Чудовище

«Дотянуться до звезд» Джанин Колетт

История о девушке, которая мечтала жить подальше от своего особняка, и о чудовище, которое разрушило ее защитные стены.

— Джулс Белль Бредфорд, молодой женщине недопустимо вести себя так!

Я понуро опускаю плечи и перевожу взгляд в пол, зная, что спорить с матерью бессмысленно. Она стоит у подножья парадной лестницы. Со скрещенными на груди руками, она смотрит на меня сверху вниз, нахмурив свои свежевыщипанные брови.

Она постукивает ногой.

— Ну, что скажешь в свое оправдание?

Подняв взгляд, я пожимаю плечом в знак извинения.

— Я просто хотела подышать свежим воздухом.

— В этом платье? — вопит она. — Ты провела все утро, укладывая волосы и делая макияж. А теперь, посмотри на себя. — Она с отчаянием всплескивает руками. — Ох, даже не представляю, что теперь делать с тобой. А твое платье, — она выглядит так, будто вот-вот расплачется, — что стало с тем прекрасным шелком?

Я опускаю взгляд на ткань цвета шампанского, которую мама выбрала для званого ужина. Это главная вечеринка года загородного клуба. Мама выбрала это платье, потому что оно соответствует ее золотистому платью и папиному галстуку, что должно помочь нашей семье выглядеть идеально в одной цветовой гамме.

За исключением того факта, что сейчас мое платье испачкано «грязью».

— Грязь! — У нее практически идет пена изо рта.

Я не собиралась пачкать свое платье.

После того, как все утро провела за выщипыванием бровей и вытягиванием волос, мне нужно было выбраться из Мэнора, нашего дома на южной стороне Лонг-Айленда в Нью-Йорке. Сидение в парикмахерском кресле и давление корсета — для меня это было слишком.

Я не могла дышать.

Поэтому я вышла на веранду, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. Бушующий океан прямо за территорией нашего особняка выглядел слишком заманчивым. В небе все еще светило солнце, согревая прохладу ранней весны. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула запах Атлантического океана. Когда я открыла глаза, какой-то предмет в небе привлек мое внимание. На голубом фоне завис едва различимый белый круг.

Я никогда прежде не видела луну в светлое время суток. Я отступила назад и продолжила наблюдение за этой частью неба, которая так ярко и благородно мерцала по вечерам, даже находясь в тени дня, незамеченная, в ожидании, когда настанет ее время сиять.

Мне захотелось быть ближе к ней, и я начала спускаться с лестницы, устремляясь к пляжу. Чем ближе я подходила, тем сильнее становился ветер. Я не хотела, чтобы мое платье оказалось все в песке, поэтому я обошла пляж стороной и направилась по дорожке, которая привела меня на огромную лужайку сбоку от нашего дома. Мои ноги утопали в груде мокрой травы, которая осталась после ливневых дождей, что были у нас недавно. Я приподняла спереди низ своего платья, не додумавшись приподнять его и сзади, в итоге, должно быть, я протащила весь этот шелк по грязной земле.

Не знаю, почему я так зациклилась на этой луне. Как бы там ни было, я не могла заставить себя перестать смотреть на нее.

— Что за переполох? — Тетя Инна входит в фойе из гостиной. На ней надет розовый пиджак и шляпка.

Мама резким жестом указывает на меня.

— Посмотри на ее платье!

Тетя Инна поворачивается ко мне. Ее глаза округляются, когда она замечает, в каком виде мой наряд, затем быстро подавляет смешок, прежде чем изобразить хмурый взгляд.

— О, детка, что ты натворила?

— Она испортила мой вечер, вот что она натворила. У меня один ребенок, и она не может следовать простейшим указаниям. — Мама стискивает перила для поддержки. — Честное слово, Джулс, такое ощущение, что ты специально мучаешь меня. Почему ты не можешь быть, как другие девушки?

Тетя Инна быстро кладет руку на мое плечо.

— Сейчас нет нужды в драме. Я уверена, что у Джулс найдется что-нибудь симпатичное в ее огромной гардеробной. Мы поднимемся наверх и посмотрим, что сможем найти. — Она подталкивает меня к лестнице, мы проходим мимо мамы и направляемся в мою комнату в восточном крыле.

Когда дверь позади нас закрывается, тетя Инна качает головой, глядя на меня.

— Для твоего же блага, с тобой слишком много проблем.

— Это произошло случайно, клянусь. Я просто прогуливалась и немного отвлеклась. — Я вытаскиваю веточку из своих волос. Хоть убей, я понятия не имею, откуда она там взялась.

Тетя подходит ко мне и хватает меня за подбородок, привлекая к себе мое внимание.

— Ты вечно витаешь в облаках. Ты мечтательница. Это одно из твоих положительных качеств. Но также твой величайший недостаток.

Тетя Инна заходит в гардеробную, которая намного больше, чем спальни большинства людей, и начинает копаться в моей одежде. У меня десятки платьев, которые я надевала лишь однажды.

Как единственный ребенок Франклина и Вивьен Бредфорд, я посещаю все благотворительные мероприятия и выполняю все социальные функции, связанные с ними. Заниматься такими делами, как говорит моя мама, это «лучшее обучение, чем все, что я могу найти в книгах».

— Мне обязательно идти туда сегодня? Я уже и так все разрушила. — Я понимаю, что шансов мало, но стоит попытаться.

Она выходит из гардеробной с тремя платьями в руках.

— Как ты смотришь на это красное?

Я качаю головой.

— Девушки моего возраста не горят желанием разговаривать со мной, а когда делают это, то разговоры всегда ведутся об одежде или о машинах, которые их папочки собираются подарить им на шестнадцатилетие. А парни только и делают, что говорят о себе. Я никогда не знаю, что сказать взрослым. Друзья мамы всегда ведут себя так, будто мои цели — это ошибки, а отец всегда сбегает выкурить сигару.

Она поднимает сатиновое платье цвета зеленого лайма на бретельках.

Я снова качаю головой и продолжаю:

— А в последний раз, когда мы посещали мероприятие, я разлила свой напиток на платье одной леди. Было так неловко.

— Это была жена мэра, и, ты права, было ужасно неловко. И все же, ты Бредфорд, а мы восстали против короля. Что насчет этого? — она показывает темно-синее платье с атласным бантом на шее и жаккардовым низом. Это одно из наиболее удобных платьев, которые я носила.

Я протягиваю к нему руку. Переодеваюсь, потом опускаю руки по бокам и спрашиваю тетю Инну, выгляжу ли я презентабельно. Она указывает мне рукой, чтобы я присела у туалетного столика. Я делаю, как мне было сказано, и вздыхаю.

Она пытается исправить беспорядок, который устроил ветер с океана, когда замечает в отражении зеркала мое выражение лица.

— Джулс, почему ты всегда выглядишь такой печальной? Тебе не нравятся вечеринки?

— Они мне нравятся. Просто… — Мне трудно объяснить, что я чувствую, не выставляя при этом себя эгоистичным ребенком. — На таких мероприятиях все слишком суровые. Их разговоры черствые, а улыбки искусственные. Я хочу приключений.

Тетя Инна перестает расчесывать мои волосы и кладет руку на мое плечо. Глядя на меня в зеркало, она говорит:

— У тебя вся жизнь впереди для приключений. Перестань пытаться разрушить ее. А на данном этапе, наслаждайся вечеринками. Потому что, в один день, у тебя может больше не быть возможности участвовать в них. И что ты тогда будешь делать со всеми этими прекрасными нарядами?

Я закатываю глаза.

— Сожгу их, — поерзав на своем месте, говорю я, — они все такие колючие. Возможно, я стану модным дизайнером и буду создавать самые удобные платья в мире.

Она суетится над моими волосами, волшебно распутывая пучки.

— Я буду твоим первым инвестором. Ну вот, — она делает шаг назад, — ты выглядишь, как принцесса.

Глядя на свое отражение, я мельком осматриваю себя. Длинные светлые волосы и орехового цвета глаза. Я немного низковата, а грудь еще не выросла. Хороший скачок роста в обоих направлениях пошел бы мне на пользу. В целом же, я выгляжу хорошо, но я не принцесса.

— Давай выбираться отсюда, пока у твоей матери не случился сердечный приступ. — Тетя выходит из комнаты, и я следую за ней. Когда мы доходим до лестницы, я слышу голос отца. Взглянув вниз, я вижу роскошные темные волосы отца и его костюм двойку. Он разговаривает с Рэнделом, нашим домоуправляющим.

— Он слишком молод. Мне нужен кто-то, кто знает классические автомобили, — говорит отец Рэнделу.

— Поверьте мне, сэр, парень разбирается в машинах. Помните тот «Форд Мустанг» 1967 года выпуска, который Уиллис Хэндрикс не захотел продавать вам? Он ремонтировал его.

Лицо отца озаряется.

— Он ремонтировал его? Приведи его.

— Да, сэр. — Рэндел открывает парадную дверь и машет рукой кому-то снаружи. Незнакомец входит следом за ним.

На нем рваные джинсы и фланелевая рубашка с коричневыми пуговицами. У него длинные темные волосы, собранные в хвост, а лицо покрыто густой бородой.

— Рад представить вам Джеймисона Брока.

Отец приподнимает подбородок, оценивая его.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать, — говорит мужчина. У него низкий и глубокий голос.

— Откуда ты так много знаешь о машинах?

— Просто я всегда ними интересовался, работая в автомастерских с четырнадцати лет.

Какое-то время папа пялится на незнакомца, молчаливо оценивая его, а потом говорит:

— Ладно. Начнем с базовых основ.

— Есть одна проблема, — встревает Рэндел. — Парню негде жить.

Отца это не останавливает.

— Где ты жил?

— Сейчас я в процессе переезда, сэр. Я подыскиваю комнату в городе.

Поведение Джеймисона выглядит твердым, но в словах проскальзывает неуверенность.

Отец смеется.

— Снять комнату в этом городе? Это невозможно. Ближайший доступный город в тридцати минутах езды отсюда. У тебя есть машина?

Джеймисон качает головой.

— В данный момент нет.

Рэндел встревает в разговор:

— Я подумал, что он мог бы занять комнату над гаражом. Кровать. Ванная комната. Он даже мог бы придумать что-нибудь с едой.

Отец обдумывает эту идею.

— Будешь милым со всеми живущими здесь двадцать четыре часа в сутки. Ты будешь круглосуточным парковщиком. Никаких наркотиков и никаких женщин в моем доме. У меня есть дочь-подросток. Я не хочу, чтобы она наблюдала бродяжничество. Делай то, в чем ты нуждаешься, где-нибудь в другом месте. Мэнор — территория без пороков.

— Конечно. Спасибо. Я признателен вам за этот шанс, — говорит Джеймисон.

Легкое покашливание привлекает всех присутствующих к верху лестницы. Тетя Инна начинает свой спуск.

— Я не собиралась прерывать это представление, однако, есть мероприятие, на которое нам нужно попасть.

Отец смотрит на свои часы.

— Да, а где Вивьен и Джулс?

— Я здесь, — говорю я.

Я уже на полпути вниз по лестнице, когда Джеймисон замечает меня, и моя нога замирает на середине шага. Мое сердце замирает. Такое чувство, будто из легких исчез весь воздух, когда меня поражает пара самых прекрасных зелено-голубых глаз, которые я когда-либо видела.

Делая медленные шажки, я стараюсь не упасть, пока разглядываю жесткие черты его лица. Борода короткая и растрепанная, но она подчеркивает его волевой подбородок и полные губы. У него широкая грудь, рост около метра восьмидесяти, и весь его облик подавляет. Если бы я не слышала, как он говорит, то могла бы подумать, что он животное в человеческом обличии. Тот, кто входит в комнату и избивает ее владельцев, и совершенно не беспокоится о том, что думают о нем другие. Но я слышала, как он говорил, слышала мягкость в его голосе. Этот крепкий мужчина мягкий и неуверенный. И, судя по его глазам, он тоскует по чему-то, и мне обязательно нужно узнать, по чему именно.

Я достигаю нижней ступеньки и с трудом сглатываю, мой взгляд все еще прикован к Джеймисону.

Из комнаты вылетает мама.

— Все готовы уходить? Мне нравится опаздывать по-модному, но это уже постыдно. Джулс, ты выглядишь намного лучше. Надеюсь, никто не заметит, что ты надевала это платье на Вечер Защиты Животных. Франклин, мы можем идти?

Она подплывает к отцу, не обращая никакого внимания на Рэндела или незнакомца в нашем фойе. Отец берет ее за руку, и они выходят наружу. Тетя Инна быстро следует за ними.

— Джулс, твоя семья уезжает, — говорит Рэндел, отвлекая мое внимание от Джеймисона.

Я отступаю к выходу с застенчивой улыбкой.

— Хорошего вечера, — говорю я и смываюсь через парадную дверь. Огибая машину, чтобы забраться в лимузин, я поднимаю взгляд и вижу небо, окрашенное богатыми цветами заката. Все еще там, наверху, спрятанная на задний план, проглядывает луна. Мне вдруг нестерпимо хочется увидеть эту красоту, когда ночь вступит в свои права.

Этот званый вечер такой же, как любой другой официальный прием, не считая того, что столы здесь застелены малиновыми скатертями. Та же самая группа исполняет ту же самую музыку. Такие же зажженные чайные свечи, и комната, задекорированная орхидеями. Те же закуски канапе и обслуживающий персонал, те же разновидности разлитого по бокалам шампанского, самовлюбленные парни так же присутствуют.

— Сегодня ты выглядишь особенно мило. — Гэвин, выпускник из моей частной школы, становится рядом со мной сбоку от танцпола.

Мне не нужно оборачиваться к нему, чтобы узнать, что он одет в костюм с белой рубашкой и завязанным галстуком, или что его ногти идеально отполированы, а черные волосы безукоризненно зачесаны назад.

— Спасибо, ты и сам выглядишь очень мило, — говорю я, мой взгляд сфокусирован на вокалистке группы. У нее темные, свободно спадающие волосы, необузданные, но прекрасные.

— Правда? — Он соглашается со мной со смешком в голосе. — Должен сказать, я разочарован. Твоя мама сказала, что ты будешь одета в платье цвета шампанского. Я так оделся, чтобы соответствовать.

Я поворачиваю к нему голову и выгибаю бровь, глядя на него.

— С чего бы это нам одеваться в тон друг другу?

Мама, будучи занятая разговорами со своими светскими друзьями, игнорируя меня последние тридцать минут, замечает, что Гэвин стоит рядом со мной.

— Гэвин ЛеГум, ты как всегда прекрасно выглядишь. — Они с Гэвином обмениваются поцелуями в обе щеки, и я закатываю глаза. — Мои извинения, с Джулс сегодня в обед произошел небольшой инцидент, который испортил ее наряд. У меня не было возможности предупредить тебя.

Он улыбается ей в ответ и прикладывает кончик своего голубого галстука к моему платью. — Золотой и синий — королевские цвета. В каком-то смысле, это судьба.

Мама смотрит на Гэвина так, будто он звезда на небе. Что имеет смысл, поскольку семейный бизнес ЛеГум является вторым по величине импортером товаров из Франции в США. У моего отца и мистера ЛеГума совместный бизнес, стремительно увеличивающий обоим банковские счета.

Я мысленно стону и перевожу взгляд от него к маме.

— Я что-то пропустила?

Она с неохотой переключает свое внимание на меня. Слегка наклонив голову, она говорит:

— Сегодня вечером Гэвин твой сопровождающий.

Я опускаю взгляд.

— Мой сопровождающий?

Он подходит ближе и кладет ладонь на мою обнаженную спину.

— Я должен был заехать за тобой, но сегодня моя тренировка затянулась из-за дождя. Я рулевой.

Я бормочу в ответ:

— Уверена, так и есть.

— Джулс, — шипит мама, а потом дарит Гэвину натянутую улыбку. — Почему бы вам двоим не взять по бокалу шампанского.

— Мне только пятнадцать, — говорю я ей.

— Мне не надо, миссис Бредфорд. Я за рулем. Привезу вашу дочь домой к полуночи.

Я резко поворачиваю к нему голову.

— К полуночи? — Повернувшись обратно к матери, я говорю: — Мне не разрешено ходить на свидания, не говоря уже о том, чтобы оставаться наедине в машине с восемнадцатилетним парнем.

Улыбаясь, она наклоняется ко мне и шепчет:

— Но не у всех восемнадцатилетних парней фамилия ЛеГум.

Выпрямившись, она поясняет:

— У Джулс нет комендантского часа, поэтому у вас двоих будет восхитительный вечер.

Она отходит от нас, а я пытаюсь подавить в себе раздражение. На другой стороне танцпола стоят три девочки из моей школы и посмеиваются надо мной.

— Не хотела бы ты потанцевать? — спрашивает он.

— Я не танцую, — безапелляционно заявляю я.

Поверх его плеча я замечаю, как к нам приближается компания его друзей, они смеются и тыкают в нас пальцами. Они, вероятно, в шоке, что он застрял здесь, сбоку от танцпола, со школьной чудачкой. Той, которая не посещает вечеринки и не укорачивает свою юбку, и которая на самом деле слушает, о чем говорит учитель.

Я сижу в одиночестве во дворе, ем свой обед тоже в одиночестве, с книгой в руках и мечтами о том, что, как только окончу школу, сразу уеду куда-нибудь подальше отсюда.

— Ты должен пойти на вечеринку со своими друзьями, — предлагаю я.

Держа руки в карманах, он наклоняется ко мне и говорит:

— Я бы предпочел потусоваться с тобой. Вот что я тебе скажу: не похоже, что тебе здесь комфортно, а у меня в кармане есть косячок, который ужасно хочет, чтобы его раскурили. Давай прогуляемся.

— Я не курю.

— Тогда и я не буду. Мы просто поболтаем.

Я качаю головой, но раздумываю над его предложением. Моя мать хихикает со своими друзьями, пока отец в углу комнаты разговаривает с молодой официанткой, стоя при этом слишком близко к ней. Девочки все еще посмеиваются, а парни все еще пялятся. Пожав плечом, я соглашаюсь и позволяю Гэвину провести меня через комнату. Он кладет руку мне на спину, и прежде, чем мы выходим за дверь, ведущую во внутренний двор, он оглядывается через плечо и поднимает вверх большой палец.

— Хочешь выпить? — Когда мы оказываемся снаружи, он достает из кармана фляжку.

— Я думала, ты за рулем?

— Так и есть. — Он ухмыляется, а потом указывает на зал, который мы покинули. — Я просто сказал так твоей маме, чтобы выглядеть джентльменом. Я в любом случае нравлюсь ей. Что не удивительно, меня любят все женщины. — Он подносит к губам металлическую фляжку, делает глоток, а потом протягивает ее мне. — Виски?

Я останавливаюсь.

— Я не пью.

— А стоит.

— И определенно точно не поеду домой с парнем, который выпил.

Скривившись, он говорит:

— Достаточно справедливо. — Закручивает крышку и убирает фляжку обратно в карман. — Чем ты занимаешься?

— Ничем таким, чем ты хотел бы заниматься по вечерам, это уж точно.

Он прищуривается, глядя на меня, а потом кивает. Мы снова останавливаемся. Для ранней весны воздух достаточно свежий.

— На весенних каникулах в следующем месяце я буду на Кабо [3]. Это будет грандиозно. Мне кажется, ты единственная девушка из нашей школы, которая туда не поедет.

— Мой отец никогда бы мне не разрешил. — Я скрещиваю руки на груди.

— Могу поспорить, твоя мама могла бы убедить его изменить решение, — говорит Гэвин, и я вздыхаю от понимания того, что, вероятно, он прав. Моя мать, кажется, намерена подложить меня под первого попавшегося перспективного богача. Большинство родителей запирают девушек в их комнатах, чтобы уберечь от испорченности парней из школы. Моя же мама, практически дает им ключи от моей спальни.

— У нас там своя собственная вилла, — продолжает он, — личный шеф-повар, бассейн, который затмевает океан, и водитель, который будет возить нас по вечерам в клубы. Все комнаты уже заняты, но ты можешь остановиться в комнате со мной. Наличие одежды необязательно.

— Спасибо, но меня и так все устраивает.

— Тогда ты должна прийти на прощальную вечеринку, которую мы устраиваем в ночь перед отъездом. Придут все из нашей школы. Ты тоже должна там быть.

— Правда, вечеринки не для меня.

— Это потому, что ты никогда не была ни на одной из них, — говорит он, и я не могу с этим поспорить. Гэвин останавливается, и только через некоторое время я понимаю, что он на два шага позади меня. Я разворачиваюсь лицом к нему. Его руки спрятаны глубоко в карманы. — Кроме шуток, я на самом деле был бы рад, если бы ты пришла.

— Зачем?

— А какие еще у тебя могут возникнуть варианты времяпровождения на вечер пятницы?

Это грубо с его стороны сказать такое, но это правда. Два года обучения в старшей школе, и все эти два года я хороню себя в книгах. И единственное общение, которое у меня есть, это общение с командой по лакроссу. Плюс, я волонтер в ближайшем приюте для животных. И все же, я считаю, что должна попытаться быть типичной старшеклассницей. Даже если только на одну ночь.

— Ага, конечно. Я приду.

Мы продолжаем идти вперед, я потираю свои руки, чтобы избавиться от мурашек.

— После сегодняшней тренировки, боль в мышцах просто убивает меня. — Он высвобождает руки из своего пиджака.

— А я думала, что рулевой просто сидит в стороне и кричит на гребцов? — Это был простой вопрос, но, глядя на выражение лица Гэвина, он ему не очень-то понравился.

— Это самая важная работа. Я должен направлять лодку, и я в постоянном напряжении, пока выкрикиваю направление своей команде. Я делаю так, чтобы у гонки была своя тактика, поддерживаю в каждом мотивацию. Они доверяют мне помочь им удержать темп, и по-настоящему подтолкнуть их к финишу. Ты должна была слышать о наших соревнованиях в Филадельфии.

— Нет, не слышала…

— Мы победили, естественно. Там присутствовали скауты из колледжей. Именно так я получил предложение от Кембриджа. Осенью я поеду туда. Хотя, мне и не нужна стипендия за счет гребли. Мои родители смогут оплатить учебу в любом университете, который я выберу. Так же, как и у тебя. Ты уже думала о том, куда хочешь поступать после школы?

Я качаю головой.

— Есть несколько…

— Тебе не нужно беспокоиться об этом. Когда получишь образование, все равно будешь работать вместе со своим отцом. Если захочешь работать.

Я открываю рот, чтобы поспорить с его утверждением, и чтобы спросить, почему я могу не захотеть работать, но он продолжает:

— Я точно буду работать в нашей семейной компании, когда получу образование. Почему бы и нет? Угловой кабинет с моим именем на двери уже ждет меня. Отец думает, что я иду в колледж, чтобы изучать бизнес, чтобы быть готовым управлять компанией, но, на самом деле, я иду туда, чтобы просто веселиться. Потом я на долгие годы застряну за рабочим столом. Возможно, я даже останусь обучаться в магистратуре, так что мне не придется вливаться в работу с девяти до пяти. — Он смеется и начинает обличительную речь обо всех аспектах импортных поставок компании ЛеГум.

Пока он говорит, я смотрю вверх. На небе облака. Мягкий свет луны пробивается сквозь самые темные из них. Я смотрю в небо, не отрывая взгляда, ожидая, пока облака разойдутся, но этого не происходит. Луна, которая ожидала весь день, чтобы быть увиденной, все еще спрятана в тени своего собственного окружения.

Гэвин говорит, мы идем, и пока мне приходится только слушать, я не могу остановить себя от того, чтобы подумать о том, а на что бы это было похоже, подняться вверх, к облакам.

За ужином Гэвин сидел рядом со мной, разговаривая с моим отцом об их любимой стрельбе, и мой отец пригласил Гэвина и мистера ЛеГума на стрельбу по дискам. Мама и миссис ЛеГум планировали для нас женский день в спа-салоне, пока тетя Инна, сидя за другим столом, бросала на меня усталые взгляды.

Я молча ела, отвечая только тогда, когда задавали вопросы непосредственно мне, что было крайне редко. Когда взрослые танцевали, Гэвин оставался рядом со мной. Когда его рука сместилась на мое бедро, я вскочила из-за стола и сказала ему, что мне нужно в дамскую комнату. Я закрылась в кабинке и читала книгу в приложении «Киндл» на телефоне, пока не зашла моя мама, разыскивая меня. Я сказала, что у меня проблемы с желудком, в надежде, что она отправит меня домой на лимузине.

Вместо этого, она попросила Гэвина отвезти меня.

— Дома кто-нибудь есть? — спрашивает он, когда мы подъезжаем к Мэнору.

— Ночные сторожи. Хотя, наверное, они уже спят.

Гэвин паркует машину на круговой подъездной дорожке и выключает зажигание. Я в замешательстве выгибаю бровь. Он наклоняется, его рука скользит по подголовнику моего сиденья.

— Это был ловкий ход — сказать родителям, что плохо себя чувствуешь. Пока они приедут, у нас в запасе как минимум час. Может, больше.

Я отклоняюсь на свое сиденье, подальше от его надвигающегося тела.

— Ты все неправильно понял.

Со злой улыбкой на губах и дьявольским блеском в глазах, он продолжает:

— Думаю, я знаю, на что именно ты намекаешь.

Положив руки на его грудь, я отталкиваю его от себя.

— Я не заинтересована в этом.

Его губы так близко к моим, темные глаза изучают меня, пытаясь разгадать, насколько я серьезна.

— Ладно. Я могу принять отказ. — Он слегка отклоняется, и я вздыхаю с облегчением. — В этот раз. Думаю, ты наслаждаешься тем, что тебя преследуют, ну а я наслаждаюсь охотой.

Я прикрываю глаза и думаю о том, как, черт возьми, приобрела нежеланную привязанность парня, который может быть с любой девушкой. Только не с этой девушкой.

Когда я открываю глаза, Гэвин уже больше не смотрит на меня. Вместо этого, он с диким взглядом смотрит в окно.

— Кто это, черт возьми, такой?

Я поворачиваюсь и вижу, что в тени гостевого домика стоит Джеймисон Брок и смотрит на нас с таким жестким выражением лица и такой яростью в глазах. Руки свисают по бокам, пальцы сжаты в кулаки, а грудь быстро вздымается.

Я с трудом сглатываю.

— Это наш новый автомеханик.

— Он выглядит, как чудовище.

Нахмурившись, я поворачиваюсь к Гэвину.

— Потому что у него борода?

— Потому что он как будто собирается напасть.

Это спорное заявление, но он прав. Волосы Джеймисона беспорядочно спадают вниз по его лицу. Руки выглядят так, будто были вымыты в моторном масле, а лицо перепачкано. И в совокупности с густой бородой он выглядит так, будто вот-вот набросится на нас через лобовое стекло.

— Я проведу тебя внутрь.

— Нет, — говорю я слишком быстро. — Поверь мне, я в порядке. Можешь проследить за мной, пока я не войду, если от этого тебе станет легче.

Гэвин снова смотрит на Джеймисона, но при этом не выглядит слишком уверенно. Я открываю дверь машины и бегу к парадной двери, прежде чем у Гэвина появится шанс последовать за мной. Я открываю ее и машу ему на прощание рукой, быстро закрывая дверь за своей спиной.

Я стою, прислонившись спиной к двери, и жду звука, когда машина заведется и уедет с подъездной дорожки. Когда я уверяюсь, что Гэвин уехал, не могу сдержаться и отрываю дверь, выглядывая наружу.

Когда я это делаю, вижу, что Джеймисон все еще стоит около гостевого домика, спиной ко мне, глядя вдаль на дорогу. Я еще больше выглядываю наружу и вижу, как он разжимает кулаки. Ветер с океана обдувает его волосы. Он поднимает руку и откидывает назад длинные волнистые пряди. Качнув головой, он делает шаг назад, а затем останавливается. Он медленно разворачивается, будто услышал, что его позвали по имени, и его взгляд застывает на мне. Эти зелено-голубые глаза, которые так привлекли мое внимание чуть раньше, сейчас захватывают меня в плен.

Мое дыхание сбивается. Тело горит от предвкушения. Я должна смутиться от того, что он поймал меня за тем, как я подглядывала за ним, но не могу даже закрыть дверь. Вместо этого, я смотрю в ответ на этого дикаря, который сегодня вошел в нашу жизнь. Я не сказала ему ни слова, но, по какой-то причине, знаю его историю. Он одиночка, который нуждается в друге.

— Могу я быть твоим другом? — спрашивает его моя душа.

Он закрывает глаза и опускает голову. Слегка качнув головой, он разворачивается и направляется обратно в гостевой домик.

БАХ! БАХ! БАХ!

Звуки стрельбы из ружей вынуждают меня закрыть уши.

Отец сдержал свое предложение организовать для ЛеГумов стрельбу по мишеням. У нас достаточно обширные владения, поэтому они могут запускать диски в сторону океана и расстреливать их в небе без наказания со стороны полиции.

Хотя, сомневаюсь, что кто-нибудь посмеет создать проблемы великому Франклину Бредфорду. Если судить по внушительному пожертвованию, которое он сделал прошлой осенью на благотворительном вечере полиции, я бы сказала, его отмажут от любого преступления, кроме убийства.

— Команда готова? — кричит мужчина, управляющий механизмом, который запускает глиняные диски.

— Запускай, — говорит Гэвин, и диски начинают вылетать из машины.

Бах! Выстрелом он разбивает диск в облаках. После многочисленным комплиментов от мужчин, он поворачивается ко мне и кричит:

— Ты это видела, Джулс?

Со своего места под деревьями, примерно в двадцати метрах от того места, где стоят они, я поднимаю вверх большие пальцы. Мама вместе с миссис ЛеГум отправились на спа-день. Когда я отказалась присоединиться к ним, моя мама была не против, чтобы я осталась дома, решив, что я проведу время с Гэвином. В действительности же, все, чего я хотела, это читать.

Когда я попыталась проскользнуть в свою комнату, отец настоял на том, чтобы я присоединилась к ним на улице. Я думала, что смогу затеряться на страницах книг хоть на несколько часов, но от их чертовой стрельбы у меня в ушах стоит звон.

Я опускаю голову и пытаюсь читать, когда все начинается заново.

Бах!

Тяжело вздохнув, я захлопываю книгу. Я вдыхаю через рот полной грудью воздух и выпускаю его через нос. Мой взгляд перемещается от большой лужайки к гостевому домику. Я снова смотрю на стреляющих по дискам мужчин, а потом опять на гостевой домик.

Без всякой на то причины, я встаю и начинаю идти вдоль лужайки. Когда я подхожу ближе к гостевому домику, начинаю ощущать тяжесть во всем теле, будто меня что-то останавливает.

Когда достигаю боковой части строения, я слышу музыку. Она громкая и слегка устрашающая, и режет слух. Поет мужчина. Голос низкий и хриплый.

Я сворачиваю за угол дома и направляюсь к открытой двери гаража. Джеймисон стоит, склонившись над капотом одной их отцовских машин. Его фланелевая рубашка завязана на талии поверх джинсов, торс обтянут майкой, испачканной в машинном масле. На загорелых руках бугрятся мышцы, которые напрягаются каждый раз, когда он что-то крутит внутри машины, от каждого наклона мышцы спины перекатываются волнами. Парни в моей школе худощавые с атлетическим телосложением. В частной школе довольно много парней, которым все в жизни подносится в серебряной ложечке. Джеймисон — мужчина, который может чинить вещи своими руками, который работает на самом солнцепеке, а по вечерам распугивает парней, пытающихся навязать девушкам нежеланные ухаживания.

Я царапаю ногтями свои губы, пока наблюдаю за ним — как его волосы спадают на лицо, а глаза сосредоточенно щурятся, пока он работает. Он напевает слова из песни, и если бы я могла, то стояла бы так целый день, слушая его.

Он резко поднимает голову, и его глаза слегка округляются, когда он замечает меня.

Я кладу руку на дверь, отталкивая ее, и прохожу внутрь.

— Не переставай петь, — говорю я.

Он выпрямляется, сжимает полотенце в своих руках и опускает взгляд в пол.

— Я могу вам чем-то помочь?

Я отрицательно качаю головой и подхожу ближе.

— Над чем ты работаешь? — спрашиваю я, а потом чувствую себя дурой, что задала такой банальный вопрос. — Я имею в виду, что не так с этой машиной?

Он смотрит на открытый капот, а потом снова на меня.

— Двигатель.

— О. Я могу посмотреть? Я никогда прежде не видела внутренности машины.

Какое-то мгновенье он обдумывает эту идею, а потом отвечает:

— Конечно.

Я занимаю место сбоку от него и заглядываю под капот. Когда он тянется к рычагу, его губы оказываются с нескольких сантиметрах от меня.

— Тебе нужна помощь? — спрашиваю я, заставляя его на мгновенье остановиться.

— Нет.

Я оглядываю красный «Корвет», над которым он работает. Это последнее приобретение моего отца. Я слышала, как за ужином он ругался из-за него, потому что никто не знал, как его чинить.

— Как ты научился чинить раритетные машины?

Он отвечает напряженным голосом, не поднимая взгляда.

— Пока я не починю эту, выводы делать рано.

— Ты не знаешь, как это сделать?

— Знаю, — говорит он раздраженно. — Я трижды перебирал двигатель, но он все равно не работает.

— Раз за разом повторять одно и то же действие, в надежде получить разные результаты, это безумие.

Джеймисон смотрит на меня, нахмурив брови.

— Ты назвала меня психом?

Крепче прижав к груди книгу, я отвечаю:

— Технически это сделал Альберт Эйнштейн.

Что-то в этом заявлении заставляет его положить руки на край машины и отвести взгляд.

Я отхожу назад и прохожу в комнату. Я никогда не была в гостевом домике. Прежде машины не были тем предметом, который бы меня интересовал. Бетонные полы сверкают, а в воздухе витает особый запах машинного масла. В этой части помещения находится дверь в маленький офис, а сзади винтовая лестница, ведущая в комнату, в которой в настоящее время живет Джеймисон.

— Как тебе твоя комната? — Когда я резко разворачиваюсь, мои волосы рассыпаются по плечам.

Он прочищает горло и отвечает:

— Хорошо.

— Почему у тебя нет места для проживания?

— Почему ты задаешь так много вопросов?

Я кусаю губу.

— Мне любопытно.

Он выгибает бровь.

— Тебе любопытен я? Почему?

— Ты интересный.

Он почесывает покрытый бородой подбородок.

— Ты странная.

— Я знаю. — Я вздыхаю. — Именно так меня все и называют в школе.

Он указывает в сторону открытой двери гаража.

— Твой парень так не думает.

— Он не мой парень, — говорю я, скривившись. — Он здесь только за тем, чтобы подлизаться к моему отцу.

— Прошлой ночью он пытался сделать намного больше этого.

— И я просто прекрасно защитила саму себя.

Джеймисон вытаскивает с заднего кармана тряпку и вытирает ей руки. Потом отвечает, качая головой:

— Послушай, ребенок, у меня есть работа, которую я должен закончить. Почему бы тебе не пойти почитать свою книгу?

Приподняв подбородок, я отвечаю:

— Я не ребенок.

— Иди, — говорит он требовательно.

— Почему ты такой грубый?

— Потому что хочу поработать.

— Ты можешь работать со мной…

— Иди, — практически кричит он.

Я переминаюсь с ноги на ногу.

— Ты вспомнил этапы?

— Какие этапы?

— Этапы починки двигателя. Ты, видимо, пропустил какой-то шаг. Попробуй сделать все еще раз.

Сжав губы, какое-то время он раздумывает, а потом склоняется над двигателем. Он что-то передвигает, а потом начинает все с начала. Спустя минуту он останавливается. Меня озадачивает выражение его лица. У него получилось сделать то, что он пытался сделать раньше, чем бы, черт возьми, это ни было.

— Пожалуйста, — говорю я и выхожу из гостевого домика.

Что за жалость. Самый самовлюбленный, хоть и скучный, парень в мире хочет проводить со мной время, а единственный человек, которого я хоть немного нашла интересным, прогоняет меня.

В течении трех недель я держалась подальше от гостевого домика. Не потому, что меня испугал Джеймисон Брок. Я просто не собиралась находиться там, где мое присутствие нежеланно.

В то время, как я изо всех сил заставляю себя не смотреть в его сторону, он, как правило, постоянно наблюдает за мной. Когда я возвращаюсь домой из школы, одетая в длинную юбку в клетку, прикрывающую колени, белую рубашку на кнопках и синий пиджак, я ощущаю его взгляд на себе. Вот он — работает на прохладном апрельском воздухе над одной из машин отца.

Или, когда я стою на большой лужайке с клюшкой для лакросса в руках, подбрасываю мяч в воздух, а потом бегу и подпрыгиваю, чтобы поймать его, он сбоку от дома, поливает из шланга машину.

Или, когда я прогуливаюсь по пляжу, он выходит на пробежку, пробегает мимо меня по песку, не встретившись со мной взглядом.

По вечерам я стою на веранде Мэнора и всматриваюсь в Атлантический океан, а потом устремляю взгляд на звезды на небе. Обычно вокруг темно, только луна дарит мне свой свет.

В эти дни, со второго этажа гостевого домика доносится слабое свечение. Из комнаты, где сейчас обитает Джеймисон Брок, который не желает, чтобы этот «ребенок» крутился около него.

Наверное, он просто такой же, как и все остальные. Готовый диктовать, какую жизнь должна вести «такая девушка, как я». Но он даже не догадывается, что у меня гораздо больше планов, чем то, что запланировали для меня они.

— Что, черт возьми, ты творишь? — визжит мама.

— Его собирались усыпить. Я не могла оставить его там.

Я стою на круговой подъездной дорожке с десятилетним золотистым ретривером, который едва ходит, да еще и слепой.

Мама спускается по парадной лестнице и говорит визгливым голосом:

— Ты и шагу не ступишь в этот дом с этой дворнягой!

Сжимая в руках потрепанный поводок, я никак не могу понять, почему она отказывает в приюте такому милому созданию.

— И что ты предлагаешь мне сделать с ним?

— Верни его назад! — Она говорит это так, будто других вариантов и нет.

— Он погибнет.

— Значит, туда ему и дорога.

Мой тон становится вызывающим.

— Отлично, значит, когда ты постареешь и станешь совсем дряхлой, я просто усыплю тебя.

Она в отчаянии вскидывает руки вверх.

— Я больше не знаю, что с тобой делать. — Со злобным блеском в глазах, она тыкает пальцем в сторону собаки. — Это существо не переступит порог моего дома, на этом все. — Топая ногами, она заходит в дом через парадную дверь и захлопывает ее за собой.

Я приседаю и пробегаюсь пальцами за ушком собаки.

— Все в порядке, Бадди. Я тебя не оставлю. Если тебе не позволено войти внутрь, значит и мне тоже.

Я веду его через большую лужайку. Он идет очень медленно. Болезненно медленно. Сегодня после школы у меня был день волонтерства в приюте. Бадди привели туда несколько недель назад, кто-то выкинул его, потому что они больше не могли заботиться о нем. Другие волонтеры бегут к щеночкам или маленьким собачкам, похожим на щеночков, но не я. Мне нравятся старые, облезлые дворняги. Те, которых общество отодвигает в сторону, потому что они не милые или идеальные.

Когда я узнала, что его собираются усыпить, я подписала бумагу о попечительстве, схватила его ошейник и увела его оттуда. Что за жестокий исход для собаки. Только потому, что он слепой и никто не хочет забрать его, не означает, что его нужно убить. Мы не позволяем неизлечимо больным людям, которые хотят умереть на своих условиях, уйти в мир иной, но общество так легко избавляется от животных только потому, что у них нет дома. Это очень жестоко.

Мы с Бадди садимся в тени под деревом. Прислонившись спиной к стволу, я открываю школьную сумку и начинаю делать домашнее задание. Сегодня солнечно, для весны погода довольно теплая до тех пор, пока солнце не начинает садиться, и воздух начинает охлаждаться.

Спустя примерно час появляется Рэндел, домоуправляющий. Я наблюдаю, как он пересекает поле в своем коричневом костюме, руки прижаты к бокам. Когда он подходит ко мне, то встает по стойке смирно.

— Ваши родители просят составить им компанию за ужином.

Приподняв подбородок, я отвечаю:

— Если собаке не положен ужин, то и мне тоже.

Он бросает на меня хмурый взгляд.

— Я боялся, что вы именно это и скажете. Ваша мама непреклонна в том, что собака должна оставаться снаружи.

Не то чтобы я всегда веду себя непокорно, но в последние дни я замечаю, что веду себя все больше и больше как самостоятельная личность.

— Тогда и я останусь здесь.

— Мисс Джулс, вы не можете находиться здесь всю ночь. Вы замерзнете.

— Вот увидите.

Он выглядит огорченным, будто указание, которое он получил, совсем не то, которому он хотел бы следовать.

— Ваша мама дала четкие указания, на случай, если вы не появитесь в доме к тому моменту, как она пойдет спать, то она закроет дверь, и вы не сможете войти.

Мой голос спокойный, пока я говорю с максимальной убежденностью.

— Если она хочет держать меня на улице, как животное, тогда именно так ее дочь и должна себя вести.

Рэндел понуро опускает плечи и ковыляет обратно к дому. Я покрепче закутываюсь в свой пиджак и продолжаю делать домашнее задание.

По спине прокатывается волна восторга. Я никогда не делала ничего запрещенного. Конечно, каждый обычный подросток хоть раз сбегал из дома на вечеринку. Для других это, может, и не кажется особо мятежным поступком, но для меня — это революционно.

Когда солнце садится, я достаю телефон и начинаю читать книгу в приложении. Чувствуется ночная прохлада, но я в порядке. Рэндел принес мне плед, который я любезно приняла, и вернулся обратно в дом.

Половину пледа я накидываю на Бадди, и обнимаю его.

— От тебя воняет. Завтра я тайком отведу тебя в душ, — говорю я ему, и, клянусь, он кивнул мне в знак согласия. У меня в сумке была бутылка с водой, которую мы разделили на двоих. Мой злаковый батончик был с шоколадом, поэтому вместо него я дала Бадди яблоко. Он съел всего несколько кусочков, прежде чем улегся на землю и уснул.

Мы лежим и слушаем шум волн. Ветер усилился, поэтому я покрепче закутываю нас пледом. У меня начинают стучать зубы, и я прижимаюсь ближе к Бадди, рассчитывая на его тепло.

Я смещаю тело, чтобы расслабить напряжение в своих мышцах. Я так сильно сжимала свое тело, чтобы защититься от холода, что мои конечности начали болеть. Свернувшись в позу эмбриона, я полностью прячусь под пледом и прижимаю к себе Бадди так крепко, как только могу. Земля холоднее, чем я ожидала. Мое тело трясется, губы дрожат. Я так устала от внутренней борьбы с самой собой, что это не занимает много времени, когда мои веки тяжелеют, и ко мне приходит сон.

Я просыпаюсь от яркого света, и нахожу себя закутанной в простыню как мумия. Мое тело согрето, только конечности все еще болят от такой дрожи от холода.

Дрожь.

Холод.

То, чего я сейчас не испытываю.

Я вскакиваю и откидываю от себя то, во что была завернута. Я в своей школьной форме. В своей комнате. Я не помню, как заходила сюда прошлой ночью.

— Бадди? — зову я, но его здесь нет.

Я быстро выхожу из комнаты и иду по коридору, зовя свою собаку, когда врезаюсь в Рэндела.

— Вы пришли? — В его голосе слышно удивление.

— Где мой пес?

Он качает головой.

— А где вы его оставили?

Я бегу вниз по лестнице и через парадную дверь на улицу. Моего пса больше нет под деревом, где мы лежали с ним прошлой ночью. Нет ни одного шанса, что он сможет выжить сам по себе. Он слишком стар и медлителен. Я три раза обхожу дом по кругу в поисках своей собаки, выкрикивая его имя. Потом бегу обратно на лужайку к тому дереву. Я проверяю бассейн и даже оглядываю пляж. Я нигде не могу его найти.

Я бегу обратно к дому, на веранду, становлюсь посередине, используя высоту для хорошего обзора местности. Бадди нигде не видно.

— Черт! — кричу я и зажмуриваю глаза. Я так сильно пинаю стену на лестнице, что большой палец на ноге начинает пульсировать. Прыгая на одной ноге, другую сжимая руками, я вращаюсь по кругу и останавливаюсь лицом к гостевому домику. По какой-то причине меня с головой накрывает запах мяты и мускуса.

И не в данный момент. Это воспоминание.

Или это был сон?

Я могу никогда не узнать об этом.

Я валяюсь на кровати с поднятыми вверх ногами, пока изучаю тест по геометрии. Постукивая карандашом по бумаге, я пытаюсь решить задачу, и в этот момент раздается звонок в дверь. Через мгновенье, меня зовут, поэтому я поднимаюсь с кровати, выхожу в коридор и спускаюсь в фойе. К моему удивлению, около входной двери стоят Гэвин и мой отец. Когда я появляюсь, оба поднимают на меня взгляд.

— Готова? — спрашивает Гэвин, после чего я хмурюсь в непонимании. — Вечеринка. Ты сказала, что хотела бы пойти туда.

Я совсем забыла об этом. Ну, это не совсем правда. Я помню, как сказала ему, что пойду, но я надеялась, что он забудет об этом. Я, правда, не думала, что он появится на пороге моего дома, чтобы забрать меня туда.

— Я не одета, — говорю я.

— Я подожду, — предлагает он, и я пытаюсь придумать другую причину, почему я не смогу пойти. Они оба пялятся на меня, вероятно, в недоумении, почему я все еще стою здесь.

Я переминаюсь с ноги на ногу, прежде чем, наконец, согласиться.

— Спущусь через пять минут.

Натянув на себя пару джинсов, светло-голубой свитер и балетки, я завязываю волосы в низкий хвостик и наношу немного тонального крема и блеска для губ. Если девушки в моей школе без проблем подкатывают свои юбки и расстегивают пуговицы на своих рубашках, полагаю, девушки на этой вечеринке будут одеты настолько развязно, насколько это вообще возможно. Я осматриваю свой свитер и задумываюсь, стоит ли мне надеть что-нибудь немного более… вызывающее.

Затем качаю головой, отмахиваясь от этих нелепых мыслей. Когда я возвращаюсь в фойе, Гэвин не выглядит разочарованным моим нарядом, и я замечаю, что от этого мне становится немного легче, и это меня напрягает.

Вечеринка проходит в особняке в трех городах отсюда. Гэвин маневрирует на своем блестящем черном «Порше» по двухполосному шоссе, которое ведет от одного города к другому. Когда мы доезжаем до места, он останавливает машину напротив входа и передает ключи парковщику. Да, на этой домашней вечеринке есть парковщик. Добро пожаловать в мир богатеньких детишек Лонг-Айленда.

Я следую за Гэвином в дом, который оказывается переполненным. Гремит музыка, а комната заполнена всеми учениками моей школы и, вполне возможно, учениками из других школ в радиусе двадцати километров. Гэвин хватает мою руку и тянет меня за собой. Когда он входит на кухню, его приветствуют товарищи по команде. При виде меня, их глаза округляются. Когда Гэвин обвивает рукой мои плечи, у девушек в комнате отвисают челюсти. Я пялюсь на его руку на своем плече и решаю, что будет безопаснее, если она будет находиться здесь, чем, если она будет блуждать по всему моему телу.

Он подает мне красный пластиковый стаканчик. Я беру его и подношу к губам. Знаю, если не выпью, то они все будут считать меня еще большей чудачкой, чем я есть на самом деле. Мне не обязательно выпивать все. Я просто сделаю вид, что пью.

Гэвин берет стаканчик для себя, и быстро опустошает его. В гостиной гремит рэп-композиция в исполнении ди-джея. Народ танцует, потные и практически заваливающиеся друг на друга люди. Девушки извиваются с поднятыми вверх руками под слова исполнителя. Парни глазеют на короткие юбки и низкие вырезы в футболках.

— Ты в порядке? — спрашивает Гэвин. Его вопрос удивляет меня. Я никогда не относила его к типу внимательных парней. Это заставляет меня улыбнуться. — Тебе следует делать это почаще.

— Делать что?

— Улыбаться. Это выглядит мило, — говорит он, и мне хочется пнуть себя под зад, потому что мне на самом деле понравилось то, что он сказал.

Мы заходим в обеденный зал, где полным ходом идет игра в пиво-понг. Он спрашивает, не хочу ли я сыграть, но я отказываюсь. Мы покидаем эту комнату и направляемся в домашний кинотеатр, где группа людей играют на Xbox [4] , еще несколько человек валяются в креслах, наблюдая за игрой и болтая. Они передают по кругу косяк. Гэвин подходит к компании и принимает косяк.

— Хочешь? — предлагает он, делая затяжку.

Я качаю головой, раздраженная тем, что он даже спрашивает об этом, ведь на прошлой неделе я сказала ему, что не курю. Я делаю несколько шагов назад и прислоняюсь к стене, стараясь быть как можно дальше от дыма. Гэвин передает косяк дальше по кругу, и разговаривает с другими курящими о бейсболе. Один парень напоминает мне игрока в лакросс. Я киваю и начинаю отвечать, но его накрывает приступ смеха, и все заканчивается тем, что он катится по полу, истерично смеясь. Я изучаю парня на полу, когда какой-то красный предмет врезается мне в голову.

— Ауч! — Я поднимаю руку к голове, а потом осознаю, что предмет, прилетевший мне в голову, это красный пластиковый стаканчик, который теперь валяется на полу.

Делая вид, что закашлялся, Гэвин смеется в кулак.

— Я хотел, чтобы ты поймала его, — говорит он, пока я потираю свой лоб. — Можешь принести мне еще пиво?

Никто не смеет приказывать, что мне делать, и я уже хочу высказать это, но потом быстро понимаю, что, в любом случае, не хочу находиться в этой комнате, не хочу быть соучастницей этих накуриваний. Я поднимаю с пола стакан и направляюсь обратно на кухню. В коридоре куча целующихся парочек. Парень в одних боксерах танцует на большом столе у входа, его подбадривает собравшаяся рядом группа зрителей. Громкая музыка вынуждает людей кричать, чтобы слышать друг друга. Я плечом проталкиваюсь сквозь толпу, втягиваю живот и сжимаюсь, чтобы пробраться к тому месту, где находятся бочонки с пивом.

— Джулс! — кто-то зовет меня по имени. Я поворачиваюсь, и вижу Молли и Бетани, девчонок из своей команды. — Мы думали, ты не ходишь на вечеринки?

— Решила попробовать что-то новенькое, — говорю я, радуясь знакомым лицам.

— Мы видели, как ты пришла с Гэвином ЛеГумом, — говорит Молли с блеском в глазах. — Он горяч.

Бросив взгляд через плечо на домашний кинотеатр, где в настоящий момент Гэвин накуривается, я говорю:

— Мы просто вместе приехали сюда.

— Конечно, — говорит Бетани, растягивая слова.

— Я серьезно. Он не мой тип.

Молли прищуривается, глядя на меня, потом расслабляется и говорит:

— Тогда держись подальше от второй комнаты слева. Она закреплена именно за ним. Он всегда назначает свои свидания там.

— Бог мой, что она здесь делает? — кричит девушка в мою сторону с кухонного островка. Она спрыгивает и направляется прямо ко мне.

Я закатываю глаза на самую большую сучку, которую вижу каждый день на уроке французского.

— Привет, Бриттани.

— Если бы я знала, что они пригласят на вечеринку троллей, то осталась бы дома. — Она подносит ладони ко рту и кричит: — Вот и все. Вечеринке конец. Воздух испорчен.

Тот факт, что музыка звучала громко, а слова она прокричала невнятно, сыграл мне на руку. Уровень унижения терпимый.

— Займись своей жизнью, Бриттани, — говорит Молли, и это дарит мне лишнюю унцию гордости.

Бриттани наклоняется ко мне, ее белокурые волосы падают на темные глаза.

— Милый свитер. — Она вздыхает, а потом выливает свой наполовину полный стакан с пивом на мой свитер. Я отпрыгиваю назад и смотрю на нанесенный ущерб. Я открываю рот, но у меня абсолютно нет слов. По моим щекам разливается румянец. Я зла, я так зла, но слова никак не формируются в предложения. Вместо этого, «колодец» под моими веками переливается через край, и если я не буду осторожной, то разревусь у всех на глазах.

Кто-то хватает меня за свитер и разворачивает в другую сторону. Я оказываюсь лицом к лицу с Гэвином. Он смотрит вниз на мой свитер, а потом поднимает взгляд к моим глазам. Он не произносит ни слова. Он просто тянет меня на себя и выводит из кухни. Зажав меня в кольце своих рук, он проводит меня по коридору и вверх по лестнице ко второй комнате слева. Я бы обратила на это внимание, если бы не тот факт, что я была мокрая, и мне хотелось как можно быстрее уйти подальше ото всех.

— Дай мне свой свитер. Я закину его в сушилку, — говорит он, заставив мои щеки покраснеть от одной мысли о том, чтобы находиться топлес в одной комнате с парнем. — Все нормально. Ты можешь побыть здесь, пока он не высохнет. — Отвернувшись, он продолжает: — Я не смотрю. Давай, либо так, либо ты покинешь эту комнату в мокром от пива свитере.

Я кусаю губу и раздумываю об альтернативе. Затем снимаю через голову свитер и передаю его Гэвину.

— Сейчас вернусь, — говорит он и выходит за дверь.

Сев на кровати в одном только белом лифчике, я бью себя по лбу. Я такая тупица. Я в ловушке, полуобнаженная, по крайней мере, на ближайшие сорок минут. Я встаю и подхожу к шкафу, чтобы поискать там одежду, но он пустой. Достав телефон с заднего кармана, я звоню Рэнделу и говорю, что готова ехать домой. Он говорит, что незамедлительно отправит за мной машину. Когда я прошу его привезти мне свитер, любой свитер, он ни о чем не спрашивает.

Открывается дверь и заходит Гэвин. Его взгляд тут же опускается на кружева моего лифчика.

— Мои глаза выше, — говорю я, скрещивая руки на груди. Не то чтобы у меня много на что можно посмотреть, но все же.

Гэвин плюхается на кровать и хлопает ладонью по месту рядом с собой. Я качаю головой.

— Нет. — Но он просто дьявольски ухмыляется в ответ.

— Я не кусаюсь, — говорит он.

— Ты под кайфом.

— Но это не означает, что я не осознаю в полной мере свои действия. Я привел тебя сюда и высушил твой свитер, разве нет?

Съежившись, я плотнее прижимаю локти к бокам и вздыхаю. С неохотой занимаю место рядом с ним, и как только усаживаюсь, он тут же кладет ладонь на мое бедро.

Я подскакиваю на кровати.

— Гэвин!

Он опускает меня вниз, надавив на бедро. Как только я возвращаюсь на кровать, он перекатывается на меня, его ноги оказываются по сторонам от моих, он вжимает меня в матрас.

— Джулс, — говорит он нараспев. — Расслабься. Нам нужно как-то убить время.

Я пытаюсь отползти от него, но он практически сидит на мне.

— Я планировала провести его не так.

Руками он надавливает на мои плечи.

— Я говорил, что мне нравится погоня.

Мои глаза округляются, сердце выскакивает из груди, а кожа покрывается мурашками. Оказавшись в ловушке под парнем, без возможности пошевелиться, чувство беспомощности накрывает меня с головой. Внутри меня разрастается ярость. Даже волосы встают дыбом.

Гэвин поднимает руку и проводит ладонью по краю моего лифчика.

Я использую этот момент, чтобы врезать ему правым кулаком прямо в челюсть. Когда он садится, глядя на меня сверху вниз, я быстро сажусь, ударяя его локтем в пах.

— Твою мать…

Я не задерживаюсь, чтобы услышать окончание предложения, просто вскакиваю и выбегаю из комнаты со скоростью молнии. Я уже на полпути вниз по лестнице, когда по взглядам всех присутствующих в фойе понимаю, что на мне только джинсы и лифчик. Несколько человек начинают улюлюкать, но я игнорирую их и быстро бегу, расталкивая на пути людей. Мчусь через фойе и парадную дверь на улицу, вниз по лестнице, прямо на гравий центральной подъездной дорожки, и врезаюсь в грудь мужчины, одетого во фланелевую рубашку.

Джеймисон.

Он стоит напротив нашего лимузина. Его взгляд пробегается по моему телу и вспыхивает при виде меня в одном лифчике.

— Джулс! — кричит Гэвин с центрального входа. Я поворачиваюсь и вижу, что он бежит ко мне. Следом за ним бегут двое его друзей.

Джеймисон отталкивает меня себе за спину.

— Кто ты, черт возьми, такой? — говорит Гэвин с безопасной дистанции на лестнице.

— Ты сделал это с ней? — Джеймисон произносит слова резко и громко.

В глазах Гэвина загорается паника, когда он замечает знакомый лимузин. Должно быть, до него дошло, что Джеймисон работает на мою семью. Он спускается по лестнице, его друзья у него на хвосте.

— Я отвезу ее домой, — говорит он, протягивая ко мне руку, но Джеймисон заслоняет меня еще больше. Лицо Гэвина напрягается. — Отдай ее мне, или лишишься своей работы. Ты понятия не имеешь, с кем связываешься.

Джеймисон просто смотрит на Гэвина сверху вниз. Мне не видно его лица, но по тому, как напрягается его челюсть, как каменеют мускулы под его рубашкой, становятся более заметными, будто он готовится нанести удар, я понимаю, что его переполняет гнев.

Я слышу тихий звук, как будто что-то металлическое скользит по металлу. Я выглядываю и замечаю в руках у друга Гэвина выкидной нож.

— Джеймисон! — кричу я в тот момент, как этот парень бросается вперед. Джеймисон отклоняется в сторону, но недостаточно быстро. Нож проникает в его бок.

— Какого черта? — кричит Гэвин на своего друга.

Покачнувшись, Джеймисон делает шаг вперед, зажимая ладонью бок. Он хватается за нож и вытаскивает его, глядя, как кровь стекает с его кончика, потом бросает его на землю.

Трое парней в ужасе смотрят на это, их глаза округляются от шока.

— Хватай нож, — кричит Гэвин. Парень поднимает свой нож, и все трое убегают вниз по подъездной дорожке.

Джеймисон выглядит так, будто вот-вот упадет. Я кладу руку ему на бицепс и направляю его в сторону машины, заставляя прислониться к ней для равновесия.

Приподняв его рубашку, я осматриваю рану. Кровь стекает по его боку.

— Нам нужно отвезти тебя в больницу, — говорю я.

— Нет. Это просто поверхностная рана. — Он начинает обходить машину, рукой опираясь на нее для поддержки, но спотыкается.

Я подбегаю к нему сбоку и снова поддерживаю его.

— Тебе нужно наложить швы.

Он категорически качает головой.

— Я не могу.

Его голос не громче шепота. То, как он смотрит на меня этими зелено-голубыми глазами, по глубоким линиям на переносице, я понимаю, что это больше, чем просто нежелание ехать в больницу.

— Ладно. Но позволь мне отвезти тебя домой. — Я протягиваю руку за ключами, и он смотрит так, будто хочет поспорить со мной, поэтому я продолжаю: — Я могу позаботиться о тебе.

Его лицо смягчается, напряжение в его позе спадает. Кивнув, он соглашается.

— Ключи в моем кармане.

Какое-то время я моргаю, глядя на него, прежде чем понимаю, что из-за боли он не может засунуть руку в карман, чтобы вытащить их.

Я просовываю руку в его карман. Задевая пальцами его твердое бедро, я чувствую обжигающее тепло прямо сквозь ткань. Я хватаю ключи и вытаскиваю их, потом открываю заднюю дверь и провожаю его к заднему сиденью.

— Приляг, скоро мы будем дома.

Я стучусь в дверь комнаты Джеймисона, а потом нажимаю на ручку, заглядывая внутрь.

— Эй?

Я наполовину за дверью, но слышу шорох простыней, а потом его ворчание.

— Прежде чем входить, ты должна была дождаться, пока кто-нибудь скажет «входите».

С тарелкой в одной руке, другой рукой я толкаю дверь вперед, открывая ее шире.

— Ага, но, скорее всего, ты бы не впустил меня внутрь, — говорю я жизнерадостно, но настроение становится совсем серьезным, когда я лицом к лицу сталкиваюсь с полуголым Джеймисоном Броком, лежащим на своей кровати.

— Уже можно не скромничать, — говорит он. — Ты пришла в дом мужчины без предупреждения, тебе придется столкнуться с последствиями.

Он ложится обратно на кровать, укладывая голову на две подушки. Его обнаженная грудь на полном обозрении. Он всего лишь на несколько лет старше меня, но он мужчина во всех смыслах. Твердые мускулы под загорелой кожей, покрытой волосками, которые спускаются вниз к его животу и под тонкую простыню, под которой выделяется другая твердая часть его тела.

— Подай мне тот плед, — он указывает мне за спину, и у меня занимает несколько секунд, чтобы оторвать свой взгляд от его талии.

Передавая ему плед, я наблюдаю за тем, как его бицепс напрягается, и вниз к локтям спускаются полоски вен. Я наблюдаю за его руками, как он накрывает нижнюю часть своего тела пледом.

Я протягиваю ему тарелку.

— Я принесла тебе торт.

Он выгибает бровь.

Присев на кровать, я убираю фольгу и показываю ему кусок шоколадного торта с помадкой и вилку.

— Сегодня мой день рождения.

— И ты принесла мне торт?

— Это был дополнительный кусок. — Я протягиваю ему тарелку, и он принимает ее. Я наблюдаю, как он накалывает на вилку кусок торта. В предвкушении о высовывает язык наружу, когда подносит этот греховно вкуснейший шоколадный кусочек торта к своему рту, и стонет от блаженства, когда тот тает на его языке. — Неплохо, да?

— Идеально, — говорит он и берет еще один кусочек. — Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— Повод позвонить, чтобы поздравить с днем рожденья, — говорит он. — Твой парень настоящий придурок.

— Он не мой парень, — говорю я ему второй раз за эту неделю.

— Тогда почему ты тусуешься с ним?

— Я не тусуюсь с ним. Я просто, — начинаю я, а потом останавливаюсь, задумавшись над тем, зачем я вообще пошла на ту тупую вечеринку. — Я подумала, что это осчастливит моего отца.

— Тебе надо хорошенько повзрослеть.

— И что это должно означать?

Он ставит тарелку себе на живот и смотрит на меня.

— Ты наивная.

— А ты полный придурок. — Я встаю с кровати и отворачиваюсь на какой-то момент, прежде чем снова обернуться к нему. — И к твоему сведению, это первая вечеринка, на которой я когда-либо бывала. Я не пью, не курю, не употребляю наркотики и уж точно не тусуюсь со всякими придурками. Мне хватило мозгов, чтобы позвонить Рэнделу и попросить забрать меня домой. Если бы я знала, что он пришлет тебя, то сказала бы ему, чтобы оставил меня там на растерзание волкам.

На его лице появляется небольшая ухмылка.

— Ты становишься дерзкой, когда злишься. Не знал, что ты умеешь грязно ругаться.

— Ты ничего не знаешь обо мне.

Он переводит взгляд на пол.

— Я был не особо мил с тобой, да?

— На данный момент, мы с тобой общались два раза, и ты обозвал меня ребенком и наивной. Мне, может, всего и шестнадцать, но ты всего лишь на несколько лет старше меня, поэтому перестань вести себя так, будто такой уж опытный. Могу поспорить, ты никогда не выезжал за пределы этого штата. — Под конец мой голос повышается, и по тому, как слегка выгибается его бровь, а рот раскрывается, я понимаю, что попала в самую точку. — Извини. Это было грубо.

— Это была правда.

— Правда может быть жестокой.

Я кусаю губы и тереблю край своей рубашки, когда слышу доносящийся с другой части комнаты звук. Вытянув шею, я вижу, как медленно ковыляет длинношерстный ретривер.

— Бадди! — Я падаю на пол и чуть не плачу. Почесывая его за ухом, я крепко обнимаю этого старичка, и на моем лице растягивается огромная улыбка. — Я так переживала за тебя. Все это время ты был здесь? — Я хорошенько его почесываю, и он опускает голову мне на руки. Последние несколько дней он не выходил у меня из головы. Я думала о том, в безопасности ли он, а он, оказывается, спал на полу в гостевом домике.

Я поднимаю взгляд на Джеймисона, который наблюдает за мной и Бадди с грустью в глазах. У меня уходит много времени на то, чтобы понять, что если Бадди здесь, значит…

— Ты отнес меня в мою комнату.

Его молчание говорит само за себя. Мы смотрим друг на друга; я сижу на коленях возле собаки, он на своей кровати.

— Ты замерзала. Я… — начинает он и замолкает. — Я знаю, как это — быть на улице в такой холод.

Я киваю в знак понимания.

— Спасибо, — говорю я. — От меня, и за то, что позаботился о Бадди.

Я поднимаюсь на ноги и прохожу в маленькую ванную, чтобы помыть руки. Когда возвращаюсь в комнату, я присаживаюсь на край кровати и кладу руку на плед. Глядя ему в глаза, я спрашиваю, не против ли он, если я опущу плед и проверю рану. Он опускает его сам.

Рана на боку закрыта марлевой повязкой и закреплена лейкопластырем.

— Она уже пропиталась.

На краю стола стоит аптечка. Я беру ее в руки и открываю бутылочку со спиртом и беру остальные вещи, которые понадобятся для перевязки.

Когда прошлым вечером я привезла его домой, в гостевом домике я нашла аптечку. Я сделала все, что смогла, чтобы очистить рану. Не похоже, что у пациента особо хорошо получилось позаботиться о себе.

Я промываю рану, слушая, как Джеймисон сквозь зубы проклинает все на свете.

— Тебе нужно наложить швы, — говорю я, накладывая свежую повязку. — Не хочешь объяснить мне, почему отказываешься ехать в больницу? — По нему видно, что он не хочет ничего объяснять. Я опускаю взгляд и даю ему самый честный ответ: — Я могу хранить твои секреты.

Его грудь вздымается и опадает. Меня захватывает глубокий оттенок его глаз, в нем я читаю ответ, что заслуживаю знать правду.

— Давным-давно я сбежал, и не хочу быть найденным.

Я так много всего хочу сказать, хочу задать так много вопросов, но не делаю этого. Я знаю, что должна ценить этот маленький кусочек честности. Кажется, он оценил это.

— Джулс, — шепчет он, и я поднимаю на него взгляд. — Спасибо, что спасла мне жизнь.

— Похоже, что мы оба здесь, чтобы спасти друг друга.

Он улыбается, и это прекраснейшее зрелище.

Когда полностью заканчиваю с перевязкой, я обвожу взглядом комнату.

— Здесь не особо много чем можно заняться. Отец даже не дал тебе телевизор?

— Здесь довольно одиноко. Ну, уже не так сильно, с тех пор, как у меня появилась собака.

— Его зовут Бадди, и давай будем честными, он не особо компанейский. — Пес приподнимает уши, когда я говорю это. — Без обид, Бадди.

Джеймисон смеется, и это еще более прекрасно, чем его улыбка.

— Я наслаждался чтением книг, но сейчас это немного трудновато делать. Я не могу выбрать удобную позу, чтобы одной рукой удерживать книгу открытой.

На другом краю кровати лежит открытая на середине книга в мягкой обложке. Я поднимаю ее и вижу, что он читает «Красавицу и Чудовище», в оригинальной версии. Это интересное издание, интересный выбор, но я не дразню его этим. Вместо этого я спрашиваю:

— Могу я почитать ее тебе?

— У тебя нет ничего поинтереснее, чем можно заняться в свой шестнадцатый день рождения?

На ответ мне требуется не более секунды.

— Нет.

Меня удивляет, когда он улыбается и отвечает:

— Тогда, да. Почитай мне.

— Джеймисон, привет. — Как только я выбираюсь из лимузина, сразу же бегу в сторону гостевого домика, в котором он сейчас находится.

Когда я вхожу внутрь, он удивляется, что я заглянула к нему. Он сверху вниз осматривает мою форму, от бантика на моей шее до гольф и черных балеток на ногах.

— Как в школе? — спрашивает он, а потом сжимает зубы, схватившись за бок.

Я бросаю на пол рюкзак и забираю у него из рук гаечный ключ.

— Тебе нужно сесть. — Я пытаюсь подтолкнуть его в сторону стула, но он не сдвигается с места.

— Я не могу. Если твой отец увидит, то я тут же буду уволен.

— Ты спас меня от тех парней. Я не постесняюсь сказать ему о том, что произошло.

Джеймисон едва не рычит.

— Ты должна пообещать, что никогда ничего не расскажешь. Если ты хоть на секунду поверила в то, что он примет мою сторону, а не их, то ты глубоко ошибаешься.

— Почему бы ему не поверить тебе?

— Посмотри на меня. — Он практически рычит, поэтому я поднимаю на него взгляд и осматриваю его. От взъерошенных волос на макушке к длинной бороде на лице. Он сложен как танк, и он держится так, будто всегда готов к обороне, как зверь, который всегда начеку. И все же, несмотря на его внешнюю жесткость, безразмерную одежду и растительность на лице, это прекрасный мужчина с высокими скулами и красивым носом. У него полные губы и волевой подбородок, это не считая самых добрых глаз, какие я когда-либо видела.

Я беру его руку. Она грубая и мозолистая. Скользя большим пальцем по его ладони, я поднимаю взгляд к его глазам и говорю:

— Я смотрю.

Я поднимаю гаечный ключ, зажатый в другой руке.

— Покажи мне, что ты пытаешься сделать. Я буду помогать тебе, пока твой бок не заживет.

Он смотрит на меня, и что-то меняется в его взгляде. Выражение его лица смягчается, глаза загораются, а на губах появляется крошечная улыбка.

— Сейчас я научу тебя, как ремонтировать карбюратор.

— Расскажи мне о Париже.

От вопроса Джеймисона я едва не падаю со стула. Я сижу за стойкой в гараже, наблюдая за тем, как он работает. Последние две недели я каждый день прихожу сюда сразу после школы. Сначала я это делала потому, что он нуждался в лишних руках. Сейчас же я прихожу сюда просто потому, что мне здесь нравится.

Обычно я рассказываю о том, как прошел день. Неважно, это экзамены, практика или даже какие-то школьные сплетни, то, что мне обычно не интересно, но сейчас это дает мне возможность рассказать ему о чем-нибудь. Если я задаю ему вопрос, он всегда отвечает на него, но это первый раз, когда он инициатор разговора.

Я закрываю учебник по истории и поворачиваюсь на стуле лицом к нему.

— Он романтичный, ну, не то чтобы я много знала о романтике. — Ничего не могу с собой поделать, когда думаю о городе, которым восхищаюсь — у меня сразу появляется слегка мечтательный взгляд. — Это город с удивительной архитектурой старого мира и историей, которая до сих пор очень даже жива. Ты можешь посидеть в кафе, пока читаешь книгу, и поглядывать на Эйфелеву башню, или можешь прогуляться по мосту над Сеной и осмотреть Собор Парижской Богоматери. Окрестности переполнены уличными артистами и писателями, но есть и другие районы, заполненные элитными бутиками. Ты можешь провести ночь в подпольном джаз-клубе, и давай не будем забывать о еде. Сыр. Вино…

— Вино? — говорит он с ухмылкой.

Ненавижу, когда он говорит что-нибудь такое, что сразу напоминает мне о том, что я младше его. Но я понимаю, что он имеет в виду.

— Мама позволила мне попробовать вино, когда мы были там.

— Вы часто путешествуете?

— Три раза в год. По-настоящему, по всему миру. В этом году мы катались на лыжах в Вэйле, а через несколько недель поедем в Барселону. К счастью, на Рождество мы будем в Париже. — Я чувствую, как мое лицо озаряется от воспоминаний. — Что насчет тебя? Где ты был?

Краска заливает его щеки.

— Я никогда не покидал штата.

Я тут же ощущаю себя полной дурой. Пафосной дурой. Даже при том, что я живу в особняке, а он обитает в маленькой комнате без кухни, я изо всех сил стараюсь не превосходить его. Потому что я и не превосхожу его. Только я пока еще не знаю, как показать ему это. Я размышляю над тем, что бы еще рассказать такого интересного.

— Северное сияние, — говорит он, отчего я с интересом поднимаю на него взгляд. — Если бы мог поехать куда угодно, я бы поехал посмотреть на Северное сияние. — Он прислоняется бедром к боку машины и скрещивает руки на груди. В такой позе он выглядит так сексуально.

Стоп. Я что, на самом деле подумала об этом?

Он продолжает:

— У них есть эти иглу [5], в которых можно спать. Ты лежишь под меховым покрывалом и смотришь на ночь через стеклянную крышу. К слову о романтике. Не могу придумать ничего более привлекательного, чем смотреть на ночное небо, затянутое чарующим свечением.

Он отводит мечтательный взгляд, пока я, не отрываясь, смотрю на него. На то, как скрещены его лодыжки, как зубы покусывают полные губы. Он делает так, когда сконцентрирован на работе, или прежде чем начать есть. Теперь я знаю, что он делает так, когда думает о том, чего действительно хочет.

— Могу я показать тебе кое-что? — спрашивает он, и я тут же спрыгиваю со стула.

— Да, — говорю я со слишком большим энтузиазмом. — Я имею в виду, конечно. Что это?

Он выпрямляется и делает шаг ко мне. Его лицо становится серьезным.

— Ты должна пообещать, что не расскажешь об этом ни одной душе.

— Обещаю.

Он берет меня за руку и ведет через гараж, вверх по лестнице в свою комнату. От одной только этой мысли у меня сердце из груди выскакивает. Я была там раньше. Только один раз, когда принесла ему торт и читала ему книгу в кровати, но в этот раз все выглядит более волнующим.

Он отпускает мою руку и проходит через всю комнату к окну, открывает его и становится на карниз. Оглянувшись, он протягивает мне руку.

Я берусь за нее и выбираюсь наружу. Карниз достаточно широкий и достаточно большой для нас двоих. Сбоку к стене прикреплена железная лестница. Он подталкивает меня идти первой, поэтому я так и делаю. Медленно добравшись до лестницы, я забираюсь на нее и на трясущихся ногах начинаю подниматься вверх. Взобравшись на самый верх, я перелезаю через ограждение на крышу.

Открывшийся вид потрясает. Перед нами расстилается на километры в разные стороны океан. Воздух пропитан солью и запахом океана, а шум волн звучит просто изумительно.

Джеймисон перелезает через ограждение и проходит на середину крыши, где стоит старый телескоп. Я иду следом и затем смотрю в трубу. Все, что я вижу прямо сейчас, это сереющее небо.

— Почему ты привел меня сюда? — спрашиваю я, пока ветер сдувает волосы мне в лицо.

Он берет один локон и заправляет его мне за ухо. Я чувствую запах мяты и мускуса.

— Я хотел разделить с тобой что-то, что мне нравится. — Все еще удерживая ладонь на моем лице, он поднимает взгляд вверх. — Звезды. Это все, что у меня есть. По ночам, когда на небе появляются звезды, я чувствую себя как дома.

Он опускает руку и прикусывает губу, нахмурив брови. Я стою и жду, потому что Джеймисон ни для кого не открывается. Я надеялась, что стану первой.

— Я не помню своих родителей. С трех лет я жил в приемных семьях. Я не был одним из тех детей, что сидят у окна и ждут, когда появятся родители и заберут их. Я знал, что это никогда не произойдет. Я жил во многих местах. В моей жизни было много хороших семей, но ни у кого из них не было возможности оставить меня надолго. Последняя семья, в которой я жил, относилась ко мне не очень хорошо. Вот тогда я и сбежал, и мне плевать, что меня не могут найти. Мое детство было нестабильным, но в нем было одно постоянство. Звезды. Я изучил карту звезд и на протяжении всех этих лет наблюдал за ними. Иногда я с ними разговаривал.

Он выглядит смущенным от последнего признания, но я только улыбаюсь.

— Это не особо отличается о того, как на них загадывают желания.

Джеймисон краснеет.

— В любом случае, я просто подумал, что ты захотела бы увидеть, какой отсюда открывается вид.

— Он прекрасен, — говорю я. И именно это я и имею в виду. — Джеймисон?

— Да, Джулс.

— Значит ли это, что мы друзья?

Он улыбается, и я понимаю, что улыбаюсь в ответ.

— Да. Ты мой единственный друг.

И я бы не соврала, если бы сказала, что мое сердце от этого едва не лопнуло.

Часы на моей прикроватной тумбочке показывают, что уже третий час ночи. С отяжелевшими веками я моргаю и пытаюсь понять, почему, во имя Господа, я проснулась посреди ночи. Я перекатываюсь на живот, зарываюсь головой под подушку и расслабляюсь, пытаясь снова уснуть.

— Вон там.

Я переворачиваюсь на кровати. Звуки чьих-то голосов под моим окном вынуждают меня скинуть покрывало и ринуться к окну. В первый момент я не вижу ничего кроме темноты, когда высовываюсь из окна, глядя на угол дома. Я жду, пока мои глаза привыкнут к темноте, и продолжаю выглядывать в окно. Вокруг ничего необычного.

Отвернувшись, я возвращаюсь к кровати, а потом останавливаюсь в шаге от нее. Покусывая ноготь, я пытаюсь понять, слышала ли я это во сне, или это был реальный голос, донесшийся с улицы. Я возвращаюсь к окну, открываю его и снова выглядываю. Снаружи ветрено, деревья шумят. Наверное, это был этот звук. Просто шум деревьев.

Я кладу руки на раму, чтобы закрыть окно, когда замечаю тень, бегущую к гостевому домику. Я еще больше высовываюсь из окна, чтобы лучше видеть. Там еще одна тень. Куртки синего с золотым цвета моей частной школы попадают в поле моего зрения. На спине одной из них написано ЛеГум.

Я быстро пересекаю комнату. Так быстро, как только могу, я бегу по коридору и спускаюсь по лестнице. Я не знаю, что понадобилось Гэвину и его друзьям в гостевом домике, но это точно не к добру.

Я должна предупредить Джеймисона.

Босыми ногами я ступаю на острые камешки подъездной дорожки. Воздух холодный, но мои оголенные руки даже не чувствуют этого, потому что во мне бушует адреналин.

С грохочущим сердцем я бегу в сторону гостевого домика и врезаюсь в кого-то, кто бежит мне навстречу.

Я резко падаю на задницу и прежде, чем успеваю даже почувствовать боль, поднимаю глаза и вижу Гэвина, стоящего прямо передо мной. Его глаза в ужасе округляются. Рот приоткрывается, и он выглядит так, будто вот-вот обмочит штаны, когда кто-то кричит:

— Давайте выбираться отсюда!

Гэвин медлит какую-то секунду, а затем бежит так быстро, как только может, вниз по подъездной дорожке и дальше, за территорию моего дома. Я наблюдаю за тем, как он бежит, не понимая, от чего, черт возьми, он может так быстро убегать.

Вдруг, внутри гостевого домика разливается яркое свечение. Я присматриваюсь и вижу, что со стороны гаража надвигается оранжевое свечение.

Огонь.

Я вскакиваю на ноги и спешу в сторону огня. Как только открываю дверь, я вижу, что огонь поглотил большую часть гаража. Я быстро осматриваюсь в поисках огнетушителя, прохожу к противоположной стене, выискивая ярко-красный баллон. Я проверяю шкафчики, стол и территорию около ванной комнаты. Я даже заглядываю под отцовскую машину. Я тяну себя волосы, не знаю, что делать. Огонь разгорается, поднимаясь по стенам дома.

Воздух становится более плотным, отчетливо ощущается запах угарного газа. Я бегу вверх по лестнице к комнате Джеймисона и тарабаню в дверь.

— Джеймисон!

Я не даю ему возможности ответить. Открываю дверь и практически вваливаюсь в комнату. Свет выключен, кровать заправлена. Его здесь нет.

Крыша.

Я пересекаю комнату, вылезаю из окна и забираюсь на лестницу, а по ней вверх на крышу. Когда добираюсь до самого верха, я выдыхаю. Не потому, что оказываюсь вне опасности, а потому, что понимаю, что сдерживала дыхание. И теперь, кажется, что моим легким отчаянно не хватает воздуха. Мое дыхание сбивчивое. В груди жжет.

Его здесь нет.

Я разворачиваюсь и спускаюсь по лестнице. У меня трясутся руки, весь путь вниз я призываю себя держаться за перекладины как можно крепче.

Когда я пробираюсь в окно, чувствую, что жар огня уже добрался и сюда. По ту сторону двери разрастаются языки пламени. Вокруг все в дыму. Дышать становится тяжелее. Вернуться обратно в гараж уже не получится. Высота двух этажей не маленькая, но мне придется выпрыгнуть в окно.

Перелезая через окно, я ставлю ноги на карниз, когда мое внимание привлекает стон с пола возле кровати. Я спускаюсь с подоконника и падаю на пол.

— Бадди. — Я тяну его за ошейник и пытаюсь заставить его встать. — Тебе придется подняться, приятель. — Он поднимает голову, а потом опускает ее обратно на пол. — Пожалуйста, ты должен встать. Я не могу тебя бросить, — рыдаю я.

Я наклоняюсь, чтобы поднять Бадди, но мне приходится остановиться, когда я начинаю кашлять. Мое гордо горит, когда воздух попадает в легкие. Кашель отступает, поэтому я просовываю руки под Бадди и поднимаю его.

Я делаю один шаг, но он слишком тяжелый, поэтому я отшатываюсь назад. По моему лицу стекает пот, футболка мокрая насквозь, а предплечья — будто желе. Мои силы начинают иссякать, а сознание отключаться, когда появляется головокружение. Комната начинает вращаться. Я делаю еще один шаг вперед. Потом шаг в сторону.

Мне жарко.

Все вокруг кружится.

Я не могу дышать. Не могу видеть. Не могу справиться.

Я не могу…

— Ты заставила нас хорошенько поволноваться, юная леди.

Я открываю глаза и вижу тетю Инну, сидящую на моей кровати с чашкой чая в руках.

Моя голова раскалывается, а в горле ощущения, будто я сглатываю наждачную бумагу.

— Воды. — Я замолкаю, и она наполняет мне стакан водой. Кто-то подлетает ко мне сзади и поддерживает мою спину, пока я делаю глоток. Я оглядываюсь и вижу, что мне помогает женщина в белых штанах и белой рубашке.

— Твой отец нашел одно место, что-то типа круглосуточной клиники. Доктор приезжал уже несколько раз, — говорит тетя.

Я сажусь ровнее и оглядываю комнату. Все выглядит таким же, за исключением медсестры и столика неподалеку, заставленного лекарствами.

— Пожар. — Я вспоминаю, что была в комнате Джеймисона и пыталась вывести Бадди.

— Тебе повезло, что там был парень, он спас тебя. Выпрыгнул в окно с тобой на руках. Он даже вернулся туда за собакой.

— Бадди в порядке. — Меня накрывает волна облегчения. — Кто это был? Кто помог нам выбраться наружу?

— Парень с бородой. Тот, которого нанял твой отец для ремонта машин.

С моих губ слетает смешок. Джеймисон спас меня.

— Что, ради всего святого, ты делала в гостевом домике? Мы все так волновались за тебя. Ты проспала почти два дня, знаешь? А гостевой домик разрушен. Пожарные потушили огонь, но он нуждается в ремонте. Следователь сказал, что на полу был разлит бензин.

Я поднимаю руку к горлу, вспоминая, как сильно оно болело от дыма. Я до сих пор помню ощущение жара от огня на своей коже.

— Я знаю, кто устроил пожар. Это был Гэвин. Я видела его.

Она прижимает руку к груди.

— Ты уверена? Но он такой приятный молодой человек. Твой отец высокого о нем мнения.

— Это был он. Клянусь. Он не хороший человек. Мне нужно поговорить с отцом.

Она щелкает языком.

— Это позор. Я думаю, он хотел обвинить в этом того молодого человека. Того, кто спас тебя. Его обвинили в халатности.

— Нет! — говорю я слишком громко, отчего в горле появляется резкая боль. — Джеймисон никогда бы так не поступил. Он хороший. И добрый. Трудолюбивый работник. Он мой друг.

Глаза тети Инны загораются. Ее губы растягиваются в маленькой улыбке. Она отставляет свою чашку и протягивает мне руку.

— Тебе не нужно объяснять мне это. Я могу заметить это своими собственными глазами. Он чуть с ума не сошел, переживая за тебя. Он ничего не сказал, но все это время провел под твоим окном. Не ушел, пока не позаботился о том, чтобы ты выбралась из того здания. Если ты спросишь меня, я скажу, что он от тебя без ума.

— Мы просто друзья.

— И пусть так все и остается. Твой отец никогда не позволит тебе быть с таким парнем. Кроме того, ты еще слишком молода. Может, когда ты станешь постарше, но прямо сейчас, тебе нужно держать себя в руках.

Я краснею, вспоминая о том, как восхищалась Джеймисоном, так друзья не смотрят друг на друга. Но тетя Инна права. Мы должны оставаться только друзьями. Что-то большее только приведет к тому, что Джеймисон потеряет работу. А в таком случае, и дом.

— Где он сейчас живет?

— Рэндел забрал его к себе. Они будут жить в одной комнате, пока не отремонтируют гостевой домик. А теперь, отдыхай. — Она поправляет покрывало и помогает мне улечься.

— Спасибо, тетя Инна, — говорю я, опуская голову обратно на подушку.

Она встает со своего стула и направляется к двери. Положив руку на ручку, она разворачивается и смотрит на меня. Ее взгляд полон беспокойства.

— Знаешь, иногда дружба может неожиданно перерасти в нечто большее. — Махнув рукой медсестре, она выходит из комнаты, а медсестра идет следом за ней.

Я закрываю глаза и позволяю себе помечтать о том, на что была бы похожа такая жизнь.

Скрип двери вырывает меня из сна. Думая, что это медсестра, я переворачиваюсь на кровати. Вместо медсестры меня встречает нежная, застенчивая улыбка Джеймисона Брока.

Мои губы тут же растягиваются в улыбке.

— Не говори. Доктор сказал, что ты должна беречь себя.

Он одет в синий свитер и джинсы. Должно быть, он одолжил одежду у Рэндела.

— Меня впустила твоя тетя, сказала, что я могу посидеть с тобой какое-то время. — Он наклоняется и проводит пальцем по моему лбу. — Я так испугался.

— Из-за пожара? — спрашиваю я.

— За тебя, — признается он. Продолжая поглаживать пальцами мой лоб, он покусывает губу. — Я был на пляже, наблюдал за звездами, когда увидел пожар. Должно быть, это судьба, потому что я добрался до дома как раз вовремя, чтобы заметить, как ты пыталась выбраться из окна. Я чуть не умер, когда увидел, что ты забираешься обратно в комнату. Я знал, что ты вернулась за Бадди. У меня ушла вечность на то, чтобы добраться до тебя. — У него дрожит голос. — Я думал, что потерял единственного человека, встречу с которым жду каждый день с нетерпением.

Мое сердце грохочет в груди. Может, мои конечности и ощущаются как желе, но, похоже, что и в голове у меня все размягчилось.

— Ты хороший человек Джеймисон Брок. Для меня это честь называть тебя моим.

Его лицо моментально проясняется, а затем на лбу залегают складки.

— Твоим?

— Моим другом, — заявляю я и понимаю, тетя Инна права. Даже несмотря на то, что я знаю, что всю оставшуюся часть своей жизни буду безоговорочно любить Джеймисона Брока, я ничего не смогу предпринять. По крайней мере, не сегодня.

Протянув мне книгу, он говорит:

— Я подумал, что, может быть, мог бы почитать тебе.

— Я хочу этого больше всего на свете, — выдыхаю я.

Его зелено-голубые глаза искрятся. Он наклоняется и включает лампу рядом с моей кроватью. Заняв место на стуле около меня, Джеймисон открывает книгу и начинает читать, так же, как делала я, когда он лежал раненый на своей кровати.

У него низкий голос, тембр глубокий и успокаивающий.

— Начиная от ворот и дальше вниз по дороге от замка, тянулась дорожка самых пышных роз, какие он когда-либо встречал. Он никогда не видел ничего прекраснее этих красных лепестков. Яркий цветник под серыми облаками.

Он останавливается на полуслове, когда я кладу руку ему на колено. На какой-то момент он перестает читать и смотрит на мою руку. С легкой улыбкой на лице, он кладет свою ладонь поверх моей и продолжает читать.

Когда его чтение плавно приближает ночь, я бросаю взгляд в окно и вижу луну. Она большая и яркая, такая прекрасная и в полной своей фазе. Я знала, что когда придет ее время, она будет светить очень ярко. Я просто не знала, что так сильно полюблю этот момент.