У современной исторической науки есть серьезный недостаток: предельно узкая специализация не только по столетиям, но даже по отдельным четвертушкам какого-либо столетия, не только по крохотным княжествам, но по отдельным вовсе уж мелким аспектам жизни этих самых крохотулечек. А потому не редкость, когда человек становится кандидатом или даже доктором исторических наук за сочинения вроде: «Конские подковы в Рязанском княжестве второй половины XII в.» или «Сапожники в графстве Артуа первой трети XIII в.». Честное слово, я не особенно и преувеличиваю. Мне лично известен субъект, ставший кандидатом наук за диссертацию об отщепах — крохотных каменных кусочках, отлетавших от орудий первобытного человека при их, орудий, изготовлении. Это примерно то же самое, как стать кандидатом математических наук, накропав работу «К вопросу о свойствах таблицы умножения». Но у историков, как не раз говорилось — свои понятия…
Что любопытно, порой эта узкая специализация из недостатка превращается в откровенное достоинство — с точки зрения циничного ниспровергателя основ вроде вашего покорного слуги…
Поясню, что я имею в виду. В фундаментальных, основополагающих, так сказать, трудах по истории «древней» Римской империи будет, голову можно прозакладывать, кратенько написано что-нибудь вроде: «Варварские орды готов разграбили Рим», «Дикие гунны опустошили римские провинции», «Галлы, обитатели диких лесов…» И все, не более того.
А вот историк, занимающийся исключительно галлами, готами или древними германцами, сплошь и рядом просто-таки вынужден не повторять вышеприведенные канонические фразы, а подробнейшим образом описывать, как жили его подопечные, чего достигли, что умели. И картина открывается поразительная…
Решительно перестаешь понимать, где цивилизованные народы, а где «дикари». Потому что как-то само собой получается, что не «древний Рим» служил маяком цивилизации и родоначальником прогресса, а как раз те самые «дикари»…
Судите сами. Я уже упоминал о военном флоте галлов, превосходившем римские галеры. Теперь нелишним будет уточнить, что у галлов была своя денежная система, а кроме укрепленных городов, они построили еще и обширную сеть крайне удобных дорог (по которым и чапали браво доблестные легионы Цезаря). Мало того, именно «кельты», то бишь галлы, изобрели вместо прадедовской сохи более совершенный плуг — дышло на двух колесах и мощный железный лемех. Именно у галлов его и заимствовали «передовые» римляне.
С бронзового века люди жали серпом — но опять-таки именно в Галлии была изобретена коса, орудие гораздо более производительное. После чего римляне… см. выше.
Из одной ученой книги в другую кочует изображение римской жнейки: бык толкает перед собой двухколесную тележку, передняя часть которой снабжена зубьями, подрезающими колосья, падающие в «бункер»…
Это — галльское изобретение! Гораздо позже перенятое римлянами.
Горнорудное дело поставили в Европе опять-таки галлы, первыми начавшие добывать железо. Даже прозаические, но столь нужные в крестьянском хозяйстве бочки придумали они же. Италийцы первое время хранили все жидкости исключительно в амфорах из обожженной глины — а галлы изобрели гораздо менее хрупкие, гораздо более удобные в обращении и гораздо более простые в изготовлении бочки из тонких дощечек, скрепленных обручами…
За галлами, безусловно, и приоритет в изготовлении и использовании всевозможных телег и повозок. Все их разновидности придумали галлы, а римляне только заимствовали.
Основных разновидностей римских повозок четыре: «кар-рус» — большая грузовая телега, которую в России позже называли «ломовая»; «реда» — легкая и быстрая четырехколесная «бричка»; «карпентум» — двухколесная повозка, нечто вроде арбы; «эсседум» — боевая двухколесная колесница.
Все эти термины совершенно официально признаются заимствованными из галльского — а значит, галлы все это разнообразие и придумали первыми.
Так кто же кого учил и кто был дикарем на самом деле? Вполне возможно, дойди до нашего времени галльские библиотеки, ответ отличался бы от общепринятого ныне. Но очень уж старательно Цезарь их изничтожал, а потому ни единого галльского документа не сохранилось, вот и вышло, что победил тот, кто лучше владел не технологиями, а пером…
В III–V вв. от Р.Х. Европа, согласно воззрениям традиционных историков, представляла собой рай земной для непуганых варваров. По европейским просторам, едва успевая сменять друг друга, носились неисчислимые орды дикарей, направо и налево крушивших все достижения высокой цивилизации, какие к тому времени успели создать римляне. Дикие племена готов, вандалов, гуннов и прочих визиготов — сущие питекантропы, разве что на коняшках! — чуть ли не зубами грызли прекрасные статуи, жарили конину на кострах из рукописей, устраивали конюшни в христианских храмах и творили массу других непотребств. Поскольку были дикими, как африканские бабуины, и не имели другой задачи, кроме как уничтожать достижения цивилизации, чтобы, вот совпадение, было потом на кого свалить их отсутствие…
Но, если обратиться к тем самым «специализированным» источникам, то предстает совсем иная картина. Качественно иная. Вместо череды «варварских нападений на Рим с разграблением оного» явственно вырисовывается что-то другое. И больше всего это похоже не на разбойное нашествие, а на гражданскую войну, сплошь и рядом с религиозной подоплекой — как, скажем, в XVI веке во Франции…
Можно удовлетвориться мимоходом прочитанной фразой: «вождь племени готов Аларих захватил и разграбил Рим». А можно и углубиться… Что же мы тогда увидим?
В первую очередь выяснится, что помянутый Аларих — не злокозненный пришелец, а высокопоставленный офицер римской армии, в переводе на современные звания — не менее чем генерал. Подчиненные ему части состоят и правда большей частью из готов, но это опять-таки римские воинские части.
Во-вторых, Аларих — христианин арианского направления. И, пребывая на римской службе, он довольно долго занимается экспедициями, которые так и подмывает назвать «крестовыми походами». Именно Аларих методично и старательно во главе своих войск уничтожает в Греции языческие святилища — а те храмы, что оставляет в неприкосновенности, превращает в христианские церкви. И только через пятнадцать лет подобной деятельности Аларих занимает своими войсками Рим.
Именно такое слово более уместно для происходящего — потому что не пришедшее из диких степей войско дикарей захватывает Вечный Город. В него входят части римской армии под командованием римского генерала. Грабеж, беспорядки, буйства, безусловно, имеют место быть — примерно такие, каких и следует ожидать во время любого военного мятежа. Прелюбопытнейшая деталь: когда началась заварушка, римляне массами, прихватив детей и ценности, кинулись спасаться в храм св. Петра на Ватиканском холме. Аларих, как христианин, не позволил ни одному своему готу войти внутрь. Плохо вяжется с традиционной картиной варварского набега, не правда ли?
Не менее интересна история начальника Алариха, вандала Стилихона («вандал» в данном конкретном случае — не обидная кличка, а указание на национальную принадлежность). Такой же арианин, как и Аларих, Стилихон в качестве первого министра активнейшим образом занимается христианизацией Рима. Издает указ о разрушении языческих святилищ, после чего язычники устраивают бунт, и перепуганный император указ отменяет. Но Стилихон уже своей собственной волей жжет главные римские языческие святыни, за что его чуть позже «проязыческое» лобби и подведет под смертный приговор по надуманному обвинению.
Странные «дикари», не правда ли? В первую очередь озабочены не разбойными набегами, а утверждением христианства. Кстати, когда к Риму приблизились настоящие внешние супостаты, войско Радегая,[5] то отбивал его тот же Аларих.
В общем, «захваты Рима варварами», если исследовать их подробно, гораздо больше похожи на солдатские мятежи — а это, знаете ли, совсем другое… Из-за того что в гражданской войне во Франции XVI в. участвовали отряды иностранных наемников — швейцарцев и прочих валлонов — никто не называет происходившие там события «нашествием варваров». Обыкновенная внутренняя замятня…
Дальше — больше. «Всем известно», что в 476 году «вождь племени германцев Одоакр» низложил последнего римского императора Ромула Августа. Это — поверхностное изложение, а реальные события гораздо сложнее и интереснее.
Вовсе не «вождь дикого племени» ворвался в Рим нежданно-негаданно и злодейским образом сверг юного императора. Одоакр (то ли германец, то ли славянин) — еще один высокопоставленный римский военачальник. А Ромул Август — император, говоря современным языком, совершенно нелегитимный. Его папенька, римский генерал Орест, в один прекрасный день взял да и сверг законного императора Льва Первого, а на опустевший трон непринужденно усадил собственного сыночка. Тут и появился Одоакр…
Каковой, обратите внимание, соблюдает существующее законодательство. Он не с мечом наголо врывается в покои самозваного императора, а собирает римский сенат и с соблюдением всех юридических процедур отменяет саму Западную Римскую империю. Сенат после мягкого и ненавязчивого внушения Одоакра принимает официальное решение, что с императорской властью в Риме отныне покончено раз и навсегда. Она именно что отменяется. Регалии императорской власти — диадему и пурпурную мантию — Одоакр не в кости проигрывает и не любовницам дарит, а отсылает в Константинополь со всеми сопроводительными документами…
Интересные дела? Быть может, правы те, кто утверждает, что старше как раз императорская власть Константинополя? Вполне можно предположить, что заигравшиеся с сепаратизмом римляне решили тоже сделать все, как у больших, в темпе провозгласили собственного императора (чтоб не хуже, чем в Царьграде), но тут появился Одоакр и восстановил статус-кво…
Что любопытно, арианин (ну не язычник же!) Одоакр был весьма близок со святым Северином, известным и почитаемым отшельником и прорицателем (о нем подробнее — чуть позже). Правда, в биографии Одоакра числится один-единственный откровенно антицерковный поступок: в 477 году его дружина напала на город Ювава (нынешний Зальцбург) и убила св. Максима вместе с пятьюдесятью учениками. Но это — именно что уникальный пример. А потому тут следует заподозрить какую-то внутрицерковную разборку. Примеров достаточно. В свое время в Новгороде по приказу Ивана Грозного опричники убили митрополита Филиппа — но это вовсе не означает, что Грозный был «языческим вождем», боровшимся против христианства. Дело там было чисто политическое…
Кстати, надгробная надпись на гробнице св. Максима, сделанная в XVI веке на основании какого-то более древнего, утраченного образца, сама по себе чертовски интересна. В ней утверждается, что в составе дружины Одоакра были готы (которым вроде бы полагалось уже как пару сотен лет «исчезнуть»), русины, а также мадьяры (унгары), которым вроде бы еще не полагалось обитать в Европе…
Вот, кстати, о готах. Вопреки канонам традиционной истории, они упрямо отказывались «исчезать» и, очень похоже, представления не имели, что их кто-то «вытеснил». «Исчезли» они исключительно на страницах скалигеровской истории, а в реальности еще многие сотни лет преспокойно обитали в Европе. Готы «исчезли», как вещают скалигеровцы, якобы в VII веке от Р.Х. — тем не менее четыреста лет спустя чрезвычайно распространяется новый архитектурный стиль, который так и именуется — «готический». Объяснения на сей счет традиционных историков, конечно же, смехотворны: мол, в поисках названия для нового стиля вспомнили невзначай, что четыреста лет назад в этих местах обитали некие готы, вот и назвали в их честь новую архитектуру… Прикажете в это верить? Скорее уж готический стиль потому так и назван, что внедряли его в жизнь сами готы. Преспокойно, повторяю, обитавшие на севере Европы. На протяжении всего Средневековья «готами» именуют шведов. Еще в XVII веке титул шведского короля звучит как «король Шведский и Готский»…
Кстати, и король тех самых вандалов, чье имя стало нарицательным — Гейзерих, взявши Рим, опять-таки не трогал христианских храмов. Держался он, конечно, не ангелочком, но все же особого «вандализма» не допускал. Словечко это запустили в оборот гораздо более поздние книжники, жившие через сотни лет после событий…
Странное дело с этими «варварами». Сплошь и рядом, что ни возьми — обнаруживается, что именно они, по примеру галлов, форменным образом цивилизовали Римскую империю — и никак не наоборот…
Уже упоминалось, что металлургию, повозки и многое другое римляне откровенно заимствовали у кельтов-галлов. Появление в римской армии железных мечей и доспехов — не собственные усилия, а результат германизации означенной армии. Да что там, даже пряжки на поясах римских офицеров передают… «излюбленные мотивы германского искусства».
Вот, кстати, о германском искусстве. Широко известны так называемые «моркенские» шлемы — передовой для своего времени воинский защитный головной убор. Довольно сложное изделие: склепано из отдельных железных полос, прикрепленных к основе-обручу, снабжено железными нащечниками, клепаной железной маской и кольчужной плетенкой для защиты шеи, покрыто позолоченной бронзой и отделано кожей. Единицы таких шлемов попадаются на территории Римской и Византийской империй, а большинство — как раз из погребений «варваров». Так чьи технологии были выше?
Что до самого мирного искусства, ювелирного, то и здесь, оказывается, «варвары» опережают «цивилизованные» народы. Без особого труда, копаясь в исторической литературе, наткнешься на фразы вроде: «варварская» художественная работа по металлу… «осталась непревзойденной вплоть до эпохи Возрождения»! Оказывается, что даже стиль «варварских» изделий стал основой для всех прочих стилей европейского искусства в последующие столетия. Сплошь и рядом для приличия делаются надлежащие оговорки: мол, варваров «вдохновило» римское искусство — но тут же приводятся примеры самобытных технологий и изображения изделий, далеко позади оставляющих римские. По сравнению с «варварскими» достижениями римская «ювелирка» выглядит донельзя убого, в чем нетрудно убедиться, ознакомившись с солидными энциклопедиями и трудами по искусству.
И наконец, о гуннах, вокруг которых тоже нагромождено немало безответственных фантазий и примитивной лжи…
Гунны, пришедшие из Азии, создали государство от Кавказа до Эльбы, которое, как легко догадаться, «государством» в европейской историографии называется разве что из вежливости. Разумеется, это была всего лишь «территория», контролируемая «дикими племенами», которые в конце концов, вот наглость, возымели намерение ворваться в Европу… Словом, очередные «кочевники», буквально на прошлой неделе по недоразумению лишившиеся хвостов…
Вот как изящно обрисованы гунны в рассказе Артура Конан Дойля, который так и называется — «Нашествие гуннов»: «Короткая сутулая фигура, большая голова совсем без шеи… человеческое тело, похожее на бесформенный узел… Это был очень короткий и очень толстый человек с очень смуглым лицом… Маленькие глазки сидели глубоко и казались черными отверстиями в тяжелом, плоском, безбородом лице. Ноги были короткие и очень кривые, так что он неуклюже переваливался на ходу… омерзительная, втянутая в плечи голова…»
Этакая, надо полагать, мерзость! Словно и не человек вовсе…
В одном из энциклопедических словарей я с превеликим удивлением прочитал о гуннах: «…кочевой монгольский народ». Поскольку в предисловии к словарю значилось, что составлен он «на основе» знаменитой английской «Карманной энциклопедии Хатчинсона», я поначалу решил, что это отечественные издатели столь творчески развили и дополнили первоначальную британскую основу.
Снял с полки «Хатчинсона». Увы, никакой отсебятины, у англичан в оригинале то же самое: «…кочевой монгольский народ». Вот откуда берет начало творение сэра Артура…
Приглашаю читателя вдумчиво изучить приведенное изображение «стандартного» гунна, научным образом воссозданное по черепу профессором М. М. Герасимовым (см. иллюстрации). Легко догадаться, что к монголам и вообще к монголоидной расе этот человек не имеет ровным счетом никакого отношения.
Впрочем, англичане не сами придумали все эти монструозные описания. Они просто-напросто чересчур уж увлеченно читали сочинение офицера римской армии и историка Аммиана Марцеллина. В свое время сей достойный муж сражался с гуннами, был чувствительно бит, а потому, надо полагать, отвел душу посредством пера и чернил. В точности так, как поступали гораздо позже битые вермахтовские генералы, смачно живописавшие, как на их культурно оборудованные позиции накатывались орды «монголоидных дикарей» в пилотках с красными звездами…
Ну не любит Марцеллин гуннов за все прошлое, чего уж там! Можно представить, как он на старости лет мстительно хихикал и ядовито ухмылялся, выводя строчки. Гунны у него — маленькие, кривоногие, большеголовые уроды, которых можно принять скорее «за двуногих зверей», чем за людей. Одеты они в шкуры «диких крыс» (быть может, сусликов или сурков?), и эта одежда «снимается или заменяется другой не раньше, чем она расползется в лохмотья от долговременного гниения».
С едой, конечно же, обстоит самым дикарским образом: «Они так закалены, что не нуждаются ни в огне, ни в приспособленной к вкусу человека пище; они питаются корнями диких трав и полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бедра и дают ему немного попреть».
Ну что же, бывает и хуже — средневековые европейские авторы всерьез уверяли, что воины Чингисхана горстями лопают вшей, а из мяса предпочитают долго пролежавшую падаль…
Естественно, земледелия гунны не знают: «никто у них не пашет и никогда не коснулся сохи». Домов у них, конечно же, нет, а сплошь и рядом и шатров не имеется — по Марцеллину, гунны не только пьют и едят в седле, но и спят верхом на коне, из ночи в ночь (между прочим, ни у одного из азиатских народов столь идиотской привычки как-то не отмечено).
Поскольку гуннское государство вобрало в себя множество самых разных народов, нельзя исключить совсем, что среди гуннских воинов и в самом деле попадались личности довольно экзотического облика, вроде описанных Марцеллином. Но чистокровные гунны выглядели совсем иначе.
Потому что были тюрками, то есть людьми вполне европейского облика, ничуть не похожими на монстров. В византийской рукописи 572 г. есть многозначительная оговорка: «Гунны, которых мы обычно называем тюрками».
Следует упомянуть, что Марцеллин никогда не бывал в самом царстве гуннов — тем ценнее свидетельства человека, который видел собственными глазами жизнь и быт гуннов. И имел все условия для неспешных наблюдений — поскольку не воевал с гуннами, а ехал к ним в составе дипломатической миссии.
Речь идет о знаменитом Приске Панийском (иногда его именуют еще Приском Фракийцем), преподавателе ораторского искусства из фракийского городка Пания на побережье Мраморного моря. В 448 году видного сановника византийского двора Максимина отправили послом к Аттиле. Максимин пригласил Приска поехать вместе с ним, и тот из любопытства согласился. По крайней мере, так пишет сам Приск. Никак нельзя исключать, что этот мирный книжник, «ритор и софист», был попросту византийским разведчиком — очень уж он внимателен, точен и подробен в наблюдениях для обычного кабинетного интеллигента. В те времена, как и теперь, трудно было попасть в состав дипломатической миссии «просто так», по приглашению знакомого, пусть даже высокопоставленного. А вот разведка уже тогда стояла на высокой ступени развития. И уж мы-то прекрасно знаем, сколько таких вот книжников оказались «искусствоведами в штатском».
Впрочем, это третьестепенная тема, не имеющая отношения к главной. Даже если Приск и был разведчиком, его тем более следует поблагодарить за прекрасный отчет о поездке.
К слову сказать, это посольство связано с весьма захватывающей, прямо-таки детективной интригой, ничуть не уступающей современным шпионским романам. Византийский император Феодосии Младший как раз спланировал покушение, в результате которого Аттилу должны были убить. В этом заговоре якобы принимал самое живое участие посол Аттилы в Константинополе Эдекон — который на самом деле был «двойником» и старательно сообщал Аттиле обо всем, что творится при императорском дворе.
Насколько можно судить, никто из членов посольства не знал, что за методы «активной дипломатии» плетутся за их спинами — но Аттила-то прекрасно был осведомлен. Посольство тормознули на дальних подступах, и посланцы Аттилы заявили: ежели византийцам нечего сказать, кроме того, что содержится в грамоте, которую они привезли, то они могут убираться восвояси. Другими словами, Аттила уже знал заранее, что написано в грамоте, которую послы везут. Не триллер ли?
И вот тут-то почтенный Приск начинает действовать так, что лишь укрепляются подозрения в его работе на византийскую разведку. Именно этот «книжный червь», а не официальный посол, как-то ухитрился уговорить сановника Аттилы все же позволить посольству увидеться с царем гуннов. Приск упорно твердит, что при посольстве он оказался чисто случайно, но из его же собственного рассказа недвусмысленно вытекает, что он точно играл при после ту же роль, что некогда «прикрепленные» из КГБ при спортивных командах. Очень уж шустер…
Но оставим шпионские страсти и перейдем к рассказу Приска. Какой же перед ним предстала страна, жители которой якобы всю жизнь щеголяют в одежде из мышиных шкурок, с коня слезают в исключительных случаях, землю не пашут, жилищ не строят?
Гуннские послы и точно вели в свое время переговоры с римлянами не спешиваясь, а оставаясь верхом — но, как следует из текста, это, скорее всего, способ проявить собственное достоинство и не более того. Еще веке в семнадцатом русские посланники в Персии и Турции упрямо отстаивали привилегию доезжать верхом до самых ворот резиденции шаха или султана, а не проделывали этот путь пешком, чтобы «не было бесчестья государеву имени». Многозначительная аналогия, кстати, но и об этом — позже…
Так вот, у гуннов есть самые настоящие селения, и немало. Их дома Приск именует «хижинами», но это может означать лишь то, что они меньше тех, которые книжник привык видеть у себя в империи. Во всяком случае, это именно постоянные дома. Когда поднялась «страшная буря с громом, частыми молниями и проливным дождем», снесшая шатер византийцев, хижины нисколько не пострадали.
Далее. Гунны все же занимаются земледелием, сеют просо и ячмень, из которого делают какое-то питье. Судя по тому, что византийцев они угощали речной рыбой, у них есть и рыбаки.
А вот и столица — «огромное селение». Логично было бы предположить, что «дикий степняк» живет в шатре, как ему и положено (если только не проводит ночи, похрапывая на коне). Ничего подобного: Аттила обитает во дворце.
Дворец «был, как уверяли нас, великолепнее всех дворцов, какие имел Аттила в других местах». Значит, дворцов у гуннского царя много. «Он был построен из бревен и досок, искусно вытесанных, и обнесен деревянной оградой, более служащей к украшению, чем к защите».
В другом варианте дошедшей до нашего времени рукописи Приска его впечатления изложены даже подробнее: «Мы приехали к лежащему недалеко селению, где пребывал царь Аттила; это селение походило на огромный город, в котором нашли мы деревянные здания, построенные из тесаных досок, которые соединены были в такую сплошную массу, что едва можно было разобрать их швы. Там были просторные столовые и изящно расположенные портики. Двор был очень пространен, для того чтобы самая его обширность свидетельствовала о царском дворе».
Между прочим, Аттила и его гунны для описанных Приском мест не аборигены — они туда пришли несколько десятилетий назад… и определенно принесли с собой традиции своей недалекой страны, в том числе деревянное строительство (которое никак нельзя объявить заимствованным у византийцев, потому что те как раз из дерева не строили). Как видим, у гуннов была потребность жить именно в домах, они и на новом месте выстроили себе дворцы, причем довольно мастерски — есть, стало быть, и мастера, и опыт.
Рядом — дворец Онигисия, одного из приближенных Аттилы: «После дома царского самый отличный был дом Онигисиев, также с деревянной оградой; но ограда эта была не украшена башнями, как Аттилина».
Неподалеку — большая баня, в которой и сам Онигисий, и его семейство испытывают, надо полагать, настоятельную потребность. Аборигены, покоренные гуннами, бань как раз не строили — и Онигисию пришлось возить камень издалека, а потом приглашать и строителя. После таких подробностей плохо верится в «одежды из диких крыс», истлевающие на теле. Значит, есть традиция регулярного и частого мытья в бане — и вряд ли только у гуннской высшей аристократии, ведь на Руси не одни князья с боярами каждую субботу хаживали в баню, но и последние землепашцы…
Сразу же по приезде в столицу у Приска состоялась любопытнейшая встреча — ему попался человек, одетый как натуральнейший гунн, но говоривший по-гречески не хуже приезжего. Причем одет этот загадочный субъект очень даже роскошно…
Оказалось, типичный невозвращенец, если пользоваться терминами двадцатого века. Биография примечательная!
При взятии гуннами очередного города этот эллин угодил в плен и по обычаю был отдан в рабство — тому самому «первому министру» Аттилы Онигисию. Рабство, впрочем, оказалось не особенно обременительным: во время очередной войны грек вместе с гуннами, как равный, отправился в поход, отличился в сражениях против римлян и неких «акациров», отдал всю военную добычу своему хозяину, после чего преспокойным образом получил свободу, женился на гуннской девушке, завел дом, детей и хозяйство.
И возвращаться домой отказывался напрочь, поскольку… гуннские обычаи устроены не в пример справедливее, нежели в Византийской империи. Византийцы терпят многочисленные обиды от власть предержащих: налоги до того чрезмерные, что после приезда сборщиков податей разоряются не только целые деревни, но и города. Законы имеют равную силу не для всех, «если нарушающий закон очень богат, то несправедливые его поступки могут остаться без наказания, а кто беден и не умеет вести дел своих, тот должен понести налагаемое законом наказание, если не умрет до решения своего дела, потому что тяжбы тянутся весьма долго и на них издерживается множество денег… обиженному не оказывается правосудия, если не даст денег судье и его помощникам».
Одним словом, наш грек нисколечко не жалел, что остался жить у «варваров» — у них-то законы как раз справедливые и правильные, и при надлежащем их соблюдении на жизнь пожаловаться грех. Нет ни бюрократии, ни налогового беспредела, ни продажных судей… Сравнение, как видим, далеко не в пользу «цивилизованного» народа. И это понятно: у степных народов, которых высокомерно именуют «азиатскими дикарями», испокон веков жизнь была устроена на гораздо более справедливых началах. Их законы попросту отличались от «цивилизованных» европейских, вот и все. Причем отличались в лучшую сторону. Приск, кстати, по его воспоминаниям, потратил немало сил, убеждая бывшего земляка, что византийские законы все же составлены очень мудро — но тот упрямо твердил: законы, конечно, хорошие, вот только те, кто проводит их в жизнь, — сволочь первостатейная… Так и остались при своем.
Но вернемся к описанию дворца Аттилы. «Внутри ограды было много домов: один выстроен из досок, красиво соединенных, с резной работой; другие из тесаных и выровненных бревен, вставленных в брусья, образующие круги». Полы устланы шерстяными коврами (наверняка собственного изготовления, вспомним пазырыкские), помещения украшены занавесями (опять-таки собственной работы — Приск видел, как их расписывали узорами), надлежащей мебелью. Никакой дикости, никто не сидит на полу, не жрет мясо с коврика…
Иногда попадаются утверждения, что гунны-де за каких-то двадцать лет превратились из диких кочевников в относительно цивилизованных людей, «переняв» обычаи завоеванного ими местного населения. Только местное население, вот беда, совершенно не имело традиций деревянного зодчества. Так что гунны принесли свое умение с собой. В их поселениях, кстати, обнаруживаются, как и следовало ожидать, остатки кузниц и прочих ремесленных мастерских. А как же иначе, если на войну гунны отправлялись в весьма совершенных железных доспехах, с железным оружием?
Словом, перед нами — описание полноценного государства. О чем, кстати, пишет и упоминавшийся уже Мовсес Хоренаци (Моисей Хоренский), описывая державу гуннов как стабильное образование, не имеющее ничего общего с ордами диких кочевников.
Между прочим, отец Аттилы Роас (Руа) точно так же обитал в красивом деревянном дворце — и имел титул «римского полководца». А сам Аттила получил неплохое образование, владел латынью и греческим…
И наконец, гунны, в отличие от языческой большей частью Европы (где поклонялись камням, деревьям и холмам, сплошь и рядом принося человеческие жертвы), были приверженцы единого бога — древней религии Тенгри.
С тенгрианской верой до сих пор многое неясно — очень уж старательно ее пытаются порой сводить к примитивному шаманизму, меж тем она загадочным образом имеет много общего с христианством…
Символом Тенгри на знаменах Аттилы был крест (а впрочем, полезно напомнить, что само слово «хоругвь» происходит от тюркского «хоруг» — «стяг», «знамя» и переводится как «защита», «покровительство»). Собственно, Тенгри — это «небо». Но небо, если можно так выразиться, не обычное, прозаическое, с облаками и дождем, а духовное: верхний мир, иная реальность, дух Вселенной. В то же время Тенгри — небесный дух-хозяин, бог-отец.
До сих пор нет внятных объяснений по поводу чрезвычайного сходства тенгрианских обрядов с христианством. Дело не ограничивается символом-крестом. В каноны тенгрианства входило крещение водой (с полным трехкратным погружением). Самым большим праздником считалось Богоявление, когда после зимнего солнцестояния день начинает прибывать, и Тенгри является миру. По некоему странному совпадению, праздник приходится на 25 декабря — как и католическое Рождество. Интересно, что у тенгрианцев полагалось в этот день приносить домой елку.
Второй по значению тенгрианский праздник — приход весны, 25 марта. В этот день пекли куличи, рядом с которыми полагалось класть крашеные яйца.
Наскальные енисейские изображения сохранили рисунки алтаря со стоящей на нем чашей, весьма похожей на используемый в христианстве потир. Там же — изображения священнослужителей в длинных одеждах с жезлами в руках.
Происхождение самого слова «Тенгри» — совершеннейшая загадка. Ни в тюркских, ни в монгольских, ни в иранских языках его нет. Единственная параллель обнаруживается у шумеров, где это слово в виде «денгир» означает «небо». Тут нелишне напомнить, что шумеры даже в официальной истории считаются народом, пришедшим на Ближний Восток откуда-то издалека. Считается, правда, что шумерский язык вышел из употребления за две тысячи лет до появления на исторической арене тюрок — но это по оккультистской хронологии…
Знаменитый поход Аттилы в Западную Европу опять-таки мало напоминает «варварский набег». Несмотря на скудость источников, явственно прослеживаются какие-то сложные политические комбинации, связанные с плохо понятными нам реалиями того времени. Приск писал, что у внезапно умершего короля франков было два сына — и в споре за опустевший престол один искал римской поддержки, второй отправился к Аттиле…
Главной, стратегической целью тут определенно был не примитивный «грабеж». После битвы с римлянами на Каталаунском поле (которую обе стороны считали проигранной противником), Аттила встретился с папой Римским Львом I. Беседа шла с глазу на глаз, и никаких свидетельств о ней не сохранилось — кроме тех заявлений, которые потом сделал сам Аттила. Оказалось, он старался в первую очередь получить задержанную римлянами дань, а также обезопасить свои границы: отказывался впредь от любых попыток вторжения в Галлию и Италию, если Рим, в свою очередь, перестанет вести на территории гуннской державы, выражаясь современным языком, «подрывную работу». Римляне официально признали за Аттилой титул императора гуннов…
События, развернувшиеся чуть позже, до сих пор остаются мрачной загадкой. Совершив поход на восток и разбив своего старого неприятеля, Бактрийское государство, пятидесятивосьмилетний Аттила (уже давно вдовец) решил жениться на пленнице, бактрийской княжне, дочери тамошнего царя Ильдико…
Свадьбу устроили пышную, на ней присутствовали не только гунны, но и германцы со славянами, и император с молодой женой удалился в спальню…
Больше его живым не видели. На другой день дверь спальни оставалась запертой так долго, что приближенные забеспокоились. На стук никто не отзывался. Несколько сыновей императора и его сановники, выломав дверь топорами, ворвались в опочивальню, где обнаружили перепуганную новобрачную и мертвого Аттилу, лежавшего в луже крови…
Дело, признаться, темное. Ильдико (которую сначала хотели было прикончить, но все же оставили в живых) уверяла, что ночью у царственного супруга внезапно хлынула горлом кровь, он не велел поднимать тревогу и вскоре скончался. Врачи императора гуннов, не найдя никаких признаков насильственной смерти, посчитали ее естественной (в чем с ними согласны современные медики).
И все же… Зная умение римлян и византийцев устраивать «несчастные случаи», начинаешь испытывать подозрения — тем более что прекрасно известно об организованных в Константинополе заговорах с покушением на жизнь Аттилы. Западный поход был крайне выгоден тому же Константинополю — поскольку, по сути, привел к краху Западную Римскую империю. После чего Аттила византийцам был уже не только не нужен, но и опасен… Интересно, что в ночь смерти царя гуннов византийский император Маркиан увидел «вещий сон»: некое божество показало сломанный золотой лук. Утром, не откладывая, император рассказал приближенным о ночном видении, а еще через день пришли известия о смерти Аттилы. «Вещий сон» или точное знание? Ответа уже не доищешься…
Могила Аттилы неизвестна. По сохранившимся сведениям, тело императора положили сначала в железный гроб, символизировавший власть над гуннами, тот — в серебряный (власть над скифами), и оба — в золотой, символ господства над готами. Тройной гроб захоронили то ли в безлюдной степи, то ли на дне реки, воды которой специально отвели в сторону, а потом пустили по прежнему руслу. Все, кто участвовал в похоронах, были убиты. В гробу вместе с Аттилой якобы лежат несметные сокровища. Проверить истинность этой легенды пока что не удалось… После похорон устроили тризну — которую источники именуют славянским словом «страва».
А вот теперь настало самое время вернуться к «бесследно исчезнувшим» народам. Обратите внимание: Аттила словно бы и ведать не ведал, что скифам и готам полагалось бы исчезнуть — одним вообще из истории, другим из тех мест. Он преспокойно над ними властвует.
Я намеренно кое-что опускал из труда Приска. Дело в том, что Приск Панийский (и не он один) упорно именует гуннов… скифами. И никак иначе! А где-то рядом, когда заходит речь об Аттиле и его державе, частенько маячат сарматы, тоже вроде бы исчезнувшие без следа…
Чрезвычайно похоже, что теория о веренице кочевых народов, якобы поголовно вырезавших предшественников, существует только в воображении позднейших историков. В реальности представляется более убедительной другая картина: помянутые народы, конечно, воевали и конфликтовали, но обитали практически одновременно, порой перемешиваясь и становясь жителями одной страны. Никто никого не вырезал «подчистую»…
Историки давным-давно придумали свой аргумент против подобных еретических теорий: они объявили, что летописцы прошлого просто-напросто не понимали, что и кого видели. Ну совершенно не понимали! Видели гуннов, но записывали их «скифами». Видели монголов, но по легкомыслию и недомыслию своему записывали их «татарами». И только в более поздние века, лет этак с тысячу спустя, «настоящие ученые», вооруженные «историческим методом», наконец-то разобрались, кого же своими глазами видели древние…
Разбирать эту теорию не стоит по причине ее полной шизофреничности: я так полагаю, Приску и его современникам было виднее. Если он пишет о скифах — значит, скифов и видел.
Крупнейший историк допетровского времени Андрей Лызлов (не то чтобы не признаваемый современными историками, но откровенно отодвинутый в сторонку) шел еще дальше: он писал, что именно от скифов произошли татары Чингисхана и Батыя…
Точно так же, по мнению византийских историков, современников крестовых походов, скифы в то время преспокойным образом обитали в Крыму, непринужденно общаясь с генуэзцами…
А уж какую ересь порой пишут современные западные авторы… Уже упоминавшаяся Т. Райс, представьте себе, утверждает, что скифосарматское влияние в искусстве… распространилось по всей Европе и знаменитый «звериный стиль», а также другие мотивы «просочились в Скандинавию и северную Германию», «стали преобладать в искусстве Скандинавии», и… «скифо-сарматские тенденции дошли даже до самой Британии».
Следуют многочисленные примеры. «На диске, прикрепленном к выступу в центре щита из сокровищ Саиттон-Ху (графство Суффолк. — А. Б.) изображено двуглавое существо, имеющее много общего с работами древнескифского периода».
«На папильском кресте, датируемом VIII в. или даже ранее, что находится на острове Бура, одном из Шотландских островов, изображен лев в характерной для скифского зверя настороженной позе».
«На абботсфордском кресте, что находится в Музее древнего мира в Эдинбурге, изображено животное, также отличающееся рядом скифских черт… в заостренных концах ног просматривается сходство с оленями из Куль-Оба и Золдаломпушты и славянскими пластинками из Мартыновки».
И наконец, саксонские каменные плиты XI века после Р.Х. «Одна из них, первоначально находившаяся во дворце церкви св. Павла, а в настоящее время — в музее Гилдхолл в Лондоне, имеет изображение оленя с совершенно скифскими чертами».
Интересное кино. Скифы вроде бы «исчезли» многие сотни лет назад, но их стили в искусстве тщательно сохраняются даже в Британии, на северных Шотландских островах… Принято высмеивать Мурада Аджи, утверждающего, что тюрки добрались не только до Центральной Европы, но и до Британии. Но стоит только сопоставить его гипотезу с вышеизложенными фактами, пропадает всякое желание смеяться.
Кстати, древние британцы совершенно на скифский манер любили украшать себя предметами, чрезвычайно напоминающими скифские пекторали. Золотая шейная гривна из Снеттишема крайне напоминает скифскую — и уж совсем неотличимо от скифских украшений бронзовое ожерелье из Ститчелла (разве что не из золота, а из бронзы выполнено, но стиль тот же самый)…
Т. Райс, кстати, идет даже дальше — она прослеживает скифское влияние в скульптурных украшениях на русских церквах… XII и XIII веков! По ее мнению, вплоть до Петра I «русское декоративное искусство сохраняло многие черты скифского стиля».
Могло ли так оказаться, если бы речь шла о давным-давно «вымершем» народе? Вряд ли. Чрезвычайно похоже, что после своего «исчезновения» скифы (как и сарматы, и готы) продолжали еще долго существовать, оказывая нешуточное влияние на европейское искусство…
А германцы отчего-то считали Аттилу своим легендарным королем, что нашло отражение в «Песни о Нибелунгах». Что же до «напрочь исчезнувших» гуннов, то средневековые армянские историки преспокойно их обнаруживают в XIII веке, в войске чингизида Угедэя… Судя по всему, гунны чувствуют себя превосходно и вымирать вовсе не собираются.
В этой связи любопытно было бы узнать, куда подевались гуннские книги? Письменность у них была. Сохранились прелюбопытнейшие византийские источники, упоминающие, что некий Кардутсат, епископ Арранский, проповедовавший среди гуннов христианство, перевел несколько книг (наверняка библейских) на гуннский язык. Без существования гуннской письменности сделать такое решительно невозможно. А историк VI века Прокопий Кесарийский делает многозначительную оговорку: «…большинство гуннов были совершенно неграмотны». Но это означает, что меньшинство грамотным все же было! К слову, в Российской империи перед революцией большинство населения тоже было неграмотным — что вовсе не означает, будто в России не было письменности…
Подведем некоторые итоги. Совершенно ясно, что сказочка о длинной веренице азиатских народов, которые «сменяли» друг друга, причем всякий раз при этом «исчезали полностью», никак не может соответствовать реальному историческому процессу. Поскольку все эти народы после своей «официальной» смерти оказывали нешуточное влияние на окружающих (скифский звериный стиль, готическая архитектура), то ясно, что они продолжали пребывать в добром здравии. При этом они роднились, перемешивались, названия (именно названия!) менялись, а то и переходили от одного народа к другому.
И еще. Сплошь и рядом европейская историко-литературная традиция старательно принижала достижения помянутых народов и степень их цивилизованности (довольно высокой, порой, как мы видели, превосходившей римскую). Шло некое соревнование, в котором победил тот, чьи книги сохранились. Кельтам и гуннам в этом смысле решительно не повезло — впрочем, тут следует говорить не о невезении, а о чем-то другом, рукописи уничтожались сознательно и целеустремленно, как это сделал Цезарь с библиотекой в Алезии. А масса сохранившихся тюркских рун что-то очень уж медленно и нерадиво «вводится в научный оборот»… когда Рим был именно что городищем, а население остальной Европы, как бы это поделикатней выразиться, не могло похвастать высоким уровнем цивилизации, то есть щеголяло в звериных шкурах, обитало в примитивных хижинах и пользовалось в основном каменными орудиями, от наконечников стрел до топоров. Да и земледелие, не говоря уж о скотоводстве, азиатские народы, опять-таки дипломатически изъясняясь, освоили чуточку раньше европейцев…
Европейская наука, естественно, изо всех сил сопротивлялась подобным утверждениям. Для просвещенных европейцев, полное впечатление, была невыносима сама мысль о том, что тюрки живут в Сибири достаточно давно и создали свою, самобытную цивилизацию. А потому, едва обнаруживается в Сибири очередной археологический памятник или письмена, в первую очередь делаются попытки связать их с «европейским», «древнеиранским» или «угро-финским» влиянием. Оттого-то тюркские руны порой и объявляются «нечитаемыми», что к ним пытаются подходить с чужеземными стандартами, не допуская их местного происхождения.
До сих пор можно столкнуться с утверждением, что тюрки стали «проникать» в Западную Сибирь с IV в. по Р.Х., а то и позднее. И были это, конечно же, европейские странники, или в крайнем случае ираноязычные народы.
Реальность совершенно иная. Еще три тысячелетия назад в Минусинской котловине обосновались люди так называемой карасукской культуры, предки тюркских народов. История сибирских тюрок слишком обширна, чтобы описывать ее подробно, поэтому коснусь лишь нескольких ключевых моментов, чтобы читатель, как уже обещалось ранее, понял, откуда родом Чингисхан…
К VI веку по Р.Х. сложилось государство, которое обычно называют Великим тюркским каганатом — но оказалось оно чересчур рыхлым и полным внутренних противоречий. Каганат погубили не только беспрестанные войны с китайцами, иранцами и арабами, но еще и то, что входившие в его состав народы были слишком крепкими и самобытными, чтобы жить меж собой мирно. В одной берлоге оказались даже не два, а добрая дюжина медведей, что ни к чему хорошему привести не могло…
Когда каганат распался, в «самостоятельное плавание» пустились кипчаки и кимаки, печенеги и огузы, кыргызы, хазары и болгары — имена, читателю несомненно знакомые. Уйгуры, происходившие от тюркского рода теле, оказались во главе «сепаратистов» и создали Уйгурский каганат — чистейшей воды феодальное государство.
В Уйгурском каганате существовали многочисленные города — Орду-Балык, Хатун-Балык, Бай-Балык. Часть населения занималась скотоводством, разводя овец, быков, верблюдов — а вот другие сеяли просо, ячмень, овес, пшеницу (с использованием искусственного орошения). Выплавляли железо, добывали золото и серебро, делали украшения, добывали шкуры пушного зверя. Уйгурский каганат держал под своим контролем один из участков Великого шелкового пути и вел широкую международную торговлю как с китайцами, так и с арабами.
В VIII веке уйгуры сменили прежнюю руническую письменность на заимствованный с Ближнего Востока алфавит, который теперь так и именуется «уйгурским» (строчки вертикальные, пишут сверху вниз). Осталось множество документов и наскальных надписей как рунами, так и уйгурской письменностью.
Именно в VIII веке в уйгурских документах впервые упоминаются татары — как один из народов, населявших каганат.
В 840 году уйгурская держава развалилась — опять-таки из-за войн с соседями и сепаратизма внутри. Начались внутренние распри, мятежи полководцев, к заварушке с превеликой радостью подключились китайские войска… Каганат пал.
Булгары и болгары еще раньше ушли на запад, в Европу. Первые создали свое государство на Волге, вторые, как известно, добрались до Балкан и основали там государство Болгария.