Чисвикские ведьмы

ГЛАВА 33

Тремя с половиной часами ранее Уильям Старлинг, полковник Ее Величества Воздушной кавалерии, был разбужен звуками неизменно популярного Танца Большого Сапога, который на этот раз исполнял не Литтл Тич, а дисковый будильник Бэббиджа.

Этот будильник, подарок ныне покойного и оплакиваемого папаши, юный Уильям получил по случаю своего шестилетия.

Уильям протянул руку и выключил будильник. Потом немного поморгал и сфокусировал глаза, чтобы как следует разглядеть окружающий мир.

Он был не у себя в казарме у Куинз-гейт. Уильям поскреб белокурую макушку, потом роскошные баки. Затем воспоминания стали возвращаться. Он вспомнил прошлую ночь.

Веселая была ночка.

Его вытащили из офицерской столовой – это называлось «идем кутить». Повод для этого был: требовалось срочно отметить завтрашний запуск лунного корабля. Было выпито много шампанского, много гиней высыпано на игорные столы одного из заведений Ноттинг-хилла – так называемого Дворец Электрических Развлечений Барнаби Рэджа. Потом они посетили множество клубов в Берлингтоне, не забыли Стрингфелло и клуб «Кис-Кис». Потом было множество девочек в заведении мадам Лоррен Лавридж в Бейсуотере. Дальнейшее припоминалось более чем смутно. Кажется, они состязались в мочеиспускании – надо было потушить сборщика собачьего помета, которого подпалил потехи ради Бинки Хартингтон. Затем они бросали камнями в бродягу, который пялился на офицеров Ее Величества без должного уважения. И спихнули в Темзу с Кью-бридж какую-то пожилую леди. Что послужило причиной последнего деяния, Уильям никак не мог вспомнить, но на тот момент она представлялась вполне веской.

В общем, ночка вышла что надо. Как и любая ночь со вторника на среду, когда полк спускался с небес на грешную землю и занимал свои квартиры в Куинз-гейт.

Уильям вылез из постели и потянулся. Боевые товарищи доставили его сюда, в дом его детства, в Брентфорд, на Мэйф-кинг-авеню, 7, и уложили на его собственную детскую кроватку. Оглядев свое худощавое тело, Уильям Старлинг обнаружил, что на нем нет ничего похожего на штаны, а гениталии щедро намазаны сапожной ваксой.

– Какое убожество, – пробормотал полковник, рассматривая эту часть своего тела. – Вымазать своего товарища ваксой, стоило тому отправиться в страну снов… Хотя, – он задумчиво огляделся и сжал ягодицы, – это еще не худший вариант. Крепыш Уилберфорс запросто мог мне вставить, а я бы даже не понял, что произошло.

– Уилли, дорогой, – долетел до него знакомый голос. – Ты уже встал? У тебя сегодня большой день, помнишь?

– Уже спускаюсь, мамочка, – отозвался полковник. – Вот только помоюсь и причешусь.

– У нас копченая рыба и джем, – крикнула мать. – Все, как ты любишь.

– Больше всего люблю фуа-гра, намазанное на сосок красивой девочки, старая корова, – пробормотал полковник. И добавил, уже во весь голос: – Именно то, что я люблю, мам!

Одеться оказалось несколько сложнее, чем полковник предполагал. Брюки таинственно исчезли. Сапоги обнаружились мгновенно – начищенные до блеска, с золотыми шпорами в форме воздушного корабля. Но что касается брюк… С таким же успехом он мог искать их в комоде у фокусника.

– Какое убожество, – повторил полковник. Поскольку патентованных очищающих веществ под рукой также не оказалось, он спустился к завтраку без штанов. Позволяя всему миру увидеть, как черно бывает у негра между ног.[123]

Над лестницей, на стене, оклеенной пестрыми обоями, висели картины, но Уилл не удостоил их даже взглядом. Все они были портретами его отца, покойного капитана Эрнеста Старлинга, посмертно удостоенного Креста Виктории за спасение жизни Ее Величества во время пуска «Дредноута». Сын национального героя Уильям дослужился до полковника и всей душой стремился превзойти отца и обеспечить себе место в истории империи.

Полковник Уилл вошел в парадную гостиную. Ее обстановка являла собой пример провинциального шика двадцатилетней давности: пухлые фарнсбарновские кресла-кровати с маленькими колесиками и подчеркнуто косолапыми ножками в стиле Маршана; встроенный гарнитур с оригинальным геометрическим рисунком, выполненной натриевой амальгамой; парные «чеггеры», грелка для ног, украшенная филигранью, обеденный стол и шесть стульев, которые обычно называют «старыми хамелеонами».

На этом столе и лежал утренний выпуск «Брентфордского Меркурия».

Матушка полковника Уилла в данный момент перекладывала рыбу со скорожарки Бэббиджа (для жаренья с малым количеством масла) на электрический сервировочный столик Бэббиджа. Узрев обнаженные чресла сына, она едва не выронила кушанье.

– Какой ридикюль! – ахнула она. – О… извини, Уилл. У меня плохо с французским.

– Нет, мам, это ты прости, – отозвался полковник. – Ребята не слишком изысканно пошутили.

– Мальчишки и есть мальчишки, – произнесла миссис Старлинг, совершенно успокоившись. – Помню, как мы с твоим дорогим покойным отцом ходили на полковые вечеринки с танцами. К тому времени как пробьет десять, все молодые люди уже были без штанов.

– Придется позаимствовать папины панталоны, если я хочу прилично выглядеть на запуске, – сказал полковник Уилл, занимая место во главе стола.

– Его парадная форма лежит в сундуке на чердаке, засыпанная нафталином. Я знала: когда-нибудь ты с гордостью ее наденешь.

– Чертовски мило с твоей стороны.

Полковник Старлинг вооружился ножом и вилкой, миссис Старлинг взяла с сервировочного столика тарелку с копченой рыбой и поставила перед ним.

В течение следующих двух минут она хлопотала, потом сжала на груди руки в прожилках и склонила голову сперва вправо, а затем влево. Как делает любая мать, любующаяся единственным сыном.

– Присаживайся, мам, – предложил полковник. – Позавтракаем вместе.

– Ой нет, нет, Уилли. Я лучше постою, если ты не против.

– В чем дело?

– Ну, как бы тебе объяснить… Твой приятель, Крепыш, вчера вечером немного задержался. Сперва он уложил тебя в постель, а потом спустился и угостил меня шерри-бренди. Так что, думаю, ближайшую неделю я не смогу сесть на велосипед.

– Я понял, – ответил сын. – Давай не углубляться в подробности.

– Так я постою. И не волнуйся, если буду чуть-чуть прихрамывать, когда понадобится перейти от «А» к «П».

– От «А» к «Б», мама.

– Еще копчушек?

– Я и за эти еще не принимался.

Миссис Старлинг тепло улыбнулась сыну и заковыляла в направлении «П».

Возвратившись, она обнаружила, что полковник уже разделался с копчушками, джемом и половиной порции кукурузных хлопьев. Сейчас его куда больше занимал свежий выпуск «Брентфордского Меркурия».

– Ты знаешь, как это называется, мама? – спросил он.

– Конечно, милый. Это газета.

– То, что в ней, – уточнил полковник.

– В ней новости, милый.

– Сегодняшние новости!

– Нет, дорогой. Невозможно знать, что может быть в сегодняшних новостях.

– А я чертовски хорошо знаю, что там должно быть.

Полковник Уильям поднял перекошенное от ярости лицо.

– Кажется, ты расстроен, – заметила миссис Старлинг.

– Еще бы! В министерстве мне сообщили, что сегодня утром на первой полосе каждой английской газеты будет мой фотографический портрет. А в этой его нет.

– Это «Брентфордский Меркурий». Мы в Брентфорде, здесь всегда все не как везде. Брентфорд всегда был, можно так сказать… не от мира сего. Я имела в виду, что он к миру не привязан, он с ним не повязан, тот ему не навязан и никто не обязан…

– Прекрати болтать, женщина.

– Так не говорят с матерью.

– О да, черт побери. Приношу свои извинения, мама. Но эта история на передовице просто отвратительна. Это отвратительная клевета. Я подам иск на этих писак и вытрясу из них все до последнего пенса.

Полковник швырнул прогневившую его газету на яркий ковер (подлинный Трамптон, с рисунком «Пит пьет, пляшет и поет»).

Миссис Старлинг, не без труда присев, подобрала ее и прочла заголовок.

Далее следовали потоки красноречия, которое метко называют «цветистым». А еще ниже – одно-единственное фото.

– Но это ты! – воскликнула миссис Старлинг. – Твой фотографический портрет на первой полосе…

– Это не я! – возопил ее отпрыск. – Это не я, это… оуу! Вскакивая со стула, он очень неудачно зацепился своими и без того пострадавшими гениталиями за край столешницы.

– Но этот мистер Оу и в самом деле очень похож на тебя. Правда, у него нет таких великолепных бакенбард.

Полковник закатил глаза.

– Это очернительство! – заорал он. – Подрывная деятельность! Работа врагов империи! Заговор ведьм! Готов спорить, что…

– Что, дорогой?

– Ничего, мамочка, – полковник сложился пополам и принялся глубоко дышать.

– Ты сказал: «заговор ведьм», – проговорила мать. – Я не удивлюсь, если речь снова о Гильдии Чизвикских Горожанок. И об их нечестивых проделках.

Полковник Уильям поднял покрасневшие глаза:

– Что ты сказала?

– Что речь о Гильдии Чизвикских Горожанок, – повторила его мама. – Не возражаешь, если я почищу некоторые части твоего тела терпентином?

– Что?

– Надо смыть ваксу. Если бы я получала серебряный соверен всякий раз, когда мне приходилось чистить терпентином некоторые части тела твоего отца, я накопила бы достаточно, чтобы купить инкрустированную бриллиантами сумочку в стиле Уэйнскотта и пару башмаков слоновой кости от Леблана и сыновей.

– Нет, нет, – полковник отмахнулся. – Я хочу понять, о чем ты говоришь. И я имею в виду не терпентин.

– Вообще-то это называется «замена терпентина», – уточнила мать. – Хотя я никогда не понимала, зачем его чем-то заменять. Я знаю, бывает замена на футболе, но…

– Достаточно, – полковник выпрямился. – Я хочу слышать только о ведьмах. И говори вразумительно. Не то я вправлю тебе мозги электровафельницей Бэббиджа, которая висит рядом с латунной, – у камина от Малберри Тернер с этими идиотскими завитушками и дырой золоченой бронзы, точно такой как у женщин между…

– Ты упомянул ведьм, – произнесла его матушка. – Почему ты упомянул ведьм?

– Потому, мама, – полковник вздохнул. – Вообще-то не стоило тебе рассказывать – это дело секретное, но…

– Существует клика ведьм, которая поставила себе целью положить конец техническому прогрессу общества и изменить будущее.

– Что? – вырвалось у полковника.

– У твоего отца не было от меня секретов. Хотя он служил в особом подразделении.

– Я ничего об этом не знал.

– Ты был совсем ребенком, когда он доблестно погиб, спасая жизнь Ее Величества королевы, благослови ее Бог. Ты тоже служишь в особом подразделении?

– Нет, – полковник Уильям Старлинг наконец-то полностью разогнулся и расправил плечи. – Просто это обычная тема разговоров в офицерской столовой. Всем известно, что такой заговор существует. Но кто в него вовлечен? Это самый главный вопрос.

– Тебе давно следовало меня спросить, дорогой. Большинство из них я знаю еще со школы. Сущие ведьмы, что и говорить. Думаешь, это их рук дело? – миссис Старлинг кивнула на «Брентфордский Меркурий».

– А чем это еще объяснить? Кому могло прийти в голову бросить тень на репутацию пилота лунного корабля, объявив его Джеком-Потрошителем?

– Что ж… полагаю, такое объяснение тоже возможно.

– И ты точно знаешь, что здесь замешана Гильдия Чизвикских Горожанок?

– Абсолютно. Я сказала бы это твоему отцу, если бы он меня спросил. Но он не удосужился. Знаешь, как он говорил? «Место женщины – дома. Лицо в подушке, а зад наружу».

– Я должен немедленно сообщить это правительству.

– Уверена, они все знают, дорогой. Полагаю, у них тоже есть жены, чье место дома, лицо в подушке, а зад…

– О ведьмах, пожалуйста.

– Они не выходят замуж, дорогой.

– Ладно, тащи сюда папочкин сундук, – сказал полковник. – Скоро я должен быть возле Хрустального дворца.

Полчаса спустя полковник Уильям Старлинг стоял перед зеркалом гардероба в спальне матери и рассматривал свое отражение. Он выглядел поистине великолепно. Отцовская форма пришлась ему в самый раз. Кровавые пятна были удалены при помощи сухой чистки, штопка сделала страшные прорехи почти невидимыми. И если бы не крепкий запах заменителя терпентина, полковник Старлинг выглядел бы образцовым офицером и джентльменом, хотя на нем была форма капитана, а не куда более пышное обмундирование полковника.

Полковник Уильям водрузил на голову отцовскую медвежью шапку, поправил саблю, сунул под мышку парадную серебряную трость и щелкнул каблуками.

– Ваше Величество, – проговорил он, – имею честь сообщить, что угрозы, которую представляли ведьмы, – для нашей великой империи и лично для вас, – больше не существует.

Особое подразделение, которое я возглавил после успешного возвращения с Луны, очистило Британию от зла. Вы сказали, звание рыцаря? Для меня честь принять его. Рука вашей дочери? Вы мне слишком льстите, мадам. Но тем большая честь и счастье…

– Кэб ждет! – крикнула снизу его матушка. – Кэбмен просит передать, чтобы ты, как он выразился, пошевеливал задницей, поскольку у него плотное расписание.

– Какая наглость, – буркнул полковник и, лихо отсалютовав своему отражению, покинул родной дом, чтобы сесть в кэб.

Это был кэб марки «Бэббидж Электрик Уилер», серия 1900. Кэбмен, облокотившись о кожух двигателя, курил.

– Доброе утро, сэр, – сказал он с той небрежностью, с которой всегда разговаривают кэбмены.[124]

– Садись на место, приятель, – приказал полковник. – И со всей возможной скоростью – к Хрустальному дворцу.

– На запуск, что ли? – кэбмен стряхнул с сигареты пепел.

– Пошевеливайся, – полковник стоял перед дверцей пассажирского салона и ждал, когда кэбмен ее откроет. – Мне дали понять, что ты спешишь.

– Да не особенно. Просто хотелось вас поторопить.

– Может быть, ты соизволишь открыть дверь пассажиру?

– А вы, никак, руку потеряли? Или обе?

– Ах ты наглец!

– В жизни всегда есть место шутке, верно?

Тем не менее он распахнул дверцу, и полковник забрался в экипаж. Как раз в этот момент миссис Старлинг вышла, чтобы помахать сыну на прощание.

– А ты не едешь?

– Спасибо, дорогой. Ты же понимаешь: если довелось видеть один пуск лунного корабля, второй раз нет смысла смотреть.

– Но это первый.

– Будут и другие. Не хочу портить впечатление.

– Вот глупая женщина… – полковник нетерпеливо постучал по стеклу, которое отделяло его от возницы. – К Хрустальному дворцу, и как можно быстрее.

– Пришли мне открытку с Луны, – крикнула мама.

– Счастливо попечалиться!

Кэбмен запустил электродвигательную систему Бэббиджа. Энергия, передаваемая с ближайшей башни Тесла, привела в движение колеса, и экипаж устремился вперед.

– Вы мне не ответили! – крикнул кэбмен, оборачиваясь.

– Вы ни о чем меня не спрашивали, – отозвался полковник, устраиваясь поудобнее на кожаных подушках и любуясь улицами, на которых играл ребенком.

– Я спросил: вы запуск смотреть едете?

– Можно сказать и так. Я пилот лунного корабля.

– Хватит вам, – возница бросил взгляд в свое зеркальце.

– Но это так!

– С трудом верится. Ваш фото должны были бы напечатать в газете.

Вместо ответа полковник Уильям Старлинг издал что-то вроде рычания.

– Хотя… – кэбмен посмотрел куда-то вниз. На панели управления, изготовленной из блестящего бакелита,[125] лежал свежий выпуск «Брентфордского Меркурия». С той самой фотографией на первой странице.

Кэбмен снова бросил взгляд в зеркальце. Правда, на этот раз правильнее было бы сказать «пристально посмотрел». Более того: вытаращив глаза.

– Следи за дорогой! – возмущенно крикнул полковник, когда кэб зацепил какого-то велосипедиста, и тот отлетел к изгороди.

– Вы правы, сэр, – отозвался возница, но его глаза смотрели совсем в другую сторону. А именно: к последним строчкам статьи, которую полковник Уильям не дочитал. Там сообщалось о награде в тысячу фунтов, великодушно обещанной Гильдией Чизвикских Горожанок за поимку Джека-Потрошителя.

– Благослови меня Бог, – пробормотал возница. – Вот так привалило.

– Что такое? – крикнул полковник.

– Ничего, сэр. Вздремните, если угодно. Путешествие предстоит долгое, но я повезу вас как можно быстрее.

– Пожалуй, ты прав, – согласился полковник Уильям. – Я так и не выспался. Мы с друзьями веселились допоздна. Во время полета будет нужна ясная голова, так что сорок секунд сна мне не помешают.

Полковник устроился поуютнее и закрыл глаза.

– Ну, приятных снов, Джекки, – пробормотал извозчик и нажал кнопку центральной системы запоров. Полковник Уильям не слышал, как щелкают замки на дверцах для пассажиров, поскольку уже погрузился в дремоту.

– А ну вылезай, дружочек!

Пробуждение полковника Уильяма Старлинга было неожиданным.

Чьи-то руки бесцеремонно вцепились в него, приподняли и несколько раз встряхнули.

– И не пытайся сопротивляться, а то получишь дубинкой. Полковник открыл глаза. Его держал за воротник мундира констебль в форменной каске. Голова у констебля была забинтована.

– Убери лапы, выродок! – вскричал полковник.

– Вот как? Констебль Мик, отделайте его как следует.

– С превеликим удовольствием.

И его принялись бить дубинкой. Его лупили в кэбе, но этим дело не ограничилось. Избиение продолжалось на улице, в приемной Брентфордского полицейского участка, на лестнице, по которой полковника тащили в камеру, и в самой камере, где его не только били дубинкой, но и пинали сапогами.

– Что вы делаете? – простонал полковник Старлинг, еще не вполне впавший в бесчувствие.

– Во второй раз не удерешь, – пообещал констебль Мик, с наслаждением отвешивая ему пинка.

– И я точно получу свою тысячу фунтов? – спросил кэбмен, тоже пнув полковника под ребра.

– В чем дело? – твердил полковник. – В чем дело?

Но в этот момент дубинка опустилась прямо ему на голову. И солнце для полковника Уильяма Старлинга погасло. Без каких-либо предварительных десять-девять-восемь-семь-шесть он провалился в огромный, черный, бездонный НОЛЬ.