Цифровой журнал «Компьютерра» № 160

Как быть с корпоративным консерватизмом, если государство «принуждает» к инновациям Вадим Сухомлинов, руководитель направления стратегического развития бизнеса Intel в России и странах СНГ

Опубликовано 14 февраля 2013

Инновационное развитие российских корпораций пока идёт не слишком быстрыми темпами – явно медленнее, чем того требуют реалии сегодняшнего дня.

Мне кажется, что у истоков сложившейся ситуации – консерватизм менеджмента большинства отечественных компаний (главным образом промышленных предприятий, и даже компаний в сфере услуг). Куда проще двигаться по заданной траектории, наращивая объёмы выпуска уже «проверенной» рынком продукции, чем рисковать и тратить деньги на создание прорывных продуктов и технологий. Для иллюстрации: «Роснефть» в 2012 году, согласно заявлению вице-президента компании Игоря Павлова, потратит на НИОКР всего 0,6 процента от годовой выручки. «Газпром» в прошлом году выделил на финансирование научных исследований от выручки 1,3 процента (723 млрд. выручки — 9,2 млрд. на НИОКР).

Менеджмент крупных компаний должен быть именно инновационным, способным последовательно вовлекать в процесс движения вперёд всех сотрудников. Нужно, чтобы руководители видели некий «идеальный» образ компании, к определённому сроку (спустя одно или несколько десятилетий) преобразившейся на всех уровнях — производства, маркетинга, работы персонала, управления сбытом. Только если эта картинка будет стоять перед глазами управленцев, корпорация будет предпринимать реальные шаги, которые позволят ей приблизиться к своему «идеальному» состоянию. Ведь инновации – это инструмент повышения конкурентоспособности компании в долгосрочной перспективе, а не только какие-то отдельные новшества, появляющиеся в ходе текущих работ.

Сегодня инновационный процесс — это в большинстве случаев результат политики «сверху». Государство, являясь во многих компаниях мажоритарным акционером, искусственно заставляет бизнес заниматься исследованиями, проявляя инициативу как его собственник. И компании вынужденно перестраиваются. Однако всё равно остаётся прослойка менеджмента, которые не видят в реформах по заданию государства никакого смысла.

Поэтому я и говорю так много о том, что «средний» менеджмент компании («топам», надеюсь, государство необходимость инновационной активности объясняет) тоже должен понимать, что технологии – это нужно. Какие бы красивые слова ни звучали на заседаниях советов директоров, политика акционеров наткнётся на пути реализации на барьер в виде корпоративного консерватизма. И если поменять мышление на каждом уровне, то в компании сложится особый тип корпоративной культуры, стимулирующий новаторство (от позитива в оценке новых идей до желания отдельных работников пойти «поизобретать» что-нибудь в гараже).

Естественно, смена парадигмы мышления – задача крайне сложная. Однако сегодня я вижу, что в России государство работает и в этом направлении. Бизнес-школа Сколково, например, проводит корпоративные программы обучения специалистов любого масштаба — от генерального директора до руководителя отдельного департамента. Особенно важно, как мне кажется, чтобы подобные курсы прошли сотрудники компаний, где всё ещё сохранились советские традиции управления. Только так, погрузив человека в новую среду, можно помочь ему пересмотреть свои взгляды.

Важно и то, чтобы человек с «обновлённым» сознанием мог бы вернуться в корпорацию, где работал последние несколько лет (по данным сколковской бизнес-школы, около 50 процентов её выпускников не вернулись работать в корпорации), и, более того, сумел бы что-то изменить. Ведь все его инициативы будут встречать сопротивление коллег как «сверху», так и «снизу» — и в этом смысле корпоративное обучение инновационному мышлению должно затронуть всю вертикаль менеджмента компании. Но на самом деле менеджеры корпораций начнут думать об инновациях только тогда, когда в своей работе они станут полностью отталкиваться от интересов собственных потребителей и конечных пользователей.

Клиенты корпораций всегда готовы требовать чего-то нового, спрос на инновации в b2с у нас достаточно высок. Увы, пока существует тенденция зарабатывать не на доходах компании, а на её расходах, пока нет чёткого видения стратегии развития компании, инновации будут восприниматься в первую очередь как статья для выделения бюджета, а не как способ повышения конкурентоспособности.

К оглавлению

WebKit в «Опере»: какое будущее ждёт независимый браузерАндрей Письменный

Опубликовано 14 февраля 2013

13 февраля 2013 года создатели браузера Opera объявили, что отказываются от собственного движка Presto и переходят на WebKit. Может показаться, что такая новость должна интересовать только пользователей самой Opera, да и то не очень сильно. На самом же деле исчезновение четвёртого по популярности браузерного движка — эпохальное событие, и не только для Opera, но и для всего рынка браузеров, а соответственно и всего интернета.

WebKit — это движок, использующийся в браузерах Safari и Google Chrome. Своими корнями он уходит вглубь истории графической среды KDE для Linux. Одним из её компонентов был движок KHTML, который в Apple в 1998 году решили взять за основу своего будущего браузера. Первая версия Apple Safari увидела свет в 2003 году, но по-настоящему популярным WebKit стал после двух других событий: выпуска iPhone в 2007 году и Google Chrome — в 2008.

Стремительный рост доли WebKit продолжается уже больше четырёх лет, и на сегодняшний день она составляет 34 процента — то есть браузер с той или иной версией WebKit установлен у каждого третьего пользователя интернета. Если считать лишь настольные компьютеры, то эта цифра будет чуть ниже — около 23 процентов, по данным NetApplications за начало 2013 года. С мобильными же ситуация похожа на доминирование Internet Explorer в начале двухтысячных: WebKit используется примерно на 90 процентах нынешних телефонов и планшетов.

Успех WebKit тесно связан с появлением новых стандартов веба, и неудивительно: авторы многих важных частей HTML5 работает либо в Google, либо в Apple. Практика, когда какая-то новая функция появляется сперва в WebKit, и лишь потом — в заявках на стандартизацию, потихоньку становится нормой.

Популярные браузеры встречались и раньше: в районе 2005 года казалось, что если кто-то и составит конкуренцию Internet Explorer, то это будет Mozilla Firefox. Как и WebKit, его движок Gecko распространяется на свободных условиях, и в Opera тогда могли точно так же взять и присоединиться к лидеру рынка. Однако не присоединились, и это казалось логичным: собственный движок всегда был гордостью разработчиков Opera и одной из главных ценностей компании. В чём же отличие нынешней ситуации?

Семь-восемь лет назад можно было сказать, что дела Opera идут в гору. Производители мобильных телефонов и других устройств (к примеру, телевизоров и телеприставок) остро нуждались в браузере, который заработал бы на слабом «железе». Firefox с его высокими требованиями им не годился, а вот облегчённые варианты Opera (Mobile и Mini) были в самый раз. За каждую копию Opera, предустановленную в то или иное устройство, компания получала лицензионные отчисления, и они стали важной статьёй дохода. Кстати, именно в то время было решено сделать бесплатной версию Opera для десктопов.

С началом второго десятилетия XXI века всё изменилось радикальным образом: мобильные устройства обзавелись полноценными операционными системами, каждая из которых укомплектована фирменным браузером. Мобильный Safari, браузер Android (равно как и Chrome для Android) — все они работают на WebKit. Хуже того, для iOS запрещено выпускать браузеры с нестандартным движком, и использование WebKit здесь неотвратимо.

Есть и второй важный довод в пользу отказа от Presto. Веб-технологии стремительно развиваются, и браузеры в наши дни соревнуются в поддержке ещё не утверждённых консорциумом W3C стандартов. Сохранять такой темп разработки должно быть дорого и проблематично для независимой компании, не выпускающей других продуктов.

В Apple в своё время выбрали KHTML чисто из инженерных соображений: хоть нанятая Стивом Джобсом команда инженеров и состояла чуть ли не наполовину из бывших сотрудников Mozilla, ими было принято решение отказаться от движка Gecko в пользу KHTML. Его код был куда чище и компактнее кода Gecko, частично унаследованного ещё от Netscape. KHTML требовал совершенствования, но благодаря удачной архитектуре результат должен был получиться более удачным.

С точки зрения независимого разработчика, у современного WebKit есть и другие преимущества над Gecko. Перейди Opera на движок Firefox, это сделало бы норвежскую компанию одновременно и союзником, и конкурентом Mozilla Foundation — ситуация довольно неудобная. Что до WebKit, то он уже поддерживается двумя лидерами рынка, и число сторонних разработчиков, подключающихся к инициативе, растёт с каждым днём.

Однако решающий аргумент в пользу перехода на WebKit — это его лидерство на рынке браузеров для мобильных устройств. Неудивительно, ведь за WebKit стоят компании, разрабатывающие две основные мобильные ОС. Соперничать с ними практически бесполезно, а вот союз сразу упрощает многие вещи.

Это подозрение подтвержюат и в самой компании. «Мы совершаем этот переход сейчас, потому что мы хотим предоставлять наилучший продукт пользователям смартфонов на двух наиболее популярных платформах — Android и iOS», — прокомментировали в Opera в ответ на запрос «Компьютерры».

Почему бы всем авторам браузеров не сделать то же самое, что сделали в Opera, и не переключиться на WebKit? Это бы стало раем для веб-разработчиков: сайты больше не нужно будет тестировать в трёх браузерах на разных системах, ведь все они будут работать одинаково.

Что в Microsoft, что в Mozilla на такую идею смотрят с большим осуждением. «Веб-стандарты утратят своё значение, и процесс стандартизации будет заменён на решения и политику разработчиков WebKit — пишет в своём блоге один из разработчиков Mozilla Роберт О’Калахан. — Баги WebKit станут стандартом: у разработчиков не будет способа проверить работу сайта на разных движках, чтобы определить, является ли то или иное неожиданное поведение багом или всё так и должно быть». То же мнение теперь поддерживают и в Microsoft, признавая, что доминирование Internet Explorer в своё время привело к продолжительному застою.

Это мнение заслуживает внимания, но стоит помнить, что и у Microsoft, и у Mozilla есть свои корыстные причины для отказа от WebKit. Хоть Internet Explorer и потерял статус монополиста, этот браузер продолжает быть самым популярным. Отказываться от влиятельной позиции — не в правилах Microsoft. Вероятность того, что Mozilla откажется от Gecko в пользу WebKit, ещё меньше: весь фонд Mozilla построен вокруг Gecko, и отказ от него сразу же поставит под вопрос осмысленность существования фирмы. Без своего движка затраты на разработку можно свести к минимуму и заниматься лишь зарабатыванием денег на знаменитом и когда-то важном бренде. А это, как несложно догадаться, тупик.

Не относится ли то же самое и к Opera? С одной стороны, отказ от своего проприетарного движка в пользу хорошей и популярной технологии должен пойти на пользу браузеру Opera. Что до компании Opera, то тут всё сложнее: переход на WebKit одновременно сократит и её убытки, и прибыль. Лицензировать движок разработчикам оборудования станет сложнее, ведь придётся конкурировать с другими разработчиками браузеров на WebKit. А от возможности зарабатывать на продаже приложений в Opera уже давно отказались.

Вариантов остаётся немного: либо жить на те деньги, которые в Google платят за запросы к своему поисковику, либо самостоятельно зарабатывать на рекламе, либо найти для компании какого-нибудь богатого и заинтересованного в разработке своего браузера покупателя. Если вычеркнуть из списка гигантов индустрии Apple, Google и Microsoft (у них уже есть браузеры), то среди подозреваемых останутся Samsung, Facebook и Amazon. И надо сказать, во всех трёх случаях покупка Opera кажется не лишённой смысла.

К оглавлению

RIOT: «Google для шпионов» от компании RaytheonЮрий Ильин

Опубликовано 13 февраля 2013

В распоряжение издания Guardian попало видео, демонстрирующее новую «шпионскую» технологию, которую разрабатывает корпорация Raytheon. Используя методики data mining, новая разработка программная разработка способна выяснить практически всё о любом человеке и, мало того, предсказать с высокой степенью вероятности будущие поступки и передвижения интересующего лица (правда, в очень ограниченных, по счастью, масштабах).

Пакет носит название RIOT — Rapid Information Overlay Technology (Технология быстрого информационного покрытия). Само слово Riot обозначает бунт или мятеж, что некоторым образом намекает на основное назначение программы.

Raytheon — один из крупнейших оборонных концернов в мире, крупный поставщик министерства обороны США, 90 процентов доходов которого приходятся на оборонные заказы. Будучи крупнейшим в мире производителем самонаводящихся ракет, Raytheon также является весьма заметным разработчиком всевозможных электронных средств, как военного, так и гражданского назначения. Судя по всему, RIOT — как раз разработка двойного назначения.

Пока что Raytheon утверждает, что эта программа ещё не готова для коммерческого применения, однако технологии, лежащие в её основе, «в 2010 году передавались правительству США и представителям коммерческой отрасли в рамках совместных исследований и разработок, направленных на создание общенациональной системы безопасности, способной анализировать «триллионы отдельных событий» в киберпространстве».

То есть как минимум какая-то часть технологии уже, скорее всего, функционирует. Поприветствуем Большого Брата, он нас всех видит.

В целом, что такое RIOT? Судя по видеодемонстрации, каким-то образом попавшей в распоряжение Guardian, это своего рода «Google для шпионов». Даже интерфейс программы весьма напоминает интерфейс главного мирового поисковика.

Поисковик «просеивает» данные из социальных ресурсов — в ходе демонстрации упоминаются Facebook, Twitter, Gowalla и Foursquare — и выдаёт по запросу информацию о перемещениях того или иного человека. Используется не только информация о чекинах в Foursquare или географическая информация из Gowalla. Как пояснил один из (предполагаемых) участников разработки RIOT Брайан Урч, многие камеры и смартфоны сохраняют геоданные в exif-заголовках. Выудить их несложно, а стало быть, отследить перемещения искомого персонажа — дело нехитрое.

Интереснее другое: RIOT позволяет «предсказывать», куда направит свои стопы «поднадзорный» в ближайшее время. Нет, о каких-либо точных предсказаниях поведения конкретного лица речи пока не идёт, всё гораздо прозаичнее.

RIOT способен построить диаграмму связей и взаимоотношений между отдельными людьми просто по тому, с кем они общались через Twitter. Также для этого используются информация из Facebook и геолокационные сведения из Foursquare: и вот, исходя из них, RIOT выделяет десять наиболее часто посещаемых «поднадзорным» мест. Например, отслеживаемый в ходе видеодемонстрации персонаж регулярно ходит в один и тот же тренажёрный зал рано по утрам. Ссоответственно, если вопрос состоит в том, где его можно найти и когда (и если он не ожидает встречи), то самый логичный шаг — навестить тот самый зал в нужное время.

В целом, то, что рассказывается в видеодемонстрации, не выглядит чем-то исключительно инновационным и специфическим. Не исключено, впрочем, что у RIOT есть свои особенности и алгоритмы, позволяющие сделать конкретные выводы из неочевидных вещей.

Но на поверхности — сходство с другими средствами «социального» поисковика. Невольно вспоминается недавно анонсированный поиск по социальному графу Facebook, который, будь нужда-забота, тоже позволяет составить подробное «досье» на каждого пользователя социальной сети, просто исходя из тех следов, которые любой юзер социальных медиа оставляет по себе. Отметился в Foursquare в каком-либо ресторане более одного раза? Сфотографировался в любопытном интерьере и выложил фото со смартфона в Instagram или прямо на Facebook? Есть статистика.

В целом, с помощью различных инструментов поиска и анализа данных в социальных медиа о любом человеке можно узнать всё или почти всё. Причём в социальных сетях вся информация подобного рода ещё и структурирована как раз так, чтобы… Чтобы Большому Брату было лучше видно.

- Главное отличие Data Mining в социальных ресурсах заключается в том, что доступна концентрированная и структурированная однотипная информация по огромному количеству реальных людей, — поясняет Глеб Суворов, глава компании Basilisk Lab, специализирующейся на Data Mining. — Анкетные данные пользователей объединены с информацией об их контактах, месте, времени и способе доступа к сайту, интересах, предпочтениях. Также доступен огромный архив реакций пользователей на различные новости, события, сообщения, фотографии, отмеченные лица — всё это одновременно.

Неделю назад в «Компьютерре» была опубликована статья, посвящённая в том числе бизнес-ориентированному инструментарию в социальных сетях; в частности, о средствах аналитики той информации, которая в огромных количествах публикуется в социальных ресурсах. В определённом смысле RIOT занимается тем же самым, но только с совсем другой целью: отслеживать конкретных людей, интересующих как коммерческих заказчиков будущей системы, так и спецслужбы.

И было бы странно, если бы спецслужбы не интересовались возможностями, которые им предоставляют социальные ресурсы.

Возникает, однако, вопрос: можно ли от этого каким-либо образом защититься? Предохраниться, так сказать, от нежелательного надзора?

- Основная угроза частной жизни возникает в момент регистрации в социальной сети, — поясняет Глеб Суворов. — Социальные сети стимулируют рассказывать о себе как можно больше реальной информации, заходить на сайт чаще, взаимодействовать с сетью активнее, а каждое такое действие остаётся в памяти множества различных организаций. Когда и откуда вы зашли в любимую «социалку», знает не только Facebook или VK, но и ваш провайдер (или мобильный оператор), провайдер «социалки», ваш браузер, различные коммерческие компании, предоставляющие интернет-аналитику или статистику, интернет-рекламы и т.д. и т.п. Поэтому хотя бы частично «обыграть» подобные анализаторы можно, только полностью отказавшись от участия в социальных сетях. Как всегда, это трудный выбор между удобством и безопасностью.

Возможно, речь не столько уже даже об удобстве, сколько о привычках. Привычках пользователей «жить наружу» без каких-либо ограничений для самих себя.

Можно до бесконечности говорить о том, что пользователи сами обеспечили потенциального Большого Брата всеми необходимыми сведениями, и возможность тотального надзора за миллиардами людей — это исключительно вопрос правильно написанного программного обеспечения и вычислительных мощностей. Мало кого это заставит задуматься об «индивидуальной информационной гигиене», тем более что эта проблема возникла уже далеко не вчера и она вполне реальна.

Как реален «Google для шпионов» в исполнении одного из крупнейших оборонных концернов США — фирмы Raytheon.

К оглавлению

Валентин Макаров: Что нужно ИТ-отрасли от государства? Валентин Макаров Президент НП РУССОФТ

Опубликовано 13 февраля 2013

В конце 2012 года произошло событие, важное для всей отечественной ИТ-индустрии: в офисе «Яндекса» прошло заседание Президиума Совета при Правительстве РФ по модернизации и инновационному развитию, в котором принял участие премьер-министр Дмитрий Медведев.

Впоследствии я получил сразу несколько вопросов от журналистов по поводу обоснования тех или иных предложений, высказанных мною и коллегами на заседании. Появление вопросов – логично: формат выступлений представителей бизнеса не предусматривал подробных презентаций. Это и понятно. В течение полутора часов участникам заседания предстояло сформировать пакет предложений, покрывающих весь спектр проблем ИКТ. Поэтому в своих выступлениях нам была предоставлена возможность лишь сформулировать конкретные предложения премьеру для внесения в итоговый протокол, без развёрнутых обоснований этих предложений.

Сейчас, по прошествии некоторого времени, можно попытаться расставить акценты и обосновать наши предложения, высказанные 24 декабря. Итак, с какими предложениями ИТ-отрасль обращается к государству? И почему?

Недопущение роста налоговой нагрузки на индустрию и необходимость расширения контингента пользователей льготой по уплате страховых взносов – эта тема прозвучала на заседании Президиума несколько раз. Её затронули в своих выступлениях не только представители бизнеса, но и министр связи и массовых коммуникаций, и председатель Правительства. Её активно поддержал в своём выступлении вице-премьер, отвечающий за экономический сектор, – Аркадий Дворкович.

Дело в том, что так называемые льготы по оплате страховых взносов для компаний разработчиков ПО – это вовсе не льготы. Это в какой-то степени восстановление здравого смысла применительно к нашей индустрии.

Принятое в период мирового экономического кризиса решение о повышении ставок страховых взносов означало принципиально разные последствия для секторов экономики с разной долей вложенного интеллектуального труда. Для индустрии разработки ПО с долей фонда оплаты труда в себестоимости продукции, доходящей до 80 процентов, это означало рост налоговой нагрузки в 4 раза больший, чем в банковском секторе, и в 10 раз больший, чем в нефтедобыче. А для тех компаний, которые благодаря активной конкуренции на глобальном рынке пользовались льготой по уплате ЕСН, эта разница исчислялась двумя порядками. Какое уж тут равномерное увеличение нагрузки на бизнес — просто разрушение передового и конкурентоспособного бизнеса!

Опыт применения льготы по страховым взносам показал, что снижение ставок страховых взносов привело к росту объёмов продаж (для экспорта этот рост составил в 2011 году 22 процента), что означало соответствующее увеличение поступлений в страховые фонды (а также в бюджеты регионов за счёт роста поступлений НДФЛ), не говоря уже о поступлении валютной выручки в страну и росте производства в смежных областях бизнеса. А там, где льгота не была предоставлена (в малом бизнесе, с численностью персонала менее 30 человек), рост экспорта составил 0 процентов. Это значит, что тот бизнес, который является основой инновационной экономики и на развитие которого работает целый ряд государственных институтов развития, не получая льготы, теряет в конкуренции за кадры с крупными и средними компаниями и, как следствие, не развивается.

Решение очевидно, о нём говорили в своих выступлениях и премьер, и вице-премьер. Льготы по страховым взносам необходимо сохранить и расширить их действие на малые компании. Кроме того, необходимо устранить неоднозначные формулировки в законе, которые не дают возможности пользования льготой компаниям — разработчикам программных продуктов.

Другой важной темой обсуждения стали меры государственной поддержки продвижения российских компаний на зарубежных рынках. Сергей Андреев из ABBYY рассказал о том, каким образом сформированная в США система патентного права, предусматривающая (в отличие от Европы) патентование ПО, создает преференции крупным компаниям и отсекает малые компании от участия в конкурентной борьбе.

Патентная война идёт и между крупнейшими корпорациями (затраты Google на патентование и суды по патентным спорам превышают расходы на НИОКР!). В такой ситуации малые и средние американские и зарубежные компании теряют всякую возможность реальной конкуренции, ограничивая свою «американскую мечту» продажей компании одной из крупных корпораций. Для продвижения своих компаний на американский рынок (и на рынки, которые принимают правила американской патентной игры) другие страны находят выход в том, чтобы софинансировать расходы своих компаний на патентование своего ПО в США. Так делает Китай, который уже добился огромных успехов, выйдя на первое место по количеству патентов, полученных в США. Правительству РФ предлагается оказать аналогичную поддержку российским компаниям в патентовании ПО в США, для чего использовать средства Российской Венчурной компании (РВК). Сделать это можно за счёт внесения некоторых изменений в учредительные документы РВК, разрешив этому институту развития расходовать свои средства не только на инвестиции, но и на прямые субсидии для оформления патентов.

Другим, альтернативным предложением, вполне соответствующим роли России в мировой политике, может быть инициирование международного альянса со странами ЕС и с другими заинтересованными странами для оказания нажима на Правительство США с целью изменения патентного законодательства США и устранения теперь уже вполне серьёзной проблемы «патентного пузыря», в который ежегодно вкачиваются миллиарды долларов со всего мира, нарушая принципы честной конкуренции и устраняя перспективу роста для малого бизнеса.

Что касается предложения об использовании ресурсов РВК для поддержки патентования в США, то я бы предложил в целом использовать РВК в качестве инструмента поддержки продвижения российских компаний на глобальном рынке, разрешив расходовать средства РВК для проведения исследований рынка, для поддержки международного маркетинга российских компаний, для обучения их персонала иностранным языкам, маркетингу и продажам, для их юридической защиты за границей. То есть вменить РВК функцию агентства по поддержке высокотехнологичного экспорта (в том понимании, в каком существуют такие агентства во всех странах мира, конкурирующих на глобальном рынке высоких технологий). В прилагаемой презентации вы найдёте пару слайдов, доказывающих необходимость и целесообразность создания подобного агентства в России.

Опыт развития конкуренции в постиндустриальную эпоху показывает, что главным полем глобальной конкуренции является сфера высоких технологий. Те страны, которые сумеют создать эффективный механизм поддержки своего бизнеса для продвижения на этом мировом рынке, получают основную долю дохода нового развивающегося технологического уклада (теорию циклов (волн) Кондратьева).

Побеждать в конкуренции с ведущими и самыми агрессивными развивающимися странами мира чрезвычайно трудно, и не только для России. Для успешной конкуренции необходимо мобилизовать все ресурсы и так настроить управление экономикой страны, чтобы рост высокотехнологичного экспорта стал приоритетом всего государства, то есть стал бы «национальной идеей».

Для реализации этой национальной идеи необходимо иметь волю политического руководства, чёткую скоординированную программу мер во всех органах госуправления, а также необходимо иметь исполнительный орган, обеспеченный ресурсами и имеющий чёткие метрики для оценки результатов своей деятельности по поддержке высокотехнологичного экспорта. К счастью, метрики очень просты: размер высокотехнологичного экспорта страны и его доля на глобальном рынке высоких технологий, а также их первая производная – скорость роста экспорта и скорость роста российской доли мирового рынка.

Совет по модернизации вполне мог бы стать органом выработки программы. Остается создать исполнительный орган для реализации этой программы (им вполне может быть РВК) и проявить политическую волю. Сильным партнёром государства в этом деле могут и должны стать отраслевые ассоциации инновационных секторов экономики.

В том же контексте поддержки экспорта на заседании Президиума Совета по модернизации был поднят вопрос о необходимости обеспечения упрощённого режима ввоза в Россию так называемых «инженерных образцов». В существующих условиях, когда таможенные органы исполняют прежде всего фискальную функцию (наполнение бюджета за счёт таможенных платежей), а не функцию стимулирования высокотехнологичной продукции, решить эту проблему оказывается нереальным.

Первый раз вопрос об упрощённом ввозе инженерных образцов (то есть ввоз единичных экземпляров электронных изделий в целях разработки и тестирования ПО для их управления) был поднят на встрече с В.В. Путиным в феврале 2006 года. Тогда представителям Правительства казалось, что решить эту проблему очень просто. Но опыт реализации поручения В.В. Путина показал, что упрощение процедуры ввоза инженерных образцов прямо противопоказано существующей парадигме работы таможенных органов. Изменить ситуацию может лишь коренное изменение целеуказания для ФТС (вплоть до изменения Таможенного кодекса РФ).

Вопрос в том, готово ли государство к таким изменениям и насколько они неотвратимы. Я хотел бы сослаться на мнение одного из кандидатов в лауреаты Нобелевской премии по экономике Карлоты Перес из Великобритании. Она приехала в Москву в ноябре 2012 года по приглашению журнала «Эксперт» для участия в российском экономическом форуме с амбициозным названием «Вернуть лидерство». Г-жа Перес в своем выступлении говорила, в частности, о том, что мировая экономика проходит критический период развития технологического уклада, основывающегося на ИКТ. Те страны, которые сумеют провести существенные изменения в организации своей экономики, изменив правила игры, устранив возможности прибыли для спекулятивного капитала («финансовых пузырей») и создав условия для применения производственного капитала, получат критическое преимущество в конкуренции. Эти необходимые изменения не могут быть косметическими, их внедрение обязательно будет ломать сложившуюся систему. Но без подобных изменений эти страны не смогут успешно конкурировать на глобальном рынке с теми, кто проведёт эти важные изменения.

На мой взгляд, мнение г-жи Перес напрямую применимо к необходимости серьёзных изменений в России, в частности – в таможенной политике и в создании эффективного механизма поддержки высокотехнологичного экспорта.

Важнейшими темами обсуждения Президиума Совета по модернизации были проблемы переподготовки и повышения квалификации ИТ-кадров, а также финансирования фундаментальной науки в ИТ, поднятые в своём выступлении профессором Тереховым из СПбГУ. Невозможно успешно конкурировать с ведущими странами мира без существенных инвестиций в фундаментальные исследования в сфере ИТ, без выращивания национальных исследовательских центров ИТ на базе ведущих вузов. Необходимы серьёзные программы финансирования крупных перспективных научных проектов, уход от «мелкотемья».

На сегодняшний день финансирование НИР, осуществляемое через Минобрнауки и Минпромторг, имеет значительные объёмы, а вот его эффективность достаточно низка, и в первую очередь за счёт непрозрачной системы организации конкурсов и оценки поступивших заявок. С появлением Фонда Сколково и ИТ-кластера в его составе оказалось, что даже эта проблема может быть успешно решена, если процедуры прозрачны, а в качестве экспертов привлекаются представители реального бизнеса.

Профессор Терехов также внёс предложение о восстановлении отраслевой системы повышения квалификации и переподготовки ИТ-специалистов, которая существовала в СССР. Воссоздать её в том же виде в условиях рынка невозможно, зато можно задействовать механизм государственно-частного партнёрства за счёт софинансирования этого института со стороны бизнеса и государства. Такой проект уже более года реализуется в Санкт-Петербурге в виде Академии последипломного ИТ-образования. Дело за софинансированием со стороны государства.

К оглавлению

Быть или не быть Microsoft Office для Linux Максим Плакса

Опубликовано 13 февраля 2013

Слух о предстоящем выходе версии Microsoft Office для Linux появился 5 февраля. Об этом якобы проговорился автору сайта Phoronix один из сотрудников Microsoft во время проходившего в Брюсселе саммита разработчиков open source FOSDEM. Слух, что и говорить, занятный, вполне тянущий на сенсацию.

Появился он не случайно. Новый MS Office 2013 был выпущен совсем недавно и стал едва ли не самым значительным среди всех версий офисного пакета от Microsoft по числу обновлений. Причём касаются они не только и не столько интерфейса или функциональных возможностей. Microsoft впервые предложила гибридную схему покупки продукта — в виде традиционной лицензии либо в виде сервиса. Именно это обстоятельство и стало основой, на которой можно выстраивать самые причудливые предположения относительного будущего MS Office.

Аргументов в пользу достоверности слуха о MS Office для Linux вполне достаточно. В связи с этой новостью не раз и не два упоминалось, к примеру, о наличии в штате корпорации некой «группы разработчиков Linux». Какая там «группа»! Microsoft уже несколько лет входит в число ведущих контрибуторов Linux и давно уже не причисляет эту платформу к числу конкурирующих. Ядро Linux начиная с третьей версии содержит драйверы Hyper-V от самой Microsoft, что делает возможной для виртуальных машин на целом ряде операционок (среди них — Ubuntu, SUSE, OpenSUSE, CentOS, ALT Linux) поддержку в Windows Azure. Более того, в корпорации существует проект Microsoft Openness, название которого говорит само за себя, а интероперабельность возведена в ранг одного из корпоративных лозунгов. Microsoft не просто не чужда, она абсолютно лояльна open source. Есть и первая нативная версия собственного продукта Microsoft для Linux, пусть даже речь идёт о приобретённой Skype. Идеологических препятствий для выпуска MS Office для Linux не существует.

Появление нативной версии MS Office для Linux стало бы для софтверного гиганта ещё и красивым жестом с возможными коммерческими последствиями. Декстопные версии Linux, несмотря на свои смешные по меркам Microsoft 1,2 процента популярности, укрепляются в секторе, который Microsoft весьма интересен. Попытаться сохранить неизменной долю MS Office в государственном секторе – задача, для решения которой Linux-версия продукта вполне могла бы пригодиться. Наконец, главное – внимание, которое уделяет Microsoft облачному Office 365. Слух, запущенный Phoronix, попал на хорошо подготовленную почву. Но доводов «против» ничуть не меньше, чем «за».

Любовь к open source, которой воспылала Microsoft, до сих пор не распространялась на мир декстопов — тот, где и царит офисный пакет корпорации. Та же версия Skype для Linux досталась Microsoft в довесок, и особого рвения в её развитии после покупки популярного сервиса в Редмонде до сих пор не замечалось. А все остальные активности Microsoft в сфере открытого ПО легко объяснимы интересами корпорации в облачной сфере, где без интероперабельности на деле, а не на словах ей не обойтись. И опыт с MS Office для Mac остаётся до сих пор единственным исключением. Пусть даже вполне удачным.

Доля Linux на десктопах составляет, как известно, немногим более одного процента. И для того, чтобы достичь хотя бы показателей Mac, должно пройти немало времени, даже если страстью к open source проникнутся не только отдельные города Германии, испанские провинции и целая Бразилия. Но даже рост числа ПК под управлением Linux не будет означать роста привлекательности этой платформы для Microsoft. В корпорации наверняка понимают, что аудитория linux-based десктопов весьма существенно отличается от аудитории Windows. Значительная часть поклонников Linux не готова выкладывать за офисный пакет суммы, адекватные стоимости его Windows- или Mac-версий. Более того, она вообще не готова платить за ПО, тем более от «заклятых», по идеологическим причинам. В конце концов, есть же бесплатный и канонический Open Office, а для желающих – Wine или CodeWeavers CrossOver.

А ведь есть платформы, которые уже обошли по популярности настольные версии Linux. Выход нативной версии самого популярного офисного пакета для iOS и Android давно уже актуален. Об аудитории и говорить не приходится. И здесь Microsoft могла бы быть куда активнее. Загляните в Google Play – здесь просто россыпь приложений от корпорации. Несколько игр, клиенты локальных сервисов MSN, Xbox, клиент SkyDrive, Lync, пригодный только для корпоративных пользователей и OneNote – один из немногих мостиков, которые позволяют хотя бы отчасти связать пользователей настольного Outlook с их мобильными устройствами. И это – всё. Набор приложений от Microsoft в AppStore практически идентичен тому, что имеется в Google Play.

Да, для Microsoft сейчас гораздо важнее собственные магазины приложений. Да, все силы корпорации брошены на развитие экосистем приложений для собственных операционок. Но столь откровенное игнорирование платформ, богатых пользователями, сформировавших модели использования устройств, весьма симптоматично.

Подтверждений привлекательности сторонних платформ для Microsoft нет. Есть только всё те же слухи о предстоящем выходе MS Office то для iOS, то для Android, которые противоречат тем явным усилиям, которые затрачивает Microsoft на продвижение собственной Windows 8. MS Office – одна из самых важных подпорок, которые поддерживают сегмент ПК. Собственными руками сжимать и без того сокращающийся сегмент персоналок? Microsoft можно обвинять в чём угодно, но только не в идиотизме.

MS Office – тот локомотив, который способен вытянуть продажи и Windows 8, и собственных устройств Microsoft. Тем более что новая версия вышла весьма удачной, а связка с Office 365, и функциональная, и ценовая, только добавляет ей привлекательности. Цеплять к этому локомотиву вагон с Linux – напрасная трата сил. Неслучайно к моменту выхода Windows 8 новый Office сумели попробовать все желающие. Неслучайно цены на его «младшие» версии, равно как и на обновление до Windows 8, были весьма демократичными. И неслучайно корпорация везде, где только возможно, специально подчёркивает, что все Surface оснащаются предустановленным Office, а крышки-клавиатуры, позволяющие полноценно работать с офисным пакетом, позиционируются как аксессуар из разряда must have.

Делиться в такой ситуации с любой не-windows платформой таким козырем, как нативная версия MS Office для Microsoft, – за гранью разумного. И до тех пор, пока потенциал и Windows 8, и устройств, разработанных под неё, не будет вычерпан редмондской корпорацией до донышка, ожидать выхода MS Office для Linux не стоит. Появление MS Office для сторонней платформы будет означать, что Windows 8 разделила судьбу Vista и сдана в архив, а на смену ей приходит новая операционка, с очередным, новым Office. А это – явно не обещанный слухами 2014 год. В упрямстве Microsoft тоже нельзя отказать.

К оглавлению

Десять предшественников iPad: планшеты от 1968 до 2000 Андрей Письменный

Опубликовано 12 февраля 2013

«Планшет изобрели не в Apple!» Картинки, доказывающие это, можно во множестве встретить в интернете. На иллюстрации обычно показан капитан Пикард из сериала «Звёздный путь» с планшетом в руках, а также Билл Гейтс, показавший Tablet PC в 2000 году. Однако Пикард с его планшетом PADD — вымышленный персонаж, да и Билл Гейтс был не первым, кто предложил реализацию планшетного компьютера.

Если совсем углубляться в историю, то можно сказать, что идея устройства, переводящего рисунки и рукописный текст в электронные сигналы, появилась ещё в девятнадцатом веке: тогда был создан Teleautograph — телеграф, передающий рукописный текст и изображения. История современных дигитайзеров ведёт своё начало от планшета RAND, разработанного в пятидесятых годах прошлого столетия. С экраном его совместили в начале шестидесятых в лаборатории MIT под руководством Айвена Сазерленда. С этого момента и началась история планшетных компьютеров.

Впервые устройство, напоминающее планшетный компьютер, было придумано изобретателем объектно-ориентированного программирования и современных графических интерфейсов и, ранее, учеником Айвена Сазерленда Аланом Кэем в 1968 году. В своей статье «Персональный компьютер для детей всех возрастов» Кэй описывает портативное устройство с экраном, клавиатурой и, конечно же, графическим интерфейсом. Кэй проводит подробные подсчёты характеристик устройства и хоть склоняется к мысли о том, что при тогдашнем уровне технологий массово производить Dynabook было невозможно, делает далеко идущий вывод: такие компьютеры появятся и будут стоить менее тысячи долларов. Хоть Кэю и не предоставилась возможность поучаствовать в создании планшетов, он никогда не оставлял этой идеи. Когда в 2007 году Стив Джобс предъявил миру iPhone, присутствовавший на презентации Кэй подошёл к нему после выступления и дал ценный совет: «Сделай экран размером 5 на 8 дюймов — и будешь править миром».

В фантастике и в научной работе Алана Кэя планшеты появились в шестидесятых годах, но уровень технологий ещё долго не позволял создать такое устройство. Прошло почти два десятилетия, прежде чем появился первый намёк на реализацию: он назывался Linus Write-Top. С разработчиком Linux Линусом Торвальдсом этот компьютер ничего общего не имеет — тому на момент начала работ над Write-Top было пятнадцать лет. Создали это четырёхкилограммовое «портативное» устройство двое американцев: Ральф Скларю и доктор Роберт Надье. Сперва они ставили своей целью сделать книгочиталку, но, видимо, увлеклись идеей перьевого ввода. Write-Top поддерживал распознавание рукописных символов и даже мог запомнить почерк. Неплохо для компьютера с процессором Intel 8088 (7 МГц) и 640 Кбайтами оперативной памяти! Всего было произведено 4000 компьютеров Write-Top, продана лишь половина, а от остальных изобретателям пришлось избавиться. Зато патенты удалось выгодно продать фирме GRiD.

Одного взгляда на этот монструозный гаджет достаточно, чтобы понять: с современными планшетами его роднит очень немногое. Перо подключалось к нему проводом, а какие характеристики! Процессор с тактовой частотой 10 МГц, мегабайт оперативной памяти, видеоадаптер CGA и операционная система MS-DOS. Весила эта штука два килограмма и стоила около трёх тысяч долларов — более пяти тысяч в современных деньгах. Тем не менее их использовали в профессиональных нуждах и даже закупали для американской армии. Известно, что создатель Palm Pilot Джеф Хокинс имел GRiDPad и вдохновлялся именно им.

Следующей компанией, осмелившейся выпустить планшетообразное устройство, стала Go Corporation. Там разработали операционную систему PenPoint OS, предназначенную специально для планшетных компьютеров. Распознавание рукописного ввода и жестов, в частности, поддерживалось на системном уровне. Причём в разных ситуациях одни и те же символы компьютер распознавал по-разному: круг, нарисованный в графической программе, превращался в ровную векторную окружность, а в текстовом редакторе — в букву «о». Компьютеры на PenPoint OS делали в 1992-1993 годах. Первым из них был EO Personal Communicator производства AT&T — он комплектовался факс-модемом, работающим по сотовой сети.

Устройства Newton производства Apple можно считать как первыми планшетами, так и первыми КПК, но по размерам это скорее всё же планшет. Для MessagePad в Apple разработали операционную систему Newton OS, не имеющую ничего общего с Mac OS. Newton поддерживал распознавание рукописного ввода, а набор стандартных приложений состоял из графического редактора, записной книжки, календаря, адресной книги, конвертера величин, калькулятора, часов и книгочиталки. В качестве беспроводного интерфейса использовался инфракрасный порт, а факс-модем или контроллер локальной сети можно было подключить снаружи. Из-за дороговизны MessagePad пользовался ограниченным спросом, и в 1998 году вернувшийся в Apple Стив Джобс решил закрыть это направление.

История компании General Magic поистине удивительна. Основали её Энди Герцфельд и Билл Эткинсон — двое выходцев из Apple, за плечами у которых была разработка компьютера Macintosh. С ними же работал и Тони Фэйдел, сейчас известный как изобретатель iPod. Разработанный ими продукт не был похож ни на один из тогдашних компьютеров — его интерфейс был построен на метафоре рабочего стола, но трактовали его тогда совсем по-другому: это был нарисованный стол, на котором стояли предметы, олицетворяющие разные функции устройства: коробки с входящими и исходящими письмами, адресная книжка, ежедневник, часы, телефон, ящики с файлами. В General Magic придумали даже свою сеть, напоминавшую не зарождавшийся тогда интернет, а, отчасти, нынешние веб-приложения: на устройства, работающие на Magic Cap, удалённо загружались исполняемые файлы на объектно-ориентированном языке Telescript. Планировалось даже сделать версию устройств со встроенным модемом для сотовой сети, и велись переговоры с операторами, но грандиозным планам не суждено было сбыться. Пару устройств выпустили Sony и Motorola, но успехом они не пользовались, и General Magic разорилась задолго до того, как настали времена для революционных идей её основателей.

Складывается ощущение, что бум планшетных компьютеров случается ровно раз в десятилетие: с начала девяностых и до начала двухтысячных делать планшеты никто не пытался и считалось, что будущее — за КПК. Зато к 2000 году беспроводные сети и цветные ЖК-дисплеи стали реальностью, и последовала новая волна планшетов. Устройство ProGear производства фирмы Frontpath представляет интерес хотя бы потому, что работает на Linux. Кроме Linux там был установлен браузер Netscape 4, поддерживались технологии Flash и Java. В планшете использовался процессор фирмы Transmeta, работающий на частоте 400 МГц. Десятидюймовый экран имел разрешение 1024 на 768, оперативной памяти было 128 МБ, также имелись жёсткий диск на 5,6 ГБ, порт USB и слот для карт PCMCIA, куда можно было вставить контроллер беспроводной сети. Занятная деталь: кроме перьевого ввода имелся трекбол. Вес ProGear составлял 1,6 кг, а время работы от одной зарядки аккумулятора — до шести часов. То есть по меркам двухтысячного года — очень неплохие характеристики. Почему планшет не стал популярным? Видится две возможных причины: цена в 3500 долларов и нехватка пользовательских приложений для Linux. Вероятно, цена здесь играет главную роль, потому что выпуск варианта с Windows 98 не спас Frontpath.

Создателям Qbe удалось лишь чуть-чуть предвосхитить массовое нашествие Tablet PC, случившееся в начале двухтысячных. Это устройство — не более чем стандартный ноутбук, но вывернутый наизнанку (и, в отличие от большинства Tablet PC, трансформации по желанию не предусматривалось). Диагональ экрана Qbe — целых 13 дюймов, вес — 3,5 килограмма, характеристики — более или менее стандартные для тогдашних ноутбуков. Имеется (поворотная!) веб-камера, CD-ROM, жёсткий диск на 12 ГБ, встроенные модем и контроллер локальной сети. Работало всё это под управлением Windows 98 или (по желанию) Windows NT. Батареи хватало на полтора часа автономной работы, но это как раз не так важно — долго ли можно удержать такого бегемота на коленях? Цена в 4000 долларов тоже не очень способствовала продажам.

Как известно, в двухтысячном году все сходили с ума по интернету, и тогдашние компьютеры — лишнее тому подтверждение. Последним писком моды считались internet appliance — маломощные дешёвые машины, главным смыслом существования которых была возможность пользоваться браузером. Фирма Be, создавшая операционную систему BeOS, подхватила веяние и выпустила BeIA — урезанную версию ОС для таких компьютеров. В Be, впрочем, смотрели дальше и хотели сделать планшет на BeOS. Был даже создан прототип Webpad, демонстрировавшийся на выставках. Однако в 2001 году фирма уже разорилась и была куплена компанией Palm.

На конференции Comdex Fall 2000 Билл Гейтс анонсировал сразу две вещи, вошедшие в историю: платформу .NET и Tablet PC — новый форм-фактор портативных компьютеров. На сцене был представлен прототип, разработанный в Microsoft. Как и ProGear, он работал на процессоре Transmeta, но внешне напоминал скорее офисный планшет для рисования на бумаге. Операционная система этого устройства называлась Windows Whistler и куда больше известна под своим финальным именем — Windows XP. К сожалению, прототип так и остался прототипом и в серийное производство не пошёл. Однако Гейтсу удалось заинтересовать производителей оборудования: пройдёт год или два, и свои варианты устройства покажет чуть ли не каждая компания, делающая ноутбуки. Стоит признать, что по большей части они были всё же ноутбуками, но с возможностью перевернуть экран и положить его поверх клавиатуры. Увы, результат трансформации был больше похож на GRiD, чем на Dynabook, прототип Microsoft или iPad. До того как в Apple показали, как должен выглядеть современный планшет, было создано ещё несколько вариантов таких устройств.

В 2003 году фирма Archos представила свой первый планшет — Archos AV320, по функциям, правда, больше похожий на медиаплеер. В 2004 году в Microsoft придумали стандарт UMPC — компьютеры с Windows в портативном форм-факторе. В 2005 году в Nokia планшетом назвали Nokia 770 — четырёхдюймовое устройство, работающее под управлением операционной системы Maemo (впоследствии переименованной в MeeGo). Фирма Axiotron превращала ноутбуки MacBook в планшеты с перьевым вводом, но с появлением iPad все эти экзотические устройства остались в прошлом.

Пройдёт ещё десять лет, и к этому списку старинных устройств можно будет добавить и первый iPad, и Galaxy Tab, и Microsoft Surface, и все планшеты и трансформеры, что сегодня борются за внимание покупателя. Как мы видим, этот процесс никогда не останавливался и вряд ли остановится в обозримом будущем.

К оглавлению