Глава 6

Бегая утром в парке, Вилард думал о причинах такого странного поведения Эттель. Ведь, казалось бы, за столько лет можно привыкнуть ко всему, в том числе и к жизни Одиночества, но, видимо, только не этой девушке. Что ей двигало, какие мотивы? Тот образ жизни, который выбран для биоотклов абсолютно точно лучше смерти. Тем более, что судя по психологическому портрету, она не была подвержена унынию и депрессии, наоборот, девчонка всеми своими небольшими силами шла против системы, чем создавала себе в жизни еще больше проблем. А раз Хитсил боролась с системой, значит и не должна была хотеть своей смерти, что косвенно подтверждали ее шрамы по всему телу.

Были ли у Эттель друзья? Судя по допросам учителей и учениц - нет, не было. Даже среди таких же биоотклоненных, как сама, она ни с кем не нашла контакта и не доверяла никому.

Отношения с сестрой тоже не ладились. Но почему? Ведь до шестнадцатилетия Анны их обеих ничего не смущало и не мешало регулярно видеться. А потом как отрезало.

В таких ситуациях семьи могут пойти по двум пути: первый – это как в семье Хитсил, любить и принимать своего ребенка, несмотря ни на что. А второй – это когда семья пусть и не отказывается от биооткла, но и живет с ним формально без любви и семейных отношений. Ни первый ни второй путь не запрещены, и никто не может заставить семью выбирать. Но, обычно, если уж выбрали свой вариант отношений, то и придерживаются его до совершеннолетия нечистого ребенка.

Нужно поговорить с Анной, а еще с Ашером, ведь именно после встречи с ним сестры перестали общаться.

Завтракая дома после пробежки и душа, Нивкхар просматривал досье старшей сестры Эттель. Она работала в зоосаде и жила в служебной квартире недалеко от работы. Поэтому не откладывая, Вилард отправился к ней в оранжерею.

Здание, в котором располагался зоосад, было почти такое же высокое как и здание спортивной академии. Первое, что привлекало в нем внимание, это прозрачный стеклянный купол, от которого отражалось солнце и бросало блики на все окружение. Увитые, как одеялом из плюща и виноградной лозы, стены создавали ощущение дикого леса, а не центра города. Пройдя сквозь двойные двери, биокомиссар оказался внутри и сразу почувствовал разницу температур. Если на улице было еще прохладно и не больше шестнадцати градусов, то внутри зоосада было градусов двадцать восемь, не меньше. Высокая влажность и тепло - эти условия специально создавались для местной флоры и фауны. Попугаи, колибри, лемуры, различные бабочки и стрекозы и другие животные прекрасно себя чувствовали в таком парниковом эффекте.

Если закрыть глаза то, биокомиссар будто очутился в диких джунглях, такие звуки и запахи его окружали. А бело-зеленая форма биокома смотрелась здесь очень кстати, он почти сливался с окружением и на мгновенье стал частью чего-то большего, чем просто человек. Опомнившись и слегка нахмурившись от того, что так легко поддался очарованию здешней природы, Нивкхар осмотрелся. И заметил, что с правой стороны от входа стоит небольшой электронный экран с картой павильона. Судя по указателям, место, где разводили саженцы, находилось в самом конце здания. Двигаясь по подсвеченным дорожкам, Вилард довольно быстро пересек все участки дикой природы и оказался перед огромной клумбой, где трудились несколько юных девушек.

Эти садовницы были облачены в рабочие платья и фартуки.

Подойдя поближе, биокомиссар не стал ждать пока его заметят и сам подошел к ближайшей девушке:

– Добрый день. Мне нужна Анна Хитсил. Где я могу ее найти? – Нивкхар смотрел на нее с высоты своего роста, но при этом не заметил испуга или недовольства. Наоборот, она, радушно улыбнувшись биокому, отряхнула руки от земли и грязи.

– Здравствуйте, господин биокомиссар. Меня зовут Темми Дариада, я здесь старшая и отвечаю за всех девушек. Анна работает на другой стороне, я ее сейчас приведу. А вы пока можете присесть у прохода. Если желаете, то мы можем заварить Вам цветочный чай, – дождавшись его согласного кивка, девушка пошла на другую сторону клумбы.

“Задобрить меня решила чаем? И что ты там хочешь сказать Анне Хитсил вдали от моих ушей?”– Анна, к тебе пришли, подойди пожалуйста к столу. И приготовь чайник, - из-за высокой растительности старшую садовницу было не видно, но голос она не снижала.

Присев за черный резной столик, биоком закрыл глаза и представил, что жизнь его пошла по другому пути. Не связанному с преступлениями и наказаниями. Что он до сих пор счастлив в браке, а она… она… сколько бы ей сейчас было? Лет двадцать восемь. Уже была бы мамой,.. а он дедом.

Услышав легкие шаги, Нивкхар резко открыл глаза и увидел прямо перед собой Анну Хитсил с подносом и фарфоровой чашкой на нем.

Девушка была само очарование: очень мягкие черты лица. Аккуратный носик и чуть пухловатые губы делали ее младше своего возраста. Невысокого роста с узкой талией и правильными пропорциями тела, которые придавали ей утонченный вид. Красивые глаза карего цвета с легкой золотинкой внимательно смотрели на мужчину без следа паники и вины.

Да, какая дикая разница между двумя сестрами. Старшая похожа на садовую розу, за которой ухаживают, поливают и обрезают листочки, от чего она радует своей красотой. И младшая: даже самый последний сорняк, здесь в зоосаде, получает намного больше ухода и человеческого тепла, чем Эттель. Дикая, агрессивная, опасная, как росянка, которая своим видом отталкивает от себя всех окружающих. И может только нападать на наивных мошек, слишком близко к ней подлетающих.

– Здравствуйте, Анна, присаживайтесь. Вы должно быть знаете причину, почему я здесь? – Хитсил присела на стул напротив биокомиссара и, взяв в руки небольшой чайник, стала разливать цветочный отвар в чашку. Руки ее слегка дрожали, что не заметил бы обычный человек, но Нивкхар это разглядел - И прежде чем мы начнем, принесите и себе чашку, разговор может получится длинным.

По удивленно распахнутым глазам биокомиссар понял, что Анна не ожидала приглашения на чай, в конце-концов это был допрос, а не светская беседа. Но она послушно кивнула и, не сказав ни слова, скрылась за клумбой. Вернувшись она присела на стул и налила чай и в свою чашку.

– Добрый день, господин биокомиссар, - сказала девушка. - Да, конечно, я понимаю почему Вы здесь, и мне очень жаль, что моя младшая непутевая сестра стала тому причиной, – голос девушки дрогнул на слове сестра, и по имени она ее не назвала. Прозвучало очень дежурно и отрепетировано, похоже, что старшая готовилась к этому разговору. – Я не знаю, чем могу быть Вам полезна. Не видела ее очень давно, еще с того момента, как мне подобрали кандидата в женихи. Пыталась несколько раз встретится с ней, но она довольно четко дала мне понять, что больше не желает со мной общаться. Это было очень больно, всегда любила ее, и мне с большим трудом удалось пережить это расставание. Но я живу дальше, несмотря ни на что. Здесь в саду у меня есть все необходимое для счастливой жизни, хотя, судя по поступкам моей младшей сестры, так будет продолжаться очень недолго.

– Да, я знаю о ваших разногласиях, директор Армуми и другие ученицы рассказали об Эттель. Вот только у меня есть информация из достоверного источника, что незадолго до несчастья вы пытались встретиться с сестрой у школе. Только почему-то забыли об этом упомянуть.

Анна держала чашку с чаем двумя руками, но даже так было видно, как дрожат ее губы, а глаза наполнены слезами. Непохожа она на разлюбившую и обиженную старшую сестру. Очень даже похожа, вон как переживает. Виларду не раз приходилось видеть конфликты в семьях и их последствия. Обычно самые жестокие драки и убийства происходили именно между родными и близкими людьми. Те, кто обижается, не станет лить слезы по родственнику, с которым не разговаривал и не виделся много лет, а между Анной и Эттель была именно такая ситуация. Да, она в принципе не должна была даже пытаться звать Эттель на свадьбу после стольких лет молчания.

– Давайте говорить на чистоту. Я не верю в попытку самоубийства Эттель. Не в ее характере сдаваться и тем более терять жизнь. Я помню как она приходила на встречи со мной избитая, хоть и не показывала как ей больно. Я видела, как ей тяжело противостоять ненависти со стороны чистых учениц, и я была бессильна чем-либо ей помочь. Зачем вы хотели с ней поговорить, спустя столько времени? Что такого важного произошло, что вы решили переступить через обиды и приехать к ней? - голос биокомиссара был низким и глухим, но Анна его прекрасно слышала. Он смотрел на нее, не моргая, словно гипнотизировал. Она может и хотела бы отвернуться и спрятаться от его пристального взгляда, но куда бы она не скрылась, он везде ее найдет!

– Я хотела, чтобы она присутствовала на нашей с Ашером свадьбе! Ну и что с того, что она биооткл?! По какому праву она хуже других в нашем обществе? Я люблю ее не меньше из-за ее отклонений, чем любила бы Чистую. И то что она попыталась уйти из этой жизни лишь доказывает, что в нашем государстве,.. - на середине фразы она замолчала и испуганно посмотрела на биокомиссара!

Прикрыв рот рукой Анна наконец поняла, что своими словами отдала себя в руки правосудия, которое очень не любило, когда граждане сомневаются в правильности жизни в своей стране.

“Ну и что ты сейчас будешь делать? Милости просить или пойдешь добровольно в Дом Одиночества? Или ты таким образом вызываешь огонь на себя и отвлекаешь меня от своей сестры?!”

– Успокойтесь Анна, вы так нервничаете, что рискуете свалиться в обморок. Давайте мы оставим в стороне эмоции, и я милостиво закрою глаза на ваши последние слова. А вы в ответ расскажите все, что знаете о произошедшем с вашей сестрой незадолго до этого несчастья, – вот теперь он был мягок и кроток, то что нужно, чтобы она была откровенной. – Ну же, Анна, вы можете мне доверится и рассказать все, что знаете. Я никогда никому не расскажу, что именно вы мне это рассказали.

– Но я правда больше ничего не знаю. Мы долго разговаривали с Ашером об этой поездке, он сначала был против. А потом вроде согласился. Я просто хотела, чтобы мы помирились. Мне важно, чтобы в самый счастливый день в моей жизни рядом со мной была вся моя семья.

Больше у нее не дрожали ни голос, ни руки. Когда она заговорила о свадьбе, которая теперь не факт, что состоится, то стала очень уверенной в том, что семья – самое важное на свете.

– Знаете, я вам верю и перед тем как уйти, хочу чтобы вы кое что увидели. Вот, – проведя перед собой рукой, он вывел над столом 3Д-модель тела Эттель, на котором высветились все ее травмы и шрамы. Девушка, сидящая напротив него, сначала не поняла, что видят ее глаза.

– Смотрите внимательно, вот здесь у нее клеймо с довольно старой латинской надписью. А здесь рука была сломана в двух местах и не очень ровно срослась. Из-за чего, по заверениям ИИ, она не может разгибать ее до конца. Вот тут на обеих ногах следы от укусов, судя по размерам, это были крысы и собаки. Ну не буду утомлять вас излишними подробностями, лишь скажу, что ваша сестра многое пережила. И сейчас когда речь идет о ее жизни, каждая мелочь, даже самая незначительная на первый взгляд, может сыграть огромную роль в моем расследовании.

– У нее был конфликт с Ашером, я не знаю почему и когда они успели встретиться и познакомиться, но она очень его не любила и не хотела, чтобы я выходила за него замуж.

Маленькая хрупкая фигурка девушки горбилась от пережитого потрясения и вытирала бегущие по щекам слезы.

Нет, понял биокомиссар, Анна не стала бы вредить Эттель. А вот странная неприязнь с сыном Акшана – это интересная деталь. Надо бы узнать об этом поподробнее. Вот только к этому разговору нужно подготовиться, врядли Тревор будет рад, что его сына допрашивают.

Разговор был окончен, Вилард вежливо допил чай и, попрощавшись, направился к выходу. Пока вопросов у него было больше, чем ответов на них, и это ему очень не нравилось.

***

Прежде чем начинать разговор с сыном Акшана Ашером, биокомиссар решил вернуться в допросную и еще раз поговорить со своими виновными. Срок их предварительного задержания подходил к концу, и завтра уже нужно провести судебное заседание по назначению наказания.

Стоя у черно-белого здания, биоком увидел выходящего Миостера. И если форма Виларда была разделена ровно пополам на зеленый и белый цвет, то у молодого Раена она пока была больше белой, чем зеленой. Но, как он по себе знал, время службы летит незаметно, особенно, когда вкладываешь в нее всю душу, а значит в свое время к младшему напарнику придет и опыт, и более зеленая одежда.

– Вилард! Рад тебя видеть! С тех родов даже времени на встречу не было. Ты занимаешся той суицидницей? Я читал ее досье и не понимаю, чего ты тянешь, там же все ясно. Давно бы уже закрыл это дело и присоединился к моим подпольщикам. Вот где настоящая загадка, и есть где поломать голову. А возиться с какой-то полудохлой девчонкой тебе, ну это же несолидно!

М-да, расти тебе еще и расти в плане понимания трудностей дел. Да никто особо и не надеется, что этот желторотик и правда отыщет борцов за возвращение к старому устройству мира. Но надо же давать себя проявить, вот и достали из архива висяк, который уже лет двадцать никто не расследует. Нет на то причин.

– И я рад тебя видеть, Раен. Эттель не долго осталось, на днях закончу с ней и займусь другими делами. У тебя уже появилась какая-то информация? – видя, как воодушевился от вопросов мальчишка, Нивкхар вспомнил себя в начале службы, когда ему самому везде мерещились заговоры и подпольщики. Сколько раз он набивал себе шишки на пустяковых делах, чтобы получить свои опыт и знания, даже считать не хотелось. В свое время Вилард также пытался придать себе значимость перед более опытными биокомами, а те, видя его пыл, помогали и наставляли его на истинный путь. – Ты можешь сейчас пойти со мной на допрос виновной, а потом зайдем к тебе в кабинет, и я послушаю твои наработки.

– Договорились, старшие вперед, – Миостер вернулся к двери и открыл ее для Нивкхара. Все же субординацию он чувствовал и знал, когда можно вести себя на равных, а когда умерить свой пыл.

Интерлюдия 6

Единственный самый счастливый день в этом адском доме для Эттель был не ее День Рождения, о нет. Никто из учениц или педагогов даже не подумал бы праздновать такое. Наоборот, все в ее праздник старались как можно меньше ее замечать. А вот самый лучший праздник для биооткла был День Основания Государственности.

Каждый год, шестнадцатого июля, вся страна праздновала это замечательное событие. И в честь него всех учениц выводили в различные памятные места. В этом году ее класс шел в городской музей. Это было настолько радостно, что никакие дылды не могли испортить ей настроение. Ведь исключения не делали ни для кого, в том числе и для биоотклов. Все граждане страны должны знать и почитать историю создания своего государства и Великих Основателей.

Еще пятнадцатого девочка начистила свои туфли и привела в порядок форму, чтобы назавтра никто не смог сказать, что у нее неподобающий вид. Даже эти проклятые браслеты она натерла до блеска, и теперь они весело позвякивали на каждом шагу. Ложась спать, Эттель загадала, что если завтра она попадет в музей, то ни за что не пропустит ни минутки и будет самой послушной девочкой на свете, только бы ничего не случилось. Только бы ничего не произошло.

Рано утром, еще до утреннего колокола, биооткл проснулась в полной темноте, сердце радостно стучало от предвкушения целого дня вне этих опостылевших стен. Скоро она будет на свободе, и никто не сможет ее в этом упрекнуть.

После завтрака их куратор Коес собрала весь класс перед центральным входом и еще раз нудным голосом пересчитала всех по головам.

– Итак, ученицы. Вы все разделены по парам. Взялись за руки и не отпускаем их до прихода в музей. По дороге не разговариваем, не смеемся и не отстаем. Тот, кто нарушит хоть одно из всего перечисленного, очень пожалеет об этом, когда мы вернемся.

Эттель не была дурочкой и поняла, что хоть куратор не назвала имен, но имелась ввиду она. Легонько кивнув куратору, она показала, что будет примерной девочкой и проблем не создаст.

Биоотклам пары не полагалось, поэтому она и Аманда Таммим шли рядом, но не за руки. Выйдя из здания школы, куратор Коес пошла впереди колонны школьниц, а замыкали две девочки в черных пальто со звенящими браслетами на руках и ногах. Их при всем желании не смогли бы потерять, даже если бы захотели.

Пройдя через парк, где они полюбовались зданием архива, потом мимо больницы школьная шеренга подошла к двухэтажному зданию насыщенного синего цвета. На входе стояла женщина в ярко-голубой форме музейного работника. Она подошла к Коес и поздоровалась. Затем обе женщины развернулись к ученицам и еще раз их пересчитали.

– Здравствуйте, девочки. Сегодня вы окунетесь в историю нашего государства и узнаете о том, как беспечно и бессмысленно жили люди до Великого Переворота. Сейчас мы зайдем внутрь, там вы разденетесь в гардеробе, без криков и толкотни снова встанете по парам, чтобы мы могли начать нашу экскурсию. – Говоря это, работница первой зашла в здание музея. Коес, наоборот, подождала, когда все ученицы зайдут и только потом прошла внутрь сама.

У входа в гардероб образовалась очередь, но никто не толкался и не шумел, все очень степенно ожидали возможности сдать свою одежду и пойти наконец смотреть экспозицию. Когда очередь дошла до Эттель, то гардеробщица не стала брать ее одежду. Она пропустила девочку внутрь к вешалкам, чтобы она сама повесила свое пальто и взяла вместо него номерок. Проходя мимо нее, биооткл не удержалась и чуть пошатнулась в ее сторону, сделав вид, что споткнулась. Но гардеробщица спрятала руки за спину, чтобы и пальцем до нее не дотронуться. Не рискуя больше, ученица Хитсил взяла заветный номерок и вышла из гардероба. Еще не хватало, чтобы все ушли вперед без нее.

Заняв свое место в хвосте колонны, Эттель перестала думать обо всем, кроме того сказочного места, где она сейчас находилась.

Их путь начинался с необычного ряда фотографий на самой настоящей бумаге, которые были спрятаны за толстый слой защитного стекла. На этих удивительных кадрах были запечатлены люди. Но не такие, как сейчас, в строгой одежде определенного цвета, а самые разные: иногда в одном платье могло быть до пяти цветов, или туфли, несовпадающие с верхней одеждой. Мужчины могли ходить по улице в брюках, обрезанных до колена, и таких же обрезанных рубашках, открывающих руки.

А уж как одевались дети – это уму непостижимо. Девочки ничем не отличались от мальчиков не только в одежде, но и в прическах. И это не говоря о цвете их волос.

Биооткл долго смотрела на девочку примерно ее возраста, которая стояла возле моря в одном нижнем белье. Волосы ее были наполовину зеленого, а на вторую половину оранжевого цвета. Губы и нос у нее были проколоты железными гвоздиками, а в каждом ухе было по несколько сережек. Она смотрела с фотографии на Эттель и выглядела безмерно счастливой и довольной.

Две такие разные девочки сквозь года никогда не смогли бы понять друг друга, встреться они случайно. Да и надо было ли им понимать как они дошли до жизни такой. Ведь у каждой из них была своя жизнь со своими правилами, и никто не мог бы это изменить.

Дальше пошли кадры, которые также завораживали, но не своим странным видом, а пугающими подробностями на них. Люди, которые охотились на животных и выставляли их головы у себя дома, как трофеи. Вырубка деревьев целыми гектарами. Свалка мусора в море и умирающая от этого рыба. Добыча нефти и угля из земли и брошенные котлованы после добычи. Горящие леса и гибнущие от пожаров животные. Или те же животные запертые в клетках или выступающие на арене перед зрителями. И так целая галерея варварского, потребительского отношения человека к миру и Земле, на которой он живет.

А потом шли фотографии последствия войн: разрушенные дома, убитые и искалеченные старики, женщины и дети, мужчины, воевавшие и убивавшие друг друга на поле боя без смысла и цели. И бесконечные ряды могил на кладбищах проигравших. И довольные лица победителей, завоевавшие новую территорию или полезные ископаемые. Все это на фоне денег, золота, алмазов и других вещей, которым люди того времени придавали значение.

А в самом конце были расположены фотографии абортов, которые женщины делали по собственному усмотрению, не считаясь с жизнью ребенка, находившегося у них внутри. Эти довольные убийцы улыбались тому, что они не стали матерями, строили карьеры и были наравне с мужчинами, ни в чем им не уступая.

Когда девочки подошли к последнему ряду, все они плакали от ужаса перед той давно минувшей жизнью. Экскурсовод рассказывала в цифрах статистику детской смертности и количества оставляемых в детских домах никому ненужных детей. О половой распущенности и попустительстве со стороны правительств к такому образу жизни молодежи. Об полной деградации понятия семья и сексуальной ЛГБТ-революции.

– Внимание всем, сейчас вы можете пятнадцать минут походить по галерее, а затем мы соберемся и вернемся в школу, – куратор осмотрела учениц и пересчитала их по головам. – Биотклы остаются в этом зале и никуда не уходят. К экспонатам и голограмме не подходить! Вам все ясно?

Обе девочки синхронно кивнули, они были рады быть предоставленными сами себе, пусть и на эти коротенькие пятнадцать минут. Видя, как с радостными перешептываниями уходят остальные одноклассницы у Эттель прыгало сердце от радости.

– Свобода! Ух-х-х-х, – повернувшись ко второй девочке Эттель поняла, что у нее нет никакого желания разговаривать с Амандой и проводить эти драгоценные минуты свободы вместе. Не говоря своей напарнице ни слова, Хитсил отошла от Таммим как можно дальше, давая понять, что не желает общаться.

Больше не обращая никакого внимания на Аманду Эттель подошла к подиуму, где демонстрировалась голограмма исторического видео, которое знал наизусть каждый гражданин их государства.

В освещенной керосиновыми лампами комнате за огромным деревянным столом сидели пятеро людей в черной военной форме с орденами в виде крестов на груди. Все пятеро хлопали друг друга по плечам, обнимались и улыбались, они праздновали победу в Сталинградской битве. Дата этой победы - второе февраля стало переломным моментом для всего мира. Из-за этого поражения СССР не смог оправится от потерь, и уже восьмого мая 1943 Германия праздновала победу во Второй Мировой Войне. Лица четверых из них были хорошо видны, а фигуру пятого покрывала легкая дымка, так чтобы его невозможно было узнать. Это были четверо Великих Основателей и один предатель, имя которого навсегда вычеркнуто из истории: первый Основатель был черноволосым мужчиной с худощавой фигурой и небольшими черными усами он стоял во главе стола. Рядом сидел второй Основатель он был светловолосый с короткой стрижкой, подтянутый мужчина со светлыми ухоженными усами.Третий Основатель был мужчиной со светлыми волосами и высокими залысинами его фигура несколько раздалась и выглядела на фоне остальных более крупной. Последний Основатель лицо которого можно было рассмотреть: это был мужчина в аккуратных круглых очках с выбритыми висками и светлыми усами.

Стоя возле этих людей, Эттель чувствовала огромный страх и невольное уважение за то, что они очистили этот мир от недостойных жизни людей. А еще она чувствовала сжигающую сердце ненависть за то, что ее жизнь была такой тоже из-за них. Если бы ей дали возможность сейчас вернуться прошлое и изменить его, то она не задумываясь убила бы каждого из них. Но это было не возможно!

– Я вам всем отомщу! Еще не знаю как, но вы очень пожалеете, что у меня такая жизнь. Умру, но испорчу ваше любимое государство, чтобы вы там в гробах переворачивались, видя эти разрушения... – стоя рядом с голограммами и сжимая маленькие кулачки, девочка смотрела им в глаза и будто разговаривала с ними наяву.

– Биоткл Хитсил! Не смей своим видом очернять фигуры Великих Основателей! Отойди немедленно от них подальше и даже близко к ним больше не приближайся! Именно от таких как ты эти великие люди очищали наш мир, и благодаря им ты сейчас живешь на этом свете, хотя и не заслуживаешь этого! – злобное шипение раздалось за спиной Эттель. Может раньше она бы и отскочила в испуге, чтобы не нарваться на наказание. Но сейчас ее обуревала такая буря эмоций, что она ни на шаг не сдвинулась с места. Лишь вздернув повыше голову и сжав в упрямстве губы, Эттель бесстрашно смотрела на куратора Коес. От такой наглости эта взрослая женщина опешила, но быстро взяла себя в руки.

– Ты будешь наказана ученица Хитсил! Ты лишаешься голоса на месяц! Подойди ко мне, живо! – Коес тяжело дышала и красным от гнева лицом смотрела на Хитсил.

Понимая, что наказание неизбежно Эттель не опуская глаз подошла к куратору и встала напротив нее.

- Месяц молчания! Неделя карцера! - достав из небольшой сумки черную полумаску, женщина передала ее Эттель. Девочка обеими руками натянула кусок ткани на лицо так, чтобы остались видны только глаза - Ты получишь замену как только мы вернемся в школу.

Вернувшиеся ученицы выстраивались в шеренгу по парам, и кое-как пришедшая в себя и спокойная куратор заняла свое место во главе колонны и повела их на выход.

Эттель заняла свое место в конце колонны. Шедшая рядом с ней Аманда не говорила ни слова, они обе понимали что лишение голоса одно из самых сложных испытаний для биооткла. Любое издевательство можно выдержать, но когда у тебя обе губы проколоты небольшим навесным замком так, что ты рта раскрыть не можешь даже для приема пищи, это не каждая выдержит. Конечно умереть с голода ей никто не даст, она будет питаться через небольшую трубочку, но от этого только хуже. Иногда и пары дней такого наказания достаточно чтобы биооткл стала послушным ребенком и больше никогда не нарушала правила. А тут целый месяц! Но замок она получит только в школе, а сейчас ей дали возможность в полной мере почувствовать страх перед грядущим наказанием. И ей было страшно.

Эттель шла, глядя себе под ноги, как вдруг почувствовала, что ей в руку вложили какой-то небольшой предмет. Инстинктивно сжав пальцы, девочка подняла взгляд и увидела торопливо удаляющуюся Аманду. Эттель так удивилась, что сама не заметила, как поднеся к лицу руку, она разжала пальцы и увидела, что на ладони лежал маленький кусочек коричневого сахара. Для любого биооткла это было целое сокровище. Но Аманда отдала его Эттель и сейчас шла далеко впереди делая вид, что ничего не произошло. Понимая насколько рисковала Аманда, передавая ей сахар, Эттель не стала ее звать и молча приподняла маску, после чего закинула этот подарок в рот. Тут же вернув ткань на место, Эттель опустила голову, чтобы никто не видел, как проходит страх с ее лица, уступая место упрямству и уверенности в том, что больше она не будет бояться никого и никогда.

Загрузка...