Фабричный цех. Ева, Нора и другие Работницы за работой.
Работница. У тебя есть дети?
Нора. Да. И в моей крови тоска по ним. Кровь во мне тоскует. Но мой рассудок говорит: «Нет», потому что важнее всего — я сама, даже важнее детей.
Работница. Работа над человеком или, например, работа на текстильной фабрике у нас, женщин, в крови. Мы лишь должны дать этой крови выход.
Ева. Кстати, здесь малокровие — излюбленное профзаболевание.
Работница. Когда на протяжении восьми лет проделываешь один и тот же путь на работу и обратно, знаешь почти всех в лицо. Иногда по дороге я прислушиваюсь к разговорам и радуюсь, что наряду с несущественными вещами речь заходит и о союзе, и об интересах рабочего класса.
Работница. Двадцать минут спустя я вхожу в ворота и снимаю с крючка контрольный жетон — мое второе, принадлежащее предпринимателю, «я».
Работница. В половине седьмого начинается работа за станком, моя трудовая деятельность.
Ева. В семь я прекращаю существовать, теперь я — Ничто.
Работница. Во время работы мы уносимся мыслями к мужьям и детям, к нашей истинной доле.
Ева. Станок — это ложная доля.
Нора. Тогда следует оставить все это и отправиться на поиски своего истинного предназначения, которое, быть может, лежит в совсем иной области. Например, я отважилась на этот шаг.
Ева. Может быть, мое предназначение — вазопись или обрядовые танцы в индийском храме. Откуда мне знать?
Нора. Ты должна попробовать себя в разных сферах. Ты должна заглянуть себе в душу и действовать согласно тому, что там увидишь.
Работница. Мое предназначение — это дети, на которых у меня, к сожалению, не хватает времени, потому что я должна работать на фабрике.
Нора. Бывают такие моменты, когда надо бросить все и больше ни о чем не беспокоиться.
Ева. А ее как раз очень беспокоит, что без нее дети подохнут с голоду.
Работница. Ты знаешь, Нора, мы не понимаем, как ты могла оставить своих беспомощных малышей!
Работница. Вместе с ними ты должна была оставить часть своего сердца!
Работница. Мы — простые женщины, но мы на такое не способны.
Нора. А вот я устроена куда более сложно и оказалась на это способна.
Ева. Многие из нас желали бы иметь более сложное устройство, например, быть такими же сложными, как станки, которые мы обслуживаем.
Нора. У меня непростая сущность, и мне требуется много времени для ее постижения.
Работница. Фабричное производство оставляет нас безучастными, в производстве детей мы участвуем всей душой.
Работница. Если бы у нас не было детей, мы бы не могли мечтать о том, что наши дети когда-нибудь достигнут большего.
Нора. Я заплатила высокую цену: когда я оставила детей, моя душа раскололась на части.
Ева. Считается, что первое разделение труда — это разделение труда по воспитанию детей между мужчиной и женщиной. Однако эту работу женщина выполняет одна. Так она снова приобретает целостность и становится как новенькая.
Работница. Если мы будем разрываться на части, то не справимся с работой, ей нужно отдаваться целиком.
Ева. Иногда, по собственной прихоти, станок убивает тебя, и тогда ты тоже оказываешься разорванной на части.
Нора. Фу, как ужасно!
Работница. Мы должны быть благодарны за то, что нас это еще не коснулось.
Работница. Вон идет мастер с новой партийной листовкой.
Нора. Какие чудесные детские праздники мы устраивали! Некоторые воспоминания врезаются в тебя, как нож.
Ева. Женщина представляет собой полную противоположность станку, она приходит в движение благодаря чувствам. Ее не нужно вращать.
Работница. Мы, женщины, вынуждены заниматься трудовой деятельностью и потому не можем заботиться о детках.
Ева. Но стоит мужчине протянуть нам руку, и у нас тут же появляется возможность заботиться о детках: об одном, о двух, а то и больше.
Нора. Однажды мужчина протянул мне руку, но я оттолкнула ее.
Ева. Многие из нас с удовольствием отправились бы за сотни километров в поисках мужской руки. И с радостью променяли бы на нее станок.
Нора. Но мужская поддержка приводит к тому, что рано или поздно между партнерами разверзнется пропасть — кризис неизбежен.
Работница. На это у нас нет времени.
Работница. На это есть время только у буржуа.
Ева. Наступление эпохи экономической нестабильности принесет с собой безработицу, и нас все равно оторвут от станка.
Работница. И тогда деторождение опять превратится в творчество.
Ева. Тогда домашний очаг вновь станет важен.
Работница. Тогда, наконец, мы сможем на законном основании вернуть мужчинам наши обручальные кольца, как ты и говорила, Нора.
Ева. И золото мы отдадим за железо.
Нора. Кольцо нужно возвращать не из чувства долга, а ощутив в этом потребность, осознав, что мужчина вдруг снова стал чужим.
Работница. Этого нам не понять. Это для буржуа.
Ева. Сначала отдадим золото за железо, а потом отправим детей на фронт.
Работница. Тогда и мать снова начнет сиять красотой.
Ева. Скоро так и будет, скоро это время придет!
Работница. Настанет время, когда человеку будет позволено не скрывать своих чувств.
Нора. Иногда нужно уметь забывать о чувствах.
Ева. Отец не станет скрывать чувства боли, получив пулю в живот, мать — чувства радости оттого, что ей позволено оплакивать мертвых сыновей.
Работница. Сегодня миром правит эгоизм.
Нора. …а вдруг женщина тогда превратится в дойную корову? В конце концов, именно это и заставило меня сбежать!
Работница. Это будет так чудесно: женщины прильнут к мужчинам и скажут, что больше не хотят быть своевольными и властолюбивыми!
Работница. Я тоже люблю помечтать. Я мечтаю, что наступит время, когда женщина сможет сказать мужчине о том, что ему не следует плохо обращаться со своей матерью, потому что когда-то она подарила ему жизнь.
Работница. Мы могли бы подарить гораздо больше жизней, если бы не должны были стоять за станком.
Работница. Отдаться мужчине — вот кульминация жизни, к сожалению, и к этому привыкаешь.
Нора. К станку я так и не смогла привыкнуть. А еще я никогда не привыкну к тому, что между женщиной и мужчиной нет равенства. Против этого нам тоже нужно бороться!
Работница. Это для буржуа.