Что нового, киска?

ГЛАВА 34

На улице шел проливной дождь. Дилайла распахнула стеклянные двери. Ни души. Журналистам давно наскучили звезды сериалов и футболисты, и они отправились в ближайший паб скоротать время до следующего мероприятия: от официантки из ресторана на Кингс-роуд они узнали, что там должен появиться знаменитый актер со своей новой таинственной пассией. Одинокий швейцар возле дверей вглядывался в сырые лондонские сумерки, поджидая запоздавших гостей.

Наконец-то Дилайла разглядела фигуру Сэма на противоположной стороне улицы.

– Сэм, подожди! Пожалуйста! – крикнула Дилайла, сбегая по ступенькам. – Сэм!

Сэм остановился. Дождь мгновенно промочил насквозь его футболку, и она прилипла к спине. Сэм явно колебался секунду, затем все-таки обернулся.

– Что?

Дилайла растерянно молчала. Потоки дождя стекали по ее волосам, струились по лбу, жакет потемнел от влаги.

– Можешь мне объяснить, что все это значит? Как ты очутился в «Айсберге» и что случилось с твоим кафе?

Сэм покачал головой.

– Не делай вид, будто не знаешь и не догадываешься о том, что происходит, – сказал он негромко. Его голос был твердым, он словно разрезал пелену дождя.

– Я не понимаю, о чем ты, – растерянно пролепетала Дилайла. Сэм никогда раньше не говорил с ней так. – Я действительно ничего не знаю.

Сэм рассмеялся с горечью:

– Что ж, попроси своего дружка, пусть объяснит. Уж он-то знает ответы на все вопросы. – Он посмотрел прямо в глаза Дилайле и решительно двинулся по улице.

– Сэм, пожалуйста, не уходи так! – взмолилась Дилайла дрожащим голосом.

Сэм остановился.

– Значит, мне нельзя уходить вот так?! Ну, раз уж ты хочешь поговорить – это другое дело, да? А что было на прошлой неделе, когда поговорить хотел я? – Он смотрел ей в глаза, морщась под струями дождя. – Но тебя это не волновало, не так ли? Ты поспешила сбежать. Сбежать от своей ошибки.

Дилайла хотела ответить ему, но не смогла. Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам, смешавшись с дождевой водой.

– Это не так, – еле слышно произнесла она. – Я не думала…

– В этом-то все и дело, правда? Ты не думала. Ты вообще не думаешь ни о ком, кроме себя.

– Но…

– Иди, Дилайла, к своему богатенькому дружку. – Он произнес слова так, словно ему физически трудно было с ней разговаривать. Презрение, обида, боль явственно слышались в его голосе. – Я тебя больше знать не знаю.

Он повернулся к ней спиной и зашагал прочь, не обращая внимания на лужи и переполненные водостоки. Униженная Дилайла смотрела ему вслед, его фигура становилась все меньше и меньше, пока и вовсе не исчезла из виду. Ей казалось, что она целую вечность стоит одна на пустынной улице. Дилайла без сил опустилась на край тротуара и закрыла лицо руками. Ее рыдания смешались с шумом ливня, а слезы – с дождевой водой.

Прошла, казалось, вечность, прежде чем ресторанный вышибала сжалился над Дилайлой и посадил ее в такси. Всю дорогу она сидела неподвижно, словно во сне, глядя в мокрое окно машины. Все шло не так, как надо. Она снова разругалась с Чарли, поссорилась и с Сэмом. Съежившись на сиденье, Дилайла прижалась щекой к оконному стеклу. В ушах звучали слова Сэма: «Я тебя больше знать не знаю… Я тебя больше знать не знаю…» Он сказал это так, словно ненавидел ее.

Дилайла вышла из оцепенения, только когда повернула ключ в замке и навстречу ей выбежал Фэтцо. Дилайла села на диван и прижала пса к себе. В такой позе ее и обнаружил Чарли, вскоре вернувшийся домой. Расстроенный и злой, он вышел из ресторана вслед за ней и, не обнаружив ее на улице, совершил беспрецедентный поступок: быстро свернул все веселье и поехал домой. Увидев Дилайлу на диване, живую и невредимую, он вздохнул с облегчением. А он было подумал, что потерял ее навсегда. А этого ему совсем не хотелось. Что бы там ни говорили, он любил ее, хоть и по-своему, как мог любить человек избалованный и эгоистичный.

Следующие несколько дней, несмотря на перемирие, оба чувствовали себя неловко. Чарли просил прощения, Дилайла тоже. Ей не хотелось ссориться и спорить. Она устала от ссор. Почему все так переменилось? Раньше они целыми днями валялись в постели, шептали друг другу на ушко всякие глупости, смеялись над наивными шутками и занимались любовью, а потом засыпали, обнявшись. И все казалось так легко и просто. А теперь вдруг стало сложно. Вожделение и страсть уступили место сомнениям и обвинениям. Они перестали делиться друг с другом своими мыслями, обиды накапливались и не находили выхода.

Дилайла спросила Чарли про Сэма. Про его кафе. И Чарли объяснил ей, что он ни в чем не виноват. Он только повторил то, о чем уже говорил: Сэм ревнует. Такие, как он, всегда обвиняют в собственных несчастьях таких, как Чарли.

– Я вообще понятия не имею, что он имел в виду. Я отобрал у него кафе? – Голос Чарли зазвучал резко. Чарли в неподдельном изумлении всплеснул руками. – Ладно, я могу понять его раздражение от того, что он потерял работу в «Айсберге». Но я-то тут при чем? Этот официант сам себе все испортил – не нужно было уходить. – Чарли смотрел на Дилайлу, как человек, которого оговорили. Врать он умел очень убедительно.

– Он не официант. Он шеф-повар, – мрачно проворчала Дилайла.

– Ну, хорошо, – безразлично кивнул Чарли. – Кто бы он ни был, я не позволю ему встревать между тобой и мной. – Чарли подался вперед, взял ее руку и нежно произнес: – Я люблю тебя.

Три слова. Три коротеньких слова, которые она мечтала услышать с их первой встречи в Центральной больнице Брэдфорда. Три коротеньких слова, за которые когда-то она отдала бы все на свете. Когда слышишь такие слова, кажется, что разворачиваешь подарок. Тот ли это подарок, о котором ты мечтала? Дилайла стояла неподвижно, а Чарли нежно убрал волосы, упавшие ей на лицо. Она закрыла глаза, и он коснулся губами ее губ, медленно раздвинул их языком. Дилайла уже ни в чем не была уверена.

На следующее утро Чарли собрал дорожную сумку. Он сказал, что едет в Корнуолл доснимать документальный фильм и пробудет там два дня. Дилайла лежала в кровати и прислушивалась к его шагам на винтовой лестнице, к стуку захлопнувшейся двери, к шуму мотора его машины. Она почувствовала облегчение. Ей нужно было время, чтобы все обдумать, разобраться во всем, что произошло. Она лежала так целый час, уставившись на белый потолок, на который сквозь шторы попадали полоски света. Наконец она заставила себя встать, добралась до коллекции пластинок Тома Джонса, которую хранила в самом низу шкафа, выбрала один из самых любимых альбомов и, любовно вынув диск из конверта, поставила его на проигрыватель.

Включив проигрыватель на полную громкость, Дилайла прижалась носом к оконному стеклу и стала смотреть на Лондон. Обычно эти песни словно поворачивали время вспять, и Дилайле начинало казаться, будто ее беды и страхи растаяли. Но на сей раз испытанное средство не подействовало. Слишком уж все перепуталось в голове, превратилось в запутанный клубок, в котором не найти ни начала, ни конца. Сплошная мешанина образов: Никки заигрывает с Чарли, Дилайла готовит для нее «коктейль«, спит с Сэмом, ссорится со всеми подряд, Чарли говорит ей: «Я люблю тебя», лицо Сэма – как он кричит на нее под дождем, его кафе… Песня кончилась, началась следующая, а Дилайла все стояла, не шевелясь. И еще одна песня, и еще, потом пластинка кончилась. Тишина вернула Дилайлу к действительности. Но она уже знала, что ей делать.

Она вышла из дома, прихватив Фэтцо, и направилась к Сэму в кафе. Нужно выяснить, что там происходит, и понять, о чем говорил Сэм. Это можно было сделать, только отправившись туда самой. Обычно дорога занимала четверть часа, но сегодня времени ушло в два раза больше: Фэтцо плелся медленно, ему непременно нужно было обнюхать каждый метр тротуара и обежать вокруг каждого фонарного столба. Такое впечатление, что он делал это нарочно – тянул время. Может, ему известно что-то, чего не знает она? Остановившись невдалеке от кафе, Дилайла заглянула за угол. Не хотелось бы наткнуться на знакомых. Меньше всего – на самого Сэма. Но, увидев «Примадонну», она поняла, что этого не произойдет. Исчез полосатый красно-белый навес, пропали деревянные столики со стульями, которые выставляли на тротуар в теплые дни, больше не пахло свежеиспеченными круассанами и только что сваренным кофе. Зато на месте были щиты, закрывавшие окна, и дверь, которая раньше всегда была открыта. Кто-то уже намалевал черной краской: «Скажи «нет» «Макдоналдсу»!», а над дверью болталась табличка «Сдается». Дилайла с грустью и изумлением уставилась на красно-синюю надпись. Что здесь происходит? Еще совсем недавно Сэм собирался сделать из кафе ресторан. Так почему же он вдруг бросил все и ушел?

На лицо Дилайлы упала капля дождя. Она взглянула на небо. Солнце скрылось, небо стало свинцово-серым, покрытым огромными тяжелыми тучами. Казалось, вот-вот начнется гроза. Застегнув куртку до самого верха, Дилайла потянула за поводок и торопливо зашагала в сторону дома. Послышался раскат грома, блеснула молния. Фэтцо взвизгнул и попытался спрятаться между ногами Дилайлы.

– Не бойся, малыш, мы скоро будем дома, – сказала она и пошла еще быстрее. Но было поздно. Дождь, шуршавший в листьях деревьев, усилился и превратился в настоящий ливень: тучи прорвались, и на землю хлынули потоки воды.

– О черт! Побежали! – крикнула Дилайла. Фэтцо рванулся с места, прижав уши. Его лапы скользили на мокром асфальте. Но все было без толку: за несколько секунд они насквозь промокли. Улицы мгновенно опустели, остались только девушка и собака, которые на бегу огибали углубления в асфальте, быстро превратившиеся в глубокие лужи.

Сквозь потоки дождя Дилайла разглядела впереди спасение: в конце улицы большое кирпичное здание в викторианском стиле. Библиотека. Изнутри лился яркий свет, и дверь была приоткрыта, обещая укрытие от дождя. Дилайла подхватила Фэтцо на руки и, прижимая к себе дрожащего пса, побежала через улицу ко входу в библиотеку.

Дилайлу поразила тишина внутри здания. Отжав воду из мокрых волос, она сняла свою выгоревшую куртку, которая от воды снова стала темно-синей, и повесила ее на огромную батарею. Вздрагивая, огляделась по сторонам. Холл был очень большой, из него в саму библиотеку вели две двери. Пахло теплом и влагой. Дилайла хотела было войти внутрь, но вывеска «С собаками не входить» и сердитый вид библиотекарши остановили ее. Она замерла в дверях, потом сделала шаг в холл и с любопытством осмотрелась. Вдоль дальней стены тянулся длинный стол с обычными библиотечными атрибутами: читательскими формулярами, бланками заказов, плакатом о благотворительной церковной распродаже… И вдруг кое-что привлекло ее внимание. Слева, слегка прикрытый объявлением о занятиях в местном бассейне, лежал буклет Вестминстерского колледжа. Дилайла взяла его в руки и, прислонившись спиной к батарее, начала листать. «Бухгалтерское дело», «Бизнес-колледж», «Дизайн». Она остановила свой взгляд на странице с фотографией: студент склонился над чертежной доской. Глаза пробежали по перечню специальностей: живопись, скульптура, дизайн. Внизу она прочитала: «Колледж приглашает выпускников школ (срок обучения – три года) или высших учебных заведений (один год); формы обучения очная и заочная».

В памяти всплыли события последних месяцев. Ночь в ресторане, и гипнотизер Гэри спрашивает, чем она занимается, а ей стыдно признаться, что ничем. Она сидит дома одна, скучает и смотрит телевизор. Ночь на берегу, и она рассказывает Сэму о своей мечте поступить в колледж. Вспомнилось и детство: ей лет семь-восемь, она сидит на полу и с замиранием в сердце наблюдает за тем, как дядя Стэн красит стены в комнате.

Дилайла снова взглянула на проспект. Дизайн интерьера. Как заманчиво звучат эти слова. Это судьба. Так должно было случиться. Именно этот проспект она и хотела найти. Повинуясь внезапному порыву, Дилайла бережно сложила проспект, сунула в карман, еще влажный от дождя, и направилась к выходу. Ливень кончился, солнце выглянуло из-за туч, улицу снова заполнили люди. И все вокруг вдруг ожило, и тучи уже не были такими тяжелыми и низкими, и луч солнца скользнул по лицу Дилайлы. Не так уж все плохо. А дальше, что будет с ней дальше? Может, все еще наладится?!

Вернувшись домой, Дилайла решила позвонить Вивьен – единственному человеку, кроме самого Сэма, кто может знать, что происходит с ним и с его кафе. После ночи, проведенной с Сэмом, Дилайла с ней не разговаривала, но теперь настало время стиснуть зубы и решиться. Она набрала номер мобильного Вивьен и некоторое время слушала гудки. Наконец ей ответили. Но это была не Вивьен, а Гарольд.

– Вивьен нет, дружок, – сказал он, пыхтя, как дырявый насос.

Лучше бы она была дома, подумала Дилайла. Может, она смогла бы объяснить, что случилось. От Гарольда столько же проку, сколько от козла молока. Мало того, что он глуховат. Еще и слышно плохо, в трубке что-то шипит. Он не понимает, что она ему говорит. Плюс ее йоркширский акцент. Такое впечатление, что они разговаривают каждый сам с собой.

– Когда она вернется назад? – прокричала Дилайла, прижав трубку к самому рту.

– О, мой зад уже гораздо лучше, спасибо. Вчера во время охоты он меня не подвел.

Дилайла застонала. Нет, это невыносимо. И она сдалась.

– Что ж, я прощаюсь. Передайте Вивьен, чтобы она мне позвонила. Мы так давно не говорили с ней! Я хочу убедиться, что все в порядке, – сказала она, вспомнив грустный голос Вивьен после процедуры отсасывания жира.

– Послезавтра вы с ней и поговорите, она прилетает завтра вечером, у вас же в четверг намечается девичник, – воодушевленно пропыхтел Гарольд. Слава богу! Он успел-таки дать ей необходимую информацию до того, как в трубке раздались гудки.

Чувствуя явное облегчение, Дилайла положила трубку. Ну, конечно! Вивьен вовсе не больна. Она просто отправилась позагорать перед свадьбой. Как же она могла забыть? Ведь завтрашняя ночь для Вивьен – последняя ночь на свободе.