Что случилось после того как Нора оставила мужа, или Столпы общества

13

Спальня Норы. Нора в халате, красится перед зеркалом, Анна-Мария убирает комнату.

Анна. Я даже смотреть на это все не могу… Господам же должно быть ужасно больно!

Нора. Анна-Мария, они хотят, чтобы им было больно!

Анна. Отец ужасно бил меня…

Нора. Анна-Мария, твой отец был по своей природе бедным и опустившимся человеком, а эти господа — богаты.

Анна. То, что обеспеченные мужчины позволяют себя так отделывать… Нора, вы бы лучше пороли ваших детей, если уж вам надо кого-то бить. Это соответствует природе женщины.

Нора. Своих детей я бы никогда не стала бить! Сочетание женщины и природы необязательно порождает естественное существо. Эти части можно и разделить. Не существует больше женственности на природной основе!

Анна. Когда женщина такое творит, ей должно быть больнее, чем подчиняющемуся мужчине, потому что это противно природе женщины.

Нора. Тебе этого не понять, моя старая добрая Анна-Мария.

Анна. Наше предназначение — творить новую жизнь, а не разрушать уже существующую…

Нора. Может быть, твое, но не мое.

Звонят.

Посмотри, кто пришел. Для него еще слишком рано.

Анна. Образованный человек никогда не приходит минута в минуту.

Идет открывать. Снаружи слышен голос Хельмера.

Хельмер. Минута в минуту! При известных обстоятельствах пунктуальность может поспособствовать карьере или ее разрушить. Детали нельзя оставлять без внимания… Вы же… Вы же…

Анна. Боже мой, господин Хельмер!

Голоса слышны все ближе, Анна-Мария вбегает в комнату.

Госпожа Нора, Нора! Это господин Хельмер! Это господин Хельмер собственной персоной! Неужели спустя столь долгое время половинки супружеской пары вновь станут единым целым?!

Нора. Я знаю, кто там, Анна-Мария. (Снимает халат. На ней садистский костюм: высокие кожаные сапоги и т. д. Она достает плетку и надевает маску.)

Анна. Он определенно хочет поговорить с вами о детях. Нора, будьте благоразумны. (Хочет забрать у нее плетку и маску. Нора отталкивает ее.) То, что соединил Бог, человек не должен разъединять. Нора! Будьте умницей!

Нора так сильно отталкивает Анну-Марию, что та спотыкается и почти падает.

Моя Нора, конечно же, поступит правильно. Если мать думает о своих детях, она инстинктивно поступает правильно. Если бы мне тогда оставили моего ребенка, я бы не совершила многих ошибок. Может быть, мужчина и женщина, наконец, воссоединятся?

Нора. Заткнись, Анна-Мария! Смотри, не скажи ему, кто я!

Анна. Я никогда не встану между двумя частями супружеской пары, их связь разрушить легче, чем паутину.

Выходит. Спустя некоторое время неуклюже входит Хельмер. Нора стоит неподвижно.

Хельмер. О, добрый вечер, милостивая госпожа, как ваше дражайшее здоровье… э-э-э… иди сюда. Должно быть, тяжело не иметь в жизни твердой опоры, то есть, пребывать в щекотливом положении… (Кланяясь, протягивает ей букет цветов.) Я могу…

Нора толкает его в угол.

Боже мой, уже началось… я сейчас, сейчас!.. говори мне: мой раб, я превратила тебя в сверток, аккуратненький, крепко, по-садистски связанный-перевязанный сверток, чтобы улучшить циркуляцию крови… (Касается мебели.) Какой красивый дом! Красивая мебель, все со вкусом. Правда, я предпочел бы темный цвет, кавказский орех, а не светлый дуб, но в остальном — наилучшее качество… э-э-э, наше общественное устройство исходит из понимания человека как индивидуума. Только в условиях свободной экономики человек может сохранить свою индивидуальность.

Нора. Будьте любезны встать на колени!

Хельмер. Извините, милостивая госпожа. Но вы кажетесь мне знакомой, я имею в виду фигуру. (Хочет до нее дотронуться, но потом все-таки не решается.) Вы мне кого-то напоминаете. Не следует ли сначала свернуть ковер?.. э-э-э… я не хотел бы его испачкать… и потом я бы еще хотел, чтобы ты меня искусно скрутила, а нижнюю рубашку так крепко обвязала вокруг моего лица, чтобы я не мог снять ее сам, а потом, пожалуйста, когда я, беспомощный и беззащитный, окажусь в твоей власти, я хочу, чтобы ты смеялась надо мной и говорила мне что-нибудь жестокое, подлое, грубое…

Нора. На колени!

Хельмер. Извините. Сейчас. (Неловко поддергивает штанины и встает на колени.) Может быть, милостивая госпожа посмотрит, не подслушивает ли кто-нибудь? Это меня успокоит. Дело в том, что эта дама, я имею в виду служанку, мне знакома… да и вы… а еще, пожалуйста, затолкай мне в рот твои старые шелковые чулки так, что дальше некуда, и скрути меня так садистски, чтобы я ни малейшего звука…

Нора (надевает на него наручники). Мне сказали, вы промышленник… тогда вы точно располагаете информацией, касающейся промышленности…

Хельмер. Большое спасибо за наручники, милостивая госпожа! И еще надень такую тесную одежду, такую чувственную и возбуждающую, какая только возможна, надень облегающую черную сорочку, чтобы она максимально тесно обтягивала твою чувственную и извращенно роскошную, прекрасную, твердую, упругую грудь, груди только что не лопаются… ты, шлюха… и еще прошу, надень красивые, темные, длинные чулки и самые красивые туфли, какие у тебя есть… я тебе все это точно запишу на будущее, опишу, какого исполнения мне хочется…

Нора. Ну, ну, к чему такие испуганные голубиные глаза! Я прощаю тебе твой страх, хотя для меня это, в сущности, оскорбление. Я прощаю тебе это оскорбление, потому что одновременно это доказательство твоей большой любви ко мне. (Связывает его.)

Хельмер. Пожалуйста, не так крепко, милостивая госпожа.

Нора. Экономика, раз схватив, так быстро не выпустит человека из своих когтей. Ты должен мне все рассказать. Чем больше ты мне скажешь, тем сильнее я смогу наносить удары.

Хельмер. Я все расскажу! Этот голос кажется мне все более знакомым!

Нора. Ты должен говорить, а не я!

Хельмер. Если человек привык уноситься своими мыслями высоко, но из-за наручников не может себе этого позволить, то в нем все застаивается, что в конце концов приводит к извержению. Действующими силами экономики являются не природные явления и их неизбежные следствия, а живые люди.

Нора связывает его все сильнее.

Вот та чашка с цветочным рисунком, это ведь севрский фарфор?.. Действительно, в этом доме царят стиль и вкус.

Нора. Я больше не хочу ничего слышать об экономике в целом, меня интересуют частности. (Связывает его.)

Хельмер. В следующий раз надень самую облегающую одежду, какая у тебя есть. Ты знаешь, я обожаю это, я схожу от этого с ума… Пожалуйста, поищи еще у себя, или, возможно, еще где-нибудь, милостивая госпожа, может быть, вы приготовите к следующему разу парочку прочных кожаных ремней, может быть, и другие прочные бечевки или бельевые веревки, которые, как известно, есть у любой женщины… В конце концов, человек — это субъект экономики, а не сама экономика! (Получает удары.) А-а-а. (Стонет.)

Нора. Я сейчас перестану, если ты не начнешь говорить о своих профессиональных проблемах!

Хельмер. Да, госпожа! (Получает удары, стонет.) Человек не может выжить один, ему нужен другой. Высокая покупательная способность масс гарантирует прибыль. (Удары.) Пожалуйста, не так сильно.

Нора. Слишком обстоятельно и недостаточно конкретно. (Останавливается.)

Хельмер. Пожалуйста, пожалуйста, не останавливайтесь, дорогая уважаемая, милостивая госпожа!.. Может быть, когда я к тебе приду в следующий раз, ты оставишь меня — скованного, связанного, обмотанного веревками, упакованного в клеенчатую скатерть, затянутого ремнями и с твоей ночной рубашкой, завязанной вокруг лица так крепко, чтобы я не мог снять ее сам, — лежать здесь день или два, пока ты не вернешься… и еще, пожалуйста, запри меня в квартире… а-а-а…

Нора (перестает наносить удары и садится). Мне нужны детали!

Хельмер. Да я и так уже рассказываю! Я сейчас скажу! (Стонет.) В следующий раз, пожалуйста, немного размочи веревки и ремни в воде.

Нора. Мне снова остановиться?

Хельмер. Нет же, уважаемая, дражайшая… (Получает удары, стонет.) Насколько мне известно, участок и находящаяся там текстильная фабрика в совершенно запущенном состоянии и с экономической точки зрения фактически банкрот. Мы планируем закрытие предприятия по причине нерентабельности…

Нора. И где находится это предприятие?

Хельмер. В следующий раз я тебе принесу письмо, там будет описано, какого обращения я желаю. Ты учти, я все опишу там соответствующим вульгарным языком, все, что ты должна делать со мной… а ты на это, пожалуйста, скажи, что, мол, это ничего. Не существует фактически ничего, чего бы я страстно не желал… бей, пожалуйста! Бей! Не прекращайте, уважаемая!

Нора (наносит удары). Где?

Хельмер. Лерхенау, Лерхенау, ты такое серое, Лерхенау. Разве я не говорил, что тебе следует бить сильнее?

Нора (наносит удары не столь решительно). Что? Лерхенау?

Хельмер. Я не буду все описывать красиво, когда скажу, что меня сводят с ума туфли на высоких каблуках, а зимой — высокие, тесно прилегающие меховые сапоги на каблуках и облегающее черное эротическое белье, и темные шелковые чулки, может быть, с темным швом… Продолжай, ведьма!

Нора. Лерхенау?

Хельмер. Вообще-то, если у человека есть хоть малейшее представление об этом имуществе, ему этот участок не всучишь. Но я сделаю это, я пущу слух, что туда возможно проложат железную дорогу… Пожалуйста, продолжай! (Получает удары.) Причина нерентабельности — транспортная проблема. Мне все больше кажется, что мы знакомы, милостивая госпожа.

Нора. Итак, Лерхенау выставлено на продажу. (Наносит удары.) Я буду изображать белочку и прыгать ддя тебя с ветки на ветку. (Наносит удары все более рьяно.)

Хельмер. Сегодня мы находимся на гораздо большем удалении от последствий наших решений, чем раньше. (Стонет все чаще.) Я очень надеюсь, что у тебя есть все вещи из моего списка. И черный бюстгальтер, пожалуйста.

Нора (наносит удары). Значит, это ты должен продать Лерхенау… ты знаешь и другие детали, я в этом совершенно уверена… Но мне достаточно и общей картины… Твой маленький жаворонок додумает остальное.

Хельмер. Прекрати! Прекрати, пожалуйста, это уже слишком!

Нора наносит все более сильные удары.

Ты правильно делаешь, что не останавливаешься, как только я говорю «прекрати» (стонет) и еще, пожалуйста, я хочу, чтобы ты и на меня надела шелковые чулки и перевязала мои ляжки в чулках сверху донизу веревками так туго, как только возможно (стонет) и потом еще, пожалуйста, я не могу говорить об этом вслух, но я все опишу к следующему разу (стонет) а именно: насилуй меня по всем правилам искусства, так, чтобы я уже себя не помнил от наслаждения… так долго, как только можешь, мое лицо под твоим чувственным и извращенно прекрасным задом и грудью, а еще моя голова между твоими упругими ляжками в чулках… (стонет). Я думаю, мы знакомы, милостивая госпожа.

Нора (наносит удары). Какая же я сегодня неблагоразумная! Как это все передается по наследству от папочки к доченьке. (Рьяно наносит удары.)

Хельмер (стонет). А еще я опишу, как ты своим (стонет)… нет, я не могу произнести этого вслух, я опишу. Если безнадежный хаос отрицает любую экономическую выгоду, то нормы должны… без надежды на прибыль колесо останавливается… (Хельмер падает и остается лежать неподвижно.)

Нора. Теперь мне больше не нужно утруждать мои глаза и мои маленькие нежные ручки. (Снимает маску.) Торвальд! Это твой чижик.

Хельмер (постепенно приходит в себя). Нора!

Нора. В этом году нам действительно нет нужды экономить. Ты продашь Лерхенау… Только бы ты не совершил опрометчивого поступка! Только бы тебе не пришлось потом влезть в долги!

Хельмер. Боже мой, Нора… Я не планирую ничего аморального. Они же только недавно отремонтировали свои дома, с такой любовью… ты не должна так обо мне думать.

Нора. Ну, почему же.

Хельмер. Я признаю это с тяжелым сердцем: я солгал, Нора!

Нора. Кто это там шуршит, моя белочка?

Хельмер. По крайней мере, не говори об этом господину Вейгангу, хотя это, конечно, не соответствует действительности!

Нора. Или это мой чижик там щебечет?

Хельмер. Кроме того, я и в обществе — банкрот, если узнают, во что превратилась моя бывшая жена… Нора, так ты разрушишь новую, только зарождающуюся связь с юным созданием.

Нора. Тем лучше.

Хельмер. Нора, ради наших общих детей… я тебя заклинаю… не рассказывай никому об этом… нет, я прошу тебя, ты мне обязана… ты же оставила меня, лишила женщины…

Нора. Фу, как ты можешь говорить такие гнусности!

Хельмер. Ради нашей прошлой любви…

Нора. Фу, как ты можешь так говорить! У тебя все еще тарантелла в крови, я это вижу. И это делает тебя еще более соблазнительной.

Хельмер. Нора, ты, женщина, способна выговорить такое? Нора! Послушай, Нора!

Нора. Ах, да. Да. Чудесно жить и быть счастливой. Возможно, мне еще доведется когда-нибудь увидеть море?!

Пауза. Нора сидит на кровати, тяжело дыша. Некоторое время спустя нажимает кнопку звонка. Анна-Мария входит медленно, кряхтя развязывает Хельмера, помогает ему подняться, отряхивает его костюм и выводит его.

Анна (возвращаясь). Моя маленькая Нора, которую я когда-то не спускала со своих рук, поступает не очень хорошо. Бедный мужчина! И костюм у него теперь совсем грязный, надо сдать в чистку, иначе никак. Стыдитесь!