Чумной Пир

Глава 5

Виталик вернулся домой, когда глухая ночь опустилась на землю скрывая его обреченность, его разрывающую нутро душевную боль. Только с наступлением ночи он был собой. Собой…как молодой человек понимал сам — ничтожным, мелочным и жалким. Да, Слава для него была только прикрытием, была для него тем, что принято называть «идеальным решением» любовного фронта в котором были такие не залатанные плеши. Ему было противно от самого себя и от осознания, что вся эта ложь…все это вранье: про любовь, про переполняющую его нежность и желание быть любимым мужчиной для Славы…все это слова, которые служили для юноши прикрытием приличного человека. Виталий верил, что если довести до точки кипения Славу, то дуреха сама уйдет. Уйдет, как это часто бывает. Уйдет, просто не выдержав натиска морального давления, натиска трёпки драгоценных нервов, струн на которых Виталик так профессионально играл.

Перебои. В доме снова отсутствовало электричество, но было достаточно светло, ибо свет уличных фонарей проникал своим едким освещением, и эти тени горящих в доме свечей придавал атмосферу таинственности, ощущение удушающего тлена. Он разулся, бросив ботинки посреди коридорной дорожки, повесил пиджак в прихожую и засучив рукава прошел на кухню, где наполнил высокий стакан слабым, кислым вином, что по запаху напомнило зеленую клубнику. Молодой человек осветил лестницу ведущую на второй этаж подсветкой телефона, и поднимаясь, заметил игру легкого, желтовато-красного света из-за двери ванной. Аккуратно потянув легкую дверку на себя, он приоткрыл комнату. В ванной наполненной до краев малиновой пеной медленно потягивала терпкое вино из глубоко фужера Катрин. Болтая свисающей с края ванны ножкой, она мурчала под нос какую-то попсовую песенку. Едкий парфюм Виталика перебил терпкую малину. Катрин открыла глаза и улыбнулась.

Она походила на ангела. Белокурые, волнистые завитушки, собранные в высокий, тугой хвост открывали всю красоту ее нежного личика. Глубокие, переливающиеся от света свечи кошачьим блеском голубые, бездонные глаза, что скрывали за своими манящими замками женскую тайну. Ее изящное, хрупкое тело манило Виталика. Ему нравилось видеть нагую невинность в этой женщине, что была для других запретным плодом, но только не для него. Тонкие персиковые губы извивались в легкой ухмылке, и ее Виталик ненавидел больше всего на свете.

— Я не слышала, как ты вернулся. — улыбнулась Катрин медленно опустив охладевшую на воздухе ножку в теплую воду.

— Ожидала увидеть кого-то другого? — Виталик хмыкнул. — что же, — он отпил глоток вина. — прости, что я снова испортил тебе настроение своим приходом.

— Котенок, что за проблемы? Я хоть раз так говорила? — женщина прикусила губу. — хотя, ты знаешь, — Катрин провела ладонью по шейке и застонала. — буквально час назад приходил Беркут.

— Какого черта он здесь делал? — хрипло спросил Виталик. — что ему надо?

— Знаешь, он ждет тебя завтра у себя. Хочет переговорить с наследником о каких-то нюансах. Ты ведь знаешь, что у него с твоим дедом были хорошие отношения. — девушка улыбнулась.

Виталий остановился в дверном проеме. Свет от свеч падал на соблазнительное тело Катрины и от одной мысли, что Беркут мог к ней прикасаться у юноши срывало голову напрочь. Он чувствовал, как внутри него все сжимается от дикого кома нарастающей ревности. Контролировать припадок нахлынувшей ревности он не умел. Он…Беркут…сердце сжималось от боли, что этот поддонок видела его женщину, смотрел на нее своим хищным взглядом…мечтал овладеть. Виталик готов был убить Беркута, но всегда сдерживал здравый смысл, который хотелось послать к чертовой матери.

— Хочешь сказать, что этот ублюдок Беркут видел тебя голой? — приближаясь к ванной спросил Виталик.

— Да, а что здесь такого? — удивилась женщина улыбнувшись.

Виталик резко схватил вздрогнувшую девушку за волосы и Катрин взвизгнула. В глазах робкого, такого нежного с ней ранее молодого мужчины она видела животный, страшный гнев. Вероятного того, что он сейчас не утопит ее — никакой. Катрин вцепилась коготками в края ванной и словно боязливая кошка старалась не уйти под воду пока Виталик не ослабит свою грубую хватку от которой по телу женщины, пробежали мурашки возбуждения и такого дичайшего страха.

— Что здесь такого? — грубо спросил Виталик глядя в глаза своей испуганной тетушки. — что, бл*ть, здесь такого? Я тебя, сука, утоплю сейчас к чертовой матери, чтобы ты больше никого не смела показывать себя другим. Ты просто вынуждаешь меня делать тебе больно.

— Милый, я не принадлежу те…

Не успела Катрин договорить, как в ее дрожащие, такие сладкие губы впился Виталик. Страстным поцелуем он держал ее в замирании, пока руки уже орудовали на знакомом ему поле. Он сжимал своими кистями ее выпирающую, аккуратную грудь, пальцами прощупывала чувственные, возбужденные холодом мокрые, скользкие женские соски так, что даже боль Катрины сквозь поцелуй отзывающаяся поскуливанием выглядела безупречно. Виталик подхватил на руки девушку. Она была вся мокрая и в малиновой пене, но это все ему не мешало. Пихнув ногой дверь спальни, он грубо швырнул ее на мягкую постель. Нависая всем телом над обнаженной женщиной, он чувствовал настоящую власть. Он знал, как покорна, как она ломает гордость, ломает принципы, чтобы он овладел ею, чтобы почувствовал единение, ее принадлежность только одному мужчине.

И снимая все одежды, он млел от чувства телесного единения, какое дарит ему Катрин. Прелюдия. Ласка, что доводит возбужденную девушку до сладкого, ноющего, извилистого, словно проникновенная змея чувство долгожданной эйфории. Как бы она не хотела, как бы не пыталась, но сдержать громкий стон не могла. Виталий прикасался своими ладонями до самого сокровенного, что только могло хранить женское нутро. Грубыми проникновениями острого языка он раздвигал набухшие от предательского возбуждения стеночки ее тайны, а крепкие руки держали аппетитные бедра поглаживая грубыми движениями дрожащие, бархатные ноги.

Катрин соврала ему. Она знала, что в порыве ревности он способен на все: безумие, страсть, жесткий секс в самых унизительных для нее позах. Да, Беркут, действительно, заходил к ней, но чисто на минутку, и она была одета, но только после его ухода некий шлейф остался тяжелым камнем в груди. Ей хотелось почувствовать Виталий в себе, и вот, дождавшись этой секунды она вкусила запретный Богом для нее плод. Виталик раздвинул ее крепкие, страстные ноги и его твердевший от бешенного возбуждения молот уперся в приоткрытую пещеру хозяйки…покровительницы «Пикантной» медной горы. Катрин прикусила губу и одним резким толчком приняла его в себе. Гулкий стон сорвался с дрожащих губ…

Все ее чувственное нутро билось в сладкой, липкой неге удовольствия. Сковывая мыслями свое тело Катрин старалась выводить племянника из себя, ибо от этого он становился истинным зверем, что, прикусив ее за шею будет истязать до конца. Она запустила кисть в его волосы и чувственные губы слились в сладкий поцелуй с ним. За ночь этого бешенного родео она была и редкостной бл*дью, и любимой женщиной. Удовольствие — самый главный, самый грешный плод из всех, что придумал всевышний. Она была готова на все ради этого запретного удовольствия. Феерия близилась к завершению. Катрин почувствовала, как Виталик весь напрягается внутри нее, и именно это чувство она обожала больше всего за весь акт. Чувство, когда горячее семя разливается внутри ее пылающего лоно.

После сладкого соития она была готова танцевать неаполитанскую тарантеллу. Виталий имел странную манеру, но всегда после секса он уходил на кухню на двадцать минут, и возвращался, держа в руках высокий стакан со свежевыжатым лимонным соком.

— Вот только не спрашивай меня кто из вас лучше. — Катрин достала тонкую сигарету и затянулась пуская небольшие кольца дыма в сторону племянника.

— Ты серьезно? — возмутился Виталик.

— Вот скажи мне, я хоть раз тебе изменяла? — девушка засмеялась.

Виталик молчал. Он не мог ответить на этот вопрос. Доля сомнения всегда душила его скользкой жабой. Видеть обиды Катрин было невыносимо для него, тяжело. Он никогда не мог высказать тетушке все в лицо, ибо знал, что недоверие обижает. Виталий лег обратно в постель и его ладонь ласково коснулась впалого женского живота. Виталик потерся подбородком о ее плечо, легким поцелуем коснулся аккуратного ушка, и прижался, словно ручной, покорный котенок. Катрин ухмыльнулась, затягиваясь отравляющем тело никотином. «Боже»…беззвучно шептали ее губы.

— Я очень люблю тебя. — прошептал Виталий. — потерять тебя — самое страшное, что может произойти в моей жизни.

— Дорогой, ты меня не потеряешь. — улыбнулась Катрин.

— Честно говоря, я хотел пойти убить Беркута после твоих слов. — молодой человек вздохнул.

— Ты расстался со Славой? — спросила тетушка затушив сигарету в пепельнице. — ты ведь знаешь, милый, либо она… — тонкая кисть нежно коснулась мужской щеки. — либо я…у тебя один вариант.

Виталий замолчал. Он знал, что хочет быть с Катрин больше всего на свете, но и ее планы были известны молодому человеку от чего покорно просто жал своей смерти, но если бы он не бросил Славу — значит полностью отказался бы от любимой женщины, но прильнуть к любящей тебя и такой доступной девчонке было бы безопасно. Он не сомневался в своем решении.

— Ты ведь знаешь, что я буду с тобой. — прошептал Виталий.

— Но буду ли я? — Катрин снова закурилась затягиваясь дымом до самого естества.

Виталий боялся только одного — что Катрин уйдет навсегда…