Глава 17

Когда они приехали домой и остались вдвоём, Соня нерешительно поинтересовалась:

– Мне полку в холодильнике выделишь?

– Зачем? – не поняла Софья.

– Ну… свои продукты складывать. Если я у вас на месяц, мне же надо…

Тут до Софьи дошёл смысл вопроса, и она возмутилась:

– Не сходи с ума. Чтобы ты у меня дома питалась отдельно? Не объешь ты нас. Забудь, и чтобы я этого не слышала, а то обижусь. Ты лучше скажи, ты кабачки ешь? Я как раз их сегодня готовить хотела.

– Да я всеядная, – вздохнула девушка.

– Вот и хорошо. И всё, вопрос закрыт.

Соня больше не спорила, но всё равно остаток дня чувствовала не в своей тарелке, так что вести её в гостевую комнату и раскладывать вещи из чемодана в шкаф пришлось чуть ли не за руку. Точно так же Софья не дала гостье и спрятаться в своей комнате, когда пришёл Медянский-старший. Сначала вытащила пить чай втроём, дальше смотреть телевизор, а потом затащила сидеть к себе в комнату.

Утром завтракали тоже все вместе, причём Соня опять стеснялась, а остальные её уговаривали кушать. В итоге Соня сказала:

– Ну хорошо. Извините… а можно ко мне на «ты», Андрей Викторович? А то к Мите и Марине вы на «ты» всё время, одна я как непонятно кто.

– Конечно и с удовольствием. А ещё я уже попросил Марину и Митю, вам вчетвером сейчас понадобится кое-куда съездить. Я вчера ещё говорил с Аристархом Даниловичем, он очень советовал заглянуть к одному врачу по их части. Когда я ему описал нашу ситуацию, он высказал некоторые свои размышления. И если он прав, тебе, Соня, и в самом деле стоит показаться.

– Сегодня Рождество же, выходной? – удивилась Соня. – Все же не работают.

– Этот если надо – работает. Особенно когда просит не только Аристарх Данилович, но и сам Евграфов. Софья с Митей тебе по дороге объяснят, кто это, и почему нежелательно откладывать.

Марина с Митей к ситуации вокруг Сони отнеслись серьёзно, так что приехали сразу после завтрака. Конечной целью маршрута была совсем небольшая частная клиника – из тех, когда в офисные помещения переделывают первый этаж многоквартирного дома. Наслушавшись по дороге рассказов про ведунов, Соня крутила головой по сторонам, пытаясь увидеть чего-то необычное, вплоть до чучел летучих мышей на стенах. Но нет, встретили самая обычная комната на входе со стойкой регистрации и шкафом для карточек, и два кабинета – врача и процедурная. Медсестры не было, встречали их сам врач, уже немолодой, толстенький, с пролысиной на макушке и забавными бакенбардами, как их носили сельские доктора в девятнадцатом веке. И вообще, если бы не самый обычный терапевтический кабинет и зелёный медицинский халат, он казался бы гостем из прошлого. Отрекомендовался:

– Владлен Ильич.

Потом, как и положено в любой больнице, спросил у Сони личные данные, нет ли у неё аллергии на препараты и так далее. В кабинете ждал Аристарх Данилович, остальных тоже попросили подождать здесь же. Разве что к Мите врач обратился:

– Будете мне ассистировать, молодой человек. Если Аристарх Данилович не ошибся, то нам надо будет сравнить наши наблюдения.

Дальше всё шло один в один как на типичном приёме у терапевта. Врач смотрел горло, ухо и нос, измерял пульс и давление, дотошно интересовался самочувствием за последний месяц. Одновременно перекидывался медицинскими терминами с Митей. Закончив, ещё несколько минут общался с Митей на своём медицинско-тарабарском языке, в какой-то момент к ним присоединился и Митин наставник. В итоге Владлен Ильич вынес вердикт:

– Итак, вы были правы во всём, Аристарх Данилович. Мой коллега, – Митя от такого обращения как к равному аж смутился, – ничего не заметил, а ведь он неплохой диагност. Собственно, не расстраивайтесь, молодой человек, вы и не должны были ничего найти. Что ещё раз подтверждает – сделано специально. Впрочем, случайно такие вещи всё равно никогда и не делают. Завтра ко мне зайдёте, молодой человек, вам ещё следить за пациенткой – я выдам рекомендации уже по нашей с вами части. Заодно подробнее вам опишу, на что обращать внимание, хотя, надеюсь, вам это знание в жизни больше никогда не пригодится. Я, к примеру, не видел ничего такого четверть века уже. Но к счастью, ничего страшного, мы успели вовремя. Она пока не успела закрепиться, и я уже всё снял. Организм молодой, уже через месяц никаких последствий не будет. Где-то после обеда должна повыситься температура, будет слабость, так и должно быть. Как только поднимется выше тридцати восьми – давать жаропонижающее. Если до девяти вечера температуры не будет совсем или наоборот она не будет сбиваться – вызвать меня хоть посреди ночи. Завтра всё пройдёт. Я выдам лечение, сегодня кроме жаропонижающего ничего принимать не надо. Всё с завтрашнего дня, но главным для вас будет хорошее регулярное питание и прогулки на свежем воздухе.

Принтер зашуршал, выплёвывая распечатку с лечением. Аристарх Данилович вручил её Соне и сказал:

– Спасибо, Владлен Ильич, счёт передайте Совету.

– Извините, Аристарх Данилович, – вмешалась Софья, которой отец на это дал категоричные инструкции, – но счёт, пожалуйста, нам. Я думаю, мы в состоянии оплатить сами.

– Как скажете, – покладисто согласился Аристарх Данилович, но видно было его недовольство.

Уже в машине Софья пояснила:

– Как папа и предполагал, опять глава Совета в какие-то интриги играет. Не стоит быть ему обязанным ни в чём. Лучше мы заплатим сами.

– А если бы у вас не было денег? – разозлилась Соня. – То что? Митя, чего он такого сказал, что ты так помрачнел?

– Там было отложенное многоступенчатое проклятие. Нам про такие только вскользь упоминали. Ничего не поймёшь, человек просто медленно угасает. В первые годы понемногу и незаметно, потом начинает прогрессировать, жертва всё чаще болеет, и через восемь – десять лет умирает, причём в таком состоянии, что уже рада помереть, лишь бы не мучиться.

Соня побледнела, а потом зло сказала:

– А если бы у Андрея Викторовича не было денег оплатить лечение, и я была бы со всеми вами незнакома, то что? Мучайся и умирай, бедная? Во всех смыслах бедная.

– Если бы у Андрея Викторовича не было денег, то ты бы это проклятие вообще не подцепила, – отрезал Митя. – Чтобы его просто изготовить, денег надо – хватит на пару машин премиум-класса в люксовой комплектации. Купить – ещё дороже. При этом и тому, кто сделал, и тому, кто купил – пожизненное заключение обеспечено. Просто так за то, что ты соседу ногу отдавила, такими вещами не разбрасываются. И сильно подозреваю, одних денег, даже больших, для этого мало. Кажется, мы, сами того не зная, все вместе случайно разворошили что-то крайне поганое. Можешь у Софьи расспросить, как вокруг неё осенью один тип крутился, и чем всё это кончилось. И как потом рядом с базой отдыха все эти две недели наготове дежурный полицейский пост стоял и нас охранял. Поэтому, Соня, у меня к тебе просто огромная просьба. Не усложняй всем жизнь. Исполняй предписания врача, живи у Софьи хоть до лета и слушайся Андрея Викторовича.

Ошеломлённая Соня молчала всю обратную дорогу, а дома стало не до этого. У неё и в самом деле скакнула температура и навалилась слабость, так что девушку уложили в постель. Остаток дня Софья суетилась возле больной, Андрей Викторович ей помогал – бессилие накатило такое, что Соня чашку не могла ко рту поднести, приходилось кормить и поить с ложечки.

Утром Соня встала абсолютно здоровая, вышла к завтраку… и чуть не упала обратно, когда Андрей Викторович предложил:

– Ну что? Нашей больной предписано хорошее питание и свежий воздух. А отсюда я предлагаю всем вместе идти гулять, раз у нас последний законный выходной.

– Ура, и она согласна, – немедленно ответила Софья. – Митя что сказал? Моего папу слушаться, так что идём гулять.

– Сговорились, – обречённо ответила Соня, но было заметно, как её распирает энергия и как ей и в самом деле неохота сидеть в четырёх стенах. Разве что не ожидала насчёт пойти втроём.

Андрей Викторович и в самом деле решил устроить полноценный выходной начиная с прогулки и заканчивая вечером втроём в кафе. К этому моменту Соня уже не пыталась протестовать, что ей ничего заказывать не надо или она сама... Может быть потому, что неожиданно прогулка получилась какой-то… семейной? Ведь не говорить же в кругу семьи о деньгах? Соня тихонько вечером призналась Софье, что вот так она ходила первый раз в жизни, даже мама никогда так вдвоём не гуляла.

В школу Софья на следующий день – каникулы закончились – ехала окрылённая. Впрочем, похоже, Марина вчера тоже прекрасно погуляла на пару, поскольку вид у неё был как у довольной кошки.

В гардеробе Софья неожиданно столкнулась с Аней, и та радостно сообщила:

– А я фотки успела распечатать. И с Нового года, и с концерта.

Софья закивала, они ещё в санатории выяснили, что обе из редких сегодня любителей именно настоящих фотографий, а не как все в компьютере и на телефоне хранить.

– Ну ты даёшь. Здорово! Когда успела?

– Да вчера. Пошли, пока звонок не затрещал, покажу.

Совершенно не подумав, как это будет выглядеть со стороны, две бывшие соперницы влетели в класс, и прямо на парте Аня начала раскладывать фотографии. Рядом тут же собрались остальные, и кто-то удивлённо спросил, ткнув сначала туда, где Аня, стоя на плечах у парней, вешает на ёлку звезду, а потом где все они возле ёлки на общей фотографии:

– Это где?

– А, это мы на Новый год ездили, – махнула рукой Аня.

Дообъяснить ей не дали, прозвенел звонок, и зашла учитель. Вера, которая с самого начала явно ждала, когда они сядут вдвоём за парту, и она могла расспросить в подробностях, не выдержала сразу:

– Колись, вы и правда с Анькой вдвоём ездили?

– Если быть точным, нас там восемь человек всего было.

– И Анька?

– Ну да. Хотя если честно, мы её немного контрабандой протащили. Сначала всё организовали, а потом уже её родителей, считай, перед фактом поставили, что она с нами едет.

– Так вы же всё время ссорились… – никак не могла поверить Вера.

– Да как-то пообщались и вдруг поняли, что нам делить нечего. Ну плавание разве что, это же не повод для ссоры?

– А Витька?

– Чего Витька? – тот до Софьи дошло, она скривилась, и не удержалась: – А Золотова мы вместе пинками гнали. Не думал этот козёл, когда сразу за нами обеими бегал, что мы можем друг другу и рассказать.

Потрясённая Вера, у которой на глазах рухнула вся привычная картина мира, смолкла до конца следующего урока, для неё – просто чудо. И на очередной перемене свежедобытую новость сообщала уже с сомнением в голосе:

– Слушай, А Витька-то, Золотов, с этой четверти в другую школу ушёл. Может, знаешь почему?

– Совесть, наверное, замучила, – равнодушно ответила Софья. – Не смог нам с Аней в глаза смотреть.

Про себя же подумав: похоже, её папа историю с попыткой шантажа до семьи Смирных донёс. Аккуратно донёс, раз Ане не влетело так, как могло бы, если бы её отец узнал все подробности. Скорее, передал официальную версию – парень уговаривал вместо поездки с подругой отправиться жить с ним, но девушка отказалась. Всё равно, похоже, хватило, чтобы Смирных-старший оперативно вышиб Золотова из гимназии. И в этом она была благодарна, потому что постоянно натыкаться на подонка в коридорах школы и ей, и Ане было бы крайне неприятно.

Неделя буквально пролетела, словно и не было, причём как-то всё удачно складывалось, и любые дела удавались сами собой. Даже Соня освоилась и почти перестала стесняться. Успела сдать один экзамен на отлично, получить в подарок от Софьи и Андрея Викторовича огромный торт, и над ним разреветься: ей понравилось, но такой подарок за свои успехи она получила первый раз в жизни. Тем удивительнее было, когда Медянский-старший попросил в субботу никуда после обеда не уходить, как только Софья вернётся из школы, а Соня с консультации – дождаться его. Сам же с утра был непривычно хмурый, на этой неделе видели его таким в первый раз.

По устоявшейся за неделю традиции обед готовили в четыре руки, поэтому, чистя картошку, Соня спросила:

– Ты не знаешь, что случилось? Вроде бы ты говорила, что с этим Константином у вас всё решилось? И с его хозяином.

– Сама гадаю. Папа сказал, что его выловят – мы вернёмся, и раз мы здесь, и нас не просят ходить под охраной, всё в порядке.

– Сейчас всё объясню, – раздался из коридора голос Медянского-старшего. – Бросайте готовку и занимайте диван, у нас с вами будет очень важный разговор.

Расположились все так, как почему-то настоял Андрей Викторович. Он на стуле, напротив него на диване обе девушки. Медянский заговорил не сразу, словно ещё обдумывая что-то, наконец, вздохнул и заговорил:

– Начну с самого, пожалуй, главного. К сегодняшнему дню это уже абсолютно точно. Вы – сёстры. Вы – обе мои дочери.

Соня вскрикнула и упала в обморок, так что следующие минут десять остальные суетились вокруг неё, давая нюхать нашатырный спирт и растирая щёки. Наконец Соня слабым голосом сказала:

– Всё нормально, всё в порядке. Продолжайте.

Когда Софья села теперь совсем близко к сестре и взяла её ладонь в свою, вырывать руку или отодвигаться на другой край дивана Соня не стала.

– Подозрение у меня возникло уже тогда, когда я смотрел бумаги. Да, Софья оказалась права. Ошибка, и, похоже, ошибка непреднамеренная. Две девушки с идентичными именами и на родство с полными тёзками – вместо отчества во внутренних бумагах ставили инициал. Возраст тринадцать и девятнадцать, кто-то неразборчиво написал – тройку приняли за девятку, ну а вторую бумагу автоматом отдали другому заказчику.

– При этом пели и плясали, – нервно пошутила Софья. – Это Марина про того фальшивого папочку, который ко мне клеился, сказала. Он такие жалостливые истории про свою жизнь на уши вешал, что если бы ещё попутно пел и плясал, было бы индийское кино.

– Как оказалось, в жизни случаются вещи позаковыристее любого сценария, – развёл руками Медянский-старший. – Но в них никто не верит. Хозяин этого Константина охотился за одной вещью, которая, как он знал, обязана была храниться у моей дочери, Сони Медянской. Но никто даже не подозревал, что в городе есть ещё одна Соня Медянская, которая тоже моя дочь. Я немного сумбурно говорю, да? Да, пожалуй. Лучше я начну с начала. Началась эта история давно до твоего рождения, Соня. Больше двадцати лет назад. Но… Извини, Соня, я вынужден буду говорить очень плохие вещи про твою маму. Очень неприятные.

– Да говорите уж, – вяло махнула девушка. – Тем более она меня бросила и сбежала. Она всегда такая была. Ей хорошо и везёт – это главное, а я как приложение.

– Галю ты очень хорошо охарактеризовала, – поморщился Андрей Викторович. – Я неладное почуял, ещё когда имя увидел в твоих документах. Двадцать лет назад она числилась секретаршей при одном довольно богатом «новом русском», а на деле была у него элитной эскортницей для сопровождения клиентов. Был в те годы в городе один олигарх первой волны, Комолов. Я тогда был при нём, и хотя был он бизнесменом, а не главой ОПГ, принципы у него были схожие. Исполняешь его приказы – или вынесут вперёд ногами. Про ведьмаков ты уже знаешь, так вот был при нём личный ведьмак по прозвищу Князь. И получил я довольно странный тогда приказ, спать с Галей, попутно её вербуя передавать о клиентах хозяина информацию Комолову. Впрочем, почему странный? В тогдашнем бизнесе методы были те ещё, и вот так через постель завербовать шпионку – легко. Потом этого «нового русского» грохнули, он стал моему шефу неинтересен. Вскоре убили и Комолова, в общем, наши дороги с твоей матерью разошлись. Для меня это был эпизод бурных девяностых, что она забеременела – я и не подозревал, а Галина молчала.

– А мой п… Андрей Валерьевич? – осторожно спросила Соня. – Он ведь знал, что я ему не родная? Он потому и был тогда очень рассержен экспертизой.

– Вот тут и начинается вторая часть интриги, скрытая от всех. Оказывается, как быка-производителя тут использовали меня. Галина на самом деле спала со мной, поскольку ей очень хорошо заплатили за беременность и рождение дочери. Как и её будущему мужу, который, кстати, на самом деле Сусликов, а Медянским стал незадолго до свадьбы. Князь знал, что если у меня родится дочь, я обязательно хочу назвать её Софьей. Как меня уже просветили, он же устроил так, что у меня могла родиться только дочь. Соня должна была стать для него живым ключом… к хранилищу. Софья же – обманкой, прикрытием, – Медянский невольно сжал кулак. – Если кто будет искать ключ, первым делом ударит по Софье, она-то на виду. Но тут сначала Комолова убили, потом и Князя не стало. Наследство Князя – сохранилось. И нет, хранилище вчера нашли и открыли, нет там никаких тайных знаний как в кино. Просто много чего такого, за что можно присесть до конца жизни и за распространением чего очень следят. Хранилище, кстати, как раз уникально. Аристарх Данилович так и сказал – поселится там, пока не разберётся. Оно позволяло под носом Совета и Стражей хранить невидимыми очень нехорошие вещи, а никто и не подозревал. То есть мы про хранилище не знали, а наш враг, убивший Валерию и охотившийся за Софьей, наоборот был уверен – там лаборатория по изготовлению живых амулетов. Он точно знал и про существование ключа, и что ключ завязан на генотип моей дочери, а также на её имя. Есть там какой-то хитрый закон природы, не ведун и не очень понял объяснение. Не знал он одного – хранится материальный носитель ключа в доме или на теле Софьи. А Соню мы все просто потеряли. Никто не ожидал, что у моей жены возникнут проблемы со здоровьем, ей придётся лечиться, и в итоге вторая Соня у нас родится на шесть лет позже.

Софья, общавшаяся с Митей, многое у него выспросила про ведунов – это было нужно ей и чтобы понимать особенности своих превращений. Услышав про ключ, лихорадочно вспоминала всё, чего знала. И потому обратила внимание на нестыковку.

– Папа, стой. Митя говорил, что люди, которых в вещи превращают – как роботы становятся. Программа сработала, они больше не нужны – и отключаются. Ты сказал – Соня у нас ключ, но ведь неделю назад её осматривали и сказали, что всё в порядке. Ладно, Митя рассказывал, что амулетами хозяин и на расстоянии может пользоваться. Но если хранилище открыли посторонние или вообще распечатали – ключ на это реагировать должен, а с Соней всё хорошо. И как вы хранилище нашли, если неделю назад про него и не подозревали?

– Ух, сколько вопросов, – улыбнулся Андрей Викторович. – Начну с самого главного. Алчность – это самое плохое качество в человеке, не зря считается смертным грехом. Галина же была очень жадной. Она получила столько денег, что хватило на двадцать лет, правда по условиям она их получала не сразу – но ей было достаточно. Тем более на себя она тратила в том числе и вторую часть денег, предназначенную на Соню. За это она должна была повесить ключ на шею своей дочке в три года. Тогда ключ постепенно врос бы в организм, попутно при нужде перехватывая управление сознанием. Жить незаметно, не выделяясь, серой мышкой. Действительно, как робот. Взамен ключ дарит носителю идеальное здоровье и везучесть. Спасла Сонечку именно жадность её матери. Галина не подозревала про истинное назначение ключа, и не знаю уж чего навоображала о том, для чего в итоге нужна её дочь. Но успела за три года разобраться, что рядом с ключом повышенная удача и проходят всякие болячки. Забрала его себе.

– Про маму всегда говорили – родилась с ложкой во рту. Это я всегда была невезучая.

– Воровка она, – резко сказал как отрезал Андрей Викторович. – И вся её удача была за твой счёт. Без телесного контакта с тобой, Соня, программа подавления сознания не запустилась, в этом Гале повезло. Ключ всё равно был завязан на тебя, вот вся удача твоей матери и компенсировалась неприятностями у тебя. Судя по твоему рассказу, Галина это прекрасно понимала, относилась к тебе именно как к полезной вещи, без которой её талисманчик работать откажется. Причём эта удачливость, она очень быстро становится как наркотик, ты уже не можешь без неё. Ты выросла, а человек понемногу приспосабливается ко всему, вот организм постепенно и научился закрываться от ключа, который тянул из тебя силы. Вдобавок ты сменила фамилию, то есть хоть немного, но оборвала связь с ключом. У тебя стало меньше неприятностей, ты стала реже болеть, а талисман – всё хуже работать. Одновременно у мужа Галины понемногу начало сносить крышу от ощущения собственной никчёмности и обманутости. Я так понимаю, ему тоже чего-то Князь пообещал за участие в афере, в результате же Сусликов-Медянский не получил ничего. Галина в итоге не выдержала и сбежала, и я этому не удивлён. Впрочем, о мёртвых или хорошо – или ничего.

– Как мёртвых? – побледнела Соня.

Софья тут же её обняла и прижала к себе, испугавшись, что новообретённая сестра опять упадёт в обморок. Медянский тоже неожиданно пересел на диван и обнял дочь с другой стороны. Соня задрожала, и неожиданно заплакала, но вырываться и не пыталась. Наоборот, прямо ощущалось – заплакала она потому, что её со всех сторон окружали те, кто считает семьёй, можно расслабиться, не держать всё в себе. Наконец, нервное напряжение ушло, слёзы кончились. Всё равно Андрей Викторович пересаживаться обратно не стал, а Соня не стала высвобождаться, так они и продолжили говорить втроём в обнимку.

– Любая вещь от ведьмака – чёрная, нехорошая штука. Она никому и никогда не приносит добра, даже если кажется обратное. Перестав получать свой наркотик, Галина не вынесла и сбежала. Ключ, окончательно с расстоянием потеряв связь с тобой, лишился подпитки и начал выедать уже носителя. Возможно также что-то вроде системы самоликвидации при краже. А выкинуть ключ Галя была не в состоянии, даже когда всё поняла. Эта дрянь за годы к ней присосалась насмерть. Вместо тебя. В итоге проклятие сожрало её за несколько месяцев, уже потом эхом долетев до тебя. Как безродную нищенку её и закопали. Могилу нашли по остаточному следу, когда, узнав про тебя и увидев проклятие, Аристарх Данилович всполошился. Он сообразил, почему наши враги были уверены – ключ есть, но мы не могли найти и следа этого амулета. В итоге ключ мы извлекли, хранилище нашли, и ты от всего этого свободна. А вот дальше… Во-первых, и это не обсуждается – сразу как мы закончим судиться с бабушкой Софьи и отобьём эту атаку, я подаю на решение о том, чтобы признать тебя своей дочерью. Думаю, это устроится быстро, и самое позднее к середине февраля ты у нас уже официально станешь Софией Андреевной Медянской. И отсюда во-вторых. Ты уже взрослая, поэтому требовать от тебя я ничего не имею права. Да и по-человечески – тоже не имею права требовать, раз потерял на столько лет. Но очень прошу всё-таки остаться с нами. Ты нам очень нужна.

– Только пусть попробует уйти, – полушутя, полувсерьёз погрозила Софья. – Всю жизнь завидовала одноклассникам и мечтала о сестре, и пусть она попробует от меня сбежать. Соня – остаётся.

– Я… я попробую… остаться – робко и еле слышно прошептала Соня.

– Вот и решено! – обрадовалась Софья.

***

– Ну и ушлый ты парнишка, – Соломон Глебович, достал из бара, встроенного в стену кабинета, бутылку виски и два стакана. – Слышал, ты предпочитаешь именно вискарь? Мне в мои годы лучше коньячок, но за первое такое близкое знакомство готов и этой шотландской самогонки хлопнуть.

Взъерошенный тёщин адвокат взял протянутый стакан, всем своим видом пытаясь показать уверенность в себе и независимость, дескать, мы на равных. Получалось плохо. Когда тебя ночью четверо крепких неразговорчивых амбалов выдёргивают из постели и волокут в контору нотариуса, душевному спокойствию это не способствует.

– Спасибо. И по какому… э-э-э… вопросу возникла необходимость нашей встречи настолько срочно? Что вы даже не дождались завтрашнего суда?

– Вот не нужно было действовать через мою голову, – демонстрируя грусть, произнёс Соломон Глебович. – Но вы, молодые, и ушлые, на ходу подмётки рвёте.

– За нами будущее, – дальше пробовал демонстрировать гонор адвокат.

– Будущее будет, – проворчал Соломон Глебович, – если оно у тебя есть. Пока же нужно решать проблемы сегодняшние. Но за твою шустрость я готов уважить и поговорить сегодня. А мог бы сразу отправить к Медянскому. Или лучше к Багдояну. У обоих молодость была очень бурная, а ты влез в их дела. Очень большие дела, которые одобрены лично губернатором, и которые теперь могут сорваться, потому что одна старая грымза потянула грабли к тому, чего ей не принадлежит.

– Да кто же знал-то, – всплеснул руками адвокат.

– А надо было знать. Прежде чем лезть. Шустрый, а вот учиться плохо умеешь. Думал, я не докопаюсь, чем ты в Калининграде промышлял? Думал, раз далеко – то и не дотянется старый нотариус?

Адвокат побледнел, но попробовал хорохориться:

– На что вы намекаете? Я юрист, и это подтверждают все документы, и они подлинные.

– Ай-ай-ай, ну зачем ты обманываешь старика? Я такие вещи проворачивал, когда ты под стол пешком ходил. Хочешь, расскажу как было? Создал парочку липовых нотариальных контор, а потом начал за процент организовывать торговлю чужим наследством. В архиве бумаги подделал, уже законную копию по запросу получил. Завещание организовал, как бы выехали к старику на место, поскольку больной он, прямо там и оформили? Копия завещания и остальных документов ещё в архиве нотариальной конторы должна храниться? Так закрылась она, контора-то, а пожар уничтожил архивы, которые при ликвидации положено в государственное хранилище отправлять. Вот он, один единственный экземпляр на руках у наследника остался. Раз прокатило, два, три. Смотрю, неплохо заработал, на старинных-то домах, а? Недвижимость дело прибыльное, согласен. Только жадность, она до добра не доводит.

– Ну простите, бес тогда попутал, – признался адвокат.

– Этот бес называется круглая сумма в пятьдесят кусков зелёненьких казначейских билетов из-за окияна, – усмехнулся Соломон Глебович. – Только не проверил, что старичок-то при делах был, и стоял над ним некий Чили Калининградский. Но уважаю, молодой и шустрый, раз лыжи успел смазать раньше, чем его мальчики тебя нашли. Тут бы на дно залечь, да опять не устоял, такое выгодное дело подвернулось. Эх, молодость, молодость. Тебе бы или тихо сидеть, или хотя бы гонораром за подделку и юридическое сопровождение ограничиться. Год мог из этой дуры деньги тянуть, по судами апелляциям с ней ходить, и ничем бы особо не рисковал. Но ты ведь уже всерьёз на деньги Медянского нацелился? Это тебе пообещали?

– Да что вы такое говорите…– начал адвокат и поперхнулся.

– Умолкни, сопляк, и не вякай, пока я не разрешил, – холодно бросил Соломон Глебович. – Иначе гонор свой будешь показывать мальчикам Чили. Прямо отсюда отправишься в камеру, а дальше я весточку в Калининград подам. Даже руки об тебя пачкать не придётся, всё за меня сделают. Жоржика, который тебя с бабкой свёл, собаки живьём жрали. Хочешь повторить?

Адвокат побелел и быстро-быстро замотал головой.

– Умница, вижу, что не хочешь. Тогда слушай сказку дальше. Когда дело только начиналось, и вы с Жоржиком к бабке только подкатили, обратился к тебе один человечек. Или он всё бабке расскажет – или ты его слушаешь как родного отца, а он за это обещает помочь. Этот человечек даёт советы по юридической части, подделывает документы по суду, ну а потом тебе поможет деньги Медянского загрести. Ты за это гарантируешь: сразу как девочка окажется у бабки, ты организуешь передать дочку Медянского твоему заказчику. Угадал?

– Да, Соломон Глебович. Так и было, вот вам крест.

– Перед попом будешь креститься, когда грехи начнёшь отмаливать. А мне сейчас нужно, чтобы ты всё про этого человечка рассказал. Кто, где, как, с первого до последнего слова. Будешь хорошо говорить – зачтётся на этом свете, а покажется мне, что ты чего-то не договариваешь… ну тогда, мил человек, пеняй на себя. Так вот, раз уж крестишься, давай, по примеру первых христиан, ты передо мной облегчишь душу, а я за это дам тебе шанс на отпущение грехов. Фору… скажем, в четыре часа, за которые, обещаю, тебя никто из сегодняшних мальчиков искать не будет. А перед этим мои мальчики доставят обратно домой, и считать время будем от твоего порога, чтобы потом не говорил, что обманул тебя старик. Деньги, остальное, всё успеешь прихватить. Успеешь скрыться, раз ты такой шустрый. И ни сам, ни через мальчиков, которые тебя привели, обещаю, эти четыре часа следить не буду. Моё слово твердо.

– Конечно, конечно, Соломон Глебович. Записывайте.

– На память не жалуюсь. Говори давай.

Говорил адвокат долго, а когда ушёл, в одиночестве Соломон Глебович сидел недолго. Зашли Медянский и Евграфов. Уважаемым гостям нотариус достал не виски для выпендрёжа, а бутылку настоящего марочного вина из Франции и разлил на три бокала.

– Прямо соловей, – хмыкнул Медянский. – Что скажете, Егор Алексеевич?

– Соловей. Только не с той жёрдочки петь начал. Запись разговора я уже отправил кому следует. Про его «партнёра» можно забыть. Это в декабре, поскольку этот Константин так неудачно помер, хозяин сумел сдать всех остальных, но сам отвертеться, а теперь – всё. Прошу прощения, что без подробностей, связан должностью. Но попытка эмигрировать, скрываясь от старых долгов, чтобы на новом месте заняться тем же самым, у нас категорически не поощряется. Раз у нас на руках запись, вместе с результатами декабрьского расследования доказывающая, что он участвовал сам, а всё это не инициатива его подельников… Теперь по его следу официально пойдут те, от кого скрыться невозможно. Но моё вам уважение, Соломон Глебович. И ведь этому молодому человеку вы не соврали ни капли.

Нотариус усмехнулся. Адвокат был шустрый, но дурак. А может, про Омский Совет и Евграфова просто не знал. Потому, когда занялся самодеятельностью, решив «усилить свою позицию» в торговле с заказчиком, и через Жоржика попробовал организовать похищение Сони – то не сообразил, что за киднепинг с помощью ведовства он как непосредственный заказчик тоже несёт полную ответственность. Четыре обещанных часа у него будет, но всё это время его будут вести люди Совета.

– Хотите мнение одного старого юриста, который за свою долгую жизнь видел многих таких же шустрых молодых людей? Жадность – это самый страшный грех, который я знаю в человеке. А этот – очень жадный. На самом деле, Егор Алексеевич, сейчас у него ещё есть шанс уйти даже от ваших людей. Бросать всё, мчаться в аэропорт на первый попавшийся рейс, там несколько раз пересаживаться и попробовать запутать следы. Но из-за собственной жадности он свой шанс упустит. Он вложил столько денег здесь, создавая себе образ в глазах вашей тёщи, Андрей Викторович, что бросить всё это будет просто не в состоянии.

Они как раз допили вино, когда на телефон Евграфова пришла эсэмеска. Прочитав её, глава Совета сказал:

– Соломон Глебович, ещё раз снимаю шляпу перед вами и вашим знанием людей. Вы были правы. Он сначала перетаскал самые ценные вещи из квартиры в машину, а теперь едет по трассе в Новосибирск.

Рыжая джинна, стоя невидимая в тенях деревьев во дворе, проводила взглядом машину убегавшего в ночь адвоката и осуждающе покачала головой. Вокруг – дома с сотнями квартир. Там спят в том числе и маленькие дети, а он с таким рёвом стартует. Подумала на миг, не заставить ли машину сломаться, но потом решила – не стоит. Тогда люди Евграфова не смогут устроить охоты и погони, а эта мелкая душонка помимо наказания тела не успеет испытать пытку страхом и отчаянием как наказание души. Такие вот ничтожества она терпеть не могла. Сколько злых дел становились злее и страшнее, потому что такие вот людишки старались выслужиться перед главным негодяем или попутно заработать свой интерес, а лучше и то и другое? Но пусть им занимаются местные ведуны. Ей же предстояло поставить в этом деле точку. Закон работает только тогда, когда его соблюдают, даже если это не очень выгодно и хочется его немножко нарушить для удобства. Поэтому она и не могла нанести этот визит ещё в декабре, пусть очень и хотелось. Зато сегодня – самое время. На руках у Совета Омска появились доказательства, и его глава официально обратился к джинне по поводу нарушения законов их мира как Перекрёстка.

Изображать из себя человека сейчас не было необходимости, так что джинна не пожелала использовать какой-либо транспорт, а стала призраком и в несколько шагов оказалась на другом конце города, в частном секторе. Здесь был один из самых глухих и трущобных районов города, фонари вдоль улицы не горели ни один, ночь своим нутром как чёрная дыра всосала округу до утра, разделив дворы на маленькие изолированные мирки. Едва джинна приняла материальную форму, как сразу за забором ближайшего дома заворчала собака, но больше для профилактики. Как бы предупреждая: дом под присмотром, и постороннему на территорию заглядывать не стоит.

Джинна играючи перемахнула двухметровый забор, дождалась, пока псы на неё кинутся, и превратила обоих в кровавое облако, забрызгавшее снег. Будь это обычные собаки – она их, может, ещё и пожалела бы, животные за хозяина не отвечают. Но под видом собак прятались две боевые химеры. Выращены они были в магическом мире, внутри несли небольшой заряд магической маны, и были способны порвать и сожрать всё, что пересечёт ночью границу. Причём сожрали бы и плоть, и вещи, желудки позволяли переваривать даже металл. Напасть же джинна позволила исключительно потому, чтобы хозяин получил сигнал от химер и вышел разобраться, кого там выловили его охранники. А также что с незваным гостем сделать: отпустить случайно ошибившегося домом местного алкаша – или заставить незваного гостя исчезнуть. Джинне тоже хотелось сделать всё тихо, а если ловить хозяина внутри, придётся, скорее всего, разгромить весь дом. Тогда дополнительно возиться, имитируя какую-нибудь аварию вроде утечки газа.

Хозяин вышел во двор почти сразу. Несмотря на ночь – в неизменных больших тёмных очках. Сначала его взгляд невольно споткнулся о кровавое пятно прямо посреди двора, только затем он заметил гостью… и стало поздно. Больше ничего сделать он не успел, скованный затвердевшим вокруг него воздухом. Следом с носа слетели очки, обнажая белки глаз с зелёными прожилками и густо-фиолетовую, почти чёрную радужку.

– Здравствуйте, Юйлинь. Если честно, очень не хочется терять время, а хочется просто свернуть вам шею, но, к сожалению, я обязана вам объяснить за что. Так сказать, зачитать приговор, поскольку у нас сейчас не убийство, а суд.

– Кто вы? – дёрнулся мужчина. – И какой это суд из одного человека? Который сам же и палач. Раз уж пришли, то не надо фарса.

– Вы верны себе, Юйлинь. Бороться – так до конца. Заставить меня потерять сосредоточенность, а лучше втянуть в дискуссию, а потом ударить, разрушить чары и сбежать. Ради этого вы готовы потратить два своих последних накопителя маны. Я вас разочарую. Это не колдовство, а в накопителях уже нет маны. Ибо я так решила.

– Кто вы?.. – прохрипел пленник.

– А ведь стоит соблюдать законы, которые в своём доме устанавливает его хозяин. Даже если лично вам очень надо их нарушить. Знаете, эньши Юйлинь, если позволите к вам так обратиться, некоторые говорят жадность – самый плохой из смертных грехов. И глядя на вас, с этим хочется согласиться. Вы ведь были Великим магом Цюйцзина, у вас были власть и деньги, вы могли затащить в свою постель почти любую женщину империи. Сколько подданных императора отдали бы душу, чтобы хоть на пять минут оказаться на вашем месте? Но вам этого оказалось мало, вы захотели власти живого бога. Не только отдавать приказы всем магам империи, но и возложить на свой лоб венец императора, а в руках нести жезл Семи богов. Проиграв войну, урока не усвоили. Вы бежали на Перекрёсток, и здесь опять решили, что по-настоящему великий человек тем и отличается от остальных, что освящённые тысячелетиями законы – это для простолюдинов, а не для него. Действительно, сделанное в других мирах – на Перекрёстке силы не имеет. Но нарушать уже наши законы вам не стоило.

– Вы… вы… – Юйлинь наконец-то сообразил, кто перед ним.

– Совершенно верно. Вы зря решили, что законы Перекрёстка вас не касаются. Иммигрант, нарушивший здешний закон, судится по совокупности преступлений здесь и у себя дома. Знаете, почему я сказала, что жадность – это тяжкий грех? Вы очень скользкий тип, раз опять сумели проделать то же, что и дома. В декабре прошлого года вы подставили всех, кто вам доверился и пошёл за вами. Всех, кого вы купили обещаниями, что едва у вас в руках окажется наследство Князя – вы сможете вернуться и привести Цюйцзин к покорности, а соратники получат лучшие куски. Немногие, кстати, соратники, в этот раз за вами пошли одни лишь отбросы. Какую-то помощь вам удавалось купить за золото, но всё равно пришлось местами мараться самому. Самое глупое, что вас подвела инерция мышления. Вы измеряли ведьмаков привычными вам категориями магов. Не было там никакой тайной лаборатории по изготовлению амулетов – по которой вы хотели восстановить технологию. Ведунам, в отличие от магов, такая лаборатория просто не нужна. Вам бы, пока не нашлось прямых доказательств вины уже на вас – бежать. Да, за новый переход вы бы отдали почти всё, что сумели захватить с собой из императорской сокровищницы. Да, пришлось бы жить очень скромно, забившись в какую-нибудь глушь без права снова шагнуть на Перекрёсток. Но зато могли бы жить. А вы остались, уверенные в завтрашней победе, и что сразу после этого ключ от наследства Князя у вас в руках. И сейчас от имени жителей Перекрёстка я выношу вам приговор: виновен. У вас есть, что сказать в свою защиту?

– Будь ты проклята!

– Подсудимый не сумел привести в свою защиту никаких смягчающих обстоятельств. Приговор вступает в силу.

Внешние эффекты как с химерами были уже не нужны, поэтому преступник просто исчез, распавшись на атомы. Сразу после этого пропала кровь от химер, снег стал чист, если не считать цепочки следов, как будто хозяин дома просто вышел куда-то… и не вернулся.

Загрузка...