Цирк

Глава 9

На следующий день ровно в полдень Бруно встретился с Марией на станции Кольчуки. Был чудесный безоблачный зимний день, свежий, ясный и солнечный, но резкие порывы восточного ветра с равнины приносили холод. За время двадцатиминутной поездки на поезде Бруно изучил свой собственный, довольно цветисто написанный некролог в воскресной газете Крау. Он был изумлен яркостью и разнообразием своей деятельности, международным признанием, которое сопровождало его, куда бы он ни шел, своими невероятными проявлениями ловкости перед главами многих стран; особенно тронула его фраза о том, как добр он был к маленьким детям. Некролог содержал достаточно фактов, чтобы стало очевидным, что журналист действительно взял интервью у одного из сотрудников цирка, человека, обладающего своеобразным чувством юмора. Это, разумеется, был не Ринфилд. Более вероятным виновником представлялся Кан Дан, поскольку лишь он один из всех сотрудников цирка, кроме Бруно, был упомянут в тексте. Статья предсказывала, что завтра в одиннадцать ноль-ноль на кладбище будет полно народу. Бруно аккуратно вырезал некролог и сложил его вместе с предыдущей статьей в траурной рамке.

Харчевня, которую имел в виду Бруно, находилась всего в трех километрах от станции. Проехав полпути, Бруно остановился на обочине, вышел и заглянул в багажник, бегло осмотрев небольшой резиновый коврик и обмотанный войлоком крюк, привязанный к веревке. Затем он закрыл багажник и вернулся на свое сиденье.

— Именно то, что я хотел. Пусть все здесь и останется до вторника. На сколько дней ты арендовала эту машину?

— До отъезда, то есть до среды.

Они свернули с основной дороги, проехали немного вверх по узкой дорожке и въехали в мощеный дворик возле старинной харчевни. Метрдотель любезно проводил Бруно и Марию к угловому столику и принял заказ. Когда он закончил записывать, Бруно спросил:

— Вы не против, если мы сядем вон за тот угловой столик? — Он пояснил удивленной Марии: — Оттуда вид лучше.

— Ну конечно.

Когда они пересели, Мария сказала:

— Что-то я не замечаю никакого красивого вида. Отсюда видна лишь стена полуразвалившегосй сарая. Почему ты решил пересесть?

— Просто я хотел, чтобы мы сидели спиной к залу и никто не мог видеть наших лиц.

— Ты здесь кого-нибудь знаешь?

— Нет. Но за нами от самой станции следил серый «фольксваген». Когда мы остановились на обочине, он нас обогнал, потом свернул на проселочную дорогу, подождал, пока мы проедем, и снова пристроился нам в хвост. Сейчас он сидит лицом как раз к тому столику. Не исключено, что этот человек умеет читать по губам.

Девушка встревожилась:

— Это моя работа — замечать такие вещи.

— Может, нам стоит махнуться работой?

— Совсем не смешно, — сказала Мария и невольно улыбнулась. — Не могу себя представить отважной акробаткой на трапеции, ведь у меня начинает кружиться голова, даже когда я стою на балконе второго этажа и даже когда просто взбираюсь на стул. Это правда. Видишь, с кем ты связался? — Ее улыбка увяла. — Хотя я и улыбаюсь, мне совсем не весело. Я напугана. Теперь-то ты понимаешь, с кем связался?

Бруно не ответил.

— Что ж, спасибо уже за то, что не стал надо мной смеяться. Но почему все-таки за нами следят, Бруно? Кто мог знать, что мы сюда поедем? И за кем из нас следят, за тобой или за мной?

— За мной.

— Почему ты так уверен?

— За тобой кто-нибудь пристраивался, когда ты сюда ехала?

— Нет. Я воспользовалась твоим советом почаще смотреть в зеркало заднего вида. Боюсь даже, что больше смотрела назад, чем вперед. Кроме того, я дважды останавливалась. Меня никто не обгонял.

— Значит, следят за мной. Но не стоит беспокоиться. Я чувствую, что к этому приложил руку доктор Харпер. Вот что значит мыслить, как старый агент ЦРУ: никогда и никому не доверяй. Мне кажется, что половина сотрудников разведки и контрразведки следит за другой половиной. Откуда Харперу знать, что, оказавшись на родине, я не вернулся к своим прежним симпатиям? Я его не виню. Для доброго доктора ситуация и так очень сложна. Ставлю сотню долларов против одного, что парень позади нас — это и есть тот, кого Харперу так нравится называть своим человеком в Крау. Сделай мне одолжение: как только вернешься в цирковой поезд, сразу же пойди к Харперу и спроси его прямо.

— Ты и вправду так думаешь? — засомневалась девушка.

— Совершенно убежден.

Пообедав, молодые люди вернулись на станцию, сопровождаемые все тем же серым «фольксвагеном». Бруно остановил машину у главного входа и предложил:

— Увидимся вечером?

— Мне бы очень хотелось, — нерешительно протянула Мария. — Но не опасно ли это?

— Нет. Пройди двести метров к югу от «Охотничьего рога». Там есть кафе со светящейся вывеской «Крест Лоррена». Бог знает, почему оно так называется. Я буду там в девять часов. — Бруно обнял девушку. — Не грусти.

— Я не грущу.

— Или ты не хочешь встречаться?

— Очень хочу! Я бы вообще предпочла не расставаться с тобой.

— Харпер бы этого не одобрил.

— Наверняка. — Мария взяла лицо Бруно в свои ладони и заглянула ему в глаза. — Но тебе не приходило в голову, что «сейчас» — это, возможно, все, что у нас есть? — Она вздрогнула. — У меня какое-то дурное предчувствие. Похоже, кто-то ходит по моей могиле.

— Никто не имеет на это права, — сказал Бруно. — Вели им, чтобы убирались.

Не говоря ни слова и больше не взглянув на него ни разу, Мария включила зажигание и поехала. Бруно смотрел ей вслед до тех пор, пока машина не скрылась из виду.

Бруно лежал на постели в своем номере, когда зазвонил телефон. Телефонистка спросила мистера Нойхауза. Бруно подтвердил, что это он, и его соединили. Звонила Мария.

— Таня! — воскликнул Бруно. — Какой приятный сюрприз!

Наступила пауза — видимо, Мария привыкала к своему новому имени.

— Ты был абсолютно прав. Наш друг признал свою ответственность за то, что случилось за обедом.

— Йон Нойхауз всегда прав. Увидимся, как договорились.

К шести часам вечера стало уже совсем темно. Температура сильно понизилась, дул слабый ветерок, и клочья медленно плывущих облаков изредка закрывали почти полный диск луны. Небо было усеяно ярко мерцающими холодными звездами.

Расположенная в пяти километрах к югу от города парковочная площадка возле закусочной для водителей была заполнена почти до отказа. Из длинного одноэтажного здания лился желтый свет и доносились звуки музыкального автомата. Заведение пользовалось большой популярностью, водители то и дело входили и выходили.

Немолодой мужчина, закутанный с ног до головы в разные шоферские одежки, вышел из закусочной и забрался в кабину своего грузовика, большого пустого фургона для перевозки мебели с двумя дверцами сзади и обитого рейками по бокам для прочности. Кабина ничем не отделялась от основной части фургона, просто впереди стояло водительское кресло. Водитель включил зажигание, двигатель заработал, но прежде, чем мужчина успел коснуться тормозов, педали сцепления или ручки переключения скоростей, он неожиданно рухнул без сознания на рулевое колесо. Громадные руки подхватили его под мышки, сдернули с сиденья, словно тряпичную куклу, и уложили на пол фургона.

Мануэло пластырем заклеил горемыке рот, а затем завязал ему глаза.

— Жаль, что приходится подобным образом обращаться с невинными гражданами!

— Согласен. — Кан Дан печально покачал головой и затянул последний узел на запястье жертвы. — Но это только ради пользы великого дела. Кроме того, — произнес он с надеждой, — этот гражданин, возможно, не такой уж невинный!

Рон Робак, прикручивавший веревками ноги водителя к одной из продольных реек, промолчал, полагая, что ситуация в комментариях не нуждается. В его арсенале были лассо, бельевые веревки, толстый шпагат и большой моток нейлонового троса, очень подозрительный на вид и к тому же очень толстый и тяжелый: через каждые сорок пять сантиметров на тросе были завязаны узлы.

В шесть пятнадцать Бруно, великолепно разодетый в свой костюм Пьеро (как он его мысленно называл) и в изумительную псевдошиншиллу, вышел из отеля. Он шел неторопливой размеренной походкой человека, который не беспокоится о времени. На самом деле Бруно старался не тревожить гремучую ртуть в шести взрывателях, висевших у него на поясе. Объемистая нейлоновая шуба прекрасно их маскировала.

Как и подобает человеку, у которого куча времени, Бруно бродил наугад, следуя довольно извилистым маршрутом, слишком запутанным и потому производившим впечатление заранее обдуманного. Он подолгу задерживался у витрин, изучая выставленные товары, и не пропускал даже маленьких витрин у входа в магазин. Но вот наконец он свернул за угол, заметно ускорил шаг и нырнул во тьму дверного проема. Из-за угла появился мужчина в темном плаще, остановился в нерешительности и затем бросился вперед, мимо того места, где притаился Бруно. Внезапно мужчина упал на колени и мгновенно застыл — Бруно ребром правой руки ударил его пониже правого уха. Удерживая преследователя одной рукой, Бруно быстро обыскал его карманы, обнаружил автоматический пистолет и тут же снял его с предохранителя.

— Вперед! — скомандовал он.

Угнанный мебельный фургон стоял почти посредине южного переулка, примыкавшего к «Лубилану», последним в ряду пяти припаркованных здесь грузовиков. Бруно заметил его сразу же, как только остановился на углу главной улицы и южного переулка, дружески обнимая своего бывшего преследователя. Он решил, что разумнее будет остановиться, потому что на противоположной стороне переулка возник человек с автоматом через плечо. Судя по его наружности, он и думать забыл об оружии. Как и его коллеги минувшим вечером, охранник не отличался военной выправкой и просто плелся вперед, страдая от холода и захлебываясь от жалости к самому себе.

Бруно сильнее вжал пистолет в бок своему спутнику.

— Только пикни, и ты труп!

Пленника такая перспектива явно не привлекала. Казалось, он окоченел от холода и страха. Как только охранник свернул на главную улицу, — было непохоже, чтобы он стал подозрительно оглядываться назад через плечо. — Бруно повел свою добычу вдоль стоявших грузовиков. Зайдя за машины, они оказались скрыты от глаз любого человека на той стороне переулка.

Подталкивая перед собой своего пленника, Бруно осторожно провел его между третьим и четвертым грузовиками и выглянул направо. В этот момент второй охранник появился из-за юго-восточного угла «Лубилана» и двинулся по переулку. Бруно вернулся на тротуар. Опасаясь, что в самый неподходящий момент пленник наберется мужества и закричит, Бруно, уже не боясь быть увиденным, повторил тот же удар, на этот раз с большей силой, и опустил человека на землю. Охранник, ни о чем не подозревая, прошел мимо. Бруно взвалил пленника на плечи и понес его к задней дверце мебельного фургона, которая тут же отворилась: видимо, за ним наблюдали через ветровое стекло. Кан Дан мгновенно втащил бесчувственное тело внутрь, Бруно забрался следом.

— Робак уже выехал, чтобы забрать для меня из поезда эту игрушку и кассеты?

— Выехал, выехал.

Кан Дан спрыгнул на землю, за ним последовал Мануэло, который спрятался за грузовиком. Силач улегся посреди переулка, достал из кармана бутылку виски, щедро полил себе лицо и плечи и замер, сжимая в одной руке бутылку, а другой прикрывая лицо.

Из-за юго-восточного угла появился охранник и почти сразу заметил Кана Дана. На мгновение он остолбенел, осторожно огляделся вокруг, убедился, что опасности нет, и бросился бежать к распростертому на земле человеку. Приблизившись, охранник сорвал с плеча автомат и стал медленно, с опаской подходить, направив дуло в сторону массивного тела. С пяти метров он бы, конечно, не промахнулся. Но Мануэло не промахнулся и с восьми метров. Рукояткой ножа он попал охраннику точно между глаз, и Кан Дан, заботливо подхватив беднягу, через пять секунд внес его в фургон.

Еще через десять секунд Мануэло подобрал свой нож и вернулся на прежнюю позицию за грузовиком, а Кан Дан — на прежнюю позицию посреди переулка. Вера Бруно в этих двоих была такова, что он даже и не думал следить за их тяжкими трудами, а сосредоточился на процессе связывания пленников по рукам и ногам, затыкания им ртов и надевания повязок на глаза. Через шесть минут пять человек были надежно привязаны к боковым рейкам машины, совершенно беспомощные и лишенные возможности издавать звуки. Трое из них уже пришли в себя, но были не в состоянии что-то изменить. Циркачи — большие мастера в искусстве вязания узлов, нередко от этого умения зависит их жизнь.

Вскоре трое друзей покинули фургон. Кан Дан взял довольно изящный, но тяжелый ломик и положил в карман пару полотняных тапочек. Бруно повесил на плечо три связанных шеста, в кармане же у него лежали фонарик и некий пакет, тщательно завернутый в полиэтиленовую пленку. Мануэло вдобавок к разнообразным метательным ножам прихватил с собой устрашающего вида кусачки с основательно заизолированными ручками. Взрывчатку Бруно оставил в фургоне.

Они направились по переулку на восток. Время от времени сквозь облака проглядывала луна, и друзей мог обнаружить любой, у кого имеются глаза. Им не оставалось ничего другого, как продолжать идти, стараясь не привлекать внимания, хотя сомнительно, чтобы любой наблюдающий за ними с близкого расстояния не заметил бы шесты, кусачки и лом.

К тому времени когда друзья добрались до электростанции, расположенной в двухстах семидесяти метрах от тюремной части «Лубилана», луна снова нырнула в облака. Охраны здесь не было, и единственной мерой зашиты являлась толстая металлическая сетка, укрепленная на полых стальных трубах высотой три метра, с перекладинами на высоте двух метров и на самом верху. Верхняя перекладина была щедро украшена очень неприятной колючей проволокой.

Бруно взял у Кана Дана ломик, воткнул один конец в землю, а второй повалил на сетку, в тот же миг отпрыгнув назад. Никаких пиротехнических эффектов: ни ослепляющих электрических дуг, ни вспышек, ни искр. Ограда не была под напряжением, хотя у Бруно и возникли мимолетные подозрения. Только сумасшедший стал бы подавать напряжение на ограду, установленную на земле, но Бруно не исключал возможности, что им придется иметь дело именно с сумасшедшими.

Мануэло заработал кусачками, проделывая дыру в сетке. Бруно вынул красную ручку и задумчиво нажал на кнопку. Кан Дан с любопытством посмотрел на него.

— Не поздно ли ты собрался писать завещание?

— Эту игрушку мне дал доктор Харпер. Она стреляет иголками со снотворным.

Один за другим друзья пролезли в проделанную Мануэло дыру. Не успели они сделать и пяти шагов, как обнаружили, что отсутствие охранников из породы людей компенсируется таковыми из собачьей породы, три представителя которой в образе доберманов-пинчеров вылетели навстречу им из темноты. Нож Мануэло сверкнул в невидимом полете — и прыгнувшая собака встретила смерть в воздухе: лезвие по рукоять воткнулось ей в горло. Вторая собака рванулась к горлу Кана Дана, но железные ручищи обхватили ее голову, резко повернули безо всяких усилий, и раздался хруст позвоночника. Третий доберман сумел сбить Бруно с ног, но к этому моменту стальная иголка попала ему в грудь. Пес тяжело рухнул на землю, пару раз перевернулся и затих.

Они направились к зданию электростанции. Единственная дверь оказалась металлической и была заперта. Бруно приложил ухо к замочной скважине и тут же отпрянул: шум вращающихся турбин генераторов ударил по барабанным перепонкам. Слева от двери на высоте трех метров было зарешеченное окно. Бруно посмотрел на Кана Дана, тот наклонился, взял его за лодыжки и легко поднял вверх, как на лифте.

Кроме дежурного инженера, сидевшего в стеклянной будке перед панелью управления, в здании электростанции никого не оказалось. На голове у дежурного было надето нечто вроде наушников — для снижения уровня шума. Бруно вернулся на землю.

— Займись, пожалуйста, дверью, Кан Дан. Да не здесь, а со стороны ручки.

— Проектировщики всегда делают одну и ту же ошибку. Дверные петли у них всегда много слабее дверных запоров.

Кан Дан вставил ломик между стеной и дверью и через десять секунд снял дверь с петель. Великан неодобрительно посмотрел на погнутый ломик, взялся за него двумя руками и выпрямил, словно это была не сталь, а пластилин.

Им потребовалось не более двадцати секунд, чтобы совершенно открыто подойти к стеклянной будке. Инженер, наблюдавший за рядами мигающих лампочек и пляшущих стрелок, находился всего в двух метрах от вошедших, совершенно не подозревая об их присутствии. Бруно подергал дверь — она была заперта. Он посмотрел на друзей. Оба кивнули. Резкий взмах ломика — и Кан Дан пробил дверное стекло. Даже сквозь наушники дежурный не мог не услышать звон падающего стекла: круша стеклянное полотно, Кан Дан работал с огоньком. Инженер быстро повернулся в своем вращающемся кресле, но лишь на какое-то мгновение успел заметить три неясных силуэта. Рукоятка брошенного Мануэло ножа попала ему в лоб.

Бруно просунул руку в дыру и повернул ключ. Все трое вошли внутрь. Пока Кан Дан и Мануэло связывали незадачливого дежурного, Бруно быстро просматривал металлические таблички с надписями под рубильниками. Он нашел то, что искал, и повернул ручку на девяносто градусов.

— Ты уверен? — спросил Кан Дан.

— Уверен. Там написано.

— А если ты ошибся?

— Тогда я поджарюсь.

Бруно сел в освободившееся кресло дежурного и переобулся в полотняные тапочки, в которых обычно работал на канате. Свои башмаки он отдал Кану Дану, который спросил:

— У тебя есть маска или капюшон?

Бруно окинул взглядом свой коричневый в красную полоску костюм и горчичного цвета носки.

— Думаешь, в маске они меня не узнают?

— Попал в точку.

— По мне, так совершенно не важно, узнают меня или нет. Я не собираюсь здесь болтаться после того, как дело будет сделано. Главное, чтобы они не узнали тебя, Мануэло и Робака.

— Представление должно продолжаться?

Бруно кивнул и вышел из здания. Из любопытства решив проверить продолжительность действия анестезирующих иголок, он остановился и осмотрел собаку, потом медленно выпрямился. Видимо, у доберманов нервная система существенно отличается от человеческой: собака была мертва и холодна, как камень.

Возле электростанции стояло несколько высоковольтных опор, каждая высотой двадцать пять метров. Бруно выбрал самую западную из них и начал взбираться вверх Кан Дан и Мануэло покинули территорию станции через дыру в сетке.

Забраться на опору было не сложно. Хотя ночь была темной — луна все еще пряталась за облаками. — Бруно поднимался с такой же скоростью, как обычный человек при свете дня поднимается по лестнице. Добравшись до верхней поперечины, он снял со спины связку шестов, развязал веревки и спрятал их в карман, затем накрепко свинтил все части в одно целое, получив свой привычный шест для балансировки. Потом наклонился и протянул руку, чтобы дотронуться до толстого стального кабеля сразу за изолятором, там, где кабель уходил в сторону «Лубилана». Несколько мгновений Бруно колебался, потом решил, что ждать нет никакого смысла и нужно довериться судьбе. Даже если он выключил не тот рубильник, то уже никогда не узнает об этом. Бруно решительно протянул руку и взялся за кабель.

Нет, он выключил то, что нужно. Кабель оказался холодным, как лед, но не обледеневшим, что было очень важно. Слабый ветер дул в спину. Температура воздуха была минусовой, но этого не следовало принимать в расчет: Бруно знал, что к тому времени, как он пройдет бесконечные двести семьдесят метров и доберется до конца кабеля, он весь взмокнет. Больше ждать не стоило. Балансируя шестом, Бруно осторожно добрался до изолятора и ступил на силовой кабель.

Спустившись на пару ступенек по лестнице вагона, Рон Робак вытянул шею и осторожно огляделся, никого поблизости не заметив. Тогда он спустился на землю и размеренным шагом пошел прочь. Он. разумеется, имел право покидать поезд, когда ему заблагорассудится, и его вовсе не смущало то, что он нес два связанных между собой и перекинутых через плечо мешка, в которых обычно носил свои веревки, лассо и металлические вешки, используемые в качестве реквизита. Просто коллег могло слегка удивить, что он покидает цирковой поезд через четыре вагона от того, в котором находилось его купе.

Робак сел в маленькую «шкоду», на которой сюда приехал, и остановил ее, не доезжая сотни метров до «Лубилана». Он быстро добрался до маленькой улочки, свернул на нее, прошел через ворота в ограде, подпрыгнул и опустил вниз подвижную пожарную лестницу и мгновенно взобрался на крышу.

Путешествие по другой стороне этой крыши можно было сравнить с прорубанием дороги в джунглях Амазонки. Какой-то садовод-любитель (Робак в своем полном незнании садоводства в Центральной Европе подозревал, что это выходец из Англии) наставил там наполненные землей ванны и корыта и насадил кусты и хвойные деревья, отдельные из которых поднимались на высоту до шести метров. Но самым невероятным были две пересекающиеся в центре крыши безупречно подстриженные зеленые изгороди из бирючины и боковая изгородь по краю крыши, выходящему на главную улицу. Даже в этом обществе всеобщего равенства не отрицалось право на личную жизнь. Собственно говоря, это был тот самый сад на крыше, который заметил доктор Харпер в свою первую поездку от вокзала до «Зимнего дворца».

Робак, этот «последний из могикан» наших дней, раздвинул живую изгородь на краю крыши и посмотрел через улицу вверх. На противоположной стороне, метров на пять выше него, располагалась сторожевая вышка на юго-западном углу «Лубилана». По размерам и по форме вышка очень напоминала телефонную будку: нижняя часть ее, высотой около полутора метров, была сделана из дерева или металла, верхняя часть — из стекла. Внутри горел свет, и Робак ясно видел, что там находится только один охранник. Прожектор, расположенный на высоте полуметра над вышкой и управляемый на расстоянии, внезапно ожил, и луч света заскользил по западному краю крыши, достаточно низко, чтобы не слепить охранника, стоящего на северо-западной вышке. Прожектор погас, потом вспыхнул снова, на этот раз осветив южную сторону крыши, и погас. Казалось, охранник не спешил выключать внутреннее освещение. Он зажег сигарету, затем поднес к губам что-то напоминающее фляжку. Робак надеялся, что свет на вышке еще некоторое время не погаснет: пока он горит, ночное зрение охранника совершенно бесполезно.

Изогнутые шипы находящейся под током ограды располагались на уровне основания сторожевой вышки. От крыши жилого дома до крыши «Лубилана», с учетом разницы в их высоте, было примерно четырнадцать метров. Робак отступил назад за изгородь, благословив человека, чья любовь к уединению сподвигла его на создание этой растительной защиты, снял с плеча кольцо веревки, отмотал примерно восемь кругов и взял их в правую руку. Из свободного конца он сделал скользящую петлю. Веревка была не толще обычной бельевой и выглядела так, словно годится лишь для перевязывания пакетов, но на самом деле она была нейлоновой, со стальной сердцевиной, и выдерживала до шестисот килограммов.

Робак снова раздвинул изгородь и выглянул. На углу главной улицы и южного переулка стояли Кан Дан и Мануэло и делали вид, что беззаботно болтают. Главная улица была пуста, если не считать проходящих машин, о которых можно было не беспокоиться: едва ли хоть один из тысячи водителей станет в такой темноте смотреть на крыши.

Робак вышел на парапет, раскрутил веревку над головой и кинул. Брошенный им аркан по-змеиному скользнул вперед и вверх, и скользящая петля словно сама собой легла точно на два избранных им шипа. Робак не старался затянуть петлю потуже: так он мог стащить ее с загнутых наружу шипов. Он собрал остальную часть веревки и кинул ее через улицу прямо к ногам Кана Дана и Мануэло. Те подобрали ее и исчезли в южном переулке. Веревка натянулась, и петля сползла вниз, к основанию шипов.

Первую половину пути по высоковольтному кабелю к «Лубилану» Бруно проделал без особых сложностей. Вторая половина потребовала всех его сил и способностей, его великолепной реакции и превосходного чувства равновесия. Бруно не предполагал, что кабель настолько провиснет и подъем вверх окажется таким крутым. Мешали и участившиеся порывы ветра, который сам по себе был довольно слабым, но для человека, занятого столь рискованным предприятием, внезапное усиление скорости ветра даже на восемь километров в час могло стать роковым. Такие достаточно сильные порывы раскачивали кабель самым возмутительным образом. Даже тончайший слой льда на кабеле не позволил бы Бруно добраться до «Лубилана». И все же он это сделал.

Кабель входил в огромный изолятор, удерживаемый на месте двумя тросами, укрепленными в стене. Затем кабель круто поднимался вверх, к другому изолятору, расположенному у основания закрытого пластиковым колпаком сверхмощного рубильника. Отключив его, Бруно мог бы подстраховаться на случай, если кто-нибудь обнаружит, что на электростанцию проникли посторонние, и включит рубильник. Однако этот двурогий выключатель, находившийся в масляной ванне, мог при отключении произвести достаточно много шума и насторожить охранника на юго-восточной вышке, до которой теперь было не более трех метров. Бруно решил пока оставить рубильник в покое.

Он разобрал свой балансировочный шест, связал вместе его части и повесил на трос изолятора, хотя понимал, что сегодня ему шест вряд ли еще понадобится. Перебраться через ограду из загнутых наружу шипов было не так уж сложно. Они находились всего в метре у него над головой, и ему нужно было только забраться на закрытый колпаком рубильник и просто перешагнуть через шипы, но это был момент наибольшей опасности — Бруно становился совершенно открытым для наблюдения.

Набросив веревочную петлю на шип, Бруно поднимался до тех пор, пока не оказался на колпаке рубильника. При этом голова его возвышалась над шипами на целых полтора метра. Массивная, плоская сверху стена имела ширину не менее семидесяти сантиметров. По такой стене мог легко пройти и пятилетний ребенок, не страдающий головокружением, но при этом он в любой момент был бы открыт убийственным лучам прожекторов, то и дело скользящих по периметру стены.

В тот самый момент, когда Бруно уже почти переступил через шипы металлической ограды, внезапно включился прожектор. Световой луч протянулся от северо-восточной вышки и обшарил ту часть восточной стены, на которую Бруно хотел подняться. Его рефлексы сработали мгновенно: он пригнулся ниже верхнего края стены, держась за веревочную петлю, чтобы не свалиться. Казалось невероятным, чтобы охранник заметил объект столь малый, как тонкая веревочная петля, перекинутая через несколько шипов, и он ее действительно не увидел. Луч прожектора повернул на девяносто градусов, скользнул по северной стене и погас. Через пять секунд Бруно уже стоял на вершине стены.

Полутора метрами ниже находилась крыша тюремного блока. С нее можно было проникнуть на юго-восточную сторожевую вышку: Бруно опустился на крышу и ползком устремился вдоль парапета.

К платформе вышки вели восемь деревянных ступенек. Когда Бруно посмотрел вверх, на вышке вспыхнула спичка, и он успел разглядеть мужчину в меховой шапке и в шубе с поднятым воротником, раскуривавшего сигарету. Бруно отвинтил колпачок своей газовой ручки, бесшумно поднялся по ступенькам и положил левую ладонь на ручку двери. Он подождал, пока охранник поглубже затянется сигаретой, не спеша открыл дверь, нацелил ручку на красный кончик сигареты и нажал на зажим.

Через пять минут он добрался по крыше тюрьмы до северо-восточной вышки. Его пребывание здесь продлилось не дольше, чем короткая вылазка на первую вышку. Связав второго охранника и залепив ему рот пластырем, как и первому, Бруно прошел вдоль восточной стены, наклонился к рубильнику и осторожно выключил его. Приглушенный хлопок был слышен не далее чем в нескольких метрах, ведь рубильник, как и ожидалось, был погружен в масляную ванну. Затем Бруно вернулся к юго-восточной вышке, выглянул через южную стену и подал фонариком три коротких сигнала, а затем оставил фонарик включенным. Снизу посигналили в ответ.

Бруно погасил фонарик, достал из вместительного кармана длинную веревку с грузиком и спустил ее конец вниз. Почувствовав, что за опушенный конец легонько подергали, он немедленно начал сматывать веревку. Очень быстро у него в руках оказался второй конец той веревки, которую Робак зацепил за шипы у юго-западного угла «Лубилана». Бруно натянул веревку сильно, но не слишком — ее стальная основа давала уверенность, что она провиснет совсем незначительно, — и как следует закрепил ее конец. Теперь перед ним был канат, натянутый вдоль всей южной стены, примерно на метр ниже основания шипов. Для воздушного акробата и канатоходца пройти по ней было не сложнее, чем для обычного человека по шоссе.

До юго-западной вышки было пятьдесят метров, и Бруно проделал этот путь за три минуты. Пройти по веревке, придерживаясь за основание ограды из шипов, оказалось для него до смешного легко. Один раз ему пришлось присесть, пока луч прожектора из вышки, куда он стремился попасть, прошелся по южной стене, однако Бруно был уверен, что его не обнаружат. Через минуту после того, как он добрался до пункта назначения, третий охранник потерял весь сознательный интерес к ближайшему будущему.

Бруно направил фонарик вниз и просигналил четыре раза, чтобы дать понять ожидающим внизу, что он добрался до места, но нужно подождать. Оставалось еще избавиться от охранника на северо-западной вышке. Вполне возможно, что охранники включали прожектора по своему усмотрению, просто когда у них появлялось такое желание, но не исключено, что у них на этот счет существовали определенные правила, какими бы странными они ни были. Так или иначе, но Бруно не должен был возбудить у охраны ни малейшего подозрения.

Он подождал, пока последний охранник небрежно пошарит лучом прожектора по стене, затем спрыгнул на крышу здания исследовательского центра, которая, так же как и тюремная, располагалась на полтора метра ниже стены, и тихо пробрался к вышке. Охранник, разумеется, ни о чем не подозревал. Бруно вернулся к юго-западной вышке, дважды посигналил фонариком и опустил вниз конец своей веревки с грузиком. Через минуту он уже привязывал веревку с узлами к основанию трех шипов. Затем Бруно посигналил еще раз, подождал несколько секунд и проверил веревку. Та натянулась как стальной прут — первый из его друзей уже начал подъем. Бруно нагнулся, стараясь разглядеть, кто поднимается, но для уверенного опознания было слишком темно. Судя по большой тени, это был Кан Дан.

Бруно приступил к внимательному осмотру крыши. Где-то здесь должен был существовать люк для охранников, ведь ни внутри самих вышек, ни рядом с ними люков не было. Он нашел люк почти сразу благодаря лучикам света, пробивающимся из частично прикрытого козырьком отверстия у внутреннего края крыши, посредине между южной и северной стенами. Боковые стенки козырька поднимались вертикально вверх, а задняя стенка изгибалась над люком дугой в девяносто градусов, то ли для того, чтобы загораживать от света, падающего сверху (что казалось маловероятным), то ли просто для защиты от дождя и снега. Бруно осторожно заглянул за козырек. Свет шел из защищенного решеткой квадрата толстого стекла в центре откидной крышки. Глянув вниз, Бруно увидел лишь часть унылой комнаты, но того, что он успел заметить, было достаточно. Там находились четверо охранников, полностью одетых, трое из которых спали на подвесных койках, а четвертый сидел спиной к Бруно и лицом к открытой двери. Мужчина раскладывал пасьянс. От пола комнаты вверх, к люку, поднималась стальная лестница.

Бруно осторожно попробовал подергать крышку, но она не поддалась — вероятно, была снизу заперта на задвижку. Может быть, «Лубилан» и не охранялся, как Форт Нокс — как утверждал Харпер, — но все же здесь были предусмотрены меры против многих случайностей. Бруно отошел и заглянул через низкий парапет во двор. Сторожевых собак, о которых упоминал Харпер, он не заметил, но не исключалась возможность, что они прячутся под одним из арочных проходов, хотя это не было похоже на доберманов — закоренелых бродяг. В стеклянном переходе, соединявшем два здания на уровне пятого этажа, тоже не было видно признаков жизни.

Когда Бруно вернулся к юго-западной вышке, Кан Дан был уже там. Подъем на двадцать семь метров даже не сбил ему дыхания.

— Как прошло путешествие по кабелю? — спросил он Бруно.

— Хороший исполнитель всегда уходит на вершине мастерства. Мне никогда не достичь большей вершины, следовательно, я уже ушел.

— И ни единая душа тебя не видела! Вот она, ирония судьбы. Будь у нас сейчас зрители, мы бы с тобой заработали тысяч двадцать баксов. — Казалось, Кан Дан вовсе не удивился решению Бруно. — Как охранники на вышках?

— Спят.

— Все?

Бруно кивнул.

— Значит, спешить некуда?

— Но и медлить нет времени. Я не знаю, когда сменяются посты.

— Ну, вряд ли в семь часов вечера.

— Верно. Но мы не для того проделали весь этот путь, чтобы допустить хотя бы малейший риск.

Бруно обернулся, потому что на крышу один за другим поднялись Робак и Мануэло. В отличие ог Кана Дана оба явно испытывали трудности с дыханием. Робак, у которого на плече все еще висели два связанных между собой мешка, сказал:

— Слава богу, что при отходе надо будет спускаться, а не подниматься.

— Уходить мы будем другим путем.

— Другим? — Смуглое лицо Робака побледнело. — Ты хочешь сказать, что есть другой путь? Не уверен, что он мне понравится.

Бруно успокаивающе произнес:

— Да это будет просто воскресная прогулка. Теперь о том, как попасть внутрь. Есть только один вход через крышу, и он заперт.

— Это дверь? — спросил Кан Дан.

— Это люк.

Кан Дан взмахнул ломиком:

— Бах — и никакого люка!

— В комнате внизу находятся охранники. По крайней мере один из них не спит.

Бруно прошел до середины западной стены, встал на колени, ухватился за шипы и наклонился над главной улицей. Другие сделали то же самое.

— Я знаю географию этого места. Вон то окно под нами — я хотел бы забраться внутрь через него.

— На том окне под нами, — заметил Робак, — толстая железная решетка.

— Ее там скоро не будет.

Бруно выпрямился, не вставая с колен, и вынул из кармана пластиковый пакет, раскрыл его и достал оттуда два завернутых в полиэтилен цилиндрических предмета.

— Крайнее средство убеждения для железных прутьев. Делает их мягкими, как замазка.

— Это что еще за фокус-покус? — поинтересовался Робак.

— И не фокус, и не покус. Как-нибудь на досуге попросишь у меня за это прощения. Каждый профессиональный фокусник, который недаром ест свой хлеб, знает этот секрет. Можно размягчить и согнуть почти любой металл, если нанести на него этот состав. Как ни странно, при известной аккуратности даже кожа не пострадает. Пластичная масса внутри полиэтиленовой оболочки содержит кислоту, которая проникает между молекулами металла и ослабляет связи между ними. Один израильский фокусник говорил мне, что, если бы у него было достаточное количество времени и этого вещества, он размягчил бы даже танк «шерман». А у нас всего лишь несколько прутьев.

— Как быстро это подействует?

— Пяти минут должно быть достаточно. Точно я не знаю.

Мануэло спросил:

— А как насчет сигнализации?

— Я с ней разберусь.

Бруно завязал двойной беседочный узел, сунул ноги в петли, так чтобы веревка обхватила бедра, подстраховался петлей вокруг талии и и перемахнул через загнутые шипы. Он опустился на всю длину рук, держась за шипы, а когда Кан Дан закрепил веревку вокруг шипа, Бруно взялся за веревку, и Кан Дан начал его спускать.

С веревками вокруг бедер и вокруг талии, упершись ногами в подоконник и придерживаясь одной рукой за решетку, Бруно чувствовал себя в такой же безопасности, как будто находился в церкви. На окне были четыре железных прута на расстоянии примерно двадцать сантиметров друг от друга. Бруно достал из кармана два цилиндрика с пластичной массой, приоткрыл их вдоль длины, стараясь не повредить полиэтилен, обернул пластик вокруг середины двух центральных прутьев, а затем тщательно разгладил полиэтиленовые оболочки так, что едкое вещество оказалось снова полностью запечатанным. Потом Бруно поднялся на метр-полтора вверх, до металлической ограды. Кан Дан наклонился, подхватил друга под мышки и легко перенес его на крышу, не задев зловеще искривленных наружу шипов.

— Ждем пять минут. Мануэло, ты спустишься вместе с Каном Даном и со мной. Робак, остаешься здесь. И приглядывай за своим мешком, мы ни в коем случае не должны потерять его на этом этапе игры. Мануэло, не будешь ли ты столь любезен подать мне кусачки?

Кан Дан сунул ноги в двойной беседочный узел, закрепил петлю на талии, а свободный конец веревки обкрутил вокруг трех шипов — вполне разумная предосторожность для человека его комплекции — и спустился к выступу у окна. Ухватившись могучими руками за оба центральных прута, он начал их раздвигать. Схватка была короткой и неравной. Прутья гнулись, словно сделанные из пластилина, но Кан Дан не удовольствовался тем, что проделал дыру. Великан приналег еще, и прутья вышли из креплений. Он передал их вверх, на крышу.

Используя еще одну веревку, Бруно присоединился к Кану Дану. Добравшись до окна, он включил фонарик и посветил через стекло. Это был какой-то совершенно безобидный кабинет, обставленный неуютной металлической мебелью. Отсюда определенно не стоило ждать угрозы.

Пока Кан Дан держал фонарик, Бруно достал рулон коричневой бумаги, развернул ее и прижал одной стороной к оконному стеклу. Прижатая сторона была, естественно, липкой. Подождав несколько секунд, Бруно резко ударил в центр стекла кулаком. Стекло вылетело и упало в комнату, практически не произведя никакого шума. Бруно взял у Кана Дана фонарик и просунул в проделанное отверстие голову и руку, в которой держал и фонарик и кусачки. Он сразу нашел провода сигнализации и перерезал их, потом нащупал шпингалет и открыл окно. Через десять секунд они с Каном Даном были уже в комнате; еще через десять секунд к ним присоединился Мануэло с ломиком Кана Дана в руке.

Дверь кабинета оказалась не заперта, в коридоре было пусто. Трое друзей шли по коридору, пока не добрались до открытой двери слева. Бруно знаком велел Мануэло выйти вперед. Держа нож за лезвие, Мануэло очень осторожно, всего на пару сантиметров, выдвинул рукоятку из-за дверного косяка. Почти сразу же кто-то легонько забарабанил по стеклянной вставке в крышке люка — достаточно громко, чтобы привлечь внимание охранника, раскладывавшего пасьянс, но недостаточно сильно, чтобы разбудить троих спящих. Сидевший за столом удивленно посмотрел вверх, и напрасно. Рукоятка ножа Мануэло ударила охранника над ухом, и Кан Дан тут же подхватил его, не дав ему упасть.

Бруно выхватил из стойки с оружием автомат и направил его на троих оставшихся охранников. Он ни за что не стал бы пускать в ход оружие, но эти трое не знали об этом, к тому же только что проснувшийся человек не станет спорить со «шмайссером». Однако они продолжали храпеть, даже когда Кан Дан открыл люк, чтобы впустить Робака с его полотняным мешком. Бруно достал газовую ручку и двинулся к спящим. Затем его место занял Робак, вооруженный большим запасом веревок.

Четверо охранников остались в этой комнате, надежно связанные и лишенные возможности говорить. Трое из них спали еще более глубоким сном, чем несколько минут назад. Друзья снова закрыли люк на задвижку, что было, наверное, не так уж необходимо, заперли комнату снаружи и забрали с собой ключ.

— Пока все идет хорошо, — сказал Бруно, взвешивая в руке «шмайссер», прихваченный в комнате охраны. — Давайте теперь навестим Ван Димена.

Кан Дан замедлил шаги от удивления.

— Ван Димена? Почему его в первую очередь? Да и вообще, зачем нам к нему идти? Ты знаешь, где находятся его кабинет и лаборатории. Почему бы нам не отправиться прямо туда и не найти документы, которые тебе нужны? Ты ведь уверен, что определишь, те ли это…

— Уверен.

— Тогда свернем наши палатки и растворимся в ночи. Как арабы, понимаешь? Первоклассная работа: все шито-крыто, и никакого шума. Вот это мне нравится!

Бруно недоверчиво посмотрел на него.

— Скорее тебе понравилось бы раскроить тут всем головы. Я назову тебе четыре причины, почему не нужно поступать так, как ты предлагаешь, и не спорь со мной — смена часовых может произойти в любой момент. Время работает против нас.

— Смена преспокойно спит в своей комнате.

— А если это была вовсе не смена? А если при смене они докладывают куда-нибудь в штаб? А если у них есть офицер, который наблюдает за сменой караула? Нам это неизвестно. Итак, причина первая: то, что нас интересует, может находиться не в кабинете, а в квартире ученого. Причина вторая: возможно, нам удастся убедить его сказать, где находятся документы. Причина третья: если ящики с документами заперты, — а было бы странным, если бы это оказалось не так, — то вряд ли их удастся взломать без шума, а квартира Ван Димена совсем рядом. Но самая важная причина — четвертая. Вы и сами могли бы догадаться.

По их лицам было ясно, что у них нет никаких предположений.

— Я собираюсь забрать его с собой в Штаты.

— Забрать его с собой… — недоверчиво начал Робак. — Это уже чересчур! По-моему, ты спятил.

— Разве? Но какой смысл забирать бумаги и оставлять здесь Ван Димена? Он единственный, кто знает эту проклятую формулу или что там у них имеется, и ему ничего не стоит сесть и снова все записать.

Робак наконец начал понимать.

— Знаешь, у меня и мысли такой не было…

— Как видно, такой мысли не было и у многих других. Странно, не правда ли? Так или иначе, я уверен, что дядя Сэм всегда найдет ему подходящую работенку.

— Например, руководить созданием этого проклятого антивещества?

— Судя по тому, что я слышал о Ван Димене, этот человек скорее умрет, чем будет работать на Штаты. Он ведь перебежчик. У него наверняка имелись серьезные политические и идеологические мотивы для того, чтобы перебраться сюда из Западной Германии. Он не станет с нами сотрудничать.

— Но ты же не можешь так поступить, — возразил Кан Дан. — Похищение людей — тяжкое преступление в любой стране.

— Верно. Но мне кажется, лучше быть похищенным, чем мертвым. Чего вы от меня хотите? Чтобы я заставил Ван Димена поклясться на Библии или на каком-нибудь имеющемся под рукой марксистском трактате в том. что он больше никогда не воспроизведет свои формулы? Вы прекрасно знаете, что он ни за что не согласится. Или оставить его в покое, чтобы он мог писать воспоминания о том, как создать это адское оружие?

Наступило красноречивое молчание.

— Вы не оставляете мне слишком много выбора. Так как же с ним поступить? Казнить его во имя патриотизма?

Никто не смог дать ответа на такой вопрос. Наконец Кан Дан сказал:

— Тебе придется забрать его с собой.