Чистильщик. Повесть

Глава 5 Большие планы

Шел 1946-й год. В Фултоне уже отзвучала речь Уинстона Черчилля, призвавшего бывших союзников к началу холодной войны против русских, США сбросили ядерные бомбы на Херосиму с Нагасаки, Верховный Совет СССР принял закон «О пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства».

Страна возрождалась после германского нашествия, отстраивались разрушенные города, фабрики и заводы, восстановленный Днепрогэс дал первый ток. На большей ее части работы шли ударными темпами, чего нельзя было сказать о Западной Украине. Обстановка там оставалось сложной и напряженной.

Руководимые из-за кордона Бандерой и его сподвижником Шухевичем бандформирования УПА вместе с остатками дивизии СС «Галичина» устраивали крупные стычки с частями Красной Армии и НКВД, совершали вооруженные рейды на Правобережную Украину, захватили и около суток удерживали несколько райцентров в Дрогобычской области, откуда их выбивали танками. В лесах действовали отряды националистов численностью до восьмисот штыков каждый, имевшие автоматическое оружие, минометы и военную технику, а также постоянную связь с закордонным проводом ОУН-УПА[56] и его западными хозяевами.

Дождливым июльским днем в одном из кабинетов Центрального разведывательного управления США в Мюнхене сидели и беседовали два человека. Первым был шеф отдела операций прикрытия Фрэнк Визнер, второй — руководитель службы безопасности ОУН Микола Лебедь.

Лебедь родился в 1910 году на Львовщине, где, закончив гимназию, вступил в Организацию украинских националистов. С началом войны служил в немецкой разведшколе, участвовал в этнических чистках поляков, а после ее окончания ушел за кордон, где стал сотрудничать с американцами.

— Итак, уважаемый господин Лебедь, — удобно устроившись в кресле и попыхивая сигарой, продолжил Визнер, — мы установили, что на Украине существует организованное и хорошо законспирированное подпольное движение, которое даже крупнее и лучше развито, чем предполагалось. Особое удовлетворение вызывает высокий уровень выучки УПА, её способность к дальнейшим акциям и экстраординарные новости о том, что активное сопротивление советскому режиму неуклонно распространяется на восток, за пределы бывшей польской греко-католической провинции.

— Совершенно верно, — кивнул головой Лебедь. — Наша повстанческая армия действует во многих районах Украины, активно поддерживается населением и составляет около ста тысяч.

— Мы с английскими коллегами, поможем вам, значительно усилить ее, — окутался дымом американец. — В наших лагерях для перемещенных лиц на территории Германии, Австрии и Италии содержатся двести сорок тысяч украинцев, многие из которых состоят в вашей организации и настроены весьма патриотически. С этого момента вы с вашими людьми можете посещать эти места и проводить там нужную работу. Давшие согласие продолжить борьбу будут освобождаться и поступать в ваше распоряжение, а затем пройдут специальное обучение в наших разведшколах для заброски на Украину.

— Мы оправдаем оказанное доверие, господин полковник! — подался вперед Лебедь. — Можете не сомневаться.

— И еще, — поднял вверх сигару Визнер, — помимо боевых действий, а также вредительства и диверсий эти люди должны заниматься сбором разведданных, подлежащих передаче американской разведке.

— Каких именно?

— О ходе демобилизации советской армии, количественном составе вооруженных сил, насыщенности войсковыми частями территории Западной Украины и их политико-моральном состоянии. А также работе военных заводов и дислокации складов стратегического сырья.

Беседа продолжалась еще два часа, а потом, выпив по рюмке виски, стороны распрощались.

Воплотилась сия беседа в долговременную операцию американских и английских спецслужб при участии ОУН-УПА, получившую на первом этапе кодовое название «Картель».

Вскоре после встречи Визнера с Лебедем, в лагеря перемещенных лиц, американской и английской зон оккупации, где содержались украинцы, выехали эмиссары ОУН-УПА, облеченные необходимыми полномочиями. Там занялись подбором нужного контингента, а сопровождавшие их разведчики — отправкой курсантов в спецшколы Мюнхена, Бремена и Дюссельдорфа.

Размещались они на специально оборудованных объектах, в пригородах, охранялись американскими солдатами. Учеба шла по ускоренной программе, обучали прыжкам с парашютом, владению стрелковым оружием, подрывному делу, сбору необходимой информации, а также работе на передатчике. В качестве идеологической составляющей демонстрировались фильмы о сытой жизни в США и Великобритании.

Иногда наиболее подготовленных курсантов увольняли в город, выдав небольшие денежные суммы на расходы, где те посещали магазины, пивные и бордели. А вернувшись, рассказывали остальным, как быстро в этой части проигравшей войну Германии с помощью их новых хозяев налаживается мирная жизнь.

— Так будет и на Украине, — говорили они. — Судя по всему, бывшие союзники готовятся к новой войне с Советами.

Уже через месяц, ночью с американского аэродрома близ Франкфурта-на-Майне поднялся в воздух транспортный четырехмоторный «Дуглас». В его грузовом отсеке находилось сорок бойцов ОУН-УПА в полной экипировке, с оружием и рациями, составлявшие две группы.

Достигнув с севера воздушного пространства Украины, самолет резко снизился и вошел в широкую многокилометровую долину Днестра, обрамленную с двух сторон холмистой местностью. Это исключало его обнаружение советскими радарами ПВО, повышая скрытность операции.

Под крыльями «Дугласа» поплыла тусклая лента реки, по берегам темнели леса, сливавшиеся с горизонтом. Затем впереди по курсу через определенные промежутки зажглись костры. Транспортник снизился до двухсот метров, началась поочередная выброска парашютистов с грузами в районах Дрогобыча и Ивано-Франковска.

Первая группа приземлилась чуть в стороне от горевших костров и, быстро отстегнув парашюты, залегла в темноте и изготовилась к бою. На нее из света вышли две тени, приблизившись, назвали пароль: «Говерла».

«В тумане», — последовал отклик.

Через минуту обе группы, погасив костры, укладывали в сумки парашюты и собирали разбросанные неподалеку брезентовые тюки с грузами. Вскоре место приземления опустело, в небе одна за другой стали меркнуть звезды.

Утро встретили в поросшем молодым лесом брошенном укрепрайоне, составлявшим когда-то «линию Сталина». Протяженностью в 1850 километров (от Карельского перешейка до Черного моря), эта линия состояла из глубоко эшелонированных фортификационных сооружений. Она была прорвана немецкими войсками в первые же месяцы войны и практически никакой роли не сыграла.

Пройдя запутанными ходами, с установленными там растяжками, вошли в один из серых бетонных казематов, оборудованный под долговременное укрытие: с нарами вдоль стен, буржуйками, складом для боеприпасов и отхожим местом.

— Здесь мы отдохнем, — сказал старший из встречавших, под псевдонимом Хрущ, приземистый и кривоногий.

— Место безопасное? — с недоверием оглядел каземат закордонный провидник, назвавшийся Гонтой, широкоплечий и рослый.

— Как у Христа за пазухой, — ухмыльнулся Хрущ. — Лес вокруг заминирован еще немцами, энкэвэдэшники сюда ни ногой, а у нас есть карта с проходами. Кроме того за УРом топкое болото с притопленной кладкой. По ней всегда можно незаметно уйти.

Вслед за этим доставленный груз (оружие с взрывчаткой, боеприпасы, а также продукты с медикаментами) определили в склад, сами же, рассевшись по нарам и сбитым из горбылей столом, начали подкрепляться.

Закордонные «браты», раздернув вещмешки, стали угощать местных своими продуктами: американской консервированной ветчиной, батончиками Логана[57] в фольге, хлебцами из прессованного зерна, а также шоколадом и фруктовым соком.

— Богато живете, — сказал Гонте Хрущ.

— А что на вас за форма такая? — пощупал у соседа защитного цвета пятнистый комбинезон с накладными карманами, один из местных.

— Итальянских десантников, — ответил тот. — Очень удобная.

— И оружие незнакомое, — кивнул еще один на автомат Гонты.

— Это английский пистолет-пулемет «стэн», — похлопал тот по стволу. — Магазин на тридцать два патрона, скорострельность шестьсот выстрелов в минуту. Кстати, теперь все это будет по воздуху нашими американскими друзьями доставляться регулярно.

— А как насчет немного поразвлечься, дружэ Гонта? — спросил все это время сидевший молча рядом с Хрущом человек в немецком мундире и кепи с черепом на околыше.

— В смысле? — уставился на него закордонный провиднык.

— Да очень просто. Хлопцы, приведите, — показал на нары напротив. С нар поднялись двое, вышли из каземата и вскоре вернулись, таща связанного и избитого парня.

— Я начальник районного СБ Ангел, а он сельский учитель, — показал на парня «череп». — Приехал из Киева и стал поучать в школе детей москальской мове. И что мы единый народ, вождь которого Сталин. Так или нет? — покосился на связанного. Тот что-то прошептал разбитыми губами.

— Ну, так вот, дружэ, повесь его на себе, — сняв с ремня, протянул Гонте кусок стропы от парашюта.

Провиднык, хмыкнув, взял его в руки, умело сделал петлю и, подойдя вплотную к учителю, накинул ему на шею.

— Отпустите, — бросил провиднык державшим за локти, а когда исполнили, развернулся и подвесил свою жертву за спину, через плечо натягивая веревку. Жертва захрипела, подергалась и стихла.

«Шурх» — провиднык сбросил тело на бетонный пол и, тяжело дыша, обернулся.

— Спец, — осклабился Ангел, а другие загоготали.

— Проверял? — уселся на свое место Гонта. — Я в свое время служил взводным в батальоне «Нахтигаль», там мы делали кое-что и похлеще. Ведь так, хлопцы? — подмигнул нескольким своим, дымившим сигаретами.

— Было дело, — ответил один, звероватого вида и с пустыми глазами. — Давали жизни комиссарам с жидами и пшеками[58].

Созданный «Абвером» как диверсионное подразделение в июне 41-го батальон вместе с немецкими войсками вошел во Львов, а оттуда совершил кровавый рейд по маршруту Тернополь — Проскуров — Жмеринка — Винница, уничтожая по пути советский актив, евреев и поляков. Аналогичными «подвигами» отметился в Белоруссии и Кракове.

— Так положено инструкцией, — раздавил на обшлаге вошь эсбист. — Хлопцы, уберите эту падаль.

Чуть позже, уединившись в одном из отсеков, Гонта с радистом вышли на связь с Мюнхеном. и доложили о благополучном прибытии на место. А на следующее утро группа подрывников во главе с Гонтой и Хрущом вышла из укрепрайона для выполнения полученного задания. Оно заключалось в проведении диверсии на железнодорожном мосту через Стрый, в трех десятках километров от базы. Добирались туда двое суток, днем отсиживаясь в лесу, шли ночью. К объекту подошли вечером, залегли на опушке, Гонта принялся наблюдать в бинокль.

Ширина реки в этом месте была порядка ста метров, мост тянулся высоко над водой, опираясь на шесть бетонных опор. Он охранялся двумя охранниками ВОХР, один из которых, вооруженный карабином, прохаживался по мосту, а второй сидел на дальнем конце в будке.

— Быки[59] не подорвать, — оторвавшись от бинокля, сказал Гонта Хрущу, — динамита захватили мало. А вот на пролеты в самый раз. Так, Пугач? — обернулся к старшему из подрывников.

— Так, дружэ провиднык, — ответил тот, — на них хватит.

Где-то далеко загудел паровоз, затем возник дым, диверсанты насторожились. Вскоре по мосту прогремел тяжелогруженый состав из тридцати вагонов и цистерн, судя по всему, с горючим.

— Хорошо бы рвануть вместе с таким, — проводил взглядом удалявшийся эшелон Хрущ.

— Расписания движения поездов у нас нет, можем прождать всю ночь, — не согласился провиднык. — Хлопцы, приступайте.

Сначала к объекту покрались двое с ножами. Где перебежками, а где ползком подобрались к будке и исчезли там. Патрулировавший мост вохровец как раз удалялся от нее и ничего не заметил. Когда же, что-то насвистывая, пошагал назад, на подходе заметил, что будка пустая.

— Степан! Ты где? — приблизился почти вплотную.

Из-за будки мелькнула рука — вохровец с ножом в горле, захлебываясь кровью, повалился на настил.

— Есть, — опустил бинокль Гонта. — Подрывники, вперед!

Три фигуры в комбинезонах и с мешком побежали к мосту, заминировали его и вернулись с первыми двумя, а чуть позже тяжело ухнул взрыв. Теперь из реки торчали лишь бетонные опоры, меж которых висели искореженные пролеты с ограждением, над которыми поднимался черный дым.

— Есть что докладывать в Центр, — ткнул провиднык локтем в бок лежавшего рядом Хруща.

— Есть, — высморкался тот в траву. — Но еще лучше, если б там проходил воинский эшелон с москалями…

Этим же днем в лесном урочище Сколевского района Львовской области из потайного бункера на склоне горы, отвалив замаскированную дерном крышку, вылезли на свет два заросших щетиной человека.

Один, коренастый с широкими вислыми плечами, был в кепи с длинным козырьком и пятнистой утепленной куртке, вооружен штурмовой винтовкой, парабеллумом в кобуре и гранатой на поясе. Второй — Исаев: в «петлюровке» с трезубцем, сером солдатском ватнике, со шмайсером на шее и «ТТ» в потертой кобуре.

— Ну что, пошли, Лютый? — обратился к Исаеву коренастый, внимательно оглядев окрестности.

— Пошли, Гармаш.

Капитан работал под прикрытием. Уже более месяца МГБ Львовской и Ровенской областей проводили совместную работу по поимке надрайонного провидныка СБ Яремы.

С назначением на должность Первого секретаря ЦК Компартии Украины Хрущева деятельность республиканского МГБ по борьбе с националистическим подпольем претерпела значительные изменения. Главный украинский коммунист требовал перейти от физического уничтожения подполья к захвату бандеровских лидеров среднего и высшего звена с последующей вербовкой в целях дискредитации всего движения.

По агентурным сведениям, после разгрома в результате чекистско-войсковой операции банды Яремы, последний с ее остатками собирался уйти в Ровенские леса, чтобы там соединиться с тамошним куренем.

На стадии установления яремовцами контактов с куренем, чекисты в качестве связника с той стороны подставили Исаева. Однако осторожный «эсбист» на личную встречу с Лютым не пошел, а направил туда своего заместителя.

Встретившись в обусловленном месте, они договорились, что для начала Лютый проведет его в Ровенские леса, где тот оговорит с местным провидныком все вопросы.

Двадцатитрехлетний Гармаш находился в подполье с 42-го года, от призыва в РККА, когда та пришла в его края, уклонился, а от отправки на работу в Германию — тем более, отсиживался у дальней родни на хуторах. Там познакомился с такими же хлопцами и девчатами, связанными с местной ОУН, они и вовлекли его в организацию.

Сначала выполнял мелкие поручения и ходил с грипсами «по связи», затем участвовал в стычках с поляками и отрядами Ковпака, проявив храбрость, за что попал в личную охрану Яремы, по приказу которого не раз исполнял обязанности палача.

Когда же Гармаш узнал, что после освобождения от немцев западных областей Украины его отца с матерью и двух маленьких сестер выслали в Сибирь, еще больше ожесточился. По личной инициативе захватил и до смерти запытал милиционера из их села, а потом сжег сильраду.

От страшной и кровавой жизни душа хлопца зачерствела, взгляд стал по-волчьи угрюмым. Зубы он потерял от цинги на зимовках в схронах, как и веру в бога.

Следуя маршрутом, которым вел его Гармаш, через неделю Лютый знал две явки Яремы. За это время он успел принять курьера, присланного к нему на связь из Ровно от легендированного подполья.

Тот передал инструкцию штаба МГБ о пути следования по области с конечной остановкой на явочной квартире одного из сел, которая якобы была «конспиративной хатой» местного подполья. В ней планировался захват представителя Яремы с его последующей вербовкой.

Когда закончились львовские леса и перешли в ровенские, обязанности проводника взял на себя Лютый. Он уверенно вел напарника по ранее пройденному маршруту, обходя в целях конспирации встречавшиеся на пути хутора и села. Шли, как правило, ночами, изредка перебрасываясь короткими фразами. Останавливаясь на дневки, перекусывали салом с сухарями, запивали водой из фляг, а затем поочередно спали.

По мере удаления от родных мест Гармаш становился все угрюмее, а на коротких привалах иногда снимал с пояса удавку, подозрительно глядя на напарника. Исаев знал, что этим орудием бандит лишил жизни полтора десятка людей: ястребков, сельских активистов и захваченных в плен солдат, что не прибавляло оптимизма.

«Как бы не удавил и меня во сне, гад», — напуская на себя безразличие, думал Исаев.

До явочной квартиры оставался один переход, и Николай решил подготовить к этому спутника психологически. Для чего провел поздним, но еще по-летнему теплым вечером по центральной улице раскинувшегося в долине села. Фуражки и оружие они спрятали в опустевшие вещмешки. Сунув в карманы галифе пистолеты, пошли там, где темнее.

Со стороны ярко освещенного клуба из репродуктора доносилась музыка, на площадке перед ним танцевала молодежь, во дворах тоже золотились окна.

— Давно не видал такого, — опасливо косился по сторонам Гармаш. — А танцуют не иначе комсомольцы. Резануть бы по ним из автомата.

«Такого только могила исправит, — мелькнуло в голове Исаева, — но начальству виднее».

Миновав главную улицу, свернули в переулок, где «Лютый» тихо сказал: «Пришли» и указал глазами на беленую, аккуратно крытую соломой хату. Затем наклонился к Гармашу, прошептав:

— Обожди, я сейчас вернусь.

После чего исчез за калиткой с высоким тыном, окружавшим усадьбу. Вернулся через несколько минут, сделав рукой знак следовать за собой. Напарник первым скрылся в темном проеме двери, за ним осторожно последовал Гармаш. За первой, через несколько шагов оказалась вторая, «Лютый» потянул ее на себя, и они оказались в ярко освещенной комнате. Темная на ее фоне, рослая фигура протянула вперед руку, лесной гость автоматически свою, попавшую словно в тиски, и в тот же миг сзади его горло оказалось в замке, а по затылку ударили чем-то тяжелым. Вверху завертелся потолок с лампочкой на шнуре, все погасло.

Очнулся Гармаш лежа на спине, чувствуя под собой запястья в стальных браслетах. Раздев до исподнего, его тщательно обыскали, а затем, усадив на лавку, перевязали бинтом разбитый затылок. Несколько позже от хаты тихо отъехал грузовик с брезентовым верхом и притушенными фарами. Оуновца под усиленной охраной доставили в областное МГБ, с ним началась работа по вербовке в целях последующего захвата Яремы.

Через три дня майора Семашко вместе с Исаевым вызвал к себе начальник управления комиссар милиции 2-го ранга Грушко.

— Значит так, товарищи, — обвел их глазами. — Операцию по захвату связника Яремы вы провели успешно, что будет отмечено в приказе. Хочу поручить вам второе, не менее ответственное задание. Пару недель назад средства ПВО Прикарпатского военного округа зафиксировали нарушение границы неизвестным самолетом со стороны Польши, однако потеряли его. Через несколько дней после этого, на реке Стрый был подорван железнодорожный мост, охрану которого предварительно уничтожили. А спустя сутки вот в этом районе, — комиссар встал и подошел к висящей на стене карте, — наша служба перехватила работу коротковолнового передатчика, — обвел место карандашом. — Ваши выводы, Степан Васильевич? — взглянул на Семашко.

— Судя по всему, закордонные «друзья» забросили к нам группу диверсантов, — ответил майор. — А квадрат, где засекли выход в эфир, я знаю. В нем брошенный укрепрайон, с минными полями вокруг, установленными при отступлении немцами.

— Все верно, — вернулся за стол начальник. — За ним следует установить наблюдение и в зависимости от результатов принять решение о проведении чекистско-войсковой операции. Поручаю это лично вам и капитану Исаеву с его группой.

— Есть, — поднялись оба офицера. — Разрешите выполнять?

— Приступайте. О результатах немедленно доложить. Время не терпит.

На следующее утро Семашко с Исаевым выехали на встречу с агентом, жившим в одном из небольших сел, в паре километрах от укрепрайона. До войны тот был лесником в этих местах, затем партизанил у Ковпака и хорошо знал окрестности.

— Только ты особо не удивляйся, — сказал по дороге майор. — Он своеобразный дядько.

— В смысле?

— Сам увидишь.

Через час езды по проселкам «эмку» оставили близ дороги, загнав в кусты верболаза, а в село пошли задами, по едва приметной тропинке вдоль извилистого оврага. Нужная, в три оконца, крытая гонтом хата стояла у его дальнего конца и была крайней на порядке.

Прошли засаженным картошкой и подсолнухами огородом к торцевому окну, Семашко постучал в шибку[60] согнутым пальцем — ничего. Только на другом конце села залаяла собака. Повторил. За стеклом отдернулась занавеска, мелькнуло чье-то лицо. Затем в пристройке отворилась дверь, из полумрака махнула рука.

Вслед за сутулым, широкоплечим хозяином (тот сразу повернулся спиной) прошли через хлев, в котором рыжий теленок жевал сено, оттуда, поднявшись на ступень — внутрь хаты. Она имела уютный вид: от беленой печи веяло теплом, пахло хлебом, на беленых стенах висели пучки сухих трав, в углу под вышитыми рушниками темнел лик иконы.

— Давно не виделись, — не приглашая гостей сесть, опустился хозяин на лавку. — Все бандеров ловите?

— Понемногу, — майор с Исаевым устроились напротив.

— Ну-ну, — свернул хозяин цигарку и вскоре окутался дымом. — Слухаю.

— Тут такое дело, Григор, — наклонился вперед Семашко. — Нас интересует УР.

— В смысле?

— Ну, есть там кто или нет? Хотим проверить.

— А хто там может быть? — хмуро пыхнул дымом селянин. — Кругом мин понатыкано, в прошлом году у кума корова от стада отбилась и ушла в лес. На куски разорвало. А с другой стороны непроходимое болото.

— Так значит, не поможешь?

— Ни.

— А если так? — раскрыл майор полевую сумку и вынул оттуда журнал «Огонек», протянув Григору. — Погляди внутри на развороте.

Тот взял руки, открыл и посветлел лицом:

— Так цэж Сидор Артемьевич! У полной генеральской справе!

— Дарю на память, — улыбнулся начальник. — Так как насчет моей просьбы?

Хозяин полюбовался командиром еще минуту, спрятал журнал за икону и задумался.

— Вообще-то есть одно место, по нему можно пробраться в УР.

— Проведешь?

— Нема вопросов. Завтра поутру. Сегодня хату не на кого оставить, жинка пошла к родне на хутор.

Договорились о времени, месте встречи и что на ней будет Исаев со своей группой.

— Тебя как кличут, капитан? — поинтересовался бывший лесник.

— Николаем.

— В таком случае будем знакомы.

После этого стороны распрощались, и гости тем же путем покинули усадьбу.

— Ну, как тебе агент? — спросил, когда ехали назад, Семашко.

— Оригинальный, ничего не скажешь.

— Ценнейший кадр, — переключил скорость майор, — отлично знает район и многих людей в округе. К тому же не боится оуновцев, а те его хату обходят стороной.

— Это почему?

— Когда Ковпак проходил этими местами, они как-то захватили нескольких его партизан. Вырезали звезды на спинах, отрезали языки, а затем убили. Узнав про то, Сидор Артемьевич возмутился и приказал разобраться с бандеровцами по-свойски.

Его хлопцы отловили пятерых, сняли с тех штаны, вставили в задницы по динамитной шашке и подожгли шнуры. А перед этим на шею одному повесили табличку «Так будет с каждым, кто тронет ковпаковца». С тех пор самостийныки шарахались от партизан как черт от ладана. Да и сейчас всё отлично помнят.

На следующее утро, ровно в шесть на том же месте, где останавливалась «эмка», темнел «виллис», а рядом стояли Исаев, Скляр и Опрышко: в пятнистых маскхалатах, с биноклями на шеях и оружием. Неподалеку обнюхивала росистую траву овчарка.

Вдруг она насторожилась. Из кустов вышел лесник. Был он в выцветшем брезентовом плаще с капюшоном и карабином на плече.

— Здорово, хлопцы, — пожал всем руки, — ну что, готовы?

— Готовы, — ответил капитан, и все, следуя за проводником, направились к затянутой серебристым туманом лесной опушке. Пройдя вдоль нее с километр, оказались у промытой талыми водами узкой, лощине, полого опускавшейся в лес.

— Тут ни шагу в сторону, — обернулся проводник и первым вошел в молодую поросль.

Лощина вскоре пересеклась с оврагом, по дну которого журчал ручей, двинулись вдоль него. Затем агент, снова обернувшись, приложил к губам палец и стал подниматься по еще одной, в камнях, промоине. Выбравшись наверх, залегли в высокой траве.

Укрепрайон был виден как на ладони. Поросшие кустарником, с темными амбразурами капониры, бронеколпаки и казематы, соединенные меж собой подземными ходами, тянулись фронтом по обе стороны.

— Командир, взгляни-ка туда, — сказал лежавший справа от Исаева и глядевший в бинокль Опрышко.

Николай чуть перевел свой бинокль, и в окулярах возник еле заметный дымок, поднимавшийся над одним из казематов. Все трое усилили наблюдение. Минут через пятнадцать из укрытия вышли несколько человек с вещмешками за плечами и оружием, направившись к болоту.

— Там вроде как трясина? — тихо спросил лесника Исаев.

— Ну да, — также тихо ответил тот. — Хотя до войны не было.

Группа между тем подошла к камышам у болота, осмотрелась и исчезла.

— Возможно, там тоже имеется проход?

— Може и есть, надо проверить.

Пролежали в траве еще час, до боли вглядываясь в покрытые мхом угрюмые коробки, надолбы и рвы, засекли еще двоих. Один нес ведро воды, а второй — охапку сучьев.

— Да, здесь у них что-то вроде базы, — грызя травинку, пробормотал Скляр.

— Возвращаемся, — сказал капитан, набросав в блокноте карандашом план, затем все отползли назад и, бесшумно спустившись в овраг, последовали за Григором.

Уже на выходе из леса, когда шаг в шаг двигались по лощине, Рекс тихо зарычал. Группа залегла, приготовив оружие. Слева, метрах в двадцати, меж деревьев скользили трое в камуфляже, похожие на призраков. Когда они исчезли, группа, подождав с десяток минут, вышла в исходную точку. Расположившись на земле рядом с «виллисом», закурили.

— Как можно добраться до болота? — поинтересовался Исаев у бывшего партизана.

— Нужно обойти лес стороной и зайти с тыла, — флегматично пояснил тот.

— Это далеко?

— Пешком часа три-четыре.

— А на нем можем? — кивнул на автомобиль Скляр.

— Уполне.

— Тогда все в машину, — сунув окурок в траву, поднялся на ноги командир.

Через минуту, тихо урча, «виллис» скрылся из виду.

К самому болоту подъезжать не стали, остановились у давно сожженного, с остатками построек хутора, откуда снова пошли пешком, настороженно оглядывая местность. Затянутое ряской болото с желтевшими тут и там кувшинками тянулось за укрепрайоном на несколько километров. Но метелки камыша виднелись только в одном месте. Продираясь сквозь кусты, туда и направились.

— Рекс, ищи, — наклонившись к овчарке, вполголоса сказал Исаев.

Пес, опустив в траву нос, заюлил впереди группы. Пробежав сотню метров вперед, вернулся и уставился на воду.

— Так, что тут у нас? — подойдя, присел рядом Исаев.

У самого берега был примят лист кувшинки, а во мху на берегу удалось обнаружить едва различимый отпечаток шипованной подошвы.

— Вот тут они вышли, — переглянулись Скляр с Опрышко, а проводник исчез в кустах и вскоре вернулся с шестом в руке — чуть сырым в нижней части. Потыкал в гладь воды на том месте, под ней глухо стукнуло.

— Тут притоплена кладка. Мы так тоже делали в партизанах.

После чего вернулся, определив шест на место. Стараясь не наследить, вся группа отошла назад и вернулась к автомобилю. Погрузившись в него, подвезли Григора ближе к селу, тепло распрощались и взяли курс на Львов. С неба по брезенту забарабанил дождь, оно стало ниже.

Спустя неделю началась чекистско-войсковая операция.

В ней была задействована часть оперативного состава управления, а также моторизированный дивизион НКВД, пограничники и группа саперов. Группа Исаева, усиленная отделением бойцов, накануне выдвинулась к болоту, где устроила засаду.

Операция началась на утренней заре: выгрузившиеся со «студебеккеров» бойцы вместе с пограничниками оцепили лес с фронта, вслед за чем туда вошли саперы. В разминированный ими проход доставили минометы, после чего в небе лопнула ракета. Расчеты открыли по укреплениям навесной огонь, под его прикрытием подтянулась еще группа, навстречу которой ударили из пулемета.

— Приготовиться, — бросил бойцам Исаев, заслышав шум боя.

Минут через десять на дальнем конце болота возникли неясные фигуры, коих наблюдатели насчитали семнадцать. Впереди осторожно шел человек с шестом, меряя глубину, за ним еще один с чем-то громоздким за плечами, другие чуть отставали.

— У второго вроде как рация, — шепнул Исаеву лежавший рядом в траве Скляр.

— Похоже, — тоже шепотом ответил командир. — Скажи ребятам, чтоб в него не стреляли. Попытаемся взять живьем.

Когда противнику до берега оставался десяток метров, Исаев, приподнявшись, закричал:

— Сдавайтесь! Вы окружены!

Шедшие по болоту на секунду замерли, а затем оттуда ударили автоматы.

— Огонь! — приказал Исаев и срезал из своего автомата первого в группе на болоте.

Падая, тот задел напарника шестом, напарник свалился в воду, а основную группу расстрелял пулемет. С его последней очередью Опрышко метнулся вперед, схватил за лямку барахтающегося у кладки человека и выволок на берег.

— Как я и говорил! — ощупал мешок, подбежавший Скляр.

Радиста, нахлебавшегося воды с тиной, тут же оттащили в кусты, где, раздев до белья, дотошно обыскали, нащупав в воротнике куртки ампулу с ядом.

— Не иначе с той стороны забросили, — вырвал ампулу из ткани Исаев.

Между тем стрельба со стороны УРа затихла. Спустя час в небо ушла вторая ракета — операция закончилась.

В одном из ДОТов, откуда по наступавшим из двух станковых МГ велся огонь, обнаружили шесть трупов, а в подземном каземате — еще один, с шиной на ноге. Судя по виду, бандит застрелился сам. В откинутой руке был зажат парабеллум, а во лбу кровянилось отверстие.

Не обошлось без потерь и у чекистов. Офицер с шестью бойцами были расстреляны на подходе к ДОТу, еще двое подорвались на растяжке при обследовании укреплений, трое получили ранения.