ГЛАВА 28

После перерыва на ланч народу в зале суда заметно прибавилось. Представители прессы, которые отличались от остальной публики белоснежными брюками, полосатыми пиджаки и соломенными канотье, столпились на галерее и в дверях. Джентльмены из ВВС[107] все как один в черных утренних костюмах – по правде говоря, довольно мрачных, – уже расставили микрофоны по всему залу и сами примостились кто где, регулируя уровень записи при помощи многочисленных ручек и приставок, в которых было мудрено не запутаться. Заседание почтил своим присутствием поэт-лауреат,[108] явившийся под видом независимого корреспондента. Прибыли местные жители. Их было очень много, и все они собрались здесь в предвкушении грандиозного скандала. Ибо слухи о предстоящем скандале привлекают людей подобно тому, как пламя привлекает мотыльков – и не только мотыльков.

Но в зале суда присутствовал кое-кто еще. Кое-кто еще сидел в первом ряду на галерее для публики. Это были шесть женщин в черном, одетых очень хорошо – можно сказать, даже роскошно, но невероятно исхудалых и осунувшихся.

Потом секретарь суда провозгласил: «Встать, суд идет!», – и все способные стоять встали. Видимо, для того, чтобы судья Давстон мог пробраться к своему месту, никому не отдавив ноги.

– Убирайтесь из моего кресла, черт возьми, – сказал он, обращаясь к шведке-блондиночке из службы погоды, которая появилась здесь просто на всякий случай – потому что так ей посоветовал ее агент. Блондиночка освободила судейское кресло и исчезла под кафедрой – или столом, или конторкой – или как еще назвать предмет, за которым заседает судья.

– И покиньте мой гардероб, – потребовал судья Давстон, который и сам не знал, как называется этот предмет мебели.

Блондиночка быстро удалилась, обдав улыбкой фотографов из прессы.

Судья Давстон уселся в свое кресло. Он выглядел несколько растрепанным и помятым, а на буклях его парика угадывались следы губной помады.

– Всем сесть, – объявил он залу.

Все, кто стоял, потому что мог стоять, и все, кто мог сесть, сели. Судья Давстон с улыбкой оглядел зал суда.

– Ну, примерно на это я и рассчитывал, – сказал он. – Я рад видеть, что столь многие представители прессы почтили нас своим присутствием. Также я рад видеть джентльменов из Британской Радиовещательной Корпорации, – он постучал своим молоточком по микрофону. Один из звукооператоров подскочил, как ужаленный и с истошным воплем сорвал с головы наушники.

– Эй, эй, – произнес судья Давстон с той особой интонацией, которую однажды изберет легендарный ныне (или в те времена) сэр Джимми Сэвилл.[109] – Как насчет порядка, а?

– Ни о чем не беспокойся, – шепнул Тим Уиллу – разумеется, Уиллу номер один, скованному по рукам и ногам. – Оглянуться не успеете, как вам предложат покинуть это место и вы отправитесь гулять по улицам как свободные люди.

– Думаю, пару раз мы оглянемся, – возразил Уилл.

– О да, пару раз. Но не больше. Ну, в лучшем случае это займет пару месяцев.

Защитник Тим Макгрегор приблизился к судейскому месту.

– Я хотел бы перекинуться с вами парой слов, ваша честь, – произнес он.

– А, – откликнулся судья. – Мистер Макгрегор. Я надеялся, что еще с вами… столкнусь.

– Разумеется, я же защитник обвиняемого.

– Вам придется хорошо потрудиться…

– Не сомневаюсь, что так и будет, ваша честь.

– … потому что я, честно говоря, не в восторге оттого, что Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель отстранен от дела.

– Таково желание моего клиента, ваша честь.

– Просто Фредди только что известил меня, что он мой кузен.

О…

Возможно, Тим собирался еще что-то сказать, но рядом неожиданно материализовался мистер Гуинплен Дхарк.

– Если ваша честь позволит, я хотел бы вызвать первого свидетеля, – произнес он.

– А, мистер Дхарк… Конечно, вызывайте. Полагаю, это какая-нибудь знаменитость?

Тим оглядел мистера Дхарка с головы до пят. Тот буквально источал зло. Зло струилось из пор его кожи. В итоге мистера Дхарка окружала жуткая тьма и не менее жуткий холод.

– Бр-р-р, – произнес судья Давстон. – Будьте любезны, кто-нибудь! Включите обогреватели. И свет зажгите, а то темновато становится.

– Ваша честь, – мистер Дхарк растянул губы в улыбке, обнажив два ряда острых желтых зубов. – Я хотел бы пригласить мастера Мэйкписа Скриббенса.

– Мэйкписа Скриббенса? – переспросил судья. – Сомневаюсь, что я о таком слышал.

– Безусловно слышали, ваша честь. Он местная знаменитость.

Судья Д. покачал головой, и его парик чуть съехал набок.

– Об этом писали во всех газетах, ваша честь. Несомненно, вам доводилось слышать о маленьких детях, потерянных родителями в лесах и джунглях, которые прибивались к волчьим стаям и воспитывались волками? Такие случаи неоднократно имели место в наших колониях.

– Полагаю, доводилось, – ответил судья хорошо поставленным голосом прямо в микрофон. – А также газелями и обезьянами. Вы не о сыночке лорда Грейстока?[110]

– О нет, ваша честь. Семья Мастера Мэйкписа Скриббенса стала жертвой аномального электрического разряда. Это произошло в Брентфорде, прямо у них на огороде. Родителей поразило насмерть. Мастер Мэйкпис, крохотное беспомощное дитя, остался один-одинешенек. И непременно умер бы, но его подобрали улитки. Они выкормили его и воспитали.

Судья Давстон смахнул слезинку.

– Какая трогательная и поучительная история. И этот бедный малютка сможет выступить в качестве свидетеля по данному делу?

– Без сомнения, ваша честь. Он был самым настоящим свидетелем инцидента. И, будучи воспитанным улитками, он окажется идеальным свидетелем. Поскольку не умеет лгать.

Судья Давстон улыбнулся:

– Улитки действительно славятся своей честностью. Как говорили в старину, «чего улитка не знает о честности, того не знает муха о лукавстве»…

– Ваша честь высказывается точно, как никто иной. Может, ваша честь, вы сами в чем-то сродни улиткам?

– Льстец, – проговорил судья.

– Что? – переспросил Уилл номер один.

– Что? – переспросил Уилл номер два.

– Протестую, – сказал Тим Макгрегор.

– Почему? – спросил судья.

– Я не вполне уверен, – объяснил Тим, – но мне не нравится эта история о воспитаннике улиток.

– О-о-о-о-о! – выдохнули все присутствующие. Включая представителей прессы, джентльменов с ВВС[111] и шведку-блондинку из службы погоды. Правда, блондинка сказала скорее «О-ох», потому что запрокинула при этом голову.

– В чем дело? – удивился Тим.

– Улитки имеют репутацию правдивых созданий, – пояснил судья. – Вы в этом усомнились. И тем самым ступили на скользкую почву.

– Протест снят, – ответил Тим. – Более того, приветствую свидетеля обвинения. Пусть внесут этого слизнячка.

– О-о-о-о-о-о! – разом произнесли все присутствующие.

– Оу!!! – воскликнула шведка-блондиночка и шлепнула репортера, который только что шлепнул ее по задничке.

– А теперь что? – спросил Тим. – По какому случаю это всеобщее «о-о-о-о»?

– Он прикован к инвалидному креслу, – произнес мистер Гуинплен Дхарк. – Ваше замечание было слегка нетактичным.

– Но, – возразил Тим, – но…

– Вызывается мастер Мэйкпис Скриббенс, – объявил судья.

– Вызывается мистер Маркиз Рыббинс, – подхватил секретарь суда, у которого был волдырь в левом ухе.

– Вызывается миссис Марица Улыбица! – крикнул судебный исполнитель, который стоял у дверей. На копчике у судебного исполнителя была бородавка, и он пытался избавиться от нее при помощи иглоукалывания.

– Вызывают оккупантов с межпланетного судна, – провозгласил в коридоре констебль, внуку которого предстояло прославиться песнями, написанными для «Карпентерс».[112]

И вот отверзлись двери,

Притих огромный зал,

В давящей атмосфере

Гремел сердец металл.

И некто жутким скрипом

Потряс всеобщий слух.

Все ближе, ближе, ближе.

Химера? Зверь? Иль дух?

– Не следовало говорить об этом стихами, – заметил звукорежиссер ВВС.

– Но я поэт-лауреат, – возразил поэт-лауреат. – Стихи мои – это мой хлеб насущный.

– Простите, – уступил звукорежиссер. – Прошу вас, продолжайте.

– Не могу. Муза пропала.

– Может, вы ее в другом килте оставили? – предположил звукорежиссер.

– Пойду взгляну, – согласился поэт-лауреат, известный также как Великий Макгонагалл.

В это время в зале суда появился мастер Мэйкпис Скриббенс, Брентфордский Мальчик-улитка.

Сначала все взгляды обратились к двери. Потом почти все в ужасе отвели глаза. Но многие из тех, кто отвел глаза, снова устремили их на Мальчика-улитку. Ибо что такого в том, чтобы просто взглянуть? В конце концов, не каждый день можно увидеть мальчика, которого вырастили улитки.

– Надеюсь, это зрелище будет достойно внимания, – сказал судья Давстон. – Такой накал страстей…

– Не сомневайтесь, – ответил мистер Гуинплен Дхарк, – я все-таки королевский адвокат.

Инвалидное кресло катила няня. Это была хорошенькая молодая женщина с ясными глазками и розовыми щечками, ее звали мисс Поппинс.

Подопечный мисс Поппинс, сидящий в инвалидном кресле, не мог похвастаться ни ясными глазками, ни розовыми щечками. Почти все его тельце было скрыто одеялом. Но и одеяло не могло скрыть того, что тельце Мальчика-улитки комковатое и бесформенное. Для головы же и того немногого, что оставалось на виду, скорее подходили эпитеты «пухлое», «раздутое» и тому подобные. Глаза терялись в складках бледной плоти, от лысого черепа попахивало чем-то похожим на плесень. За колесами тянулись две полоски слизи.

– Мистер Маркиз Рыббинс, – провозгласил секретарь, – будьте любезны, займите место свидетеля.

Губы Брентфордского Мальчика-улитки – две бесформенных кожаных складки – шевельнулись, словно он пытался произнести что-то членораздельное. Ясно, что это бы ему не удалось.

– Похоже, нам предстоит повеселиться, – шепнул Уилл Тиму.

– У нас большие проблемы, шеф, – предупредил Барри.

– Тебе охота подурачиться, Барри?

– Именно так, шеф.

– Тогда зачем ты это сказал?

– Потому что я годами не говорил ни слова. Да какое годами – веками! И тут появляется какой-то человек-моллюск и сразу оказывается в центре внимания. Мне это совершенно не нравится.

– Вы можете занять место свидетеля? – спросил судья Давстон, обращаясь к Брентфордскому Мальчику-улитке.

– Пш-ш-ш, – прошелестели раздутые губы Мальчика-улитки. – Пиш-ш, паш-ш, пош-ш.

– Он желает, – объявил мистер Гуинплен Дхарк. – Я помогу ему. Мисс Поппинс, с вашей помощью…

– Сверхаккуратно и сверхосторожно, – сказала мисс Поппинс.

Вдвоем они извлекли мальчика из инвалидного кресла и перенесли в кресло свидетеля.

– Пш-ш-ш, – сказал Мальчик-улитка.

– Мое почтение, – ответил мистер Дхарк.

– Пусть свидетель принесет присягу, – объявил судья Давстон, обмахиваясь молотком. – От него довольно неприятно пахнет, так что давайте побыстрее.

– О нет, – мистер Дхарк попятился, не сводя глаз с Библии, которая лежала на свидетельском месте, и наступил на ногу кому-то из зрителей. – Он не может присягать на Библии, поскольку не имеет представления о христианстве. Правда, монахини святой Салли-с-Маленькой-Попкой не жалеют сил, чтобы наставить его на путь истинный. Но он может присягнуть только на ящике с солью.

– С солью? – изумленно переспросил судья.

– Улитки боятся соли, – пояснил советник обвинения. – Как равно и слизни. Сами знаете, что происходит со слизнями, когда бедняки их засаливают.

– С-скфэшш, – добавил Брентфордский Мальчик-улитка.

– Ах да, – согласился судья. – Ужасно… Хорошо, пусть он присягнет на соли. Не потому, что иначе нельзя, но для протокола присяга необходимо. Вас никто не желает оскорбить, мистер Скриббенс. Лично меня частенько тянет на соленое. Более того, я даже питаю к соли определенную слабость. Особенно если с треской и картошкой ломтиками…

– Вот-вот, – подхватил мистер Гуинплен Дхарк, облизнув губы раздвоенным языком. – И уксуса побольше.

– О да, как же без уксуса?

– Уксусом пропитали губку, – продолжал мистер Дхарк, – и поднесли Иисусу, когда он был распят и просил пить.

– Не думаю, что это имеет отношение к делу, – заметил судья Давстон.

– Вы совершенно правы, – согласился мистер Дхарк. – Просто мне нравится об этом думать.

– И соуса тоже, – подсказал секретарь.

– Соуса? – переспросил судья.

– Соуса для рагу, ваша честь. Его можно подавать к треске и картошке соломкой. Нет ничего лучше.

– Вы совершенно правы. Жаль, что ланч только что закончился. Предлагаю позже потрескать трески с картошкой.

– И с маринованным луком, – секретарь вынес церемониальный ящик с солью, который держали специально для таких случаев. Свидетель вздрогнул и отпрянул.

– Он до смерти боится соли, – заметил мистер Гуинплен Дхарк.

– Зато обожает латук, – мисс Поппинс загородила собой своего подопечного.

– Прошу вас, помогите свидетелю произнести присягу, – обратился судья к секретарю.

– Разумеется, ваша честь. Не соизволит ли свидетель поднять правую руку?

Мисс Поппинс подняла правую руку свидетеля.

– Повторяйте за мной, – сказал секретарь. – Я клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, и да поможет это мне. Или пусть меня засолят, приправят чесноком, слегка обжарят на сковороде и подадут под голландским соусом с большим количеством зеленого салата.

– Пош-ш-ш, – ответил свидетель.

– Он клянется, – сказал мистер Гуинплен Дхарк.

– Протестую, – произнес Тим Макгрегор.

– А на этот раз почему? – спросил судья.

– Потому что ясно, к чему все идет. Свидетель издает нечленораздельные звуки, а обвинитель истолковывает их как ему заблагорассудится.

– Вам это несвойственно, не так ли? – спросил судья обвинителя.

– Я хозяин моему слову, ваша честь.

– Двусмысленное заявление, – сказал Тим.

– Пош-ш-ш, – снова произнес свидетель.

– Вы правы, – проговорил судья. – Я сам хотел это сказать.

– Что? – спросил Тим.

– Я сам хотел это сказать, – повторил Уилл.

Мистер Гуинплен Дхарк направился к свидетельскому креслу.

– Оу! Ух! Ох! – восклицали по очереди все, кто оказывался у него на пути.

– Вы мастер Мэйкпис Скриббенс, проживаете на Мэйф-кинг-авеню, 9, в Брентфорде? – спросил мистер Дхарк.

– Пош-ш-ш, – ответил Мальчик-улитка.

– И были свидетелем ссоры, которая произошла прошлым вечером в пивной «Руки Орлока», что находится на Грин-Дрэгон-лейн в Брентфорде?

– Пш-ш-ш-ш, – произнес Брентфордский Мальчик-улитка, выпустив что-то похожее на слюну.

Мисс Поппинс вынула белый льняной платок, вытерла свидетелю губы и впихнула ему в рот ложку сахара.

– Это помогает ему проглотить лекарство, – пояснила она.

– Не соизволите ли вы рассказать, что именно произошло в пивной «Руки Орлока»? – спросил мистер Гуинплен Дхарк.

– Я уже трепещу, – проронил Тим.

– Пш-ш-ш-ш-щ, – произнес Мальчик-улитка.

– Я не верю своим ушам, – сказал судья. – И где вы находились, если можете столь подробно изложить детали этих тревожных событий, свидетелем которых стали? Ваши показания полностью доказывают виновность ответчиков.

– Пс-с-с-с, – ответил свидетель.

– В самом деле? – спросил судья. – На полпути через потолок, несмотря на нежелательное внимание со стороны ястреба-перепелятника. Ваша отвага беспримерна.

– Протестую, – заявил Тим Макгрегор.

– А на этот раз на каком основании?

– Это абсурд. Он шипит, а вы делаете вид, будто понимаете. Это противоречит правосудию.

– Полагаю, – вмешался мистер Гуинплен Дхарк, – что защитник не понимает языка моллюсков.

– Разумеется, – ответил Тим. – И вы тоже.

– Я нахожу, что столь впечатляющее свидетельство едва ли можно назвать чушью, – возразил мистер Давстон. – Более того: полагаю, вы проявляете неуважение к суду. Я буду вынужден просить вас устраниться от дела.

– Никоим образом, – отрезал Тим. – У меня множество прославленных свидетелей, и среди них Ее Величество королева, благослови ее Бог. Вы желали, чтобы ваше судебное заседание привлекло внимание к этому городку. Так и будет. Этот человек, – Тим указал на мистера Гуинплена Дхарка, – действует все более грубо. Что ж, флаг ему в руки,

– Вы слышали?! – воскликнул мистер Гуинплен Дхарк. – Какие выражения! Он абсолютно некомпетентен. И, согласно красноречивому свидетельству мастера Скриббенса, также является сообщником. Его следует немедленно посадить в камеру, а затем доставить в Тибурн и отправить на эшафот вместе с преступниками – близнецами.

– Поддерживаю, – сказал судья. – Столь же горячо, сколь желаю встретиться с Ее Величеством, благослови ее Бог. Или поглядеть, как вас сожгут на костре, если вы проиграете дело. Показания свидетеля более чем убедительны. Думаю, казнь этой троицы состоится уже сегодня.

– А потом – рыба и картошка соломкой, – напомнил секретарь суда.

– Нет! – Уилл поднялся, весь дрожа в ожидании удара полицейской дубинки. – Это несправедливо. Мальчик-улитка лжет. Потолок в «Руках Орлока» слишком низок. Если бы он сидел на потолке, мы бы его задели.

– Что вы можете сказать по этому поводу, свидетель? – спросил судья, обращаясь к Мальчику-улитке.

– Пош-ш-ш, – ответил тот.

– В самом деле? – переспросил судья. – Восемь миль высотой? Это очень высокий потолок.

– Вы поняли? – вскричал Уилл. – А наши свидетели – по-настоящему знаменитые люди.

– Тогда мы пригласим их присутствовать на вашей казни, – заявил судья. – Это будет великолепное зрелище. А нордической блондинке из службы погоды я предлагаю потянуть за рычаг гильотины. Вам это понравится, дорогая?

– Конечно, понравится, – ответила шведка-блондинка из службы погоды. – Больше всего на свете мне нравятся большие крепкие рычаги.

Мистер Давстон надел черную судейскую шапочку.

– Оглашаю решение суда, – объявил он. – Вы и ваш брат-близнец виновны по всем пунктам и…

– Тим! – крикнул Уилл. – Пора перейти к плану «В»!

– План «В»? – отозвался Тим. – Ты точно уверен?

– Как никогда.

– Тогда действуем.

И Тим полез в портфель. И вытащил оттуда пистолет. И навел его на судью Давстона.

– Свободу Брентфордским Близнецам, – произнес Тим. – Или я буду вынужден стрелять.

Загрузка...