под Свердловском Миша прибыл с обшарпанной фанерной гитарой, расписанной пожеланиями друзей. Однажды эту гитару, сиротливо лежавшую в казарме, заметил капитан-взводный и загорелся идеей создать ансамбль. Наскребли денег, купили еще две шестиструнки ужасного уральского производства. И в часы «культурно-массовых мероприятий» стриженные налысо музыканты (одним из них был Владимиров) усаживались на табуретки и исполняли песни по заявкам — от «Машины времени» до «Smoke On The Water» (сейчас эти концерты назвали бы «unplugged»).

Сержант Владимиров не расставался с гитарой и в части, куда был направлен после «учебки» — при полковом клубе репетировал настоящий бэнд, с электрогитарами и ударной установкой.

— Поиграть на офицерских танцах было за счастье, — вспоминает Михаил. — Особенно когда возвращаешься с учений, где целый день сидишь в сугробе.

После дембеля вместе с басистом Андреем Липейко (подружились еще во втором классе) они создали группу «Азарт», договорившись исполнять только собственные песни. Чтобы заработать на жизнь, Михаил устроился ночным приемщиком в булочную.

В 1988-м приятелей неожиданно пригласили в «Мифы». Это был старейший в СССР рок-коллектив, созданный осенью 1967 года двумя ленинградскими школьниками — Геной Барихновским и Сергеем Даниловым. Его популярность в андеграунде была так велика, что на подпольных сейшенах «Аквариум» почитал за счастье сыграть у «Мифов» на разогреве. Впервые услышав отвязных ленинградцев на совместном концерте, молодой Макаревич признался: «Я был растоптан», а его басист Евгений Маргулис вообще наотрез отказался выходить после них на сцену.

Со временем «старая гвардия» и свежая кровь создали интересный замес. Владимиров не только играл свою и чужую музыку, но и стал бэк-вокалистом. И без его поддержки, утверждают те, кто бывал на концертах «Мифов» того периода, голос Барихновского звучал бы плоско. В свою очередь Барихновский включил в репертуар группы четыре песни Владимирова, которые позже были записаны на альбоме «Черная суббота».

(Интересно, что в сентябре 1989 года на фестивале «Аврора» в Питере сразу после «Разных людей» на сцену вышли «Мифы» с Мишей Владимировым, но тогда они играли настолько разную музыку, что друг другом даже не интересовались.)

Когда советский рок вылез из подполья, «Мифы» много гастролировали по стране, а после развала СССР их стали часто приглашать в Германию.

— Помню, был некислый фестиваль в Штутгарте — Чик Кориа, блюз-гитарист Рори Галлахер, — вспоминает Михаил. — А мы как раз «раскачивали» Глорию Гейнор. Принимали нас отлично. Немцы очень любили рок-н-роллы. «Мифы» им напоминали... какая же у них группа была? Кажется, «Сигнал». Такая немецкая помесь Status Quo и Rolling Stones. Мы потом даже сыграли на городской площади. Гена Барихновский тогда сказал: «Вот здорово: сидишь на скамеечке, куришь, никто не подойдет, по роже не даст...»

Барихновский настолько полюбил этот бюргерский Ordnung, что вскоре эмигрировал в Германию. «Мифы» фактически распались. Время для Владимирова было сложное: нет работы — нет денег. Ему пришлось даже торговать китайскими пуховиками и шить на пару с женой плюшевых кукол-поросят. Выручил приятель, который пригласил поиграть в ресторане «Садко». Заведение было респектабельным (в центре Невского проспекта), предназначено только для иностранцев и «новых русских». В самые сжатые сроки Мише предстояло выучить порядка 500 «фирменных» песен — от классических рок-н-роллов 1950-х до слащавой «Besa Me Mucho».

В свободное время, чтобы «держаться корней», он заходил в рок-клуб.

— Коля Михайлов постоянно говорил: «Вот Чиж... вот хорошо...» Говорю, а можно послушать, что за Чиж? Но его записей ни у кого не было. Мне говорили: приходи на концерт, вот и послушаешь. А мне было просто лень куда-то переться, на какой-то концерт... А потом вдруг позвонил Березовец: «Нашей группе нужен гитарист». С ним лично мы не были знакомы. Видимо, ему про меня сказал Михайлов.

Валерия, жена Миши, добавляет:

— Мишка был настроен скептически. Но Березовец сказал: «Короче, завтра в четыре или никогда!» Мишка бросил трубку, и мы задумались — нахальство какое!.. Решили пойти из любопытства.

Зал рок-клуба был пустым, на первом ряду в одиночестве скучал Березовец. На сцене пощипывали струны Чиж с Романюком, за барабанами крутился Ханутин. Когда вошел Владимиров, они не обменялись друг с другом никакими репликами, кроме приветствий. Миша расчехлил гитару, встал на сцену. В виде джема были сыграны «Мне не хватает свободы», «Она не вышла замуж» и «Перекресток», только-только сочиненный Чижом.

Смотрины продолжались с полчаса. После этого (опять же молча) всей толпой они перешли через дорогу в кафешку, взяли по кофе и пирожному.

— Я понял, — говорит Чиж, — что наконец-то пришел человек, который умеет играть рок-н-ролл не понаслышке, а действительно врубается, что и где. И я сказал: «Миша, можно я приглашу тебя в коллектив?»

«Наверное, можно», — ответил тот, хотя уверенности, что работа с Чижом это верный кусок хлеба, у него не было.

— Мне просто надоело играть в кабаке одно и то же, — признается Михаил, — творчества-то нет. А здесь все строилось на импровизации: «Вот твои такты: что хочешь, то и делай». Это был свежак. Как будто снова на коньки встал.

Конечно, собранная группа не была, как говорят американцы, dream team, команда-мечта. Но зато в ней явно присутствовал team spirit, командный дух. Он ощущался хотя бы в том, что никто из парней не хотел (да и не очень-то умел) зарабатывать деньги ничем другим, кроме музыки, следуя рокерскому девизу «Век живи — век рубись».

Однако состав новой группы вызвал в питерской тусовке неоднозначные суждения. Суть упреков сводилась к тому, что Чиж «набрал себе то, что набрал», что «это мальчики из разных историй», «музыканты, которые ему просто подыгрывают».

— Просто Чиж не задавался вопросом, — говорит Светлана Лосева, — которым всегда задается, к примеру, Гарик Сукачев или БГ: «А моего ли это уровня музыкант?» При этом Гарик не инструменталист, он автор. И БГ автор. А Чиж, помимо всего прочего, еще и музыкант.

— Я не брал музыкантов ни лучше, ни хуже меня, — эмоционально возражает Чиж. — Я просто брал кайфовых музыкантов, с которыми мне легко играть.

С ним был полностью согласен Ник Мейсон, барабанщик Pink Floyd: «Гораздо важнее взять в группу человека, с которым можно сработаться, чем просто хорошего музыканта». Если бы Чиж пригласил одних виртуозов (к примеру, экс-гитариста «Аквариума» Александра Ляпина, который был тогда свободен), они бы полностью оправдали журналистский штамп: «Группу N ждала судьба всех суперсоставов: после нескольких шумных концертов она распалась из-за личных и творческих разногласий ее участников».

Разумеется, на первых порах молодой группе не хватало сыгранности. Бывший барабанщик «Сплина» Сергей Наветный вспоминает один из первых питерских концертов «чижей» в бывшем кинотеатре «Космонавт», где тогда функционировал клуб «Black Dog»:

— И я ушел просто расстроенным, у меня было ощущение, что парни смотрят на часы и думают: «Скорее бы отыграть концерт и пивка попить». Меня жутко это расстраивало. Потому что я сижу в зале и понимаю: господи, да уйдите вы все со сцены, дайте Сереге одну гитару, и он просто заберет всё и всех, поставит зал на уши! Это будет настолько интересно — другие эмоции, другое открытие... А он сидит, сзади — какой-то сумбур, длиннющие, невнятные соло Мишки... Для меня Чиж сам по себе гораздо круче, чем группа «Чиж и компания». Я не видел на концерте группы такой энергии, такого драйва, таких эмоций, которые Чиж выдает один. Я не очень часто, но эпизодически ходил на их концерты и всегда выходил «обломанным». И считаю, что в этом есть и Серегина вина, потому что он, скажем так, мягкий человек и некоторые вещи пускал на самотек. В тот момент он безусловно являлся лидером своей группы, но лидером скорее творческим, чем фактическим.

«Я пишу песни, показываю их ребятам, — рассказывал Чиж журналистам, — и у них рождаются идеи, как эти песни воплотить наилучшим образом. Они приходят и говорят: “так, вот здесь так сыграй, а здесь по-другому”. И я слушаюсь! Кроме того, ребята вольны играть как считают нужным».

В отношениях с коллегами он всегда предпочитал партнерство, а не диктат — только тогда действительно происходят чудеса, когда музыканты вроде бы стоят на сцене, а играют на облаках (причем без помощи каких-либо допингов).

— И в какой-то момент, — говорит Чиж, — ты вдруг врубаешься, что машина — вот она, прет, и ее уже не остановить, она уже пошла! Еще секунду назад этого не было, и вдруг это появляется!.. Почему бывают концерты удачные и неудачные? Не потому, что ты слажал и не сыграл правильных нот, а потому, что это чувство или возникает, или нет. Это какие-то невидимые флюиды. Причем я уже несколько раз обращал внимание, что, допустим, у меня с Лехой может возникнуть вот это чувство драйва, а у барабанщика в это время его нет. Или наоборот: ритм-секция «качает», а я никак не могу войти в это состояние. И никто не знает, отчего зависит этот напор. Но абсолютно точно не от класса игры — музыканты могут быть средними, но сыгранными, притертыми друг к другу.

В октябре 1995-го, спустя немногим более года с момента создания группы, музыкальный обозреватель «Комсомольской правды» Леонид Захаров, весьма строгий в своих оценках, напишет, что с Чижом играет «едва ли не лучшая рок-группа (язык не поворачивается назвать ее аккомпанирующей)».

Уже через четыре дня после прихода Владимирова пока что безымянный бэнд засел в студии «Мелодии» у Юрия Морозова, чтобы записать свой первый альбом. Березовцу был срочно нужен материальный продукт, который можно было бы отдать на радио и телевидение, презентовать арт-директорам, прокатчикам, журналистам и музыкальным критикам.

Альбом получил название «Перекресток». По главной — во всех смыслах — песне.

1994: «Перекресток»

Стивен Спилберг всегда точен в деталях. Если действие его триллера «Мюнхен» происходит в 1972 году, то на парижских тумбах расклеена реклама нового фильма с Бельмондо «Доктор Попполь», а на танцульках в Бейруте играют модный шлягер «Black Magic Woman».

Гитарист-виртуоз Питер Гринбаум (больше известный как Питер Грин), лондонский еврей 1946 года рождения, навсегда вошел в историю «белого блюза» как участник культовой группы John Mayall’s Bluesbreakers, где 20-летним пареньком регулярно подменял и в конце концов заменил Эрика Клэптона, а также как создатель не менее легендарного бэнда Peter Green’s Fleetwood Mac. Но по-настоящему широко, на весь мир, его прославила одна-единственная композиция — минорный блюз «Black Magic Woman». Грин сочинил стопроцентный evergreen: для блюз-роковых музыкантов «BMW» стал таким же нестареющим стандартом, как «Черный Бумер» (не песня, а машина) для нынешней русской буржуазии. И одним из первых, кто подпал под чары «Черной волшебницы», был Карлос Сантана, который записал в 1970 году ее кавер-версию на своей пластинке «Abraxas».

Надо полагать, что оба кудесника гитары, и Грин, и Сантана, сильно удивились бы, узнав, что отсвет их композиторско-исполнительской славы упал в далекой России на некоего Сергея Чигракова, another known as Chizh. Но именно так, если верить некоторым нашим журналистам, и происходило: Чиж стал популярен на просторах бывшего СССР именно тогда, когда слямзил мелодию «Black Magic Women» для своего блюза «Перекресток».

«Боже, где ваши уши?!» — упрекнул однажды журналистов Сантана (по другому, впрочем, поводу). На самом деле схожесть была лишь в минорной тональности и ритмической основе. И еще в том, что на каждом концерте Чиж исполняет «Перекресток» всякий раз по-разному, как и Питер Грин, который однажды «загонял» свою «Волшебницу» с бесконечными вариациями аж целых 45 минут.

Отметим главное: «Перекресток» стал первой песней, написанной Чижом после переезда в Питер, и действительно открыл новый этап в его творчестве. Летом 1995-го в баре города Новороссийска журналист «Огонька» Кирилл Куталов попросил поставить привезенную с собой кассету с «Перекрестком», по тем временам московским «свежаком». Бармен нехотя включил магнитофон. «Вскоре, — рассказывает журналист, — мы перешли на “ты”, и он угощал меня за свой счет».

«С “Перекрестка” у меня началось новое мироощущение по имени “Чиж и Ко”». Под этими словами Юли Галкиной из Тольятти могли бы подписаться многие поклонники Сергея Чигракова. Его любовная лирика показалась убедительной тысячам слушателей.

Услышав столь интимные подробности, вполне уместно было вспомнить, что свою «Черную волшебницу» Питер Грин посвятил некой Сандре Элстон. А кто был музой Чижа?

Сам автор уверял журналистов, что никаких «заморочек» с песней не связано, что он сочинил «Перекресток», когда гулял по набережной Невы: «Где-то около семи утра — лето, белые ночи... Просто написал блюз».

— Я тогда вернулась из Луги[96], где работала кастеляншей в пионерлагере, — рассказывает Ольга Чигракова. — Это был конец июля или начало августа. К нам в гости приехала моя младшая сестра Ира, которая должна была забрать Дашку к бабушке в деревню. Они встретили нас на Варшавском вокзале с электрички. Мы шли домой, и Сережа говорит: «Я вам сейчас спою песню». Спел. Я сразу спросила: «Кто был? Фамилия?» Но как бы всё шутками обошлось...

Тем не менее питерская тусовка упорно шепталась, что прообразом той, что «ушла рано утром», была девушка-блондинка Катя, известная своей горячей симпатией к рокерам. Но ее мама (тоже рок-тусовщица, но с более солидным стажем) достаточно логично опровергла этот вздорный слух: «“Бесшумно оделась”?! Да она по утрам так пятками по паркету стучит, что все соседи просыпаются!..»

Вскоре Чижа так «достали» пересуды на эту тему, что в одном из интервью он шутливо огрызнулся: «На самом деле это был юноша!»

От Чижа-индивида в «Перекрестке» присутствует всего одна достоверная примета — сигареты «L&M», на которые он перешел после того, когда врачи-пульмонологи запретили ему курить термоядерные «Беломор» и «Приму». (Впрочем, друзья-приятели шутили, что Чиж курит «L&M», потому что «переводит» их название как «Lennon & McCartney».)

Истоки вдохновения Чижа следует поискать, скорее, в фильме американца Уолтера Хилла «Crossroads» (1985), где черный старик-блюзмен «Слепой пес» Фултон учит белого Страстного Мальчика: «Блюз — это песня хорошего человека, от которого ушла женщина». В фильме есть сцена, когда рано утром девушка выходит из номера дешевой придорожной гостиницы. Она уходит после ночи любви с тем самым Страстным Мальчиком, с которым случайно встретилась по пути «в Дельту». Тихонечко, чтобы не разбудить его, она закрывает за собой дверь и смотрит на часы — 05:35...

Впервые «Crossroads» Чиж увидел на видеокассете еще в Харькове.

— И я совершенно офигел от этого фильма! Я пришел к Сане Гордееву, он тогда работал ночным сторожем в студенческой столовой, у него были саксофон и гитара. Мы сидели, голодные, вокруг бидонов со сметаной (воровать было как-то некрасиво) и всю ночь играли блюзы.

Чиж называет «Crossroads» одним из своих любимых фильмов. Но добавляет, что ему понадобилось несколько лет, чтобы понять, что этот фильм достаточно легкий: «Он снят для белых людей. Черные просто смеются над ним».

По музыке «Перекресток» получился ре-минорным блюзом в стилистике Джей-Джей Кейла, по-прежнему любимого Чижом. Отчасти это напоминало историю с альбомом «Major Impacts» («Глубинные влияния») Стива Морса. Гитарист Deep Purple решил выразить свой респект музыкантам, у которых заочно учился как инструменталист. Для этого он выбрал сложный путь: сочинил и записал 11 композиций, каждая из них должна была намекнуть на манеру игры одного из «гуру гитары» — от Джорджа Харрисона и Эрика Клэптона до Тони Айомми и Джона Маклафлина. Примерно такой же стилизации добивался и Чиж.

— В студии я, грубо говоря, пальцы себе завязывал, чтобы ничего лишнего не наиграть, — говорит он. — И «Перекресток» потому напоминает Кейла, что сыгран в его манере, а не потому, что там что-то «содрано»... Я бы и струнные туда впихнул, как в «Sensitive Kind», но это бы было вообще уже... «Перевод Сергея Чигракова» — всё в порядке!

Этот «закос» под Кейла аукнется ему не один раз.

Но, впрочем, мы сильно забежали вперед.

— С пластинкой всё было понятно, это такое подведение итогов, — говорит Чиж. — Всё, что было до этого — Дзержинск, Харьков, — вот этот огромный кусок жизни длиной в тридцать три года. Сбросил с плеч — всё, до свидания, будем прощаться. Дальше начинался новый этап. Он начался с «Дополнительного 38-го». Он в «Перекрестке» первым и стоит.

В новый альбом Чиж включил также вещи, уже «обкатанные» на концертах, — «Поход», «Доброе утро», «Если», «Сенсимилью», «Мне не хватает свободы». Но всё равно был явный недобор по хронометражу. И тогда он вспомнил про «Я не такой», написанную вместе с Димой Некрасовым. А вступлением и кодой альбома стала инструментальная тема из «Ассоли» («Глупенькой песни»), исполняемой на двух акустических гитарах и аккордеоне.

— «Ассолью» закончилась моя пластинка, — объясняет Чиж, — и с нее же, с «Ассоли», начинался второй альбом. Такая вот получалась цепочка.

Считается, что студийный альбом — качественная фотография того, что представляет собой коллектив. В этом смысле интересна рецензия А. Головлева, который писал: «Прежде всего следует отметить приглашенных в студию грамотных музыкантов “со стажем” (один Владимиров чего стоит!). Для “студии” состав оказался идеальным; слышен результат профессиональной и бесконфликтной работы (хотя, может быть, сор просто “остался в избе?”)».

Критик не ошибся: во время записи группу искрило. Если Романюк уже переиграл почти все песни из «Перекрестка» на концертах, то Владимирову пришлось знакомиться с материалом прямо в студии. Заглянувший в студию диджей Александр Устинов вспоминает: «Чиж приходил в бешенство: “Почему он играет как Guns’n’Roses?! На х** мне нужен его Guns’n’Roses! Он меня достал уже!..” Но когда Чиж остывал, он говорил: нет, Мишка — классный, клевый чувак, хороший гитарист».

— На «Перекрестке» мы только-только притирались друг к другу, Мишка «снимал» меня, играл в моей манере, постепенно как-то проникался, — говорит Чиж. — В Лехе Романюке я с удивлением находил новые хорошие стороны. Когда записывали «Я не такой», я попросил: «Поиграй здесь, пожалуйста, слэпом». И Лешка сыграл так, что я за голову схватился: «Такого не может быть! Ты же не негр!..»

Работая над «Перекрестком», Чиж осваивал непривычную роль лидера. Это означало, в частности, что за ним остается последнее слово при решении всех творческих разногласий. Всё тот же Устинов вспоминает характерный эпизод: «Песня “Я не такой” была записана медленнее, и парни стали чего-то возмущаться — не та, мол, скорость. И тогда Чиж сказал то, что он говорит в самых крайних случаях: “Вообще-то, ребята, это мой альбом”».

— Когда Саня с Валеркой посмотрели, как я работаю, — говорит Чиж, — они просто офигели: «Мы не знали, что ты можешь быть таким диктатором!»

Но эта жесткость, подчеркнем, касалась только студийной работы и только спорных моментов. На вопрос журналистов, что управляет группой — демократия или монархия, Чиж неизменно отвечал: «Анархия».

— Когда у Чижа началась питерская история, ему было 33 года, — говорит Света Лосева. — Все наши рок-мастодонты были лидерами изначально. Они сразу брали на себя эту ответственность и с нею жили. А Чиж ни в Дзержинске, ни в Харькове не был лидером группы. Он был гитаристом, который пишет песни. И когда он переехал в Питер, это сознание у него изменилось не сразу.

Юрий Морозов, которого вновь пригласили поработать студийным звукорежиссером, рассказывал:

— Романюк был диджеем на радио и думал, что там он уже все понял в звуке. А звук такая вещь, которая постигается годами. Кажется, что ручки подвернул влево — и будет очень здорово, а через неделю выясняется, что как раз этим ты весь звук изгадил. Леха тогда принял руководство на себя. «Ну-ну, — говорю, — поработай, а я посижу поучусь...»

Морозов знал, что, пока парни не набьют шишек, объяснять им что-либо бесполезно. Правда, в отличие от других команд, «чижи» быстро поняли, что к студийному пульту лучше не подходить. Но перед этим на песне «Перекресток» они записали такой «жирный» бас, что материал пришлось сводить заново.

— Альбом получился менее удачным по звуку, чем чижовская пластинка, — говорит Морозов. — Я потом с трудом довел его до ума: он был «пухлым», неприятным.

На записи заглавной песни Чиж захотел использовать флейту. Морозов предложил заменить ее аккордеоном: «Здесь нужен не ресторан, но какой-то тонкий намек...» Совет мэтра Чиж принял без восторга, но, как написал позже критик, именно аккордеонные трели принесли в блюзовый букет «Перекрестка» «полузабытый аромат горной лаванды — “наших встреч с тобой синие цветы”».

Опыт работы с «РЛ» не прошел для Чижа даром: альбом был записан в общей сложности за 26 часов. К этому побуждал еще и финансовый фактор: за смены на «Мелодии» Березовцу приходилось платить из своего кармана.

Выстроить структуру «Перекрестка» Чиж снова попросил Свету Лосеву, доверяя ее чутью и вкусу.

— Первая и последняя песни сразу встали на свои места, — вспоминает Светлана. — Главная задача заключалась в том, чтобы раздвинуть «медляки» подальше друг от друга. В остальном... Мне хотелось к чему-нибудь придраться — такой уж характер! — но придраться было не к чему.

Если на пластинке пощечиной общественному вкусу был совет «Перед прослушиванием — покурить», то на «Перекрестке» критиков задела концовка «Дополнительного 38-го». «Вообще, стилизаторские способности г-на Чигракова несомненны, — писал рецензент московской “Недели”. — Слушая альбом “Перекресток”, я даже вздрогнул, когда он девичьим голосом предложил: “Если хочешь — кончай”, но потом успокоился, что это бэк-вокал Марины Капуро».

Музкритик ошибся: замечательная питерская певица не принимала участия в записи «Перекрестка». Если посмотреть на обложку кассеты, там нетрудно заметить строчку: «Большое спасибо Оксане Бондаренко (“Дополнительный 38-й”)». В комнатушке Чиграковых на Миллионной тогда гостило много знакомых. Во время записи «Перекрестка» в Питер заглянули харьковские приятельницы Оксана и Таня.

— Мне в голову стрельнуло: блин, хорошо бы эту фразу «Если хочешь — кончай» сказала барышня, — рассказывает Чиж. — Танька отказалась наотрез, Оксанка, она более разбитная, согласилась. Утром мы пришли на студию и стали пробовать разные варианты. Остановились на таком, полусексуальном. Потом пришли парни. А мы с Морозовым уже над другим материалом работали. А потом решили чего-то к этой вещи вернуться. Для меня эта фраза была такой неожиданностью! Я сам, честно говоря, офигел.

Но, надо признать, подобный ход стал для Чижа уже некой фишкой. Однажды Светлана Лосева назвала его «Есениным русского рока», имея в виду, вероятно, и эти слова литературного критика, сказанные в адрес парня с Рязанщины: «Странным казалось переплетение в одной стихотворной строфе душевной чистоты, лирических образов и грубо-похабных, словно назло кому-то сказанных слов». Если ему казалось, что в строчках присутствует намек на «розовые сопли» и пафос, Чиж тут же снижал их хулиганской фразой. И это сразу создавало нужный контраст — как горячий, а потом холодный душ.

«Но я закончу на веселой ноте, — пел Джордж Харрисон, — хоть это не легче, чем сделать плавучий топор».

Кто-то из наших рокеров заметил, что если человек после первого прослушивания альбома в него не влюбляется, значит альбом получился плохим. Диджей Валерий Жук вспоминает, как после работы на студии Чиж предложил им с Сашей Устиновым выпить у него в коммуналке на Миллионной.

— Он угостил нас крымской «Массандрой», которую мы цинично закусывали колбасой. За это время мы прослушали альбом «Перекресток» — работа над ним уже подходила к концу — раз восемь, наверное. Уже засыпая, Чиж говорил: «А ничего, если я еще разок поставлю?..»

Осень-1994: В Москву!..

К осени 1994-го «чижи» отыграли во всех клубах Питера. Большие концертные площадки были им пока не по зубам. Неизбежно возникал вопрос, что делать, куда двигаться дальше.

Реалии российского шоу-бизнеса безжалостно поделили питерские группы на две категории — на те, которые принимала Москва, и на те, которые были ей неинтересны. Последние медленно, но верно затухали. Поэтому агитировать Чижа на «покорение столицы» не было необходимости. Трудная судьба «Разных людей» заставила его осознать банальную истину: под лежачий камень вода не течет.

— После того как ко мне в Питере подошли бы человек сто и сказали: «А чего вы, ребята, на каком-то говне играете? Почему вы здесь, а не в Москве?» — я, естественно, задал бы Березовцу вопрос: «А действительно, почему мы не там?» Хотя мне было абсолютно все равно, где играть. Ну, Москва, я врубаюсь, что там и «точек» больше, и платят лучше. Это же тоже не выкинешь...

Разжиревшая на easy money Москва-94 была охоча до развлечений. Каждый день, как поганки после кислотного дождя, появлялись новые объекты доморощенной entertainment industry — рестораны, казино, ночные клубы. По вечерам, чтобы снять стресс или, наоборот, получить дозу адреналина, туда устремлялись на джипах и «бумерах» толпы «новых русских» — коммерсанты и бандиты в одинаковых бордовых пиджаках, продажные чиновники, а также их подружки в турецких Versace. Денег, как и патронов, никто не жалел. От этих буржуйских щедрот могли отщипнуть себе на прокорм и бедные музыканты.

— Москву можно не любить, — говорит Романюк, — но она постоянно выдергивает всё, что ей интересно, она всеядная: «Хотим! Давайте!» Ей подавай Пугачеву с Пенкиным — и тут же Гребенщикова с Чижом...

Накануне наступления на Москву «чижи» провели «разведку боем». Вместе с питерскими группами «Камикадзе» и «2ва самолета» они приняли участие в фестивале «Поколение-94», который был придуман в 1991 году молодыми клип-мейкерами из «Art Pictures group» Степаном Полянским, Федором Бондарчуком и Степаном Михалковым. Условия участия были неслыханно демократичными: достаточно было только прислать факс с заявкой. Причем всех прибывших размещали в гостинице и даже кормили в столовой.

«Нас принимали как “лучшую молодую группу”, — усмехается Чиж, вспоминая свои “седые яйца”. — У каждого за плечами по сорок лет работы, и на тебе — молодая группа!..» Это было слегка обидно, но не более. Гораздо серьезнее было увидеть смену поколений и музыкальных стилей. Большинство соискателей играли на фестивале модную музыку. «Сидели все на своем “умц-умц-умц”. И кто круче “умц-умц”, тот и победитель, — рассказывал Чиж. — Мы вышли, сыграли им блюз. Такое ощущение, что они там забыли, что подобная музыка существует».

— Я бы не сказал, что там было сплошное «умц-умц», — не соглашается Романюк. — Там были «Моральный кодекс», Алена Свиридова, Кристина Орбакайте. Честно говоря, мне эта тусовка понравилась. Серега, может быть, тогда на всё это альтернативно смотрел... Мы играли каждый день в клубах, потом был гала-концерт. На теплоходе ходили по Москве-реке, одной тусовкой оттягивались...

— Какая могла быть теплая компашка, — хмыкает Чиж, — если мы сидели сами по себе и принесли свою водку на теплоход. Нормально, да? Там есть бар — иди, покупай!.. Бутылка водки стоила чуть ли не 30 долларов. И мы, у которых денег нет в принципе... У них была своя московская тусовка — Табаков, Бондарчук, все эти «младшие». В свою компанию они нас не звали. Хотя я, собственно, туда и не стремился.

Оказаться в числе победителей «чижам» не помогла даже явная симпатия председателя жюри Сергея Воронова, лидера московской блюз-группы Crossroads. («Я, правда, только на пресс-конференции узнал, что я председатель», — сказал он корреспонденту «АиФ».)

— Там шла какая-то борьба, — рассказывает Чиж. — Ворон куда-то все время бегал, говорил: «Так, чуваки, всё! Вы победители!.. Уже точно!»

Но потом к нему снова подошел Воронов и развел руками: «Чувак, извини, никак не получается...»

Героями дня стали вовсе не питерцы, а мастера сценической скороговорки, основатели российского рэпа MD & C Павлов и Мистер Малой. (Впрочем, есть мнение, что первым отечественным рэпером была София Ротару с ее бодрым речитативом из песни советских времен «Я, ты, он, она — вместе целая страна!..».) В результате «чижей» отметили только спецпризом продюсерского жюри — порто-студией, которую Березовец сразу же продал, чтобы покрыть текущие расходы. Но Чиж был искренне рад такому исходу:

— Если б мы тогда заняли на «Поколении» какое-то место, нас бы точно зае***ли этими модными клубами и бесконечными тусовками. Там же все очень жестко — типа, надо отрабатывать!.. Мы «засветились» и продолжали делать то, что хотели, не будучи ни с кем повязанными.

Но верно говорят: никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. В жюри «Поколения» заседал Михаил Козырев, только что назначенный программным директором столичной радиостанции «Максимум». Сын скрипача и режиссера-документалиста, он уехал из родного Свердловска в США, чтобы обучиться медицине, успел поработать в Калифорнии на студенческой FM-станции (делал программу о русском роке) и вернулся на родину эдаким монстром шоу-бизнеса.

— Каждый член жюри, — вспоминает Козырев, — должен был принять решение, кому он присудит приз. Мы выставили от радио «Максимум» ротацию. То есть мы должны были выбрать песню, которую готовы крутить в своем эфире.

Улучив момент, он взял у Бёрезовца DAT-кассету с «Перекрестком».

Было абсолютно очевидно, что это хитяра. Красивая, моментально ложащаяся на слух песня. Она сразу украсила эфир и встала в реестр «золотых хитов», звучащих на «Максимуме». Надо еще понять, что у Чижа очень узнаваемый голос, чем не каждый артист, даже самой крупной величины, может похвастаться. А для радио это очень важная черта. Чижа можно было безошибочно определить буквально с первого слова. И больше ни с кем не спутать.

Еще 1 октября, накануне открытия «Поколения-94», стрингер Би-Би-Си Алексей Татищев передал в Лондон информацию для программы Севы Новгородцева: «В этом году, я думаю, вне конкуренции окажется Чиж (Сергей Чиграков) из Питера, о котором все слышали, да мало кто видел. Надеюсь, что скоро увидим».

С первой частью прогноза стрингер попал «в молоко», зато вторая стала сбываться примерно через месяц, когда Березовец вручил Лебединовой глянцевый журнальчик с координатами увеселительных заведений Москвы.

— Я честно обзвонила с домашнего телефона все клубы, — рассказывает Юля. — «Мы можем залабать вам офигенный концерт. Будут сборы, будет всё!.. Только пустите!» Москвичи начинали с вопроса: «А у вас есть клип? Вы можете его прислать?» Клипа не было. «А демозапись?» — «Ну, в принципе, есть...» — «А на каком носителе?» Короче, стало ясно, что Москву нахрапом, «по телефону», не возьмешь.

В тот момент группе сильно помогла Лена Карпова, бывший музыкальный редактор телепрограммы «Взгляд». Она запомнила Чижа по декабрьскому концерту в Балтдоме, куда приезжала как российский продюсер харьковской группы «Дождь». Карпова услышала песни Чижа, и они ей понравились.

По просьбе Березовца она отнесла демокассету «чижей» в клуб «Московский» на Тверской, который считался тогда одним из самых «крутых» заведений столицы. Ответом была тишина. Когда Карпова нашла домашний телефон арт-директора, эта дама сильно разгневалась. Тогда Лена передала кассету напрямую директору клуба. Тот прослушал пару песен у себя в машине и тут же позвонил Карповой по мобильнику: «О’кей, пусть ваш Чиж приезжает!»

— У нас уже были какие-то деньги с концертов, — рассказывает Ольга Чигракова. — Березовец говорит: «Серегу надо одеть, он должен на сцене выглядеть». На вещевой ярмарке ему купили клетчатую рубашку, джинсы, ботинки на трэковой подошве. В Москву он поехал с этими обновками.

Для самого Чижа гораздо важнее было, что он берет в столицу новую гитару — корейский лицензионный «Fender Telecaster», купленный за 400 баксов у Владимира Шахрина из «ЧайФа». До этого, вплоть до «Поколения-94», ему приходилось играть на самопальном инстументе, который раздобыл где-то оборотистый Березовец.

Как и следовало ожидать, «Московский» оказался «мажорным» клубом ресторанного типа с дорогими входными билетами. За столиками вокруг сцены расслаблялся стабильный контингент из трех «б» — бизнесмены, бандиты и бляди. В «Московский» они приходили за чем угодно, но только не послушать музыку. Обстановка соответствовала лучшим традициям советского кабака: все дымили в три горла, ржали в полный голос, а официантки разносили заказы прямо во время игры.

Впрочем, ни тогда, ни позже Чижа не обламывало, что публика в «жующих» клубах, в отличие от концертных залов, «не его»: «Энергетика та же самая. Другое дело, что тут уже мы больше для себя играем. А с другой стороны — кайф поднять их, богатых. Соревнование такое. Чтоб не жрали».

Но среди этой маргинальной публики, весьма далекой от любви к ритм-энд-блюзу, оказался человек, встреча с которым помогла молодой группе одним махом преодолеть сразу несколько ступеней на пути к признанию. Звали этого человека Дмитрий Дибров. Он был президентом молодой телекомпании «Свежий ветер», а Лена Карпова трудилась у него администратором.

Стоит напомнить, что Дибров практически ровесник Чижа, он родился в 1959 году в Ростове-на-Дону. В их биографиях много схожего: битлы, хайр, музыкальная школа (класс фортепиано) и даже аккордеон, играть на котором Дмитрия научил отец, декан филфака Ростовского университета. (Еще отец пытался избавить сына от южного «гэ», а сын пытался убедить отца, что Deep Purple — это тоже музыка.) В Москве, куда Дибров приехал учиться на журфаке МГУ, он освоил банджо и даже играл некоторое время в фолк-группе «Кукуруза».

Лена Карпова вспоминает, что ей удалось довольно быстро «подсадить» своего шефа на Чижа. Правда, не без помощи БГ.

— Про Чижа, — рассказывает Дибров, — я действительно впервые услышал от Бори Гребенщикова, когда он пришел ко мне на прямой эфир еще на НТВ. Тогда я задал вопрос: «Боря, а вот кто, по-твоему, сейчас несет знамя рок-движения?» И тот, не задумываясь, назвал только одну фамилию: «Вот есть такой Чиж». — «Ну это как кто?» — «Это как Майк. Только Майк, может быть, знал побольше. А у Чижа более широкая, волжская душа, — сказал Боря. — Чиж — это единственный человек, чьи песни я напеваю перед сном». — «Не слишком ли, — спросил я, — для какого-то Чижа?» — «Я знаю, что говорю». А надо сказать, всё, что Борис говорит, я немедленно принимаю на веру. Тысячу раз убеждался: сначала сделай, как говорит Борис, потом поймешь почему...

В 1994 году Диброва пригласили в телекомпанию «Свежий ветер», чтобы выпускать 6-часовую программу «Доброе утро». Сама редакция находилась в Москве, а программа транслировалась на 5-м (петербургском) канале. Этот телесигнал достигал самых отдаленных регионов — «Свежий ветер» смотрели в 56 больших российских городах, а его потенциальная аудитория составляла почти 100 миллионов зрителей.

— И вот однажды Лена Карпова сказала: «Помнишь, тебе БГ говорил про Чижа? Приходи сегодня в “Московский”, послушаешь». А у меня была назначена встреча с бизнесменами, я хотел получить денег на очередной проект. А тут еще рок-концерт слушать... Слушать не хотелось, но что-то заставило прийти. Вместе с бизнесменами.

Когда мы зашли в «Московский», группа, как обычно, настраивалась. А потом Серега начал с «Хочу чаю». И мне наступил п**ц! Я обнаружил волну такой силы, что до сих пор ни одна отечественная команда не вызывала во мне такой вибрации всех составляющих моего физического и астрального тела.

Во-первых, здесь была музыка. Сережа на сегодня единственный Клэптон среди наших музыкантов, у него Бог живет в пальцах — он играет две ноты там, где другие играют двадцать. Но эти две ноты звучат так правильно и так вкусно, с таким блюзовым подстегиванием соседних струн, вовсе ни в чем не виноватых, что никто и никогда еще рядом со мной так блюз не играл.

Еще там была явно законченная форма — ни куплета дописать, ни строчки убрать. А это признак художественности. Если художественный образ (применительно к живописи) можно сместить влево или вправо хотя бы на сантиметр — это плохая картина. У Сергея картина была безупречна.

Еще там был юмор. Тут стоит вспомнить Брайана Эпстайна, который говорил: «В то время многие играли лучше, чем “Битлз”. У “Битлз” было вот что — юмор и ритм. И я поставил на “Битлз”. Что было дальше, вы знаете». Там был юмор, у Сереги...

Кроме того, там была хорошая поэзия. Как у Майка, эта поэзия не состояла из сложных архитектурных украшений, а была сложена из простых лексических кирпичиков. Но, складываясь, эти кирпичи образовывали чрезвычайно примечательное строение, которое выдавало любопытную манеру наблюдать за жизнью. Это была литература, в том смысле, что она подсказывала человеку место детали на фоне иерархии вселенной. Я имею в виду, конечно, «Она не вышла замуж».

Моих друзей-бизнесменов, всех бандитов в бордовых пиджаках (тогда еще были бандиты, их еще не всех расстреляли) — всех развернуло на 180 градусов. Если кто-то и уткнулся в кружку с пивом, он вместе с этой кружкой так и застыл. И тогда я впервые увидел справедливость буддистского коана: «Ежели мы предполагаем, что наше прошлое определяет наше настоящее, то почему же мы не думаем, что и наше будущее таким же образом определяет наше настоящее?» Я увидел, как перед человеком идет слава, идет всенародное признание. То, чего не успел вдоволь вкусить Майк.

Я сказал Лене Карповой: «Немедленно вызывай режиссера, вызывай ассистентов, готовь студию. Сегодня ночью будем сниматься. Я сам сяду за пульт». Буквально через два часа после окончания концерта мы зашли в нашу студию. Разумеется, никто из тех, кто работал, не заикнулся ни о каких деньгах. Мы записали абсолютно все, что ребята только смогли сыграть. Дальше мы нарезали студийную запись на номера, и я распорядился пускать Чижа трижды в день. Это был единственный, по-моему, в истории «совка» такой массированный эфир: в течение года (!) каждый день (!) три раза шел Чиж.

Мне приятно отметить, что этот рекорд для «Книги рекордов Гиннесса» делался совершенно бесплатно. Как, впрочем, и должна совершаться любая акция, связанная с душой. Надо ли говорить, что тут сыграла эта самая невероятная врожденная Серегина черта — кто бы к нему ни подошел, влюбляется в него навечно. То же самое произошло и с его музыкой. Над страной взошел Чиж[97].

Такая, блин, «вечная молодость»...

Впрочем, до «восхода» молодой группе было далеко. Но концерты в столичных клубах, телеэфиры у Диброва и ротация на радио «Максимум» сильно прибавили ей популярности. К тому же вслед за «Свежим ветром» Чиж вскоре появился на Центральном телеканале — в «Программе А», а затем в программе для тинейджеров «Рок-урок».

Покойный музыкант «Аквариума» Сергей Щураков, создавший свою группу «Vermicelli Orchestra», однажды сказал: «Если брать шоу-бизнес (а если говорить честно, к нему сейчас принадлежит и рок), во многом успех строится на обаянии лидера. Причем оно распространяется и на сильный пол, и на слабый. Должен быть тот, кто займет место героя». Чиж в роли «героя рок-н-ролла» был на редкость фотогеничен — худощав, длинноволос, в джинсовом комбинезоне. (Как назвал его журналист, «молодой человек с фигурой рано познавшего жизнь подростка и прической а-ля Джордж Харрисон».) Не менее колоритно выглядели коллеги по сцене: Владимиров напоминал гитариста Queen Брайана Мэя, Романюк — мрачного Гамлета, а хулиганистый Ханутин придавал бэнду по-настоящему «подвальный» колорит.

«То, что меня показывают по телевизору, — сказал Чиж в интервью, — на самом деле не очень цепляет. Радость-то, конечно, есть, причем радость, что вот мама будет горда за меня. Я сейчас поднялся в ее глазах. На этом уровне я радуюсь успеху. Хотя меня больше волнует проблема написания новых песен. Вот это для меня гораздо важнее».

Тем не менее в родном шоу-бизнесе уже установилась формула успеха: чтобы тебя узнали, нужно снять клип и как можно чаще крутить его по «ящику». Попса даже придумала поговорку: «Не бывает плохих песен — бывает мало эфира!» Поэтому каждый артист стремился снимать свои клипы, хотя их производство было дорогим, а размещение на ТВ еще дороже (один эфир стоил от 500 до 2000 долларов).

По идее, первым следовало бы «заклиповать» (этим словечком стала щеголять вся тусовка) явно хитовый «Перекресток», но вместо него менеджмент почему-то выбрал «Вечную молодость».

— «Перекресток» — более серьезная песня, и клип должен был выглядеть более богатым, что ли, — объясняет Чиж. — А «Вечная молодость» — господи, да там вся стоимость укладывалась, грубо говоря, в двадцать пять рублей!..

Если быть точным, бюджет клипа составлял тысячу долларов. Но даже в голодном 1994 году это было ничтожно мало. Скажем, режиссер Борис Деденев, бесплатно снявший для «ДДТ» знаменитую «Осень», запрашивал со своих клиентов 10 тыс. долларов. Прайс-листы его земляков Олега Гусева и Сергея Кальварского, работавших в основном с «попсой», были примерно того же порядка. Исключения лишь подтверждали правило: москвич Дмитрий Фикс при помощи любительской кинокамеры снял для группы «Мегаполис» клип на песню «Я — весна», ставший самым малобюджетным роликом 1994 года, — все расходы составили 135 долларов. Поэтому «чижи» были уверены, что им сказочно повезло, когда к ним пришли и предложили свои услуги молодые киношники из питерской «Арт-Пилот-Студии».

— Снимался ролик на SuperVHS[98], — вспоминает Юля Лебединова. — Мы, лопухи, даже не знали, чем он отличается от Betacam. Парни уверяли, что они «заморщат» видео на компьютере, и на выходе всё будет по-взрослому, как в дорогих клипах. Это сейчас, просматривая «Вечную молодость», я понимаю, что все эти эффекты может сделать начинающий монтажер в допотопной аппаратной. А тогда нам казалось, что парни находятся в поиске, и этот ролик нужен им как первая серьезная работа.

Но начинающие клипмейкеры так и не смогли придумать приличный сценарий. К всеобщей радости, в роли Директора школы согласился сняться «гений эпизода», актер-эксцентрик Александр Баширов[99]. В то время он как раз заканчивал факультет режиссуры ВГИКа и поэтому взял постановку многих мизансцен на себя. А поскольку из текста песни следовало, что Учитель пения (Чиж) целовался на переменах с Директором школы (Баширов), ролик сразу приобрел супермодный «голубой» оттенок.

Натуру нашли в двух шагах от Невского проспекта, в 171-й школе, где когда-то училась Юля Лебединова. Директор не смогла отказать ей в поддержке. Единственные деньги, которые пришлось заплатить, — ночной уборщице. Но чтобы еще сильнее урезать расходы, Юля стала соавтором сценария, ассистентом режиссера, костюмершей и даже сыграла «географичку» и «ту, что играла на ионике». Роль «солистки Леночки» доверили начинающей топ-модели, которую привели друзья. Но когда речь зашла о гонораре, Березовец искренне возмутился: «Какие еще деньги?! Радоваться должна, что вообще взяли!»

Съемки проходили всю ночь. Считается, что рок-сцена — отличная актерская школа, но при словах «Внимание! Камера! Снимаем!» все страшно зажимались. Пришлось даже выпить для храбрости. В итоге громкая фонограмма, вспышки яркого света и пьяные выкрики так достали жителей соседних домов, что те пригрозили вызвать милицию: «Такая приличная школа, а ведете себя как последняя дискотека!..»

Чиж не вмешивался ни в процесс съемки, ни в процесс монтажа: «Я давно усвоил, что каждый должен заниматься своим делом. У меня настоящие клипы каждый раз на концертах проходят, когда я пою ту или другую песню. Я закрываю глаза и просто вижу клип».

Премьера черно-белой «Вечной молодости» состоялась в питерской телепрограмме «Зебра» и в передаче ЦТ «До 16 и старше». Стилистически ролик напоминал клипы бывшего солиста «Браво» Евгения Осина, снятые в поддержку его альбома народно-дворовых песен «70-я широта», — школа, актовый зал, ансамбль на сцене.

Большого вклада в раскрутку группы «Вечная молодость» не внесла. Не заметила появления первого видеоклипа «чижей»[100] и пресса. Рецензии выдавала, главным образом, тусовка: от «ужасно смешной» и «непонятный» до «полное говно». Но зато теперь Березовец с Лебединовой могли на переговорах в Москве с гордостью достать кассету: «А вот что у нас есть!»

— Я была электричкой с фонарем во лбу и была уверена, что везу самых лучших в мире пассажиров, — говорит Юля. Но каждый раз, собираясь в Москву, она для «подстраховки» надевала тетушкино кольцо с 16 бриллиантами и сапфиром — его вид магически действовал на клубных арт-директоров и помогал вытрясти из них максимальный гонорар. Разумеется, никто не знал, что, приезжая в Москву, «чижи», чтобы не платить за гостиницу, набивались в квартиру той же Лены Карповой, и кому-то из них приходилось спать в ванной.

После выступлений в московских клубах «Манхэттен», «Ne Бей Копытом!», «Вудсток» и «Табула Раса» Чиж сказал: «Я вижу все больше людей, которые приходят уже не жрать, а на тебя посмотреть, послушать». На вопрос, почему группа «выстрелила», будучи совершенно не модной по саунду (тогда был расцвет «кислотной» музыки) и даже по внешнему виду, попыталась ответить газета «Я — молодой»: «“Аквариум” пишет русско-непальскую народную музыку, “Алиса” пилит злобный трэш, “ДДТ” и “ЧайФ” стали настолько взрослыми, что их неинтересно слушать, “Агата Кристи” собирает стадион, исполняя танцевальную программу, а от текстов “Крематория” хочется лезть в энциклопедический словарь... Все при делах. А русский рок мы стали потихоньку забывать — мол, был, да и вышел весь... И вдруг появился Чиж. Тексты Чижа цепляют. Взгляд нормального человека, любящего жизнь, женщин, блюз. Он не хочет звать на площадь и не собирается развлекать. Его песни, как я их воспринимаю, о том, что все неплохо, пока есть что вспомнить и есть на что надеяться».

Надо иметь в виду и другое важное обстоятельство: «чижи» успели пробиться к своим слушателям до появления магнатов-монополистов шоу-бизнеса, которые сразу установили свои правила игры.

Там же, в Москве, родилось окончательное название группы. Сначала она называлась просто «Чиж», но сам фронтмен считал, что это несправедливо: «Пацаны, получалось, какие-то безликие стоят». На концерте в байкерском клубе ему вдруг вспомнился бэнд Big Brother & The Holding Company, который играл с Дженис Джоплин, и он по аналогии предложил — «Чиж и компания»[101]. В этом названии, кстати, был особый смысл, поскольку слово «компания» произошло от старофранцузского «компаньон», буквально означающее: «тот, с кем вы делите хлеб».

— Работая с Чижом, уже можно было содержать семью, — говорит Романюк. — Березовец правильно понимал ситуацию: профессионализм не только в том, чтобы хорошо играть, но и в том, чтобы получать деньги за свою работу. Мы сразу поставили эту точечку, за что нас невзлюбили многие организаторы концертов, — мы просили какой-то гонорар. Сначала минимальный, потом — больше.

Как только «чижи» замелькали на ТВ, Березовцу, который всюду предусмотрительно оставлял свои визитки, сразу же стали названивать с предложениями о гастролях. До этого группа выезжала только в августе 1994-го в Одессу на фестиваль «Пикейные жилеты». Вся «коммерция» заключалась в том, что музыкантам разрешили взять с собой жен/подруг и выдали скромные суточные — таким образом, всем удалось бесплатно отдохнуть.

Притом что концерты сразу пошли косяком, Березовец проявил себя жестким организатором. «Он закрывал нас своей грудью, — дружно вспоминают “чижи”. — Он знает, как разговаривать с нехорошими организаторами, которые хотят нажиться на музыкантах. Мы никогда не поселимся в плохой гостинице, никогда не поедем в общем вагоне, нас никогда не накормят какой-нибудь фигней, из-за которой потом болят желудки».

— Мы понимали, что незнамениты, — добавляет Лебединова, — но петь только для того, чтобы «посмотрите на нас»?.. Подход сразу же был такой: если уж мы выходим «по нулям» за концерт, то надо хотя бы провести время с удовольствием!..

При этом Чиж утверждает, что райдер[102] группы не содержит ничего экстраординарного («Мы все время пытаемся включить один пункт — резиновую женщину, но никто не соглашается, все думают, что это шутка»).

К тому времени советская монопольная система «проката» артистов через областные филармонии практически умерла. В этот бизнес пришли новые, зачастую несимпатичные люди: без денег, связей и опыта, но с понтами, как у Гитлера, и волчьим аппетитом. Именно такие барыги чаще всего пытались нагреть музыкантов. Первое такое «кидалово» случилось в Воронеже, где «чижи» отыграли концерт в местном цирке (там сильно воняло животиной и был отвратительный «плавающий» звук).

— Сидим в гримерке, — вспоминает Чиж, — нам сейчас идти играть. Говорим устроителю гастролей: «Принеси, пожалуйста, пива и каких-нибудь бутербродов». Приносит (нас было шесть человек) шесть стаканов с каким-то говенным пивом и ровно шесть сосисок. Мы такие: «Брат, ё-моё! Ты — царь! Ты просто продовольственный царь воронежский!..»

Когда «чижи» уже погрузились в автобус, местечковый импресарио отказался выдать всю оговоренную сумму. После жестких разборок Березовец выкинул его на ходу прямо на шоссе.

— Вот тогда мне действительно стало страшно, — вспоминает Юля Лебединова. — Мы одни в чужом городе, могут и по башке настучать... Мы поехали потом в гостиницу, наелись в ресторане какой-то воды с сосисками, которая гордо называлась солянкой, парни выпили водки. Переночевали и уехали оттуда в каком-то непонятном вагоне... В общем, было много доброго, но и недоброго тоже было немало.

Наученный горьким опытом, Березовец стал требовать у прокатчиков весь гонорар авансом (на сленге шоу-бизнеса это называется «дать концерт на гарантии»).

Впрочем, проблем хватало и тогда, когда за организацию концертов брались бывшие рокеры.

— Картина следующая, — рассказывает Чиж. — Заканчивается концерт: «Ну что, на ужин?» Какая-то захудалая заводская столовка, на столе — бутылка водки, пюре, какие-то рыбные котлеты. И всё это проводится под таким флагом: «Да ладно, пацаны, вы же рокеры!..» И тут же: «А поехали на хату, позажигаем?» А не поедешь — ты в говне: что, типа, уже зажрались?!.. Поэтому самый оптимальный вариант, когда концертами занимаются люди, которым нравится наша музыка, но которые раньше не были в тусовке.

В середине 1990-х во многих городах стоял убогий, в буквальном смысле «антикварный» аппарат, но Чиж подчеркивает, что никогда (за исключением телевидения) не пел на своих концертах под фонограмму: «Может, и предлагали в первый год, но потом нет, мы себя так поставили. Только живой звук». Опытный Гончаров умел отстраивать любую аппаратуру, хотя Чиж досадовал, что ему крайне редко удается использовать на концертах любимый инструмент рояль: «Очень сложно его озвучивать. Микрофон сразу свистеть начинает».

Другой сложностью была пресловутая техника безопасности: «Током било. Через раз фигачит, до сих пор. Если комбик не заземлили, он может так шарахнуть!..» Однажды «чижи» играли в старом доме культуры, шел дождь, и прямо на них капала вода: «С одной стороны, смешно. С другой стороны, в любой момент могло ударить 220».

Но ничто не могло омрачить парням настроения.

— Мы переезжали из города в город, — вспоминает Чиж, — хрен с ним, что бухали страшно, но бухали от радости — от того, что собрались вместе, что у нас всё здорово получается, что города идут один за другим — я же в жизни столько не ездил! Это то, что должно было прийти ко мне лет в восемнадцать, наверное, если бы я жил на Западе. А тут, блин, — в тридцать три! И у меня мгновенный бросок назад, лет на двадцать — и всё, меня нету! Знай только струны меняй!.. И когда я до этого дорвался, у меня больше не было никаких мыслей: ездить, играть, и всё. Вот настроение тех первых лет. Может, оно до сих пор такое...

В гостиницах группу размещали по два человека в номере, и Чиж всегда брал в соседи Гончарова.

— Когда мы немножко раскрутились, — говорит Олег, — нам стали предоставлять больше номеров, и Березовец уже стал лепить Сереге образ звезды: он жил один, а я взял в соседи Ханутина. Тот был раздолбаем. Постоянно что-то забывал. Мог забыть кипятильник выключить. И если не спалить гостиницу, то устроить возгорание...

До статуса рок-звезд «чижам» было так же далеко, как до солнца, но кое-какая известность, благодаря телевидению, уже ощущалась. Но, разумеется, не такая, как у музыкантов «Машины времени», которые, измученные назойливыми поклонниками, соглашались прибыть на гастроли поездом только в том случае, если для них будет выкуплен целый вагон — либо купейный (36 мест), либо СВ (18 мест).

— Чижа узнавали, — говорит Лебединова, — звали в вагон-ресторан, но чего от этого прятаться? Это очень по-московски: снимать целый вагон, чтобы никто тебя не доставал. Мы никогда этого не боялись. В крайнем случае, закрылся в купе — и всё. Но чаще я просто выходила и говорила: «Едут ребята с концерта. Что вы пристаете?» — «А мы их узнали!» — «А представляете, сколько таких, как вы, которые узнали?» В крайнем случае, если бы те начали быковать, парни легко могли начистить морду любому. Тот же Мишка Владимиров имел синий пояс по дзюдо.

Когда Чиж приезжал в города, где раньше никогда не бывал, он с удивлением замечал, что многие его песни публика уже знает и даже пробует подпевать. Причем даже те вещи, которые играл с «Разными людьми» довольно редко. Секрет раскрылся, когда Чиж услышал свой голос из привокзального киоска, торгующего аудиокассетами. Чаще всего продавцы ставили «Такие дела» и «Hoochie Coochie Man», правда, в очень скверном качестве (скорее всего, это была перезапись с сольной пластинки).

В те годы «пираты» процветали: компакт-диски стоили запредельно дорого, «народ был нищ и не обут», и на одну легальную аудиокассету приходилось десять нелегальных. Но у этого негативного явления были, как оказалось, и свои плюсы — благодаря музыкальным «самогонщикам» неизвестный артист мог «раскрутиться» мгновенно и бесплатно. Если песня какого-то исполнителя имела шансы, по мнению «пиратов», стать мегахитом, ее долбили из каждого ларька, чтобы люди подходили и покупали кассету (самый известный пример — «Я убью тебя, лодочник!» Профессора Лебединского).

«Говно пиратить не будут, — повторял в интервью Чиж. — И если я где-то вижу нашу пиратскую кассету, то я, честно говоря, этому рад». На тот момент контрафактная продукция была группе во благо, прибавляя популярности. Но пора всё же было подумать о собственном издателе.

1994: «Live»

Примерно за год до описываемых событий, в августе 1993-го, владелец московской звукоиздательской компании «SoLyd Records» 41-летний Андрей Гаврилов вышел из дому, уселся в свой «Москвич» и включил магнитолу. По счастливой случайности она была настроена на волну столичного радио «Ракурс». Диджей как раз зачитывал музыкальные новости. Бодрой скороговоркой он сообщил, что в самое ближайшее время выйдет первая пластинка молодого исполнителя по прозвищу Чиж. Диск еще не появился в продаже, и ведущий предложил послушать концертную запись. Это был «Hoochie Coochie Man».

— Помню, я совершенно обалдел, — говорит Гаврилов. — Мне безумно понравилась эта песня! И когда они сказали, что чижовский диск выходит на «Триарии», мне стало страшно завидно.

Принято считать, что каждая звукоиздательская фирма напрямую отражает вкусы владельца. Выпускник элитного МГИМО, бывший сотрудник ТАСС, киноман[103] и меломан, Андрей Гаврилов создал свой лейбл в 1993 году, собираясь издавать всё, кроме попсы, — рок («Аквариум», «Крематорий»), авторскую песню (Галич, Ким), классику (Бах, Равель, Моцарт), ретро (Петр Лещенко), авангард (Губайдулина — Артемов — Суслин), джаз и даже старинные русские песнопения (хор Валаамского монастыря). Такой широты жанров не было в те годы ни у кого, за исключением, возможно, старушки «Мелодии». Неслучайно журнал «Jazz-квадрат» назвал «SoLyd Records» фирмой «нетипичной, гурманской».

— Я находился в замечательной ситуации (теперь-то я понимаю, что это редкая удача), — говорит Андрей, — когда мог позволить себе издавать только то, что лично мне нравится. Это значит, что каждый диск, который я выпустил, я бы купил, если б его выпустили другие. Так было и с Чижом. Мне понравилась эта музыка, я хотел ее услышать.

Не теряя времени, Гаврилов сразу же позвонил питерским знакомым с просьбой узнать, кто такой Чиж и кто представляет его коммерческие интересы. Но Чиж в то время готовился к переезду в Питер, и реальные переговоры начались только в конце 1994 года.

— Мне все говорили, что с Березовцом невозможно договариваться, — рассказывает Гаврилов. — Оказалось — полная ерунда! С Березовцом договариваться очень хорошо: он точно знает, что ему нужно, и выставляет свои условия. Ты на них идешь или не идешь. Если идешь — вопрос решен мгновенно. Если не идешь, ты пытаешься объяснить ему свою точку зрения... Я сделал им абсолютно нормальное предложение, которое сделал бы любой другой группе, — у меня никогда не было ни идей, ни возможности ослепить кого-нибудь блеском золота. Раз они согласились, наверное, это им подошло.

Предложение Гаврилова выпустить на «SoLyd Records» альбом «чижей» действительно пришлось как нельзя кстати — с лейблом «Триарий» у Чижа был подписан контракт на выпуск всего одной пластинки, дальше он был свободен. Соответственно, молодая группа активно искала издателя. Причем непременно в столице. Протолкнуть туда свой продукт питерские лейблы не могли — в Москве сидела своя «мафия». Пример показала питерская Tequilajazzz, которая в 1994 году подписала контракт со столичной компанией «FeeLee» и за несколько лет вышла в безусловные лидеры альтернативной сцены. Словом, каждая группа хотела «прикрепиться» к своему издателю. Исключением была лишь «Гражданская оборона», которая создала свой независимый лейбл «ГрОб рекордс», — помимо самой «ГО», туда вошел еще десяток сибирских групп, близких по духу Егору Летову.

Благодаря тому, что «чижи» стали сотрудничать с «SoLyd Records», их кассеты и компакт-диски были размещены сразу во всех регионах — московская дистрибуция, всё было схвачено.

Личная встреча Гаврилова с «чижами» состоялась в телестудии на Шаболовке, где те записывались для новогодней «Программы А». Любитель джинсов и свободных свитеров, Гаврилов напоминал не «акулу шоу-бизнеса», а скорее остепенившегося хиппера. Тот факт, что они с Чижом оказались «пробитыми» битломанами, можно расценить как чистую лирику. Гораздо важнее, что музыканты, работавшие с Гавриловым, считали его одним из немногих боссов рекорд-бизнеса, кто честно выплачивает royalty — процент с продаж. На других московских лейблах эти цифры были предельно запутаны: сколько конкретно продано кассет и CD, в каком регионе, по какой цене — понять было практически невозможно.

«С “SoLyd Records” очень приятно работать, — говорил позже Чиж. — Налаженная машина. Время выхода пластинок и их тиражи — это, пожалуй, единственное, за чем я целенаправленно не слежу. Стараюсь не заморачиваться на эту тему, а то можно с ума сойти...»

Во время встречи Гаврилов подписал договор о выпуске альбома-концертника «Live», поскольку полностью готовый и уже сведенный «Перекресток» расчетливый Березовец решил пока попридержать.

Покупая концертник у молодой группы, «SoLyd Records», безусловно, рисковал. Но не больше, чем выпуская в том же году CD элитарной группы «Рада и Терновник», работавшей в странном стиле «psychodelic fatum». И даже если бы тираж «чижей» плохо разошелся, это не грозило лейблу полным банкротством.

В тонкости коммерческих переговоров Чиж сознательно не вникал.

— У меня наконец-то появился директор, на которого я мог совершенно спокойно перекладывать часть дел, совершенно о них не думая. Что мне оставалось — это играть. Больше я вообще ни о чем не думал. У нас была работа, мы выступали, что-то записывали. Время от времени я подписывал какие-то контракты. Я в жизни не подписывал контрактов!.. Я ставил свои закорючки на каждой странице — целых 18 листов. И раз всё получается, раз мы получаем какие-то деньги, значит Игорь тот человек, которому можно доверять. Если он считает, что сначала нужно выпустить «Лайв», а потом «Перекресток», значит это правильно. И я не лез. Мы сидели с пацанами и репетировали.

Журнал «FUZZ» писал: «Игорь Березовец — довольно противоречивая фигура в мире питерского шоу-бизнеса. И то, что он начал работать с Чижом, вызвало неадекватную реакцию в музыкальных и околомузыкальных кругах. Но, чтобы ни говорили, тандем Чиж — Березовец, на первый взгляд совершенно невозможный, сработал и, более того, активно прогрессирует».

После выхода «Live» один из рецензентов заметил, что «бурные аплодисменты между песнями кажутся чем-то лишним, как будто отдельно вписанными в промежутки». Он даже не подозревал, насколько близок к правде: «Live» действительно не был «живым концертом» — он был сыгран в студии «Мелодии», а шум зала сымитирован или наложен дабл-треком.

Идея записать «Live» как псевдоконцерт родилась у менеджмента по одной простой причине: настоящий концерт требовал много аппаратуры, а ее аренда сильно увеличивала расходы. К тому же в те годы как нечто действительно ценное воспринималась только студийная работа. Возможно, потому, что в России еще не сложилась традиция записи «лайвов», и туда попадала вся лажа, которую невольно допускают на концерте музыканты. Одним из первых концептуально живых отечественных альбомов стал «двойник» «Шабаш» группы «Алиса», записанный в октябре 1990-го на концерте в Лужниках. По мнению критиков, это одна из лучших работ «Алисы» и один из лучших концертных альбомов русского рока. Чтобы получилось нечто подобное, надо было сильно постараться. Но у «чижей» был сильный козырь — маэстро Морозов.

Процесс, по словам Чижа, выглядел следующим образом.

— Мы расположились на сцене. Сверху сидел в своей рубке Морозов, который нас записывал. В этом и был кайф: от первой до последней песни всё было сыграно как на концерте, вживую. Единственное, была наложена партия фортепиано, потому что я по времени не мог добежать до него и сыграть.

Чтобы сымитировать гул и крики толпы, в студии собрали всех жен, подруг и друзей. Они же хором проорали припев «Тайги». (Как съязвил позже один из рецензентов: «Сбылась-таки давняя чижовская мечта о создании хора “ветеранов рок-н-ролла”».)

— Я пел «Тайгу» только на «квартирниках» или просто для друзей, — говорит Чиж. — В Харькове часто пел, парни ее очень любили. А записать — поддался уговорам Березовца.

Многие предупреждали, что, заигрывая с зэковской эстетикой, Чиж рискует стать звездой блат-рока. Но «Тайга» не была поклоном криминальной романтике «лихих девяностых» — ключевой там была фраза «Глоток свободы — как стакан вина». И если не по форме, то по настроению это был блюз («В России не было своей Миссисипи? Была. Имя ей — Колыма»). «На самом деле, “блюз” перевести как собственно “печаль” нельзя, — говорил Чиж, — потому что это все-таки множественное число, поэтому легче перевести как “страдания”. А страдания у нас в России — это не всегда мысли о неразделенной любви». В конце концов, когда Майк Науменко приехал в начале 1980-х на подпольный концерт в Москву, музыканты из богатой синтезаторной команды, «косившие» под импортный Space, потом с ухмылкой рассказывали: «Приехал уголовник из Питера и пел два часа под видом рок-музыки блатные песни!..»

Кроме «Тайги», в «Live» вошли еще две вещи, которые ранее нигде не издавались, — «Эволюция» и недавно сочиненная Чижом «Попутная». Их дополнили песни из альбомов «Буги-Харьков» и «Перекресток» («Ты был в этом городе первым», «Она не вышла замуж», «Дополнительный 38-й», «Hoochie Coochie Man», «Если»).

Весь альбом был записан за шесть часов, включая подключение аппаратуры, расстановку микрофонов и настройку инструментов. Еще четыре часа ушло на сведение, которое было простейшим: в одной вещи Чиж перепел вокал. В этих рекордных сроках есть признак шедевра. Гаврилов неслучайно называет «Live» одной из самых недооцененных работ Чижа: «Он страшно нравится мне до сих пор — и как сыгран, и как записан».

«Лайв» действительно излучал магию живого концерта. В этом была, безусловно, заслуга Морозова, который вообще немало потрудился, чтобы получить фирменный Chizh sound.

— Васильич тот человек, — говорит Чиж, — который очень удачно находил в музыке баланс между грязью и стерильностью. Мне неинтересно работать, как, допустим, Pink Floyd, — всё вылизано, как паркет. Мне гораздо интереснее с «грязью» — это влияние «блэков». Говорю после записи: «Я оставлю». Он: «Чувак, пожалеешь! Это слишком грязно... и не то что грязно, а как будто ты играть не умеешь. Давай переиграем. Потом спасибо скажешь». Или я сыграл, а он говорит: «Да, всё классно, всё гладко. Но ведь это не ты...»

Сразу после того, как определились перспективы работы с «SoLyd Records», Березовец попросил фотографа Валерия Потапова, уже поработавшего над пластинкой Чижа, оформить обложки двух альбомов — «Перекресток» и «Live».

Само слово «перекресток» уже навевало некие ассоциативные ряды: перекресток жизни, перекресток душ. В конце концов, можно было вспомнить слова БГ: «Рок, как и джаз, имеет в виду крест, или инь-ян, мистическое единение мужчины и женщины». Но обыгрывать перекресток в виде креста Потапову показалось банальным. Идея с пачкой «L&M» и надписью «Прости!» отпала из-за опасений, что табачный гигант Philip Morris потребует денег за использование своего торгового бренда. В итоге первый вариант обложки был решен изящно: чистое серебро, бабочка и гитарная струна.

Но тут выяснилось, что серебряный фон наши типографии напечатать не могут. Тогда Потапов предложил другой вариант: оранжевая бабочка и проекции гитарного грифа на голубом фоне — как некая абстрактная ассоциация со всеми классическими блюз-роковыми композициями.

— Обложка получалась очень яркая, — рассказывает Чиж. — Оранжевая бабочка просто била по глазам. Она была там настолько неожиданна — мы отходили с Потаповым, смотрели, ее было видно издалека, уже одним этим обложка должна была привлечь внимание. Но когда альбом отдали в печать, цвет совершенно не совпал. Он «полинял», вышел каким-то блеклым, и было совершенно непонятно, на кой хрен там нужна эта бабочка...

В отличие от «Перекрестка», обложка «Live» в большей степени стала продуктом совместного творчества. Работая на «Мелодии», парни наткнулись на компакт-диск британской группы Birds, взглянули на оформление и дружно решили: «Вот то, что нужно!..»

Чтобы придать «Лайву» по-настоящему хулиганский привкус, «чижи» снялись в стиле «сладких 60-х» — на барабане-«бочке» шрифтом тех лет вывели «The Чиж & Co», а сами вырядились в рубашки с воротником «ослиные уши» и клетчатые пиджаки. Вся эта одежда была одолжена на студии «Ленфильм», где много лет проработала костюмером бабушка Лебединовой.

Именно Юля предприняла тогда попытку выстроить визуальный образ группы.

— Коллектив создавался на «три рубля на сдачу», очень по-домашнему. У нас не было денег, чтобы одеть четырех здоровых мужиков. Поэтому мои размышления были очень простыми: либо одеваться так, чтобы это был свой собственный стиль (но это дорого стоит), либо найти ту одежду, в которой было бы удобно, чистенько и хорошо.

Блюзмены вызывали у нее ассоциацию с жилетками: блюз — это грусть, а жилетка — та вещь, в которую обычно плачутся (принято считать, что слово «блюз» происходит от английского to feel blue — «печалиться»). И поэтому Юля нарядила «чижей» в разноцветные жилетки и белые рубашки.

Но эта концертная «униформа», разумеется, не прижилась, и каждый в дальнейшем стал экипировать себя самостоятельно. Какое-то время Чиж играл в шелковой стильной рубашке, черной, с белыми «огурцами», и в джинсах-клёш, которые Лебединовой привезли из Турции. «Имидж мне как-то по фиг, — говорил Чиж. — Я вообще об этом не думаю. Для меня имидж дальше расклешенных брюк не идет. Но так как расклешенные брюки — это моя мечта с детства, то это уже и имиджем назвать нельзя».

Несколько лет он с удовольствием носил джинсовую рубашку без ворота, купленную для него приятелем в магазине second hand. Но со временем выяснилось, что самое удобное и практичное — футболка. Установилась даже своя рокерская норма: один концерт — одна футболка.

— После концерта она превращается в потный ком. Я ее застирываю, развешиваю, и она у меня высыхает за ночь. А если уезжаем в тот же вечер, тогда бросаю в пакет. Я беру с собой два пакета: в одном чистое белье, в другом — грязное. Под конец гастролей они перетекают... А стилиста у меня нет, я не пидор.

1995: «Коллекционер залов»

В декабре 1994 года в Питере провели благотворительную акцию «БГ, Ю-Ю[104] и Чиж». Среди галдящей толпы, которая дожидалась начала концерта в фойе, свободно передвигались «чижи». Их не слишком узнавали: не хватали за рукав, не брали автографы и не просили «сфоткаться».

«Если кто-то собирает две тысячи человек в легендарном ДК им. Ленсовета, то следующим утром он просыпается “не такой, как вчера”», — уверяли газетчики. Но особых перемен, не считая похмелья, «чижи» поутру не ощутили. Реальные подвижки в биографии группы начались только в новом, 1995 году.

23 января «чижи» дали концерт в Театре эстрады, созданный когда-то великим Аркадием Райкиным. Этот уютный зальчик всего на 418 мест не входил в число самых престижных площадок Питера. К тому же на здешней сцене было привычнее видеть не рок-группу, а певицу у рояля или чтеца-декламатора. Но выбор Березовца пал на ТЭ совсем по другой причине. Концерт должен был ответить на актуальнейший вопрос — может ли молодая группа собрать публику хотя бы в таком крохотном зале и заработать хоть какие-то деньги.

Представляя Чижа, рок-критик Андрей Бурлака сострил со сцены: «Как не повезло эстраде — как повезло нам!» Но группе не очень-то везло. Сначала Ханутин на саунд-чеке пробил пластик на барабане, и Лебединова бросилась срочно звонить ударнику «ДДТ» Игорю Доценко: «Доца! Родной, любимый, единственный! Помоги, спаси!» Тот поймал машину и привез специальную ленту-склейку. Но вскоре случилась другая неприятность: лопнула струна на контрабасе, который Романюк специально одолжил для концерта («Это было кайфово, — говорит Чиж, — дать такого Тома Уэйтса — контрабас, аккордеон и гитара!»).

Впрочем, публика с радостью прощала своим любимцам все погрешности. Еще перед концертом, когда Чиж вышел на центральный вход, чтобы встретить приглашенных гостей, его тут же плотно обступили фэны. Разгоряченная толпа так разошлась, что снесла дверь и выбила стекло. «Я спросил у Березовца: “Это всегда у нас так проходит?” Он говорит: “В общем-то, да”. Я не знаю, хорошо это или плохо. Но, конечно же, приятно».

Порадовал и финансовый отчет: концерт не только окупил все расходы, но даже принес скромную прибыль. Этот успех был закреплен концертами в ДК Ленсовета (2042 зрительских места) и ДК им. Горького (2200).

Тем временем программный директор радиостанции «Максимум» Михаил Козырев, продолжающий симпатизировать «чижам», пригласил их на первый общенациональный рок-фестиваль «Максидром». Провести его взялись продюсеры из компании «Райс Мюзик», известные своей работой с «Наутилусом». Их союзником стал Козырев, который придумал название акции: сплав слов «максимум» и «аэродром». Концепция предполагала, что на сцену выйдут исключительно рок-н-ролльные группы, начиная от подающей надежды молодежи и заканчивая мэтрами. «Райс Мьюзик» выставил «Агату Кристи», «Максимум» — Чижа, «Браво» и «ЧайФ».

Первый «Максидром» прошел 13 мая 1995 года в столичном спортивно-концертном комплексе «Олимпийский» и собрал 15 тысяч зрителей, которые плотно забили партер, трибуны и все проходы. «Комсомольская правда» написала, что Чижа, который исполнил «Перекресток» и «Вечную молодость», «принимали не хуже, чем других участников... Стало быть, он уже в первой обойме».

— Я был очень рад, что ситуация вернулась к концу восьмидесятых, — говорит Чиж, — что будет рок-фестиваль, все будут лабать на гитарах вживую, без «фанеры», по-честному. И, самое главное, будет хороший аппарат. Но я обломался так, как не обламывался никогда до этого. Потому что всё было в ментах. Чтобы пройти из гримерки в бар за кулисами, где, по идее, должны находиться только музыканты с журналистами, нужно было четыре раза показать свой пропуск с фотокарточкой, с которой тебя еще всякий раз сличали. Это уже не рок-н-ролл.

Между тем «Максидром» был назван «лучшим музыкальным событием» 1995 года, получил национальную премию «Овация», а участие/неучастие в фестивале стало показателем «крутизны» рок-группы. Но Чиж никогда не обращал внимания на эти статусные тонкости. Если журналисты спрашивали: «Почему вы не были на нынешнем “Максидроме”? Неужели не позвали?» — он отвечал: «Значит, мы играли где-то в другом месте».

Считается, что первый в России сингл — компакт-диск с пятью песнями специально для радиостанций — выпустил в феврале 1994-го в количестве 500 штук «Наутилус помпилиус». С одной стороны, это была реклама альбома «Титаник», который вот-вот поступал в продажу, а с другой — обкатка потенциальных хитов, которые должны были определить заявки по звонкам слушателей.

Бумажный конвертик с CDшкой «чижей» стал первым синглом питерской рок-группы. Чтобы отрекламировать альбом «Перекресток», который должен был выйти летом 1995-го, менеджмент выбрал три песни: «Я не такой» («Кошка»), «Кругом тайга» и, конечно же, заглавный блюз.

Однако с 7-минутным «Перекрестком» сразу возникли проблемы. На радийную ротацию уже жестко влиял не только жанрово-стилистический формат, но и хронометраж песни: стандартный составлял 3–4 минуты, максимальный — пять. Чтобы вашу вещь крутили целиком, требовалось сочинить что-то вроде «Stairway to Heaven», которая, имея длительность 8 минут, много лет оставалась самой популярной песней на американских FM-станциях. (Чижовскую «Она не вышла замуж», которая звучит те же 8 минут, крутило только питерское «Радио-1».) В конце концов Березовцу пришлось попросить Морозова сделать радиоверсию «Перекрестка», для чего тот обрезал срединное гитарное соло и концовку. И если полная версия блюза была 7’04, то на сингле стала 4’35.

Синглы раздавали по радиостанциям. Наиболее часто песни Чижа (и не только с сингла) ставила «Европа Плюс Петербург», с которой у группы завязались партнерские отношения. «Чижи», например, открывали филиал радиостанции в пограничном Выборге, где сыграли великолепный концерт на фоне средневекового замка, принадлежавшего когда-то Финляндии.

— Основная программа формировалась в Москве, — рассказывает Виктор Мушенджинов, возглавлявший «Европу Плюс Петербург» в 1992–1996 годах. — Программным директором был тогда Юра Аксюта. Сейчас он музыкальный редактор Первого канала, сидит в жюри «Фабрики звезд» и т. д. И я уже не помню, как всё это было, — либо Березовец сам в Москве договаривался, либо это я им позвонил, чтобы обратили на Чижа внимание, но каким-то образом они попали в ротацию всей станции. Но в Питере, где Чижа можно было часто увидеть, потрогать, посмотреть, его популярность была особенная. У нас была программа по заявкам «Презент», где все время просили поставить Чижа.

Как ни странно, успех «Перекрестка» застал Чижа врасплох. Он не то что не надеялся — даже не подозревал, что этот блюз сразу поднимет группу на вершину успеха.

— Мое личное мнение редко совпадает с мнением большинства. Я думал, что выстрелит наша с Димкой Некрасовым песня «Я не такой». Но оказалось, что она вообще прошла «мимо кассы», никто ее не заметил. И — «Перекресток», который мгновенно взлетел! Мне за него не то что стыдновато... Думал, оценят метафоры, образы, а оказалось, что самая крутая строчка: «На подушке осталась пара светлых волос». Никто не вспоминает: «Когда “кидает” любовь — начинается блюз».

Тем не менее, когда FM-станции стали крутить блюз чуть ли не каждый день, приемник Чиграковых включался на всю громкость, и всех переполняла гордость.

— Вначале концерты заканчивались «Тайгой», — говорит Юля Лебединова. — Я помню эту картинку: перед концертом Чиж с Романюком составляли верстку программы. Как обычно, в самый последний момент. «Так, давай-ка эту песню перенесем туда, эту переставим вот сюда, а “Перекресток” давай опустим...» И я видела, как он плавно перемещается в конец программы. На место самых хитовых вещей.

Впрочем, не только блюзовый «Перекресток», но и весь альбом показал, что Чиж значим сам по себе, а не только в составе «Разных людей», что он замечательный мелодист, неплохой аранжировщик и достаточно тонкий поэт. Рецензент «Московской правды» В. Елбаев хвалил его буквально взахлеб: «Несмотря на то что я повторю Гребенщикова, не могу отказать себе в удовольствии крикнуть: “Чиж — гений и Башлачев нашего времени”. Перед нами, возможно, впервые за всю историю послевоенной русской культуры — отечественный глашатай и молодежный пророк. Причем его рождение лучше отсчитывать с даты выхода этого альбома, поскольку новый ритм-энд-блюзовый звук группы сильно отличается от периода “Разных людей”, где Серега Чиграков просто “хотел чаю”. Слушается на одном дыхании».

На волне популярности «Перекрестка» «чижи» в сентябре 1995-го замахнулись на главную площадку Санкт-Петербурга — Большой концертный зал (БКЗ) «Октябрьский», где в советскую эпоху выступали преимущественно суперзвезды вроде Пугачевой и Элтона Джона, способные вызвать мгновенный ажиотаж в билетных кассах. Но в середине 1990-х возможность проведения концерта в «Октябрьском» определяла уже не столько популярность исполнителя, сколько наличие у него денег, чтобы внести предоплату за зал. Чтобы не прогореть, «чижам» нужно было собрать не менее 70 процентов от 3727 зрительских мест.

Дополнительная сложность заключалась в том, что менеджмент решил убить в «Октябрьском» даже не двух, а трех зайцев. Во-первых, собрать престижный зал. Во-вторых, снять на концерте видеофильм. В-третьих, записать альбом «Greatest hits live» и выпустить на CD.

«Выпустить концертный диск, — писала газета “Экстра-М” (Москва), — это очень практично: запись альбома в студии стоит сейчас немалых денег, а на концерте можно, напротив, еще и заработать. Да вот только не каждой команде такая экономия доступна — только у настоящих профессионалов живое звучание не уступает студийному. Как выяснилось, Чижу это по силам».

Но главное было не в этом. После выхода «Перекрестка» на концертах Чижа стала заметно меняться публика: толпу тинейджеров и разночинцев всё больше разбавляли «люди в пиджаках». Олег Гончаров, который уже не работал звукооператором группы[105], но пришел в «Октябрьский» с дочкой, вспоминает:

— Если, скажем, на «Наутилус» тогда ходили девушки хай-класса, шикарно одетые лялечки, то на БГ и Чижа приходила совершенно другая публика — хиппи или те, кто «косил» под хиппи. А в «Октябрьском» я уже наблюдал, судя по разговору, банкиров, которые важно попивали в буфете коньячок.

«Перекресток» стал действительно новым этапом. Если раньше популярность Чижа была легче перышка и он играл маленькие концерты в основном для богемной публики, сидевшей буквально друг у друга на головах, то теперь его аудитория сильно расширилась: чижовские песни зазвучали даже из «крутых» авто. Как когда-то бит-группа «Секрет», он прочно занял свою нишу — не попсу, не рок-н-ролл, а что-то свое, middle of the road. Кто-то даже назвал его рок-Мичуриным, который создал причудливый гибрид из ритм-энд-блюза, «жестокого» романса, «советской эстрады» и даже стилизации под блатняк.

— Меня тогда порадовало, — говорит Чиж, — что на концертах стало больше народа, который понимает, о чем я пою. Когда тебе 34, а в зале сплошь 12-летние — это не совсем нормально. Думаю, каждый артист хочет, чтобы его оценило его поколение. А еще лучше — те, кто постарше. Это ведь как в кино. Подросток увидит в фильме «Однажды в Америке» только гангстерские разборки. Люди постарше врубятся, что там есть еще и линия любви...

Вскоре Чижа станут попрекать именно этим: «разношерстностью» публики, которая якобы вытеснила с его концертов хиппанов. «Количество хиппи не убавилось, — отвечал он. — А насчет остальных... Я называю это так — “охватывать более широкие слои населения”. Против абсолютно ничего не имею. Если кому-то нравится наша музыка — бога ради. Мы не должны злиться и отворачиваться, отталкивая какую-то часть слушателей, зачем?»

В «Октябрьском» группе удалось собрать полный зал. Это был успех: «Мы взяли БКЗ!..» В питерской газете «Смена» даже появилась заметка с характерным заголовком «Чиж коллекционирует залы».

Но почивать на лаврах было некогда. Уже 27 сентября «чижи» впервые выступили в легендарной «Горбушке». Для российской рок-группы здешняя сцена считалась вершиной общественного признания.

— «Горбушка» не рассматривалась как имя — только как площадка, где может поместиться определенное количество человек, — говорит Лебединова. — Блефовать, говорить: «Мы возьмем “Горбушку”!» — понимая, что туда придут три человека, — этот дешевый понт был не нужен нам по определению, а во-вторых, он был нам не по карману. Как только мы поняли, что в «Горбушку» придут люди и будут покупать билеты, тут же начались переговоры. Там был, конечно, некоторый скрип, но все равно это нельзя назвать подвигом.

Было нечто символическое в том, что в «Горбушке» вновь пересеклись пути Чижа и БГ. Но если в 1993 году Борис Борисыч вывел его на сцену «Горбушки» во время своего концерта, то сейчас, в 1995-м, БГ выступал на несколько дней раньше Чижа, представляя свой новый альбом «Навигатор». Он же сделал «чижам» дополнительную рекламу в интервью журналу «Огонек». «Я не понимаю, что такое русский рок-н-ролл, — говорил Борис Борисыч. — У нас им занимаются больные люди. Не могу сказать этого про Чижа. Я послушал его новый альбом, вот наконец в России чего-то появилось. Без зануди, без того, чтоб рубашку рвать на груди и крест обнажать».

Ниже шел постскриптум «Огонька», сообщавший, что у читателей есть «редчайшая возможность услышать питерского музыканта Сергея Чигракова, впервые выступающего в Москве не в клубах, где и дорого, и неуютно, а в концертном зале с хорошей акустикой».

Побывавший на концерте Леонид Захаров из «Комсомолки» писал, что в «Горбушке» еще «витал дух Гребенщикова, но он тихо улетучился с первыми чижовскими аккордами, и стало ясно: это — полный триумф. То, что публика буквально сходила с ума в зале, — в принципе не такая уж редкость. Но после концерта поклонники сидели в фойе и пели хором песни Чижа — многие ли наши звезды первой величины могут таким похвастаться? Словом, налицо все признаки надвигающейся чижемании».

Вершиной народного признания стал визит на московский концерт «чижей» представителей табачной компании.

— Очень многие люди, — говорит Чиж, — стали курить «L&M» под влиянием «Перекрестка», они мне сами говорили. До сих пор подсовывают пустые пачки: «Нацарапай: “Прости”. Я пишу: “Прости!”»

Правда, контракт с «табачниками» так и не был подписан. Но, скорее всего, Чиж отказался бы от него и сам: он видел себя в рекламе исключительно в качестве эндорсера — музыканта, пропагандирующего инструменты того или иного производителя (например, гитар Gibson). В крайнем случае — brand ambassador’а крымских вин. Или джинсов, да и то не всех.

1995: «...О любви»

Однажды Гребенщиков сказал журналисту «АиФ», что пишет в среднем 18 песен в год. Чиж за целый год после переезда в Питер сочинил всего три — «Перекресток», «Попутную» и «Последние деньги». В интервью журналу «Репутация» (Самара) он признался: «Я восхищаюсь Питером, но стараюсь выбросить его из головы, потому что он так давит своей красотой, что я не могу написать ни строчки. И мне кажется, что бы я ни написал — всё выглядит так погано. Здесь Пушкин сочинял. И я, фуфло, сижу тут и еще что-то кропаю...»

Петербург действительно сильно влияет на живущих здесь людей. Он даже способен сломать человека, если тот не принимает этих перемен. «Почему в Питере люди сутулые? Небо низкое», — шутит Юрий Шевчук. Такой же «рок-эмигрант», как и Чиж, он убежден, что «простор меж небом и Невой» представляет собой прокрустово ложе для человека, желающего там жить и творить, — город начинает тебя выпрямлять или, наоборот, сгибать. Даже абориген Гребенщиков жаловался, что Петербург его «давит».

«Встречал друзей-музыкантов, — рассказывал Чиж, — которые говорили: “Вот новый альбом пишем”, а у меня в это время была какая-то пустота». К весне 1995-го его энергетика подсела, как разряженная батарейка. Вспоминая концерты того периода, журнал «FUZZ» писал, что «Чиж выходил на сцену штукатурочно-бледный, со стеклянным взглядом, и играл как этакий clockwork orange[106] — вроде бы все добрые, хорошие песни, но, затверженные до механицизма, они теряли и жизнь, и юмор».

Сам Чиж считает, что в этом был виноват тот безумный гастрольный график, который обрушился на группу:

— Мы просто не успевали отдохнуть. Ну и похмелье, естественно. Выходишь на сцену практически в полуобморочном состоянии. А играешь — песен-то было мало — одно и то же...

Это была ситуация, знакомая каждому артисту: от старых песен тошнит, а на сочинение новых нет сил. Между тем гастролировать с набившим оскомину репертуаром становилось уже просто неприлично. Пора было готовить новую программу и, соответственно, новый альбом. Но к лету 1995-го у Чижа была всего одна свежая песня — «Последние деньги» («Ветер вырывает из рук»).

Об этом «чижелом» блюзе стоит рассказать подробней. Он родился по дороге на репетицию. «Была совершенно жуткая погода, — вспоминал автор, — ветер, дождь со снегом, я с Миллионной шел пешком на “точку” к Смольному. Пришел и написал. Мы долго мучились с аранжировкой. Изначально она была более блюзовой, типа “From The Cradle” Клэптона. Но что-то там было не так... И как-то мы репетировали у Мишки Владимирова на кухне, Леха что-то “ковырял” на басу и вдруг выдал классный рифф. Мы тут же подхватили: “Вот, оказывается, как надо!”»

Рок-критик Андрей Порываев: «В этой вещи нет ничего лишнего и одновременно все присутствует. По стилю это самый что ни на есть классический блюз. Только если прочувствовать настроение композиции, становится все ясно. Ноябрьская промозглая погода, когда еще нет снега, дует северо-западный ветер, но лужи уже замерзли... А денег-то действительно нет. Ну, от силы на булку хлеба и бутылку пива. Кто помнит, это примерно 60 копеек по тем ценам. Пусть рубль. Вот этот-то рубль и вырывает этот проклятый холодный ветер... А на ногах эти чертовы резиновые кеды советского производства, которые примерзают к асфальту и нисколько не греют, куртка из искусственной кожи, поскольку попробуй-ка найди из натуральной в те самые 80-е. И ничего хорошего впереди тебя не ждет. Но все это фигня! Потому что за спиной гитара! И уж этого никто не отнимет!.. Вот оно, настроение, создаваемое песней. Так отчетливо, ярко, зримо. В этом и заключается гениальность любого произведения — в умении передать слушателю настроение, нарисовать образ. Текст — классический по структуре блюз. Музыке, исполнению, аранжировке позавидовал бы и Би Би Кинг. Одним словом — классика. К таким же классическим у Чижа я бы причислил “Still Life”, “Дополнительный 38-й” и “Перекресток”».

Для будущего альбома Чиж достал из загашника еще две старые песни — армейскую «ОК» и романс «Я позвонил Вам с телефона-автомата» (предлог «с», а не «из» — это сознательно допущенный провинциализм).

Но разве запишешь альбом из трех песен?

— С другой стороны, было обидно, — говорит Чиж, — что есть такой человек, как Коча, и никто его дальше Харькова не знает, а песни — просто гениальные. Или Ганя, которому только после смерти друзья выпустили пластиночку, да и то мизерным тиражом. Коли уж я стал популярным, мне захотелось сделать этим людям что-то зае**ское: «Ребята, вашу мать! Вы обратите внимание: есть же еще вот эти авторы!»

Действительно: многие песни Алексея «Полковника» Хрынова, Евгения «Кошмара» Варвы из харьковской группы «Ку-ку», Андрея «Сили» Селюнина из «Кошкина дома» не были записаны даже на магнитофонных кассетах или бобинах, а чаще исполнялись только в застолье. Обозреватель «Комсомолки» Л. Захаров был по-своему прав, когда написал в своей рецензии, что авторы, представленные на альбоме Чижа, «не слишком известные массовой аудитории талантливые рок-музыканты. По отношению к ним это очень хороший жест». Сам Чиж мог бы взять эпиграфом к будущему альбому битловский рефрен «With A Little Help From My Friends». Это был как раз тот случай, когда помощь действительно взаимна. Первоначально, кстати, альбом и должен был называться «Песни друзей».

Дружба дружбой, но перед тем, как сесть в студию, Чиж аккуратно созвонился со всеми авторами: «Я врубался, что на дворе капитализм, и выпустить пластинку — совсем не то, что спеть чужую песню на концерте».

Но почему в альбоме не оказалось ни одной песни Некрасова и Чернецкого, двух самых близких Чижу партнеров-соавторов?

Когда он попросил у Некрасова «Расстели мне поле», тот ответил, что планирует когда-нибудь записать эту песню сам.

— Говорю: ну запишешь ты, и что? Если б я записал не одну твою песню, а три, ты быстрей бы поднялся. Чернецкому говорю: «Саня, у тебя же есть песня “Сигаретный окурок”, нигде она у вас не записана. Ну не ее, дай какую-нибудь другую». Он: «Чувак, тут вот, знаешь, такая бодяга...» Мутили. Настороженное отношение было. Причем я тут же говорю: «А вы берите у меня всё, что хотите, записывайте. Мне не жалко!..»

Зато Чижу не отказал Полковник: с легкостью отдал своего «Солдата на привале» за обещание налить стакан водки. Не пожалел «Любителя жидкости» и «Still Life» другой земляк, Вадим Демидов. Последний толчок к записи альбома дал опять-таки нижегородец, подаривший суперхит, которым «чижи» много лет подряд заканчивали свои концерты. Позже диджеи «Нашего радио» прикалывались: «Нетрудно представить, в какой обстановке рождалась эта песня: прокуренная комната, пачка “Беломора”, бутылка портвейна и такой волосатый хиппарь, мечтающий о том, как хорошо бы стать крутым, заработать много денег и купить себе машину, а всего-то и надо — написать песню о любви...»

Реальная история суперхита «...О любви» (такой элегантный вариант написания — заслуга дипломированного филолога Юли Лебединовой) куда интересней. Его написал вовсе не Чиж, а Олег Тарасов — старый приятель Лёши «Полковника» Хрынова, «интеллигентный человек с офигенным чувством юмора и внешностью молодого Олега Янковского» (выражение Чижа). В то время Тарасов проживал в Москве, занимаясь перегоном иномарок из Германии. Песни он сочинял как хобби, не рассчитывая получить ни славы, ни денег. Летом 1995-го они встретились в столице с Полковником, и тот уговорил приятеля рвануть на его «мерседесе» к Чижу в Питер.

— Лешка говорит: «Человек песню написал — умрешь от зависти! Послушай!..» — вспоминает Чиж. — Спел под гитару, и я говорю: блин, это же вторая «Ассоль»!.. И сразу попросил: «Олежка, подари песню!» — «Да забирай». Олежек умный человек. Естественно, он врубался, что его подарок — это шлягер. По-моему, в тот вечер он больше ничего и не спел: «Да остальное там... да не стоит».

Поскольку материал представлял собой, по словам Чижа, «песни друзей, которые мы любим петь на наших посиделках», все аранжировки он приблизил к «кухонному» варианту. С этим не согласны многие люди, которые считают альбом как раз одной из самых интересных работ Чижа, новаторской по музыкальным идеям и саунду. Критик А. Головлев вообще назвал «...О любви» лучшей записью за все время существования группы. И перечислил слагаемые успеха: классные тексты, полная «обойма» мелодических находок, не грешащих заимствованиями, и отличный студийный звук.

Аранжировки были бесспорной заслугой «чижей», к которым уже пришли сыгранность и взаимопонимание. В палитре альбома было всё: от блюзового настроения «Последних денег» до психоделии «Мамы» и экзотических африканских ритмов «Точки» (обе песни — Евгения Варвы), от махновского разгуляя в «Атамане» до «застенчивых» гитарных аккордов в «Двери в лето» и проигрыша а-ля Pink Floyd в «Идиллии».

Необычно была сыграна «Прогулка по Одессе» из репертуара Игоря Ганькевича. Парни придумали красивую коду: walking bass Романюка изящно вплетался в джазовую импровизацию, исполняемую Чижом на фортепиано. Это был музыкальный поклон в сторону гимна Одесского рок-клуба, сочиненного Ганькевичем, — «Мой прадед был в “Гамбринусе” тапёр».

— У меня в голове щелкнуло: «Гамбринус» — это же культовый пивной бар! — рассказывает Чиж. — Я знал, конечно, что в Одессе в кабаках играют совершенно другую музыку (по идее, надо было сыграть «Семь сорок»), но мне почему-то захотелось сделать именно так, по-джазовому.

Когда «чижи» поехали в Одессу на фестиваль, Чиж очень боялся, что его упрекнут: «Что ж ты, гад, с песней сделал?!» Но одесситы сказали: «Молодец! Классно!» Правда, поправили: «Чувак, вот тут слова... наоборот надо». — «Поздно, — сказал Чиж, — уже записано!»

— Удивительно ностальгически-грустновато получилось у Сереги, — говорит бывший одессит Максим Ланде, ставший директором «Аквариума». — Вроде бы изначально песня была веселой, забавной, а у него больше слезу прошибала. Она ассоциировалась с человеком, который ее написал. Смерть Гани произвела сильное впечатление на многих. Так бывает, когда неожиданно уходит тот, кого многие любят...

Отличный саунд альбома во многом был заслугой студии, принадлежавшей радиостанции «Европа Плюс Петербург», где «чижи» работали урывками в июле-августе 1995-го (несколько песен были записаны на студии «ДДТ»).

— В то время мы задумывались о музыкальном продюсерстве, — говорит Виктор Мушенджинов, — и построили рядом с эфирной студией здоровенную студию звукозаписи, которая по тем временам была самой оснащенной на всем Северо-Западе. Там была здорово сделана шумоизоляция, стоял роскошный голландский пульт с диким количеством функций, электронные барабаны и, по-моему, единственный в стране настоящий орган «Хэммонд».

Помимо органа Чиж с удовольствием поиграл во время записи на мандолине, аккордеоне и даже на ситаре, который обнаружил в студии: «До этого я видел его только по видеозаписям Харрисона и еще у БГ дома. На нем же нужно играть в позе лотоса, причем обязательно разувшись. Вот я сидел и трынкал на нем. А потом говорю: давайте запишем. Они тут же позвонили хозяину инструмента, экс-басисту группы “Кино” Игорю Тихомирову. “А кто будет играть? — спросил Тихомиров. — Чиж? Чижу — можно”».

Кроме великолепных инструментальных проходов Чижа, критики обратили внимание на «Атамана», украшенного залихватскими подпевками сестер Марины и Татьяны Капуро.

— Марину лично я пригласил, она когда-то спела несколько моих песен — «Там, где дали темны», «Зал ожидания», — вспоминает Морозов. — Как у певицы у ней есть гениальная способность: она мыслит голосами и интервалами. Скажи любой голос: сексту, квинту, увеличенный, уменьшенный — выдаст с ходу! Чижа это поразило, он очумел: «А давай вот здесь... А давай здесь».

За альбом, где из 13 песен собственно чижовских было только две (еще одна в соавторстве с Некрасовым), критики бросили Чижу упрек: петь чужие песни — не по-рокерски, ведь «русский рок — рок авторский».

«А почему мне нельзя петь чужие песни? — недоумевал Чиж. — Если песня хорошая, то почему бы ее не спеть, а тем более не записать?.. Если наш человек играет Хендрикса, то это нормально и разрешено, но стоит ему спеть песню, допустим, Егора Летова, то всё, п**. Значит: а) своих песен не хватает, б) с мозгами что-то не в порядке и в) давно пора распускать всю команду. И еще — спето хреново. У нас так, у нас другого подхода не существует...»

Как ни странно, беспощадный в оценках Морозов его поддержал. Называя музыку Чижа «гениальной эклектикой», а его самого блестящим исполнителем и интерпретатором, Юрий Васильевич говорил, что «часто он делает это лучше, чем сами авторы».

— Песни его друзей настолько гармонично вписались в наши концерты, — говорит Романюк, — что я вспоминаю, о том, что это чужие вещи, только когда мне об этом говорят. «А-а, точно! “...О любви” — это же не Чижа песня!»

Рецензируя альбом, Л. Захаров из «Комсомолки» остановился на заглавной песне:

«Песенка, как это часто у Чижа бывает, весьма ироничная:

Но главная-то ирония заключается в том, что всё это — немножко и о самом Чиже, который однозначно стоит сейчас на пороге превращения в суперзвезду общенационального масштаба».

Словно отвечая журналисту, Чиж в одном из интервью того периода заметил: «Звездой я не стал. Популярность — да, она есть. Быть популярным и быть звездой — разные вещи. Звезды — это Леонид Осипович Утесов, Владимир Семенович Высоцкий, Борис Борисович Гребенщиков. Эти люди — гении». Про альбом «...О любви» он сказал: «Я бы с удовольствием продолжение сделал. Может быть, когда-нибудь и сделаю».

Что касается роли Питера в жизни творческой личности, стоит вспомнить директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, который сказал, что этот город создан сильными людьми для сильных людей. И слабое фуфло здесь ломается. Нужна страшная воля к жизни, к сопротивлению, чтобы хорошо чувствовать себя в Петербурге. У кого она есть, у того всё получится.

От митьков до Полковника

Чиж не был бы Чижом, если бы легко не вовлекался в побочные проекты. Так было, например, с долгоиграющим «митьковским» сериалом. Летом 1993-го художник Дмитрий Шагин вернулся из Америки, где лечился от алкоголизма, и обнаружил в себе новую энергию. Его озарила идея выпустить грампластинку. На ней он решил зафиксировать песенный фольклор кочегарок и дворницких, в которых в 1970–1980-х скрывались от властей независимые питерские интеллектуалы. До того, как дружно завязать с алкоголем, митьки любили погорланить эти народно-дворовые песни в застолье. Альбом «Митьковская тишина», собственно, и мыслился как виниловый постскриптум к этим good times, bad times.

Поскольку еще с середины 1980-х митьки дружили с музыкантами «Аквариума», продюсером проекта стал звукооператор группы Олег Гончаров. С оркестром народных инструментов, где работали его друзья, он довольно быстро записал все инструментальные «болванки» в студии при бывшем Дворце пионеров. Встал вопрос, кто «озвучит» этот материал. Митькам нужен был иконостас: делать проект имело смысл только с известными людьми, чьи имена вызывают интерес публики. К 1995 году Чиж уже стал неотъемлемой частью этого рок-н-ролльного иконостаса, наравне с участвующими в проекте БГ и Бутусовым. Кроме того, митькам всегда нравилась чижовская «бесшабашность» и «ненапыщенность».

— Цой начинал, как Чиж, — рассказывает Шагин. — Он часто приходил к нам в мастерскую, выступал, но постепенно стал как-бы-звездой. Когда мы снимали фильм «Город», его продюсер Айзеншпис сказал: «Да ну, это не нажористо: ты — Цой, а они какие-то жалкие митьки!..» И он не приехал на съемки. А в «Городе» фабула такая: парень считает себя художником и приезжает в Питер. Его никто не знает, он никому не нужен. Он устраивается в котельную и вдруг случайно узнает про митьков. Приходит к ним с гитарой, поет свои песни — все в восторге! Наливают ему, братаются... Сначала в этой роли должен был сняться Саша Башлачев. Когда он погиб, предложили Цою. Не пришел Цой — снялся Шевчук. В принципе, если бы отказался Юлианыч, наверное, снялся бы Чиж. Потому что это образ человека, который приехал в Питер и которого все сразу полюбили за его талант.

Чиж тоже всегда симпатизировал митькам, группе самобытных питерских художников, которая, подружившись в 1980-х, попыталась соединить родные традиции с духом хиппанства. Они надели тельняшки и ватники, выдумали свой забавный словарь, возвели в культ портвейн и советские телесериалы, называли друг друга «братками» и «сестренками», рисовали гуманистические картины. (Чижа особенно умилял сюжет, где митьки пришивали ухо Ван Гогу, которое тот отрезал себе в припадке безумия.) В первые месяцы после переезда в Питер Чиж сыграл в «ставке» митьков на Кузнечном переулке несколько акустических концертов. «Они всегда поступали честно: выплачивали заранее оговоренный гонорар». В тот сложный период эти деньги сильно выручили Чиграковых.

— Помню, позвонил Митя Шагин: «Дык, ёлы-палы, выручай!» Я отвечаю: «Музыкант музыканту — брат!»

Для Чижа была припасена песня, наиболее любимая митьками, — «На поле танки грохотали». Во время Великой Отечественной войны эта народная драма в двух вариантах — про катастрофу в угольной шахте («А молодого коногона несли с пробитой головой...») и крушение паровоза («...трупЫ ужасные лежали, и два — похожи на людей») — получила новые слова про танкиста. Многим она известна по советскому кинофильму «На войне, как на войне» (1968). Мало того что сам Чиж служил в танковом полку, эту песню, как оказалось, очень любила его мама.

Даже митьков, по натуре не склонных к перфекционизму, приятно поразило, как стремительно работал в студии Чиж. И то, что эта быстрота никоим образом не отразилась на качестве трека.

— Он на ходу всё делает, — говорит Шагин, — у него всё горит в руках. Это редкость для рок-звезд. Обычно они все-таки не музыканты, а культовые фигуры... Без Чижа я не могу себе представить «На поле танки грохотали». Когда он спел, мы поняли, что лучше него этого никто бы не сделал.

Неудивительно, что сразу после выхода альбома «Русское радио» чуть ли не через каждые 15 минут передавало эту песню по заявкам слушателей.

— Я сам был свидетелем, — вспоминает Шагин, — приезжаешь в Москву и прямо на вокзале, из ларька, доносится «На поле танки грохотали». На улице люди идут, поют эту песню... Такой суперхит получился! Этого, конечно, ни я, ни Чиж не ожидали.

— Могу сказать, что «На поле танки грохотали» — в первой редакции — я считаю одной из самых гениальных вещей, которые вообще были сделаны за последние годы, — говорит БГ, который отнесся к записи пластинки как к шутке, но его привлекла сама идея: митьки «собрали хорошие песни и попросили разных людей их спеть — идея была блестящая».

Правда, Чижа нередко критиковали за «слишком бодрое» исполнение «Танков». Если в фильме экипаж лейтенанта Сани Малешкина исполнял эту песню как романс — щемяще, распевно, «со слезой», то Олег Гончаров, делая аранжировку, убыстрил темп. «Мы сидели с оркестром, наигрывали, — говорит он, — и такой ритм показался нам самым подходящим».

Впрочем, критика в большей степени касалась того варианта «Танков», который был выпущен лейблом «Союз», — к нему Чиж не имел никакого отношения.

— Когда мы стали делать следующую пластинку, «Митьковские песни», — рассказывает Дмитрий Шагин, — издатели нам сказали: «Минуточку! А как же “На поле танки грохотали”? Надо ее записать!..»

Но повторять трек точь-в-точь, как на первой пластинке, Шагин посчитал неудобным. В итоге под чижовский вокал «подложили» новую инструментовку и подпевки девушек из группы «Колибри». «Этим вариантом я сам был удивлен, — прокомментировал Чиж. — Меня даже не спросили. Лично мне больше нравится первый, с народным оркестром».

Между тем митьковский музыкальный проект грозил превратиться в сериал: кассеты и компакт-диски выходили один за другим. На вопрос журналистов, как он к этому относится, Чиж ответил: «Без особого энтузиазма. Участвовал в продолжении исключительно из уважения к Мите Шагину — два раза в одну и ту же реку не войдешь». Тем не менее в 1996 году он записался на альбоме, посвященном 300-летию Российского флота, — «Митьковские песни на крейсере “Аврора”». Сын юнги военных лет принял это решение без каких-либо обсуждений.

Говорят, актер Александр Демьяненко сильно переживал, что публика воспринимает его исключительно как очкарика Шурика, забавного персонажа кинокомедий Леонида Гайдая. Примерно такая же история случилась с Чижом. На митьковских альбомах он спел несколько вещей («Тачанку», «Летят перелетные птицы»), но радио так «обкрутило» «На поле танки грохотали», что эту песню не слышал только глухой, и она по настоянию публики, конечно же, прочно вошла в пятерку хитов «на бис» — вместе с «Вечной молодостью», «Фантомом», «Перекрестком» и «...О любви».

Когда у Чижа появился мобильник, он даже чуть не закачал себе рингтон «Танков».

«А потом все подумают: вот какой идиот, еще и слушает сам себя!.. Не-е-ет!»

Если продолжить тему совместных проектов, стоит рассказать, слегка забегая вперед, как в январе 1996-го в Питер прибыл «горьковский десант» в составе Алексея «Полковника» Хрынова и Димы Некрасова. Это была третья, решающая попытка полноценно зафиксировать репертуар Полковника. Первая состоялась еще в середине 1989-го, когда бородатым парнем из Горького заинтересовался Сергей Фирсов, бывший звукорежиссер Ленинградского рок-клуба, а в то время менеджер «Гражданской обороны». Акустический альбом Полковника «Волга да Ока» он записал прямо на своей домашней студии. «Мы в то время, когда приезжали в Питер, с вокзала ехали к Фирсову как в гостиницу, — вспоминал Алексей. — Вот приезжаю однажды, а у него — Саша Башлачев. Серега достал хороший микрофон, который подвешивали к потолку через люстру, и этот альбом я записывал на Сашиной гитаре».

Вторую попытку предпринял в 1990 году Андрей Бурлака. После встречи с Полковником на фестивале в Череповце он привез поволжского рок-барда на ленинградскую «Мелодию», где тот записал 18 песен под гитару. Бурлака попросил, чтобы Алексей, вернувшись в Нижний, отобрал из этого материала самые хитовые, на его взгляд, песни, записал их тексты для оформления пластинки и прислал в Питер. «Да», — сказал Леша. И пропал из поля зрения Бурлаки на три года. После чего проект, разумеется, потерял всякий смысл.

Вновь всё закрутилось в конце 1995-го, когда владелец питерского лейбла «Manchester Files» Олег Грабко решил заняться продюсированием музыкантов из провинции. В поисках интересного материала он обратился к Фирсову. Тот принес аудиокассету, на которой были записаны (на разных сторонах) Чернецкий с Полковником.

— Я послушал, и меня оба очень торкнули, — вспоминает Грабко. — Но Чернецкий тогда был в Харькове, и я решил привезти в Питер Полковника.

Накануне Грабко позвонил БГ, Шевчуку и получил у них благословение: «Вези, мы поможем». Грабко-бизнесмену, как и митькам, нужны были узнаваемые имена на обложке альбома (того же Шевчука и Гребенщикова), чтобы создать коммерчески успешный продукт.

— Но потом, когда началась работа, — говорит Грабко, — у Шевчука была то ангина, то скарлатина, то гастроли. Гребенщиков тоже затерялся где-то между Непалом и Лондоном. В итоге всю аранжировку тянули Чиж с Леней Федоровым из «АукцЫона».

Для альбома, получившего название «Первый призыв», были отобраны 15 песен из репертуара, накопленного Полковником за десять лет. Сюда же вошла «Расстели мне поле» Некрасова в исполнении автора. (Чижу была посвящена песня Полковника с характерной строчкой: «Здравствуй, друг, — прощай, трезвый день!»)

Болванку сумели записать всего за три смены. В студийной работе приняли участие музыканты-добровольцы, которых окрестили «однополчанами»: Дима Некрасов (вокал, гитара, бэк-вокал), Леонид Федоров, «АукцЫон» (акустическая гитара, акустический бас, перкуссия, бэк-вокал), Михаил Коловский, «АукцЫон» (туба), Андрей «Худой» Васильев (гитара), Чиж — гитара, клавиши, маримба, ударные, перкуссия, аккордеон, бэк-вокал, Женя Баринов — барабаны, перкуссия, аккордеон.

После отъезда Полковника над материалом целый месяц работали урывками Федоров и Чиж, который впервые попробовал себя в роли саунд-продюсера. «Альбом получился, может быть, корявенький, — считает Грабко, — но зато он делался на вдохновении». Рецензент журнала «FUZZ» отметил: «Записано классно, саранжировано залихватски-профессионально, сыграно мастерски. И пущей прелести релизу добавляет отчетливое ощущение легкости, радостности исполнения: люди играют со слышимым удовольствием, отвязно, жизнерадостно».

Вкладыш к компакт-диску предал гласности 10 творческих заповедей коллектива «Полковник и Однополчане», которые, по словам Чижа, собирались с миру по нитке:

Одну из этих заповедей — «Тормоза придумали трусы» — Полковник с Чижом даже воспроизвели у себя на правом предплечье на память о совместной работе. Это была синюшного цвета татуировка, где надпись латинскими буквами дополнили изображения кружки пенного пива и воблы.

Работа над альбомом была продолжена в конце июня, когда Полковник приехал в Питер на допевки. Попутно он выступил на I Санкт-Петербургском рок-фестивале, который, по задумке его организатора Юрия Шевчука, продолжил традиции ежегодных фестивалей Ленинградского рок-клуба. На стадионе «Петровский» почти 30 тысяч человек смогли увидеть 34 коллектива, добрую половину которых иначе как подпольщиками (underground) назвать было трудно. Выступление Полковника журналисты назвали «полной неожиданностью».

— Было видно, как он «убрал» зал перед Шевчуком, — вспоминает Грабко. — Вышел парень с бородой и спел песню про сапоги. Все уже орали: «ДДТ!» — но тут же успокоились и стали слушать. И зал просто ликовал...

Бывший гитарист «ДДТ» Андрей «Худой» Васильев рассказывает, как к нему подходили люди и спрашивали: «А как зовут брата Шевчука?» — «Какого брата?» — «Ну, такой, в бороде, сапогах и очках. Классно выступил!..» Заинтригованный Васильев присоединился к «Однополчанам». В итоге возникла идея дать пару концертов в том же составе, который сложился в студии. На выступлениях в питерском клубе «Ватрушка» зал был набит под завязку, люди стояли даже в проходах. Атмосфера напоминала что-то среднее между джазовым джем-сейшеном, варьете и сельской танцплощадкой. Чиж то брал в руки аккордеон, то делал сольный проход на бас-гитаре, то усаживался за бонги. «FUZZ» назвал выступления «Однополчан» «совершенно ломовыми».

Многие из тех, кто видел искреннюю радость старых друзей от совместной игры на одной сцене, наверняка задавались вопросом, почему Чиж не пригласил в 1994 году Некрасова в свою группу. На этот вопрос ответил в газетном интервью сам Некрасов: «Сидели как-то (с Чижом) на Невском и пили пиво. И он мне вдруг говорит: “Ты знаешь, даже если бы появилась такая возможность, я бы не хотел с тобой играть”. Но самое интересное, что я в тот момент хотел сказать Чижу то же самое. Мы еще посмеялись над этим совпадением. Понимаешь, две личности на одной сцене — это многовато. Даже если бы мы в начале 80-х стали вместе выступать, всё равно разошлись бы в конце концов».

Судьба Некрасова складывалась по-разному. После окончания института он работал в конструкторском бюро. «Потом болтался лет пять между Горьким и Дзержинском. Нигде не работал. Гадкий период. Потом был переводчиком в кинотеатрах. Шил на заказ кожаные куртки и пиджаки. Было удобно: вся работа дома, есть время музыкой заниматься. Мне такая жизнь нравится. Может быть, она отдает инфантилизмом. Но это уже не пройдет... А в плане денег... Конечно, когда взрослеешь и появляются семья и дети, приходится о них думать».

По мнению Грабко, концерты Полковника с «Однополчанами» дали конкретный толчок его концертной деятельности в составе бэнда.

— В октябре 1996-го я прицепил Лешку к гастролям «АукцЫона», и вместе они объехали 30 городов. Леша «разогревал» группу и еще больше с ними подружился.

Спустя месяц, в ноябре, вышел сингл, а затем и альбом «Первый призыв». По этому поводу «Однополчане» дали несколько концертов-презентаций в Питере и Москве, в том числе в ДК Горбунова и столичном клубе «Ne Бей Копытом». Но регулярные выступления супергруппы были невозможны. Ведь каждый музыкант имел свой коллектив, и в составе проекта Полковника «участвовал, но не входил» — как яйца при коитусе. Поэтому в основном Леша выступал один под гитару или в сопровождении тех музыкантов, которые в тот момент были не заняты в своих составах.

Второй альбом «Однополчан» «Война и любовь» был записан в марте 1997-го (туда включили некоторые вещи, записанные в период подготовки «Первого призыва») и вышел также на «Manchester Files» в 1999 году. Впервые Чиж полностью самостоятельно сделал там все аранжировки и выстроил звук. «Результат получился шикарный, — скромно заметил он, — я бы все эти песни сам с удовольствием пел на концертах».

Свой третий альбом «Зато как погуляли» (2003) Полковник записал с музыкантами из нижегородской группы «МОПР». Последний[107] альбом «Два солнца» был записан в 2007 году. Его саунд-продюсером стал Андрей «Худой» Васильев. «Я набрякал 9 песен под гитару и переслал Андрюше. Он в Петербурге мухоморил, шаманил месяца 2–3, потом сказал: “Приезжай”. Я приехал на студию, уже была записана ритм-секция, кое-где гитарки были, мы наложили голос. Пришел Чиж, свою гитару наложил и голос больше чем в половине песен».

Отвечая на вопрос, обязательно ли переезжать в столицу, чтобы добиться популярности, Чиж сказал: «К сожалению, да. Если бы он (Полковник) постоянно был на глазах в Москве или в Питере, то был бы, конечно, открытием, потому что человек он неординарный. Или группа “ДНК”, мною любимая изо всех сил. Прекрасные музыканты. Прекрасная музыка. Но опять же — были бы они там, играли, мозолили бы глаза — все равно кто-нибудь заметил бы их. Все равно бы они пошли в гору. Талант все равно пробьется, если он талант. Я про них, не про себя...»

Пинг-понг с «акулами»

Битлы почти не лгали, когда на вопрос американского журналиста, чем они объясняют свой стремительный взлет, пошутили: «У нас есть пресс-агент». Спустя сорок с лишним лет взаимное влияние СМИ и шоу-бизнеса усилилось многократно. Всем новичкам на этом поприще давно стало понятно: чем больше статей и телепоказов, тем ближе желанный успех. Но если на ТВ «чижам» протежировал Дмитрий Дибров, то в престижных московских изданиях за «хорошую» статью запрашивали не менее 50 долларов (по тем временам немало). Как всякий лыжник-профессионал, Березовец понимал важность хорошей смазки, но денег у молодой группы просто-напросто не было.

— Вначале о «Чиже и компании» писали скупо и мало, — вспоминает Юля Лебединова. — Причем только те люди, которые лично приходили на концерты. И мы были благодарны им за то, что они, послушав Чижа, еще и чего-то пишут.

Между тем популярность группы нарастала лавинообразно. За 1995 год «чижи» выпустили на «SoLyd Records» сразу несколько альбомов. И каждый релиз, говорит Лебединова, был поводом напомнить о себе.

— Мы буквально приставали к журналистам: «А у нас альбом новый! Чего вы, не знаете, что ли?!» Они уже отмахивались от нас: «Слушайте, у вас что ни месяц, то новый альбом!» А мы гордо говорили: «Да, мы могём!..»

В провинции картина была иной. Еще неизбалованные в середине 1990-х визитами «звезд», местные газетчики и телерепортеры ломились на пресс-конференции гастролеров, как рыба на нерест. Но Чиж не был еще готов к общению с большим количеством людей, которые непонятно как к нему относятся. До этого у него обычно брали интервью люди, известные рок-тусовке. (Журналист Сергей Вильянов верно предположил: «Чиграков во многом ученик БГ, который так же раскрывается только перед знакомыми ему журналистами, а над остальными лишь мило прикалывается».)

При советской власти каждый областной центр имел, как правило, один местный телеканал и всего две газеты — партийную и комсомольскую. Некий отбор журналистских кадров все же существовал. После августа 1991-го количество «независимых» газет, журналов и ТВ-каналов резко увеличилось. Профессионалов катастрофически не хватало, и зачастую в редакции набирали людей буквально с улицы.

— У них был в основном поверхностный интерес, — рассказывает Лебединова. — «А почему вы Чиж? А сколько раз вы женаты?» Поэтому он отвечал только «да» и «нет» по двум причинам. Во-первых, потому, что на многие вопросы только так и можно было ответить. А во-вторых, потому, что он боялся ответить так, как думает, людям, которые непонятно как к нему относятся.

Впрочем, давая интервью уже в сотый раз, Чиж мог без труда угадать следующий вопрос («Представьте, что вы оказались на необитаемом острове...» — «А-а, это типа того, что я бы туда взял?»).

Пик публикаций о группе, чья популярность росла как на дрожжах, пришелся на 1996 год. Журналисты пытались найти разгадку популярности Чижа. Им был очень интересен персонаж, «вешающий на шею пацифик, когда все вокруг балдеют от литеры “Х”. Пьющий водку и закусывающий колбасой, когда остальные глотают амфетамины. Матерящийся и лезущий в секс-символы, когда все помешались на унисексе».

Ставшего известным артиста вообще стремятся непременно классифицировать. В этом смысле журналисты похожи на китайцев, которые испытывают беспокойство, если какой-то человек совершенно оригинален и, по их мнению, ни на кого не похож. Его стремятся побыстрее кому-то уподобить, чтобы обрести душевное равновесие. Отсюда — тяга к штампам и ярлыкам. Длинные волосы, фенечки на руках, потертые джинсы — «Последний хиппи», пара фишек из Мадди Уотерса — вон оно, «Русский блюзмен»!..

Стоит ли удивляться, что в интервью того периода Чиж постоянно подкалывал журналистов. Газета «Семь дней» писала: «С журналистами он общается охотно, но в весьма своеобразной манере, которую любой интеллигентный человек назвал бы хамоватой. На самом деле Чиж дерзит прессе не от злобы душевной, а так — “для прикола”. Чтоб не скучно было».

Женя Баринов, который влился в коллектив уже в 1996 году, не считает эти пикировки проявлением чижовской «звездности».

— Когда постоянно спрашивают одно и то же — раз расскажешь честно, второй, третий... Потом: да сколько ж можно?! Если ты идешь брать интервью, ты почитай, поинтересуйся, что до этого было. А то приходят: «Как создавалась ваша группа?» Твою мать!.. Этой группе уже сто лет, писано-переписано о ней! Нет, всё еще спрашивают!..

Возможно, из-за этого раздражения рождались не самые лучшие ответы. К примеру, когда «чижей» спросили, какое у них хобби, Ханутин радостно ответил: «Вздрочнуть как следует!»

Пример, конечно, подавал сам лидер, который в беседах с репортерами выражений не выбирал, но газетчики с радостью цитировали неприличные слова. Интервью Чижа запестрели отточиями, якобы скрывающими знакомые всем слова и выражения: «Ну это х...ня все», «А рок как был в п...е, так и будет там все жизнь», «Ох...ели небось!»

Но мат никогда не был для Чижа средством эпатажа. Скорее он рассматривал его и алкоголь как недостающие звенья (с учетом русской специфики) классической формулы «Sex, Drugs, Rock-n-Roll». Еще в 1991 году он жаловался в интервью горьковской «Ленинской смене»: «Почему-то на Западе не стесняются печатать так, как говорят рокеры, и это весело, а у нас...»

Тем не менее Чиж быстро прослыл среди пишущей братии «парнем в себе». Показательно, что сразу несколько газетчиков, не сговариваясь, назвали его стиль общения с прессой пинг-понгом («Первые 15 минут диалога мы, что называется, пинали мячик: я пас Чижу, он — мне»). Часто этот пинг-понг переходил в игру «в поддавки» — с журналистами, которые задавали банальные, избитые вопросы, Чиж был подозрительно откровенен. Но впору было посоветовать им носить с собой вилку, чтобы снимать лапшу с ушей.

Говорят, что в контракты, которые Голливуд заключает со своими stars, включен обязательный пункт, который требует «не переиначивать самостоятельно ни один из моментов своей личной биографии». С Чижом заокеанские «акулы пера» бы наплакались — с прессой он общается так же, как играет музыку: импровизирует на ходу.

Показательным было участие «чижей» в некогда популярном «МузОбозе». Отвечая на анкету телепрограммы, Чиж откровенно валял дурака: «Прежние занятия: Не судим. Любимые певцы: Крокодил Гена и Чебурашка. Любимые напитки: Полный стакан. Любимая одежда: Женская нижняя. Любимые композиторы: Грибоедов».

Впрочем, упреки можно адресовать и самим «чижам». Если персональные интернет-сайты в 1995–1996 годах были еще в диковинку, то никто не мешал группе завести своего пресс-секретаря, который сумел бы грамотно манипулировать коллегами по цеху. Вспоминая свою работу с «Наутилусом», поэт Илья Кормильцев рассказывал: «Однажды вдруг стало понятно, что главный способ получить нужную публикацию — сделать грамотный пресс-релиз, потому что все равно 90 процентов журналистов будет просто переписывать то, что там написано, настригать и комбинировать».

Но, конечно, встречались журналисты, с которыми Чиж старался быть по-настоящему открытым.

— Возвращаемся с концерта в гостиницу, — вспоминает Юля Лебединова, — стоит человек в вестибюле: «Я корреспондент газеты “Красный серп”. Дайте мне интервью». Серега мог отказать, а мог сказать: «А пойдем!..» Другой вопрос, что он не всю правду говорил. Но всё было в руках журналиста. Если его «допустили к телу», дальше всё зависело от того, насколько он сможет Чижа разговорить. Но одно то, что человек пришел и выждал в вестибюле, было достойно нашего уважения.

Подтверждая исследования американского социолога Дэвида Рисмэна, с журналистками Чиж был всегда более вежлив, чем с журналистами: «Дверь открылась, и перед нами предстал длинноволосый парень с обаятельной улыбкой, из одежды на нем были только наколки и узкие трусики. Мы посмотрели на потолок и попросили разрешения войти».

Особняком среди множества подобных публикаций стоит большущая, на целый разворот, статья Валерия Пастернака в журнале «FUZZ», которая вышла под псевдонимом «А. Иоссариан» в марте 1995 года. Только из нее многие поклонники пусть пунктирно, но всё же узнали реальную биографию Чижа. Это была беседа двух музыкантов, знающих что почем, и поэтому обошлась без лапши, рассчитанной на дилетантов.

Расставшись с группой Colney Hatch, Пастернак в поисках заработка стал сотрудничать с журналом «FUZZ». Для начала он написал о своих любимых группах Pearl Jam и Alice in Chains. «Почему только о западных? — сказали ему в редакции. — Напиши о ком-нибудь из наших. Может быть, о Чиже?»

— Перед визитом на Миллионную я позвонил Чижу: «Завтра хочу к тебе прийти». — «Чего пить будем?» — «А если я приду просто с тортиком?» — «Блин, ну наконец-то!.. Хоть один человек придет, и мы просто чаю попьем! Каждая скотина норовит водку принести. Я уже не могу!..»

Неприкрытый негатив со стороны прессы Чиж испытал один-единственный раз.

— По-моему, в Томске. Это был год 96-й. Нас всем бэндом пригласили на телевидение, и мы сразу поняли, что «попали». Этот мальчик-ведущий откровенно рисовался: «Вот вы, типа, деньги зарабатываете, а студенты не могут билетов купить... А чего, раньше картошку жрали и радовались, а сейчас вам уже и пиво подавай? Как же так, вы же хиппаны?» В середине этой передачи я сказал: «Если еще рот откроешь, получишь п**ы от всего коллектива. В больницу тебя не положат, потому что класть уже будет нечего». Мы встали и гордо ушли.

Со временем Чиж закалился, и булавочные уколы перестали его волновать. «Но я отношусь к журналистам с уважением. У нас своя работа, у вас — своя». Другое дело, что сегодня практически в каждом городе ему приходится иметь дело с т. н. «информационными спонсорами» — радиостанциями, газетами и телеканалами, которые анонсируют концерты, а взамен получают через промоутеров билеты на шоу и беспрепятственный «доступ к телу» гастролеров.

— Чтобы не подвести организаторов, их уже невозможно послать, — говорит Чиж. — Я это прекрасно понимаю. Я еду. В лучшем случае — после обеда. Поскольку пацанам делать нечего, я их зову с собой. Но они не очень охотно едут. Они лучше в гостинице спокойно полежат, телевизор посмотрят, а потом сразу на саунд-чек. На хрен им это нужно? Всё равно вопросы задают мне...

Едва ли стоит сильно осуждать Чижа за то, что в Брянске, например, как сообщила газета «Московские новости», он «разговаривал с диджеем, положив перед собой кроссворд и ни разу не подняв глаза на собеседника».

В мае 1996-го, спустя год после выхода альбома «Перекресток», в Москве прошла акция «Серебряная калоша». Как и премия «Овация» (по сути, копия штатовской «Грэмми»), антипремия «Калоша» была придумана столичной радиостанцией «Серебряный дождь» с оглядкой на западные аналоги — в частности, на «Золотую клюкву». Ей решили отмечать самые сомнительные достижения в отечественном шоу-бизнесе. «Победителей» в 12 номинациях выявляли якобы по опросам известных музкритиков. Но, как писал репортер-очевидец, «невооруженным глазом было видно, что “калоши” раздавались самым безобидным персонажам музыкальной тусовки».

Чиж стал победителем в номинации «Плагиат года». Из динамиков в зал, где собрались участники церемонии и зрители из московской богемы, звучала музыкальная фраза из «Black Magic Woman», а сразу вслед за ней, встык, была вмонтирована фраза из «Перекрестка». Публика реагировала смешками и аплодисментами.

Правда, часть критиков с пеной у рта доказывала, что Чиж «содрал» свой «Перекресток» вовсе не с «BMW», а с «Sensitive Kind» Джей-Джей Кейла. Или с «I Loved Another Woman» в версии Гэри Мура.

— Нападки на Чижа, — говорит Дмитрий Дибров, — это, видимо, эдипов комплекс: то, что любишь вначале, особенно сильно хочешь отдрючить в конце. «Не правда ли, “Перекресток” — это “Sensitive Kind”?..» Угу. А еще я скажу, что эта вещь напоминает мой любимейший блюз «Who’s Been Talking», который появился вообще лет за двадцать до Джей-Джей Кейла и Питера Грина. Так куда ж теперь деваться? Это блюз. Безупречный русский блюз.

Разговоры о Чиже-плагиаторе приводили к забавным курьезам. Буквально через полмесяца после начала ротации «Перекрестка» у группы «Калинов мост» вышел альбом «Травень» с песней «Девочка летом». Это был честный кавер кейловской «Sensitive Kind», записанный с русским текстом. Когда Ревякин стал предлагать его радиостанциям, ему всюду вежливо отказывали: «А у нас уже есть “Перекресток”».

Впрочем, мишень для критических стрел подготовил сам Чиж. Его взгляды на творческие заимствования нередко изумляли журналистов и коллег по ремеслу. «Если моя музыка похожа на чью-то, то это оттого, что я так хочу, — говорил он. — Если бы я хотел замаскировать, то сделал бы это по-честному. Но я хочу так. Вот в коде “Дополнительного 38-го” идет просто кусок из “Lay Down Sally” Клэптона. Я в этом не вижу ничего страшного. Люди, знающие Клэптона, только порадуются. И всё равно, что ни играй, всё равно скажут, что на что-то похоже. Если уж и Харрисона обвиняли в плагиате[108], то о чем тут говорить».

На белгородском «Rock-FM», куда Чижа пригласили на интервью, диджей сразу после «Перекрестка» выдал в эфир «Sensitive Kind», показывая, что не лыком shit — типа, мы-то знаем, откуда вы, мистер Чиграков, черпаете свое вдохновение...

Со временем, правда, всё стало значительно проще. Когда Вячеслава Петкуна, лидера группы «Танцы Минус», обвинили в том, что в своей песне «Иду» он цитирует целый куплет суперхита Элтона Джона «Don’t Go Breaking My Heart», он дал такое объяснение: «Я — непрофессиональный композитор, меня “прибило” на кухне, я взял гитару и написал песню. Мне неважно, похоже это на что-нибудь или не похоже».

1996: Пятый член

Подводя итоги 1995 года на страницах журнала «FUZZ», критик Владислав Бачуров не пожалел для Чижа яда: «Беззастенчивая раскрутка — куй железо, пока горячо, — три альбома за год (из них два концертных, а в “...О любви” Чиж написал только две песни). Видимо, его песенка уже спета, раз он поет чужие».

Прав или не прав был критик? Чиж говорит, что ему нисколько не стыдно за альбомы 1995 года — «Перекресток», «Live», «...О любви» — они были хороши со всех точек зрения. Кроме того, он разделял позицию Вячеслава Бутусова, что лидер группы несет ответственность за карманы своих музыкантов («Я должен, — сказал в интервью Бутусов, — писать альбомы с регулярностью примерно раз в год, чтобы жить более-менее богато всем»).

— Березовец говорил: «Надо бы пластиночку записать!» — «Хорошо, давай запишем». Это было поставлено Игорем, грубо говоря, на поток: пластинка в год. Наверное, с его стороны это было правильно: пластинка в год — вроде бы немного. Я раньше тоже так думал... Ни фига! Иной раз нужно десять лет, чтобы написать эти десять песен.

Тем не менее новый альбом «Эрогенная зона» стал как раз следствием такого продюсерски-коммерческого подхода. Дело в том, что менеджмент группы и лейбл «SoLyd Records» договорились выпустить полное собрание чижовских альбомов в виде бокс-сета с шестью CD (наподобие сундучка «Хэппи мил» из «Макдоналдса»). Туда предполагалось вложить фирменный пакет со значком с изображением «чижей» и цветными постерами. Было также объявлено, что первые 500 экземпляров этого коллекционного комплекта будут пронумерованы и снабжены специальным сертификатом. Разумеется, цена бокс-сета получилась весьма кусачей. И новый альбом должен был привлечь к этому «сундучку» внимание фэнов Чижа и помочь распродать весь тираж.

Но откуда было взяться материалу для нового альбома? Пришлось срочно скрести по сусекам, чтобы успеть к назначенному сроку. И эта «датскость» во многом объясняет недостатки «ЭЗ».

Эрогенной зоной словарь называет «участки кожи на теле человека, прикосновение и раздражение которых вызывает сексуальное возбуждение». Но возбуждения не было. Ни сексуального, ни меломанского. Поэтому правильнее было бы назвать альбом — по заглавной песне — «Фантомом». Ведь фантом, как поясняет тот же словарь, это «причудливое явление, привидение, призрак».

То, что «Эрогенная зона» была именно альбомом-призраком, косвенно признает и сам Чиж: «Единственный хороший номер там — “Динамовский вальс” и “Снова поезд”. И всё!»

Но небрежность в отборе материала была не единственным минусом «Эрогенной зоны». После ее прослушивания у многих оставалось ощущение мешанины, музыкального «ерша» с отчетливым привкусом депрессии. И это неудивительно, если вспомнить, под влиянием чего сочинялись вошедшие в альбом песни.

Про психоделический «Поезд» Чиж рассказывал так: «Это всё поездки наши, железнодорожные зарисовки, списанные с жизни. Ситуация по весне и поздней осени с дембелями, кошмар этот. Мы тогда мотались по всей стране чуть ли не каждые два дня — с вокзала на вокзал, дороги, дороги... Так достало!»

Эту рельсовую мистерию, так же как «Динамовский вальс» и «То измена, то засада», Чиж сочинил у себя дома с тяжелейшего бодуна («Похмелье после запоя, — делился он впечатлениями, — это настоящий русский экстрим. Когда наступают алкогольные зори, когда хочешь спать, а уснуть не можешь, сидишь, плачешь, а в глаза засыпано по тонне песка, и так страшно, и проходят сутки, вторые...»).

Такой же сумрачной по настроению была и песня армейских времен «Эрогенная зона» с провокационным рефреном «Я знаю, что вена — моя эрогенная зона». Правда, с той поры, когда рядовой Чиграков улетал на героиновых крыльях «через невидимый глазу забор» в Никуда, его отношение к наркотикам сильно изменилось: «Думаю: нет, с таким текстом на пластинку писать — вот это грех настоящий... И я переписал». Например, «кто-то маячит в соседнем окне» вместо «...и улетаю верхом на игле»; «это не жизнь, это ниже ее» вместо «...выше ее» и т. д.

Мрачноватость альбома в какой-то мере разбавляли песни, составляющие некий стёбный блок: «Динамовский вальс», «Russo matroso» и полный концертный вариант «Вечной молодости», дополненный припевом из «золотого» хита Юрия Антонова «Мечта сбывается». Как заметил один из критиков, антоновские строки всегда поражали его своей уместностью в чижовской песне, вызывая светлое ощущение «подзабытых семидесятых». (Кстати, Чижу наверняка было бы приятно узнать, что Антонов, кумир его юности, в интервью минской «Музыкальной газете» сказал: «Мне очень нравится своей непосредственностью Чиж и Ко. Но это не совсем рок, это больше популярная музыка. Я и Пола Маккартни не стал бы называть рок-музыкантом, он поп-музыкант».)

Добавило альбому позитива и «Прекрасное воскресенье» из репертуара «Поющих гитар» — однажды Чиж заиграл этот старенький, но неувядающий хит на саунд-чеке, и парни с радостью его подхватили.

Но главным хитом, сразу пошедшим в народ, к удивлению всей группы, стал «Фантом»[109] — дворовая песня, написанная в 1970-х якобы от лица американского пилота, сбитого советскими истребителями во Вьетнаме. Из 12 куплетов, которые Миша Владимиров откопал в пионерском песеннике своей жены, общими усилиями было отобрано шесть. Гармонию Чиж оставил в том самом виде, в котором ее показал когда-то старший брат.

Чтобы «добить» хронометраж, в «ЭЗ» вставили «Лирическую» из репертуара Владимира Высоцкого. Первоначально Чиж записал ее как участник проекта «Странные скачки», где звезды отечественного рока — Шевчук, Бутусов, Кинчев, «ЧайФ» и др. — представили свои кавер-версии песен «всенародного Володи» (альбом вышел в декабре 1996-го).

Наиболее интересна история появления в «ЭЗ» песни «Russo matroso». Она принадлежала бывшему харьковскому рокеру Захару Маю, начинавшему выступать с группами «Постскриптум» и «Сутки-трое». В 1989 году он ненадолго стал членом группы «Генеральные переживания», где в то время играл Евгений «Кошмар» Варва, и вскоре эмигрировал в Штаты. «Но я успел с ним познакомиться, когда приезжал накануне», — рассказывал Чиж. Он даже упомянул Мая в своей «Буги-Харьков» («...жаль, что я не застал балтиморского парня — Захара»).

Тем временем 18-летний Захар, высоченный и зычный, как Маяковский, мыл машины и писсуары в еврейском квартале Балтимора, откладывая каждый доллар на оплату студии. И в результате записал альбом «...И никого другого» (1995), который довольно быстро разошелся среди русскоязычных эмигрантов. Когда «ДДТ» прилетели на гастроли в Америку, Май через барабанщика Игоря Доценко прислал этот CD Чижу в подарок.

— Там была масса шикарных песен, — говорит Чиж, — но «Руссо матросо» как-то сразу легла мне на уши.

Сначала он исполнял эту песню на концертах, а затем попросил у автора разрешения записать на альбоме. В порядке «культурного обмена» Захар записал свою версию чижовской «Хочу чаю». Наш бывший соотечественник Дан Дорфман, проживающий в Бостоне, дал по этому поводу свой комментарий: «Я слушал “Руссо матросо” в оригинальном исполнении автора. Никакого сравнения. Профессионализм Сергея из вполне дворовой песни сотворил чудо. Есть у Чижа такая тенденция — облагораживать материал».

(Однако сделаться суперхитом «Russo matroso» помешала ненормативная лексика. Крутить в своем эфире эту весьма фривольную песенку рискнули только питерское «Радио-1» и «Радио-Шансон».)

Стоит также признать, что запись «Эрогенной зоны» прошла под девизом «и так сойдет». Чиж никогда не стремился повторить подвиг «Алисы», которая, записывая альбом «Для тех, кто свалился с Луны» (1993), провела в студии полгода. Ориентиром для него служили слова Пола Маккартни: «Я делаю вещи, которые нет необходимости доводить до конца с особой тщательностью».

— Каждый человек добивается результата по-своему, — комментирует Юрий Морозов. — Шевчук, к примеру, может сорок дублей гонять один такт и всё равно быть недоволен, всех ставить на уши, нервничать. То, что у Чижа это происходит легче, чем у многих других, — несомненно. Правда, меня эта легкость даже пугала. «Чиж, у тебя на до мажоре немножечко нотка не так...» — «Ништяк! Это живое!» Говорю: «Давай переналожим». — «Нет!» Один дубль, и всё. Ну, в крайнем случае, второй. Барабанщик не тот брейк сделал, переживает, подходит ко мне: «Может, переналожим?» Чиж подбегает: «Чего-чего? “Переналожим”?! Иди отсюда!» За студийное время они платят свои деньги, и париться ради какого-то удара, на который никто не обратит внимание... Это уже некоторое пренебрежение музыкальным профессионализмом. И я иногда говорю: «Я за свою работу, парни, привык отвечать. Этот фрагмент я бы переписал». — «Ну ладно...»

Самое странное в этой истории: Чиж стал лауреатом премии журнала «Огонек»... «за серию компакт-дисков, выпущенных в 1996 году».

1996-й стал годом, когда группа «Чиж & Co» превратилась из квартета в квинтет.

В сентябре 1995 года в коммунальной квартире на Миллионной, где по-прежнему жили Чиграковы, начался ремонт, и Львовы переселили их в другую коммуналку на улице Чайковского. Здесь их встретил целый клан: родные сестры со своими мужьями и кучей детей, а также другие странные персонажи (в общей сложности 21 человек и три собаки). Это шумное сборище Чиж прозвал «хунтой». Соседство с ней приносило кучу проблем: вечно голодные соседские дети крали еду с кухонного стола Чиграковых (случалось, даже пельмени из кипящей кастрюли), а их вечно бухие родители выгоняли «погулять» в коридор вечно голодного ротвейлера, который пугал маленькую Дашу. Чиж даже музицировал крайне редко, всерьез опасаясь повторить судьбу Артура Ли[110].

Именно в эту «воронью слободку» 24 января 1996 года приехал Евгений Баринов, чтобы работать в группе «Чиж & Co» в качестве перкуссиониста и аккордеониста.

— После отъезда Чижа в Харьков я вообще не играл, — говорит Женя. — Хуже, чем с «ГПД», уже не хотелось, а лучше — вроде как и не с кем... И я просто работал в ДК: записывал фонограммы для танцевального коллектива, аккомпанировал ему, а также солистам-вокалистам и хору ветеранов (причем тому же самому, которому аккомпанировал когда-то Чиж), писал музыку для театра и цирка.

Но забыть славное прошлое Баринову не давали фэны «ГПД». Когда в его подъезде сделали ремонт, то не успела подсохнуть штукатурка, как все стены были исчерканы надписями «Я люблю “ГПД”». А то вдруг городская газета на своей «Молодежной странице» публиковала письмо некой Юлии с просьбой напечатать заметку о «ГПД»: «Как она создавалась, чем была для молодежи в те времена. И что с ней стало ныне?» Баринов чувствовал себя солдатом разбитого полка и глушил тоску водкой. А поскольку русский человек не умеет пить наперстками, вскоре это выросло в большую проблему.

В мае 1995-го, когда «чижи» приехали в Нижний Новгород, Чиж позвонил Баринову и пригласил на концерт.

— И вот тогда он опять начал меня бомбить: «Или ты приезжаешь, или, на фиг, я другого возьму! Последний раз предлагаю!..»

Когда Баринов снова услышал от Чижа категоричное «Wish You Were Here» («Хочу, чтобы ты был здесь»), ему стало по-настоящему страшно. Бросать семью, налаженный быт, работу, где он был вполне востребован, и начинать в 32 года всё с нуля? Во Дворце культуры, где он тогда работал, как раз проходили новогодние «елки-палки». Это был хороший способ оттянуть решение — и Женя ушел в запой.

— Я позвонила Сереже: «Что делать?» — рассказывает Наташа Баринова. — Он говорит: «Иди бери билет». Я собрала Женьке сумку с одеждой, дала подушку, сунула деньги, плацкартный билет: «На, держи, ты уезжаешь в Питер».

Первые два месяца Баринов жил у Чижа в коммуналке на Чайковского. Своим появлением он то ли застал, то ли «спровоцировал» период творческих озарений старого друга.

— Серегу просто поперло тогда. До моего приезда, он сам говорил, он очень долго ничего не писал. А тут прямо с утра начинал новые песни показывать: «Вот, я тут ночью накропал...» «Полонез» утром мне изобразил. А «Невесту» вообще ночью пришел показывать.

10–11 февраля «чижи» выступили в зале у Финляндского вокзала. Первый концерт Баринов наблюдал из-за кулис.

— Вот тогда я немножко присел. Как он вылетел на сцену — все, я вижу: он этим залом будет вертеть, как хочет. Только что был нормальный Серега, а пошел на сцену и преобразился. Вижу: вот — звезда!.. Только не та, что во лбу, а настоящая. Та, которую ждут люди. Это совершенно другой человек. Он светится там, на сцене. И как зал его встретил — взорвался! Мне даже немножко страшно стало. А у него тогда рояль стоял, аккордеон. И он весь концерт метался от инструмента к инструменту. Вот это да, думаю, вот это Серега!.. Просто я очень давно не видел его на сцене. Прогресс был офигенным.

Врастание в группу нового музыканта — дело непростое. Но Баринову помог сблизиться с «чижами» физический труд. В то время у группы появилась репетиционная «точка» на переулке Антоненко. Этот полуподвал срочно требовалось привести в божеский вид. И если персонажи кинокомедии «Джентльмены удачи» перетаскивали батареи, то «чижи» — театральные кресла, наваленные в кучу. На перекурах парни общались с Бариновым, как будто уже тысячу лет друг друга знали.

А вскоре Женя наравне со всеми включился в гастрольную болтанку, во время которой Чижа не оставляли «озарения».

— Когда Серега пишет, он обычно один куда-нибудь прячется, — рассказывает он. — Вот только «Домой» мы вместе написали. Чего-то в поезде его «пробило». Он тогда «Житан» курил. «Вот, — говорит, — первая строчка есть: “Когда закончится трофейный[111] «Житан», а дальше не знаю что”». И чего-то не полезло: в купе заперся, сидел-сидел — нет! Идет за мной: «Пойдем, будешь что-нибудь говорить». — «Чего говорить-то?» — «Да что угодно!» Изначально нас повело на любовь. «Нет, надоело... Давай про армию!» Потом начал подбирать музыку. Стал напевать, а я говорю: «Это “ЧайФ”» — «Понял. Меняем тему». Заиграл по-другому. «А это “ДДТ”!» — «Иди на фиг! Иди покури!» Возвращаюсь, а он говорит: «Послушай вот... Теперь ни на что не похоже?»

Тоже в поезде, по дороге в Москву, Чиж сочинил «Не говорите мне о ней»: «Помню, в купе уже собрались веселиться, выпивать, а я сказал: “Пока не напишу — не буду”». И это было не просто проявлением силы воли. Креативный процесс в очередной раз направляли коммерческие резоны: «чижам» предложили выпустить еще один альбом. Что ж, в шоу-бизнесе не зря говорят, что продюсер — это человек, который не только влияет на творчество артиста, но иногда, к сожалению, его формирует.

К тому времени у группы наступил новый этап, который можно было бы назвать периодом стабильности. Говоря языком бизнеса, проект окупился, и теперь можно получать дивиденды. После концертов в Харькове еженедельник «Теленеделя» написал: «Чиграков уже достиг статуса “супер”, при котором он может позволять себе раз в год выпускать диск с парой хитов, а затем ехать в тур с новым альбомом. Пусть даже новых песен на концерте будет всего ничего. Но народ завсегда рад послушать хоть и миллионный раз старые добрые песни».

— Сейчас я могу сказать, что это и есть главная проверка, которая тебя подстерегает. Все, ты уже в VIP-зале, ты можешь расслабиться. Не нужно никому ничего доказывать, можно обойтись без новых клипов... И боюсь, что мы расслабились. И начали выпускать всякую похабень. А чего? Напрягаться не надо, концертов до фига. На концертах просят одни и те же 5–10 песен. На хера писать что-то новое? Бабло само в карман идет. Сиди, пожинай лавры... И я повременил бы с выпуском нового альбома в том плане, что надо было туда подвинуть материал. Я бы никогда в жизни никогда не вставил туда ни «Крокодила», ни «Ехал всю ночь». (В одном из интервью Чиж сказал про «Ехал всю ночь» так: «Она никакая. Я ее в такси писал, а всунул в альбом, потому что надо было по времени финальную точку поставить. Причем закончил уже по дороге в студию...»)

Новый альбом состоял из десяти песен. Кроме отзвуков «горячих точек» — «Домой (Жених)» и «Невеста» и «Не говорите мне о ней», там присутствовали вещи с «Эрогенной зоны» («Поезд», «То измена, то засада») в других аранжировках, а также ранние дзержинские песни «Космический вальс», «Крокодил» и «Фея». Но главным хитом, который, собственно, морально оправдал выпуск альбома, стал «Полонез»[112].

— Мы ездили с Дашкой к бабушке в Дзержинск, — рассказывает Ольга Чигракова. — Катаю ее на качели, а она спрашивает: «Мам, а что там, под снегом?» Я говорю: «Земля». Она говорит: «Давай разроем снег и найдем хоть одну мешту!» Думаю, надо же, что у ребенка в голове!.. Вернулись в Питер, и я Сережке рассказала. Он удивился, задумался и на следующий день выдал песню.

Как признался потом Чиж, он сочинял «Полонез» с чувством гордости за дочь. Первая строчка легла на лист сама собой: «Давай разроем снег и найдем хоть одну мечту». Авторство рефрена — «Колокольчик в твоих волосах звучит соль диезом» — должна разделить с ним Инна, приемная дочь Олега «Оливера» Львова, того самого, который приютил Чиграковых в коммуналках на улицах Миллионной и Чайковского. Ей было тогда 14 лет, и она на хиппанский манер вплетала себе в волосы маленький колокольчик. Чижу очень нравилось его мелодичное позвякивание. Однажды он снял колокольчик, позвенел над ухом и уверенно определил: «Соль диез!..»

Чиж записывал альбом «Полонез» так стремительно, словно хотел поскорее от него отделаться.

— Меня он вообще не трогал, — вспоминает Баринов, — вот тебе аккордеон, иди играй!.. Единственное, мы раскидали аранжировки, когда он придумал использовать в «Полонезе» симфонический квартет.

Для воплощения этой идеи по совету Морозова был приглашен камерный оркестр под управлением Павла Серебрякова.

В общем и целом песни были хорошо аранжированы, мастерски сыграны и записаны. Но цельный альбом так и не сложился. Критикам «Полонез» показался «слишком ровным», без какой-либо зацепки. Рецензент газеты «Московский бит» разочарованно заметил, что «Чиж абсолютно стабилен — каждый альбом не хуже предыдущего, каждый концерт отличается лишь длиной проигрыша в песне “Вечная молодость”... Всё очень мило, толково, но все, как всегда».

«Продвинутая» часть аудитории оказалась гораздо злее критиков. После выхода «Эрогенной зоны» и «Полонеза» она всерьез заговорила, что Чиж «опопсел». На самом деле поворот в их отношении к кумиру произошел чуть раньше, в 1995 году, когда группа стала активно гастролировать по стране, всюду собирая аншлаги. «Неужели Чиж станет доступным для всех?» — эта фраза поклонницы многое объясняет. Случилось именно то, о чем еще в 1971 году говорил Элтон Джон: «Когда я был никто, было модно объявлять меня гением, а теперь те же самые критики издеваются надо мной. Они не хотят делить меня с массовым зрителем — снобизм в рок-музыке просто удивителен».

«А знаешь, что нужно сделать, чтобы журналисты тебя невзлюбили и начали обсирать? — иронизировал Леша Романюк. — Надо заработать маленькую сумму денег. И как только это произошло, а еще, не дай бог, ты приехал на концерт на собственном ржавом автомобиле, тогда журналисты начинают рвать и метать: “Мы-то их помним — бегали, б**, босые, а тут поднялись!”»

...Между тем в появлении в группе Баринова, как оказалось, было еще несколько полезных для Чижа моментов. Во-первых, земляк забрал у него тяжеленный аккордеон. Во-вторых, стал штатным суфлером — любитель поговорки «Хорошая память хуже сифилиса», Чиж частенько забывает на концертах слова своих же песен. Иногда он более-менее удачно импровизирует, делая оговорки по Фрейду (например, в оригинале «...О любви»: «Много денег, машина, все дела» — на концерте: «Много девок, машина, все дела»). Иногда ему подсказывают прямо из зала. Иногда он просит помощи у «компании» («А они кричат каждый свое!»). В конце концов Чиж принял решение постоянно смотреть на Баринова: «Он мне губами подсказывает».

Когда на гастролях группа приезжает на саунд-чек, Чиж, как правило, идет последним.

— Опускаю голову и шагаю себе тихонько с гитарой. А Женечка идет впереди. Фэны думают: «Во, Чиж идет!» Волосы длинные, худой — точно он!.. И бегут к нему за автографами. А я в это время спокойно его огибаю и захожу. Меня это очень спасает...

Выяснилось, что скромнягу Баринова не знали в лицо даже проныры-журналисты: в 1997 году журнал «COOL» опубликовал его фотографию с подписью... «Владимир Ханутин».

Как сказала о Баринове одна из поклонниц Чижа: «Я люблю его больше всех остальных в группе. Может быть, потому, что он меньше всех похож на “его музыканта”, а больше на друга».

1996: «Воин дороги» и его берлога

«Ныне жизнь “Чижа и Ко” заполнена постоянными гастрольными разъездами. Музыкантов с распростертыми объятиями принимают и на стадионах, и в небольших клубах, и в ресторанчиках для пузатеньких, что скорее всего свидетельствует о появлении еще одной народной рок-группы», — писал в 1996 году «Московский комсомолец», фактически ставя «чижей» в один ряд с «Любэ» и «ЧайФом».

Популярность «компании» действительно достигла в тот год своего апофегея: парни буквально месяцами не вылезали из поездов и самолетов. В Штатах для таких безумных гастролеров придумали даже специальное выражение — «Road Warriors», «воины дороги».

Когда осенью 1996-го в Питер приехали «Разные люди», чтобы записать на студии «ДДТ» свой новый альбом «Не было!», Чернецкий заглянул к Чижу в гости.

— Мы напились, и Серега стал жаловаться, что Березовец делает много концертов, а поскольку он привык выкладываться на сцене, то у него уже и дыхания не хватает, и сердце барахлит. В райдер было даже включено условие, чтобы на концертах дежурила «скорая помощь». В тусовке поговаривали, что Чиж долго не продержится, что Березовец его выжмет. Но он продержался. Запас его прочности, профессионализма оказался выше...

Если посмотреть со стороны, соглашается Чиж, эти изнурительные гастроли можно действительно назвать «чёсом».

— Но объясните мне, в чем разница между «чёсом» и туром? Меня правда всегда волновал этот вопрос. Старикан Би-Би Кинг на своем трейлере проезжает 220 концертов в год. У Пола Маккартни тоже есть большой американский тур. Турне «роллингов» даже вошло в Книгу рекордов Гиннесса как самое продолжительное — два года... Я в любом случае не жалею, что у нас было столько концертов. Через это нужно было пройти. Потому что это самая большая проверка «на вшивость». Песен в репертуаре было не так много, и мы выкручивались, как могли: переворачивали вещи, делали с ними на сцене всё что хотели. И это много дало нам как музыкантам. Всякий раз за счет каждого концерта я где-то прибавлял. Как гитарист, как вокалист. Это совершенно точно.

Юрий Морозов, ездивший с «чижами» как звукооператор, свидетельствует:

— Кто был на их живых концертах, тот подтвердит: они ведь очень разные. Для концерта всегда пишется программа, но я никогда не знаю, что произойдет в следующую секунду, — следить нужно постоянно, кто к какому микрофону кинется. Бывает, что полконцерта идет одна песня. Тот же «Перекресток» на 20–30 минут. Или «Хучи-кучи мэн». Без конца, без начала, меняя ритм, кидаясь из мажора в минор... Народ они заводили сильно. А поскольку все они как музыканты грамотные, классные, а Чиж вообще блестящий инструменталист, то на сцене происходит настоящее шоу. Это, кстати, бывает не каждый концерт. Надо год-два работать, чтобы выловить два-три концерта совершенно невероятных, когда радуешься и думаешь: «Все-таки не зря я с этими алкоголиками работаю!»

Сам Морозов практически не пил, лишь изредка употребляя за пультом сухое вино. «Компания» больше налегала на водку.

— А как еще сблизиться между собой, как открыться? — недоумевает Чиж. — Когда мы только-только начали ездить, мы искоса друг на друга посматривали и выясняли, кто какую музыку дома слушает. Так было забавно! Вроде уже отработали с десяток концертов, везде собирали аншлаги, а друг друга еще не знаем. И кто-то (не помню, кто именно) опасался, что если он произнесет вслух слово «Высоцкий», то другие скажут: «Ты блатняк слушаешь?! Да ты не рок-н-рольщик!» И когда выяснилось, что все мы от Владимира Семеныча прёмся, он сказал: «Чуваки, а я боялся признаться...» Через рюмку, через стакан мы друг к другу притирались.

Трезвому образу жизни мало способствовала и сама гастрольная жизнь, сильно бьющая по иммунной системе. Тяжелые переезды и перелеты. Смена часовых поясов. Гостиничные номера с тараканами. Хамовитая обслуга. Сон урывками, на ходу. Разная вода, к которой трудно приспособить желудок. (Питание вообще особая тема: благодаря гастролям Чиж навсегда возненавидел «солянку сборную мясную» — дежурное блюдо всех ресторанов от Выборга до Находки.)

На Западе вообще пришли к выводу, что «гастрольная лихорадка» — это такое же профессиональное заболевание (как, например, силикоз у шахтера), избежать которого практически невозможно. Но тогда справедливо признать, что спиртное для музыкантов является одним из средств профилактики.

— Я знаю только три способа, — говорит Чиж, — как погасить адреналин после концерта: секс, алкоголь и наркота. Ничего другого человечество не изобрело. Всё! Выбирай! А иначе можно с ума сойти! Пытаешься уснуть и не можешь, а утром встаешь и чувствуешь, что эта усталость не прошла — она, бл***, как радиация, накапливается...

Когда Чиж пробовал бросить пить, это делало его жизнь значительно труднее: он оставался единственным трезвым в купе. В какой-то момент «компания» даже заслужила сомнительную славу «самой пьющей группы», а Чиж — «железного троянского коня», которого не перепить ни при каких обстоятельствах. Лидер группы «Сплин» Александр Васильев рассказывал: «Мы его боимся. Приехали как-то в Вятку, и нам говорят, что позавчера здесь играл Чиж, но не уехал — нас дожидается, чтобы домой ехать вместе. Мы в ужасе схватились за голову. И наши самые худшие опасения подтвердились. Говорят, что первым в Питере с поезда сошел бодрый и довольный Чиж, потом вынесли нас».

Во многом из-за этих гастрольных загулов группу решил покинуть Юрий Морозов.

— Всё это постепенно развивалось, — говорит он. — Поначалу можно было как-то вытерпеть. Потом всё больше и больше... Досуг рокеров — отдельная тема. Вот для сравнения: приезжаем с «ДДТ» в Витебск, и местные предлагают Шевчуку: «Хочешь посмотреть музей Шагала?» Едем туда, ходим, смотрим. Всё здорово. Приезжаем с «чижами» куда-нибудь. «Парни, чего-нибудь хотите?» — «Баню и пива!» На первых гастролях еще бродили по городу, выезжали на речку. А потом программа стала стабильной: баня, пиво — и всё, никаких отклонений!.. И эта накатанная программа меня в конце концов достала. Помню, звонит после гастролей Романюк: «Юра, ну ты удивишься!.. Мы в этот раз так дали!..» Я говорю: «В библиотеку, что ли, пошли? Это единственное, чем вы могли меня удивить».

Пребывая в состоянии перманентного похмелья, «чижи» даже не заметили, как добрались до Первого зала страны — ныне снесенного Государственного Центрального концертного зала (ГЦКЗ) «Россия». В этом пафосном месте по соседству с Кремлем 5–6 октября 1996 года должны были пройти их выступления, посвященные (не смейтесь!) 2-летию группы и презентации альбома «Перекресток».

— Когда Березовец сказал, — вспоминает Чиж, — что мы попробуем сыграть в «России», это был не мандраж, а так — ни фига себе, добрались, типа, до вершины... Было даже, я скажу, некое чувство ответственности, которое, однако, не помешало мне просрать эти концерты со словами: «Да пошли вы на фиг с вашей фешенебельностью! Не на таких “точках” игрывали!..»

В «Россию» группа прибыла прямо с гастролей. Были назначены три выступления: одно в субботу вечером и два — на следующий день.

Начала дневного воскресного концерта публика прождала минут сорок. Что было потом, рассказал фэн Владимир: «Выходят музыканты, начинают играть вступление к песне, Сереги на сцене нет. К микрофону подходит Миша Владимиров: “Наш друг Серега вчера напился, щас он оклемается и выйдет...” Выходит Серега без майки и босиком, что-то говорит за кулисы, выносят стул и вентилятор. Он сел, сказал: “Простите, если кого обломал, сейчас немного попоем”, поставил перед собой пару бутылок с водой и запел, да как запел! У меня был хороший бинокль, я видел, как ему было тяжело. Он честно отработал всю программу и еще несколько песен спел на бис. А ведь вечером был еще один концерт!»

На втором выступлении ближе к концу Чиж встал и скрылся за кулисами. Место у микрофона занял Владимиров, который спел четыре песни собственного сочинения, чтобы Чиж смог отдышаться. На протяжении всего концерта возле «России» дежурила бригада «скорой помощи».

БГ не зря предупреждал: если человек берется за такое энергетичное и рискованное дело, как рок-н-ролл, но при этом оттягивается больше, чем работает, он с большой вероятностью гибнет или сходит со сцены. И если «чижи» по-прежнему продолжают выступать, это означает только одно: они работают все-таки больше, чем «оттягиваются».

Впрочем, как бы ни пили «чижи», они всегда старались честно делать свое дело. По-настоящему неприятный инцидент случился разве что в Томске, где по договору группа должна была отработать ровно час. «Со сцены ушли все в поту, в мыле, — рассказывал Чиж. — А публика всё скандирует, что-то орет, не успокаивается. Нас уже посадили в автобус, в который тут же полетели грязь и булыжники. А вслед за ними обидные ругательства. Оказывается, ребятам сказали, что Чиж будет играть три часа. Вот такая подстава со стороны организатора. Сидишь и не понимаешь, за что получаешь камнями».

«Гастроли — это испытание на прочность вашего таланта, — говорит Дэвид Нопфлер в своем “The Bluffer’s Guide to the Rock Business”. — Каждый тур, подобно военному походу, закаляет и сплачивает рок-группу».

— Спаянная ли у нас группа? — задумывается Баринов. — С одной стороны, долго друг друга выносить не можем. А друг без друга — такая тоска сразу... На гастролях одна мысль — быстрее бы разбежаться! На вокзал приезжаем — и сразу врассыпную по домам. А через час-другой все уже на телефонах: «Как ты?» — «А ты как?» — «Тут вот в моем чемодане твои трусы». — «Оставь себе!» — «И еще грязные носки...» — «Себе оставь!!»

Странно, но в России почему-то принято считать, что рокер должен непременно жить в нищете. «Я не совсем понимаю таких, как Ник Рок-н-Ролл[113], — говорил Чиж в интервью 1995 года. — Помню, мы играли с «Разными людьми» в Питере. После концерта встретили Кольку, и он посмотрел на нас и говорит: “Вот вы сейчас все в гостиницу пойдете...” — “Конечно”, — говорим мы. “А мне некуда”, — говорит он. “Так пойдем с нами”. — “Нет, — говорит Ник, — ни хрена. Я альтернатива всему этому, и я пойду спать в подъезд”. Вот это, честно говоря, я не понимаю...»

Чиж не раз утверждал, что не боится «обмажориться»: «Мне абсолютно по фигу, что мне жрать, где мне жить, на чем ездить... Единственное, что цепляет, — это фонотека, библиотека и инструмент. Деньги меня интересуют, только чтобы ни жена, ни дочь не голодали и не ходили оборванными». Он был по-мужски горд, когда концертно-альбомные гонорары принесли в семью относительный достаток. Верным признаком того, что «жизнь-то налаживается», стала полная коллекция битлов на CD, которую Ольга преподнесла ему на день рождения. И если жена, которая вела бюджет, смогла выделить порядка 250 долларов на такой шикарный презент, значит эти деньги были явно не последними.

— Когда Серега более-менее стал зарабатывать деньги, — вспоминает диджей Валерий Жук, — в комнате тут же появились стеллажи с компактами: «Вот на пенсию выйду, буду слушать». Ольга, по-моему, буквально хватала его за руки, потому что он приезжал с гастролей с деньгами и сразу же бежал выполнять план музыкальным магазинам: «Деньги жгут ляжку!»

Но, несмотря на эту расточительную страсть, весной 1996 года Чиж всё же приобрел первую за свою 35-летнюю жизнь собственную квартиру и первый по-настоящему приличный инструмент — «Gibson Tennessee».

— Есть вещи, — говорит он, — в которые врубаешься с первой же минуты, что они твои. Вот таким образом я купил себе «гибсон». Это было на выставке в ЛенЭкспо. Я взял его в руки, поиграл минут пять и понял, что это мой инструмент... А вот «фендер» — не мой инструмент абсолютно. Я перещупал, перепробовал достаточно много «стратокастеров» — ну не лежит у меня рука! Не то что душа — руки не лежат...

Что касается квартиры, для покупки которой пришлось взять в долг у знакомых, она была однокомнатной и находилась на пятом этаже дома по Малой Морской улице, рядом с Невским проспектом. Крохотную кухню переделали в детскую для Даши, переставив газовую плиту в коридор. Вывоз нехитрого скарба с улицы Чайковского, где Чиграковы промучились почти полгода, прошел под шипение «хунты»: «Понаехали! Квартир понакупали! А мы, коренные ленинградцы, должны в коммуналках ютиться!»

Новый адрес самые настырные фэны вычислили уже через месяц. Первым делом Чиграковым пришлось купить плотные шторы. Потому что однажды они заметили, как с противоположной крыши за ними наблюдает в бинокль какая-то юная барышня. Второй неотложной покупкой стал автоответчик, к которому намертво подключили телефон — трубку не снимали, пока не идентифицировали звонившего. На подозрительный голос Чиж не отзывался. «Гадостей мне не говорили, — рассказывал он, — но абсолютно незнакомые люди передавали песни... про любовь. Хоть и не из моего репертуара, а приятно... Другое дело, если наберут номер и молчат! И сопят в трубку, но на пленку ничего не хотят говорить... Минуту сопят, потом с глубочайшим вздохом сожаления — “вот ёлки, не подошел!” — кидают трубку».

Правда, однажды страдающие поклонницы в отместку перерезали телефонный кабель, а в другой раз насыпали под дверь квартиры какой-то подозрительный порошок (видимо, приворотное зелье) и перекрыли газ.

Не избежал внимания фэнов и подъезд. «Здесь не соскучишься, — сообщала газета “Петербург-Экспресс”. — Стены в лозунгах и признаниях. Надписи типа: “Мы тебя любим, Чиж!”»

Чтобы уберечься от незваных гостей, приходилось разглядывать каждого приходящего через «глазок». Если визитер был незнаком, дверь не открывали.

«Надо от своих поклонников и поклонниц держаться чуть в стороне, — сказал в интервью Чиж. — Я очень не люблю панибратства: “Эх, Серега, блин, пойдем выпьем пивка”. Я без тебя его выпью, на самом деле. Мне так легче будет. Хотя, не знаю, может, и парень-то хороший, но вот такой наглости... Я ее не очень приветствую».

Но, разумеется, Чиграковы не жили затворниками. Скорее, наоборот. Не зря ведь говорят: если хочешь узнать, сколько у тебя друзей и родственников, — купи квартиру в Москве или Питере. Правда, родственники в силу занятости навещали Чиграковых достаточно редко. «Зато друзья постоянно. Крыша едет. Забываешь даже, кто у тебя в данный момент моется в ванной. Даже дочка привыкла к толпе народа у нас дома. Кто-то постоянно приходит, уходит...»

Из-за постоянных гастролей сам глава семейства так редко бывал дома, что уходить оттуда ему никуда не хотелось. Даже на концерты своих друзей. Не говоря уже о многочисленных приглашениях на тусовки и разного рода светские мероприятия. Гораздо меньше времени он мог уделять теперь и общению с приятелями!

— В маленькие клубы, где мы играли, — говорит Юля Лебединова, — приходили все наши друзья и знакомые. Но уже в Театре эстрады возникла проблема. Администратор мне объяснила: «Я не могу пустить столько людей, потому что у вас полностью собран зал, а вы хотите провести еще 50 человек». — «Но они же наши друзья!» — «Хорошо, тогда высаживайте людей, которые купили билеты». В «Октябрьском» была еще более жесткая установка: «С вашей стороны — 20 человек». Все чижовские друзья-приятели, пока их было реальное количество, шли в приоритете. А потом я даже ему говорила: «Пятнадцать человек пришли от тебя. А остальные пять — на всех нас? Давайте тогда выработаем правило: от каждого члена коллектива — по три приглашенных».

В итоге за три-четыре дня до большого концерта в Питере все Чиграковы забивались под ковер и не отвечали ни на какие телефонные звонки, поскольку суть их была заранее известна: вписаться в «проходку». Неизбежно приходилось кому-то отказывать. Неизбежно возникали обиды, которые росли как снежный ком. В интервью, которое брала у Чижа его старая приятельница Света Лосева, она не сдержала упрека: «С известностью у тебя появилось много новых друзей, и это нормально, но есть несколько человек, которые были твоими друзьями тогда, когда ты еще не был звездой, и постепенно ты практически перестал им звонить, и одни воспринимают это как должное, другие обижаются...»

Чиж ответил: «Раньше было проще — я приезжал один, отыгрывал концерт и уезжал. Кого-то успевал повидать, а кто-то даже не успевал врубиться, что я здесь был. Теперь всё иначе... теперь у меня здесь дом, семья и совершенно другое количество всяких дел. Я ни от кого не отрекаюсь, с кем когда-то общался. — И добавил: — Мне кажется, что я остался прежним».

Но сложнее всего, конечно, Чижу было выступать в Дзержинске: «Все знакомые, и все хотят пройти на шару, бесплатно. И начинается ругань: “Ну, ты зажрался! Не надо всех проводить, меня проведи”. И так говорит каждый. В итоге никого не проводишь».

1996: Полет через океан

В конце сентября 1996-го журнал «Огонек» сообщил: «Сергей Чиграков, “Чиж”, выступит 4 и 5 октября в Москве в концертном зале “Россия” и тут же уедет за границу снимать первый[114] в двухлетней истории его коллектива видеоклип. Называться клип будет “Полонез” — это заглавная песня нового альбома, который выйдет в конце октября. Сниматься “Полонез” почему-то будет не в Варшаве, а в Лос-Анджелесе».

В принципе, смысл всей поездки укладывался в одну фразу: «Снять клип, заодно посмотреть Америку и оттянуться». После сумасшедших гастрольных гонок группе требовалась передышка. «Я просто лежал, — вспоминал Чиж, — и радовался тому, что не нужно бежать ни на поезд, ни на самолет».

Но в беседах с журналистами он талантливо наводил тень на плетень. На вопрос, почему для съемок выбраны Штаты, ответил: «Нам было нужно море, ну и решили, что если уж море, то в Америке». После резонного замечания, что моря имеются и в России, выдвинул другой «убойный» аргумент: «Еще нужны были не наши — специфические, длинные трассы. Для демонстрации дружбы народов, что ли». Столь же деликатно он уклонился от вопроса, в какую сумму обошелся «Полонез»: «По сравнению с теми клипами, которые снимаются “попсой” за 100 тысяч долларов, наш клип очень дешевый».

В интервью газете «Я — молодой» Игорь Березовец выдал хитро закрученную фразу: «Снимали у лучшего, на наш взгляд, режиссера, в Голливуде». Если не обратить внимание на запятую после «режиссера», могла возникнуть смелая догадка: а не Стивен ли Спилберг сподобился снять ролик?

На самом деле «Полонез» отснял 31-летний клипмейкер, телережиссер и продюсер Сергей Кальварский, на тот момент — руководитель студии «Арт Пикчерз Петербург». Несмотря на свою молодость, он успел окончить музучилище при консерватории и Ленинградский институт театра, музыки и кино, отслужить в армии и поработать актером. Кальварский выпускал телепрограммы «Горячая десятка» и «Утренняя почта», был режиссером телеверсии «Песня-95», делал клипы Филиппу Киркорову и Андрею Губину. «Нам очень хотелось, — говорил Березовец, — чтобы человек, который снимает только голимую попсу, снял клип и нам».

Сам Чиж о мотивах выбора высказался так: «Серега, он же кларнетист. Музыкант музыканта всегда поймет. А еще он такой же раздолбай, как и я».

Здесь Чиж не ошибся: никаким сценарием даже не пахло. В этом, как оказалось, и заключался творческий метод Кальварского.

— Когда летели в самолете, — рассказывает Чиж, — я спросил: «Серега, какой будет сюжет?» — «А черт его знает! Будем ждать первого проблеска идеи. Вот он, проблеск, пришел — ага, начали! Значит, идем туда, снимаем то-то». — «А дальше?» — «Хрен его знает, там вынесет...» Я уважаю такие вещи. Это как джем-сейшен.

Съемки «Полонеза» были действительно сплошным импровизом. Как следствие — приключения случались на каждом шагу. Сцену автостопа (Чиж в шортах идет вдоль хайвея с гитарным кофром и пытается остановить попутку) снимали на скоростном шоссе под Лос-Анджелесом. Причем без официального разрешения. В самый разгар съемок рядом с «киногруппой» притормозила разгневанная пожилая леди. Было несложно понять, что она грозится вызвать полицию. Шутка ли, машины мчатся по трассе с огромной скоростью, а эти fucking guys мешают движению!.. Общаться с копами совсем не хотелось: русские «клиподелы» были крепко навеселе. Поэтому все страшно перепугались, прыгнули в авто — только след простыл!

Другой инцидент случился возле местной тюрьмы. Чтобы отснять нужный ракурс, киношники нагло перелезли через бетонный забор. И тут Кальварский заметил приближающегося копа. Первая мысль: «Сейчас отберут камеру, пленку и арестуют». Но полицейский только похлопал его по плечу: «Я тебя узнал: в прошлом году ты снимал у нас кино. О’кей, парни, не буду мешать! Работайте». Затаив дыхание, все провожали взглядами широкую спину полисмена. Этот стресс по русской привычке тут же «сняли» выпивкой.

— Поскольку я был в Штатах первый раз, — говорит Чиж, — мне было страшно. Поэтому я пил больше, чем нужно. Это была своего рода защитная реакция на шок. Наверное, в каждом советском музыканте все равно подсознательно сидит восхищение: «О, Америка! Здесь рождался рок-н-ролл, здесь играют блюзы...»

Это чувство особенно остро ощущается в Лос-Анджелесе, куда, как писал «новый американец» Михаил Шуфутинский, музыканты слетаются со всего мира, как мухи на сахар: «Если увидишь на улице четырех человек с длинными волосами — значит это точно рок-группа». Но Чижу, который решил побродить по блюзовым клубам, «Город Ангелов» показался странным.

— Мы зашли в один клуб, там играл какой-то непонятный коллектив, на соло-гитаре был японец. Когда они «рубили» вещь мне совершенно незнакомую, я просто сидел и пил пиво. Но потом они заиграли «Дом восходящего солнца». И такая лажа понеслась! Мне захотелось подойти и сказать: «Парень, отдай гитару, ты не умеешь играть!..» Когда мы оттуда вышли, у меня было противоречивое чувство: с одной стороны, был в Америке, а с другой — услышал такую фигню...

На самом деле противоречие пролегало куда глубже, оно было корневым. Если для большинства советских парней «тяжелый рок» начинался с классического риффа из «Smoke On The Water», то вся западная рок-лирика — именно с баллады «Дом восходящего солнца»:

Но в реальности «Восходящее солнце» — «Rising Sun» — это название некогда популярного в Нью-Орлеане публичного дома, а героиня песни — проститутка, которая хочет оттуда сбежать...

— Я ожидал увидеть Страну Блюза, — говорит Чиж. — Понять, откуда всё это у них идет, откуда они черпают — пусть не Мадди Уотерс, пускай какой-нибудь Aerosmith. И я понял, почему у них совершенно другая музыка: там жизнь без особых забот, у них миллионеров — как у нас бомжей. Поэтому и музыка такая: радостная, веселая и... какая-то поверхностная. А мы вкладываем в их музыку то, чего там нет, боль нашу.

К 1996 году русскоязычная диаспора уже заполнила все крупные города Америки — Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Филадельфию, Сан-Диего. Разумеется, не обошлось без мысли: а почему бы не сыграть для них концерт.

— У меня такие фишки постоянно в голове крутятся, — говорит Чиж. — Идешь по городу и думаешь: что, если сейчас зайти вот в эту квартиру и сказать: «Я — музыкант. Давайте я вам сыграю, а вы меня накормите». Посмотреть, чего я стою... И если бы мне тогда предложили выступить хоть перед эмигрантами, хоть перед американцами — за стакан портвейна! — я бы с удовольствием согласился.

Тем более что сам «кинопроцесс» его не утомил.

— Там работать-то особо не приходилось. Клип ведь не игровой. Оператор говорит: «А теперь пройди по воде». Ну, я иду по воде. «Нормально прошел?» — «Нормально, только давай еще разок. Возьми гитару в руки». — «А куда смотреть?» — «Да по фигу!»

Пожалуй, единственной сложностью стали натурные съемки в Невадской пустыне. Туда приходилось уезжать рано утром, пока не жарило солнце. «Чижи», которых отсняли буквально за день, беззаботно валялись в это время на травке возле бассейна. Правда, Владимиров все же поборол апатию и заглянул в музыкальный магазинчик на бульваре Санта-Моника. Здесь он купил за 800 долларов Fender модели Stevie Ray Vaughan. Заглянувший туда же Чиж выбрал полуакустический Gibson Blues King. Стартовая цена была кусачей, и ему пришлось — чего он страшно не любит — долго торговаться с продавцом-негром. В конце концов тот уступил гитару за $1549.

Разыгрывая новый инструмент, Чиж с ходу сочинил лирическую балладу «Я подобно собаке». (Здесь нет ничего удивительного: Джей-Джей Кейл, когда купил новую гитару, так вдохновился, что сочинил восемь песен в течение одного дня.) «Мы жили с Игорюхой Березовцом в одном номере. Ночью писал, потому что всё сдвинуто — у них ночь, у нас в России день. И я никак не мог приноровиться. Чтобы его не разбудить и не мешать, я взял гитару и ушел в туалет». Записная книжка Чижа зафиксировала точную дату: 15 октября, 3 часа утра по американскому времени.

Репетировать новую вещь начали прямо в Лос-Анджелесе, собравшись в гостиничном номере. «Был хороший вариант, где Лешка нашел очень красивые “фишки” на басу, — вспоминает Чиж. — Но, видимо, не от души шло, потому и забылось».

По возвращении в Петербург работа над клипом была продолжена. Как выразился Кальварский — «на контрасте». Эпизод, где Чиж совершает проход по рельсам на фоне тепловоза, снимали на пригородной станции Сортировочная, сцену с байкершей — на трассе в Финляндию.

«Серега говорит: “Завтра едем под Питер, я девку нашел офигительную, Вальку, байкершу”, — рассказывал Чиж. — Это действительно реальная барышня. Приезжаем — у нее “Урал”, коляска. Мы посмотрели — какой кайф!.. Меня девушка везет на мотоцикле “Урал”, а я сижу в коляске и бренчу что-то. Даже пил на ходу. Но не спирт, как в песне, а винище... Вот и написал песню, которую мог бы петь в тот момент, когда мчался с Валей-мотоциклеткой. Сразу перло, и практически без помарок. Я не знал, есть ли на мотоцикле шипованные шины. Позвонил Кальварскому: “Серега, ты в мотоциклах разбираешься?” Он: “А что?” Я ему текст продиктовал. Он говорит: “Нормально, пиши. Какая разница? Образ есть, и всё”. Так что в “Урал байкер блюзе” фифти-фифти придуманного и реального».

Днем раньше, 4 ноября, Чиж остался в квартире один, начал перебирать струны и доперебирался до песни «На двоих», продолжившей тему «Мышки». Рецензент калужской газеты «Знамя» писал: «От нее веет хипповской романтикой 70-х. Первые же аккорды уносят в мир, где нет серых будней и скучной работы, нет денег, да они и не нужны. Были бы на двоих один свитер, плеер и кассета “Битлов”. Разве не мечтают многие из нас бросить все однажды и отправиться со своей любовью в дорогу! Просто ехать в никуда на старенькой машине, подставляя лицо попутному ветру...»

15 декабря 1996 года «SoLyd Records» выпустил новый альбом «Полонез». К выходу диска в телевизионной «Программе А» состоялась премьера одноименного клипа. Закрытый просмотр для «чижей» состоялся чуть ранее на «Леннаучфильме», где располагался офис Кальварского.

— Публики не было, сидели только мы, группа, — рассказывает Чиж. — Клип был еще теплым, только-только смонтирован. Его показали на большом телевизоре. Я до этого-то относился к Сереге с большим уважением, но когда увидел его работу... Мне просто нравится смотреть этот клип — он красивый, светлый такой...

В том же 1996 году состоялся кинодебют Чижа в фильме «Брат». Впрочем, покупать видеокассету только ради Сергея не стоило — он появлялся в кадре меньше чем на минуту. Главный герой, юный киллер Данила, «фанател» не от ритм-энд-блюза, а от «Наутилуса помпилиуса» и конкретно от Славы Бутусова.

Такая сюжетная линия была неслучайной. Режиссер «Брата» Алексей Балабанов начинал в 1980-х на Свердловской киностудии и крепко дружил с земляками-«наусами», снимая их во всех своих ранних работах — «Раньше было совсем другое время», «У меня нет друга», «Егор и Настя». В книге «Nautilus Pompilius. Введение в Наутилосоведение» (1997) он даже охарактеризован как «друг и собутыльник, оказавший на творчество группы достаточно весомое влияние».

Впервые Чиж встретился с Балабановым в 1995 году, когда через общих знакомых его пригласили на съемки получасовой новеллы «Трофим». (В 1996-м лента получила приз «За лучший игровой короткометражный фильм» на IV кинофестивале «Послание человека» в Санкт-Петербурге.)

— Ему хотелось, чтобы я по-настоящему был в кадре, — вспоминает Чиж, — чтоб я сидел с аккордеоном и играл вальс «На сопках Маньчжурии». Леша посмотрел на меня: «Нет, на матроса ты не тянешь». В итоге они подобрали другого актера, а я просто озвучивал эту сцену.

На съемки эпизода рокерской тусовки в «Брате» Балабанов пригласил много питерских знаменитостей. «Балабанов любит документальные вкрапления, — объяснил продюсер Сергей Сельянов. — Это один из художественных пластов фильма. Данила — такой человек, который легко попадает в мир, недоступный другим. Я не думаю, что присутствие известного человека способно привлечь такое большое внимание к фильму. По телевизору зрители видят этих звезд каждый день».

В старом доме на канале Грибоедова, в студии художника Андрея Розина, собрались Бутусов, Чиж, Настя Полева, Наташа Пивоварова из «Колибри», басист «Нау» Игорь Копылов, музыканты «Аквариума» Андрей «Дюша» Романов и Олег Сакмаров. Чиж появлялся в кадре вместе с Настей Полевой — они сидели рядышком на диванчике, Настя пела под гитару, а Чиж ей подпевал. Потом к ним подсаживался Бутусов.

Сцену, где рокеры мирно сидят вместе, поют и выпивают, журналисты назвали утопической идиллией русского рока. «Боюсь, такие ситуации по пальцам можно пересчитать, — согласился Чиж. — Мы чаще встречаемся на разных крупных тусовках или фестивалях». Но «играть» свою симпатию к Полевой ему не пришлось: еще за год до съемок «Брата» он сказал в интервью, что не коллекционирует русскую музыку, но готов сделать исключение для Насти: «Мне очень нравится тембр ее голоса, манера исполнения. И просто очень нравится как человек».

Их дуэт на экране сложился самым естественным образом.

— Настя спросила: «Ты слышал мою новую песню?» Взяла гитару, начала петь. Я стал подпевать. Балабанов услышал: «Ага! Вот так и оставим!» Всё произошло буквально с первого или второго дубля. А потом я пришел в студию на озвучивание и переиграл Настину гитару — то ли микрофон тогда не так стоял, то ли еще как-то напортачили со звуком...

Балабанову нужно было еще заснять фрагмент концерта, где бы присутствовала толпа возбужденных фанатов. Но Бутусов тогда переживал отлив популярности и собрать большой зал не мог. К тому же его поклонники вели себя на концертах, как правило, более сдержанно, чем требовалось режиссеру.

— И в эпизоде, где Слава сидит на стуле и поет «Эта музыка будет вечной», — рассказывает Чиж, — снят наш концерт в «Горбушке». Балабанов специально туда приезжал.

Бюджет «Брата» был нищенским. Балабанов экономил буквально на всем. Например, знаменитый свитер Данилы-киллера был куплен в секонд-хенде, а шикарное зеленое пальто на актере Викторе Сухорукове, сыгравшем старшего брата Данилы, было женским и принадлежало супруге режиссера. Бутусову вместо гонорара Балабанов пообещал снять клип (и сдержал свое слово). Чиж никаких «добряков» не ждал. «Это были просто наши с Лешей приятельские отношения», — говорит он.

Забегая вперед, стоит сказать, что Чиж-композитор интересовал «киношников» гораздо больше, чем Чиж-актер. Однажды ему принесли сценарий фильма «Романс о влюбленном городе» и предложили несколько ролей на выбор. «Я прочитал и понял, что, кроме роли юродивого, мне ничего не подходит. Причем этот юродивый еще и хиппан, что положило меня на обе лопатки. Но мне кажется, что на эту роль больше подошел бы шоумен “АукцЫона” Олег Гаркуша».

Зато счастливая киносудьба выпала на долю чижовской «...О любви» — режиссер Тигран Кеосаян использовал его как саунд-трек для фильма «Бедная Саша» (1997), а режиссер и клипмейкер Григорий Константинопольский записал «Полонез» для своей комедии «Восемь с половиной долларов» (1999).

В том же 1999 году режиссеры Б. Гиллер и А. Бородянский пригласили Чижа в качестве композитора в свой фильм «Чек». Кроме того, всю группу пообещали занять в маленьком эпизоде. Правда, песни Чижа прозвучали в «Чеке» в довольно странном контексте: то из дверей борделя («Прекрасное воскресенье»), то на совещании главной злодейки с сообщниками («Перекресток»), то в лесби-баре («Полонез»). У части поклонников создалось даже ощущение, что киношники решили поглумиться над группой.

«Всё дело в том, что я — лентяй, — прокомментировал Чиж. — И вместо того, чтобы написать музыку к фильму, я в самый последний момент ограничился тем, что отдал на откуп несколько песен. Переживать тут особо не о чем, так как фильм, по-моему, прошел абсолютно незамеченным».

В 2004 году Чиж вместе с Романюком и Игорем Федоровым записали саундтрек из девяти номеров для сериала с рабочим названием «Первый путь» (увы, из-за смерти актрисы Клары Лучко, игравшей одну из главных ролей, он так и не вышел).

«Немного странное для меня занятие, — рассказывал Чиж журналистам. — Например, требуется озвучить русский пейзаж за окном».

1997: «Бомбардировщики»

В январе 1997-го Чиж со страниц столичного журнала «Пульс» загадочно пообещал, что вскоре группа совершит «неожиданный творческий поворот». Тайна была раскрыта только весной: пресса сообщила, что «чижи» выпустили новый альбом под названием «Бомбардировщики». На цветной обложке аудиокассеты (работа все того же Валерия Потапова) парни гордо позировали на фоне настоящего самолета, хотя выглядели при этом как пилоты-контрабандисты из фильма «Кокаин».

Но главным сюрпризом стало содержание самой кассеты, тринадцать кавер-версий советских шлягеров 1930–1970-х годов. На вопросы журналистов, откуда взялась эта странная тяга к ретро, особенно на волне всеобщей рейвизации, Чиж ответил, что альбом задумывался как подарок родителям: «Мы за модой никогда не гнались. Это песни, которые мы поем за столом». Идея «Бомбардировщиков», по его словам, витала в воздухе еще во время записи песни «Фантом».

Собственно, тема песенного наследия времен СССР была востребована самой жизнью. Критик Сергей Кастальский, рецензируя альбом «Play», где «альтернативщик» Моби вдоволь поэкспериментировал с госпелами, блюзами и соул, справедливо заметил: «Рано или поздно все вспоминают о своих корнях, это особенность наших страданий: когда нам плохо, мы ищем утешения в прошлом». Страшноватая неопределенность 1990-х невольно заставляла людей тепло вспоминать то время, когда они были по-своему счастливы и с оптимизмом смотрели в будущее. Именно отсюда возникла тяга к ретро-песням, отголоскам советского периода. Даже модная питерская группа «Нож для Frau Muller», уловив дух времени, назвала свой новый электронный альбом «HyperУтесов».

Не отставали и рокеры: в 1993 году Гребенщиков записал альбом «Песни Александра Вертинского», а в 1996 году — «Чубчик», куда включил «Сердце» И. Дунаевского, «Тучи над городом встали» П. Арманда, народные песни «У кошки четыре ноги» и «Черный ворон». «Эта музыка, — объяснил Борис Борисыч, — отталкивается от неприятностей той эпохи, она фантастически красива и интересна. С моей точки зрения, это разновидность рок-н-ролла. Песня “Весна на Заречной улице” не хуже Леонарда Коэна, а, может, даже лучше... А песня “Тучи над городом встали”, которую все привыкли считать революционной, гениальная песня странствующего ловеласа. И дико красивая, романтическая, только надо убрать явно вставленный куплет про красных бойцов».

Вспоминая работу над «Бомбардировщиками», Чиж говорит, что самым трудным для него стал выбор песен — предварительный список занял три страницы. В конце концов ему пришлось руководствоваться сугубо внутренними ощущениями:

Позже один из критиков заметил: «Знаете, что больше всего раздражало в многочисленных эстрадных ВИА 70-х годов? Традиционно скучная и совершенно бестолковая духовая секция». В «Бомбардировщиках» мощное звучание special guests — Давида Голощекина, струнного квинтета п/у Юрия Серебрякова (с ним записывался «Полонез») и квартета «Джаз-Комфорт» — было весьма к месту. Правда, Чиж признает, что ему не хватило терпения прописать все аранжировки для духовых. Исключение он сделал только для «Джаз-Комфорта»: «Написал партитуру прямо в студии. Надо отдать им должное — сыграли с листа. Практически без ошибок. Я стоял рядом и дирижировал».

Гармонии советских шлягеров вообще оказались такими сложными, что, например, «Партизанскую бороду» Романюк осваивал по нотам.

— Какие «монстры» эти песни писали! — удивляется он. — Это только снаружи кажется: «А, простенько!..» Даже сейчас, когда играем их на саунд-чеке, там есть моменты, которые надо вспоминать. Это, конечно, более фундаментально, чем нынешняя музыка.

Но, несмотря на все проблемы и сложный состав участников, работу над «Бомбардировщиками» Морозов называет «самой короткой сессией на свете». Эта быстрота во многом была обусловлена профессионализмом приглашенных музыкантов. Давид Голощекин, например, записал свои саксофонные партии буквально за несколько минут. «Уходит в свою кабинку, — рассказывал Чиж, — причем даже не спрашивает про тональность, играет там, выходит. “Уже записали?! А я ведь просто разыгрывался”. Мне еще ни с одним человеком так легко не работалось».

Симпатия к Голощекину оказалась так велика, что год спустя, в апреле 1998-го, Чиж пригласил его поиграть программу «Бомбардировщиков» в Лужниках, в громадном зале-восьмитысячнике: «После концерта Давид Семенович сказал, что ему было интересно с нами поработать».

Но сначала «Бомбардировщики» были представлены в октябре 1997-го в ДК им. Горбунова. Побывавшая на этом концерте Ирина Still, одна из поклонниц группы, записала в своем дневнике: «Конечно, Чиж народен. И не по-плебейски народен, а просто — народен. Именно поэтому площадь перед «Горбухой» забита машинами и полон балкон-VIP... А молодежный партер, трогательно сомкнув руки, раскачивается под “Тучи над городом встали...” с таким же энтузиазмом, как под любую собственно чижовскую романтическую балладу».

Не случайно рок-критик Андрей Порываев назвал «Бомбардировщиков» альбомом, который соединяет поколения: «Тут Чиж не поет ни одной своей песни. Однако, слушая альбом, слышишь все-таки Чижа, а не пародию на Утесова. Вычеркивая советский период истории из жизни нашего общества, невозможно зачеркнуть культурное наследие. И песни, которые пели мои родители, поют теперь мои дети. В этом, на мой взгляд, заключается программность этого альбома».

Тем не менее «Бомбардировщики» стали самой изруганной работой группы. Рецензент питерского журнала «Пульс» иронизировал: «Чиж все больше напоминает самодеятельный школьный ВИА конца 70-х. Группа в то время имела бы ошеломляющий успех на сельских танцах». Ему вторил обозреватель питерской «Смены»: «Этот диск, безусловно, лучший в череде музыкальных проектов по возрождению застойного прошлого. Но иногда кажется патологически неискренним».

— Слышали бы критики, — говорит Чиж, — как поют «Под звездами балканскими» на Украине. Как поют в Минске, в Алма-Ате — да где угодно за пределами России! Причем не старики — молодежь. Так орут, что я думал, перепонки лопнут на словах: «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!..»

Безусловно, его порадовало, что одним из тех, кто поддержал «Бомбардировщиков», был БГ.

— Мне кажется, эти песни стоит поднимать, — говорит Борис Борисыч, — потому что это гениальные песни, но они, к сожалению, глубоко зарыты. Если Сережка это сделал, честь ему и хвала. Там можно было сделать не одну пластинку, а десять...

У Леонида Утесова был свод из двадцати железных правил. Правило № 14 звучало так: «Играя плохую музыку, оставайся хорошим музыкантом». «Чижи» остались хорошими музыкантами, играя хорошую музыку.

В поддержку альбома были сняты сразу два клипа: «Под звездами балканскими» и «Бомбардировщики». Менеджмент группы не рискнул проигнорировать телевидение — как заявил тогда один из боссов МузТВ: «Артиста, которого нет в “ящике”, не существует в природе».

Ролик на песню «Под звездами балканскими» после нескольких показов, по выражению Чижа, «сдулся». Прокатная судьба «Бомбардировщиков» сложилась чуть счастливей, поскольку он получился по-хорошему отвязным. Его снимали глубокой ночью в рокерском клубе, который был превращен в нечто среднее между ковбойским салуном и солдатской чайной. Всего за два часа до начала съемки «чижи» вернулись в Питер с гастролей и сидели с чугунными головами. Чтобы не заснуть, они постоянно дули пиво. Но режиссер отснял далеко не всё, что хотел, потому что к восьми утра «чижи» просто-напросто отключились.

26 июня 1998 года «чижи» представили «Бомбардировщиков» в БКЗ «Октябрьский». На концерт приехал Дмитрий Дибров. К ним присоединился чижовский земляк Михаил Климешов, который давно уже переехал в Питер. «Мы собирались к кому-то в гости, — рассказывал Чиж, — шли себе по подземному переходу[115], увидели музыкантов. Я сказал Димке, что это очень страшная работа: ты можешь работать круглые сутки и получить всего пять долларов или вообще ничего. Он не поверил. Мы поспорили, и я решил доказать на практике. Мы зашли в “Гостиный двор”, купили там детский синтезатор с клавишами и акустическую гитару (свою гитару я нес в кофре).

Уселись прямо на бетонный пол и начали играть. Народ проходил мимо и бросал мимоходом: “Смотри, вон Чиж. Вот докатился!” — “Да ладно, будет тебе Чиж в переходах играть. Ты еще скажи, что рядом Дибров сидит”. Вокруг собралась толпа. Нас спросили: “Вы правда Дибров и Чиж?” — “А разве не похожи?”»

— Перед нами, — вспоминает Дибров, — чтобы уж всё было по-честному, лежал открытый чехол, и нам накидали почти тысячу рублей. И концерт мы заканчивали абсолютным аншлагом. Я до сих пор помню это упоительное ощущение. Потом мы побежали к Сереге и счастливо там надрались.

Тем не менее до столичного гостя всё же дошло, что профессия уличного музыканта и опасна, и трудна. «Еще как дошло! — злорадно сказал Чиж. — Он доигрался до кровавых мозолей на пальцах. Ведь бить по струнам приходилось очень сильно, чтобы звук получался погромче, а акустика в переходе сами понимаете какая...»

Спустя почти десять лет, весной 2008-го, один из поклонников Чижа прислал на сайт группы следующее сообщение: «Шел я недавно в подземном переходе под Тверской, около полуночи, уставший после работы, и тут услышал, как девушка с гитарой пела Вашу “18 берез”. У меня как будто крылья выросли, так стало радостно на душе и легко. Большое человеческое спасибо Вам за творчество, оно помогает нам жить! P. S. Девушке кинул 100 р. на пиво».

«И правильно! Чиж».

1998: Лондон

Летом 1998-го музыкант, певец и композитор Павел Кашин, который провел год в США, вернулся в Питер, чтобы записать новый альбом. «Были белые ночи, — вспоминал он. — Мы с моим американским приятелем шли и удивлялись, как же стало хорошо в Петербурге, люди перестали бояться ходить ночью по клубам, стало всё налаживаться, и мой друг сказал, что такое ощущение, что у всех состояние эйфории, что что-то должно случиться. Я тоже чувствовал, что что-то тут неестественно, — не может всё так быстро вдруг стать хорошо...»

И это предчувствие его не обмануло: 17 августа в России разразился финансовый кризис. Курс рубля по отношению к доллару резко упал, обрушив всю российскую экономику. «У меня был билет на седьмое сентября в Америку, — вспоминает Кашин. — Буквально за несколько дней до этого я утром пошел купить сахар — в магазинах не было сахара и не было ничего».

— Мы вернулись к тому рок-н-роллу, с которого начинали, — говорит Леша Романюк. — На музыке это, конечно, никак не сказалось. А настроение было унылым, потому что никто не знал, что будет дальше. Слетела большущая грядка концертов, вообще вся осень...

Вдобавок незадолго до дефолта, в конце марта, группу покинул Ханутин.

— Ушел Вова «красиво», — рассказывает Морозов. — Мы ехали через Москву на концерт в Нижний Новгород. Стоим на Курском вокзале, разговариваем. И вдруг прямо на перроне он говорит: «Что я здесь делаю?.. Пойду-ка я на х**...» За ним погнались, но Вова сумел убежать...

В нескольких изданиях тут же появились заметки, что Ханутин, тяготевший к «кислотной» музыке, стал жертвой наркотической зависимости. Сама группа эту тему никак не комментировала.

— За Вовку я держался до последнего, — говорит Чиж. — И я бы никогда его не выгнал, если бы он сам не ушел...

На вакантное место барабанщика с испытательным сроком в два месяца был принят 29-летний Игорь Федоров по прозвищу «Парадидл» (упражнение для развития рук барабанщика). Ему уже приходилось работать с «чижами», подменяя Ханутина на концертах, которые тот пропускал из-за проблем со здоровьем. В то время Федоров играл в бэнде, выступавшем по вечерам в питерском клубе «Мани-хани». Лидер группы Александр Храбунов, экс-гитарист «Зоопарка», так прокомментировал его уход: «Для меня это была большая потеря».

...«Чижам» повезло, что еще до кризиса они получили предложение от компании «СтарКо Продакшнз» выступить в Лондоне. Мало того что за концерт платили полновесными фунтами стерлингов, всем, конечно же, было интересно побывать в «Городе рок-н-ролльной мечты».

К слову, первые зарубежные гастроли «чижей» прошли летом 1997-го в Израиле. На концертах в Иерусалиме, Тель-Авиве и Хайфе были представлены песни из последнего альбома «Бомбардировщики». Эмигранты из бывшего СССР принимали группу очень тепло, в очередной раз подтверждая слова Андрея Макаревича: «Какая же Израиль заграница?!»

— Очень много было молодежи — шестнадцати-семнадцатилетних, — вспоминает Романюк. — Когда мы заиграли «Фантом», «На поле танки грохотали», наступил повальный восторг. Военная тема там всегда актуальна.

После израильских гастролей Чиж стал украшать «Перекресток» внушительной инструментальной вставкой из народной песни «Хава нагила» («Давайте радоваться»), а среди поклонников группы распространился слух, будто настоящая фамилия Чижа совсем не Чиграков, а Чигерман или Чижман, и он, таким образом, «еврей чистой воды».

В Лондон «чижи» прилетели вечером 25 сентября и разместились в уютной гостинице возле Гайд-парка. На следующий день их гидом стала Наташа Васильева-Халл, бывший фотограф Ленинградского рок-клуба, знакомая Чижу еще по Соловкам (после замужества она перебралась в 1994 году в Англию). Вместе с ней «чижи» совершили визит на Эбби-роуд, где расположена всемирно прославленная битлами студия звукозаписи. Именно на здешнем перекрестке 8 июля 1969 года фотограф Иэн Макмиллан влез на стремянку, чтобы сделать, пожалуй, самый известный снимок «ливерпульской четверки»: Джон, Ринго, Пол и Джордж гуськом переходят улицу.

Душевные вибрации «чижей», оказавшихся в столь историческом месте, озвучил Миша Владимиров: «Ощущается легкая дрожь!» «Пробило» даже несгибаемого Морозова, который в юности мечтал о сотрудничестве не с кем-нибудь, а с самими Ленноном и Маккартни: «В мечтах я прибывал в Англию на пароходе торгового флота и каким-то образом проникал в студию на Эбби-роуд. Дальше шел сплошной экстаз...»

Каждый из «чижей» сфотографировал себя на ступеньках парадного входа, но пройтись босиком (как Маккартни на снимке Макмиллана, ставшем обложкой альбома «Abbey Road») никто не отважился — было холодно и грязно. «По большому счету, я не фетишист», — говорит Чиж.

Бывалые люди советуют «пропитываться» Лондоном постепенно, капля за каплей, как намокает плащ под моросящим дождем. Но времени на этот неспешный процесс попросту не было. «Чижам» оставалось только, как говорят сами англичане, «looking at things and trying new drinks» («Смотреть вокруг и пробовать новые напитки»).

— Ощущения были непонятными, — говорит Чиж. — Мне хотелось вернуться лет на 20–30 назад, посмотреть, как всё было в то время, потому что сейчас в Лондоне арабов больше, чем англичан. Единственное, мне очень понравился район Сохо, где тусовался Леннон с друзьями. Ходишь, на дома смотришь... Как в тумане!.. Держишься, конечно, но, как только чуть-чуть расслабился, сразу по мозгам — тыц!.. Я шел к этой поездке постепенно, шаг за шагом. Может, поэтому мозги и не потерял.

Еще в Питере они запланировали с Морозовым поездку в Ливерпуль, но программа гастролей была составлена так плотно, что выкроить время не удалось.

— Была и другая причина: когда «Разные» побывали в Ливерпуле, уже без меня, Саня Гордеев сказал, что ездить туда не стоит. Того, битловского, Ливерпуля уже нет. Вокруг сплошное папье-маше. Это просто завлекаловка для туристов. И сама мысль о том, что будешь ходить теми же улицами, а дома и «Пещера»[117] уже совсем другие — вот это и обломало...

26-го сентября состоялся акустический концерт «чижей» в прямом эфире Би-Би-Си. Анонсируя их выступление, Сева Новгородцев (Всеволод Борисович Левенштейн) сказал в интервью русскоязычной газете «Лондонский курьер»: «Послушав музыку Чижа, я сразу вспомнил выражение: “Страна большая, а жить негде”. То есть огромные просторы России не располагают к вольности души. Душа зажата в тиски и пытается как-то выбраться. В песнях Чижа есть невысказанная глубинная тоска — непонятно почему, — и слеза прошибает в самых неожиданных местах — тоже непонятно почему». (Есть мнение, что на этот вопрос еще в 1839 году ответил француз Кюстен: «В России голос человека изливает в песне жалобы небу и просит у него частицу счастья, недоступного и недостижимого на земле».)

Возможно, песни Чижа навеяли Всеволоду Борисовичу воспоминания о первых шести месяцах жизни в Лондоне, когда он купил в центре совершенно развалившийся дом и восстанавливал его своими руками. «Сначала я восемь часов отрабатывал на радио, — рассказывал он, — садился на велосипед, приезжал в эти развалины, тюкал там до часу ночи, возвращался весь в известке домой, ложился спать, а наутро все повторялось сначала. Через полгода я сделал первый этаж, мы переехали, но у меня от чудовищного стресса пошла крапивница. Я весь покрылся волдырями и был красный, как какая-то докторская колбаса. Я помню это время...»

Ровесник Джона Леннона, выпускник мореходки, саксофонист-джазмен и руководитель ВИА «Добры молодцы», Всеволод Борисович в 1974–1975 годах стал менеджером и музыкантом питерских «Мифов», которые тогда временно переехали в Эстонию (так что экс-«мифовец» Миша Владимиров был ему не чужим). В русскую службу Би-Би-Си он пришел в 1977 году, взяв себе псевдоним «Сева Новгородцев». Подсчитано, что его программу «Рок-посевы» слушали в СССР почти 40 миллионов человек. Есть даже версия, что популярная советская телепрограмма «Взгляд» выходила — по рекомендации КГБ — в пятницу вечером именно потому, что в это время вещал на Союз «вражеский голос» Севы Новгородцева.

Когда рухнул «железный занавес», Всеволод Борисович много сделал для того, чтобы познакомить Запад с российскими рок-музыкантами.

— Встретили нас в Буш-хаусе радушно, — вспоминает Морозов. — С Севой познакомились. Он меня давно знает, но я пару раз о нем неодобрительно отзывался. Он, видимо, об этом слышал и встретил меня настороженно. Я поздоровался, говорю: «Юрий Морозов». — «Да уж знаю-знаю!» Ну, он культурный человек, европеец... На концерт собрали всю «русскую мафию», в студии уселось человек тридцать. Было приятно увидеть старых знакомых, которых лет двадцать только слышал по приемнику.

Чиж: «Да, приятно, что играешь и записываешься в студии, где стены расписаны автографами кумиров[118]. Но еще больше, чем выступление на ВВС, меня порадовало, что однажды я пел на сцене Одесского оперного театра. Возможно, я стоял на том же месте, что и Леонид Утесов».

Позже концерт в студии Би-Би-Си был издан как альбом «В 20.00 по Гринвичу» (17.00 по Москве). Рецензент журнала «FUZZ» не преминул заметить: «Озадачивает и умиляет прилежание музыкантов — от начала до конца все исполнено аккуратно и без лишней “грязи”. На Родине парни ведут себя куда более развязно».

— Да ну, «грязи нет»! Полно ее там! — говорит Чиж. — Я до сих пор этот альбом слушать не могу. Но это не от волнения шло. Просто находились по Лондону за целый день, насмотрелись всяких кайфов, устали. Поэтому, наверное, и лажанулись.

На следующий день «чижи» дали концерт в клубе «London Astoria», который представляет собой «секцию» большого шоу-комплекса, где регулярно выступают известные группы (перед «чижами» там прошел концерт Йоко Оно). Внешне клуб выглядел как типичное московско-питерское заведение: пятачок сцены, барная стойка в глубине зала, флуоресцентные подсветки и жующие чуингам невозмутимые секьюрити.

Открывая концерт, на сцену вышел Сева Новгородцев в рокерской «косухе»: «Привет, братцы! С большим удовольствием представляю музыкантов, которые были вчера вечером на Би-Би-Си, играли 45 минут в живом эфире и не посрамили Отечества!.. Вы получите удовольствие! Это — большая правда, настоящее поэтическое отношение к жизни!»

Послушать «чижей» пришли три-четыре сотни человек из почти 200-тысячной русскоязычной диаспоры Лондона. По словам организаторов, в тот день наблюдался настоящий аншлаг. Были даже пойманы безбилетники, пытавшиеся пробраться в «Асторию» с черного хода.

— Для меня было удивительно, — говорит Чиж, — что на этом концерте присутствовал кто-то из англичан. Меня подозвала Наталья Васильева — вот, знакомься с этими, с этими. И говорит: они притащили с собой друзей-англичан, типа, пусть послушают.

Поведение публики на концерте «чижей» полностью соответствовало атмосфере «русских концертов» в Лондоне, о которых рассказывает очевидец: «С первой же песни с толпы окончательно слетает налет серьезности, и весь клуб озаряет какое-то новое объединяющее вдохновение — все расслабляются, начинают подпевать и притопывать, подбадривая как ребят, так и самих себя».

Когда группа ушла со сцены, прямо в зале был устроен аукцион. Мокрую от пота футболку Чижа приобрел за 160 фунтов ($250) молодой человек, представившийся князем Мещерским. Ему дружески посоветовали ее не стирать.

Выступление в «Астории» подтвердило, что Чиж действительно блестящий стилизатор. Иногда даже люди, наизусть знающие его репертуар, просто не понимали, какую песню он сейчас заиграл. Другими были не только гитарные «пробежки», темп, аранжировки, но даже сам саунд, который неожиданно стал «британским», — казалось, из-за плеча Чижа выглядывают Клэптон с Нопфлером.

— Когда парни еще разыгрывались в пустом зале, — рассказывает Морозов, — местная обслуга из англичан послушала и говорит: «Very well! Все по-настоящему!» После концерта я перекинулся парой слов с клубным звукоинженером: типа, хау эбаут мьюзик. Он: «Спасибо за хорошую работу! Мне понравилось».

Вечером 28-го сентября «чижи» приземлились в Питере. Рассказывая журналистам о лондонских гастролях, Чиж был, как всегда, ироничен: «Кругом история — тут Леннон покурил, там Маккартни пописал... Здорово!»

После «черного вторника» российская экономика погрузилась в глубокий кризис. Первой почувствовала спад индустрия развлечений. До полета в Лондон у «чижей» было только два концерта: в Москве и Казани. Пару месяцев они вообще безвылазно просидели в Питере.

— Был момент, когда мы не снижали на себя цену, и нас просто перестали приглашать, — говорит Баринов. — Как только срезали свой гонорар, всё пошло нормально. Одна известная команда не стала после удара снижать гонорар: держала цену и никуда не ездила. И их просто забыли.

От финансовой катастрофы «чижей» вновь спасла Москва со своими клубами. Почти полгода они зарабатывали деньги исключительно там. Минимальные, поскольку больших после дефолта никто не платил. Как сообщала тогда газета «Версия», средний коллектив, достаточно известный, чтобы выступать 2—3 раза в неделю, мог рассчитывать на гонорар от 500 рублей до 300 долларов «в зависимости от степени паршивости клуба».

Впрочем, газета утешила: «Ансамбль “Битлз” в первые пять лет своего существования за один концерт больше 8 фунтов стерлингов (на всех) не получал. И ничего. Росли. Творили. Старались».

Именно в этот период «чижи» продолжили работу над новым альбомом «Нечего терять».

1999: «Нечего терять»

Наверное, у каждой рок-группы есть золотая пора творчества, есть самый зрелый, самый удачный альбом, который не поддается моральному износу и надолго (а то и навсегда) становится ее визитной карточкой. Если говорить о «Чиже & Co», то это, безусловно, «Нечего терять» (что ничуть не умаляет достоинств «Перекрестка» или «...О любви»).

Начнем с того, что с осени 1997-го группа не баловала своих поклонников альбомами, целиком состоящими из новых песен Чижа. Выходившие альбомы-компиляции из старых хитов дали повод для всё более упорных разговоров о том, что Чиж «пилит опилки», что он «элементарно исписался». Но, похоже, критики не бывали на концертах группы и не слушали радио. Ведь многие песни, вошедшие в новый альбом «Нечего терять», уже вовсю исполнялись со сцены и крутились на FM-станциях, а фэны вообще знали их наизусть.

Поэтому главная сложность для Чижа состояла не в том, чтобы усесться в студию, а в том, чтобы сначала собрать достойный материал. В противном случае он рисковал услышать от коллег и поклонников слова Тома Уэйтса, сказанные погрязшему в коммерции собрату-рокеру: «Пора наконец сделать что-нибудь приличное и избавить нас от необходимости ссать на твою могилу».

Но свежий материал накапливался медленно, и этому были свои причины.

— Как я сегодня отличаюсь от харьковского периода? — говорит Чиж. — Я стал более циничным и спокойным. К сожалению, остается всё меньше вещей, которыми меня можно по-настоящему удивить или потрясти. И, следовательно, написать новую песню.

Раньше такими толчками были события реальной жизни. Например, неожиданный звонок запропавшего приятеля Димы Некрасова («Ассоль»). Теперь творческие озарения Чижа всё чаще случались по «принципу Харриса» (прочитал гитарист Iron Maiden Стив Харрис интересную книгу, посмотрел фильм — и пожалуйста, получите песню!..).

«Рожден, чтобы бежать» Чиж написал, когда приятель принес ему видеокассету с фильмом «Форрест Гамп». Идея «Зверька» стукнула в голову, когда он валялся на диване с книжкой Стивена Кинга: «Я читаю его запоем. Слово там какое-то выхватил, может быть. Зацепка пошла, и построилась песня... абсолютно не в моем стиле сделано. Какие-то вот эти метафоры. Я в жизни никогда так не писал!»

Словом, на процесс творчества стали влиять другие эмоции. Если не сказать «синтетические», то уж точно более изощренные.

Хотя, безусловно, случались и загадочные «щелчки» свыше.

«Пароль», который назвали «новым хиппушным гимном», Чиж выстроил, отталкиваясь от строчки «я занимаюсь любовью, а не войной», парафразом известного девиза 1960-х «Make Love Not War». «Долго я ходил вокруг этой фразы. Причем я до сих пор не понимаю, что это за песня — хорошая она или плохая. Не могу понять, о чем она. Как-то вот писалось само собой. Но мне всегда стыдно петь строчки: “если тебя бросил приятель, либо тони, либо плыви”. На самом деле, если вдуматься, третьего варианта просто нет. Я всегда с усмешечкой так...»

Случалось, что в процесс сочинительства непредсказуемо вмешивалась сама жизнь. Песню «Нечего терять» («Ее зовут Настя»), которая дала название всему альбому, Чиж написал в Новосибирске, в гостинице аэропорта: «Одна девочка из Казани, которую я никогда не видел — Настя, — передала мне тетрадку со своими стихами. Стихи оказались хорошие. Про эту девочку я и написал».

В альбом вошли также вещи, навеянные американскими впечатлениями, — «На двоих» (запоздалое эхо Вудстока), «Урал байкер блюз» и «Я подобно собаке». С особой радостью Чиж наконец-то записал песню Димы Некрасова «Расстели мне поле».

— Первое исполнение состоялось в Новгороде, — говорит Чиж. — На саунд-чеке я ее заиграл. Все: «Давай ее сегодня сыграем!..» Я Димке позвонил: дай, блин, песню спеть. Димка жал ее очень долго. Потом сказал, что это пасхальный подарок мне. Я ему пообещал, что ничего не буду там менять...

Менеджмент группы предполагал, что «Нечего терять» выйдет еще в 1998 году, но эти планы нарушил дефолт. «Как накаркали», — усмехался Чиж, имея в виду название альбома. Понадобилось время, чтобы вернуться к работе. Она растянулась на шесть с лишним месяцев, но непосредственно в студии группа провела всего тринадцать дней. Еще четыре дня ушло на сведение. Финальная точка была поставлена 13 марта 1999-го. Новый альбом включал одиннадцать композиций и три так называемых alternative versions.

Под «альтернативными версиями» понимались не только другие аранжировки «Урал байкер блюза» и «Я подобно собаке», но и сотрудничество с DJ Кефиром и группой «Русский размер», которые по настоянию Березовца сделали ремикс[119] «Пригородного блюза» в стиле «техно». Поначалу, как и подавляющее большинство рокеров, Чиж относился к этим диджейским экспериментам снисходительно: «Пумкают там себе... Пластинки жалко на самом деле. Пальцами жирными хватают. А так — пожалуйста». После совместной работы в студии его мнение несколько изменилось: «Посмотрел, как диджей работает настоящий... Кефир сразу предложил четыре или пять скрэтчей. И все они такие ритмичные, упругие. Чего-то так зауважал сразу... Но всё равно это не мое».

Надо сказать, что работа на «Мелодии», несмотря на кризисные времена, шла бодро, потому что к моменту записи «Нечего терять» Чиж стал не только настоящим лидером своей группы, но и приобрел опыт саунд-продюсера, который может принимать самостоятельные решения.

— Нет, он как бы слушает советы, — не без доли профессиональной ревности говорит Морозов, — но делает всё равно по-своему. Потому что он стал суперзвездой, у него появилась уверенность, и никакой андеграундный Морозов уже ничего не может изменить... Единственное, я дал ему совет переделать «Ее зовут Настя». Сначала ее сделали в регги, и Чиж хотел вообще ее выбросить, потому что получалась какая-то архаика. Я говорю: «Зачем выбрасывать? Давай попробуем в другом стиле». Сделали «потяжелей». Он удивился: «Надо же, звучит!» И то, как она была записана, это буквально первая же удачная проба. Хотя, я думаю, если бы он через неделю попробовал, у него вышло бы точно так же, без моих советов.

Сам Чиж отметил в «Нечего терять» более сложные аранжировки. Плюс использование компьютерных фишек, органа «Хэммонд», губной гармоники и гитары в железном корпусе, называемой добро (как русское слово «добро», только ударение на первом слоге), которую лично привез Дибров. В результате звучание, по его словам, стало «более фирменное, более прозрачное». Как сказал критик: «Никогда еще саунд группы не был так идеально “упакован” — по крайней мере со времен “...О любви”». Другой рецензент отметил: «Лирика Чижа на этом альбоме поднялась на такую высоту... Нет слов!»

При желании «чижи» могли бы вынести на обложку «Нечего терять» строчку известной песни своих друзей-«чайфов» — «Не спешите нас хоронить!». Альбом показал, согласились критики, что второе дыхание у группы открылось раньше, чем закрылось первое, а по накалу страстей он не уступает первым ее работам. С особенным драйвом была записана кавер-версия «Пригородного блюза» Майка Науменко. Чиж не был одинок в своей любви к этой классической вещи. Ее часто исполнял на своих концертах БГ, она входила в ранний репертуар «Кино». Когда критики заметили, что чижовский кавер превратился в жесточайшую драму, Чиж сказал: «Мы этого и хотели».

После выхода «Нечего терять» журналисты все чаще стали называть Чижа одним из лучших блюзменов в стране, ставя в один ряд с Сергеем Вороновым из «Crossroads» и даже патриархом этого направления Алексеем «Уайтом» Беловым. «Полный бред, — отвечал Чиж. — Я знаю, что никого нет лучше, чем Майк Науменко и Борис Гребенщиков».

Впрочем, сам БГ этот комплимент принимать категорически отказался:

— Блюз — это яд, цианистый калий, он убивает любого. С Ником Тейлором, который все-таки не самый последний гитарист в мире, мы долго вели беседу по этому поводу. Я спросил: «Ты знаешь хоть одного человека, белого гитариста, который бы играл блюз и выжил? Без того, чтобы дети не падали с 13-го этажа, без всего этого?» — «Нет. Все белые люди, которые играют блюз, глубоко несчастны. Все! От Эрика и ниже. Без единого исключения». У нас немножко другой блюз. Городской шансон — вот русский блюз. «Этот стон у нас блюзом зовется». Блюз — это и есть стон. Только для негров он еще и лечащий, а для нас не всегда... Но как форму Сережка блюз соблюдает очень славно.

В сентябре 1999-го группа представила концертную программу «Нечего терять» в питерском ДК им. Ленсовета и столичной «Горбушке». В поддержку альбома были сняты клипы на песни «Еду, еду...» и «Пароль», ротацию которых начали музыкальные каналы.

Режиссер Владимир Удальцов (он работал оператором на ролике «Под звездами балканскими») сделал «Еду, еду...» в модном стиле homevideo, когда у зрителя складывается полное ощущение, будто ролик слепил сам артист и чуть ли не на кухонном столе. «Режиссер совместил концертные записи и наши, для личного пользования, съемки, — рассказывал Чиж. — То мы с Юркой Морозовым шейк танцуем на Красном море, то с Мишкой сидим в Нью-Йорке, а это за городом у Лехи на даче, или отдыхаем — помидоры едим. Он взял всё это, нарезал и смонтировал».

Съемки «Пароля» по совету режиссера «Полонеза» Сергея Кальварского были отданы на откуп москвичу Владу Опельянцу, который понял фразу «Я занимаюсь любовью, а не войной» слишком буквально. На этих словах Чиж, по его задумке, должен был зажигательно крутить перед объективом голыми ягодицами. Затем он потребовал, чтобы Чиж начал медленно расстегивать рубашку Владимирова.

Натурные съемки, надо сказать, проходили летом на одной из питерских ТЭЦ — огромный гудящий цех, разгар дня, жара. Рабочие, которые оказались нечаянными свидетелями происходящего, были слегка шокированы увиденным. «Чижам» пришлось даже оправдываться, что они не педики.

К счастью, все эти «голубые» изыски при монтаже пошли под нож. Зато по сценарию в кадре появилась сексапильная барышня, которая весьма назойливо предлагала себя Чижу в номере гостиницы. «И вот насколько получился приятный и спокойный клип на “Еду, еду...”, — рассказывал он журналистам, — настолько совершеннейший антипод — клип на “Пароль”... Уже пошли про него слухи, что он скандальный, что самые мерзкие ощущения остаются после просмотра записи. Там всё на грани, всё по лезвию ножа».

«Клип настолько провокационный, — отметил журнал “FUZZ”, — что его, кажется, даже нельзя увидеть на MTV... Девочки в останках белья и длинные грифы гитар. Настоящий рок-н-ролл. Но, как советуют в метро, ограничьте потребление наркотиков и незащищенного секса».

Поразившие рецензента «длинные грифы гитар» — это, скорее всего, шестиструнная бас-гитара Романюка фирмы «Yamaha» и знаменитая чижовская «двухстволка», украшенная пацификом, с которой они появились в кадре.

— Мне подарил ее известный мастер Саня Граф, — говорит Чиж. — В Москве он приходил на наши концерты, мы знали друг друга. Он уже подарил мне гитару. Саня говорит: «У тебя скоро день рождения. Я хочу сделать тебе еще одну гитару. Какую ты хочешь?» Я говорю: «Я хочу с двумя грифами, как у Пейджа». — «Хорошо. Как она должна быть оформлена?» Мы с ним посидели, подумали. Говорю: в духе Вудстока. И он мне ее презентовал. Верхний гриф там 12-струнный, нижний — 6-струнный. Первый выполняет функцию аккомпанемента, на нижнем можно исполнять и сольные партии. У каждого грифа свои датчики, то есть звук можно выстраивать абсолютно разный...

Журналисты, конечно же, не могли не спросить Чижа, отражает ли название нового альбома его жизненную философию. «Это строчка из песни, не более того, — ответил тот. — Мне есть что терять: у меня есть родные и близкие».

Когда в сентябре 1999 года террористы взорвали в Москве два жилых дома, Чиж отдал на благотворительный аукцион, который проводила столичная FM-станция, одну из своих гитар.

1999: Back in the U. S. A.

27 марта 1999 года помощник нью-йоркского адвоката Александр Тарелкин, уже девять лет проживающий в Штатах, пробирался пешком к «Манхэттен-Центру», где проходил «Первый фестиваль рок-музыки» с участием именитых российских рок-групп. Перед входом в концертный зал он увидел длиннющую очередь, которая протянулась от Восьмой до Девятой авеню.

— У меня был один лишний билет, — вспоминает Александр, — и я прошел всю эту толпу, пытаясь отыскать хоть одно знакомое лицо. И никого не нашел. И тут меня пронзила мысль: «Сколько же нас здесь появилось!..»

К тому времени численность русскоязычной диаспоры в США достигла почти 3 миллионов человек. «Русских американцев» стало так много, что они разделились на разные аудитории. Пресловутые рестораны с варьете на Брайтон-Бич уже не ломились от наплыва посетителей. Наши «попсовики» в основном приезжали в Атлантик-Сити, где все казино предоставляли свои площадки бесплатно.

Регулярные гастроли российских рокеров начались в Америке примерно с 1996 года, когда местные промоутеры стали кооперироваться и довольно успешно проводить такие концерты вскладчину. Именно тогда Тарелкин нашел себе работу по душе. Выпускник химфака Ленинградского университета, битломан и поклонник «Аквариума», Александр эмигрировал в Штаты, где занялся юридической практикой. В 1994 году он впервые столкнулся с российскими музыкантами, оформив поп-группе «На-На» рабочие визы. Именно рабочие, поскольку сыграть концерт, считает американский закон, это тоже работа. И нет никакой разницы, какое это выступление: коммерческое или абсолютно бесплатное.

В 1995 году Тарелкин познакомился в Нью-Йорке с «ДДТ» и подружился с Шевчуком. С тех пор он начал активно помогать в визовых и прочих юридических вопросах нашим рокерам, собирающимся на гастроли в Америку. Это был как раз тот случай, когда счастливо совпали «кусок хлеба» и старая страсть быть поближе к музыкантам. Поэтому Александр получал от своей работы огромное удовольствие.

— Любые рок-концерты — говорит он, — это в первую очередь свидание с Родиной. Хотя это, конечно, клише — контактов предостаточно: работает русскоязычное радио, телевидение, постоянно приезжают артисты. Так что ностальгировать тебе никто не даст. Но музыкантов из России мы ждем особенно.

В тот самый день, когда «Kiss» отказались приехать в Москву, где неизвестные обстреляли американское посольство в знак протеста за агрессию против Югославии, «Чиж & Co», «Агата Кристи», «АукцЫон» и «Крематорий» высадились в США. В первый день им предстоял концерт в Нью-Йорке, на следующий — в Чикаго, на третий день — перелет в Россию. Кое-кто из музыкантов даже не успел отойти от выпитого по пути в Америку, а уже оказался дома.

Однако до последнего момента фестиваль был на грани срыва. «Мы не поедем в страну, которая бомбит наших братьев-славян!» — объявил Константин Кинчев. Музыканты «Алисы» решили потерять почти 10 тысяч долларов, но не поступиться принципами. В знак солидарности от поездки отказались «Агата Кристи» с «чижами». Организаторы тура были в панике. Одного из них даже хватил инфаркт. И только тогда рокеры, посовещавшись, решили, что Чиж, «Агата», «Крематорий» и «АукцЫон» всё же поедут: «Надо же кому-то агитировать за прекращение бомбежек Югославии!..» В итоге на «русские концерты» пришла, размахивая флагами, чуть ли не вся благодарная сербская община. По данным газеты «Успех», на концерте в Нью-Йорке побывало 4 тысячи человек, в Чикаго — 5 тысяч, причем почти треть из них — коренные американцы.

Фестиваль проходил в зале «Манхэттен-Центр», у которого есть второе название — «Хаммерстайн-Болл-Рум». Его вместимость — 3,5–4 тысячи человек. Это одна из двух-трех крупных площадок, где выступают рок-музыканты, второй дивизион площадок после «Мэдисон-Сквер-гарден». На здешнюю сцену выходили такие гранды, как Пол Маккартни, Эрик Клэптон, Джон Фогерти, «ДДТ».

— Визуально в зале было две с половиной тысячи человек, — вспоминает Тарелкин. — Для русскоязычного концерта это достаточно много.

Билеты на фестиваль продавали от $40 (входные) до $60 (сидячие), и многие спрашивали, почему так дорого. Для сравнения: билет на 3-часовой концерт Маккартни стоил тогда 30 долларов, на Rolling Stones — 37.

По мнению «русских американцев», Чиж выступил лучше всех. И во многом благодаря хорошо выстроенному Морозовым саунду. У других команд звук был отвратительным: устроители «зажались» арендовать приличную аппаратуру.

Приятным сюрпризом стало появление на «русском фестивале» Юрия Наумова, рок-барда, живущего в Нью-Йорке. Чиж всегда сожалел, что он оказался невостребованным на родине: «Юрий — это гитарист номер один, нет у нас таких сейчас гитаристов и в ближайшем будущем чего-то я не вижу, что появится музыкант, который бы так же сильно играл на акустической гитаре или близкий к слову “так же”».

Соломон Волков, последний секретарь композитора Дмитрия Шостаковича, писал в обзорной статье «Гудзонская нота в русской мозаике», опубликованной в газете «Новое русское слово»: «Из других популярных российских рокеров[120], нашедших свою лояльную аудиторию в Нью-Йорке, выделю Сергея Чигракова (Чиж) — серьезного, ищущего музыканта, успешно работающего в труднейшем жанре современной баллады».

После концерта в Нью-Йорке Волков пригласил чету Чиграковых (Ольга прилетела вместе с мужем) к себе в гости. Это знакомство Чиж назвал самой яркой встречей 1999 года: «Просто потрясающий человек. Видимо, ему понравилось наше творчество, что называется, “зацепило”. Я не знаю, был ли он на концерте, но он позвонил, и когда я вошел к нему в дом, то просто обалдел. У него на стенах висят всякие фотографии и рукописи с дарственными надписями: “Дорогому Соломону”, начиная от Ахматовой...»

Но в первую очередь Чижа поразил, конечно же, сам «Город Желтого Дьявола», как назвал Нью-Йорк его земляк, советский классик Максим Горький.

— Мое первое американское впечатление относилось конкретно к Лос-Анджелесу. Нью-Йорк совершенно другой город, там никто не спит. Я сказал своим друзьям: «Ребята, я хочу послушать блюз». Мы зашли в первый попавшийся клуб. Зашли из-за названия — «Terra Blues». Я еще даже не вошел в зал, но уже обалдел. А когда вошел и сел — тут же кончил. Потому что на сцене стояли три человека, и они играли так, что у меня тут же снесло крышу. Я просто сидел, смотрел во все глаза. Потом спросил, можно ли делать видеосъемку. Мне сказали: «Да ради Бога!» В общем, я снял практически весь концерт этого человека. У нас, думаю, он практически неизвестен — Рэд Тайлер и его группа Early Warning.

Чиж поинтересовался их гонораром. Оказалось, 50 баксов на всех. Плюс ходит барышня с подносом — кто сколько даст. В лучшем случае они набирают долларов восемьдесят.

— И вот становится вдруг скучно от мысли... Мы хотя бы играем. Или пытаемся играть. А люди, которые всю жизнь работают под «фанеру», которым выправляют вокал на студии: «Девочка (или мальчик), вот в этом месте ты не попала! Давай это слово перепоем». Слово! Или слог!.. То есть это микроскопическая работа звукорежиссера. По идее, это ему надо выкатывать бабки, а не тому, кто напел...

Запомнился также клуб «Чикаго блюз», где в тот вечер выступал чернокожий губной гармонист Тери Белл. Чиж стал снимать его выступление. Белл заиграл медленный блюз. Держа в одной руке гармошку, а в другой микрофон с длинным шнуром, худой, как мумия, старик шагнул со сцены и прошел через весь зал. Остановился возле бара. Там стояли люди, пили пиво. Он ходил между ними, играл им, хлопал по плечу.

Когда закончился концерт, Белл направился к барной стойке.

— Легенда блюза. Человек, чьи «компашки» моментально раскупаются любителями во всем мире. Он просто пошел к бару, никого не трогая. И все знают, что это — Тери Белл. И никто его не тормозит. Мы с Ольгой подошли к нему: «Mister Bell! We loves you! You are Greatest!» — «О, нет, нет!.. Откуда вы?» — «Из России». — «Вам нравится здесь?» — «Да!» — «Мне тоже!» Я повернулся и сказал: «Оля, у нас в стране все происходит совершенно по-другому. У нас какая-то звездочка идет поссать, а за ней метется человек тридцать охраны. А она на хрен никому не нужна, по большому-то счету, эта звездочка...»

Однако визит в Америку подтвердил, что и сам Чиж уже имеет статус российской «rock star» — его узнавали даже в Нью-Йорке. В день отлета ему встретилась на Манхэттене барышня с маленькой девочкой. И мама сказала дочке по-русски: «Вот, смотри, это тот дядя, у которого позавчера мы были на концерте».

— А я стою с пакетами: тут джинсы, тут ботинки. Плюшевый русский десант приехал!..

Еще в 1997 году Чиж признался журналистам, что всюду ищет светло-голубые расклешенные джинсы: «Ни в Питере, ни в Москве их, к сожалению, нет. Но я не теряю надежды...» В Нью-Йорке его юношеская мечта наконец-то сбылась — он прочесал полгорода, но все-таки нашел те самые клешеные «Levi’s». Их великолепно дополнили купленная в другой лавке настоящая ковбойская шляпа и футболка «New York fuckin city».

На вопрос, хотел бы он какое-то время пожить в США, Чиж ответил: «Недели две, не больше. Ходил бы по клубам, смотрел музыкантов, пропитывался духом свободы настоящей... Когда я приезжаю, мои друзья, которые там живут, делают мне какую-то культурную программу, водят меня в музеи, на концерты. Я офигеваю, всё очень круто, всё очень сильно... И всё равно мне там скучно становится день на пятый, на шестой. Всё. Кранты. Хочу домой. В Россию, где по-русски говорят. Вот я вышел из автобуса, мне сказали: “Куда прешь, козел?!” Я отвечаю: “Да пошел ты сам, б**!” Всё. Дома. Отлично. Нет, ну правда! Можно смотреть в глаза друг другу, совершенно ничего не тая. А там бабу шлепнул по заду — и всё, статья. Ну что за жизнь?!»

Гораздо важнее, чем успех в Штатах, для Чижа стал концерт под названием «Презентация альбома “Лучшие баллады и блюзы”» (очередной компиляции for sale). Он состоялся 2 мая 1999 года в Москве в ГЦКЗ «Россия». Один из фэнов группы рассказал в Инете: «Весь концерт Чиж был в хорошем расположении духа, причину которого во многом он раскрыл ближе к завершению программы. Меняя гитары почти каждую песню, Чиж иногда путался в их подключении, и возникали досадные заминки, Сергей чуть-чуть нервничал. Чиж подошел к микрофону и сказал: “У меня мама в зале сидит, не видно отсюда где...” В зале — шквал аплодисментов. Я впился в лицо Чижа. По-моему, его проняло!»

«Мама хорошо относится, — сказал Чиж. — Теперь хорошо. Потому что по идее я занялся не тем, чем должен был. Родители хотели видеть меня преподавателем, дирижером, не знаю кем еще. А тут эта сомнительная профессия — рок-музыкант. Но теперь она, видимо, убедилась, что не так все плохо с ее сыном. И уж тем более, когда я позвонил ей и сказал: я играл с твоим любимым певцом Эдуардом Хилем, — лед растаял».

И, конечно, настоящее признание Чиж обрел в родном Дзержинске.

Принято считать, что у каждого города есть свой «гений места», который выражает его подлинный дух. У Вятки — это Чайковский, у Владивостока — Лагутенко, у Уфы — Шевчук и Земфира. В конце XX века Дзержинск стал Городом-где-родился-Чиж. «Независимая газета», рассказывая об очередных выборах в Госдуму, писала: «Во внеочередных выпусках газеты “Завтра” ее главный редактор Александр Проханов говорит о Лимонове как о “самом известном дзержинце века”, и обыватель не знает, верить ему или нет, потому что до сих пор свято убежден, что сие почетное звание уже носит известный рок-музыкант Сергей Чиграков».

«Есть охренительное место дома — родной подъезд в Дзержинске, — рассказывал Чиж. — Вот там мне всё по фигу! Когда я иду к подъезду, вижу: они все сидят. Я иду. Они: “Вот! Идет! Х** волосатый! Что волосы отрастил?! Подстригись!” Вот тут я дома. Тут уже по фиг, кто ты! Хоть победитель мировой. До одного места всё абсолютно».

1999: Время «Ч». Part I

Принято считать, что карьера поп-музыканта продолжается всего пять лет: поколение фэнов становится на пять лет старше, подрастают новые исполнители и новая аудитория. Для рок-группы пять лет — только начало пути. Выплыли, не утонули? Значит, вперед и с песнями!..

В середине ноября 1999 года «чижи» начали тур по России, посвященный первому юбилею группы. Он завершился 10 декабря большим концертом в БКЗ «Октябрьский». Среди почетных гостей были заявлены «Русский размер» и «Песняры» (белорусов, увы, задержал форс-мажор), а в зале собралось великое множество друзей и приятелей группы. В том числе Александр Чернецкий, который прибыл в Питер «на разведку» еще в конце октября.

В первый же день они встретились с Чижом и даже дали импровизированный концерт на две гитары в новом клубе «Сайгон». Посиделки друзей затянулись на три дня. Первый целиком ушел на выяснение отношений. Чернецкий, как оказалось, долго обижался на Чижа за то, что тот, уехав из Харькова, на много лет «забил болт» на группу, которая его вскормила. «“Разным людям” очень хотелось играть, — писала в журнале “FUZZ” рок-критик Екатерина Борисова, — но не унижаясь и не козыряя былой славой — им было что предъявить и в настоящем времени, и совместные концерты с группой Чижа могли оказаться вполне успешными. Но для этого надо было, чтоб они хотя бы происходили... Что до Чижа, то он о бывших коллегах как-то не распространялся — “если меня не спрашивают, то я и не рассказываю”».

Когда же харьковчане попытались переиздать на компакт-диске материал виниловой пластинки «1992», то оказалось, что они не могут сделать этого легально, поскольку копирайт на три чижовские песни, которые туда входили, принадлежит фирме «SoLyd Records», выпускающей все альбомы «Чижа & Co». К тому же в 1997 году на этом лейбле был переиздан альбом «Буги-Харьков», но уже под именем «Чиж и Разные люди». Что, конечно, не добавило парням симпатии к бывшему согруппнику.

Чижа, в свою очередь, вряд ли радовало, что после того, как он в апреле 1994-го покинул группу, «Разные люди» тем же летом переписали в Москве материал альбома, над которым они все вместе трудились на питерской «Мелодии». Многие восприняли его название «НасРать!» как реакцию на чижовское «дезертирство».

— Нет, — не соглашается Чернецкий. — Просто мы записали три хороших альбома. Ни один из них не вышел. И «НасРать!» — это скорее от безысходности...

В любом случае Чижу было приятно узнать, что практически три четверти аранжировок группа оставила в том виде, в каком сделала с ним.

Но, в общем-то, вся эта пикировка больше напоминала присказку: «Говорило железо магниту: я тебя не люблю». Гораздо серьезнее было то, что, начиная с 1994 года, жизнь Чернецкого складывалась не лучшим образом: «В Харькове музыкой заниматься вообще негде было, я писал песни и не играл их нигде». Но Чиж оптимистично заверил: у Клэптона период «исчезновения» затянулся на девять лет, и ничего, вернулся... Друзья с ходу дали несколько совместных акустических концертов в пивбаре «Корсар», клубах «Спартак» и «Зоопарк», а в декабре даже выступили в качестве почетных гостей на концерте, посвященном 10-летнему юбилею группы «НЭП», где когда-то играл барабанщик «чижей» Игорь Федоров.

Как и в далеком 1988 году, отмеченном нашумевшим выступлением «РЛ» на Зимнем стадионе, Чернецкий прозвучал в изрядно «опопсевшем» и обуржуазившемся Питере мощно и свежо. Его жесткие рок-н-роллы, по которым многие уже успели соскучиться, довольно быстро привлекли к нему в аккомпанирующий состав известных музыкантов: гитариста Андрея «Худого» Васильева (экс-«ДДТ»), бас-гитариста Наиля Кадырова, участника легендарного «Зоопарка», и барабанщика «АукцЫона» Бориса «Борюсика» Шавейникова (его всю жизнь тянуло к музыке «потяжелей», но в родном коллективе приходилось играть, по выражению Кадырова, «какую-то ламбаду»). С поправкой на российские реалии, столь именитый состав можно было бы сравнить с супергруппой Traveling Wilburys, где играли такие ветераны рок-музыки, как Боб Дилан, Том Петти, экс-битл Джордж Харрисон, Джеф Линн из Electric Light Orchestra, Рой Орбисон (тот самый, чья песня «Pretty Woman» звучит в голливудской «Красотке»).

Кроме Чижа (гитара и бэк-вокал), подыграть Чернецкому на своей губной гармошке вызвался еще один бывший харьковчанин — Александр Гордеев. К тому времени он тоже перебрался в Петербург и стал директором стремительно набирающей популярность панк-группы «Король и Шут». Именно «КиШ» предоставила Чернецкому свою «точку» для репетиций материала его будущего альбома, который продюсировал глава лейбла «Manchester files» Олег Грабко, уже имевший опыт такой работы с Полковником.

— Это была моя старая идея и мечта. Я хотел оставить Чернецкого в Питере, — говорит Олег. — Чиж меня поддержал.

Грабко открыл финансирование, чтоб снять Чернецкому квартиру и студию, и тот перевез в Петербург всю семью: жену Инну и дочку Соню. Имея такой надежный тыл, он готов был целиком окунуться в работу.

— Я предлагал Чернецкому записать «Live» с питерскими музыкантами, — рассказывает Олег, — но Сашка порядочный парень, он сказал, что без «Разных» альбом писать не будет. Я дважды заказывал студию, но харьковчане так и не появились. И я сказал Чернецкому: делай всё по-свежему, по-новому. Это будет «Чернецкий-бэнд», а не группа «Разные люди».

Тем не менее Саша решил оставить за своим питерским составом старое название, на которое имел не меньшие права, чем другие участники группы.

Работа над альбомом началась в апреле 2000-го всё на той же «Мелодии» у Морозова. Кроме возрожденных «Разных людей», в ней приняли участие Чиж, Баринов (перкуссия) и Романюк. В песне «Русская тоска» партией ударных отметился даже «беглец» Володя Ханутин. Еще в период работы с «чижами» он эпизодически поигрывал с питерскими группами «Кирпичи» и «Улицы» под именем DJ Курильски, но после ухода из «Чижа & Co» остался без постоянной работы. Незадолго до своей смерти в августе 2007-го Володя попросился обратно в коллектив, но уволить Игоря Федорова, который отработал почти девять лет, Чиж не мог.

Вспоминая запись альбома Чернецкого, который получил символичное название «Comeback» («Возвращение»), Чиж говорит, что это напомнило ему работу над собственной сольной пластинкой, настолько органично и радостно всё происходило.

— Когда долго не видишься, первый концерт получается самый кайфовый. Вот это, наверное, из той же области. Мы же долго с Сашкой не играли... Он говорит: «Серега, тут я такой рифф придумал — сыграй». Я начинаю играть, начинаю что-то добавлять: «А вот я еще здесь нотку зацеплю, можно? Если ломает — всё, сразу выбрасываем». Он: «Не, нормально». Всё, больше ничего не надо! И Саньке кайфово, потому что лом — вот он, попер, никаких этих вычурностей... Нас просто поперло. И альбом записался очень быстро.

«Когда еще мы с ним задружились, — рассказывал позже Чернецкий, — я понял, что он настолько понимает мои песни, насколько я сам не понимаю. Я могу сочинить песню и сыграть ее на гитаре, на большее у меня фантазии не хватает. Я не знаю, как сделать, чтобы “это было круто”. А Чиж понимает и делает даже сверх того, что я бы хотел сделать и представить. Мои песни в нашем с ним исполнении — это моя душа и голос + руки Сережи Чигракова».

К тому же Чижа вдохновляли новые песни Чернецкого, из которых полностью исчезла тема политики, но по-прежнему присутствовали пронзительность, горькая ирония и сумасшедший завод: «Мне очень нравится песня “Нажраться водки и трахнуть бабу”[121]. Видимо, где-то внутри меня, глубоко, сидит такой маленький панк с ирокезом, который радуется всякий раз, когда мы ее играем».

— Альбом получился хороший, драйвовый, — говорит Олег Грабко. — И то, что не было «Разных людей», это даже плюс. Я часто слушаю Сашкины песни: это просто голое мясо, когда кожа содрана, — продирает не хуже Высоцкого. Но когда он поет эти же песни с «Разными людьми», голое мясо исчезает, появляется какая-то примитивная одежка... Мне не очень нравится группа «Разные люди» в своем корневом составе, и все их записанные альбомы — они все слабые.

После выхода «Comeback»’а журналисты спросили Чернецкого, почему на его обложке присутствует Чиж: «Это заведомо коммерческий ход?» Саша ответил: Чиж не хотел, чтобы там фигурировало его имя, но выпускающая компания всё же настояла, чтобы альбом вышел под маркой «Чернецкий & Чиж».

Когда тираж «Comeback»’а был отпечатан, новость об этом довольно быстро достигла берегов Америки. Бывший харьковчанин Александр Стецюк при помощи всё того же Александра Тарелкина собрал инициативную группу, чтобы организовать турне в поддержку альбома, и в январе 2001-го «Разные люди», включая Чижа, сыграли несколько концертов в клубах Нью-Йорка, Чикаго, Вашингтона, Бостона и Сан-Франциско.

Один из «русских американцев», побывавший в нью-йоркском клубе «Wetlands» 28 января, написал о своих впечатлениях: «...Одну песню спел Чиграков, но не хотел петь больше вопреки желанию публики. Я с ним был согласен: приехали “Разные люди”, а не Чиж, и там он простой гитарист, а звезда — это Саша Чернецкий. Очень приятно, что они снова вместе, как это было в Харькове. Во время концерта они с великим удовольствием смотрели друг на друга. Было видно, что им очень нравилось играть вместе. Часто они поворачивались друг к друг лицом, боком к залу, и рубились, глядя друг на друга. В начале концерта они просто сошлись лоб ко лбу, как на фотке с альбома “Comeback”, продолжая играть на гитарах».

Александр Стецюк записывал все американские концерты «Разных людей» на свой мини-плеер. Позже скромным тиражом был выпущен диск «Comeback In America — Live In Boston». Почему на основе именно бостонского концерта? «Может, потому, что он самый трезвый, — ответил Чиж. — А скорее всего, потому, что аппарат позволял записать это более или менее качественно. Никто ничего потом не исправлял и не переписывал... Ну да, музыканты заметят про себя, что там много лажи, но зато — да, блин, так играли! А если без лажи, то это либо фанера, либо на студии все переписано».

Давним поклонникам Чижа и Чернецкого «Comeback In America» напомнил старенькие концертные записи «РЛ» — та же атмосфера, тот же звук: «Как будто и не в Америке вовсе, как будто не прошли годы и не изменились люди...»

Поездка в Штаты помогла возрождению былой популярности Чернецкого, продолжая состоявшийся ранее его пятидневный сольный тур по Израилю и серию выступлений в Москве. В промежутке (в ноябре 2000-го) Саша стал гостем авторской программы Дмитрия Диброва «Антропология», выходившей на телеканале «НТВ». Большой друг российских блюзменов в шутку представил его так: «Я не знаю, кто этот парень, но на ритму у него — Чиж!..»

К сожалению, бешеный гастрольный график «чижей» не позволял друзьям выступать так часто, как хотелось бы. На гастроли «Разные люди» обычно отправлялись в усеченном составе, без Чижа.

«Я всегда буду ему[122] помогать! — сказал в интервью Чиж. — Он только свистнет — и всё. Так было всегда, так и будет. Жаль, что не на всех концертах, потому что — ну, блин, свое же есть! Работа...»

1999: Время «Ч». Part II

Однако вернемся в декабрь 1999-го, в концертный зал «Октябрьский».

Вряд ли кто-то из уважаемой публики, собравшейся там по случаю пятилетия «Чижа & Co», догадывался, что настроение главного «виновника торжества» было в тот вечер весьма далеко от праздничного.

...В один из майских дней 1998 года врач-фониатр Николай Швалёв выглянул из своего кабинета и увидел человека, лицо которого показалось ему знакомым. Доктор пригляделся и понял, что не ошибся: в коридоре диспансера, специализирующегося на болезнях «уха-горла-носа», стоял Сергей Чиграков. Швалёв был давним поклонником «Аквариума» и не только знал, что Чиж младший товарищ БГ по рок-сцене, но даже бывал на нескольких его питерских концертах.

«Я спросил Сергея: “Что вы хотели?”» — «Доктора». Как у всех курильщиков со стажем, у него тогда началось обострение хронического ларингита, что сразу же отражается на голосе. Тогда я его пролечил, дал рекомендации, и он уехал на гастроли.

С точки зрения фониатров, узких специалистов по голосовым расстройствам, вокалист — тот, кто может петь не менее двух часов каждый день, не меняя качества. Выдержать эти условия непросто. Ведь голос очень тонкий инструмент, который весьма чувствителен к чересчур горячей или холодной пище, сквознякам (а как избежать их в поездах, автобусах и самолетах?), недосыпанию и даже к продолжительным разговорам. Что уж говорить о нагрузках во время гастрольных туров, когда концерты идут один за одним практически каждый день.

К тому же Чиж никогда не берег свои связки. «Он даже не распевался перед концертами, я очень ругалась», — вспоминает Света Кукина, опекавшая «ГПД» в Горьком. В свою очередь Морозов рассказывает, что, когда весной 1993-го они работали над сольной пластинкой, Чиж часто выбегал на улицу покурить, хотя там было довольно холодно.

— Я говорил: «Ты смотри, побереги горло...» А Чиж отмахивался: «Да нормально!»

Однако через несколько лет ему все же пришлось обратиться к врачу, а самый настоящий кризис случился летом 1999-го.

— Проблемы были жуткие, — вспоминает Морозов. — Мы ездили в тур, и полконцерта голос есть, полконцерта — нет. Аппарат в провинции старинный, скорее для музея — пытаешься тащить голос, и там всё начинает свистеть. Публика смотрит на меня, думает, что проблема во мне, в звукооператоре, а проблема в том, что у Чижа просто сип идет... И так продолжалось несколько месяцев. Честно говоря, я тогда думал, что его карьера вообще закончилась.

— Переживал, конечно. Думал, стану студийным музыкантом — клавишником, гитаристом, — говорит Чиж. — Куда-нибудь да пристроился бы... От спиртного я старался воздерживаться, потому что принимал разные лекарства. И с крепких сигарет «сполз» на облегченное «Marlboro».

Но перед юбилейным выступлением в «Октябрьском» у него, как назло, снова началось обострение хронического ларингита, отягощенное сильным насморком. Швалёв приехал в зал примерно за час до концерта и провел все необходимые процедуры, чтобы снять отек, приглушить воспаление и добиться большего смыкания связок. Незадолго до выхода Чижа на сцену он пролечил его еще раз.

Когда начался концерт, доктор вышел в фойе. Ощутив, что звук идет, Чиж стал форсировать голос. И через некоторое время Швалёв услышал, как из зала доносится сипение.

— Я прибежал за кулисы. Сергею удалось замениться, вместо него вышел «Русский Размер». В общем, мне удалось извлечь его со сцены и еще раз провести лечение. Но конец концерта он, конечно, дотягивал. В принципе, это был героический концерт с его стороны. А сразу после «Октябрьского» он улетел на гастроли в Сибирь.

К счастью, квалифицированная и постоянная помощь доктора Швалёва помогла со временем выправить положение. Но вокальный диапазон Чижа всё же слегка изменился.

— Если его не развивать, он сужается. Но мне нравится, что я исполняю старые вещи в прежней тональности, не опускаю ее. Это всё трудней и трудней, но я стараюсь. Например, «Мне не хватает свободы» — там высоковато...

Понятно, что проблемы с голосом оттеснили далеко на задний план весь юбилейный пафос. Хотя юбилей для артиста, собственно говоря, это в первую очередь повод остановиться, оглянуться и подвести некоторые итоги.

Накануне, в ноябре 1999-го, глянцевый журнал «На Невском» опубликовал статью Геннадия Бачинского с символическим названием «Конец»: «Сорокалетние рокеры стали похожи на жену, с которой прожил много лет, — с ней хорошо, но былой интриги нет. И вот появляются молодые любовницы. В Питере это “Чиж” со своей компанией и “Сплин”. В отличие от групп первой волны и “Чиж”, и “Сплин” шли к успеху долго, но стабильно. У них не было резкого прыжка из подвалов на стадионы. В них не было и нет ничего принципиально нового — они профессионально спекулируют на известных формах. Единственная нежанровая разница между ними состоит в том, что “Сплин” с каждым новым альбомом модифицирует свое звучание, вольно или невольно подстраиваясь под тенденцию. А “Чиж” стабильно неизменяем. Его пластинки звучат как один большой диск. И это не мешает его популярности, так как сам Чиграков очень мил, а ритм-н-блюз да сладенькие баллады никогда не выходят из моды».

Чиж мог бы ответить критику цитатой из интервью Валерия Сюткина: «Было смешно, когда в прессе писали: у “Браво” спад, восемь лет играют, и всё одно и то же. Наоборот, все должны радоваться, что “Браво” играет одно и то же. Если бы в стране было пять-шесть таких ансамблей, можно было бы говорить о развитой эстраде».

«Можно намешать кучу стилей, — сказал однажды Чиж, — и ничего из этого не получится, а можно любить один стиль и в нем работать».

— Несмотря ни на что, Чиж сохранил свое лицо, — считает Морозов. — Говорят: «Ну, это не тот Чиж...» Это тот Чиж! Только немножко, естественно, постаревший, более заматеревший музыкально, жизненно и всё прочее. Вот и всё. Это тот же Чиж, клянусь. Потому что, каким я его видел пять лет назад, вот такой он сейчас и есть. Он не изменил своей идеологии и не изменился ни в чем...

Раздавая «юбилейные» интервью, Чиж с гордостью сообщил журналистам, что главным достижением этих пяти лет считает тот факт, что их «компания» стала «лучше играть на гитарах». Правда, коллеги продолжали критиковать их за то, что «чижи» крайне редко собираются вместе, не репетируют и — как следствие — не рождают новых музыкальных идей. (Рокеры-идеалисты вообще считают, что единственный способ создать настоящую группу — быть всё время вместе.)

— Есть фильм про Led Zeppelin, «The Song Remains The Same», — комментирует Миша Владимиров. — Там показывают, как менеджеру приходит телеграмма, и он собирает всех музыкантов — Плант бродит по лесу, Пейдж на тракторе землю пашет, Бонэм с детьми сидит. Вот все они встречаются в аэропорту, едут и дают кайфовый концерт... Вообще, чем меньше встречаешься и общаешься, тем с большим желанием играешь потом концерт. Времена братания, они лет в двадцать хороши. Вряд ли «роллинги» сегодня собираются в каком-то пивняке... Каждый должен сам работать, и потом все эти фишки будут приятно радовать на концерте. Ну, если какая-то жутко профессиональная группа — запишите тогда человеку на кассетку барабаны, бас, вокал — пусть он целыми днями сидит и играет под эту болванку... Хотя не всегда бывает, что мы все расходимся и каждый сидит дома и что-то придумывает. Можно вообще проспать все эти дни...

Владимиров, кстати, умел находить время, чтобы заниматься сольными проектами. Еще в период работы с «Мифами» он записал альбом «Малиновые берега», который сумел выпустить только в 1995 году. Вслед за ним вышли альбомы «Наяву и во сне» (1996) и «Гуси-лебеди» (1997).

А Леша Романюк вообще признался, что дружит вне группы в основном с теми, кто не имеет никакого отношения к музыкальной тусовке.

Рассказывая журналистам об отношениях внутри коллектива, Чиж был откровенен: «Ты думаешь, что мы друг другу все время ж** лижем? Нет, конечно. Всякое у нас бывает. Но на сцене мы — группа... Мы и друзья, и коллеги, и ненавидим вдруг отчего-то. Правда, недолго... Представляешь себе, что такое пять лет постоянных совместных поездок, работы в студии? Каждый день вместе, глаза в глаза, из одной рюмки пить и с одной вилки закусывать? Как ты считаешь, кто мы после этого — друзья, коллеги, кто? Я не знаю... Но не гомики, это точно».

Другим важным достижением прошедших пяти лет стало то, что группа нашла своих слушателей. Всё в том же 1999-м Б. Шедания из газеты «Йошкар-Ола» писал: «Обычно поклонники вырастают и взрослеют вместе с группой. На концертах “Машины времени” публика, как правило, среднего возраста, так деликатно называют приближающихся к сорока. На концертах команды Чигракова возрастных ограничений не существует. Здесь можно было наблюдать наглядно, что есть демократия. Известные в городе предприниматели укомплектованы в полном соответствии с буржуазным стилем: пиджак, галстук, рядом жена с лакированной прической, тут же бывшие хиппари, ныне — художники, мелкие коммерсанты, служащие (кто-то с молодости сохранил хайер). Студенты от переизбытка чувств тискают подружек, школьники в банданах и черных рокерских толстовках снуют, как рыбки в аквариуме... Пиво и рок-н-ролл — чем не национальная идея, способная сплотить страну?»

Еще одним достижением стало признание «Чиж & Co» собратьями по рок-сцене. Потому что, когда тебя узнают на улице, это еще не «звездность», настоящая «звездность» приходит, когда твою работу начинают уважать коллеги. В июле 1999-го «чижи» приняли участие в фестивале «В горах, на быстрой реке» на алтайской Катуни, где устроителям удалось собрать на одной сцене почти весь цвет российского рока: «Аквариум», «Алису», Вячеслава Бутусова, «Ва-Банкъ», «ЧайФ», «Калинов мост», «Крематорий» и «Tequilajazzz». При этом концерт «Чижа & Co», как сообщила «Комсомолка», был почти единодушно признан лучшим.

Показательно мнение человека совсем из другого лагеря, покойного Михаила Круга, который в конце 1990-х был самым продаваемым в стране певцом в жанре «русского шансона». Когда его спросили, какую музыку он слушает, Круг ответил: «Из современных... О, “Чиж и компания”! Вот это группа! Традиционная, русская, которую любит молодежь. А остальное — это так: тьфу!» Так сказал человек, который, по его собственному признанию, очень любил битлов, Rolling Stones, Deep Purple, «Веселых ребят», «Машину времени», «ДДТ», Пугачеву и обожал еврейские народные песни.

«На фиг амбиции! — говорил Чиж. — Пусть народ скажет, есть у меня имя или нет». Другое дело, что популярность артиста — вещь относительная, тем более в России. Это наглядно показала история, случившаяся в конце августа 1999-го. Корреспондент рижской русскоязычной газеты «Час» Екатерина Певнева приехала в Питер и, познакомившись с чижовским приятелем Олегом «Оливером» Львовым, загорелась идеей написать про Чижа. Тот, на удивление, оказался дома.

«Начавшееся под пиво интервью возле Мойки, — рассказывала гостья из Прибалтики, — плавно перешло в распитие водки на набережной в районе Дворцовой площади... На скамейке красовались купленные к водке хлебушек, банка соленых огурчиков, рыбные консервы и недавно открывший их перочинный ножик. Проезжавшая мимо милиция этого вынести не могла. Остаток вечера мы провели в участке “за незаконное распитие”. Водку забрали на экспертизу. (“Понравится — не вернут, не понравится — в «обезьянник» посадят”, — мрачно пошутил Чиж.) К моменту закрытия питерского метро нас все же любезно выпустили, сняв по 10 рублей штрафу и даже вернув водку. Что мы тут же и отметили на квартире у Оливера. Особо тщательно обмывалась объяснительная записка: “Обещаю больше водку на улицах не распивать. Чиж”».

Надо думать, через много лет внуки этих ментов продадут чижовскую объяснительную с аукциона.

Виртуальные поздравления с юбилеем Чиж читал на дисплее своего компьютера, который ему подарила на 38-летие группа, приобщив тем самым к Всемирной Паутине. Сначала Чиж говорил, что в Интернет он просто «выходит». Например, узнать погоду перед гастролями в том или ином городе. Позже признался: «Сижу как дурак. Не выгнать... С одной стороны, всемирная библиотека, с другой — главпочтамт, переписка. Сначала я только с реальными знакомыми общался, потом появились и виртуальные. География очень большая — от Владивостока до Новой Зеландии».

Между тем отечественный шоу-бизнес, по выражению журнала «Огонек», становился все web’анутее. Появилось даже утверждение, что музыкант реален настолько, насколько о нем «знает» Интернет. Неслучайно самая первая интернет-страничка о «чижах» (www.art.spb.ru/chizh) была создана при помощи лейбла «SoLyd Records», заинтересованного в пропаганде своих артистов. Там же была выложена информация о семи альбомах группы с текстами, но без звуковых файлов.

Скоро в виртуальном пространстве появилось еще несколько сайтов, рассказывающих о творчестве группы. Самыми посещаемыми стали «петрозаводский» и «казанский». На основе петрозаводского сайта, который создал студент Дмитрий Новицкий, был даже выпущен пиратский мультимедийный диск «Чиж и Ко. Music World #17». Он появился в ларьках в начале 1999 года и включал песни в формате MP3 (начиная с альбома «Чиж» и заканчивая «Полонезом»), два клипа («Вечная молодость» и «Полонез») и раздел «Журнал», в котором один к одному был представлен сайт Новицкого по состоянию на декабрь 1998 года.

Позже пальма первенства самого посещаемого интернет-ресурса, посвященного «чижам», отошла к сайту «Чиж & Co. Всё, что Вы хотели знать о Чиже, но не знали у кого спросить». Первая его версия появилась в марте 1999 года. Это была компиляция всевозможной имеющей отношение к Чижу информации, доступной в Интернете и СМИ. Создателем сайта стал 18-летний Вадим Ильин из Казани.

Особой популярностью пользовался фан-клуб, помогавший найти единомышленников из конкретного города. Был запущен первый чат для поклонников группы. Большого внимания удостоились гостевые книги и форумы. Проводились даже анонсированные виртуальные встречи с Чижом. А летом 2000-го прошла акция под кодовым названием «Сбор», когда фэны приехали в Питер, чтобы пообщаться с ним вживую.

Официальный сайт группы (www.chizh.net) появился 15 июля 2001 года. Сергей бывает там, когда есть время и настроение. «Раздолбай» и «пофигист», каким его привыкли считать, педантично отвечает на все вопросы, накопившиеся за время гастролей в гостевой книге: «Во-первых, мне нравится общаться. А во-вторых, не каждый может прийти на наш концерт и пообщаться с нами. Я заполняю этот пробел».

Увидев Чижа в чате, его часто спрашивают: «Это правда Чиж?!» Правда.

P. S. Из гостевой книги от 16 марта 2009-го:

2001: «Гайдном буду!»

В феврале 2001-го Чиж, как и советовала мама, не стал отмечать свой сороковой день рождения. Но столь серьезная дата волей-неволей заставляла задуматься. Его старший товарищ «батька Шевчук», например, утверждал, что кризис сорока лет присутствует у всех: ты словно весь мир уже познал, всё испробовал, во всем разочаровался, основательно утратил молодость, а нашел ли себя — неясно. Мик Джаггер, напротив, считал, что период от 20 до 40 лет — самый гадкий, и только после сорока окончательно понимаешь, зачем и как жить. Сорок лет, говорил он, это возраст нашей зрелости.

Позиция лидера «роллингов» была Чижу куда ближе.

«Когда мне было 20 лет, — сказал он в интервью, — я думал, что когда мне исполнится 30, то ни за что не стану играть рок-н-ролл и петь о любви, типа, в таком возрасте это будет обманом себя и слушателей... И вот мне 40, а я уверен, что всю оставшуюся жизнь буду играть рок-н-ролл и петь о любви. Во-первых, больше ничего не умею делать, а во-вторых, это единственные достойные ремесло и тема». («Спеть о любви, — соглашался с ним Стинг, — это испытанный способ сказать о многих важных вещах — о вере, о философии, о человеке».)

Подводя промежуточные итоги, Чиж мог бы сказать, что жизнь удалась. Его песни пели у костра, крутили по радио, старенькие кассеты заслушивали до дыр, а концерты практически всегда и везде проходили с аншлагом. Но наступило время других вибраций. Всё вокруг менялось слишком быстро и непредсказуемо. «Герои вчерашних дней» сильно истрепались, а музыкальные «модники», еще вчера мелькавшие по всем телеканалам и звучавшие из каждой розетки, в одночасье отгремели и сгинули, уступив место очередным «звездам на час». В российском шоу-бизнесе, с горечью констатировал джазмен Алексей Козлов, главным критерием стал «товарооборот», а значит — максимальная скорость смены моды на песню, исполнителя, группу или целое направление.

«Чижам» безработица и забвение вроде бы не грозили. Их жизнь по-прежнему состояла из бесконечных гастролей: 10–15 концертов в месяц считались нормой. Одно время они даже подумывали предложить Министерству путей сообщения сугубо «железнодорожный» сборник для трансляции в поездах дальнего следования, благо таких песен сочинилось немало — «Дополнительный 38-й», «Еду, еду...», «Дорожная», «Дорожная-2», «Снова поезд».

Но, кроме гастрольной болтанки, ничего принципиально нового не происходило. Если не считать очередной концертной программы «Энциклопедия» (сплошь из старых хитов) и переезда Чиграковых в более просторную квартиру на Мойке с «евроремонтом», где главе семейства даже выделили рабочий кабинет, чтобы он смог разместить там компьютер, все свои инструменты — гитары, перкуссии, диджериду, казу, губные гармошки, синтезатор и т. п., а также обширную фонотеку (хотя Чижа больше обрадовало, что он наконец-то получил возможность купить и поставить в гостиной рояль).

«Это очень плохо, когда всё хорошо, — говорил Чиж журналистам. — У меня действительно так было несколько раз. Ну, всё хорошо, лучше некуда. А потом непременно приходят какие-то неприятности. Это как бы расплата. Потому я не очень люблю, когда у меня всё хорошо. Я этого боюсь инстинктивно».

Неслучайно свой личный юбилей Чиж встретил радикальной сменой имиджа — родные, друзья и братья-рокеры испытали шок, когда увидели его бритым налысо. Артист без тени смущения объяснил, что побрился по пьянке: «Старый Новый год с друзьями отмечал, и вот стрельнуло мне. Поутру не узнал себя в зеркале, испугался, шарахнулся. А сейчас привык».

Дальше — больше: когда шевелюра слегка отросла, Чиж зачем-то выкрасил волосы в ярко-желтый цвет (сначала хотел цвет «сочной молодой травы», но в салоне просто не нашлось такой краски), полюбил носить очки со слабыми диоптриями в оправе а-ля Джон Леннон. Не нужно быть психоаналитиком, чтобы дать объяснение этим странным, на первый взгляд, метаморфозам: меняя (вроде бы спонтанно) свой облик, мы подсознательно надеемся на такие же кардинальные перемены в своей жизни.

И эти перемены не заставили себя ждать.

Возвращаясь с очередных гастролей, Чиж зашел в свое купе и увидел девушку-блондинку. Попутчицу звали Валентиной. Странно, но рок-звезду она не узнала. Возможно, потому, что мало интересовалась отечественным роком. «Сначала он мне не понравился, — рассказывала Валя. — Представьте себе: в купе вваливаются два бритых наголо мужика на бровях[123], я прошу одного из них уступить мне нижнюю полку, а они не соглашаются. Я обиделась, послала их и полезла на свою верхнюю полку».

«Зато уже через пять минут, — продолжил Чиж, — Вале пришлось с нами пить водку. Так и познакомились». Оказалось, что Валентина родом из Великого Новгорода, по образованию экономист (специализация — менеджер по туризму), прилично знает английский и собирается поехать на стажировку в Англию. Они договорились переписываться по электронной почте.

Так начался их роман. Пока что виртуальный.

Последствия были мгновенными (хотя Чиж утверждает, что это всего-навсего совпадение). Зимой 2001 года в интервью корреспонденту «МК-бульвара» он признался: «Ты знаешь, я молчал три года. Между нами говоря, я ничего не писал. Вообще. Единственное, что я написал за это время, — цикл стихов под названием “Бл...ские стихи”... Там, по-моему, двенадцать стихотворений. И ничего вообще. Миллион нот музыки и ни одной строчки. А сейчас, знаешь, как окошко открылось, и всё выливается. Я пишу, и мне так кайфово от этого... И оказывается, я три года не улыбался. А сейчас хожу, улыбаюсь, я всем рад. Я пишу какие-то песни — это так здорово! Я не боюсь чистого листа, не боюсь авторучки. Как сумасшедший беру и записываю... Я сейчас могу в день писать по две-три песни. Чем и занимаюсь».

Интересная деталь: многие из этих песен Чиж написал, забравшись в северную глухомань, в санаторий под Вяткой, где его вдохновение подпитывала не только местная лечебно-столовая сульфатно-кальциевая минеральная вода «Нижне-Ивкинская». Сотрудники санатория рассказали журналистам, что не раз становились свидетелями, как Чиж забирался на водонапорную башню и кричал оттуда что-то из своего репертуара. («Враки. Я боюсь высоты. А если б и забрался, декламировал бы не себя любимого, а Есенина, Маяковского, Пушкина...»)

«Песни родились очень быстро и легко, одна за другой, — рассказывал Чиж. — Я вообще обычно легко пишу в состоянии похмелья, которое у меня тогда и было, — самое беззащитное состояние мужика, который не знает, что со всем этим делать. Кто-то на стенку бросается, кто-то картины пишет, а я вот — песни».

Новый материал он решил записать в одиночку. И вовсе не потому, что решил сам заграбастать весь гонорар за пластинку. Сольник, что бы там ни говорили, — всегда «проверка на вшивость», всегда возможность «выскочить» из своей группы и посмотреть, чего ты стоишь сам по себе, голенький. В этом (и только в этом!) смысле рецензент питерской газеты «Смена» был прав, когда написал, что такой шаг Чижа — «личное освобождение автора от Компании».

Где и с кем записывать сольник — так вопрос не стоял. Ясно, что на питерской «Мелодии» и, конечно же, с Морозовым. Уйдя из группы, тот сдал свой пост новому звукооператору Андрею Новожилову, а сам вернулся на привычное место за студийным пультом.

Именно Юрий Васильевич помог Чижу избежать ошибки, которую нередко совершают «человеки-оркестры»: вязнут в собственных музыкальных идеях и не могут взглянуть на свою работу объективно, свежим взглядом, а в итоге выходит скучный альбом, интересный разве что только им самим. Прислушиваясь к оценкам критичного Морозова, весной 2001-го Чиж записал все инструментальные партии: акустической и электрогитары, бас-гитары, аккордеона, рояля, клавишных, ударных, перкуссии, губной гармоники. Он же стал автором всех аранжировок, которые возвращали атмосферу давно забытого кухонного, домашнего исполнения.

Правда, позже Чиж самокритично признал, что было бы гораздо лучше записать партии настоящих ударных вместо электронных. (Такую же промашку, кстати, совершил Гэри Мур, записывая в 1999 году свой альбом «A Different Beat».)

Что касается «месседжа» новой работы, то журналисты были бесспорно правы, когда утверждали, что Чиж «никогда не держал концептуального камня за пазухой». И уж тем более никогда не придерживался взглядов режиссера Хичкока: «Моя концепция состоит в том, чтобы люди покупали билеты на мои фильмы». Какой-то особой идеи альбом действительно не содержал. Просто девять хороших песен. Идейную нагрузку им придавала разве что реплика Чижа: «Посвящаю этот альбом проституткам. Пару таких девиц я беседами за рюмочкой отвратил от их профессии». (Об опыте своего общения с «ночными феями» он рассказал в «Танце дамской разведки». И, видимо, неслучайно обложку сольника украсила фоторабота все того же Валерия Потапова, выполненная в стилистике «журнала для мужчин»).

Еще одну фишку подбросил Морозов, предложив навести мостик между первым и вторым сольниками. Первая песня («Автобус») с виниловой пластинки «Чиж» начиналась словами «Катится автобус...» — ими же заканчивалась последняя песня («Гав-гав») «Гайдном буду!».

Название всему альбому дал «“кухонный” блюз», родившийся из оговорки чижовского приятеля, попутавшего «гада» с великим австрийским композитором Францем Йозефом Гайдном (1732–1809), представителем венской классической школы. Сама же песня, как написал рецензент, была историей «красивого студенческого романа, выродившегося в постылую жизнь “ячейки общества”, в которой все “как полагается”: пьянство, ругань и метафоричный абсурд: “а помнишь, как твой папаша спал с ТТ под подушкой, / угадай, кто у него был на мушке?” Но даже эта гадость жизни — не антитеза прекрасной любви, а просто... так бывает. Мы через это прошли, и не стоит поганить прошлое, которое я Гайдном буду — не забуду!»

Девять песен дополнила фортепианная композиция на шесть с лишним минут с загадочным названием «17.04.2001».

— И все меня спрашивают: «А что за день такой? Что произошло?» Абсолютно ничего. Просто я был на студии, и, пока Женька Баринов ходил нам за пивом, я быстренько сыграл эту тему. Вот и все.

Судя по всему, этот десятый трек был включен в «Гайдном буду!» по примеру Джона Леннона, который честно признался: «Когда я только расстался с “Битлз”, мне казалось, что записать одному целый альбом — это потрясающе! Но вскоре это обернулось тоскливой поденщиной. Я начал подкладывать в свои “сольные” пластинки какие-то ненужные инструментальные куски, дурацкие куплеты — только чтобы заполнить место».

Тем не менее красивая «17.04.2001» оказалась вполне уместна по соседству с хардовым «Днем рождения», хиппанской по настроению «Пасторалью», кантриевой «Не ко мне» с виртуозными гитарными наигрышами, пронзительными «18 березами» и, разумеется, «Романсом».

В финальной песне «Гав-гав» Чиж первым кольнул будущих критиков: «Я как раз тут че-то нацарапал / Значит, будет кому обо...ть». И сделал это совершенно напрасно. Потому что большинству критиков «Гайдном буду!» понравился: «ощущение легкости», «материал прозрачен и внятен», «автор — один из лучших рок-мелодистов страны».

«Здесь нет музыкантов и соавторов, — писал один из рецензентов, — Здесь один Чиж. Такой, каким мы его знали и привыкли видеть, и совершенно непохожий. Сразу вспоминается рекламная фраза: “Измени себя, не изменяя себе”. В сущности, не меняется ничего. И в то же время есть нечто новое, особенное, неизвестное до сих пор о Чиже».

Особого разбора удостоились тексты. Отношение к ним было сугубо полярным. Одни были рады, что лирика Чижа «по-прежнему дергает струнки души». Другие назвали его «Поэтом похмельного синдрома», а его новые песни — «бредом барда из прокуренного бара».

«В текстах он — абсолютно оторванный чувак, который по-прежнему с удовольствием живописует пейзажи из серии “утро после пьянки”, — писал Александр Беляев. — Но не только их — тематика песен Чижа очень разнообразна, он, как хороший писатель, может рассказывать о чем угодно, и в результате — о времени и о себе... И уж тем более нет в этих песнях столь свойственного русскому року упаднического “жизнь прошла”, напротив: “солнце встает, / становится теплее, / хочется жить вечно, / да где-то прогадал”».

Большинство рецензентов сошлись в главном: «Гайдном буду!» вряд ли превзойдет своей популярностью «Перекресток», но уж точно никого не разочарует. Между тем Александр Пантыкин, бывший лидер «Урфин Джюса», одной из самых ярких команд Свердловского рок-клуба 1980-х, прозорливо заметил, что чижовский сольник с точки зрения музыкальной, эмоциональной и текстуально — явно новый виток: «Тем самым Чиж подтвердил, что является наиболее живой фигурой на нашей рок- и поп-сцене».

А летом того же года Чиж пересекся с музыкальной классикой (если считать классикой упоминание имени Гайдна всуе) еще раз. Дирижер Юрий Кочнев, много лет возглавлявший саратовский оперный театр, в 1986 году организовал Собиновский[124] фестиваль, отдавая дань уважения великому русскому тенору. В 2000 году в программу очередного фестиваля, чтобы привлечь молодежь, включили рок-концерт Юрия Шевчука. В июне 2001-го в Саратов пригласили Чижа. Дабы соответствовать духу мероприятия, к его «компании» подверстали местный струнный квартет. «От Чайковского до Чижа» — это, согласитесь, обязывает.

Билеты на концерт питерской «компании» раскупили за месяц.

Чиж, разумеется, не смог не схулиганить под сводами академического Театра оперы и балета. Саратовские меломаны до сих пор вспоминают его выступление: четыре чижовских композиции вкупе со струнным квартетом, а в завершение — «Такая, бл***, вечная молодость». «Это было круто!»

2002: Chizh Over America

В конце 2001 года на многих музыкальных сайтах появилась новость с явным привкусом скандала: «Группа “Чиж & Co” решила расстаться со своим директором Игорем Березовцом. Разногласия между ним и лидером коллектива Сергеем Чиграковым начались уже давно, однако до поры до времени всех устраивал шаткий нейтралитет... Официально г-н Березовец уволен со своего поста 31 декабря, но, по обоюдной договоренности, коллектив будет выполнять договорные отношения с ним до марта».

Этот разрыв дался непросто: Чижа трудно уличить в черной неблагодарности. Еще в 1995 году он честно признал в интервью газете «Деловой Петербург», что его успех напрямую связан с удачным менеджментом, имея в виду, разумеется, Березовца, — «без него у меня ничего бы не вышло: у меня есть масса друзей, которые пишут обалденные песни, но так до сих пор и поют их на кухне».

Кто-то из боссов шоу-бизнеса сравнил директора артиста с сутенером у проститутки: «Это человек, который защищает, охраняет, находит клиентов. И который, правда, отбирает деньги, но чуть-чуть оставляет. И дает возможность заниматься любимым делом». Такое распределение ролей Чижа до поры до времени устраивало. Пока директор группы не превратился фактически в дилера, гастрольного диспетчера и роуд-менеджера (человека, сопровождающего группу в турах), что, согласимся, всё же разные профессии. «Директор, — говорил Чернецкий, — это не тот человек, который покупает билеты на поезд и тусуется с музыкантами, а тот, который болеет за группу в принципе. Не продает ее налево и направо, а знает стратегические какие-то вещи...»

С годами взгляды Чижа и Березовца на то, как правильно вести дела группы, включая финансы, разошлись слишком сильно, и в этой образовавшейся пропасти была навсегда похоронена вся их былая дружба.

На вакантное место Чиж пригласил Александра Гордеева, по-прежнему работавшего с группой «Король и Шут». Этот выбор не удивил тех, кто близко знал обоих. Давняя чижовская подруга Светлана Лосева, сама ставшая к тому времени директором молодой группы «Ночные снайперы», со знанием дела сказала: «Гордеев умеет делать деньги, но умудряется при этом оставаться человеком».

— На самом деле мы с Санькой очень похожи, — объяснил свой выбор Чиж. — И чем дальше, тем наша похожесть всё больше выясняется. Он такой же безбашенный, как и я. И при всей своей кажущейся суровости на самом деле очень добрый человек.

Отметив организаторскую хватку Гордеева, который взялся помогать питерскому составу «Разных людей», Чернецкий сказал: «У него есть такой талант: он всех объединяет. Ну вот как нас — старых друзей. И новые люди к нему тянутся. Нормальные люди. Многое благодаря ему происходит...»

Было решено, что Гордеев попробует совместить административную нагрузку сразу в трех группах: «КиШ», «Разных людях» и «Чиж & Co».

Летом 2002-го Чиж в составе «РЛ» помог Чернецкому записать его новый диск «Superбизоны», в конце июня выступил на большом концерте, посвященном памяти Виктора Цоя, а в октябре, заглянув сначала с концертами в Израиль, в очередной раз перелетел через океан. На этот раз «чижам» предстоял большой гастрольный тур, который вполне можно было бы назвать «Chizh Over America»: за 17 дней группа выступила в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Сиэтле, Портленде, Чикаго и Денвере.

По бескрайним американским просторам — кто скажет, что мечты не сбываются? — «чижи» впервые перемещались на большом комфортабельном автобусе, арендованном только для них. Точь-в-точь как путешествовала из города в город английская группа в фильме «О, счастливчик!», так восхитившем Чижа в юности. (Впрочем, условия у британских рокеров были похуже: старенький микроавтобус вроде нашей «газели», без мягких кресел, биотуалета и холодильника.)

Организатором этого «автопробега» по Америке стала Ирина Косиновская, президент промоутерской компании из Калифорнии. Она уже имела богатый опыт работы с российскими рокерами и, в частности, блестяще провела такой же автобусный тур «Аквариума».

17 октября, во время очередного перегона, когда автобус без устали наматывал по хайвею милю за милей, Чиж принял звонок на свой мобильник. Ему сообщили, что в Дзержинске только что скоропостижно скончался, не дожив до своего сорокалетия, бывший участник «ГПД» Володя «Быня» Быков. Поминая боевого товарища, вдвоем с Бариновым они молча распили бутылку вискаря, нисколечки при этом не захмелев... Тогда они не знали, что совсем скоро, в июле 2005 года, так же скоропостижно (в возрасте 43 лет) уйдет из жизни еще один их друг — бас-гитарист «ГПД» Михаил «Майк» Староверов.

Но времени на депрессию не было — надо было выполнять свою работу.

На Восточном побережье «чижи» соединились с прилетевшими из Питера «Разными людьми», чтобы выступить на так называемом «Чиж-фесте» в Вашингтоне, Нью-Йорке и Бостоне. Формат фестиваля, придуманного всё той же Косиновской, предполагал выступления сразу трех групп — «Чижа & Co», «Разных людей» и «Шивы». Последняя была создана автором «Russo matroso» Захаром Маем в апреле 2002 года и уже успела своим качественным «стёб-роком» произвести фурор на нескольких фестивалях в России. Чиж был одним из участников этого американо-российского супербэнда, куда также входили гитарист «Разных людей» Андрей Васильев, ударник «ДДТ» Игорь Доценко и вездесущий Гордеев с набором своих губных гармоник.

Конечно, выступления «Чиж & Co» не претендовали на то, чтобы повторить успех группы Rammstein, которая собирала в Соединенных Штатах полные залы, принципиально исполняя песни только на родном языке, и которых слушали просто американцы, а не «американские немцы». Публика, которая раскупила билеты на «Чиж-фесты», пришла не насладиться блюзовым мастерством Чижа (мол, «можем и мы не хуже негров!»), а получить мощный ностальгический заряд. В своем репортаже для сайта «Звуки.Ру» Михаил Визель рассказывал: «Наверняка в “нормальной” дневной жизни все они — экономисты и программисты, аналитики и веб-дизайнеры, но здесь они снова окунаются в свое веселое и нищее российское студенчество — бутылка пива (банок еще не было), дешевые сигареты и — песни Чижа. Которые навсегда останутся “своими” для целого поколения русских слушателей, где бы те ни оказались».

Однако самым ярким впечатлением 2002 года стали для Чижа всё же гастроли их «компании» в Заполярье, в стране вечной мерзлоты, муксуна и нельмы. После этой поездки он сочинил свой «Блюз на сваях»:

Такие дела, брат... любовь!

На сленге черных блюзменов «ball and chain» — женщина, с которой ты живешь. В этом есть и цинизм, и высокая трагедия: ведь ball and chain — ядро и цепь — вешали на ноги каторжникам и рабам.

В 1990 году гитарист-виртуоз Александр Ляпин сказал газете «Рокси-экспресс»: «Любой человек, который вкладывает себя полностью в дело, будь то музыкальное или любое другое, не может быть хорошим семьянином. А с музыкантами, как правило, трудно ужиться... Я пытался экспериментировать с личной жизнью и каждый раз тыкался лбом об стенку. Будто кто-то меня наказывал и ставил в некий музыкальный угол. Я в Америке видел и даже сфотографировал такой угол: висит гитара расчехленная, бурдюк с вином, шляпа. Вот твой угол, вот твое место по жизни...»

Спустя десять лет Чиж в своем интервью развил его мысль: «Я знаю немало музыкантов, которых сгубила счастливая любовь. Они просто перестали чувствовать блюз».

Потом, правда, был альбом «Гайдном буду!» с «Менуэтом», посвященным жене:

Тем неожиданней было даже для близких друзей узнать, что Чиж ушел из семьи. Его виртуальный роман с соседкой по купе закончился тем, что весной 2003 года они решили жить вместе и сняли квартиру в Питере. Валентине было тогда 26, Чижу — 42.

«Сейчас я влюблен, и мне плевать абсолютно на всё», — заявил он журналистам. Из дома на Мойке он забрал только инструменты и одежду.

Через некоторое время питерская «Комсомолка» опубликовала статью под заголовком «Чиж собирается жениться на молоденькой блондинке». Валя, рассказывала газета, забросила ради любимого свою карьеру: «Сопровождает его практически на все выступления по стране, слушает песни из зала, ждет в гримерке... После концертов выполняет роль хозяйки, разливая за сценой напитки музыкантам. Сергей называет ее Солнышком». Иногда во время концертов он даже читал ей со сцены стихи.

Вале удалось подвигнуть Чижа на то, чего прежде не удавалось практически никому, — чтобы он умерил свои возлияния. Талант, как известно, не пропьешь и на дне стакана не оставишь, но даже Эрик Клэптон, обожаемый Чижом, одно время регулярно надирался до такой «синевы», что начал брать с собой в спальню, кроме магнитофона, гитары и бутылки, еще и заряженное ружье. Иногда он засовывал дуло в рот и готов был вышибить себе мозги, но в самый последний момент его останавливала мысль: «Если я это сделаю, я же не смогу больше выпить!..»

До таких страшных вещей Чиж, конечно, не доходил, но симптомы явного неблагополучия проявлялись всё отчетливей. Еще в 1994 году братки-митьки в лице Дмитрия Шагина пытались отправить Чижа на лечение в Штаты (знаменитая программа «Двенадцать шагов»). К тому времени на деньги американских филантропов туда уже успели слетать несколько питерских рокеров, в том числе тот же Шевчук. Но Чиж категорически отказался от халявной поездки, мотивируя тем, что никаких проблем с алкоголем не испытывает... В конце концов под влиянием новой жены он все же «подшился». Поговаривали, что иначе Валя не соглашалась родить ему ребенка.

«На самом деле нормально, даже не тянет, — делился Чиж с прессой новыми ощущениями. — Иногда только, после концерта... Зато знаете, как через год будет классно! Печень — чистая, почки — тоже!» Отсутствие алкоголя благоприятно повлияло на его здоровье: он похудел и помолодел. Все обратили внимание на эти изменения.

3 августа 2007-го у Сергея и Валентины родился сын, которого назвали Николаем. («Дело в том, что я Сергей Николаевич, а жена — Валентина Николаевна. Так что сына назвали в честь двух дедушек».) «У Вали сложились хорошие отношения с Дашей, — рассказывал Чиж. — Иногда я даже отправляю их куда-нибудь вдвоем. Они прекрасно нашли общий язык».

Как ни странно, после развода Чиж стал откровеннее с журналистами. Он даже признался, что у него есть пятеро детей: Миша от первого брака, Даша от второго, Коля от третьего и еще двое внебрачных. По мере сил и возможностей он старается помогать им всем.

А в ноябре 2003-го из группы ушел Гордеев. Даже для него, двужильного, менеджмент сразу в трех группах оказался непосильной ношей, вдобавок возникли семейные проблемы, и на посту директора «Чиж & Co» его сменил надежный, как автомат Калашникова, полковник запаса Андрей Асанов.

Тем временем наступил год 10-летнего юбилея «Чиж & Co». На вопрос, как группа собирается его отмечать, Чиж ответил: «Это будет крупномасштабная акция. В Москве, естественно, парад на Красной площади. А в Санкт-Петербурге — повторное взятие телефона, телетайпа и телеграфа».

На самом деле юбилей был отмечен в обеих столицах двумя мегаконцертами. Праздничная программа, растянувшаяся на четыре часа, включала в себя выступления «чижей» в акустике и электричестве, а также выступление special guests. Группу пришли поздравить Саша Чернецкий с «Разными людьми», Дмитрий Дибров, «брат во блюзе» Евгений Маргулис, Максим Леонидов (экс-«Секрет»), Сергей Галанин, старый битломан Вячеслав Малежик, музыканты популярных в 1970-х годах ВИА «Ариэль» и «Синяя птица», комик Юрий Гальцев, американец Зэк Мэй (он же Захар Май), русская группа «Avenue» из эстонского города Нарва и др.

Но самый главный подарок Чиж преподнес себе сам. Еще в мае 2000 года, когда группа прилетела в Нью-Йорк, чтобы отыграть концерт на пару с «Ночными снайперами», он заглянул в блюзовый клуб в районе Гринвич-Виллидж. В тот день там выступала чернокожая певица, энергичная и большая, какими обычно бывают негритянские мэм. Увидев, что Чиж снимает ее на видеокамеру, мадам недовольно спросила, кто он, собственно, такой. «Музыкант? Ну, тогда бери гитару... Посмотрим, на каком языке поговорит со мной этот белый мальчик...»

Чиж взял чужой «фендер» и сыграл сначала «Hound Dog» Чака Берри, а потом «Summer Time» Джорджа Гершвина. «Ты возьмешь меня с собой в Россию?» — растрогалась мэм. «Я женат», — честно ответил Чиж. «С таким парнем, как ты, Чич, я согласна быть твоей второй женой!..»

Возможно, именно этот забавный эпизод подтолкнул Ирину Косиновскую к мысли, не пора ли Чижу наконец осуществить свою давнюю мечту — поиграть с черными блюзменами. В результате в июне 2004-го появился проект «Чиж & Blues Co.», созданный с американцами из группы Herbert Maitlandt Band.

«Три “блэка”: барабанщик, басист и гитарист, — рассказывал Чиж. — Нашел я их по Интернету. Предварительно скинул им свои записи. Им понравилось. Такие смешные: я им сбрасывал то, что у меня было, репетиции всякие. И они сняли всё до копейки, даже там, где кто-то из нас случайно лажанул. Они поняли так, что это круто. У нас перед выступлением была всего одна или две репетиции. Я им говорю: “Здесь не так играть надо”. А они мне в ответ: “Нет, будем играть так, как ты прислал, нам это очень нравится”. Мы так и выступали с репетиционными “лажами”».

На концерте в Бостоне был полный аншлаг. Черные музыканты так прониклись творчеством собрата из далекой Раши, так «раскачали» его блюзы, что впору было переименовать их бэнд в Gone By Music («Унесенные музыкой»).

В Нью-Йорке «Чиж & Blues Co.» выступили в легендарном «Чайна клабе», который расположен на Сорок седьмой улице, в самом сердце Бродвея. На Чижа это заведение произвело сильное впечатление: «Там на стене просто иконостас фотографий: Джулиан Леннон, Оззи Озборн, Тайсон, Роберт де Ниро, Стюарт и т. д. Это люди, которые у них когда-либо выступали или устраивали вечеринки. Я просто обалдел. А администратор клуба мне объясняет: “Мы всех снимаем, кто у нас играет. Вы ведь рок-звезда из России? Да-да, нам рассказывали! И вас сюда же повесим”».

Правда, встретиться с кем-нибудь из этого «иконостаса», представься такая возможность, Чиж не хотел: «Я не знал бы, как себя вести. Посади сюда рядом де Ниро, я убегу. От смущения, что ли. Сидит во мне такое».

Зато его по-настоящему порадовало, что на концерты «Чижа & Blues Co.» приходили обычные американцы, заинтригованные странным составом группы. Разумеется, среди них было немало чернокожих. Некоторые подходили после концерта к Чижу, чтобы пожать руку: «Спасибо! Мы слышали настоящий блюз!»

Правда, самая главная мечта Чижа — «щипануть пару струн с Клэптоном» — пока не осуществилась: «Во-первых, потому что он ездит без “разогрева”. А во-вторых, пробиться к нему просто нельзя. Охрана...» Но «русские американцы» пообещали ему посодействовать в организации такого джема. «Остается ждать и надеяться», — не теряет надежды Чиж.

В России его дела шли по-разному. Новые песни пока сочинялись туго. Отдушину он находил, «вписываясь» в чужие проекты. Журналисты спрашивали Чижа, должен ли в этом случае материал нравиться ему лично. Или он может сыграть у кого-нибудь на альбоме просто по дружбе.

«Да и, наверно, не только по дружбе... Если кто-то просит куда-то прийти... Ну, во-первых, это честь, во-вторых, это в любом случае, нравится мне материал или не нравится, какой-то опыт новый для меня. Потому, что переиграл я на самом деле у очень многих людей... И аккордеонистом, и гитаристом, и клавишником, и лид-вокалистом, и бэк-вокалистом, всяко было. Зачастую происходит так, что я материала даже не знаю. Я прихожу, мне ставят песню, говорят: “Вот отсюда и досюда нужно соло сыграть”. Я его играю. Говорю: “Спасибо” и ухожу. И зачастую бывает так, что я уже сведенный материал просто не узнаю. Я даже не знаю, что за группа, например, что за человек... Они, конечно, представляются: “Вот мы такие-то такие-то”. Я говорю: “Всё здорово, ребята, давайте!” Записался и ушел, всё. Я не помню нескольких групп, с которыми я писался, не помню даже названий, не помню людей, имен...»

Поэтому стоит назвать, кроме уже упомянутых, хотя бы некоторые работы Чижа разных лет.

Одним из его первых питерских опытов стала работа с дуэтом «Зикр», «самым странным музыкальным коллективом в мире»: просто два голоса (Игорь Силин и Ольга Ткаченко), иногда похожие на завывания ветра, иногда на вой голодных животных, иногда — на шаманские песнопения. Пять лет «Зикр» записывал все свои диски с Юрием Морозовым, но никак не мог уговорить его сыграть с ними. «А тут я его попросил поиграть нам на синтезаторе разные тембры, — рассказывал Игорь Силин. — Он долго отказывался и предлагал Сережу Чигракова. Пришел Сережа, завелся. Получилось, на мой взгляд, очень неплохо».

Для трибьюта «Парк Майкского периода» (1997), посвященного памяти Майка Науменко, Чиж записал «Балладу о Кроки, ништяке и карме». Среди других участников проекта были Андрей «Дюша» Романов, Алексей Рыбин, БГ, некто Джекки, Евгений «Ай-яй-яй» Федоров из Tequilajazzz, Олег Гаркуша, Юрий Шевчук.

В том же году вместе с «компанией» Чиж работал над альбомом «Иллюзии», своеобразным сборником «Greatest hits» или «Best of» своего старшего товарища и бессменного sound-инженера Юрия Васильевича Морозова, отразившим основные вехи творчества «мэтра андеграунда». После чего «чижи» как аккомпанирующий состав выступили с ним в концертном зале у Финляндского вокзала.

В 1999 году лидер «Крематория» Армен Григорян пригласил Чижа записать песню «Мсье Серж», этакий мини-спектакль, где каждый куплет исполнялся от имени определенного человеческого типажа. Кроме Чижа, в записи приняли участие еще несколько Сергеев, в том числе Воронов, Галанин, «Паук» Троицкий.

В 2000 году вместе с Гордеевым он принял участие в записи альбома «Герои и Злодеи» группы «Король и Шут». Летом того же года он специально ездил в Нижний Новгород, чтобы принять участие в записи на местной студии альбома своего старого товарища Димы Некрасова и его группы «ДНК» (многие расшифровывали это название как «Дмитрий Некрасов и компания».

В 2001 году Чиж вместе с Наилем Кадыровым, Борисом Шавейниковым и Андреем Васильевым записали на питерской «Мелодии» дебютный альбом Сергея «Лука» Луковкина из подмосковного Егорьевска, который, как и Элвис Пресли, работал водителем автобуса, а песни сочинял по настроению и выступал там, куда позовут. Чижу очень понравилась магнитофонная демокассета его песен, продолжающих традиции Майка Науменко.

В том же году Чиж вместе с Юрием Морозовым помог записать альбом духовных песен «Ангел Молитвы» протоиерею Олегу Скобле, настоятелю храма в честь Св. Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы в Санкт-Петербурге.

В 2002 году «Чиж & Co» приняли участие сразу в трех трибьютах — Андрею «Дюше» Романову («Поезд»), Игорю «Егору» Летову («Про дурачка») и группе «Секрет» («Ленинградское время»).

Летом 2003-го Чиж приехал в Таллин, чтобы как сессионный музыкант записать пластинку «Капель» группы «Avenue» и спеть дуэтом с ее солистом Владимиром «Дядей Вовой» Чердаковым. «То, что в записи “Капели” нам помог Сергей Чиграков, — сказал директор группы Григорий Малышкин, — конечно, сыграло огромную роль. Иногда предложение поучаствовать в том или ином масштабном рок-фестивале приходило от совершенно незнакомых людей, столпов русского рока, на которых мы всю жизнь смотрели снизу вверх».

Затем у Чижа была совместная работа с Сергеем Галаниным над композицией «Ты никому не нужен», которая почти три месяца держалась в хит-парадах радиостанций. По приглашению Константина Кинчева Чиж принял участие в записи сингл-версии песни «Без креста», вошедшей в коллекционное издание альбома «Сейчас позднее, чем ты думаешь».

С «Разными людьми» был записан альбом «911». На выбор названия повлиял текст одноименного рок-н-ролла Чернецкого. В начале каждого куплета он обращается к своим самым близким друзьям-музыкантам, включая Чижа: «Я набираю девять-один-Чиж / И напеваю little help of my friend / И ты в такси уже мчишь...» «Надо подчеркнуть, — рассказывал Саша, — что музыканты лично изъявили инициативу ввести сухой закон на время записи. Поверь, для людей, которым за сорок и они всегда вели себя рок-н-ролльно, такой поступок сродни гражданскому подвигу!.. Работалось легко, практически на одном дыхании».

В 2005 году Чиж принял участие в записи на питерской «Мелодии» альбома песен бывшего бас-гитариста «Разных людей» П. Михайленко «Про слонов». «Позвонил Пашка, — рассказывал Чиж, — сказал, что у него есть материал для альбома, и попросил меня помочь ему, подыграть и что-то там саранжировать. Я говорю: “Да, конечно, приезжай! Без проблем! С удовольствием...” А потом в конце концов оказалось, что я ещё и петь должен чуть ли не все песни... В итоге получилось, что я пою несколько песен и Пашка несколько. Ну и Саня, конечно, Чернецкий там в двух, что ли, песнях...»

В том же 2005 году «Чиж & Co» и «РЛ» записали сплит-альбом «44», который представлял собой перепевки хитов друг друга (кстати, первый опыт такого рода в России). «Разные люди» исполнили «Такие дела», «Деньги», «Еду, еду», «Папиросы» и «Ассоль», а «Чиж & Co» — «Аты-баты», «Траверзу», «Веру», «Родину предков» и «Проходчика». Звукорежиссером «44» был Юрий Морозов, это одна из последних сделанных им записей. 23 февраля 2006 года он умер от рака, долго и мужественно сражаясь с этим страшным недугом. Глубоко символично, что его отпели и похоронили на Серафимовском кладбище, названном так в честь русского святого, принявшего при жизни подвиги пустынножительства и затворничества.

В 2007 году Чиж поучаствовал в записи очередного альбома Михаила Владимирова «На грани изумруда» (спел «Бронзовую песню» и дуэтом с Михаилом — «На грани изумруда»).

К сожалению, в силу разных причин не сложился совместный проект с Юрием Шевчуком (планировался альбом с рабочим названием «Песни о войне и мире») и лидером «Сплина» Александром Васильевым. «Когда мы с Сашкой познакомились, — рассказывал Чиж, — я вообще долго не мог в себя прийти. Мы много думали о совместных проектах. Хотели песню записать — Костя Кинчев, Санек и я, но так и не срослось».

Поскольку Чиж не склонен афишировать свою помощь друзьям и коллегам, есть опасение, что приведенный список далеко не полон.

А одной из самых удачных совместных работ, которая очень точно легла на стилистику Чижа, стала его запись в 2000 году с питерской группой «Кафе». Многие помнят их песню «Товарищ сержант», которую в свое время часто крутили FM-станции. Бас-гитарист «Кафе» Дмитрий Бациев рассказал по этому поводу забавную историю, случившуюся в крымском Коктебеле: «Мы сидим на набережной в кафе, на котором написано — “Кафе”. И тут как раз по радио звучит песня “Товарищ сержант”. За соседним столиком кто-то вдруг говорит: “О! Чиж!” Я говорю: “Как же так, ребята? Эта группа называется «Кафе»”[125], — и показываю на вывеску. Этот человек долго со мной не соглашался, перебрал разные коллективы, в итоге уже до “Машины времени” дошел...»

Вокалист «Кафе» Алексей Смирнов и Чиж записали дуэтом песню «Это сладкое слово свобода», которая логически продолжала «Такие дела»:

Обыкновенный концерт (Summary)

Что происходит, когда ничего не происходит? Правильно, будни.

Будни востребованного музыканта, как ни цинично это звучит, состоят из концертов и гастрольных туров. Для него это не только кусок хлеба, привычный образ жизни, но еще и потребность организма — игра на сцене сравнима только с сексом: физически тяжело, но чертовски приятно. Великий джазовый барабанщик Арт Блейки на старости лет признался: «Если я не играю, я готов лезть на стену! В игре моя жизнь, мое здоровье».

Концерт, соглашается Чиж, это действительно своего рода наркотик: «Бывает ведь вот как... Я лежу дома, смотрю кино, а в голове стучит, что мне через час надо идти выступать, и начинается ломка — и температура поднимается, и желудок схватывает, еще чуть-чуть, и истерика начнется... А как сяду в автобус (или поезд, если гастроли) — всё проходит. Чудеса».

Из газетной статьи: «Перед концертом у Сергея Чигракова был не самый довольный вид. Но вот он вышел к микрофону, отыграл первый номер и заулыбался. Профессиональная привычка? Возможно. Но, по-моему, он и в самом деле любит играть...»

Случаются, конечно, перепады настроения, когда гастрольный конвейер изматывает его так сильно, что хочется только одного: очутиться на необитаемом острове и целыми днями лежать на песочке, уставясь в лазурное небо. Однажды Чиж так и сделал, отправившись на Ямайку, на родину Боба Марли, сенсимильи и регги. «По-честному, на целых две недели. Я вообще ничем не занимался. Залег на пляже и сгорел на второй день...»

Но регулярно позволить себе такие каникулы могут только западные рок-группы, жизнь которых катится по прочно отлаженной схеме: сочинение материала — выпуск альбома — гастрольный тур в его поддержку — получение авторских отчислений от трансляций по радио и ТВ плюс процентов от продажи пластинок, футболок, постеров и т. д. — затем написание нового материала и запись очередного альбома. Если песня с альбома сумела пробиться в мировые хит-парады, она, как хорошая дойная корова, может довольно долго (и, что немаловажно, регулярно) приносить своим авторам молоко цвета американских банкнот.

Один «Перекресток» (или «...О любви»), если бы в России реально действовало авторское право, принес бы Чижу миллионы. Но что мечтать о несбыточном? Поэтому отечественный рокер, чтобы прокормить семью, должен постоянно гастролировать. («Хочу побыстрее расплатиться за квартиру», — признался Чиж.)

Сборы. Случалось, что Чиж забывал гитару дома. Приходилось ловить такси и мчаться обратно. Поэтому лучше, когда всю группу, чтобы отвезти на вокзал или в аэропорт, собирает микроавтобус, заранее заказанный директором. Есть шанс, что коллеги подскажут: «Чтой-то ты, Серега, какой-то не такой... без гитары. К чему бы это?»

Дорога. Чижа, как и всю группу, радует, что в авиапарке России стало меньше самолетов Ту-154, а больше «Боингов». И дело тут не в отсутствии патриотизма. Просто в Ту-154, который был спроектирован еще в советские времена, кофр с гитарой (или аккордеон Баринова) не помещается в отделение для ручной клади и одежды.

Воздушные приключения для «чижей» вообще характерны. Классическим стал случай, когда группа летела на концерт в Хабаровск, а приземлилась в Комсомольске-на-Амуре. «Летчик просто сказал: “Я дальше не полечу”. Чисто поле, зима градусов под сорок. Мы одеты в курточки и рубашечки. На ногах “казаки”. Мы же не думали, что нас выбросят где-то в тайге. А вечером у нас концерт в Хабаровске! На наше счастье, поймали автобус, сели, поехали. Чтобы не замерзнуть, выпили водки. Для полного счастья начался сильный буран. Шофер вез нас через тайгу. Как он нас вез, не знаю. Я даже не смотрел, было страшно. Опоздали часа на три. Но люди нас дождались. Мы задвинули очень злой концерт. Выглядели как злобные сибирские панки. Особенно сильно прозвучала в нашем исполнении песня “Еду, еду, еду я”».

Если группа едет на гастроли поездом, это тоже не сахар: как и пятнадцать лет назад, их по-прежнему достают попутчики: «Они, если узнают, всё норовят с пузырем прийти, и не всегда ко времени. А я что, железный дровосек, что ли?»

Назойливые соседи — не единственная проблема. Комфорт на железных дорогах бывшего СССР по-прежнему далек от идеала: во время перегона из Киева в Харьков группе пришлось ехать в разных вагонах, на верхних полках — у кого-то двери не закрывались всю ночь, а в купе, где ехали Чиж с Валентиной, трижды сменился состав пассажиров. А сразу же по приезде им предстоял большой и ответственный концерт...

Чтобы скоротать время в пути, «чижи» перепробовали все занятия: чайнворды-кроссворды, книжки, газеты-журналы, нарды, домино, карты, шашки-шахматы. Технический прогресс дополнил этот список мини-плеерами, ридерами и устройствами для просмотра DVD. «А что еще делать в поездах и самолетах?»

Кстати, на гастроли группа стала ездить, как правило, в двух купе: пьющее и непьющее. «Более того, купе пьющее, — говорит Чиж, — постепенно превращается в непьющее, что очень радует. Хотя люди между этими купе могут совершенно спокойно меняться».

Приезд, размещение. «Нас сразу встречают организаторы, — рассказывает Чиж. — Как правило, в каждом городе это одни и те же люди. Нас сажают в какие-то машины или в автобус. Грузим туда инструменты, садимся и едем. Обычно фэны караулят нас у гостиницы очень редко. Может, чересчур воспитанные, чтобы не ловить прямо с поезда... С завидным постоянством отличается Калининград, когда поклонники встречают прямо на перроне. Чрезвычайно приятно. Ну, иногда в гостинице ждут. Например, в Челябинске. Тоже приятно.

Заселяемся в гостиницу. В 94 году, когда мы начали ездить, я жил если не в люксе, то в одноместном номере, и все мои парни жили в одноместных номерах. Да нет, ничего не поменялось — те же гостиницы, то же питание, то же времяпровождение... (В январе 2005 года его поселили в номере старого корпуса гостиницы “Харьков”, где невозможно было даже принять с дороги душ.)

Потом завтрак какой-то легкий. Или ужин. Смотря в какое время прибываем. Обычно спускаемся в ресторан. В еде я неприхотлив, что дадут, то и съем. (“Ну было у нашей группы несколько случаев, — признался он журналистам, — когда мы там... вау! Х** осла с пером павлина, и под соусом. И такая, знаешь, блевотина — жрать нельзя. А всё, уже не перезаказать! Ну, выкидываешь всё в мусорку, и картошечки с селедкой...”)

А после жратвы начинается... — продолжает Чиж. — Обычно едем на пресс-конференцию. Потом на саунд-чек. После этого собственно концерт, ужин и... Если тур, то дорога. Или ночевка. А утром встаешь, садишься в автобус и свинячишь в другой город. Тут уже как тур будет составлен. Фактически города не видишь. Город для тебя — это четыре стены номера, радиостанция и “точка”».

Гримерка. Здесь обязательно должны быть махровые полотенца и минеральная вода. Ну и, конечно, какие-то закуски. Из газеты: «Да что нальют, то и пьем, — весело пояснил Чиж, закусывая коньяк бутербродом с колбасой». Отдельные члены коллектива предпочитают яблочный сок, кока-колу и чешское пиво.

Верстка концертной программы: «Обычно я парням доверяю: “Ребята, составьте примерный список песен”, — рассказывает Чиж. — Они мне всё расписывают. Иногда это помогает. Когда голова не работает. Смотришь и играешь. А когда есть настроение, буквально со второй вещи уходишь в сторону, и всё. Тут уже по обстановке...» Правда, всё чаще эта верстка исчерпывается одним-единственным вопросом Чижа: «С какой песни начинаем?..» Интересно, что начинает он, как правило, всё равно с другой.

Дополнительно Чиж оценивает материал с точки зрения тональности. Особо ценным он считает совет покойного Владимира Григорьевича Мулявина из «Песняров»: нельзя ставить две песни одной тональности рядом. Даже если одна в ре миноре, а другая в ре мажоре.

Концерт. Концерты «Чижа & Co» должны особенно любить местные бомжи. Наверное, поклонники ни одной другой группы не оставляют возле входа в концертный зал такого количества пустых пивных бутылок, жестянок, а также вполне еще приличных «бычков».

Концерты Чижа — это шутливая пикировка с залом (по настроению), хоровое пение «наизушных» хитов, танцы в проходах между рядами, «выскочки» из зала (пьяные, обкуренные и девушки с цветами), подарки (пиво, цветы, шампанское, мягкие игрушки, феньки и т. д.).

«Чижи» рубятся так самозабвенно, что практически ни один их концерт не обходится без пары-тройки лопнувших струн. Если учесть, что длина струны для электрогитары — больше метра, то чижовская строчка о «километрах оборванных струн» не такое уж сильное поэтическое преувеличение. Когда у Чижа «летит» струна, их действия с Владимировым отработаны и слаженны, как у пулеметного расчета: Чиж берет гитару Владимирова, а тот натягивает новую струну и настраивает его инструмент.

В отличие от «босоного мальчика» Лени Агутина, для которого отсутствие обуви было когда-то частью имиджа, и от гениального саксофониста Чарли Паркера по прозвищу Пташка, который разувался на концертах, потому что у него были больные ноги, Чиж выходил на сцену босиком потому, что ему было «просто жарко». Но в последнее время играет обутым. «А занозы?»

Никакого конферанса на концерте нет. Названия песен, их авторы не объявляются. Не по-рокерски. Обычно Чиж просто здоровается и сразу же начинает играть. Его реплики адресованы в основном звукорежиссеру (если тот, например, забыл включить звук аккордеону). Из газеты: «Он (Чиж) работает четко, профессионально и вдохновенно, не размениваясь на сюсюканье с публикой, предпочитая, чтобы его любили за талант и самоотдачу, а не за личное обаяние. И такая любовь бывает более прочной».

Иногда после бурных аплодисментов Чиж благодарит публику: «Спасибо... Спасибо большое!» На упрек, что он практически никогда не общается с залом, хотя там много тех, кто всю жизнь мечтал услышать от него пару человеческих фраз, Чиж резонно возражает: «Я считаю, что на концерте должна звучать музыка, а не разговоры».

Для общения на сцене у «чижей» сам собой сложился сленг, который помогает экономить время. Вместо того чтобы сказать согруппникам, что следующей песней они играют, например, «Урал байкер блюз», Чиж произносит: «УББ», а вместо «Она не вышла замуж» — «Еврей».

Открывается концерт, как правило, проверенными хитами.

— Помню, однажды я подряд выпулил три-четыре новых вещи, — говорит Чиж, — и понял, что они прошли совершенно мимо. Потому что второй или третьей песней ты должен сыграть хит. Обязательно. Чтобы народ не охладел, настроился на волну. Когда я был на питерском концерте Ринго Старра, я тоже ждал от него пару вещей. Ту же «Yellow Submarine». Если бы он ее не спел, то было бы уже что-то не то: да, классно, но какая-то незаполненность во мне всё равно осталась бы...

Заявки из зала иногда выполняются, чаще — игнорируются («Уже после первых песен зал начал требовать, как всегда, “Фантома”. Глупые, они забыли, что Чиж поет эту песню или первой, или последней»). Если его просят сыграть что-нибудь из совсем старого репертуара, он улыбается и ритуально сетует: «Да я и слов-то не помню...» Было время, когда девочки специально приносили ему на концерт распечатки «Ассоли», чтобы Чиж не мог отмазаться, что забыл текст.

Как и во времена «ГПД» и «РЛ», Чиж на концерте по-хорошему сдержан. Он не устраивает шоу: не скачет по сцене, не играет на гитаре смычком или членом, не прыгает в зал — его энергетика находит выход исключительно в музыке. В частности, в гитарных импровизациях, которые он так любит («Я же музыкант в первую очередь. Я говорю музыкой то, чего не могу сказать словами»).

— Мне дается квадрат или два квадрата, и первые два такта я еще держу в голове, а потом меня просто несет. Знаешь, как на доску встал и тебя понесло на волне. Виндсерфинг. Вот примерно такое состояние. Ведь что такое драйв, объяснить невозможно. Как невозможно, наверное, объяснить словами, что такое оргазм. Много писателей пытались это сделать, я читаю, и ни одно определение еще не торкнуло. Драйв, свинг — вот слова, которые не объяснить. Что такое любовь?.. Не знаю.

Длинные инструментальные импровизации, куда вставляются блюзовые, джазовые и прочие фишки, нравятся далеко не всем слушателям («Больше на гитарах играли, как бы соревнуясь друг с другом — кто лучше извратится»). Но это не вина, а беда публики, воспитанной не на джазе и блюзе, а на easy listening (легкой музыке для слушания). Поэтому Чижу особо запомнился концерт в Таганроге, когда после соло Романюка на бас-гитаре зал разразился восхищенными аплодисментами... Впрочем, есть подозрение, что такие номера, как и зажигательное соло ударника Игоря Федорова в «Вечной молодости», придуманы Чижом, чтобы он мог спокойно перекурить в это время за кулисами.

«На меня произвела большое впечатление их работа на сцене, — писал о концерте “Чижа & Co” человек, вовсе не относящийся к их поклонникам. — Не было ничего, что так характерно для многих зажравшихся метров, — работа вполсилы, демонстрация “снисхождения” к публике. Ребята работали. И не два часа, как ожидалось, а два с половиной».

Но обычно концерты группы длятся 1.20–1.30, в клубах — примерно час. «И, по-моему, вполне нормально, — говорит Чиж. — Мы выматываемся даже за полчаса. По-другому не имеет смысла».

Публика. На концерты группы приходят самые разные люди «от пятнадцати и старше». По половому признаку — пятьдесят на пятьдесят. Часто приходят целыми ватагами. (Как сказал один из фэнов: «“Чиж & Co” — это как водка. Пить ее лучше в теплой компании».)

Несмотря на то что ритм-н-блюз не самая популярная в России музыка, в зале всегда полно визжащих юных барышень. Чиж объясняет их восторг не только своим «животным магнетизмом»: «Это их неосознанная потребность в хиппизме. Они этого не застали толком, и, по-видимому, атмосфера внутренней свободы их с ума сводит, а у нас секс просто в воздухе витает... Сейчас официальная свобода есть, а внутренней нет».

На одном из киевских концертов девочки-фанатки поразили зрелых поклонников Чижа своей милой непоследовательностью: перед началом концерта скандировали «Чиж», потом — «Сережа», затем — «На х** ты нам нужен!..» Наверное, дело тут и вправду в нереализованной сексуальности.

Попадаются ли зрители, которые раздражают Чижа на концерте и мешают петь? «Дело в том, что я пою с закрытыми глазами и не вижу того, что происходит в зале...» Иногда поклонницам (и, как ни странно, поклонникам) приходится терпеливо выстаивать с букетами возле сцены и ждать, когда Чиж закончит петь и откроет глаза. Бывает, что с цветами на сцену их вообще не пускают, а особо отчаянных, которые рвутся напролом, хватает милиция или секьюрити, хотя Чиж всегда протестует против такого произвола.

Как изменилось поведение публики за эти годы? Очень мало. Везде так же орут, так же свистят, так же набиваются в гримерку, тырят со сцены каподастры, палочки у барабанщика, подбирают улетевшие со сцены медиаторы. Разница, пожалуй, только в том, что если в XX веке зал «подсвечивал» чижовским балладам, зажигая спички и зажигалки, то теперь он преимущественно размахивает горящими дисплеями мобильников. Что, конечно, отражает технический прогресс и радует пожарный надзор.

После концерта. Пальцы Чижа посинели дочерна, с трудом разгибаются, стерты до мозолей. Самое время отдышаться в гримерке, снять насквозь пропотевшую футболку или рубаху. В это время самые преданные поклонники скандируют под окнами или возле служебного входа: «Чиж!.. Серега, выходи!» — надеясь дождаться его и хотя бы немного пообщаться. Чаще всего Чиж оправдывает их чаяния: подписывает фотографии, компашки, плакаты, афиши, билеты, воздушные шарики, купюры, пачки «L&M» и просто чистые листочки бумаги, фотографируется на память, чтобы никто не ушел обиженным. Тульский фэн рассказал в Инете, как после концерта сунул Чижу видеокассету с просьбой: «Напиши что-нибудь...» Тот хмыкнул и написал: «Something. Chizh».

Если после концерта приходится возвращаться в гостиницу, заснуть сложно: адреналин всё еще гудит в крови. А тут новый вид сервиса — звонок с сакраментальным вопросом: «Мужчина, вы не скучаете?»

— Да ладно с вечера! С утра уже начинаются звонки. Это напрямую «Служба спасения». Как отношусь... Хорошо, что это есть. Это нормально. Кому надо, тот воспользуется.

Но договориться со жрицами платной любви (имеется в виду: отказаться от их услуг) гораздо легче, чем найти общий язык с теми же докучливыми поклонниками.

— Очень часто на мой сайт пишут письма: «А реально с вами попить пива?» Да, блин, реально. Абсолютно реально. Но не перед концертом. И не сразу после концерта, потому что... Ну оставьте меня, ребята! Давайте на следующий день приходите, посидим, попьем пива, нормально поговорим. И я часто так делаю. Я сказал однажды кому-то: «Приходите завтра». — «Ну вот, мы вас столько лет ждали, а вы такой недоступный...» — «Почему? Я нормальный парень, как все. Только дайте я отдохну, а завтра с утра приходите». — «А вы во сколько встаете?» — «Ну в девять, допустим». — «Хорошо, значит, в 9 часов мы уже у вас?» — «Ребята, — говорю, — посрать-то мне дайте хотя бы. Приходите в половине десятого». В восемь утра — стук в дверь: «Это мы пришли». И еще всю ночь звонили по телефону: «А приезжайте к нам! Мы вот тут сидим, пьем вино, есть гитара — приезжайте!» Типа посвингуем... И я даже не знаю что сказать людям. «Ребята, вы меня извините, я после концерта». — «Да ладно, чувак, ты же нормальный, ты же из нас!..» И вот тут я не знаю, как объяснить доходчиво... Я всякий раз теряюсь, я не знаю, что им сказать в ответ. Сказать то, что мне уже не шестнадцать лет, — тоже как бы вилы, неудобно. Хер знает... Я еще не придумал какого-нибудь шутливого и в то же время твердого отмаза, чтоб люди не подумали, что я их на х** посылаю. Потому что я никого не посылаю. Но почему они не могут войти в мое положение?

Не часто, но всё же случается, когда организаторы гастролей предлагают «чижам» устроить экскурсию по городу или какой-то отдых.

— Таких оттягов было не так много, на самом деле. Особым радушием отличаются владивостокские. Нормальные человеческие отношения. Можно ведь просто «накрыть поляну», принести икры, крабов. Но это скучно. В конце концов я могу купить всё это в магазине. А вот сплавать на остров Русский на катере — офигительно! Мы же раньше, как идиоты, в каждом городе ходили в сауну. В этом заключалась вся наша культурная программа. А вот, допустим, в Казани местные парни показали нам Кремль. Есть такие фишки. Очень хорошо... Но я не хочу клеветать на организаторов гастролей. Они, может быть, и рады предложить нам что-то такое, но у нас просто нет времени. Приезжаем в город, даем концерт. А утром встаешь и чешешь в другой город. Когда смотреть? Смотреть просто некогда.

Фестивали. В 2000 году на рок-фестивале в Раменском Чиж стал первым (и последним) из музыкантов, кому после концерта подарили цветы. С тех пор группа редко показывается на подобных мероприятиях, хотя, как считает рок-критик Сергей Степанов, «по моему твердому убеждению, фестивали такие для них и созданы».

Но нужно просто знать, как устроено большинство нынешних российских «вудстоков»: диски или клипы группы вроде бы бесплатно крутят на популярных FM-станциях или телеканалах, а группа, в свою очередь, должна бесплатно выступить на фестивалях, которые проводят эти «добрые самаритяне». То есть фактически музыкантам предлагается бартер. Кроме того, группа может заказать клип только у телеканала. Лишь в этом случае он гарантированно попадет в ротацию, поскольку будет сделан в нужном формате.

Чиж: «И на кой нам во всё это ввязываться? А с другой стороны, не знаешь, как ответить, когда масса людей, далеких от всей этой закулисной кухни, спрашивает: “А чё вас не было там-то?”»

Исключение он делает нечасто. Например, для питерского феста «Окна открой!». Здесь мнение Чижа совпадает с мнением его организатора Юрия Шевчука: смысл участия именитых групп в рок-фестивале заключается в том, чтобы перед ними выступила «молодая шпана», у которой нет денег на «раскрутку», но которая достойна того, чтобы публика ее увидела и услышала.

«Заказники». Если поклонники группы могут позволить себе пригласить ее на закрытое мероприятие (вроде юбилея фирмы), почему бы и нет? Однажды они даже летали на такое мероприятие в Сингапур. А в другой раз отец юного поклонника Чижа пригласил группу сыграть на выпускном вечере сына. Женя Баринов вспоминает, как на одном крутом «заказнике» под Москвой он бросил со сцены взгляд и обомлел: Пугачева с Айзеншписом танцевали под «Перекресток»... Но «чижи» никогда не играют на вечеринках, проходящих под девизом «Сыграни мне, братан, блюзец!».

«Деньги здесь играют вторую роль, отнюдь не главную, — говорит Чиж. — Если людям нравится, значит я делаю что-то хорошее, значит они ещё не до конца подонки. Значит я должен идти и играть».

Как оценивает свои концерты. Как музыкант. По звуку. «Для меня важно, как звучит музыка. После этого уже идет и энергетическая отдача. Вообще тут всё взаимосвязано. Я иногда снимаю шляпу перед слушателями, когда из колонок льются помои из-за плохой аппаратуры. Иногда приезжаешь в город, а аппарат совсем хреновый. И думаешь, как можно на этом играть? Хочется бросить и уйти. Останавливает одно: зритель. В чем он виноват? Он пришел на свою любимую группу, а организаторы не обеспечили качество звука или зал вообще не приспособлен для концертов».

Где больше всего нравится выступать. На этот же вопрос Андрей «Худой» Васильев, играющий в нынешних «Разных людях», ответил: «Расстояние до Господа Бога одинаковое — что из квартиры, что со стадиона». Звучит красиво. Но Чиж признается, что чувствует себя уютнее в маленьких залах, где играешь, как у друзей на кухне.

— А когда мы впятером стоим на стадионе, мы только между собой и общаемся. А этого мало. Нужен какой-то отклик. Когда ты в бинокль смотришь на зрителя — это, конечно, срань. И если я кого-то вижу метрах в десяти, пусть он даже фотограф, который пробрался через кордоны, тогда я, естественно, работаю на него, а не на тех, кто за горизонтом.

Группа стала всё чаще отказываться играть в цирках и на больших стадионах (Морозов не случайно соотносил слово «стадион» со словом «стадо»). «На мой взгляд, — говорит Чиж, — в цирке должны выступать клоуны и звери. Он для того и цирк. Согласись, футболисты не приходят играть в футбол в концертный зал. Почему мы должны это делать?»

В родном Питере «Чиж & Co», как правило, дает большие концерты не чаще чем раз в полгода. Это своего рода баланс, который надо соблюдать, чтобы не надоесть.

Что касается географии гастролей, то тут особых предпочтений нет. Разве что климатические: «Я, например, не переношу жару. В Сингапуре еле выжил, Израиль меня не раз пытался доконать — где больше двадцати, мне кирдык наступает. Мне, чем холодней, тем лучше».

Где еще не играл. В 1999 году ему подарили... кусок Луны. Вот там Чиж еще не играл.

Где хотел бы сыграть. «Я бы хотел сыграть в Ленинградском рок-клубе, которого, увы, больше нет...»

Как сказала одна журналистка, «Чиж — настоящий музыкальный эксгибиционист: сам тащится на сцене и тащится от того, что зал тащится, видя, как он тащится».

«Во мне остались еще те ощущения, — отвечает Чиж, — которые я получил от первого общения с залом. Самые прекрасные ощущения».

Coda: «На дороге не прощаются»

Журналисты не устают удивляться: вот уже несколько лет «Чиж & Co» практически не показывается на центральных телеканалах, радиостанциях и раскрученных рок-фестивалях, не снимает клипов, не записывает новых альбомов и не готовит новых концертных программ. Как же группа умудряется оставаться на плаву? И почему она не только не растеряла своих поклонников, но даже приобрела множество новых? Почему она так беззастенчиво попирает законы шоу-бизнеса?

«На самом деле нас кормит не шоу-бизнес, — мог бы ответить Чиж, — нас кормит публика».

И это чистая правда. Достаточно зайти на сайт группы и посмотреть график ее ближайших гастролей. Если люди платят за билеты свои кровные рубли (гривны, доллары, шекели и т. д.), значит они хотят слышать и видеть только тех артистов, которые по-настоящему им нужны.

А литавры славы, развес колоколов Чижа абсолютно не волнует: востребованность группы практически не зависит ни от критических, ни от хвалебных статей — только от народных симпатий. «Ну а то, что нас реже стали по телевизору показывать... Так Бориса Борисовича Гребенщикова тоже не так уж часто показывают, но он ведь не стал от этого хуже».

— Время показало, что слава Чижа в середине 1990-х не была раздута, — считает шеф «SoLyd Records» Андрей Гаврилов. — Но если вы посмотрите на тех, кто сегодня в моде, будь то по альбомам-бестселлерам, будь то по стадионным концертам, то эти группы меняются. Это зависит от изменчивости публики, которой нужно всё время что-то новое, а отнюдь не от достоинств — музыкальных или не музыкальных — конкретного персонажа. Это просто лунные приливы и отливы популярности.

И, конечно, такие «отливы» — всего лишь повод лишний раз вспомнить всем известные строчки: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, / Пусть лучше он прогнется под нас».

— Чиж — это человек, который органически влюблен в свою музыку, — говорит «великий и ужасный» Михаил Козырев. — И никакими веяниями и маркетинговыми посылами его с этого не сдвинешь, хотя он в течение уже довольно длительного периода исчез из эфирного пространства. Ну, во-первых, ему по х**. А во-вторых, он такой, какой он есть, и ты его или принимаешь, или не принимаешь. Но слабо можно поверить, что завтра он принесет на радио хип-хоп трек хотя бы в порядке эксперимента.

Чиж действительно по-прежнему прочно прикреплен к своему ритм-энд-блюзовому гнезду. Словно давая зарок верности, он даже набил на правом плече очередную татуировку в виде слова «Blues». (При этом Чиж решительно уклоняется от похвал и сравнений: «Лучшего блюзмена не существует — это абсурд. Музыка — это не спорт».)

Кто-то заметил, что поп-артисты с возрастом выглядят смешно и чуточку жалко, а вот блюзмены стареют красиво, достойно. Как тот же Би Би Кинг. Или Клэптон.

«Или Чиж», — нескромно добавим мы.

Один из поклонников поделился своими впечатлениями после юбилейного концерта в честь его 45-летия: «Смотришь — и понимаешь: возраст — лишь глупые цифры, которые пытаются подчинить себе человека». На интернет-вопрос Марии из Перми, на сколько лет он себя ощущает «не по паспорту», Чиж ответил: «Иногда мне кажется, что лет на 30, иногда — на 3... Фиг знает...» Собственно, есть замечательный анекдот на эту тему: сын подходит к отцу-рокеру, который играет на кухне на гитаре, и спрашивает: «Папа, а ты, когда вырастешь, кем будешь?» Говорят, когда этот анекдот рассказали Гребенщикову, он заплакал...

Музыканты, конечно, циничный народ, но, несмотря на все свои грехи, — большие дети. И, как и все дети, по-своему святы. Принявший православие французский священник Оливье Клеман писал: «В святом очень глубока радость. Но живущая в нем радость делает его еще более чувствительным к боли другого, и он способен взять на себя эту боль и, может быть, смягчить ее, утешить и научить других вкусу к жизни. Я не знаю, так ли это в России, но во Франции, как мне кажется, самый распространенный грех — это то, что у людей нет силы жить, мужества жить. Они очень часто впадают в уныние, они грустны. И святой — это тот, кто открывает человеку, насколько он любим Богом, и возвращает ему смелость жить».

Наверное, именно поэтому Господь поощряет музыкантов: без его божественных толчков не было бы их лучших песен. «Они от сердца идут, — говорит Чиж. — А как они туда приходят, я не знаю. Потому как если бы я знал, каким образом они туда попадают, поймал бы себя на какой-то примете, вот, мол, я это сделал, и песня написалась. Ребята, я только бы это и делал, что вызывал эту примету... Я пробовал писать без того, чтобы сверху что-то приходило. Борис Борисыч так умеет. Я нет. И потому он гений».

Ему давно уже не нужны допинги, стимулирующие процесс сочинительства (рок-н-ролльный образ жизни — другое дело). Свой самый сильный «глюк», говорит Чиж, он вообще поймал на абсолютно трезвую голову. Это произошло, когда их «компания» возвращалась с гастролей через белорусский город Жлобин. Как оказалось, зарплату рабочим местной фабрики выдавали готовой продукцией, мягкими игрушками, которые они активно пытались продать пассажирам проходящих поездов. «Я проснулся, — рассказывал Чиж, — посмотрел в окно, обалдел и отправил другу sms: “Еду в поезде. За окном идут слоны, крокодилы, жирафы и медведи разных цветов и размеров”. Ответ пришел сразу же: “Нарколог вылечит, не бойся, приезжай”...»

Не исключено, что, когда Чижу стукнет полтинник, в Москве подпишут указ о награждении его какой-нибудь медалью (или бери выше — орденом). На этот случай у него остался с последней свадьбы костюм и белая рубашка с галстуком. «Заигрывание власти с рокерами? И пусть заигрывают, и я бы не отказался, пошел бы и получил, я что, идиот? У них там награждают, вот Бобу Дилану недавно вручили какую-то докторскую степень по литературе. Да запросто! Леннон ордена швырял? Один только и швырнул, другого ему никто не дал. Молодой был, горячий...» На резонный вроде бы вопрос журналиста, а как же священная ненависть рокеров к власти, Чиж ответил: «Счастье не зависит, кто у власти и кто к ней придет потом. Весна, как она наступала, так она и наступает. И вдохновляет на творчество».

Кстати, о творчестве. В канун 15-летия группы Чиж перестал игнорировать самый ненавистный для него вопрос журналистов и поклонников: «Когда же наконец выйдет ваш новый альбом?»

«Скоро, — отвечает он. — Альбом практически готов. Там подобрались очень мелодичные и красивые песни». В общем, говоря словами сэра Пола Маккартни: «Вы хотите знать, каким он будет? Всё, что я могу сказать, — это “роскошный удар”. Следите, ребята, за его левой — в ней спрятана бритва!»

Что будет потом? Снова в дорогу, снова играть концерты из старых и новых вещей. Не случайно талисманом «Чижа & Co», песней, которую они не играли всего на двух или трех концертах, является вовсе не «Перекресток» и даже не «Фантом», а «Дополнительный 38-й» — вечная молодость рельсовых строк. («Слава Богу, у меня еще хватит сил — в конце концов, я еще не старик».)

В фильме «Crossroads», говорит Чиж, есть шикарная фраза, брошенная вскользь, но имеющая глубокий смысл: «На дороге не прощаются».

Что ж, не будем прощаться, Чиж.

Доброго тебе пути, хотя он наверняка будет непростым.

Но, как известно, «легкие пути не ведут в места, куда стоит добраться».

Ты ведь и сам об этом знаешь...

Санкт-Петербург, 1999–2009