Чингисхан: Неизвестная Азия

Глава пятая. От Енисея до Каспия

Оставшиеся в Сибири тюркские народы деградировать как-то не собирались. «На обломках» уйгурской державы кимаки создали свой каганат, представлявший своеобразную федерацию семи племен, в том числе кипчаков и татар.

Как и уйгуры, кимаки сочетали скотоводство с земледелием. Арабские писатели насчитывают в их землях 16 городов, расположенных главным образом на торговых путях и соответствующим образом укрепленных. По сообщениям тех же арабов, в Кимакском каганате существовал уже государственный аппарат — чиновники, собиравшие налоги и управлявшие провинциями. Именно кимаки, кроме привычных проса и ячменя, стали выращивать рис и виноград. Легко догадаться, что в их государстве существовали всевозможные ремесла. Письменных памятников после них не осталось, хотя письменность должна была быть: не зря же араб Абу Дулаф оставил примечательное сообщение: «у них растет тростник, которым они пишут».

Увы, увы… Древние азиатские библиотеки большей частью погибли. Не обязательно по злому умыслу: когда держава переставала существовать, большая их часть, конечно же, оказывалась заброшенной и потихоньку гибла сама по себе. Известен случай, когда возле одного из городов Хорезма обвалился склон холма и оказалось, что это не холм, а целое помещение, битком набитое странными книгами из лубяных полос, исписанных знаками, ничуть не похожими на арабский алфавит, только и знакомый хорезмийцам. Никто не умел этих загадочных книг прочитать, а потому их оставили там, где нашли, и они понемногу истлели. О чьей библиотеке идет речь, сегодня уже невозможно определить, ясно только, что это было культурное наследие одного из каганатов.

Кимаки, как и большинство тюрок, были приверженцами Тенгри. И кимаки, и кипчаки ставили многочисленные каменные изваяния — от Центральной Азии до Дона и Нижнего Днепра.

К концу X века начались те же процессы, что погубили уйгурское государство. Наступление восточных тюрок и монголоязычных племен, ослабление центральной власти, усиление кипчакского ханства, самого большого и сильного члена «федерации»…

Печенеги ушли на запад, поселившись неподалеку от Киевской Руси. Следом двинулись огузы — часть их стала известна на Руси как тюрки, другая ушла еще дальше, в Малую Азию, где позднее прославилась под именем сельджуков (к ним мы еще вернемся).

Оставшиеся стали обустраиваться уже по-своему. Свое государство, Дешт-и-Кипчак, создали кипчаки. Свое — енисейские кыргызы.

Последнему, каюсь, я симпатизирую особенно — потому что существовало оно в моих родных местах, в Минусинской котловине, более восьмисот лет, то входя в состав других государств, то сохраняя независимость. Каганат енисейских кыргызов опять-таки был построен на феодальных началах — знать строила для себя крепости и замки, судя по реконструкциям археологов, не только не уступавшие европейским аналогам, но зачастую их превосходившие. В земледелии была одна особенность: создание особо сложных оросительных систем. В Северной Хакасии и приенисейских степях сохранились остатки древних каналов, плотин, дамб, водоводов, соединяющих русла рек. Самое интересное, что уже при Советской власти, сотни лет спустя, часть этих систем без особого труда восстановили и преспокойно используют до сих пор.

Арабские и китайские авторы пишут о водяных мельницах, о добыче железа, золота и олова. Грамотность населения в каганате была довольно большой — судя по множеству рунических надписей, сохранившихся не только на скалах, но и на бытовых предметах.

Любопытная подробность из области законотворчества: человеку, уличенному в воровстве, мало того, что отсекали голову — эту голову его отец всю оставшуюся жизнь должен был носить на шее. Мера, конечно, жестокая, но она несомненно оказывала большой воспитательный эффект: наверняка, глядя на этакое зрелище, другие отцы старались воспитывать детей так, чтобы те и чужого ржавого гвоздика в карман не сунули…

История сибирских государств, как я ее здесь изложил, конечно же, предельно краткая, схематичная и далеко не полная. Но в мою задачу и не входило излагать ее подробно. Я просто-напросто постарался доказать несложный тезис: обитавшие в Азии тюрки были не «дикими ордами кочевников», а жителями сложно организованных, самых что ни на есть настоящих государств: города и крепости, земледелие, оросительные системы, добыча руды и выплавка металлов, ремесла и искусства, письменность. Эти государства решительно ни в чем не уступали по своему развитию существовавшим в то же самое время европейским — а то и превосходили их масштабами. Европа-то веке в одиннадцатом представляла собой невероятное скопище крохотных полунезависимых феодальных владений, где не имелось ничего похожего на то, что в тюркских языках именуется «эль» — сильная державность, твердая государственность. Нелишне будет вспомнить, как чувствовал себя французский король в стольном граде Париже (величиной уступавшем многим азиатским городам): перед тем как отправиться куда-то, он осторожно приоткрывал парижские городские ворота и тщательнейшим образом озирался, чтобы, не дай бог, не случилось какой неприятности — под самым Парижем некий вольный барон построил разбойничий замок и непринужденно развлекался на больших дорогах в двух шагах от столицы, без малейшего почтения к королевской власти. То еще позорище, надо полагать…

Позже, под напором монголоязычных племен, рухнуло и государство енисейских кыргызов. Принято считать, что этими племенами как раз и предводительствовал «монгол» Чингисхан, но мы будем придерживаться другой версии…

Повторяю на всякий случай: все народы, которые я перечислял, все создатели каганатов — не монголоиды, а тюрки, то есть люди вполне европейского облика, сплошь и рядом светлоглазые и светловолосые. Разумеется, из-за контактов с монголо-язычными племенами среди них неминуемо должно было присутствовать некоторое количество «раскосых», но вряд ли слишком большое. Вот, например, в свое время венгерский антрополог Т. Тот, изучавший погребения Аварского каганата с целью выявления доли монголоидов, таковых обнаружил лишь семь с небольшим процентов…

Итак, Х-ХIII столетия от Рождества Христова. Время интереснейшее, сложное, насыщенное самыми разнообразными загадками.

Вот одна из них (чтобы отвлечь читателя от некоторой наукообразности повествования).

Знаменитый арабский путешественник Ахмед Ибн Фадлан, в 922 году ездивший к волжским булгарам, оставил описание таинственного зверя, обитающего в тех местах…

«…Обширная дикая местность, о которой рассказывают, что в ней есть животное, по величине меньшее, чем верблюд, но больше быка. Голова его — голова верблюда, а хвост его — хвост быка, тело его — тело мула, копыта его подобны копытам быка. У него посреди головы один толстый круглый рог. По мере того как он возвышается, он становится все тоньше, пока не сделается подобным наконечнику копья. Из рогов некоторые имеют в длину от 3 локтей до 5 локтей, больше или меньше этого. Оно питается листьями дерева халандж, имеющими превосходную зелень. Когда оно увидит всадника, то направляется к нему, и если под ним рысак, то он спасается от него с трудом, а если оно догонит всадника, то оно хватает его своим рогом со спины его лошади, потом подбрасывает его в воздух и вновь подхватывает своим рогом, и не перестает делать таким образом, пока не убьет его. А лошади оно ничем не вредит, никоим образом и никоим способом. И они преследуют его в диких местах и лесах, чтобы убить его. А это делается так, что они влезают на высокие деревья, между которыми животное находится. Для этого собирается несколько стрелков с отравленными стрелами, и когда оно окажется между ними, то стреляют в него, пока не изранят его и не убьют. Право же, я видел у царя три больших миски, похожих на йеменский оникс, о которых он мне сообщил, что они сделаны из основания рога этого животного. Некоторые из жителей этой страны утверждают, что это носорог».

Сказка? Но в том-то и штука, что ученому миру это животное прекрасно известно. Перед нами — эласмотерий, обитавший когда-то в Сибири. И рог у него в самом деле находился не на конце морды, как у носорога, а «посреди головы». Тут, правда, два нюанса: во-первых, эласмотерий начисто вымер миллионы лет назад, во-вторых, ростом он был больше слона. Однако некоторые еретики от палеонтологии считают, что зверюга могла дожить «до появления человека» — чуточку при этом измельчав. Тунгусы, кстати, сохранили в своем древнем фольклоре память о каком-то «черном быке-единороге».

Кстати, у булгар Ибн Фадлан видел еще огромную змею, длиной и толщиной схожую с поваленным деревом. Тут самое время вспомнить, что герои древнерусских былин порой азартно сражаются как раз с исполинскими змеями. Араб, правда, пишет, что эта тварь на людей специально не нападает — но подобная змеища непременно разозлится не на шутку, когда вокруг нее начнет мельтешить богатырь в кольчуге и пырять молодецким копьем…

Теперь — о делах более серьезных.

Довольно долго неподалеку от Руси существовал Хазарский каганат, основанный выходцами из Великой Степи, ушедшими на запад после распада Уйгурской державы. Естественно, самый настоящий эль — города, крепости, засеянные поля, кузницы и ювелирные мастерские, письменность…

Этому государству в отечественной историографии не везло особенно, прямо-таки по-черному. Его сплошь и рядом и государством-то признавать отказывались: так, бродячий сброд… Иные ученые мужи бестрепетно именовали Хазарию «паразитической» — потому что она вовсю пользовалась выгодами своего положения, располагаясь на оживленных торговых путях своего времени: устраивала ярмарки, склады, постоялые дворы, словом имела свой процент.

Замечу по этому поводу: вот если бы хазары старательно грабили проезжающих купцов, они и в самом деле могли бы считаться «паразитами». Однако торговый посредник, устроитель ярмарки, постоялого двора, удобного торгового пути такого определения безусловно не заслуживает.

А если учесть, что часть хазарской знати в те же времена имела неосторожность принять иудаизм, легко представить, что творилось в умах иных ревнителей Святой Руси: тут вам и форпост сионизма у славянских рубежей, и коварство жидомасонов, «пробравшихся» аж на Волгу с понятными замыслами…

Вот только дело приобретает особенную пикантность, когда появляется возможность выдвинуть гипотезу, что хазары со славянами находились в достаточно близком родстве… По крайней мере, так еще в XVIII веке писал Татищев, основываясь на каких-то утраченных ныне материалах. Более того, согласно его изысканиям, и обосновавшиеся в Киеве иудеи говорили не на иврите, а на… славянском языке.

На самом деле никакие такие палестинские евреи в Хазарию не «пробирались» — часть местного населения приняла иудаизм, вот и все. В архивах Западной Европы сохранилась переписка европейских евреев с хазарами: ученые раввины, прослышав об обитающих на Волге единоверцах, интересовались, не есть ли это то самое загадочно пропавшее «тринадцатое колено»? (У евреев было тринадцать родов-«колен», но одно из них куда-то таинственно запропастилось еще в давние-предавние времена. Где его только ни искали, даже среди американских индейцев…)

Однако хазары так и отписали в Европу: местные мы, местные, ниоткуда не приходили, разве что из Азии. Веру приняли, и не более того…

Кстати, именно у хазар славяне заимствовали столь полезное оружие, как сабли и кистени. Впоследствии хазарам наверняка долго от этого икалось. Дело в том, что их держава, полторы сотни лет процветавшая, потом оказалась меж трех огней. Из Азии после очередных тамошних политических потрясений переселились печенеги — и, ничуть не смущаясь тем, что приходятся хазарам дальними родственниками, начали их жечь и грабить со всем усердием. Объявились и сорванные с места теми же азиатскими потрясениями огузы — и тоже весьма заинтересовались хазарским добром. Наконец, усилилась Киевская Русь — и ее каган Святослав решил однажды, что двум медведям в одной берлоге как-то тесновато… Короче говоря, кончилось все тем, что русские дружины разгромили Хазарию, захватили часть ее территории и перехватили под свою руку тех данников, которых до того крышевали хазары. Остатки Хазарского каганата подобрал с превеликой радостью Хорезм — ну и огузы с печенегами подсуетились, подхватив все, что удалось…

Далее начинается обычная придурь историков касаемо бесследных «исчезновений» целых народов. Вновь стали утверждать, что хазар полностью «вытеснили» печенеги, после чего хазары «исчезли» — а там печенегов «вытеснили» половцы, и печенеги, не вынеся такого удара, от огорчения опять-таки исчезли до последнего человека…

В реальности хазары еще как минимум пару столетий продолжали жить-поживать, уже без прежней роскоши, конечно, и только потом не «исчезли», а попросту смешались с окружающими народами, превосходившими их численностью и силой. Еще в летописи 1203 года написано, что князь Мстислав, отправившись войной на князя Ярослава, взял с собой хазар.

После крушения Хазарии какое-то время в степи благоденствовали печенеги, с которыми опять-таки связана интересная загадка Древней Руси. Я имею в виду классический эпизод из «Повести временных лет». Когда печенеги впервые осадили Киев, князь Святослав воевал где-то в отдалении. К нему решили послать гонца, чтобы доложить о бедственном положении столицы. Некий храбрый юноша, взяв уздечку, слез со стены и отправился бродить по печенежскому лагерю, спрашивая, не видел ли кто его коня? Так он добрался до реки, переплыл ее и невредимым добежал до Святославовой дружины, каковая немедленно нагрянула и печенегов прогнала…

А теперь задумаемся. Чтобы печенеги не пристукнули сразу дерзкого лазутчика, а позволили ему долго шляться по лагерю в поисках якобы пропавшего коня, сей юноша должен был:

а) не отличаться от печенегов внешностью;

б) не отличаться от печенегов одеждой;

в) говорить по-печенежски настолько хорошо, чтобы в нем не распознали чужака.

А ведь печенеги, как в летописи утверждается, появились на Руси впервые. Даже если летописец ошибся, что-то напутал, и это был не первый, а, скажем, десятый раз, все равно — как насчет внешности, одежды и владения языком? Ведь получается, что юный киевлянин нисколько от печенегов не отличался ни обликом, ни одеждой… (проистекающие отсюда выводы — в конце книги).

Печенеги сплошь и рядом предстают в русских источниках как лютые супостаты, только тем и озабоченные, как бы побольше навредить Святой Руси. На деле все сложнее: еще Святослав в союзе с печенегами, случалось, ходил на византийцев. Каган Ярополк, сын Святослава, некоторых печенежских вождей обложил данью, а других зачислил на службу. Уже при кагане Владимире печенежские князья Метигай и Кучюг приняли в Киеве крещение.

(Вот тут, как говорится, возможны варианты. Не исключено, что они не «крестились», а попросту, живя в Киеве, старательно исполняли церемонии тенгрианской веры. Которая, напоминаю, включала в себя и почитание креста, и крещение водой, и еще многое, сближающее ее с христианством. Сближающее настолько, что порой закрадывается подозрение: учитывая, сколь скудны сведения о крещении Руси и как они друг другу противоречат, быть может, не Владимир печенегов в христианство крестил, а сам принял тенгрианскую веру? Существующие описания крещения Киева этому, между прочим, нисколько не противоречат: ведь, собственно, что мы наблюдаем? Крещение в воде и воздвижение креста, и не более того. А это, знаете ли, и к тенгрианскому крещению могло относиться…)

А что до разбоев — то русские князья, как нам ни неприятно вспоминать, в этом плане мало чем отличались от «диких печенегов». Совершенно неважно, подлинник или фальсификат «Слово о полку Игореве». Главное — оно описывает грабительский набег русских на половцев, а не наоборот.

Вот вам еще примечательный абзац из современной исторической книги: «В следующем году по просьбе владимирского великого князя Василько отправился в военный поход. Мария с печалью его проводила, поскольку ждала появления на свет второго ребенка. Но все прошло благополучно. Князьям удалось захватить и сжечь мордовский город Серенск и с богатой добычей вернуться домой».

Мило и непринужденно. Когда нам удается спалить дотла и вдоволь пограбить соседа, это — дело житейское. Но вот ежели на нас совершит грабительский набег какая-нибудь печенежская морда, то это, разумеется, жуткое непотребство.

Разумеется, нет оснований говорить об «исконно русском» двуличии. Подобная психология свойственна всем без исключения народам. Вот, скажем, целый пласт английской приключенческой литературы (и не только английской) посвящен тому, как лихо английские пираты вроде галантного капитана Блада грабят испанские города и корабли (кстати, при полном отсутствии адекватных мер с испанской стороны). Но вот ежели, не дай бог, испанцы такого пирата изловят и посадят, то они, естественно, предстают извергами рода человеческого…

Вспомним, кстати, начало классического романа Хаггарда «Прекрасная Маргарет». Главный герой гуляет по родному Лондону с кузиной, которую пьяный солдат из свиты испанского посла спьяну облапил и попытался поцеловать. Хулиганство, конечно. Но ответ больно уж неадекватный: наш герой с ходу насмерть убивает хама дубиной, с его мечом кидается на остальных, ни в каком хулиганстве не повинных, причем громогласно призывает земляков «истребить испанских собак» (при том, что покойный нахал и не испанец вовсе, а шотландец на испанской службе). И перед королевским дворцом едва не начинается резня, которую предотвращает, к слову, испанец. Главный герой, напоминаю, положительный. Такова тенденция у британской литературы: испанец — вечный супостат и исчадие ада, а земляк-англичанин, что бы ни творил — рыцарь и светоч добродетели…

Но вернемся в южнорусские просторы. В 1036 году князь Ярослав нанес печенегам сокрушительное поражение, после которого они никогда больше не оправились — одни откочевали подальше и в конце концов смешались с окружающими тюрками, другие остались на русской службе (где, надо полагать, тут и к бабке не ходи, смешались уже с русскими. А как же иначе? Не «исчезли» же волшебным образом?)

Почти в то же время объявились тюрки-огузы, но с ними покончили довольно быстро, часть перешла в македонские области Византии, часть осталась служить в русских пограничных крепостях (и тоже, надо полагать, смешалась с русскими).

И наконец, появляются половцы, которым опять-таки чертовски не повезло с пиарщиками. Как водится, и половцев тоже сплошь и рядом объявляют «дикой кочевой ордой». Стандартный набор: и шубы у них из мышиных шкурок, и писают-то они прямо с коня, и мясо сырым жрут по дикости своей…

Вот только половцы, наследники азиатских каганатов, едва обжившись на новом месте, начали активнейшим образом налаживать именно что оседлую жизнь. Рассказывая об одном из походов русских на половцев, Андрей Лызлов в своей «Скифийской истории» преспокойнейшим образом пишет, что были разрушены «города, и крепости, и деревни половецкие». Впрочем, и нынешние историки порой раздобрятся до того, что скрепя сердце признают за половцами занятия землепашеством — но, полное впечатление, сквозь зубы цедят: «начатки» земледелия, «своеобразные степные городки». То есть — как бы и не настоящие города вовсе, а так… своеобразные.

Меж тем, судя по сохранившимся описаниям, штурмом взятые киевскими дружинами половецкие Шарукань и Сугров — самые настоящие города…

У русских князей появляется новый национальный интерес — использовать половцев в своих междоусобных распрях. Те и рады стараться — чего ж воротить рыло, коли сами приглашают? А потому упоминаний об участии половцев в раздорах князей столько, что и сосчитать невозможно. Впрочем, кое-какие вычисления все же велись. П. В. Голубовский определил: с 1061 по 1210 год половцы совершили 46 больших походов на Русь исключительно по собственной инициативе — и за это же время 34 раза участвовали в качестве наемников в междоусобных княжеских войнах… Особенно тесные связи с половцами наладило Черниговское княжество, но и другие, имевшие к тому возможность, старались вовсю.

Несмотря на взаимные набеги и грабежи, с некоторой долей цинизма можно, пожалуй, сказать, что перед нами — нечто, носящее явственные признаки не навязываемой сверху, как это бывало в СССР, а самой что ни на есть искренней «дружбы народов». В смысле пограбить половцы, конечно, своего не упустят (правда, по подсчетам современных историков, их набеги за все время затронули не больше одной пятнадцатой части русской территории). Но точно так же не упустят случая прогуляться за добычей русские князья. Половецкая знать сплошь и рядом принимает крещение (или попросту соблюдает обряды тенгрианства, что не ушло от внимания русских), русские князья охотно женятся на знатных половецких красавицах…

А на Руси тем временем крепнет то, что принято именовать классической феодальной раздробленностью. Князья жгут друг у друга города, не щадя ни церквей, ни монастырей, рязанцы весело ловят суздальцев и продают их в рабство, стараясь не продешевить, киевляне так же поступают с галичанами…

И, что интересно, в Константинополе еще в середине X века император и по совместительству писатель Константин Багрянородный, словно бы не замечая полнейшего исчезновения с исторической арены скифов и гуннов, усматривает таковых… в войске киевского князя Святослава. Ну не читал человек в десятом веке современных «правильных» историков, что ты тут поделаешь! Что видел своими глазами, то и в книжку писал…

Итак, на Руси, что греха таить, наблюдается нечто больше всего похожее на пожар в сумасшедшем доме во время наводнения.

И тут войной на половцев идут воины Чингисхана. И впервые слышен грохот копыт его коня…