Чужие воспоминания

- И они поверили? – я плохо скрывала сквозившую в голосе радость.

- А ты бы не поверила? – усмехнулся он. – Светлые маги издавна пользуются всеобщим уважением. Так что успокойся, они не станут искать тебя здесь, Одана.

- Откуда вы узнали моё имя? Из той бумаги?

- Из неё. На память не жалуюсь, так что запомнил. Я попрошу Снерру устроить тебя на ночь в гостевой комнате. Примешь ванну, расслабишься. Я оставлю на столике успокаивающую настойку, выпьешь на ночь двадцать капель. Завтра мы подробно поговорим, и я подумаю, чем смогу тебе помочь и могу ли вовсе. Сама понимаешь, я не пойду против приказа Наместника.

Я понимала, поэтому была рада и тому, что в моем бесконечном беге по кругу наступила минутная передышка.

Ночью мне приснился страшный сон, такой, что я проснулась от собственного крика.

Я видела ребенка, хорошенькую белокурую девочку, которая доверчиво вручала пухленькую ручку фигуре в тёмном. Человек повел её куда-то вверх по ступеням – они показались мне смутно знакомыми – открыл какую-то дверь и ввёл ребенка в залитое закатным солнцем помещение. Там был покрытый цветами жертвенник; несколько курительниц наполняли воздух ароматами эфирных масел. Среди них были нотки и моего любимого – апельсинового. Помнится, от маминых рук всегда пахло апельсинами: заморские фрукты приносили в дар наладившие свои сердечные и семейные дела женщины.

Человек в тёмном решительным движением сбрасывает на пол цветы и усаживает девочку на алтарь. Она еще совсем маленькая, лет пять от силы. Сидит, болтает ножками, улыбается и сосёт леденец.

Человек расставляет вокруг жертвенника свечи, что-то говорит девочке – что, я не слышу, и с нетерпением посматривает на окна. Едва верхний край солнечного диска скрывается за горизонтом, он мановением руки погружает помещение во мрак – сами собой задергиваются тяжёлые бархатные занавеси.

Вспыхивают свечи.

Теперь девочке страшно, она просится домой, пробует сползти с жертвенника – слишком высоко.

Человек улыбается, я не вижу его лица, но чувствую это. Странно, я чётко вижу всё, но лишь его лицо погружено во мрак, вместо него – тёмное размытое пятно.

Резким движением он пригвождает рукой тельце ребенка к столу.

Девочка испуганно всхлипывает, пытается вырваться, но выросшие из каменной плиты стебли лианы крепко опутывают её. Малышка рыдает в полный голос, просит отпустить. Глаза круглы от страха и полны слез, но этому извергу нет до этого никакого дела. Он достает длинный искривлённый нож и, не обращая внимания на мольбы и крики, вонзает его в живот ребенка…

Я не могла на это смотреть, даже во сне, я кричала вместе с этой белокурой девочкой, на грани двух реальностей ощущая дикую волну ужаса.

Вскочив, я села на постели, провела рукой по лбу – на ладони остались капельки пота. Свесив ноги с кровати, потянулась к столику за успокаивающей настойкой и дрожащими руками отсчитала тридцать капель. Вечером маг говорил о двадцати, но их мне точно будет мало. Выпила и скрючилась на своем ложе, обхватив колени.

Зубы отбивали барабанную дробь, сердце стучала быстрее пущенной в галоп лошади.

В дверь тихо постучали, и на пороге возникла фигура служанки. В длинной белой ночной рубашке, со свечой в руках она походила на привидение.

- Что случилось? – испуганным шепотом поинтересовалась Снерра.

- Мне приснился дурной сон, сейчас все пройдет, - пробормотала я, сама себе не веря. Образы были настолько реальными, что мне казалось, будто я видела это в действительности.

Служанка понимающе кивнула и ушла, досадуя, наверное, что ненормальная гостья разбудила её своими криками. Что ж, я не специально.

Наутро маг также поинтересовался причинами ночного переполоха, я ответила ему то же, что и Снерре. Допытываться до сути он не стал, за что я была несказанно благодарна: не хотелось заново переживать весь этот ужас.

После завтрака мы прошли в его кабинет. На этот раз волшебник расположился в кресле, а я устроилась на стуле.

Всё-таки у магов очень необычный взгляд, особенно, когда они пытаются что-то узнать о вас без слов.

- Ты, наверное, сама понимаешь, что я не могу приютить тебя у себя? – Я кивнула. – Но мне бы не хотелось отпускать тебя просто так. Когда я вчера просматривал твою голову, я наткнулся на кое-что примечательное… Обычно люди носят в себе только свои мысли, чувства, переживания – в тебе же есть след чужих. Предположу, что тебя используют как живого носителя информации, только, увы, она защищена от считывания посторонним человеком. Обычно ключом к такого рода хранилищу служит какая-то ассоциация, воспоминание…

- Мне говорили, что кто-то скрыл от меня некий эпизод моей жизни, - перебила я и осеклась. Не опрометчиво ли я доверяю столь ценную информацию первому встречному?

- Не бойся, - улыбнулся маг, - я никому не скажу. Потерянные воспоминания… Они либо возвращаются сами, во снах или в местах, с которыми связаны, либо при помощи мягкого магического воздействия.

- А вы могли бы попытаться вернуть его? – робко спросила я.

Волшебник покачал головой:

- Увы, тут я бессилен! Работа чрезвычайно деликатная, а я недостаточно компетентен в подобных делах. Тебе бы попасть на прием к Белому магистру – он расплетает любые заклинания.

- Жаль! Что ж, я попробую вспомнить сама. Сеньор маг, - я запнулась, - могу ли я попросить вас о другого рода помощи? Мне очень нужно попасть на ярмарку в Эдин…Это крайне важно, быть может, от этого зависит моя жизнь…

- Что ж, это я могу для тебя сделать, тем более что накануне я вёл себя с тобой…кхмм… не самым лучшим образом. Ты поедешь вместе с моим соседом, он торговец. Я скажу, что ты моя двоюродная племянница. Немного изменим внешность, по-другому тебя оденем… Снерра сегодня же купит всё необходимое, о деньгах можешь не беспокоиться. Знаю, - вздохнул он, - путешествие небезопасно, но, будем надеяться, что погоня пойдет по ложному следу. Мне очень жаль, но большего для тебя я сделать не могу. Я дорожу своей репутацией и положением в обществе и не хочу их потерять из-за беглой преступницы.

Что ж, меня всё устраивало, признаться, я даже не надеялась на то, что он проявит такое великодушие.

Лэрзен

Мне было паршиво. Вернее, даже не так: мне было ПАРШИВО.

В голове творилось такое, что по сравнению с ним похмелье казалось детской сказкой. Хотя, нет, не буду сравнивать, а то накаркаю. Хоть не тошнит и перед глазами не троится. А остальные признаки – в полном ассортименте.

Голову разрывает на части мигрень. Лежу на кровати с повязкой на глазах и мечтаю заснуть, но сон, собака, не идет!

Тело ломит, бросает из жары в холод. Шевелишься с трудом, будто руки-ноги чужие.

Вот они, последствия моего бурного врачевательства и не менее бурных развлечений в тюрьме! Тогда-то энергия восстановилась, а теперь отхлынула.

Надо было думать, головой думать, а не другим местом!

Хорошо хоть до дома доплёлся, а не валяюсь в придорожной канаве. Тут Анже и Стьеф, они обо мне позаботятся. А через день всё пройдет. Так что проявим терпение и… Да какое, к брюху демона, терпение, когда прямо сейчас сдохнуть хочется!

Не, совсем ты раскис, Лэрзен, как баба! Ещё скулить начни – и точно в юбку пора обряжаться. Не так уж тебе и плохо, вот если бы на костер затащили или суставы калёными щипцами выворачивали – тогда да.

Постарался расслабиться, не обращать внимания на очередные подарки судьбы и заснуть. Естественным путем не получилось, поэтому пришлось на самого себя сонное заклятие накладывать, с боем прорываясь через дебри копий мигрени.

Всё, теперь лучше будет, проснусь уже с ясной головой.

Новый день не обманул моих ожиданий, и в привычное время я с удовольствием завтракал в столовой. Видимо, прознав, что мне полегчало, Марта испекла изумительно вкусные булочки – приготовила, хитрюга, заранее тесто, отнесла в ледник, а спозаранку, когда я нелицеприятным образом обошёлся с разбудившими меня насекомыми (судьба у них такая, долго не живут), сопроводив свои действия эмоциональным комментарием, занялась стряпней. Всё-таки повезло мне с кухаркой!

Снова ощущая себя здоровым и полным сил, я с удовольствием потягивал кофе и просматривал накопившуюся за время моего отсутствия почту. Все просьбы были мелкие, ни за одну из них не хотелось браться. Осточертели мне мелкие пакости, которые строят друг другу люди! Но они приносят деньги, поэтому, подумав, я отложил несколько писем и передал Стьефу – справится. Надеюсь, хоть чему-то я его научил.

Себе оставил два письма: одно от старого приятеля, который, вопреки логике, не чурался общаться со мной, даже предполагая род моих занятий (не уверен, правда, что он меня ко светлым магам не записал, с него станется!), второе – прибыльный заказец с иллюзиями. Один помещик хотел выдать замуж дочь, но девица была столь непривлекательна, что даже деньги отца не помогали. У их светлого мага забот было выше крыши, поэтому папаша написал мне – у меня хорошая репутация, многие советуют.

Предложенная сумма вполне устраивала, так что можно было прогуляться, посмотреть на объект.

Заехать, что ли, по такому случаю в Эдин? Артен писал, что будет там на ярмарке. Ох уж эта ярмарка! На месте властей я бы во время неё устраивал засады на каждой улице – сколько бы преступников переловили, и искать никого не надо было, они же в Эдин, как осы на персики, слетаются.

Артен… Два года не виделись. Интересно, выгорело ли у него последнее дело? Соанский шелк – золотая жила, только до него и без Артена столько охотников! Ну, разумеется, по дружбе я ему помог, расчистил немного дорожку, но вот договариваться с князем Соана ему пришлось самому, а это, я вам скажу, сложнее танца с наёмными убийцами будет! Но Артен мужик умный, обаятельный, наверняка к князю через супругу подход нашел.

Девица на выданье действительно оказалась своеобразной. Её нетрадиционной красоте могла позавидовать любая нежить. Это ж надо было родить такое чудище!

Отец тоже, между нами, не подарок, но мужчине можно, у него другие достоинства в запасе, а вот у девушки… Тут, сколько ни щурься и глаза ни прикрывай, ничего не исправишь. Не знаю, по-моему, если даже выпить бутылку чистого дратта, всё равно останется образиной. Высоченная, с лошадиным лицом, острым носом и необъятными формами. Её бы в балагане показывать!

Разумеется, я воздержался от публичного обсуждения достоинств юной леди, ограничившись лишь вежливой констатацией факта, что сия особо чрезвычайно мила. Девица-кобыла заулыбалась, тут же начала строить мне глазки (немудрено, поди, первый кавалер, который не сбежал при виде неё), а отец страдальчески вздохнул. Ничего, за ваши деньги мы это исправим. Не на всю жизнь, но пару месяцев протянем. Потом заклинание и продлить можно, чтобы церемония бракосочетания не закончилась оглушительным скандалом.

Перейдя из гостиной в кабинет хозяина, начали обсуждать, какой ему видится красавица-дочка. Воображение у помещика было незамысловатым и смогло расщедриться лишь на голубоглазую блондинку. Пришлось разубеждать его: если из-под вуали видны тёмные кудри, то и делать придется либо шатенку, либо брюнетку. А голубые глаза – это пожалуйста, тут никаких ограничений.

Сошлись на брюнетке – мол, так эффектнее. Волосы погуще и подлиннее, глаза – как озера, ресницы – крылья райской птицы, фигурка – поизящнее, то есть талия и ляжки потоньше, а грудь – повыше. Ножку уменьшить, а то этой принцессе только солдатские сапоги носить. Я терпеливо всё это записал и поднял гонорар на тридцать золотых: за сложность. Помещик опять вздохнул, но согласился. Понимает, что без меня сидеть его дочуре в девках даже с семью тысячами приданого золотом. Всякие там земли и перспектива наследования имения – не в счёт.

Получил аванс, отправился на половину леди проводить эксперимент по превращению гадкого утенка в лебедя. Возился около часа, стараясь проделать все так, чтобы иллюзия казалась достоверной не только на вид, но и на ощупь.

Девица хихикала, болтала всякую чушь о моём мастерстве, я не слушал.

Результат работы помещика удовлетворил, и мне со словами искренней благодарности была вручена вторая половина гонорара.

Счастливое семейство пригласило меня немного погостить у них, я отказываться не стал и припеваючи провёл возле своего творения почти целую неделю. Творение, наверное, и ставшее инициатором такого неслыханного аттракциона щедрости, рассчитывало на то, что я стану за ней ухаживать – не дождёшься, дорогая, уж я-то знаю, что спрятано под красивой оболочкой!

Из имения кобылы-невесты отправился сразу в Эдин.

Расплачиваясь за обед на одном из постоялых дворов, вспомнил об Одане. Надо вернуть задаток, если только, тут я усмехнулся, будет, кому отдавать.

Нехорошо, конечно, я поступил, но мне моя жизнь, ой, как дорога! Да и договор у нас держался только на одном моём честном слове и твоём скромном авансе. Выплати ты всю сумму целиком, тогда бы да, а так… Жалко мне тебя, поймают и засудят, а то и вовсе без суда убьют – это в стиле Наместника, но себя-то мне жалко больше. Так что всё, что могу, - мысленно пожелать тебе удачи.

Ладно, так и быть, если ещё раз увижу, дам тебе одну штучку – от смерти не спасет, но в бегах поможет.

Ты умненькая, может, как-то и выкрутишься. Я бы на твоём месте поскорее попытался вернуть себе память: иногда воспоминания – мощная сила. Вдруг там отыщется что-то такое, с помощью чего можно будет одотьера прижучить?

Лгор что-то не объявлялся, на него не похоже. Глянуть, что ли, где он?

Результат меня не порадовал, Лгора, думаю, тоже – три фута земли над головой и собеседники-черви.

Мёртв и валяется совсем не там, где я предполагал его найти. На охоте, что ли, подстрелили? Что ж, бывает! Только как-то странно: в одежде, с четырьмя ранениями, нанесенными профессионалом, возможно, с близкого расстояния. Крестьяне убивают топором или и вовсе подойти бояться – правильно, кстати. Тут арбалет нужен, копьё, алебарда, тот же старый добрый лук… Видимо, напал на кого-то, а жертва не из слабых оказалась.

Вот до чего потакание инстинктам, рыбьи кишки их раздери, приводит!

А ведь девочка с ним была… Куда делась? Тоже в земле, или в брюхе у этого удобрения?

Неважно, где, я не вмешиваюсь, мне нет до неё никакого дела. Точнее дело есть, но одно, пустяковое, ради него и стараться не нужно. Впрочем, если разобраться, аванс я могу и не возвращать: я сполна его отработал. Без меня, дорогая, тебя бы трижды сцапали.

Эдин – городок большой и шумный, прятаться – самое милое дело. И стража в нём – загляденье! Пиками никто бока не портит, трупных дел мастером не обзывают, не корчат брезгливую мину, сличая твою рожу со списком неблагожелательных граждан. Будем надеяться, что из лайонгского меня уже вычеркнули: Наместник должен сдержать слово. Не сдержит – ему же хуже, из принципа найду и мостовую у мясных лавок лживым языком вылизывать заставлю. Он, конечно, сильный некромант, но не без слабых мест, да и я, доведи меня до белого каления, пушистой белой шёрсткой не обрастаю. Сцепимся – будет народу развлечение.

Но ведь Дер'Коне прилюдно делать этого не станет: ему не выгодно сущность наружу выставлять. Сразу отставка, опала, а то и пытки. Если вскрытием могил баловался, то точно в руки палача попадёт, в Империи с этим строго. И ладно, если по безымянным погостам шариться, как я в молодости, к примеру, - а тут городские кладбища.

Не выгодно, ох, не выгодно, одотьер, вам слово не сдержать!

Допустим, всучите вы меня в руки палачу – так я ведь могу и лишнего сболтнуть, скажем, со страху (самому смешно, чего я могу из его арсенала бояться?), присочинить, в красках расписать, как милейший Наместник на сборище тёмных магов (не удержался и снова хихикнул. Прямо шабаш ведьм! Ага, так мы прямо и слетаемся на огонёк раз в два года, делимся опытом) младенцев резал, девичью кровь пил. А что – раз мне умирать, то в одиночку я не согласен, в компании, да ещё такой знатной, всегда веселей.

Ладно, пёс с ним, с Наместником!

Всучил в загребущие руки стражника монетку и как добропорядочный, абсолютно обыкновенный подданный Империи въехал в город. Если что, я из мелкопоместных дворян, тех, у кого гонору много, землица с домиком тоже имеется, - а с гербом и титулом пролёт. Я похож, скажу честно, иные дворяне на рожу куда хуже меня.

Магическая кровь след оставляет, среди нас редко встретишь таких, что на деревенского рубаху-парня, а не на «белую кость» походили. Не, можно, конечно, появиться на свет уродом, если с родителями подвезло, или мать ребёнка не хотела, а избавиться не получилось, но хотя бы во взгляде, осанке что-то будет. Холодные мы на вид, высокомерные. Иногда и не на вид, а по жизни. Она, собственно, жизнь отпечаток и наложила. Всё своё держу в себе.

Светлым в этом отношении проще, хотя балагурам среди них тоже ничего не добиться – до старости детишек от золотухи лечить, погоду предсказывать, хворь от скотины отгонять. Клиенты, да и наставники прежде всего серьёзность оценивают, а если её нет, то и доверием не проникнешься. А маг без благоговейного доверия – пустое место.

Веселый Эдин встретил меня гомоном голосов: крикливых уличных торговок, зычных зазывал, тонких мальчишек-разносчиков, визгами красоток, которых, воспользовавшись столпотворением, безнаказанно щипали за мягкое место предприимчивые мужики. Пешком пробираться через это людское море, особенно в ярмарочную пору, крайне затруднительно, конному тоже не легко, зато никто не толкает, не норовит дать локтем в бок. Можно, конечно, расчистить себе пространство, но зачем засвечивать свои способности? Поэтому я покорно принял вялотекущее движение этого колышущего моря, с любопытством посматривая по сторонам: на ярмарке ведь и мне интересно. Ничто человеческое, так сказать, и мне не чуждо, чтобы ни утверждали о нас официальные власти. А вот и они, не к ночи будут помянуты!

Посторонился, пропуская кортеж городского Главы. Лениво скользнул по периферии сознания стражников – нет, моя персона их не занимает, даже в мою сторону не смотрят. Как же приятно, когда на тебя не охотятся! Можно расслабиться, пропустить кружечку со старым другом…

Когда смолкли крики: «Поберегись!», и ряды пеших и конных снова сомкнулись, я решительно свернул на поперечную улочку и ради баловства позволил лошадке пронестись по ней вскачь. Садисткое, наверное, удовольствие, как люди шарахаются от тебя, буквально впечатываются в стены, завязая в грязи, спотыкаясь о тележки с овощами, переворачивая неустойчивые прилавки, падают друг на друга. Раз – и мы эффектно обогнули какую-то повозку, обдав комьями грязи с десяток человек, в том числе, и возницу, разгружавшего ящики с чем-то съестным. Вслед мне посыпалась разнообразная брань, встречались и словечки, которых я до этого не слышал, надо взять на вооружение. Зато на душе как хорошо! Верно говорят: сделал гадость – на сердце радость.

На перекрёстке натянул поводья, хлопнул лошадь по шее и снова пустил её степенным шагом.

Артен назначил встречу в одной второсортной гостинице, что свидетельствовало о том, что деньжата у него водились: попробуйте-ка снять на пару недель номер в ярмарочную пору, да ещё не в дыре? Ставлю десять золотых, что вас пошлют отовсюду, куда вы обратитесь, либо заломят такую цену за койку и миску с курятиной, что вы согласитесь ночевать на площади под навесом. Хозяева гостиниц и постоялых дворов славно наживаются за этот месяц, весь год потом не проесть.

Выискивая вывеску, я лениво скользил глазами по улице, нарочито игнорируя попытки воришек стащить мой кошелек – вам же дороже, милые, ещё приплатите, чтобы меня никогда больше не увидеть. О, один-таки решился! Не оборачиваясь, щёлкнул пальцами – и окрестности огласились замирающим на высокой ноте криком. Просто и действенно – обжечь пальцы. Если не поможет, могу причинить боль иного рода. Для особо страждущих – эпилептические конвульсии на мостовой. Мне несложно – моя работа, дело жизни, так сказать.

Желающие посягнуть на мою собственность как-то резко перевелись, да и народ стал предупредительнее, перестал тереться о круп моей лошади. Не поняли, что произошло, но предпочитают поостеречься. Как же я люблю обывателей с правильной реакцией!

Улица, тем временем, расширялась, дома стали опрятнее, появились редкие чахлые деревцами, отделявшие обочину от деревянного настила тротуара. И публика стала приличнее, есть на кого поглядеть.

О, миленькая ангерийка! Такие глазки – томные, глубокие, с искоркой внутри угольно-чёрного зрачка. Идёт под руку с каким-то хмырем – то ли муж, то ли отец. А, может, любовник. Фигурка ладная, груди заманчиво колышутся в такт шагам. Сделать так, чтобы наклонилась? А, ладно, не последняя. Сзади, кстати, тоже аппетитная.

Где же гостиница, раздери её орки! Кстати об орках – вон один из них бочонки сгружает. А что, в нашей Империи ксенофобии нет – если законы не нарушаешь, торгуй и работай, кто хочет. Только, как бы это помягче выразиться, из орков такие же работники, как из петуха несушка. Зато варят отменное пиво. Его-то и привезли, в кабачок какой-то закатывают. Рожи, конечно, не приведи боги, в темноте увидеть! Ребёнка уже напугали… Я уж молчу, что от них несет, как от кожевни. Если в трактир входит орк, то заведение пустеет за считанные минуты.

Развлекаясь подобными наблюдениями, я, наконец, увидел то, что искал – золотой баран на синем фоне. Хорошо хоть не козёл. С фантазией у людей не густо, ничего замысловатее «Речной девы» не встречал. Ну, да не место (или название) красит человека, а человек место.

Настроение было подозрительно хорошим, и, разумеется, меня тут же вернули с небес на землю, отбив всякое желание шутить. Разве что наслаждаться сарказмом позволили. Только вот чьим, моим ли?

Навстречу мне двигалась группа из человек шести-восьми во главе с очень высоким, выше меня почти на голову, наполовину седым мужчиной. Одет он был во все белое, только пряжка ремня коричневая. У правой руки покачивается посох с каким-то кристаллом на набалдашнике. Обычный такой посох, из ясеня, только вот кристалл в нём далеко не простой. Да и ничем эта палочка ни к поясу, ни к седлу не крепиться – парит себе в воздухе.

Глядя на обладателя посоха (не такой уж он и старый, гладко выбрит, причёсан, на руках – перстни, а ещё говорят, что маги не меркантильны!), я прекрасно представлял, кто его спутники. Измажься они дегтем – всё равно бы понял.

Покусывая губы и проклиная судьбу за такую «расчудесную» встречу, поискал глазами проулок, в котором можно было бы укрыться, и трусливо попятил лошадь к обочине. Н-да, поздновато: мои манёвры привлекли внимание Белого магистра.

Лишь бы не почувствовал! Такой чудесный день – не хочется мне в застенки. Да и за что? Я никого убивать не собираюсь, других противоправных действий тоже в голове не держу, если хочет, может проверить.

Я почтительно склонил голову – знаю, зараза, что ты могущественнее, признаю твою силу, отдаю необходимую дань уважения, только свору свою не натравливай! Я вам не бесплатное развлечение, проезжайте мимо, господа светлые!

Мне показалось, или по губам магистра скользнула усмешка? Сейчас поднимет руку – и полетят ко мне наперегонки заклинания смерти.

Но он не стал, хотя, я уверен, догадался, кто я. Видимо, по случаю ярмарки провозгласили амнистию.

Проехал мимо, гордый такой, император колдовского мира! И ведь никто с трона не сбросит… А кто возьмется? Пока у него этот кристалл, мы заведомо его слабее, что светлые, что тёмные. Украсть камешек тоже не получится – свои тонкости. Его только хозяин отдать захочет.

Мысленно послав парочку проклятий (словесных, не магических) в адрес Белого магистра и его свиты, я спешился у «Золотого овна». Будем надеяться, что Артен там, а не шатается среди этого скопища народа. Я его по всему городу искать не собираюсь.

Разумеется, Артен был там, где делались деньги, то есть где угодно, только не в гостинице. Следовало ожидать!

Усмехнувшись, я направился к стойке портье, прикидывая, во сколько мне обойдётся удовольствие жить здесь.

Тут, наверное, нужно сделать одну важную ремарку: говоря, что «Золотой овен» - гостиница второго сорта, я вовсе не имел в виду, что он плох. Просто в Империи подобные заведения делятся на три класса, я предпочитаю второй: и комфорт, и стоимость номера приемлема для моего кошелька. Другое дело, что подобные гостиницы встречаются только в крупных городах, иными словами, мы с ними видимся нечасто. Надеюсь, в этот раз мне повезёт.

Заранее предвидя ответ портье: «Сожалею, сеньор, но номеров нет», я придал взгляду нужное выражение. Знаю я этих хозяев гостиниц, всегда придерживают комнатку для важного гостя. Что ж, сегодня этим гостем стану я.

Портье испуганно дернулся; в глазах плескался страх.

- Мне нужна комната, - я облокотился о стойку. – На неопределенное время, но не более двух недель.

- Но, сеньор, сейчас ярмарка…

- Какие-то проблемы? – улыбнулся я, материализовав из воздуха второй кошелек.

- Никаких, сеньор маг, абсолютно никаких! – залепетал портье. Мне даже не потребовалось подкупать его золотом, достаточно было обнаружить род своих занятий. – По счастливой случайности у нас остался один номер. На третьем этаже вас устроит?

- Меня всё устроит.

Получив ключи, я поднялся наверх, бросил вещи на кровать и привёл себя в порядок. Водные процедуры и смена рубашки благотворно сказались на моём настроении, изрядно подпорченным шествием светлых. Появилось желание прогуляться по городу, может, даже прикупить чего-нибудь. Или даже отступить от данного себе обещания и поискать Артена.

Друг обнаружился в соседнем квартале: обсуждал какие-то торговые дела с двумя купцами. Судя по виду, он преуспел со своим шёлком. Что ж, рад за него!

Вернулся в привычный вещественный мир и погрузился в весёлую ярмарочную жизнь Эдина. Приятно неспешно прогуливаться вдоль лавок, магазинчиков, лотков и повозок, зная, что, по крайней мере, сегодня тебя не собираются убивать. Восстановили (или она и не обрывалась, я в Эдине сто лет не был) древнюю традицию всеобщего перемирия на время большой ежегодной ярмарки.

А с амнистией я угадал – вон, ведьма приценивается к заморским травам. Пугливо вздрагивает, когда кто-нибудь нечаянно касается её краем одежды – боится, что это стража.

Лавируя в живом море, по дороге перекусив местными булочками, которые пекли и продавали под открытым небом (запах стоит такой, что слюнки текут, а у меня с утра во рту маковой росинки не было), вышел на Ратушную площадь и остановился возле какой-то аляповатой статуи на постаменте, дразня своим видом двух светлых, ошивавшихся неподалеку. Один из них, тот, что помоложе, порывался подойти ко мне и высказать свои суждения о том, где он видел таких, как я, но старший товарищ унял его порыв. Что ж, разумно, не стоит устраивать ссору на пустом месте.

Нет, всё же не удержались: проходя мимо, один из светлых процедил, покосившись в мою сторону:

- Поражаюсь доброте властей! Будь моя воля, я бы согнал этих собак в клетку.

- А дальше? – ехидно поинтересовался я. – Ошейники бы надели или перестреляли?

- Я рад, что вы сами знаете, как благоразумнее всего расправиться с чумной заразой, - усмешку мне вернули. – Ну, парочку можно было оставить для служебных нужд, а остальных… Как зовут вашу любимую полоумную тварь? Тхери? Вот к ней бы и отправили.

- Я, наверное, вас огорчу, но мы все там будем. Даже вы. Удачного дня служителям Императора!

Светлые фыркнули, гордо вскинули головы и удалились. Ожидали, наверное, что я вспылю. Не судьба! Двое против одного с маячащим за спиной Белым магистром – я не дурак. Захоти я приключений на свою голову, вернулся бы в Лайонг.

- Лэрзен, старый лис, ты всё-таки приехал! – перекрикивая гомон голосов, ко мне спешил Артен. Практически не изменился, разве что ещё немного раздобрел.

- Рискнул здоровьем, - я предупредительно вытянул руку, чтобы избежать крепких дружеских объятий. Не люблю я этого, да и Артен стискивает так, что не знаешь, собирается он тебя задушить или просто рад тебя видеть. – Вижу, дела идут успешно?

- Не жалуюсь. С месяц назад договорился, что мой шёлк будет на особых условиях поставляться ко двору.

- И во сколько это тебе обошлось? – я прекрасно знал, что особые условия не даются даром.

- Всяко дешевле, чем бороться с конкурентами.

Мы направились к ближайшему кабачку, где за обедом и бутылкой дратта обсудили кучу разных мелочей. Беседа текла неторопливо, умело лавируя между скользкими темами, которых у обоих было не мало.

Оказалось, что Артен не только женился: у него подрастали двое близняшек. Они вместе с супругой жили сейчас в столице. Партия была выгодной: за женой давали хорошее приданое, да и нужными связями в Имперской канцелярии она была не обделена. Не важная птица, даже не дворянского происхождения, но для торговца вполне сойдет.

В Эдин он приехал по делам: искал новых покупателей, заодно привёз на продажу самый ходовой товар. Артен планировал даже открыть в городе лавку: в таком бойком месте торговля всегда идёт хорошо.

Словом, друг на жизнь не жаловался. И ни о чем не попросил.

Дратт был допит, свободного времени – уйма, и город снова принял нас в свои объятья.

Я посмотрел место, которое Артен выбрал для будущей лавки, потом заглянул в галантерейный магазин, прикупил пару перчаток, подумав, что стоит баловать своих девочек: горничную и повариху, хоть последняя на девочку и не тянет. Так, какой-нибудь приятной мелочью за верную службу. Купить лучше сегодня, а то потом забуду.

В итоге так ничего и не выбрав, попросил Артена, как человека семейного, а сам заглянул к шорнику. Тут я чувствовал себя намного комфортнее, чем у прилавков с лентами и чулками.

В гостинице Артен всучил мне какой-то сверток – видимо, те самые подарки, которые мне не удалось приобрести. Надеюсь, когда я его открою, не услышу гаденького смешка друга – мог ведь и пошутить, подсунуть какую-то дрянь. Нет, не дрянь: те же пресловутые ленты и щипцы для сахара. Милый наборчик, обеих устроит.

Поужинали. Выпили ещё, решили, что чего-то не хватает. Ну, а чего может не хватать для полного счастья двум полным сил мужчинам? Разумеется, любви и ласки.

Любовь в большом городе – вещь доступная. Вот и в Элине есть целый квартал, где живут покладистые и умелые девочки. К ним мы и направились.

Моралисты, разумеется, зашипели бы, что я должен был отговорить Артена, но я не моралист. С какой стати он должен отказывать себе в простых радостях только потому, что его угораздило жениться? Да и не измена это, а так… Кроме того, кто поручится, что его благоверная уже не наставила ему рога?

Уличных девочек, настойчиво вешающихся на шею, я всегда обхожу стороной: берут они дешево, зато проблем потом не оберёшься. В таких делах экономия чревата «дурными болезнями». Видел я заживо гниющих мужчин и как-то не горю желанием пополнить их ряды.

Посему ярко накрашенные потасканные пташки с улиц Эдина остались без внимания.

Но вот мы уже сидим на мягких диванчиках в комнате с приглушённым освещением в компании пяти очаровательных девочек. Они на любой вкус и кошелёк – в борделе у каждой своя цена. Мне понравилась пышногрудая блондинка с по-детски чистыми и невинными глазами. Эх, тянет мужиков на невинность, вот и сам туда же!

Сунул Матушке оговоренную плату и увёл блондиночку наверх.

Она смущённо улыбнулась, указала на кровать, спросила, не нужно ли мне чего-нибудь. Я покачал головой. Тогда она распустила волосы и потянулась к шнуровке корсажа. Платье мягко зашуршало и упало к её ногам. Переступив через него, блондинка подошла ко мне и потупила взор. Я взял её за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.

Интересно, сколько ей? Еще молоденькая. Шестнадцать? Восемнадцать?

Пальчики коснулись моей шеи, робко, будто в первый раз. Мои руки ответили поглаживанием её спины, постепенно спускаясь всё ниже.

Она целует меня и расстёгивает рубашку.

Невинность обманчива – девочка знает своё дело. По телу растекается горячая волна, а её ручки всё не останавливаются.

Не выдерживаю и стягиваю с неё сорочку. Она услужливо помогает мне, отбрасывает ногой бесформенную груду материи в сторону.

Привлекаю её к себе, начинаю ласкать, уделяя особое внимание высокой пышной груди.

От кожи пахло ванилью. Сама такая гладкая… Руки с удовольствием скользили по изгибам, мяли, тискали.

Когда ласки мне наскучили, мы переместились на кровать, где девочка избавилась от последнего предмета одежды, впрочем, как и я.

Со знающей толк в науке любви всегда хорошо, вот и сейчас я беспрекословно позволял этой блондиночке делать со мной всё, что она хотела. Наши желания совпадали, поэтому мы не скучали, сменив, наверное, поз пять, пока девочка не начала тихо постанывать. Я этим стонам особо не верил: наверняка для каждого клиента такое представление устраивает, - но всё равно приятно, заставляет действовать ещё активнее, чтобы крики стали громче.

До пика наслаждения оставалось совсем немного, я уже предвкушал его и тот всплеск невыразимого удовольствия, который он принесёт, когда ощутил слабый ментальный зов. Кто-то звал на помощь, испуганно так, протяжно. Решив, что мне показалось, снова занялся блондинкой и получил-таки то, что хотел, но проклятый голос настиг меня снова, когда я с облегчением откинулся на подушки. Теперь он стал громче, и я смог разобрать, что принадлежал он женщине.

Нахмурившись, я отстранил шлюху, прикорнувшую у меня на груди, сел и уставился в пустоту, целиком сосредоточившись на странном зове. Вот он повторился снова. В нём столько страха, отчаянья… и боли. Не физической – душевной, будто на её глазах убивали кого-то, кто был ей дорог.

И голос этот принадлежал Одане.

Я шумно выдохнул, прижал пальцы к вискам, пытаясь понять, каким образом эта девушка могла послать ментальный зов. Правда, однажды она уже это сделала, но тогда я находился немного не в обычном пространстве, не совсем в своём теле… Неужели опять? Ну да, это возможно, оргазм обостряет чувства, восприятие некоторых вещей, поэтому-то я и услышал.

Значит, она в Эдине – такое на большое расстояние не передаётся, особенно людьми, не имеющими магических способностей и необходимой подготовки.

Велев блондинке убираться (беглая библиотекарша отбила желание ещё раз покувыркаться с этой красоткой), я прикрыл глаза, ища Одану. Когда увидел, понял, что ТАК кричала она не напрасно.

Не знаю, то ли это проснулась моя совесть, то ли что-то другое, но я, ругаясь, оделся и, покинув гостеприимное гнездышко любви за деньги, отправился блуждать по улицам в поисках жертвы номер один одотьера Ассана Дер’Коне. Я почему-то не смог бросить её в беде. Если уж докричалась, то, так и быть, вытащу тебя из загребущих лап смерти. Раз уж мы оба в Эдине.

Одана

Осторожно высунувшись из повозки, я с интересом разглядывала толпы людей и скопища подвод, теснившихся у ворот Эдина.

Мы пристроились в хвосте очереди, терпеливо дожидаясь, пока проедут те, кто впереди нас. Справа покачивался на муле между двумя корзинами с рыбой какой-то крестьянин, слева весело щебетали на телеге девчушки. Чуть подальше – подводы купеческого каравана, гружёные холщовыми мешками; спереди и сзади – охрана. Наёмники. Выглядят, как бандиты. Я присмотрелась к всадникам и возницам, пытаясь понять, есть ли среди них маги. На первый взгляд нет, но ведь волшебники ничем не отличаются от обычных людей, я это на своём опыте знала. Хотя, с другой стороны, вычислить их всё же можно: они не обвешаны сверху донизу оружием и держатся особняком от спутников.

До ворот мы добрались где-то через час, за это время я успела составить портрет всей этой разношёрстной толпы, спешившей на ярмарку (нужно же было чем-то себя развлечь и отвлечь), и убедиться, что не все приезжие обладают одинаковыми правами. Что я имею в виду? Да то, что в очереди толпились лишь купцы и простой люд, щеголеватых же всадников пропускали по первому слову. Разумеется, им неприлично томиться в ожидании рядом с нами.

Торговец, которому маг поручил довезти меня до Эдина, любезно высадил меня возле шумного, напоминавшего муравейник, постоялого двора, попрощался и оставил на растерзание суете ярмарочного города.

Первым делом я поела, с трудом найдя свободный уголок в переполненном трактире. Пристроилась между семейной парой соанов и весёлой компанией любителей пива. То ли моя внешность стараниями волшебника стала столь непрезентабельной, то ли хмельного напитка было выпито мало, но никто из посетителей не пытался ко мне приставать, даже ни одной сальной шуточки не отпустили. И это в таком-то заведении, где собирались отнюдь не уважаемые горожане! Зато тут вкусно и дешёво кормили.

Хотя, думаю, безразличие к моей особе объяснялось намного проще – меня просто не заметили. И слава Светоносному!

Благополучно окончив обед, я решила пройтись по ярмарочным рядам. Знаю, идея не самая лучшая, но, увы, ничего не смогла поделать с известным женским любопытством и страстью к покупкам! Тем более я собиралась купить не какую-то безделушку, а что-то полезное. На таких ярмарках иногда торгуют всякими зельями и амулетами ведьмы, я бы не отказалась от «отведи глаза». Легально, конечно, его не купишь, но из-под полы вполне возможно. Отдам за него большую часть своих скромных сбережений, зато перестану шарахаться от стражи и прятать лицо за воротником пальто. Кстати, надо будет ещё разжиться накидкой, любой, лишь бы с капюшоном.

Боюсь, разорит меня эта ярмарка, но ведь мертвецам деньги всё равно не нужны. А за жизнь нужно платить.

Передвигалась я осмотрительно, стараясь держаться в середине толпы, чтобы спрятаться за десятками спин, плеч и голов. Когда замечала блюстителей порядка, предупредительно отворачивалась или наклонялась, будто бы поправляя шнуровку на стоптанных ботинках. Меня толкали – я молчала, позволяли себе, воспользовавшись толчеей, потискать – делала вид, что не заметила. Один раз, правда, не выдержала и дала нахалу каблуком по ноге, но он вёл себя слишком развязно. А так я старалась не привлекать внимание к своей особе: мне и мелкой ссоры, любого громко сказанного в мой адрес слова в присутствии прогуливавшихся по ярмарке солдат хватит для того, чтобы оказаться в руках правосудия Наместника.

Накидку я купила, недорогую, с опушкой из собачьего меха, но мне в самый раз. А «отведи глаза» не нашла. Даже не у кого было спросить – не у светлых же магов, проверявших подлинность амулетов, которыми торговал седовласый старичок в длинном синем одеянии. Он утверждал, что в них заключена сила Сахрен, а волшебники заподозрили, что он мошенник, порочащий имя богини.

Я обошла их сторонкой и, убедившись, что день клонится к закату (в ноябре темнеет рано) с замирающим сердцем направилась к гостинице, возле которой назначила встречу Садереру. Я бывала в Эдине однажды, еще с родителями, и мы останавливались в этом месте.

Если письмо дошло, и мой ангерец приехал, то должен был оставить для меня (вернее, для несуществующего человека, от имени которого я писала) записку.

Скрестив пальцы под накидкой, я шла, мысленно шепча: «Пусть он будет здесь, пусть он будет здесь!».

К гостинице я подошла уже в сгущающихся сумерках: я плохо ориентировалась и пару раз свернула не туда, попутно едва не став жертвой грабителя. Но моя подозрительность и быстрые ноги уберегли от финансового краха. Без денег мне впору было стащить где-нибудь веревку и повеситься.

Гостиница, вернее, даже постоялый двор, приютилась в одном из торговых кварталов, ближе к окраине. Здесь попадались только мелкие лавочки, дома стали непригляднее и обшарпаннее, появились знакомые сточные канавы для помоев. Редкие кустики давным-давно облюбовали пьяницы для справления своих естественных надобностей. Но мне не привыкать, мой родной квартал почти такой же. Чистота и порядок – удел фешенебельных центральных улочек. Зловонья нет – и то хорошо.

В заведении под вывеской с пузатым кабаном было многолюдно. Чувствую, с крышей над головой у меня будут проблемы, а я-то рассчитывала снять тут комнатку по приемлемой цене.

Хозяин меня обрадовал. Увы, не номером, а запиской Садерера. Оказалось, что он, как и я, приехал в Эдин сегодня утром. Моё письмо застало его не дома, а у друзей, живших неподалеку от границы. К счастью, в Ангере своя собственная, отличная от нашей, система поиска адресатов, а то бы я напрасно проделала долгий путь. Но всё сложилось как нельзя удачнее, и ангерец оказался в городе раньше, чем я планировала.

Предвкушая радостную встречу, я поспешила в кабачок, в котором было назначено свидание. Садерер писал, что будет ежедневно ужинать там и сидеть до второй стражи. Сейчас было время первой.

Глупо, наверное, но я забыла обо всем на свете, будто перенеслась в далёкое прошлое, вопреки поговорке, вступив в одну реку дважды, вновь переживая всю гамму эмоций нетерпеливого сердца. Голова вмиг лишилась разума, я не заботилась о конспирации, хотела лишь поскорее добраться до того кабачка, толкнуть забрызганную грязью дверь, потемневшую от дождей, и увидеть его. Будто один его вид мог отогнать от меня морок неприятностей.

Запыхавшись, я держалась за кольцо, не решаясь войти. Совсем как юная невинная девушка, спешащая на свидание с первой любовью. Нет, это не про меня, я тороплюсь на свидание с прошлым. Народная мудрость права: вода в реке никогда не бывает той же, как не оставляют неизменными людей годы.

А вдруг он до сих пор любит меня?

А я?

Странно, но за последние недели я ни разу не вспомнила о Шезафе, а ведь мне казалось, что я влюблена в него. Но нет, я думала о ком угодно, даже о бросившем меня тёмном маге, но не о любовнике.

А Садерер… Желала я того, или нет, но я подсознательно сравнивала всех моих немногочисленных мужчин с ним. Видимо, поэтому так и не нашла своего женского счастья: соперничества с романтическим идеалом юности не выдерживал никто.

Пару раз глубоко вздохнув, я откинула капюшон и толкнула дверь.

Его красно-коричневые, с тёмно-синими прядями волосы ярким пятном выделялись среди десятка других склоненных к тарелкам голов. Помнится, именно их цвет меня когда-то и заинтересовал – необычная разновидность традиционного каштанового.

Вкрапления синего – это не от природы: ангерцы любят красить волосы, подчёркивая контрастными цветами отдельные прядки. Обычно они ещё в раннем детстве выбирают «свой цвет» и остаются верны ему всю оставшуюся жизнь.

Изменился, стал серьёзнее, печальнее, появилась складка на переносице, а глаза всё те же. И ноги мои всё так же дрожат.

- Здравствуй, Садерер, - я отодвинула стул и села напротив него.

Ангерец удивленно взглянул на меня: не узнал. Ну, конечно, на мне ведь магический маскарадный костюм.

- Я вас знаю? – голос подчеркнуто вежливый.

- Знаешь. Вспомни храм богини Любви в Медире и девушку, которая смотрела на тебя влюбленными глазами. Уезжая, ты подарил ей амулет. Вот он, - я расстегнула ворот пальто и вытащила цепочку. – Я с ним никогда не расстаюсь.

- Одана? – изумленно выдохнул он.

Я улыбнулась и убрала амулет обратно.

Прошлое, ты опять свербишь под ложечкой сладкой истомой.

- Ты так изменилась, даже фигура стала не та, только голос… Нет, я не верю, это действительно ты?

Вместо ответа я наклонилась к нему и поцеловала «нашим» поцелуем: за ухом, в щёку и в губы.

- Что случилось, почему ты так выглядишь? Почему так хотела меня увидеть? – Садерер заказал мне ужин.

- Видишь ли, - аккуратно подбирая слова, начала я, - мне потребовалось прибегнуть к услугам мага, чтобы избежать неприятных встреч. Мне неловко просить тебя, но больше некого. Не мог бы ты одолжить мне немного денег? Или, если это возможно, не помог бы перебраться в Ангер?

- Одана, - ангерец мягко сжал мою руку, - мы уже говорили об этом когда-то. Я не могу взять тебя к себе, я женат…

- Я знаю, - прервала его я, - я всё знаю и не прошу невозможного. Тем более теперь. Ты только перевезёшь меня через границу, а дальше я сама. Поверь, я не собираюсь портить тебе жизнь, меньше всего на свете я хочу этого. Да и наши чувства… Мы ведь отныне только друзья.

Он кивнул, перебирая мои пальцы.

Мне безумно захотелось опровергнуть свои же слова, прижаться к нему, целовать, ласкать, вызывая ответное желание… Пришлось отогнать от себя мимолетное наваждение, хотя, видят боги, я бы желала ещё хоть раз проснуться в его постели.

У Садерера очень строгий брачный договор, он не может завести постоянную любовницу, более того, вообще никакую. Разве что провести с кем-то одну ночь за деньги. И так до смерти отца его супруги, иначе брак будет расторгнут. И это только полбеды: его отлучат от семьи, лишат фамильного имени. В Ангере с этим строго: запятнавшего честь рода с позором прогоняют, лишая всего движимого и недвижимого имущества.

Я знала, его супруга была некрасива, но знатна, с нужным наборов качеств для рождения наследников. Их соединили только ради того, чтобы блюлась чистота рода. Будь он простолюдин, всё было бы проще, но нет, Садерер происходил из младшей ветви правящей династии, а посему был лишён права выбора. Его за него сделали родственники.

- Сколько денег тебе нужно? – после затянувшегося молчания поинтересовался ангерец.

- А через границу… никак? – сердце упало. Мне хотелось вырваться из Империи, вдохнуть свободного воздуха. В конце концов, в Ангере без работы не останусь. Может, Садерер даже написал несколько рекомендательных писем.

- Увы! Одана, я не стану так рисковать. Да, ты мне дорога, иначе бы я не приехал, чуть не загнав коня, рискуя навлечь на себя гнев тестя, но у меня есть обязательства перед семьёй. Без документов тебя всё равно не выпустят, а если я попытаюсь подкупить солдат, то кто-нибудь из наших расскажет, что я тайно пересёк границу вместе с женщиной. И не просто женщиной, а с женщиной, находящейся не в ладах с законом. Я не дурак, Одана, и понимаю, что ты не стала бы просто так писать мне такое странное письмо от чужого имени и кардинально менять внешность. Слухи по Ангеру расползаются быстро, и дома меня уже будут ожидать документы о разводе.

Я понимающе кивнула. Он честен, за это я его и любила.

- Мне нужно триста золотых. Знаю, это много, но…

- Я достану, - заверил Садерер. – Всей суммы у меня при себе нет, но сколько-то я тебе могу дать прямо сейчас. Остальное одолжу у местных ангерцев.

Мы ужинали, стараясь скупыми словами обрисовать то, что произошло с нами за эти годы.

У Садерера оказалось трое детей: две девочки и мальчик. Самому младшему полгодика, самому старшему – почти четыре. С женой они более-менее ладили, во всяком случае, друг друга не ненавидели. Всё, как обычно. Вежливость, терпение, рутина семейного долга и разные спальни.

Садерер старался меньше бывать дома, предпочитая обществу жены компанию друзей.

Я посочувствовала ему, предположив, что и его супруге живётся несладко с нелюбимым мужем. Он спорить не стал, просто вновь наполнил наши бокалы.

Мы и опомниться не успели, как за окном уже стояла глубокая ночь (или поздний вечер, осенью не поймешь). Нужно было расходиться по своим гостиницам, но мне-то идти было некуда.

- Да, - цокнул языком Садерер, - это проблема. С этой ярмаркой все с ума посходили, комнату не достать. Но я не позволю тебе в одиночестве таскаться по тёмному городу. Выбор у нас невелик, придётся тебе ночевать у меня.

- Спасибо, ты меня выручил!

- Значит, не боишься спать со мной на одной кровати? – рассмеялся он, встал и обнял меня за плечи.

- Когда это я боялась? – улыбнулась я. – Мне это всегда нравилось.

- Даже так? – ангерец лукаво вскинул бровь. – А я думал, что ты приличная девушка.

- Увы, видимо, нет, - мне было так хорошо, так легко с ним, проклятый страх отступил и больше не терзал душу.

- Ладно, пойдём. Может быть, этой ночью мы воскресим твои приятные воспоминания. Если будешь настаивать.

Раз так, я буду настаивать. Мне хотелось расслабиться, растечься горячей волной под его руками. В последний раз.

Держа под руку, Садерер вёл меня по погрузившимся в сумрак улочкам.

Мы молчали, зная, какими громкими и гулкими бывают ночные звуки, отраженные стенами домов.

- Ещё один поворот, - шепнул мне на ухо ангерец.

Его дыхание щекотало кожу, так соблазнительно и притягательно, что, не выдержав, я поцеловала его. На мой поцелуй ответили, но не страстно, как прежде, а нежно и бережно. А потом мягко отстранились, обняли, прижимая к себе.

Мы простояли так пару минут, а потом продолжили путь.

Но дойти до последнего поворота не успели: глаза ослепил яркий свет.

Они появились будто ниоткуда – десятки солдат. Они теснили нас со всех сторон, ощетинившись короткими мечами, превращая ночь в день чадящими факелами. На лицах – гнусная ухмылка.

- Попалась, ведьма! – усмехнулся один из них, кажется, капрал, и скомандовал: - Вяжите их, ребята!

Садерер закрыл меня собой и вытащил из ножен чиен.[1]

- Оставьте девушку в покое! – Я и не знала, что его голос может быть таким грозным.

- Э, да тут защитник выискался! Вали отсюда, пока цел!

Вместо ответа ангерец сделал резкий выпад, насадив на острие ближайшего солдата. Разворот, и он ранит второго, выбивая оружие из рук.

- Ещё раз повторяю: пошли прочь, или будете иметь дело с родом Эсфохес.

Похоже, капрал был в курсе названия правящего дома Ангера – Содомор-Эсфахес, поэтому отозвал бросившихся в атаку солдат.

Некоторое время они о чём-то совещались, а потом капрал с натужной вежливостью сообщил, что подруге сеньора (то есть мне) всё же придётся пройти с ними. Для выяснения мелких формальностей. И, увы, одной, без него.

Садерера это, разумеется, не устроило, он начал спорить, а спор с дюжиной вооруженных людей неизменно приводит к конфликту.

Терпение капрала кончилось, и он приказал «схватить эту сучку».

Я в ужасе прижалась к стене, наблюдая за тем, как стремительно приближаются к ангерцу десятки клинков, которые он не успеет отбить, и непроизвольно начала звать на помощь. Бешеной белкой в колесе завертелось надрывное: «Помогите хоть кто-нибудь, умоляю!».

Садерера оттеснили от меня, плашмя ударили по голове.

Я завизжала, кусаясь, пытаясь извернуться от ловивших меня рук.

И тут я увидела ее, улыбающуюся, довольную.

Солдаты почтительно расступились, пропуская Летицию.

- Вижу, птичка попалась, - она скользнула по мне торжествующим взглядом. – Невозможно перехитрить Империю, Одана. Вижу, он тебе дорог, - сыскарка указала кнутовищем на пришедшего в себя Садерера. – Что ж, чудесно! Ты ведь на всё пойдёшь, чтобы сохранить ему жизнь? В таком случае, в твоих же интересах чистосердечно поведать мне о том, что спрятано в твоей головке. Иначе он будет умирать долго и мучительно. А роду Эсфохес сообщат, что его убили разбойники, которых мы уже нашли и повесили. Так что думай, птичка, хоть одну жизнь, но ты можешь спасти.

Я судорожно сглотнула, когда острие меча уперлось в горло ангерца. Умелый удар заставил его встать на колени. Трое солдат тут же скрутили Садерера, вывёртывая суставы.

Чиен и пара кинжалов сиротливо валялись на мостовой.

- Заковать ее! – скомандовала Летиция. – Трупы убрать, здесь всё подчистить.

Меня грубо ухватили за плечо и толкнули. Я упала, разбив в кровь губу.

Руки резко завели за спину; щёлкнул замок облегченных кандалов, используемых для перевозки преступников.

Мне запрокинули голову, засунули в рот кляп, затем, как куль, взвалили на плечо, пронесли несколько десятков ярдов и кинули на дно телеги рядом с Садерером. Я старалась не смотреть на него, чтобы не плакать.

Они хотят, чтобы я им что-то рассказала, но я ведь ничего не знаю! Неужели они его убьют?

Меня била мелкая дрожь, мысленно я уже не шептала, а кричала: «Спасите, помогите хотя бы ему!».

Скрипнули ворота, и телега остановилась.

С нами не церемонились – сбросили на землю, как мешки с мукой. Упав, я больно ушибла локоть, но это никого не интересовало. Меня пнули, дёрнули за кандалы, заставляя подняться на ноги.

- Топай, топай, сучка, никто тебя тащить не собирается! – Острие меча упёрлось в бок.

Я вздрогнула и сделала первый шаг. Голова кружилась, меня немного подташнивало.

Хотела обернуться, взглянуть на Садерера – и заработала удар в спину. Как я устояла на ногах, сама не знаю.

- Не оборачиваться! Шевели ногами!

И я покорно шла, стараясь не думать о том, куда меня ведут и что со мной сделают. Очень переживала за Садерера, но втайне надеялась, что ему не причинят вреда.

Меня втолкнули в какую-то каморку без окон, толкнули на деревянную лежанку, крепившуюся цепями к стене. Ножек у неё не было. Один из солдат вошел вслед за мной.

Разомкнулись кандалы. Я обрадовалась, потирая израненные руки, но, как видно, рано.

- Кому ж ты так наносила, сладкая? – солдат осклабился, поглядывая на железные полукружья в изголовье лежанки. – Ну, ложись, что ли, и ручки вытягивай. Постелька, конечно, неудобная, но уж как-нибудь покувыркаемся.

Заметив ужас в моих глазах, он добавил:

- Если будешь хорошей девочкой, то без браслетиков обойдёмся. Скажу, что ты со следствием сотрудничать согласилась. Ну, так как, кошечка?

- Я с тобой спать не буду, - твердо произнесла я. От одной мысли, что это существо прикоснется ко мне, стало мерзко.

- Так я, детка, спрашивать не буду. Раз сюда попала, значит каждому подстилка.

Я вскочила и забарабанила в дверь. Мои отчаянные крики о помощи игнорировали, и я начала смутно понимать, что в коридоре выстроилась очередь из желающих со мной позабавиться.

Солдат сгрёб меня в охапку, врезал под ребра, видимо, сочтя, что я слишком больно его укусила, и насильно уложил на лежанку. Оседлав меня, одной рукой придавив мое лицо к доскам, другой он один за другим защёлкнул на моих запястья замки оков.

- Ну, что, начнем тебя допрашивать, сладенькая? – издевался подонок, беззастенчиво лапая мои бёдра. Задрал юбку, стянул с меня бельё и раздвинул…совсем не то, что я ожидала.

От изнасилования, судя по всему, в изощрённой форме, меня спасло появление Летиции. Видимо, её не воодушевил вид слюнявившего палец лоснящегося от предвкушения удовольствия мужика со спущенными штанами.

- Это ещё что такое?! – рявкнула она. – Не смейте её трогать, пока не прибудет маг. В камерах полно шлюх, найди себе кого-нибудь. И руки ей освободи, всё равно не сбежит.

- Вам жалко, что ли? – солдат попался настырный. Ещё бы: желание присутствовало, объект тоже имелся. От прикосновений его омерзительных пальцев тошнило. – Я только разок перепихнусь, если хотите, всё строго по канону будет. Я ведь помочь хотел: разгорячил бы девчонку, она бы во всём и призналась. Девочки, - он усмехнулся, - они же разговорчивые в постели.

- Слезай с неё, петушок. Считай, что тебя только что перевели служить на южную границу.

Вновь щёлкнули замки, и я, прикрывшись, смогла сесть. В горле по-прежнему стояли комки рвоты.

Сколько я просидела в камере, не знаю, даже успела задремать. Разбудил меня яркий свет и грубый пинок в бок.

Руки связали, повели по коридорам, но почему-то не в комнату пыток и не на допрос к следователю, а во двор. Почётное место на нём занимала виселица. Её с любопытством рассматривала Летиция.

- Нравится? – она обернулась ко мне и улыбнулась. – Мне кажется, что тебе подойдет ожерелье из пеньковой верёвки. А что, оригинальное украшение! Я тебя заранее предупреждаю, Одана, у тебя будет всего два шанса рассказать правду: сейчас и перед допросом мага. Советую не тянуть и не испытывать наше терпение.

- Где Садерер? – облизнув разбитую губу, спросила я.

Вместо ответа сыскарка неопределенно махнула рукой.

У меня похолодело сердце. Неужели они избавились от ненужного свидетеля?

- Ладно, постой, подумай, а я пока переговорю кое с кем. Твоего дружка сейчас приведут, полюбуешься на его силу духа. Как и обещала, его мучения и его жизнь целиком и полностью в твоих руках.

Летиция отошла в сторону, вытащила из-под куртки камешек и, низко поклонившись, обращаясь к пустоте, тихо произнесла:

- Доброе утро, сеньор одотьер. Надеюсь, я не потревожила ваш сон?

Не знаю, почему, но я услышала ответ:

- Нет, я ждал тебя. Девчонка у вас?

Голос Наместника, такой ясный и чёткий, будто он стоит в двух шагах от меня.

Разгадку подсказал нагревшийся амулет Садерера. Наверное, он вступил в резонанс с камушком Летиции и каким-то образом вовлёк меня в сеанс магической связи в качестве пассивного слушателя.

Я жутко боялась, что они почувствуют появление третьего участника беседы, пусть и безмолвного, но обошлось.

- У нас. Схватили вместе с одним парнем из рода Эсфохес. Как вы и просили.

- Замечательно! – судя по тону, одотьер Дер'Коне был доволен. – Чем ты объяснила столь опрометчивый поступок? Согласись, только идиот может покуситься на жизнь и здоровье одного из представителей младшей ветви правящего дома Ангера.

- Соглашусь, поэтому и преклоняюсь перед вашей прозорливостью. Я сказала, что он якобы нужен мне для допроса, чтобы надавить на Одану. Она питает к нему какие-то чувства…

- Умница, хорошо придумала! Солдаты оставили на теле отметины?

- Так, мелочи, только синяки. Ну, ещё по голове ударили, чуть-чуть поцарапали, но ничего серьёзного. Действовали только люди из местного гарнизона, наших не было. Я появилась, когда его уже обезоружили, так что приказы отдавал капрал.

- Что ж, Летти, готовься получить выговор от начальства за превышение должностных обязанностей и денежную благодарность от меня. Эсфохесу скажем, что ты примерно наказана и разжалована, принесём свои глубочайшие извинения и обнародуем имя того, кто приказал тебе так поступить – милейшего Гарона. Людей иногда нужно ставить на место, согласна? Вот и поставим. Я с большим удовольствием сообщу местному Наместнику о том, что Глава Эдина натравил на представителя Ангерского дома солдат, которые жестоко его избили. Мало того, он посмел назвать ангерца пособником изменницы, обвинить в шпионаже и участии в заговоре против Императора. И ладно, если бы только назвал, так он ещё вызвал лучшего специалиста из Имперского сыскного управления, настоял на том, чтобы бедолагу бросили в тюрьму в нарушении всех прав и законов. И, о ужас, намекнул, что желал бы видеть Эсфохеса мёртвым. И очень настаивал на том, чтобы его желание осуществили. В этом году на ярмарке будет весело, - усмехнулся одотьер. – Кстати о ярмарке: ты бы купила себе что-нибудь женственное, платье какое-то: пригодится на приёме у Императора.

- Вы возьмёте меня с собой в столицу? – Летиция не верила своим ушам.

- Сделаешь работу чисто – возьму. Ты же знаешь, Летти, - снова усмешка, - я люблю, когда ты рядом.

Мне показалось, или сыскарка покраснела? Неужели их связывают не только деловые отношения? Хотя, чему я удивляюсь: Летиция – красивая женщина, такому человеку, как Наместник, не грех иметь такую любовницу. Да и польза от неё большая: свой человек в Имперском сыскном управлении. И своя личная ищейка, преданная хозяину до последнего вздоха. Такая не предаст и не выдаст.

- Так, - тон одотьера утратил игривость, - теперь мои указания по допросу. Проследи за тем, чтобы маг нечаянно не убил её. Действовать нужно чрезвычайно осторожно, по возможности заручившись согласием девицы. Если станет упорствовать, найдите некроманта. И следите за душой: стоит ей хоть частично покинуть тело, как все усилия пойдут прахом. Мне нужны только чужие воспоминания, заключенные в сосуд её сознания. После процедуры со светлого мага взять клятву крови, напоить дурманом с примесью того средства, что я дал – оно начисто стирает память за прошедший месяц. Девицу и некроманта, если придётся прибегнуть к его услугам, - в расход.

- Будет исполнено, сеньор одотьер, - отчеканила Летиция. – Эта девица упрямая, может, сразу за некромантом послать?

- Как хочешь. Мне нужен только результат.

Сыскарка кивнула и оборвала связь. Прошлась по двору, бросила взгляд на ворота и велела оседлать коня.

А я так и осталась стоять перед виселицей, пытаясь проанализировать и разложить по полочкам свалившийся на меня ворох сведений.

Я могу слышать чужие ментальные разговоры. Во мне хранятся чужие воспоминания. Они и не думали убивать Садерера, они хотели подставить местного Главу города. Наместник намекнул, что этот Гарон посмел сказать или сделать что-то, что не понравилось одотьеру Ассану Дер'Коне. И теперь его уберут. Попытка разжигания межнациональной розни, грозящая войной между Империей и Ангером, будет приравнена к измене, и Гарону, несомненно, придётся взойти на эшафот. Вот так, легко и просто Наместник второй по значимости провинции Империи расправлялся со своими врагами.

А на очереди была я. И Летиция уже собралась на поиски некроманта.

Если бы я могла смеяться, я бы рассмеялась: некромант велел привести некроманта! Но мне было не до смеха.

Пеньковая петля печально покачивалась в холодном ноябрьском воздухе.

День был на редкость промозглым. С хмурого низкого неба на землю падали редкие хлопья противного мокрого снега.

Я озябла: тюремщики, разумеется, не позаботились о том, чтобы позволить мне набросить хотя бы накидку.

Изо рта шёл пар: значит, подморозило.

Перед тем, как уехать, Летиция подошла ко мне и ласково взяла под локоть. Я дёрнулась, будто меня ужалила змея.

- Одана, я настоятельно прошу тебя всё рассказать. Пойми, если ты будешь упорствовать, нам придётся применить силу. Пытки – это больно.

Я кивнула. Нужно было изображать, что я ничего не знаю, что по-прежнему верю, что меня будут бить, что на моих глазах будут мучить Садерера… Но, с другой стороны, я не видела его и понятия не имею, что с ним стало.

Наместник сказал, что перед ним извинятся – значит, всё-таки жив. И это самое главное! Моя собственная жизнь за последние часы обесценилась до нижнего предела, хотя и до этого она была не выгодным товаром. Сейчас же я точно знала, что за неё не дадут и горсти земли.

Круг замкнулся, мне суждено было умереть в Эдине в самом начале шумной ежегодной ярмарки.

Да какая разница, Летиция, расскажу я что-нибудь или нет (да и что я могу рассказать, кроме своих странных снов?), конец будет один и тот же.

- Эй, – сыскарка подозвала первого попавшегося солдата, – принесите лестницу.

Я недоумённо посмотрела на неё, а потом поняла: она хотела совместить метод кнута и пряника.

Лестницу прислонили к помосту с виселицей.

- Ну, что стоишь? – традиционный пинок в спину, я уже не обращала на них внимания. – Поднимайся!

- Мне? Туда? – А вдруг они знали, что я услышу их разговор, и лгали? Вдруг им не нужны мои воспоминания, или одотьер успел передумать, решил, что меня проще сразу убить?

Ноги тряслись, не сгибаясь в коленях, когда я с трудом, поддерживаемая одним из тюремщиков (этот хоть молчал и не толкал меня), поднималась по ступеням.

Заскрипели под ногами потемневшие от капризов природы доски.

Я шла очень медленно, видимо, слишком медленно, потому что даже мой терпеливый провожатый не выдержал, подхватил под руки и практически волоком подтащил к скамеечке под петлей.

Я не хотела туда, всеми силами пыталась избежать встречи с пенькой, но мужчина был сильнее.

И вот я стою на скамейке, а на шее затягивается петля.

Щупальца страха опутывают меня, спазмами отзываются в животе.

Я боюсь дышать, я боюсь даже пошевелиться, чтобы не нарушить зыбкую связь с землёй. Всё, о чём я могу думать - это о том, чтобы солдат не выбил из-под моих ног скамейку.

Летиция уехала, а я так и осталась стоять между жизнью и смертью.

Лэрзен

Вот и петлю одели на шею. Быстро сработано!

Проводил глазами соблазнительную фигурку рыжеволосой красотки, отправившейся к Светлому магистру просить мага для допроса опасной ведьмы. Заглянул в её мысли и убедился, что беднягу-чароплёта собираются использовать в играх Наместника.

А ещё этой сыскарке (или наёмной убийце, помню я её и в другом обличии, с камушком в руках) нужен был некромант. Или смертник, что в данной ситуации одно и то же. Некроманта планировали найти также не без помощи земного бога светлых.

Внутренний голос почему-то настойчиво ехидно повторял, что для увеселений одотьера выберут меня. Вряд ли в Эдине найдется много тёмных магов, а перед магистром я уже засветился. Что ж, я не буду ждать приглашения и нанесу визит первым.

Спасибо, рыженькая, ты подкинула мне много информации к размышлению, в том числе, очень ценной.

Подождал, пока сыскарка скроется из виду, и в виде собаки прошмыгнул за ворота, которые не успел затворить нерасторопный сонный часовой. Он наградил меня бранью, попытался уколоть алебардой, но промахнулся. Я, как и положено нормальному бродячему псу, не оскалился, а взвизгнул и поджал хвост. Чего только не сделаешь для того, чтобы не возбудить подозрений!

Собаке гораздо проще, нежели человеку, обследовать самые тёмные тюремные закоулки, на собаку никто не обращает внимания.

Её я увидел во внутреннем дворе: обсыпанная снегом, замёрзшая, вся в синяках – и с петлёй на шее. Рядом стоит пузатый усач и жует пшеничную лепешку с вяленой курятиной. Курятина не первой свежести, тесто подкисшее – когда-нибудь я рехнусь с этим собачьим обонянием!

У дверей тюрьмы дежурят двое, еще несколько человек толкутся у повозки, сгружают что-то и переносят в подсобное помещение.

Сколько девочка там стоит?

Вот скоты, придумали изощрённую пытку! Каждую минуту ждать смерти… А вдруг ноги подкосятся? Не хочется мне вытаскивать её с того света, да и не дадут мне.

Кусок лепёшки выпал изо рта толстяка, когда псина, с которой он милостиво собирался поделиться объедками, внезапно приняла облик человека.

- Жить хочешь? – не люблю я пустых разговоров.

- Колдун! – солдат вскочил и взялся за оружие. – Ребята, все сюда!

Вот дурак! Ну зачем меня провоцировать?

Я не стал убивать, я просто на время превратил его в эффектную скульптуру, как и четверых других, поспешивших ему на помощь. Набросил на двор полог тишины и выставил вокруг помоста с виселицей защитный контур. Действует он не долго, но мне вполне хватит.

- Ну, здравствуй, вечное несчастье! – улыбнулся оторопевшей Одане. – Ты, главное, не дёргайся, а то так умереть не долго.

- Лэрзен? – она смотрела на меня так, будто я был воскресшим мертвецом. Нет, кажется, обрадовалась. Надо же, обычно ко мне не испытывают таких тёплых бурных чувств.

Освободив её от петли, осторожно снял с табуретки, поставил на помост, освободил руки от верёвок. Одана порывисто поцеловала меня в щёку (этого я уж точно не ожидал), обняла, прижалась ко мне, уткнувшись головой в грудь. Ведь когда-то до смерти боялась – а теперь вцепилась мёртвой хваткой. Ну да, я бы на её месте тоже вцепился: когда собираются отправить на тот свет, любому спасителю обрадуешься.

Что ж, так будет проще провести её через портал.

Рука привычно чертит перед нашей эффектной парочкой арку.

Куда бы перенестись? Да в мою гостиницу, где ж ещё можно с девушкой в таком виде появиться? Подумал, представил, коснулся кольца – есть контакт! Озарённая фиолетовым свечением арка материализовалась, а за ней – вязкая пустота, чернее самой тёмной ночи.

- Глаза закрой, - на всякий случай посоветовал я, прислушиваясь к звукам реального мира.

Позволил себе на мгновенье нырнуть в межмирное пространство, посмотреть, как обстоят дела с нашими недоброжелателями. Плохо обстоят – рыженькой уже кто-то доложил, возвращается. Это раз. И в сорока шагах от нас большой вооруженный отряд. Это два. Уже не в сорока, уже видят, вскинули арбалеты.

Самое гадкое в моем защитном контуре, что на болт он не среагирует: уже разрушаться начал. Не знаток я таких вещей, они всегда у светлых лучше выходили. Они могут таким мощным защитным кольцом город окружить – мышь не проскочит. Видимо, изначально у нас было чёткое разделение обязанностей: тёмные нападают, светлые обороняются. Хотя сейчас и не поймешь, кто чем занимается.

Нет, дёрнуло же меня сорваться с места, вылезти из тёпленькой постели с хорошенькой ласковой шлюшкой и остаток ночи проболтаться по городу, ломая голову, как безопасно вытащить из передряги девчонку, которая мне никто. Ведь не родственница, не клиентка, даже не любовница! Да, знакомы, да, я ей помогал, но сколько таких, а? У меня жизнь одна, а в Эдине с визитом Белый магистр, раздери его подземные твари на части! Неприятностей огребу – в сточной канаве нечистот меньше.

Радует только, что на голове капюшон, издали хоть лица не видно.

Оставив в качестве компенсации за моральный ущерб бочку с дешёвым пойлом (увы, магическим, просто придал дождевой воде нужный вкус и цвет), которое, как я надеялся, сотрёт из памяти охранника Оданы мои черты (у меня бы эта гадость всю память отшибла), я втолкнул девушку в портал. И вовремя – вслед нам полетели болты. Поздно, ребята!

Оказавшись в своём номере, с облегчением перевёл дух и усадил Одану на кровать.

Проверил, как там наши солдатики. Как я предполагал – оказались падки на дармощинку. Чтобы служивый люд да прошел мимо спиртного? Да скорее вампирша родит живого ребенка от человека, спилит клыки и станет примерной домохозяйкой! Напьются – родную мать забудут, не то, что меня. А опьянеют они быстро, я позаботился.

- Спасибо! – раздался тихий голос за моей спиной. – Только мне заплатить нечем, я не успела получить денег. Но я клянусь, что при первой возможности…

- Успокойся, ничего ты мне должна. Просто ты звала на помощь, а я оказался рядом. Считай, что повезло! Как-никак, кроме меня, тебя и вытащить было некому, - усмехнулся я, открыл глаза и обернулся к ней. Сидит, сгорбившись, бледная, синюшная. И от холода, и от синяков. Губа разбита, кровь запеклась, растеклась по подбородку. Нет, вот скоты, бить-то её было зачем?! Если бы не Белый магистр, пришлось бы этих тварей некроманту по кусочкам с земли собирать.

- Лгор сказал, что вас солдаты схватили…

- Было дело, - не стал отрицать я, разжигая огонь. – Одежда мокрая? – Она кивнула. – Снимай, а то воспаление легких подхватишь. Вещи можешь на полу перед камином разложить.

Одана потупилась и покачала головой:

- Мы не настолько близко знакомы… Хотя, если было во что переодеться, я бы сняла. Я действительно продрогла.

Я вздохнул, достал седельную сумку и извлёк из неё рубашку:

- Держи! Я не заставляю тебя расхаживать передо мной в нижнем белье. Оно-то у тебя сухое?

Девушка кивнула и попросила:

- Отвернитесь, пожалуйста.

Я покорно повернулся к ней спиной, мысленно составляя список вещей, которые ей понадобятся. О том, чтобы бросить Одану одну, не могло быть и речи: без меня она не проживет и дня. Раз уж ввязался во все это, нужно довести дело до конца.

- Всё.

Она сидела, подогнув под себя ноги; рубашка едва прикрывала бёдра.

Нагрев немного воды в тазу и приготовив носовой платок, я присел рядом и потянулся к её лицу. Девушка недоумённо взглянула на меня.

- У тебя губа разбита. Нет, если хочешь, могу оставить, как есть…

- Простите, я просто не поняла, совсем забыла об этом.

Смочив платок в тёплой воде, я аккуратно дотронулся до её губы. Одана поморщилась – больно. Ничего, ранку всё равно нужно промыть.

Постепенно вода и мой платок приобрели кирпично-бурый оттенок, а подбородок девушки – естественный цвет.

Заправив волосы за уши, откинув со лба непокорные пряди, я стёр грязь с её лица.

- Приведи себя в порядок. Такое впечатление, что ты целую ночь провалялась в канаве. Волосы мыть будешь? Я бы на твоём месте вымыл – солома и то привлекательнее. Кстати, ты не против, если я сниму магический маскарад? Толку никакого, а ушибы и ссадины легче лечить на реальном теле. Честно говоря, - улыбнулся я, - уже не помню, как ты выглядишь на самом деле.

- Зачем вы это делаете? – Одана шмыгнула носом.

Так, неужели простыла? Ничего, сейчас закончим водные процедуры, укутаю одеялом и посажу перед огнем.

- Спроси чего полегче! Подфартило тебе в этой жизни, нужного человека в своё время у дверей своего дома не бросила.

- А я думала, вы решили не вмешиваться в игры Наместника, ну, после Лайонга… Мне маг сказал, что вы живы, а я напрасно переживала.

- Переживала? – удивился я. – Неужели привязаться успела?

- Не знаю, просто вы ведь не чужой, вернее, чужой, но…

- Ладно, не объясняй! Судя по тому, как ты мне сегодня на шею бросилась, я для тебя не совсем посторонний. А ты правильно думала, я расторг наш договор и собирался вернуть аванс. Вот он, - положил монеты на постель. – Так что никакие обязательства нас больше не связывают.

Девушка кивнула. Кажется, вздохнула. Рано огорчаешься, сейчас я тебя обрадую.

- Но это вовсе не означает, что я не помогу тебе выбраться из Эдина. Так что там с волосами, мыть собираешься?

- Если бы даже и собиралась, то нечем.

- Придумала проблему! В такой гостинице, как «Золотой овен», всегда найдется мыло.

- Можно один вопрос? – Одана встала, придерживая рубашку, сделала несколько шагов по направлению к ванной и обернулась.

Я кивнул.

- Жив ли Садерер Эсфохес?

Отыскав его в пчелином рое города, я ответил утвердительно. Девушка обрадовалась. Когда я сообщил, что он в гостинице, где его только что осмотрел врач, она и вовсе улыбнулась.

Из ванной она вышла пахнущая свежестью, обмотанная полотенцем. Мою рубашку приспособила вместо юбки.

Пришло время заняться её синяками и ушибами.

Попросил сесть и успокоиться, а сам снова потянулся за своей седельной сумкой. Извлёк из неё неприметную баночку и рулон полотняного бинта.

Одана сидела, свесив босые ноги с кровати, и с интересом наблюдала за моими действиями. Тревоги я не почувствовал, значит, девочка мне доверяла. Доверяла намного больше, чем прежде. Странно, ведь я остался прежним и совершил с общепринятой точки зрения неблаговидный поступок: бросил её на произвол судьбы.

Загадочные существа эти женщины! До этого спасал, из передряг вытаскивал, - и ничего, а тут такая любовь…

- Так, расскажи мне, они тебя били?

- Под рёбра пинали, толкали…

- Полотенце снимай, я посмотрю.

- Нет! – испуганно крикнула она, отшатнувшись. Маленький забитый зверек. Глаза лихорадочно сверкают.

- Хорошо, - со вздохом согласился я, - если ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасался, возьми мазь и сама обработай синяки и ушибы. Только на спине ты всё равно не сможешь… Глупо, глупо, Одана, ты же знаешь, что не трону.

- Знаю, просто после того, как меня… Если бы с вами делали то же, что и со мной, вы бы тоже так реагировали! Вас ведь не пытался сегодня изнасиловать омерзительный солдат, который… Его пальцы ведь…

- Так, понятно, теперь для тебя все мужчины такие. Но сама знаешь, что это не так. Так что давай, успокойся и снимай полотенце.

- Не могу.

Усмехнулся:

- Что, под полотенцем нет ничего?

Девушка кивнула:

- Можно я в ванную вернусь, бельё надену?

Я пожал плечами и сделал огонь в камине жарче.

Одана на пару минут скрылась за дверью. Вернулась в том же наряде, но на этот раз подошла ко мне, держась за край полотенца, взглядом спрашивая, снимать ли.

- Редко встретишь такую стыдливую девушку, - прокомментировал я. – Снимай уж, я хоть полюбуюсь на то, что ты так старательно прячешь. Скажи, ты, когда наедине с мужчиной остаёшься, выставляешь его из комнаты, раздеваешься и ждёшь под одеялом?

- Нет, - всё же смутилась, но и удивилась одновременно. – С чего вы взяли? Я при нём… И не в темноте могу, – торопливо добавила она. – Только тогда – это другое.

Она сняла полотенце, повесила его на спинку стула и непроизвольно прикрыла вырез корсажа. Стоило так переживать: он у неё не открытый, длинный, до талии. Между ним и юбкой из моей сползшей рубашки – тонкая полоска кожи.

Живот и грудь то поднимаются, то опускаются от частого дыхания.

Окинул беглым взглядом плечи и руки, потянулся за баночкой с мазью и нанес тонкий слой землянисто-зелёной субстанции на ткань.

На прикосновение к саднящему локтю Одана ответила едва слышным ойканьем. Мазь жжется, придется немного потерпеть.

Мелкие синяки просто смазал, не накладывая повязки.

Теперь нужно было осмотреть спину и живот, но я боялся к ним прикасаться, предчувствуя реакцию девушки.

Нет, умом я понимаю, что, когда тебя, жертву насилия, лапает мало знакомый мужик, пусть даже с благими целями, автоматически накатывает чувство страха, омерзения и протеста, но на практике никак не могу понять, что в этом такого дурного, ужасного и отвратительного. Спиртным от меня не пахнет, ничего такого себе не позволяю, самоотверженно залечиваю её ссадины – можно и потерпеть.

Корсаж зашнуровался спереди, вернее, зашнуровывалась только его верхняя часть, фиксируя грудь, а нижняя для удобства застегивалась на крючки. Мне подобные современные конструкции нравились намного больше старомодных, с двумя лентами шнуровки – пока с ними разберёшься, уже забудешь, зачем расшнуровывал. Ещё лучше, разумеется, облегчённые модели, исключительно на крючках; за удобство расстёгивания и застёгивания их любили придворные дамы.

Когда я расстегнул нижний крючок, Одана вздохнула. Успокоил её, сказав, что на грудь смотреть не буду.

Оставив пока шнуровку не тронутой, осторожно надавил на живот, проверяя, нет ли повреждений внутренних органов. Таковых, к счастью, не обнаружилось, как и синяков. Это хорошо; когда бьют ногами в живот, могут быть самые печальные последствия.

Не удержался и погладил. Вздрогнула, но после второго кругового движения расслабилась: то ли сама, то ли под действием успокаивающей магии. Даже дышать стала иначе.

Позволил себе небольшую шалость, приспустив ей юбку из рубашки. Даже не заметила – настолько нравилось. Неужели невольно угадал с любимой лаской? Похоже.

Гладить было приятно, но пора и честь знать.

Спина и бока Оданы пребывали в куда более плачевном состоянии, чем живот. То здесь, то там попадались фиолетовые пятна, в одном месте я обнаружил лёгкий ушиб.

Расшнуровав корсаж, обработал свидетельства дурного обращения с женщинами солдат местного гарнизона. Одана стыдливо прикрывала грудь руками, но не вздрагивала, не краснела и не возражала.

Надевать корсаж обратно не стал, просто дал бинт, чтобы она перевязала им грудь: всё равно ниже шла полоса из ткани, пропитанной мазью, всё благопристойно.

Решив не травмировать хрупкую девичью психику, попросил её не лечь, а сесть. Опустился перед ней на корточки и осмотрел ноги. Опять синяки, парочка кровоподтеков.

Нижняя часть бедер в порядке, верхняя при беглом осмотре тоже.

- Скажи, зачем ты так над собой измываешься? – снова порылся в сумке, извлёк ещё одну баночку, на этот раз меньшего размера, пахнущую хвоёй, пододвинул к кровати стул, сел, вытянул её ногу и положил себе на колени. – Ботинки явно тебе жмут.

- Нет, просто я много ходила пешком, - смущённо ответила Одана.

- И от этого у тебя все ступни в мозолях? Ты же женщина, должна следить за ногами.

Вот бесовка, ей определенно доставляет удовольствие то, что я делаю! Сидит, слегка наклонилась вперёд, мышцы расслаблены, даже глаза прикрыла. А как же девичья стыдливость, незнакомый мужчина и его тёмные инстинкты? Или я просто случайно нашёл те точки, о которых говорила Ланит? Надо же, второй раз за сегодня! На всякий случай запомню.

- Я раньше и следила, просто теперь не до этого.

- Ладно, хватит оправдываться, давай другую ногу. Сама положишь, - с ехидной улыбочкой добавил я. Знаю, не стоило, но ничего не смог с собой поделать.

Думал, скажет, что-то вроде: « Я приличная девушка!» и покраснеет, но нет, вручила в моё полное распоряжение вторую конечность.

Могла бы и выше положить, самой ведь неудобно, но ёрзать не желает. Пришлось самому взять за щиколотку и устроить так, чтобы пальцы не соскальзывали.

Когда с осмотром тела было покончено, убрал баночки обратно в сумку, укутал вновь ставшую блондинкой девушку в одеяло, усадил у огня и ушёл. Нет, не из гостиницы, а всего лишь в номер Артена. Тот только проснулся и выглядел слегка помятым. Значит, когда развлекался с девочками, успел пропустить ещё кружечку-другую.

- О. Лэрзен! А ты что так рано?

- Кому рано, а кто уже завтракал. Послушай, Артен, дело к тебе есть, - я раздвинул занавески, пуская в комнату тусклый свет ноябрьского утра и прогоняя остатки сна с лица друга. – У тебя ведь жена, случалось, наверное, покупать ей что-нибудь из одежды?

- Бывало, - зевнул Артен, встал и начал собирать разбросанную по полу одежду. Правильно понял, что вздремнуть ещё полчасика не удастся, я не отстану.

- Вот и славно! Я тебе сейчас покажу девушку, а ты купишь ей все, что положено. Не броское, но приличное. И выбери вещички точно такого же размера и для мальчишки, но тут по минимуму: рубашку, штаны, сапоги и куртку. Да, ещё мне понадобиться плащ, тёплый плащ с капюшоном, который подошел бы и мужчине, и женщине.

- Послушай, Лэрзен, я тебе не слуга! – «встал в позу» приятель. Выглядело это забавно: растрёпанный мужчина в подштанниках стоит с носками в руках и хмурит брови. Не выдержав, я рассмеялся. – Нет, я серьёзно, Лэрзен, сам покупай вещи своей любовнице.

- Она мне не любовница, она моя хорошая знакомая.

- А поухаживать за твоей хорошей знакомой можно будет? – оживился Артен. Горбатого могила исправит! А ещё говорят, что после женитьбы мужчины остепеняются. Врут! – Мы бы вместе с ней и прогулялись, я бы ей отрез шёлка подарил…

- Прогуляться не получится: она нелюдимая, а всё остальное – с её согласия. Я тебя представлю, а дальше уж от неё зависит. Только заранее предупреждаю: мы с ней долго в Эдине не задержимся. И, настоятельно тебя прошу, Артен, не распространяйся о том, что её видел. Для твоего же блага.

Друг приуныл, безо всякого энтузиазма оделся, умылся и поплелся ко мне смотреть на Одану.

Как-то непривычно было стучаться в собственный номер, но я решил не пренебрегать правилами приличия, чтобы не застать девушку врасплох. Ответа не последовало, но о своём приходе мы предупредили.

Одана пряталась в ванной, пришлось со смехом её оттуда вытаскивать. Наверное, опасалась, что пришла горничная. Кстати, это проблема, надо её как-то решать. Ладно, потом, пока я рядом, можем обойтись пологом невидимости.

- Кто это? – вопрос был резонным. Какой-то мужик с помятой рожей с нескрываемым интересом рассматривает её, то и дело останавливая взгляд на груди. Не удержался и толкнул Артена в бок: нечего приличных девушек смущать, всё, что надо, он уже разглядел.

- Мой друг Артен. Я попросил его купить тебе одежду. Не беспокойся, он уже уходит, - я практически взашей вытолкал приятеля в коридор и сунул ему в руки кошелек. Его содержимого хватило бы для того, чтобы скупить весь магазин готового платья. Разумеется, если не соваться за эксклюзивными тканями и моделями.

Не забыл предупредить, так, чтобы уберечь от соблазна:

- Не пытайся прикарманить лишние монетки: узнаю.

Артен вздохнул, снова поплелся к себе за верхней одеждой и с видом мученика спустился вниз. Из окна я видел, как скрывается среди не перестававшего идти мокрого снега его бурая шапка.

- Одана, - я обернулся к девушке. Она стояла возле камина, снова облаченная в мою рубашку, и напряжённо прислушивалась к шагам в коридоре, - как ты отнесёшься к тому, чтобы на время стать мальчиком?

- А? – похоже, Одана о чём-то задумалась.

- Нет, я, конечно, могу навести новую иллюзию, но толку-то? Будут искать мага с молодой девушкой. Как вариант, можно было бы тебя состарить, но я такие фокусы проделывать не умею, да и тоже недальновидно: сыскари могут предусмотреть и такой вариант. Остаётся сделать тебя мальчиком. Только внешне, разумеется. Тогда бы могли покинуть Эдин порознь, не возбуждая подозрений. Ну так как, согласна?

- Я на всё согласна, лишь бы снова не попасть в руки солдатам.

- Ну, со всем ты погорячилась, - улыбнулся я. – Мало ли, что взбредёт в мою больную голову? А согласие на превращение – не пустая формальность, потому что мне понадобится твоя помощь. Предупреждаю сразу: буду делать в первый раз, так что сразу может не выйти. Пока Артен бегает по лавкам, комплектуя твой гардероб, продумай образ.

- Лэрзен, вы ведь покупаете всё это из своих денег, мне нечем будет отдать… Все мои нехитрые пожитки остались лежать на мостовой, там, где меня схватили. Их, наверное, давно растащили…

- Что за место?

- Бесполезно, их давно там нет.

- Одана, - она никак не может понять, что маги не совсем обычные люди, а поиск пропавших вещей для них – плевое дело, - если я сказал, что заберу, значит, заберу. Ты же долго их с собой носила? – Кивнула. – Значит, на них остался твой отпечаток. Не знаю, как объяснить, чтобы ты поняла, но это что-то вроде невидимых частичек… Лошадь есть?

- Нет, - упавшим голосом пробормотала девушка. Наверное, чувствует себя бродяжкой или содержанкой.

- Значит, всё, как всегда, - ободряюще улыбнулся ей и ещё раз проверил, не пасут ли нас незваные гости. Нет, всё чисто. – Ничего, моя кобылка крепкая, выдержит. Но при первой возможности я тебе животинку достану. Итак, вещички где бросила?

- Там темно было…

- Ладно, просто представь, я постараюсь сориентироваться. И вещи свои вспомни, в чём ты их там держала?

Приятно, когда тебе помогают. Вот и сейчас не осталась стоять столбом, подошла, повернулась спиной, подставляя затылок. Умная девочка, запомнила, каким образом я воспоминания считываю.

Волосы у неё были еще влажные, неуловимо пахнущие лимоном – его сок для запаха добавляли в мыло.

На прикосновение не отреагировала привычной волной страха, спокойная, расслабленная, так что нужную информацию я добыл быстро.

- Простудишься с мокрой головой ходить. Полотенцем оберни и у камина сядь. Только осторожно, не обожгись. Вернусь максимум через час. Дверь запру.

Одана кивнула и вернулась к очагу.

Какая же она хрупкая и тонкая, особенно в таком, прямо скажем, не красящем её одеянии. Исхудавшая, девчонка, пожалуй, сейчас и без всяких иллюзий походила на мальчишку, хотя у мальчишек таких ног не бывает. Красивые ножки.

Первым делом, выйдя из гостиницы, отследил передвижения потенциально опасных элементов. Их тут пруд-пруди! И всем, разорви их оборотень в полнолунье, нужна несчастная затравленная девушка, сидящая на полу в моём номере. Преступники перевелись, или одотьер Дер’Коне теперь у нас вместо Императора? Настырный мужик, много на себя берёт, на место единственного метит. С его замашками подчиняться кому-то – всё равно, что пытаться приручить василиска: в обоих случаях одна видимость. И василиск ручным не станет, и Наместник свои интересы блюсти будет.

Моей персоной не интересуются – и то радует. Пришёлся мой напиток по вкусу, подействовал.

Примериваясь к скорости движения толпы, стараясь не возбуждать подозрений, время от времени прицениваясь к «благонадежным» товарам, даже разжившись какой-то мелочёвкой, я добрался до места назначения. Неприметная улочка, если бы не пара подсмотренных в голове Оданы ориентиров, ни за что не нашел бы.

Хотел поискать следы вещей, а потом передумал, наткнувшись глазами на женщину с птичьим лицом, деловито выбивавшую половики. Она жила напротив нужного места, могла что-то видеть.

- Здравствуйте! – я широко улыбнулся.

- И вам доброго дня. Что-нибудь ищите?

- Да вот вчера домой возвращался, вещичку одну обронил, сейчас найти не могу…Может, вы видели – тёмненькая такая коробочка.

- Пропала ваша коробочка! – присвистнула женщина. – Тут вчера такое было, что либо растоптали, либо солдаты украли.

- А что случилось-то? – я облокотился о стену, с интересом внимая рассказу горожанки.

- Да преступницу опасную ловили. Целый отряд во главе с капралом. Потом, когда схватили, дамочка какая-то появилась, важная птица, раз солдаты ей стремя придерживали. Погрузили, значит, обоих на телегу и увезли.

- Обоих?

- Да с девицей, преступницей то есть, мужчина был, защитить её пытался. Я, когда всё улеглось, вышла, мешок с вещами нашла…

- Какими вещами? – я уже смирился с тем, что Оданин мешок валялся в какой-нибудь судейской каморке, а тут такая удача!

- Да женскими. Я часть себе забрала, часть соседкам раздала – не пропадать же добру!

Тебе везёт, Лэрзен! И по городу таскаться не надо, всё на блюдечке преподнесли, осталось только взять.

И я взял, применив заклинание подчинения.

Чувствую себя пауком в паутине: дёргаю за ниточки, муха дрыгается, а вырваться не может, полностью в моей власти. Так и эта баба – разинула рот, а сказать ничего не в силах.

На всякий случай закрыл её от прохожих, – вдруг кто странный остекленевший взгляд заметит – толкнул дверь. Женщина, как приклеенная, последовала за мной, даже половики забыла.

- Вещички, что нашла, принеси. И у соседок забери, скажи, что племяшке отдашь. Уложишь всё в какую-нибудь сумку и отдашь мне. Ну, что стоишь? Выполняй.

Пока хозяйка дома копалась по сундукам и шкафам, с боем возвращала у подруг уже нашедшее применение в хозяйстве чужое имущество, я спокойно пил кофе на кухне. Во рту, кроме местной выпечки, продаваемой уличными торговцами, маковой росинки не было – соврал я Артену, что позавтракал. Зато с успехом наверстал упущенное сейчас. Ну да, одной чашечкой кофе (дурного, скажу честно, но на безрыбье…) не обошлось, немного пострадали вчерашняя курица и парочка вареных яиц, обнаруженных в леднике.

Когда женщина вернулась, я подумывал над тем, не прихватить ли мне парочку яблок. Я-то сыт, а вот девчонке подкрепиться не помешало бы. Конечно, яблоки – это не еда, но сомневаюсь, что в её состоянии она вообще способна что-то проглотить. Вернусь, спрошу. А яблочки возьму.

- Вот, как вы и просили, - живая зомби протянула мне пухлую холщовую сумку.

Заглядывать внутрь не стал, понадеялся на честность местного населения. Нет, эта-то всё отдала, а соседки, те могли сжульничать. Даже если и так, невелика потеря! Вернётся Артен, оденем девушку, на человека станет похожа.

- Я у тебя дорогу спрашивал, а потом стакан воды попросил, поняла? – щёлкнул пальцами перед глазами женщины, и та усиленно заморгала. Потом пискнула, схватилась за лоб и, извинившись, выпроводила меня за дверь, даже не поинтересовавшись происхождением сумки.

Знаю, такие заклинания не проходят бесследно – теперь лежит с ужасной мигренью и стонет. Ну, и так, побочный эффект, часть её сил перешла ко мне. Тёмная магия всегда забирает энергию у жертвы, где-то больше, где-то меньше. Сам силы тратишь? Тратишь. А восполнять дефицит чем-то надо. Вот и наполнил до краев свой резерв. Женщине ещё повезло – я забрал совсем чуть-чуть, а то бы пластом на полу лежала.

Чужая жизненная сила – это замечательно, но поглощать в больших количествах не советую. Потребуется время на переработку, перестройку, да и банально может не подойти – прецеденты были. Тогда сам будешь мучиться ломотой в теле. Правда, с энергией обыкновенных людей такое редко случается: они магически нейтральны, поэтому вреда нанести не могут.

Перед дверью в номер меня дожидался Артен. Вернее, Артен и гора свертков. Мина у друга была такая же кислая, как молоко, простоявшее целый день на жаре.

- Держи, единорог безрогий! Знал бы ты, как на меня продавщицы смотрели, когда я женские сорочки покупал! За мои погубленные нервы с тебя причитается.

Я прыснул, представив себе картинку под названием: «Артен в лавке нижнего белья». Да уж, не хотел бы я оказаться на его месте! Особенно покупая тряпки для посторонней девицы, не зная её точных размеров.

- Чего смеёшься? Сам бы походил! – обиженно буркнул друг.

- Ты у нас семейный, тебе и покупать. Сдача осталась? – как я ни старался, смех упрямо рвался наружу. Мужик, покупающий нижнее бельё… «Вам какую рубашечку: батистовую или льняную?». «Грудь у вашей жены высокая, какой формы?». Нет, смотреть на это, трогать, снимать – приятно, но выбирать… Упаси меня Тьхери!

- Осталась. Держи, изувер, больше я на такое не соглашусь. С тебя бутылка самого дорогого пойла в трактире.

- По рукам! – я забрал заметно похудевший кошелёк, повернул ключ в замке и начал по очереди заносить свёртки в комнату.

Жавшийся в сторонке Артен не удержался от маленькой мести:

- Смотрите, мужик бабьи шмотки таскает!

- Хочешь обещанной бутылкой по голове получить? Заткнись, Артен! У тебя наверняка дела, вот и топай отсюда.

Пробормотав: «Не понимаешь ты шуток, Лэрзен!», друг скрылся из поля зрения.

Одана, забравшись с ногами на кровать, сгорбившись, сидела спиной к двери. Странно, даже не обернулась. Приглядевшись, я понял, что она дремлет. Так и заснула сидя.

Бросив сумку с честно отнятыми у предприимчивых горожанок вещами в изножье постели, подошёл к страдалице, вознамерившись сделать доброе дело: спасти её от затекших ноющих мышц.

Почувствовав прикосновение, девушка инстинктивно двинула локтем предполагаемого врага, то есть меня. Чуть не заехала по лицу. Я выругался, одарив неблагодарную не самым лестным прозвищем, чем заслужил извинения: «Простите, я нечаянно».

- Ложись нормально и хорошенько выспись. Вещи твои я нашёл, Артен тоже времени даром не терял. Поглядишь потом.

Она сонно кивнула и легла. Рубашка задралась, предоставляя возможность оценить не только ножки, но и то, что выше.

Говорят, по нижнему белью можно определить достаток человека – в таком случае, Одана с деньгами никогда не дружила. Скромная полоска дешевых кружев, простая ткань… С другой стороны, обёртка не отвлекает от содержания, а содержание весьма привлекательное.

С трудом удержавшись от того, чтобы провести рукой по притягательным округлостям, я потянул на себя край одеяла:

- У тебя, конечно, аппетитная попка, но сейчас не лето, так что укройся.

Как она вспыхнула, с какой поспешностью вскочила на ноги, как сильно, грозя порвать, отдёрнула рубашку! Вот стеснительная-то! Как мы с ней обряд превращения проводить будем? Она же со стыда умрёт раньше, чем я первое слово произнесу.

- Одана, перестань себя вести, как девственница перед первой брачной ночью! Возвращайся в кровать и спокойно спи.

Судя по тому, как девушка на меня смотрела, я много о себе не знал.

- Одана, ничего не будет, - как можно спокойнее произнес я, отбрасывая угол одеяла. – Ты спокойно выспишься. Без меня.

Она сделала несколько робких шажков к кровати, замерла на мгновенье и бегом преодолела оставшееся расстояние. Юркнула в постель и завернулась в одеяло. Глазёнки испуганно наблюдают за мной. Как мышонок.

Не надо было, наверное, спрашивать, всё-таки личное, но я спросил:

- Тебя за последние месяцы сколько человек насильно…?

Глагол опустил, но всё и так понятно.

Одана судорожно вздохнула и отвернулась. Правильно, нечего отвечать на такие вопросы. Но она ответила, правда, вопросом:

- Успешно?

Значит, действительно насиловали. Ну да, после этого страх надолго остаётся. А я-то полагал, что только попытки были.

- Всё, успокойся, теперь никто не посмеет. Если хочешь, тех могу убить. Нашли подстилку!

Она приподнялась, обернулась, внимательно посмотрела на меня:

- Если я вас как женщина не интересую, а денег у меня нет, то зачем вы со мной возитесь?

- Вот и я себя о том же спрашиваю. А насчет своей привлекательности ты напрасно. Плосковата, конечно, но есть и приятные моменты. Спи давай!

Промолчала, положила голову на подушку, вроде бы заснула.

Хадершет, про еду не спросил! Хотя, если не просит, значит, не хочет.

Она отдыхает, а я сижу, пытаюсь вспомнить все детали превращений. Они, как известно, бывают полными и неполными. Первые, как ни странно, легче, чем вторые.

Честно говоря, практики у меня мало и с теми, и с другими. Оборот самого себя в зверушку не считается – я всего лишь перехожу в форму, заложенную кровью. Кстати, это пример неполного превращения, пусть и не самый удачный. Внешне я пёс (или волк, по ситуации), а внутри-то человек. С человеческим разумом, инстинктами и отвращением к собачьим представлениям о пище и развлечениях.

Кое-как вспомнил. Будем надеяться, что я ничего не перепутаю.

Может, сделать, пока она спит? А что, никаких криков, никаких возражений… Но нужно это сволочное согласие!

Сходил за кувшином, затеплил свечу и осторожно вывел узоры на водной поверхности. Теперь мне нужна бутылка крепкого спиртного, чтобы поджечь воск. И лепестки одного растения, которых у меня, разумеется, не имелось. Интересно, как в Эдине с галлюциногенами? Продают их в аптеках или сразу посылают ретивых покупателей лесом на допрос?

Выбора не было, без травки ничего не получится, если получится вовсе, поэтому снова пришлось выйти в город.

То ли аптекарь попался неопытный, то ли от ярмарки и раздаваемой дармовой выпивки у добропорядочных людей съехала крыша, но лепестки мне продали. А ещё корешки, листья и розовое масло. Кое-что было из запрещённого списка, но в аптеке имелось – наверное, для ведьм.

Благополучно вернувшись в номер, к неудовольствию хозяина, увидь он меня, приготовил на огне горьковатый отвар.

Очистил пространство перед камином, поставил на полочку кувшин с воском и драттом, аккуратно насыпал поверх этого горстку лепестков.

У самого бы ум за разум не зашёл, а то розовых дракончиков увижу, или что там положено?

К дракончикам никогда слабости не питал, поэтому щедро плеснул себе в кружку отвара. Ну и дрянь! Сплюнул на пол, но подавил спазмы рвоты. Ничего, лучше это пойло, чем дурь в голове. Теперь меня галлюциноген не возьмёт.

Так, сейчас что-то тёплое на пол постелю, и можно будить нашу птичку.

Птичка, оказывается, проснулась сама и некоторое время с интересом наблюдала за моими действиями.

- Как, лучше стало?

Она кивнула.

- Есть хочешь?

Мотнула головой.

Я всё же всучил ей яблоки. Съела. Вот и славно, ритуалы лучше на пустой желудок не проводить.

- Это для превращения, да? – Одана указала на кувшин.

Я отделался нечленораздельным мычанием – думал о другом, - и постелил на пол покрывало. Ей это чем-то не понравилось: напряглась, сжалась в комочек.

- Чего испугалась-то? Просто не хочу, чтобы ты простудилась: понизу сквозняки бродят. Если выспалась, вставай и иди ко мне. Рубашку сними.

- Зачем?

- Вообще-то следовало бы всё снять, но ты же скорее умрешь, чем позволишь увидеть себя обнаженной. Смотри, конечно, бельё можешь испортить.

- А это обязательно? – нахмурилась она.

- Что обязательно?

- Раздеваться.

Я вздохнул, посчитал до десяти, чтобы успокоиться, и ответил:

- Для тебя – нет. Нормальным людям одежду жалко и хочется, чтобы правдоподобнее получилось. Ничего, станешь гермафродитом – тоже сойдёт.

- Кем?

- В книги по медицине и анатомии заглядывала? – Неопределённо повела плечами. Понятно, изучила только разделы о первой помощи при травмах и простеньких заболеваниях. Или и вовсе не читала. – Есть такие двуполые существа.

- Хорошо, я разденусь. Только полотенцем обмотаюсь, с ним ведь ничего не сделается?

Вот и пришли к компромиссу.

Иду в ванную, приношу полотенце, отдаю ей в руки, отворачиваюсь. Судя по возне за моей спиной, вылезла из-под одеяла, раздевается.

- Всё, - прошептала она.

Таким голосом произносят последнее слово приговорённые к казни. И намучаюсь я с ней! Вроде бы дочка жрицы – а такая стеснительная. С другой стороны, порядочность – редкое качество для девушки.

Обернулся – сидит, сосредоточенная, замотанная в полотенце, как в саван. Бельё аккуратно сложено на стуле. Действительно, всё сняла.

Взял её на руки, поставил на покрывало перед камином, сделал пламя поярче, чтобы не замёрзла, и поджёг смесь в кувшине. Пока она разгоралась, Одана вслед за мной повторила слова согласия на превращение. Искренность их следовало подкрепить, положив руку в огонь.

- А я не обожгусь? – испуганно спросила девушка. – Или он магический?

- Настоящий. Если ты мне доверяешь и говорила правду, огонь не причинит вреда. Давай руку.

Сама бы она её в камин не засунула – побоялась. А так её ладонь на пару мгновений соприкоснулась с пляшущими оранжевыми язычками.

Дурман начал оказывать своё действие: глаза Оданы расширились, поза стала менее скованной. Ноги больше судорожно не цепляются друг за друга, а образуют надежную опору. Разум медленно очищался, готовый принять новую сущность.

- Ну, представляй, какой хочешь быть, - усмехнулся я, подойдя вплотную. – Сегодня все твои фантазии сбудутся, но только в мальчишеском образе.

Я, вот, смеюсь, а тут все серьёзно: облик должна выбрать она. Я всего лишь исполнитель, воплощаю её желания. Поэтому-то ритуал и нельзя проводить насильно: ничего не выйдет. С этим заклинанием. Говорят, можно делать и по-другому, используя тайную тёмную магию, но и последствия у такого «развлечения» необратимые.

Галлюциноген помог Одане раскрепостить фантазию.

Итак, что мы имеем? А имеем мы симпатичного мальчика аристократической наружности, тоненького изящного подростка.

Понятно, недолго думала: своя внешность, своя конституция, плюс первая любовь. Хорошо, что хоть не ангерцем себя представила, намучался бы я волосы перекрашивать.

Первой строчкой выбирается способ снятия мнимой сущности. Обычно какое-то кодовое магическое слово, сопровождаемое действием. Слово выбрал стандартное, а действие подсказало поведение превращаемой.

Усмехнувшись, я покосился на Одану: как она отреагирует на моё крохотное развлечение? Впрочем, оно совсем безобидное, юношеское.

А вот теперь шутки в сторону. Помоги мне, Тьхери! Надеюсь, получится.

- Allerum sor eshwish gar’n’adowqure.

Пламя в камине дрогнуло, заплясали язычки и в кувшине. Огненный венчик отделился от водной поверхности и поплыл мне в руки.

Всё, о чем я сейчас просил, - это чтобы она не завизжала, не поменяла позы, разрушая хрупкий магический кокон, который я старательно плёл вокруг ее тела. Но Одана держалась молодцом, просто закрыла глаза. Безусловно, галлюциноген помог, но он не лишал её возможности слышать и видеть то, что происходило в комнате, да и действие его медленно рассеивалось, поглощаемое теплом – при нагреве морок разжижается и постепенно исчезает. Так что камин был нужен не только для профилактики простудных заболеваний.

Огненный венец замер над головой девушки, которой, словно фениксу, предстояло переродиться. Пламя не обжигало и было лишь наполовину настоящим.

Что ж, приступим!

Еще раз представив образ, нарисованный воображением Оданы, я зафиксировал его в виде едва различимого облачка, ловко заключил в плен ладоней и соединил с огнем.

Венец вспыхнул, засеребрился, искрящейся пылью опав на девушку. Её кожа была будто усыпана бриллиантами.

В недоумении Одана подняла руку, рассматривая необыкновенное мерцание.

Сконцентрировав магическую силу на кончиках пальцев, так, чтобы они слегка пульсировали разноцветным свечением, я провел ладонями по волосам девушки, стараясь не упустить ни прядки.

Губы неслышно шепчут заклинание, моя магия вступает во взаимодействие с россыпью бриллиантовой пыли, трансформируя контуры. Длинные волосы укорачиваются на глазах, видоизменяют форму и структуру. И вот передо мной уже девушка со средней мальчишечьей стрижкой и взъерошенной чёлкой. Волосы уже не русые, а каштановые.

Получается, что не может не радовать. Отец бы гордился, что сумел что-то вбить в мою голову, жаль, не дожил даже до моих первых серьёзных успехов. Что поделаешь, мы долго не живём, если только не научимся скалить зубы. Надеюсь, я научился.

От волос я перешёл к лицу. Ладони медленно скользнули сначала по абрису, потом накрыли её лоб, нос, веки, рот, подбородок. Пара минут – и на меня уже смотрит мальчишка с девичьим телом.

Сделал несколько вздохов, упорядочивая потоки энергии, заодно подсчитал, сколько её во мне останется после этой трудоёмкой процедуры, и спустился ниже. С шеей особо было делать нечего, но пропускать нельзя – контур должен замкнуться.

Одана стоически сносила поползновения моих рук, только сердце билось чуть чаще.

Чем дальше, тем сложнее было сдерживать посторонние мысли о строении её фигуры. Её я изучил досконально, не хуже любовника, только дивидендов это мне не принесёт.

Я с сожалением констатировал изменения её грудной клетки, а Одана, по-моему, обрадовалась. Ещё бы, мужик перестал грудь лапать. Да, позволил себе немного, тут она права, неформально подошёл к делу.

Мои руки напоминали руки слепого, тщательно ощупывающего предмет, чтобы определить его суть.

По выпуклостям бёдер я провел пальцами под полотенцем, по внутренней поверхности не стал, замкнул контур поверх. Чем заслужил благодарственную улыбку. Ну не изувер я – если неприятно, не трону. Хотя, не сказал бы, что неприятно было, скорее страшно.

Наконец и кончики пальцев ног. Можно перевести дух, сесть и полюбоваться на свою работу.

Я не сел, я рухнул на кровать: мой магический потенциал был исчерпан ровно наполовину. Но это того стоило, хорошенький мальчик получился. На вид лет четырнадцать-пятнадцать – самое то.

- А можно мне на себя в зеркало посмотреть? – голосок высокий, но подозрений не вызывает: ломки ещё не было.

- Вперёд! – я мотнул головой в сторону ванной.

Не сомневаюсь, как только за ней закрылась дверь, Одана стащила полотенце, принялась себя рассматривать и ощупывать.

Трудновато будет ей в новом теле, но это лучше, чем всякий раз опасаться солдат. Да и ненадолго: мне она всё-таки больше девушкой нравится.

Кстати, надо будет придумать, как её теперь называть.

Одана

Привыкнуть к новому телу было очень сложно, особенно если над тобой постоянно потешаются. Похоже, Лэрзен получал удовольствие от вечных придирок, подколок, замечаний на тему: «Мальчики так не делают/думают/смотрят». Ну откуда я знаю, о чём они думают, если я девушка, причём на десять лет старше своей внешней оболочки! Нет, чтобы подсказать, помочь… Только ухмыляется и наблюдает, как я мучаюсь.

Нет, с одной стороны хорошо: я на время избавилась от похотливых взглядов в трактирах (правда, если бы маг захотел, никто бы и глаз поднять не смел, но ему же всегда всё равно было!), избежала очередной ежемесячной проблемы, изрядно осложнявшей жизнь в бегах, - но тело будто чужое. Внутри я (Лэрзен сказал, что на мне будто футляр из кожи, тканей и мышц), а снаружи… Простейшие вещи теперь представлялись неразрешимой проблемой. Всё-таки у мужчин всё по-другому.

Нравилось ли мне быть мальчиком? Нет. Глупо, наверное, смешно, но я сама себя стеснялась или пугалась, как тогда, в ванной. Увидела свое отражение в зеркале – и обмерла. Вроде бы мысленно была готова, что стала парнем, но, сняв полотенце, поняла, что совсем нет.

Вот так, никогда не питала особой любви к своему телу, а теперь безумно по нему скучала.

И бельё хотелось примерить. Красивое такое бельё, которое друг Лэрзена купил. Особенно чёрный комплект. Просто покрутиться перед зеркалом, посмотреть на себя…

Обидно-то как: столько новой одежды, а надеть нельзя! Целыми днями не вылезаю из рубашки, шерстяной безрукавки и куртки на меху. В штанах, безусловно, теплее, чем в юбке, да и ездить верхом удобнее. Пожалуй, только этому предмету мужского гардероба я рада.

У меня теперь есть лошадь. Вернее, пони. Крупный, с широкой удобной спиной, ростом по плечо кобыле Лэрзена. Вроде бы, мы с ним подружились: за припасённый с завтрака кусок сахара он соглашается терпеть мои потуги изображать наездницу. Я неправильно сижу, не умею привставать на стременах, поэтому каждый день пути оставляет отметины на теле; вечерами порой больно ходить, но я теплю. Судя по взгляду мага, долго он не выдержит, сжалится и научит меня ездить нормально. Очень на это надеюсь.

Солдаты на меня внимания не обращают, чиркнут глазами – и всё. Поначалу при каждой встрече с ними холодило сердце, но потом я привыкла. Привыкнуть бы ещё говорить о себе в мужском лице! Поэтому я стараюсь молчать, а то ещё ляпну чего-нибудь…

Лэрзен выдает меня за племянника, называет Даном. Имя похоже на кличку, но это лучше, чем мудрёное Элькасир, которое я никак не могла запомнить. Как я поняла, так бы он назвал своего сына. Не спорю, красиво, и смысл какой-то присутствует (не верю я, чтобы у магов были простые имена), но не прижилось оно ко мне.

Во время одного из скучных дневных переездов я, ёжась от неприятного колючего ветра, поинтересовалась, чем его привлекло имя Элькасир.

- Нравится. Тебе – нет, настаивать не буду.

- А про ребенка – это правда? Честно говоря, я не думала, что маги задумываются о таких вещах.

- Может, для тебя это и странно, но у нас бывают дети. Иногда мы даже их любим. И бываем хорошими родителями. Разочаровал?

Я покачала головой. Надо же, а ведь люди убеждены, что тёмных волшебников не интересует ничего, кроме захвата мира.

- Сдался мне твой мир! – фыркнул Лэрзен. – Что мне с ним сделать? Забальзамировать и в банку положить? Мне это неинтересно. Следующий вопрос, полагаю, хочу ли я иметь семью? Не знаю, как получится. Что ещё из моей личной жизни интересует?

Я промолчала. Вернее, хотела промолчать, но ойкнула, подскочив на очередном ухабе. Маг ругнулся, проклиная мою неуклюжесть, и, подъехав, исправил мою посадку.

- Дан, не надо так наваливаться на лошадиную шею! Плечи расправь, корпус выровняй. Да не назад! Тьфу, ты вообще движения животного чувствуешь? Сядь на центр седла, а не прижимайся к луке. Расслабь поясницу, спину прямо держи, смотри вперёд, а не на руки. Коленями сожми лошадиные бока. Это только на рыси, на шаге вообще можешь расслабиться. Так, уже лучше. Не прилипай к седлу, а то зад отобьёшь. Следи за тактом движений лошади: на первый привстаёшь, разгибаешь колени, на второй опускаешься обратно. Только не плюхайся!

- Слишком сложно! – вздохнула я. Я и половины из его указаний не запомнила.

- Глотка василиска, ты совсем идиот? – в женском роде он позволял себе называть меня только, когда мы оставались наедине, то есть большую часть суток я была парнем. – Хорошо, в первый раз прослежу. Да сядь ты нормально, не мучай животное!

Я честно пыталась, не знаю, вышло ли, но, когда вечером я неуклюже сползла на землю, тело болело не так сильно, как прежде.

Идти, как мальчик, было тяжело, бёдра так и норовили выписывать восьмерки. Но это ещё ладно, выпитое за обедом вино просилось наружу – самый мерзкий момент в условиях нового тела. Поэтому я всегда терпела до последнего.

Надеюсь, всё это ненадолго, так хочется снова стать девушкой!

- Если хочешь, могу найти веревку, - хмыкнул Лэрзен, видимо, прочитав отголоски моих мыслей о тяжкой доле женщины в мужском теле. – За тем симпатичным сарайчиком тебя никто не заметит.

- Мне стыдно, - покраснев, как мак, пробормотала я, всё же бросив взгляд на сарайчик. Вроде бы кустики вокруг, действительно никто не увидит…

- Как маленький! – вздохнул маг, заводя лошадь в конюшню. – Иди смелей, я пока пристрою твоего пони и сниму нам комнату.