– Что она сказала? – взревел Гарольд, и лицо его побагровело.
Дилайла выдержала паузу, прокашлялась и наклонилась к самому его уху.
– Она сказала, что передумала, – отчетливо прошептала она в слуховой аппарат, стараясь не встретиться взглядом ни с Гарольдом, ни с гостями, которые перестали болтать и с подозрением уставились на Дилайлу.
– Она меня доконает, – взревел Гарольд. – Передумала! Она не может передумать. Мы же женимся. Посмотри! – И он указал на скамейки, где сидели гости. Те, кто оказался ближе всех к Гарольду и Дилайле, в беспокойстве зашептались и тут же стали передавать новость дальше. И вскоре ряды гостей превратились в волнующееся море разноцветных шляп, крутившихся из стороны в сторону.
Дилайла вздохнула. Гарольд ничего не понял.
– Но Вивьен не хочет выходить замуж, – громко объяснила она, стараясь перекричать звуки «Свадебного марша» Мендельсона. Органист усиленно жал на педали, стараясь заглушить поднявшийся возбужденный шумок.
Гарольд впился в Дилайлу цепким проницательным взглядом.
– Ты хотя бы отдаленно представляешь себе, сколько я вбухал в эту свадьбу?
Дилайла не обратила на него внимания. Она смотрела на Синтию, которая, бормоча извинения, пробиралась между рядами и уже приближалась к ним. Вид у нее был растерянный.
– Ну, представляешь или нет?
Вся симпатия, которую Дилайла питала когда-то к Гарольду, мгновенно улетучилась. Его волнуют только деньги.
– Нет, не представляю. И, честно говоря, меня это нисколечко не волнует. Это неважно, – отрезала она.
Гарольд был явно потрясен такой дерзостью.
– Это чертовски важно, юная леди! – злобно выкрикнул он и двинулся на нее, потрясая кулаком. К счастью, его сдержало появление задыхающейся Синтии.
– Что случилось? Где Вивьен? – взволнованно выдохнула она, крутя головой, как испуганная птичка.
– На улице, в машине. Она больше не хочет всего этого. – Дилайла уже устала объяснять одно и то же.
Гарольд громко зашипел:
– Ах, она в машине? Ну, так посмотрим, что сама невеста нам скажет.
И прежде, чем Дилайла или Синтия успели остановить его, он быстро прошмыгнул мимо взволнованных подружек невесты, толпившихся у входа, и, придерживая шляпу на голове, раздувая ноздри, направился по тропинке к «Роллс-Ройсу».
Вивьен сидела в машине и с нетерпением ждала возвращения Дилайлы. Она судорожно дымила сигаретой, которую взяла у шофера, стараясь вдохнуть в себя как можно больше никотина, и ощипывала свой букет. Вдруг в поле ее зрения попал Гарольд, который направлялся к ней: полы фрака развевались на ветру, лицо побагровело.
– О черт! – пробормотала Вивьен и захлопнула дверцу машины. Она готовилась к битве.
– Выходи из машины! – заорал Гарольд, подойдя к «Роллс-Ройсу». Вивьен, не шелохнувшись, сидела в машине и молила бога о том, чтобы Гарольд ушел. Совершенно бессмысленно объясняться с ним, когда он в таком настроении.
– Я сказал, выходи из машины! – крикнул он и притопнул ногой.
Вивьен чуть приоткрыла дверь.
– Гарольд, успокойся, пожалуйста, – пробормотала она, увидев, что на противоположной стороне улицы уже собралась толпа зевак. – Вспомни, что доктор говорил про твое сердце.
С настораживающим проворством Гарольд воспользовался представившейся возможностью и сунул руку в приоткрывшуюся дверь. Но Вивьен оказалась еще проворнее: тут же захлопнула ее, прищемив Гарольду пальцы.
Услышав крики, Дилайла выбежала из церкви. За ней по пятам мчалась Синтия, тихо подвывавшая: «Боже мой, боже, боже, боже мой!» Гарольд согнулся пополам на тротуаре и сжимал левой рукой правую. На асфальт тонкой струйкой текла кровь.
– О господи! Вы не ранены? – воскликнула Синтия и, не обращая внимания на сидевшую в машине дочь, по-матерински засуетилась вокруг Гарольда.
– Мне нужно в больницу, – произнес Гарольд дрожащим голосом.
Дилайла взглянула на Вивьен.
– С тобой все в порядке? – спросила она одними губами через окно машины.
Вивьен кивнула и опустила стекло.
– Господи, неужели я сломала ему пальцы? – поинтересовалась она, правда, без тени раскаяния в голосе. – Я не хотела, честное слово, я не нарочно. Он вел себя, как дикий зверь. – Она умоляюще взглянула на Дилайлу. Вивьен прекрасно умела выходить из щекотливых ситуаций.
Дилайла криво усмехнулась:
– С ним все обойдется. Но, по-моему, мы должны отвезти его в больницу.
Вивьен побледнела.
– Мы?
– Ну не можем же мы бросить его прямо на дороге. – Уж этого-то Дилайле совсем не хотелось.
Вивьен перевела взгляд на Гарольда, вокруг которого хлопотала Синтия.
– Ну, если мы должны… – недовольно буркнула она. – Только не проси меня, чтобы я извинилась. – Она упрямо засопела и, словно кошка, выгнула спину, затянутую в расшитый жемчужинками корсаж.
Тяжко вздыхая, Дилайла неохотно подошла к Синтии и помогла усадить Гарольда на переднее сиденье «Роллс-Ройса». Всю спесь с него как рукой сняло, он потерянно привалился к шоферу и был похож на смятую подушку. Он скулил и баюкал свою руку, заботливо спеленутую лентой со шляпки Синтии. Дилайла аккуратно закрыла дверцу и юркнула на заднее сиденье, постаравшись занять место между Вивьен и ее матерью. Синтия ни слова не сказала дочери.
– Больница Святой Марии в Паддингтоне, пожалуйста, – распорядилась Дилайла. Когда машина отъезжала от тротуара, она взглянула в окно. Группа гостей сгрудилась перед церковью, и среди них фотограф и преподобный Мактагарт, который выглядел весьма растерянным. «О, черт!» – простонала Дилайла, закрыла глаза и привалилась к спинке сиденья. Во всей этой суматохе она совсем забыла объяснить все викарию.
Отделение неотложной помощи больницы Святой Марии было переполнено. Субботние вечера всегда чреваты большим количеством травм среди отцов семейств, которые решают заняться домашними делами. Врачам приходится главным образом иметь дело с изуродованными конечностями – следствием контактов с электроприборами. Гораздо реже среди пациентов отделения встречались женихи в возрасте с раздробленными пальцами.
– Пожалуйста, пройдите сюда, мистер и миссис… – Медсестра осеклась, заметив, что Вивьен одета как невеста и все еще сжимает в руках букет роз.
– Мистер Госборн и мисс Пендлбери, – подсказала Вивьен.
– Ах да, – тут же заулыбалась медсестра, заглянув в регистрационный журнал. – Пятый бокс, пожалуйста. Она прошла вперед, помогая Синтии вести Гарольда, а Дилайла и Вивьен понуро поплелись следом, и юбки Вивьен подметали пол в коридоре. В боксе медсестра уложила Гарольда на кушетку и задернула голубую занавеску.
– Расскажите, что произошло, – громко сказала медсестра в слуховой аппарат Гарольда и доброжелательно улыбнулась. Такая улыбка всегда подкупает пациентов.
За Гарольда ответила Синтия:
– Моя дочь прищемила ему пальцы дверцей «Роллс-Ройса». – Она ласково погладила Гарольда по плечу и зыркнула на Вивьен, которая молча стояла, облокотившись на монитор артериального давления.
– Я вижу, – ответила медсестра, хотя не видела ничего, потому что делала какие-то записи, склонившись над журналом.
– Это вышло случайно, – вставила Вивьен. – Он сунул руку, когда я уже закрывала дверцу. Я уже ничего не могла поделать.
– Простите, что? – переспросила медсестра и удивленно подняла глаза.
– Гарольд пытался не дать мне захлопнуть дверцу, чтобы выволочь меня из машины и повести к алтарю. Так что это была в некотором роде самооборона.
– Вивьен, прекрати дурить и говори все как есть, – строго отчитала дочку Синтия, которая прониклась жалостью к Гарольду и собиралась защищать его, раз он не может защищаться сам. Пикируясь с дочерью, она только сейчас заметила, что Гарольд задремал и сладко похрапывает.
– А я и говорю правду, мама, – зашипела Вивьен.
Дилайла поняла, что ей лучше уйти.
– Пожалуй, пойду выпью кофе, – буркнула она, приподняла край занавески и трусливо выскользнула на свободу.
В конце коридора Дилайла обнаружила автомат с кофе. Опустив монетку в двадцать пенсов, она нажала кнопку с надписью «Черный кофе». В такой день, как сегодня, ей требовалось побольше кофеина. Она равнодушно наблюдала за тем, как в пластиковый стакан льется темно-коричневая струя. Взяв стакан в руки, Дилайла прислонилась к стене и отпила глоток. Кофе был негорячий и некрепкий. Унылую атмосферу создавали еще и стены больницы – бледно-горчичного цвета. Видимо, дизайн больничного интерьера был одинаков по всей стране. Впрочем, как и запах дезинфекции, смешивавшийся с запахом больничной кухни. Все это напомнило ей ту ночь, когда она познакомилась с Чарли в Центральной больнице Брэдфорда. Дилайла вспомнила, как у нее екнуло сердце при первом же взгляде на него. Он выглядел потрясающе. Дилайла усмехнулась, вспомнив, как ужасно выглядела она сама: тушь размазалась по лицу, щеки покрылись красными пятнами. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.
Воспоминания были прерваны донесшимся из ближайшего бокса звонким голосом медсестры:
– Доктор говорит, что снимок показал перелом двух ребер и серьезные переломы большой и малой берцовых костей. Это значит, что в ближайшие два месяца вам, молодой человек, придется воздержаться от ухаживаний за дамами.
Пациент застонал. «Бедняга», – сочувственно подумала Дилайла. В детстве у нее был перелом ноги, и она прекрасно помнила, как это ужасно – несколько недель быть закованным в гипс и потом ковылять на костылях.
– Честно говоря, после такой аварии вообще большое счастье остаться в живых.
– Да, да, я знаю.
Дилайла напряженно прислушалась. Голос пациента был очень похож на голос Чарли. «Не сходи с ума», – строго сказала она себе. Ее слух явно сыграл с ней злую шутку. Просто день был очень трудный и длинный.
– А теперь, прежде чем перевести вас в палату, мне нужно проверить все данные в вашей карточке. Итак, Чарли Мендес… Или можно просто Чарли?
– Да, конечно, просто Чарли.
Дилайла чуть не подавилась кофе. Это не может быть совпадением. В этом районе не может оказаться двух Чарли Мендесов. Швырнув стакан в мусорный бак, Дилайла дрожащей рукой отдернула занавеску.
– Простите, сюда нельзя, – запротестовала медсестра, возмущенно глядя на Дилайлу сквозь бифокальные очки.
– Дилайла!.. – удивленно воскликнул Чарли, пытаясь сесть на каталке. Его тело под одеждой было в нескольких местах заключено в гипс, стягивавший сломанные кости.
– Простите, вы знакомы? – спросила медсестра, регулируя каталку так, чтобы приподнять голову Чарли.
– Да, это моя… – он замолчал, подбирая слова, – …моя бывшая девушка. – Он попытался улыбнуться, хотя лицо его было покрыто синяками, ссадинами и пятнами болеутоляющей мази.
– Что ж, я, пожалуй, оставлю вас ненадолго, чтобы вы могли поговорить.
Медсестра коротко кивнула и, расправив халат, вышла из бокса, задернув занавеску.
Дилайла смотрела на Чарли и не верила своим глазам. Их отношения прошли полный круг: от больницы до больницы.