Глава 13

– Это еще что такое? – изумляется Герман, когда их машина притормаживает у высоких ворот. Михалыч отрывается от своего планшета. Ведет взглядом от Юры, который сегодня сдал смену, к курьеру, сжимающему в руках огромный букет кроваво-красных роз, и дальше – к Ярославу.

– Это для Малышки, – тушуется тот. – В знак извинений. От всех наших парней. Ничего… кхм… личного.

– Нет, вы только посмотрите на этих романтиков недобитых! – изумляется начбез.

– Да мы ж ничего такого. Просто цветы и конфеты, – оправдывается Ярик. Шеф на это только еще сильней закатывает глаза:

– Еще и конфеты.

– Она, кажется, очень любит шоколад. Говорит, в детстве не наелась.

Глухов стискивает зубы и будто вскользь интересуется:

– И что еще она вам рассказывает?

В этот момент с Волком на поводке на подъездной дорожке показывается Имана. Зверь вперед рвется. Она его одергивает, больше строгим взглядом, чем словами. И оборачивается, когда ее окликают. В этот момент машина Глухова плавно трогается. Она проезжает совсем близко к девчонке, жмущейся к посеревшим сугробам, оккупировавшим обочину, и потому тот замечает, как изумленно распахиваются глаза Иманы, когда она понимает, что цветы предназначены ей.

Конечно, довольно странную реакцию Иманы можно списать на неожиданность, но Герман почему-то уверен, что дело вообще в другом. Просто это ее первые цветы. Большое событие для любой девушки. Даже если бы она предпочла им совсем другие – нежные таежные первоцветы. Хоть убейте, он понятия не имеет, откуда в нем эта убежденность. Еще немного, и Глухов поверит в тот факт, что видения и его не обошли стороной. Очень странно это – ощущать кого-то вот так.

– Да ничего особенного. Она не из разговорчивых, – возвращает его в реальность голос ненадолго отвлекшегося на дорогу Ярослава.

Да уж. Не из разговорчивых. И это проблема. Потому что Глухов хотел бы узнать об Имане как можно больше. Личность этой девочки его манит. То ли потому, что он в принципе никогда не сталкивался с женщинами вроде нее, то ли потому что, вполне возможно, она его дочь, то ли его привлекает ее редкий дар. Но как бы там ни было, он отчетливо понимает, что подобные встречи в жизни случаются для чего-то.

Впереди у него встреча с ментами. Предполагается, что на ней Глухов впервые будет представлен Меринову, с которым ему предстоит обсудить сложившуюся в регионе обстановку в сфере правопорядка. Но ему нелегко сосредоточиться на работе. И все его мысли где-то не здесь.

Интересно, в кого Имана такая? Дарина, ее мать, была совершенно обычной. Ну, то есть, конечно, ему, девятнадцатилетнему, она едва ли не богиней казалась. А теперь вот, по прошествии лет, очевидно – была она абсолютно обыкновенной бабой. Да, красивой, но пустой, как фантик конфеты. И вот как, скажите, у ничтожества вроде Дашки могла родиться такая дочь? Может, все дело в том, что ее Алтанай воспитывал?

Глухов честно пытается представить, как старик справлялся с маленькой девочкой, и не может. Перед глазами тут же всплывают картинки того, как он муштровал солдат. На четырехлетнюю малышку такой подход спроецировать невозможно. Как невозможно и представить, что для воспитания внучки у Алтаная находились какие-то другие приемы.

От мыслей о том, каким образом Имана могла стать такой, какой он ее узнал, у Глухова тянет за грудиной. Дар даром, но чтобы развить такие способности, надо впахивать до седьмого пота много лет подряд. Тут встает резонный вопрос, а что Имана в принципе за свою жизнь видела? Кроме тренировок. И как она к этому относилась?

В ушах звенит ее «о чем еще мне было мечтать?». Означает ли это, что она была все же счастлива?

Голова пухнет! А сосущее ощущение внутри становится все сильней.

– Герман Анастасыч, приехали.

Встреча с ментами проходит плодотворно. Меринов расстарался, организовал без вопросов всех более-менее включенных в схему начальничков. Пусть за жопу они их возьмут нескоро, Глухову нужно «пощупать» каждого. Понять, с кем имеет дело. Людей он читает запросто. Нескольких минут разговора ему достаточно, чтобы понять – кого будет легко нагнуть, кого – сложнее. Кто при первом же шорохе сдаст подельников, а кто до последнего станет вилять.

На флешке, которую Герману отдал Ефрем Харитоныч, имеется короткий файл. В нем Меринов в двух словах описывает свои впечатления от каждого нового подчинённого. Глухов ловит себя на том, что Ефрем Харитоныч в своих выводах довольно меток. И потому еще пристальней начинает к нему присматриваться. Спецы вроде Ефрема сейчас на вес золота. Возможно, он и потом ему пригодится, если уговорит Меринова задержаться после выполнения поставленных перед ним задач.

– Если у нас все, приглашаю отужинать.

Это обычная практика, да. Но сегодня у Германа другие планы на вечер. Только он открывает рот, чтобы это озвучить, как их разговор прерывает женщина.

– Извините, Ефрем Харитоныч, можно вас на два слова?

На лице Меринова проступает непонятная эмоция. Глухов успевает ее уловить до того, как Ефрем возвращает себе привычную маску.

– С ужином не выйдет, Ефрем Харитоныч. Планы. Не буду злоупотреблять вашим временем.

– Ну, тогда до встречи? – круто изгибает бровь.

– Конечно. Спасибо за возможность выступить.

– Взаимно.

Уходя, Глухов думает о том, кем Меринову приходится незнакомка. Нет, он не почувствовал в ней угрозы, но сейчас любая переменная может перевернуть расклад с ног на голову. Поэтому по возвращении домой он связывается с куратором и просит ее проверить. Одним человеком больше, одним меньше, подумаешь.

Потом звонит еще и Елене. Та, кажется, навеселе.

– Гер, тут такой прием организаторы устроили! Ты бы видел… У меня была партия…

Бла-бла-бла. Он это тысячу раз слышал. Ничего нового. Интересно только, как алкоголь сочетается с приемом витаминов и подготовкой к беременности. Можно, конечно, спросить. Но Глухов не хочет примерять на себя роль душнилы. Елена в том возрасте, когда сама должна понимать, что да как, она не ребенок, чтобы ее воспитывать.

Герман откидывается в кресле и устало прикрывает глаза.

Дети… Так ли он готов стать отцом, как думает? Или в нем тупо проснулась эгоистичная потребность продолжить свой род? Поймав себя на этой мысли, Глухов растягивает губы в улыбке. Потому что… Ну какой там род, Господи? Если он детдомовский.

Герман проверяет почту. За пять минут в нее никаких новых писем не поступило. Скорее бы пришли результаты! Если Имана действительно его дочь… Так и не сформулировав окончание всплывшего в голове вопроса, Глухов резко встает и выходит прочь из кабинета.

Он устал. Он хочет смыть с себя этот день. Да и побриться надо, ведь завтра утром будет совершенно некогда. Они улетают в дальние поселения и вернутся хорошо если к ночи.

Когда Герман выходит из ванной, на телефоне несколько пропущенных. Номер в его телефонную книгу не вбит. Но знаком. Губер! Сейчас начнет рассказывать, как он обеспокоен случившимся покушением. А Глухову придется делать вид, что он ему верит. На хер… Прямо сейчас ему не хочется в это играть. Он прячет телефон в карман штанов от пижамы и идет в кухню. Оттуда доносятся голоса. В этом нет ничего удивительного. В доме Германа всегда кто-то есть. Домработница и как минимум пара человек из охраны. Сегодня смена Иманы.

– Добрый вечер, – вытягивается та как солдат.

– Привет.

Герман открывает холодильник, достает молоко, бананы.

– Будешь протеиновый коктейль?

– Нет, спасибо.

– Тебе не мешает нарастить мяска.

– Меня устраивает мой вес. Я знаю, как с ним обращаться.

Глухов почему-то улыбается. Засыпает ингредиенты в чашу блендера и жмет на пуск. Тишина взрывается. Вжу-у-у-ух.

– Подай стаканы, пожалуйста.

Имана берет один.

– Себе тоже возьми. Меня учили делиться.

– В детском доме?

Глухов вскидывается. И, сощурившись, сканирует девчонку.

– Надо было сделать вид, что я ничего не знаю, да? – как-то грустно вздыхает та.

– Предполагалось, что это закрытая информация, – иронизирует Герман.

– Не для деда.

– Когда он тебе обо мне рассказал?

– Перед смертью.

Что это было неспроста, у Германа нет сомнений. Вопрос – какие цели Алтанай преследовал. То, что у него нет ни одной идеи – не на шутку нервирует. Глухов не привык чувствовать себя пешкой в чужой игре.

Имана все же приносит два стакана. Скосив на нее взгляд, Герман разливает коктейль.

– А почему он так долго молчал? Не сказал?

Имана настороженно пробует его зелье, отчего над верхней губой образуются молочные усы, которые она по-детски слизывает языком. На фоне белой кожи ее губы кажутся необычно яркими. Она не альбиноска, но какой-то сбой в генах у нее явно имеется. Глухов никогда до этого не видел таких белоснежных волос. А ведь как минимум на четверть Имана – азиатка.

– Ты точно дочь Дарины?

Он не посчитал нужным проверить. Для него их бой был самой лучшей метрикой. Так что его вопрос сейчас – даже и не вопрос как будто. Уж точно он не ждет на него ответа. Однако Имане удается его удивить. Отставив стакан, она лезет в карман, достает телефон, что-то там шерит и, наконец, протягивает ему.

На фото старого снимка совершенно точно Дарина. И она… Имана. Смешная. В сползших гольфах из разных комплектов и хвостом, забавно съехавшим на бок. Он залипает на лицах. Уже далеко не таком привлекательном, как ему запомнилось, Дарины. И совсем не по-детски серьезном лице Иманы. И только потом замечает фон. Древний диван, несвежее даже на вид белье и облезшие стены.

Это вдруг будит в нем неконтролируемую вспышку ярости. Он с грохотом ставит стакан на столешницу, откладывает телефон и опускает голову, чтобы эта его эмоция никак не задела Иману. Глухов не видит, не понимает, что уже поздно. Она всем телом вздрагивает. Будто эти самые его эмоции проходятся по ее венам током.

– Я не помню этого. Все нормально.

– Нормально?! – оборачивается Герман. – Если бы твой дед был жив, я бы ему шею свернул!

– Не вышло бы, – улыбается.

– Черт. Как он мог не знать, что происходит?! Как мог это, – Глухов кивает на злосчастный телефон, – допустить?!

Имана не отвечает. Ну конечно! – думает Герман. – Небось, будет до последнего защищать деда. И злится, так злится…

– Пойдемте, – бросает она, неожиданно срываясь с места.

– Куда? – тупит Глухов.

– В спортзал. Вам нужно сбросить пар. Негативные эмоции лучше в себе не держать. Это чревато болезнями.

Она не могла удивить его больше, даже если бы предложила отправиться в кругосветное путешествие. Но, прислушавшись к себе, Герман вдруг отчетливо понимает, что это действительно то, что ему нужно. Они проходят в зал. Глухов только теперь, глядя на свое отражение в огромном зеркале, понимает, что все это время расхаживал перед девчонкой с голой грудью. И даже немного смущается. Так же нельзя? Что там говорит семейный этикет на такой случай? Он не в курсе.

– Садитесь. Сначала успокоим дыхание. Помните, как нужно дышать?

– Ты мне хочешь устроить практику?

Имана только пожимает плечами и демонстративно оседает на разложенный на полу коврик для йоги. Музыку она не включает. Ведет его голосом по старинке, как в свое время Алтанай. И голос ее звучит совсем не так, как Герман помнит. В нем появляются новые завораживающие ноты. Вслушиваясь в них, Глухов полностью теряет ощущение времени и связь с реальностью. Ему никогда не удавалось добиться такого эффекта, когда он медитировал сам. Все что-то отвлекало. А она так лихо его подхватила и легко понесла… Высоко-высоко. Куда-то за…

– А теперь вернемся…

Герман открывает глаза. Имана тоже только-только вернулась. И потому, наверное, выглядит какой-то нездешней. Бестелесной. И нереальной. Совершенно зачарованный, он тянет к ней руку. А она, бац, и в один прием валит его прямо на пол.

– Не расслабляйся, боец. Никогда не расслабляйся.

– Что ж ты так неосторожно? – сипит Глухов. – Не боишься, что мои старые кости не выдержат таких фокусов?

Имана улыбается, демонстрируя белые ровные зубы. Он дышит вполсилы. Но вовсе не потому, что она его придавила весом. Просто ее запах действует как-то… неправильно. У Глухова от него в голове шумит. Чтобы взбодриться, Герман проворачивает контрприем. То, что он сильней, они уже выяснили. Наверное, поэтому Имана позволяет случиться неизбежному без сопротивления. Глухов подгребает ее под себя и тут же вскакивает.

– Давай, на татами… Там будет мягче тебя валять.

Имана с улыбкой встает. А Герман думает о том, что из него не помешает дерьмо вытрясти. Может, тогда он перестанет реагировать на нее… так.

Загрузка...