Имана не узнает себя в зеркале. Определенно, с ней что-то не то. Глаза какие-то пьяные… И тело горит. А кожа до того чувствительная, что когда она вышла из душа, даже вытереться насухо не смогла. Так, лишь стряхнула капли.
Может, ангина опять вернулась? Имана открывает рот и, высунув язык, пытается что-то рассмотреть в горле. Но это нереально сделать. А так горло вроде и не болит. Только сохнет очень. И как будто бы перехватывает, отчего ее всегда спокойное дыхание странно сбивается.
– Малышка! Ну, ты тут еще долго будешь возиться?! Нам тоже надо в душ.
– Уже выхожу.
– Все женщины одинаковые! Если уж зашли в ванную – все, пиши пропало.
– Прям как ты, Гош, в туалете, – ржет из общей комнаты Ярик. Правда, Имана его юмора не понимает. Она никогда не жила с мужчиной и не знает, какие за ними водятся привычки. Дед – это все же другое. Да и его дом в тайге – не квартира со всеми удобствами.
Имана молча проскальзывает мимо веселящихся парней к своей коморке. Вообще для охраны тут не предусмотрено никаких личных комнат. Только общая, где они обычно собираются в пересменку или едят, да еще одна просторная спальня с кроватями. При необходимости тут можно передремать. Но поскольку из-за Волка Имана торчит на работе практически безвылазно, ей выделяют отдельный угол – небольшую комнатку, которая не использовалась и была практически пустой, когда Имана впервые сюда зашла. Теперь здесь стоит добротная раскладушка и вешалка на ножках – можно повесить одежду. Белье Имана хранит в сумке. Стираное – развешивает на батарее. А потом каждое утро проверяет – не забыла ли снять. Светить своим исподним не хочется. Даже если оно просто сохнет на радиаторе.
В ведре на полу стоят цветы. Огромный букет кроваво-красных роз. Имана садится рядом. Ведет пальцами по лепесткам. Наклонившись, вдыхает поглубже. Но мертвые искусственно выращенные бутоны ничем не пахнут.
Интересно, отец дарил розы матери?
Да нет. Где бы он их взял? Это сейчас даже в их медвежьем углу можно купить что хочешь, были бы деньги. Тогда же с этим было сложнее. Да и откуда деньги у простого солдата?
Имана укладывается на раскладушку и закрывает глаза. В памяти всплывает их бой. Глухов хороший боец. Только ему надо больше заниматься. А на это у него как раз и нет времени. Правда, стоит отметить, что один удар она все-таки пропустила. Теперь немного саднит чуть ниже груди. Ничего особенного, ей доставалось и посерьезнее. Но Герман Анастасыч перепугался. Тут же подлетел к ней. Стал трогать. Прижал ладонь… Отчего ее как кипятком ошпарило. Лежа в темноте, Имана повторяет это касание. Но такого, как тогда, не испытывает и близко.
Озаряя комнату голубоватым светом, оживает ее телефон.
Имана читает. Сглатывает. Строчит быстрый ответ. А дождавшись, когда тот прочитают, удаляет сообщение и прячет телефон под подушку.
Будит девушку непонятная суета за дверью. Она выходит в коридор и интересуется у пробегающего мимо Яра:
– Что случилось?
– К Глухову невеста примчалась. Едем встречать.
– Я сейчас…
– Да нет. Ты здесь сторожи, – ухмыляется.
– Ладно, – теряется Имана.
– Терпеть не могу такие сюрпризы, – доносится до нее голос Ярика от двери. Ну, да. То, что для кого-то – сюрприз, для охраны – головная боль, да и только.
Интересно, а Глухов тоже поедет в аэропорт? Ему бы отдохнуть. Выспаться нормально перед завтрашней встречей. Неужели его невеста этого не понимает? Имана растирает ладонью саднящую грудь и, зевнув, возвращается к себе. Вот только сон уходит.
Она крутится-вертится, а потом, плюнув на все, приводит себя в порядок и, наспех перекусив, идет к Волку. Зверь занят рытьем очередного подкопа. Имана закатывает глаза – чем бы дитя ни тешилось.
– И далеко ты собрался?
– Р-р-р!
– Наша песня хороша, начинай сначала, да? Нет? А что такое? Волк хочет есть? Тогда иди на место. Место, Волк!
Щенок косится на миску с рыбой, предусмотрительно оставленную Иманой за ограждением, но все равно показывает характер – не слушается. Тогда она делает вид, что ей это надоело, и демонстративно отступает к калитке. Громко рыкнув, Волк недовольно семенит к лежбищу.
– Вот так. Правильно. Хороший Волк.
Голос Иманы звучит ласково, как и положено во время похвалы. Команды же она отдает строго. В дрессировке нет ничего сложного. Главное, быть последовательным. И за раз отрабатывать не больше одной команды. Так и делают. Тренировка проходит, можно сказать, с успехом. Настроение Иманы медленно ползет вверх, несмотря на поселившуюся в груди тревогу. Уж слишком смешными ей кажутся тоскливые взгляды, которые зверь бросает на миску с рыбой.
– Кто работает, тот ест! – улыбается она, бросая форель через забор. – Молодец, Волк.
Имана направляется к домику охраны, когда на территорию въезжает посланный за Еленой Мерседес. Стоит машине припарковаться, из дома выходит Глухов. Значит, он не стал ехать в аэропорт. Но встречать ее выскочил так, будто ждал приезда невесты прямо у двери.
В груди Иманы как будто разбухает что-то скользкое, неприятное. Удивляясь самой себе, она все же отворачивается и почти бегом преодолевает отделяющие ее от дома охраны метры. Успевает точно к инструктажу. Ждут только парней, которые ездили за Еленой.
Михалыч раскладывает быстро и четко:
– Ты, ты, и ты – едем с шефом на аэродром. Вы, Юр, тоже едете. Имана? А ты чего стоишь? Мигом переодевайся!
На этот раз Имана едет в машине сопровождения. Глухова ей удается увидеть только краем глаза. От ее вчерашнего спарринг-партнера ничего не осталось – он сейчас совсем другой человек. Застегнутый на все пуговицы политик. И пусть оделся он неформально – едут они в те края, где иной прикид был бы просто странным, все равно понятно, что перед тобой сильный этого мира. Ну и Елена как Елена. Шикарная. От ее вида у Иманы особенно сводит зубы. И думает она совсем уж о каких-то непотребных вещах. Например, о том, успели ли они заняться сексом, как тогда за завтраком? Наверное, да. После такой разлуки, это наверняка первое, что они сделали. Именно поэтому ехать в одной машине с ними Имане было бы некомфортно. Ведь даже спустя какое-то время она могла запросто поймать отголоски чужих страстей. А ей сейчас это не нужно. Ей крайне важно сосредоточиться на другом, потому что у нее дурное предчувствие.
Только на аэродроме Михалыч ставит их в известность, что лететь они будут на Робинсоне. То есть кроме пилота полетят лишь она и Глухов. Другие ребята, оказывается, выехали на место еще позавчера, чтобы обеспечить охрану на месте без привлечения к тому дополнительного внимания.
Если так рассудить, это довольно разумно. Но Имане почему-то с каждой секундой все хуже и хуже. Порой ее видениям предшествуют вот такие панические атаки.
Они у вертолета, когда ей становится совсем худо. Хорошо, что внимание Глухова на себя перетягивает Елена. Имана упускает момент, когда та или в обморок падает, или просто поскальзывается на взявшейся тонкой корочкой луже. Охрана реагирует мгновенно, случается суета… Все бросив, Герман Анастасыч подхватывает невесту на руки и возвращается к зданию аэродрома. А дальше Имана уже не следит, потому что ей становится жутко тошно.
– Яр, я отойду…
Выворачивает ее прямо в сугроб. Утренним кофе и бутербродами. Ярослав, заметив, что дело плохо, подбегает к Имане. Заботливо поддерживает под локоть.
– Эй, ты чего?
– Все нормально… – сипит та, обтирая лицо тяжелым подтаявшим снегом.
– Вот, попей, – протягивает бутылку. – Лучше? Или заменить тебя от греха подальше?
– Не знаю. Может быть. Мне нехорошо. Слушай, Яр, а вы пилота проверили?
– Естественно.
– А вертушку?
– Ты издеваешься? – рычит Яр. – Или опять что-то видишь?!
– Нет. Нет, ничего… Прости. Накатило. А что с невестой Глухова?
– Тоже поплохело. Может, беременная? Вон они…
Герман возвращается. Ярослав сообщает ему, что расклад поменялся, и что с шефом полетит он. Но Глухов неожиданно упирается рогом. Давит на то, что им не стоит менять план Михалыча, и в итоге лететь приходится все же Имане. Лица на ней как не было, так и нет.
– Ну что, тебе реально так плохо?! – психует Глухов, когда они уже в воздухе. Мерный гул лопастей заглушают толстые наушники и пульсация крови в ушах.
– Нет. Мне неспокойно.
– Не надо было лететь? – хмурится Герман Анастасыч. Имана замирает, прислушиваясь к себе, но все без толку. Она либо видит что-то, либо нет. Сейчас как раз последний случай. Но сквозь неясную тревогу пробивается мысль о том, что все идет ровно так, как и должно.
– Не обращайте на меня внимания.
– Ты не похожа на паникершу. Так что происходит?
Они переговариваются на отдельной частоте. Голос Глухова искажает связь… Впрочем, и ее тоже, наверное.
– Все нормально. Извините.
– Желудок как?
– В порядке.
Они замолкают. Из окон вертушки, напоминающих глаза стрекозы, открывается широкий обзор. Сначала внизу еще мелькают какие-то города и деревни, но через час пути зеленое море тайги раскидывается на многие и многие километры, и не видно в нем даже крохотных островков цивилизации. Только зелень хвои и уже заметно просевшие к весне снега. А потом и лес отступает, сменяясь тундрой.
– Имана…
– М-м-м?
– Тест отрицательный.
Имана поворачивается к Глухову. Они так близко, что она может запросто рассмотреть даже самые тонкие морщинки на его загорелом лице. Считать любую эмоцию. И потому ей обидно, что он произносит это как будто бы с облегчением.
– Вот как?
– У меня нет причин тебя обманывать, но если хочешь, я покажу тебе бумажку.
Ответить Имана не успевает. В уши долбит звук сработавшей аварийной сигнализации. А дальше начинается ад. Системы мониторинга и предупреждения об отказах, надрываясь, кричат о неисправности. Глухов, как истинный альфа, поначалу пытается выяснить у пилота что да как, но очень скоро понимает, что того сейчас лучше не трогать. Дабы минимизировать последствия крушения, тому нужно сосредоточиться на управлении, а не на болтовне. Что это именно крушение – уже никто из них, похоже, не сомневается.
Имана наблюдает за всем, как в слоу-мо. Она даже видит маленькие капельки пота, выступившие на висках у пожилого и явно опытного пилота. Как адреналиновый выброс топорщит короткие волоски у него на затылке. Как Глухов вцепляется пальцами в кресло. Как плотно сжимаются его губы. И каким становится взгляд… Сумасшедшим каким-то и решительным. Словно он до последнего отказывается сдаваться. И всем своим видом демонстрирует это судьбе.
Ей, конечно, страшно. Имана всего лишь человек, и инстинкты у нее вполне человеческие. А еще ей немного жаль, что он ей не отец. Зачем она это узнала именно сейчас? Имана уверена, будь иначе, смириться со смертью было бы легче. Не то что теперь…
Нет, ну ведь интересно, как так ошибся дед! И ошибся ли? Зачем он привел их друг к другу? Была ли у этого вообще цель? Или старик просто сдал под конец жизни? И потерял нюх?
А еще вспоминается. Детство…
Пилот теряет управление. Вертолет швыряет из стороны в сторону.
– Деда-деда! Я сейчас упаду.
– Нет, Имана. Нет, мой снежок. Давай, ты должна почувствовать равновесие.
Бревно под маленькими ножками теплое и шершавое. А ее чувства обострены тем, что на глазах повязка. Имана расставляет тонкие как прутики ручки и делает первый неуверенный шаг. Бревно раскачивается на цепях. До земли чуть меньше метра, но ей это расстояние кажется пропастью…
– Я упаду.
– Нет, ты сможешь. Ничего не бойся. Чувствуй.
– Мы сейчас упадем, – Имана не замечает, что шепчет это в реальности. Вертолет крутит все сильней. Кажется, с этим уже не справиться. Потому что до земли… Больше метра, конечно, но все равно недостаточно.
– Все будет хорошо! – последнее, что Имана слышит, это убежденный голос Глухова. А потом – бах! И чернота.