Цирк

Глава 5

Дни тянулись довольно однообразно. Единственной заботой работников цирка было кормление животных и уборка их клеток. Тем артистам, которые могли практиковаться в своем таинственном искусстве, повезло больше. Остальным ничего не оставалось, кроме как запастись терпением.

Бруно уделял Марии достаточно времени, чтобы подкрепить создавшееся у большинства циркачей мнение, что их роман продолжает развиваться. Интерес к их отношениям подогревался еще и тем, что, вполне вероятно, имели место сразу два романа: если рядом с Марией не было Бруно, то ее заботливо окружал своим вниманием Генри Ринфилд. А поскольку Бруно проводил большую часть своего досуга с Каном Даном, Робаком и Мануэло, то Генри не мог пожаловаться на отсутствие времени и возможностей, чтобы ухаживать за Марией.

Большая гостиная с баром, вмешавшая более ста человек, перед ужином неизменно была переполнена. Вечером третьего дня Генри сидел за дальним угловым столиком и разговаривал с Марией о чем-то серьезном. В другом конце гостиной Бруно играл в карты с тремя своими друзьями. Прежде чем начать игру, Робак и Мануэло, как всегда, минут десять повздыхали по поводу невозможности упражняться в метании лассо и ножей. Кан Дан о себе не беспокоился: он был уверен, что за несколько дней его могучая сила никуда не денется. Окружающие в этом тоже не сомневались.

Друзья играли в покер. Ставки были небольшими, и Бруно постоянно выигрывал. Другие игроки заявляли, что он побеждает потому, что видит карты насквозь. Бруно решительно все отрицал, хотя тот факт, что накануне вечером он с завязанными глазами выиграл четыре партии подряд, заставлял сомневаться в его утверждениях. При этом нельзя сказать, чтобы к концу игры он всегда оставался при деньгах: выигравший платил за выпивку, и хотя сам Бруно, Робак и Мануэло пили немного, зато способности Кана Дана к поглощению пива были поистине безграничны.

Силач опустошил очередную кружку, бросил взгляд в другой конец комнаты и хлопнул Бруно по руке:

— Тебе пора подумать об обороне, мой друг. Твоя возлюбленная в осаде.

Бруно посмотрел туда же и спокойно сказал:

— Она не моя возлюбленная. Но даже если бы она и была ею, Генри не тот человек, который способен похитить девушку и удрать. Да и далеко ли убежишь посреди Атлантики?

— Гораздо дальше, чем ты думаешь, — мрачно произнес Робак.

— Его белокурая милашка осталась в Штатах, — неодобрительно заметил Мануэло, — а наша маленькая Мария здесь. В этом-то все и дело.

— Кто-нибудь должен рассказать ей о Сесили, — сказал Робак.

— Наша маленькая Мария все знает о Сесили. Она сама мне рассказала. Она даже знает, какое кольцо носит невеста Генри по случаю помолвки. — Бруно еще раз взглянул на парочку и вернулся к картам. — Вряд ли они сейчас обсуждают сердечные дела.

Мария и Генри и в самом деле говорили не о любви. Генри был очень серьезен, очень настойчив и по-настоящему озабочен. Неожиданно он оборвал себя и посмотрел в сторону бара, а затем снова на Марию.

— Это доказывает это! — В голосе Генри смешались торжество и тревога.

Мария терпеливо спросила:

— Что доказывает что, Генри?

— Этот парень, о котором я вам уже говорил. Тот, что следил за вами. Видите стюарда, который только что вошел и встал за стойкой? Ну, того, с настороженным лицом? Он не имеет права здесь находиться. Он здесь не работает!

— О, Генри, перестаньте! Вовсе у него не настороженное лицо, а просто худое.

— Он англичанин, — нелогично заметил Генри.

— Ну, не все же англичане преступники. И к тому же вы не могли не заметить, что это британское судно.

Но Генри не сдавался.

— Я раз пять видел, как он следил за вами. Это точно, потому что я сам следил за вами обоими.

Девушка удивленно посмотрела на него, на сей раз без улыбки.

— Он следил и за моим дядей.

— А! — вспомнила Мария. — Его зовут Вери. Он коридорный.

— Я же говорил вам, что этот тип не должен здесь быть. Он следит за вами, вот что! — Генри оборвал себя. — Откуда вы знаете? Вери обслуживает вашу каюту?

— Каюту вашего дяди. Именно там я впервые его видела, в каюте вашего дяди. — Девушка опять задумалась. — Теперь я вспомнила, что часто вижу этого человека. А два или три раза я случайно оборачивалась во время прогулки и замечала его совсем близко от себя.

— Я в этом не сомневаюсь!

— И что же все это означает, Генри?

— Не знаю, — признался молодой человек. — Но я не ошибаюсь.

— Зачем кому-то понадобилось следить за мной? Может, это переодетый детектив, а я — разыскиваемая преступница? Неужели я похожа на контрразведчика, секретного агента или Мату Хари пятьдесят лет назад?

Генри немного подумал.

— Нет, не похожи. К тому же Мата Хари была уродиной, а вы красавица. — Он поправил очки, чтобы лишний раз убедиться в собственной правоте. — Вы по-настоящему красивы.

— Генри! Вспомните, сегодня утром мы договорились беседовать исключительно на интеллектуальные темы.

— К черту интеллектуальные темы! — Генри подумал и сказал, тщательно выбирая слова: — Мне кажется, я в вас влюбляюсь. — Он еще немного подумал и добавил: — Уже влюбился.

— Вряд ли Сесили понравилось бы…

— Ну и черт с ней… то есть я не это хотел сказать. Простите. Но все, что я сказал о вас, — правда. — Генри повернулся вполоборота. — Смотрите, Вери уходит.

Они проследили за худощавым темноволосым мужчиной с маленькими усиками. Проходя неподалеку от их столика, Вери быстро взглянул на молодых людей и отвернулся. Генри откинулся на спинку стула, всем своим видом выражая: «А что я вам говорил!»

— Преступник! У него это на лице написано. Вы видели?

— Да. — Девушка была встревожена. — Но почему, Генри? Почему?

Он пожал плечами.

— У вас есть с собой какие-нибудь ценности? Украшения?

— Я не ношу драгоценностей.

Генри одобрительно кивнул.

— Драгоценности — для женщин, которые в них нуждаются. Но такой красавице, как вы…

— Генри, с вами невозможно разговаривать. Утром я сказала, что сегодня прекрасный день, и вы тут же помрачнели и отпустили какое-то пренебрежительное замечание о погоде. Позже я похвалила персиковый пирог, и вы сказали, что он и вполовину не такой сладкий, как я. А когда мы с вами любовались великолепным закатом…

— Просто у меня душа поэта. Спросите Сесили. Нет, если подумать, то лучше ее не спрашивать. Послушайте, мне кажется, что за вами необходимо присматривать.

— По-моему, вы уже давно и успешно этим занимаетесь.

Ничуть не смутившийся Генри, чьи глаза слегка затуманились, но не от алкоголя, даже не попытался перевести обожающий взгляд на менее заманчивые предметы.

— Знаете, мне всегда хотелось стать кем-то вроде сэра Галахада.

— На вашем месте я бы не стала этого делать. В современном мире рыцарям нет места. Времена рыцарства канули в лету. Мечи и пики остались в прошлом. Наступила эра ножей в спину.

К несчастью для Генри, все его органы чувств, кроме зрения, временно бездействовали. Слова Марии не достигли его ушей.

Вечером четвертого дня доктор Харпер навестил Бруно в его каюте. Вместе с доктором пришел Картер, судовой эконом, со своим аппаратом для обнаружения подслушивающих устройств. Любезно поздоровавшись с хозяином каюты, Картер молча повторил процедуру еще раз, отрицательно покачал головой и вышел.

Харпер кивнул в сторону маленького встроенного бара, налил себе рюмку, посмаковал напиток и с удовлетворением заметил:

— В Вене мы получим оружие для вас.

— Оружие?

— Да.

— Вы связывались со Штатами? И это не удивило местного радиста?

Этим вечером Харпер решил позволить себе небольшое удовольствие. Он улыбнулся и сказал:

— Я сам себе радист. У меня высокочастотный передатчик размером не больше книги, который невозможно засечь обычной судовой радиостанцией. Чарльз утверждает, что с помощью этого передатчика можно достать даже до Луны. Тем не менее я закодировал сообщение. Как-нибудь посмотрите на эту вещицу… вернее, я должен показать ее вам и объяснить, как она работает, на случай, если вам придется ею воспользоваться. Если со мной что-нибудь произойдет.

— А что с вами может произойти?

— А что могло произойти с Пилгримом и Фосеттом? Далее. Мы дадим вам не один, а два пистолета, и вот почему. Пистолет, стреляющий анестезирующими иголками, более эффективен, однако есть сведения, что у Ван Димена застарелая болезнь сердца и анестезирующие средства ему, как говорится, противопоказаны. Поэтому, если понадобится успокоить его, лучше воспользоваться газовым пистолетом. Вы уже придумали, как попасть внутрь?

— Вертолет, работающий от аккумуляторов, был бы в самый раз. Но таких пока не существует. Нет, я по-прежнему не представляю, как попасть в это проклятое место.

— Ну, с Божьей помощью что-нибудь придумаете. Вы знаете, что сегодня нам с вами выпала честь обедать за капитанским столом?

— Нет.

— Пассажиры удостаиваются этой чести по очереди. Обычная любезность. Там и увидимся.

Едва они сели за стол, как к капитану подошел стюард и что-то прошептал ему на ухо. Капитан извинился и вышел следом за стюардом из столовой. Через несколько минут он вернулся заметно встревоженный.

— Странно, — сказал капитан. — Очень странно. Картер — вы его видели, это наш эконом — утверждает, что на него только что напал какой-то грабитель. Головорез — так, кажется, говорят в Америке. Представляете, обхватил сзади за шею и пытался задушить. На шее у бедняги не осталось следов, но он очень расстроен.

— А может быть, у него просто закружилась голова? — спросил Харпер.

— В таком случае его бумажник покинул карман по собственной воле.

— Если на Картера действительно напали, то его бумажник, разумеется пустой, сейчас скорее всего лежит на океанском дне. Могу я осмотреть пострадавшего?

— Это было бы неплохо. Беренсон сейчас занят с одной старой перечницей, которая вообразила, что у нее сердечный приступ. Спасибо, доктор. Стюард вас проводит.

После ухода Харпера Бруно сказал:

— Такой приятный, любезный человек. Кому понадобилось его грабить?

— Думаю, характер Картера тут ни при чем. Просто у кого-то стало туго с финансами и он рассудил, что у судового эконома обязательно должны водиться деньги. Это самое неприятное, что может случиться на судне; правду сказать, я вообще не припомню подобных случаев. Немедленно прикажу первому помощнику провести расследование.

Бруно улыбнулся:

— Надеюсь, вы не станете автоматически подозревать сотрудников цирка. Некоторые вполне разумные в прочих отношениях граждане считают циркачей недостойными доверия. Но я не знаю более честных людей.

— А я не знаю, кто достоин доверия, и боюсь, что этот вопрос представляет чисто академический интерес. Вряд ли моему помощнику удастся найти грабителя.

Бруно стоял, облокотясь о поручень, и задумчиво смотрел на слабо фосфоресцирующий след за кормой. Он обернулся, почувствовав, что кто-то подошел к нему сзади.

— Есть кто-нибудь поблизости?

— Никого, — ответил Мануэло.

— Все тихо?

— Да. — В темноте сверкнули удивительно белые зубы. — Ты был совершенно прав. Бедный мистер Картер действительно регулярно делает… как ты это назвал?

— Моцион.

— Верно. Делает моцион на шлюпочной палубе, каждый вечер в одно и то же время. На этой шлюпочной палубе полно теней. Кан Дан вроде как слегка к нему прислонился, а Робак забрал у него ключи от каюты, принес их мне и посторожил в коридоре, пока я был внутри. Я там долго не задержался. У этого парня в портфеле есть одно забавное устройство…

— Мне кажется, я знаю, что ты имеешь в виду. Что-то вроде маленького радиоприемника, только на нем не указаны длины волн, да?

— Ага. Что это такое?

— Детектор для выявления подслушивающих устройств. Они все здесь очень недоверчивые на этом судне.

— И ты еще удивляешься? С нами на борту?

— Что там еще было?

— На дне чемодана лежали полторы тысячи долларов десятками…

— Вот об этом я не знал. Купюры старые?

— Нет. Новые. Номера по порядку.

— Какая беспечность!

— Похоже, что так. — Мануэло протянул Бруно листок бумаги. — Я записал первый и последний номера серий.

— Отлично, отлично. Ты уверен, что банкноты настоящие?

— Жизнью ручаюсь. Я не торопился и дал посмотреть одну банкноту Робаку. Он согласен со мной.

— Это все?

— Там было еще несколько писем, адресованных Картеру. Не на конкретный адрес, а до востребования в разные города, главным образом в Лондон и Нью-Йорк.

— На каком языке? На английском?

— Нет. Этого языка я не знаю. Почтовый штемпель Гдыни. Это ведь Польша, да?

— Правильно. Итак, все оставлено как было, дверь заперта, а ключи возвращены спящему мистеру Картеру?

Мануэло кивнул. Бруно поблагодарил его, вернулся в свою каюту, мельком взглянул на номера банкнот, которые записал его друг, и спустил бумажку в унитаз.

Грабитель, напавший на Картера, так и не был найден. Но это никого не удивило.

Вечером накануне прибытия в Геную доктор Харпер зашел в каюту к Бруно. Он налил себе шотландского виски из практически нетронутого бара Бруно и спросил:

— Как идет ваш мыслительный процесс по поводу проникновения в «Лубилан»? Боюсь, что мой окончательно застопорился.

Бруно мрачно ответил:

— Для моего здоровья было бы лучше, если бы я мог сказать то же самое.

Харпер выпрямился в кресле и поджал губы.

— Значит, у вас появилась идея?

— Пока не уверен. Так, проблески. Я тут думал… Нет ли у вас еще какой-нибудь информации для меня? Все равно какой? План внутренних помещений западного здания, и как получить доступ на девятый этаж? Вот, скажем, крыша.

Можно ли туда проникнуть по вентиляционной шахте или через люки?

— Откровенно говоря, я не знаю.

— Скорее всего, о вентиляционной шахте можно забыть. В таких усиленно охраняемых зданиях циркуляция воздуха обычно осуществляется через боковые стены, сквозь очень узкие щели. Но люки в здании, как мне кажется, должны быть. Иначе каким образом охрана добирается до сторожевых вышек, а электрики — до верхнего периметра, если в том возникает необходимость? Едва ли они карабкаются по вертикальным металлическим лестницам высотой в двадцать семь метров, прикрепленным к стенам со стороны двора. А как там обстоит дело с лифтами?

— Это я знаю. Лестница в каждом здании идет снизу доверху. По обеим сторонам лестничного проема есть лифты.

— Скорее всего, лифт поднимается до девятого этажа. В таком случае на крыше должна быть будка лифта, где расположен подъемный механизм. Через нее обеспечен вход внутрь.

— А еще обеспечена ваша верная гибель в том случае, если вы начнете спускаться, а лифт двинется вверх. Такое нередко случалось с механиками, ремонтирующими лифты.

— Риск есть риск. А пройти по обледенелому кабелю под напряжением в две тысячи вольт при сильном ветре — возьмем наихудший вариант — это не риск?.. Что находится на восьмом этаже? Тоже лаборатории?

— Как ни странно, нет. Восьмой этаж западного здания относится к тюрьме. Здесь спит тюремное начальство и служащие канцелярии. Возможно, они не любят слушать вопли своих жертв или боятся оказаться рядом в случае, если государственные преступники вырвутся на свободу. Там же размещаются тюремные кабинеты и архивы. В восточном здании, кроме жилых помещений охраны и столовой, все остальное — это камеры. Ну и, разумеется, несколько прелестных помещений в цокольном этаже, которые очень пристойно называются комнатами для допросов.

Бруно задумчиво посмотрел на собеседника.

— Позволительно ли мне спросить, откуда вы знаете такие подробности? Я думал, ни одному постороннему еще не удавалось проникнуть в «Лубилан», а охрана вряд ли посмеет что-либо рассказывать.

— Это не совсем так. В Крау у нас есть свой человек. Не американец, местный. Пятнадцать лет назад этот человек был посажен в «Лубилан» за какой-то пустяковый политический проступок. После нескольких лет заключения парень стал пользоваться доверием охраны и получил полную свободу передвижения по всему зданию. Его привилегированное положение ничуть не умерило лютую ненависть, которую этот человек питал и питает к режиму вообще и к исследовательскому центру «Лубилан» и его сотрудникам, в частности. Он упал в наши руки, как перезревшее яблоко. Этот человек и сейчас еще иногда выпивает с охранниками из центра и надзирателями и благодаря этому остается в курсе того, что там происходит. Его освободили четыре года назад, но охранники до сих пор считают этого парня доверенным лицом и свободно беседуют в его присутствии, особенно когда он угощает их водкой. Деньги на водку даем ему мы.

— Опасное дело.

— Разведка и контрразведка вообще дело рискованное. И начисто лишенное романтики.

— Но наша проблема все еще остается. Должно же быть какое-то решение! Вы уже обсуждали это с Марией?

— Нет. У нас еще будет время. Чем меньше людей знает…

— Я хотел бы сегодня вечером поговорить с ней. Вы не против?

— Две головы — хорошо, а три — лучше? — улыбнулся Харпер. — Вряд ли это комплимент для меня.

— Смотря с какой точки зрения. Я не могу допустить, чтобы вы были слишком тесно связаны с тем, что я делаю. Вы координатор, единственный человек, который знает, что происходит на самом деле, — я продолжаю думать, что вы рассказали мне еще не все, но это, по-видимому, не так важно. Кроме того, я усердно ухаживаю за этой девушкой, — хотя и в соответствии с инструкциями, но все же задача не кажется мне неприятной, — и люди привыкли видеть нас вместе.

Харпер беззлобно ухмыльнулся.

— Они также привыкли видеть, как вокруг Марии увивается юный Генри.

— Я вызову его на дуэль, когда мы доберемся до какого-нибудь подходящего европейского пейзажа — нужно ведь соблюсти антураж. Мне не нужны от Марии идеи, мне нужна только ее готовность к сотрудничеству. Не имеет смысла обсуждать это с вами, пока я этого не добился.

— Никаких обид. Когда вы встретитесь с ней?

— После ужина.

— Где? Здесь?

— Нет. Для доктора вполне естественно навестить меня, то есть проявить заботу о ценном имуществе цирка. Но, как вы уже заметили — или сделали вывод из священнодействия Картера с его детектором, — вполне возможно, что кто-то проявляет ко мне излишнее любопытство. Не хочу, чтобы начали следить и за Марией.

— В таком случае я предлагаю ее каюту.

Бруно на мгновение задумался.

— Я так и сделаю.

Перед ужином Бруно прошел в большую гостиную с баром и обнаружил там Марию, одиноко сидящую за угловым столиком. Он уселся рядом с девушкой и заказал себе лимонад.

— Просто не верю своим глазам! Мария Хопкинс — и в полном одиночестве.

— А кто виноват? — ответила Мария с некоторой резкостью.

— Надеюсь, не я?

— Ко мне относятся, как к парии, как к изгою. Здесь немало приятных мужчин, которые с удовольствием угостили бы меня и поболтали со мной. Но нет, я как зачумленная, ведь в любой момент может войти великий Бруно. — Девушка немного подумала. — Или Генри, что ничуть не лучше. Мало того, что он для своего дядюшки свет в окошке и радость его очей, — а его дядюшка, не забывайте, большой белый вождь, — так он еще и запугивает меня всякими мрачными предположениями. Единственный человек, который любезен со мной, — это ваш громадный друг. Вы знаете, что он зовет меня вашей возлюбленной?

— А вы — моя возлюбленная? Это я, что называется, прощупываю почву.

Мария отнеслась к реплике Бруно с молчаливым презрением.

— Ну ладно. И где же этот соперник, домогающийся руки моей возлюбленной? Я только что говорил о нем с доктором Харпером. Как только доберемся до Карпат, вызову его на дуэль. Вы должны прийти посмотреть. В конце концов, мы будем драться из-за вас.

— Да перестаньте же! — Мария пристально посмотрела на Бруно и вопреки своему желанию улыбнулась.

— А все-таки, где Генри?

— Отправился выслеживать врага. — Девушка невольно понизила голос. — Он за кем-то наблюдает. Последние два дня Генри только и делает, что следит за кем-то, кто, по его утверждению, следит за мной.

Как ни странно, Бруно это ничуть не позабавило.

— Почему вы раньше мне об этом не сказали?

— Мне казалось, это не важно. Я не придавала этому значения.

— Не придавали? А сейчас?

— Я уже не уверена.

— Зачем кому-то понадобилось за вами следить?

— Если бы я знала, то сказала бы вам.

— В самом деле?

— Думайте что хотите.

— Вы говорили об этом доктору Харперу?

— Нет. В том-то и дело, что говорить фактически не о чем. Мне вовсе не хочется, чтобы надо мной смеялись. Мистер Харпер и так не слишком лестного мнения обо мне. Я вовсе не хочу, чтобы он решил, что я именно такая дуреха, как он и предполагал.

— Этот таинственный преследователь — у него есть имя?

— Да. Его зовут Вери. Он коридорный. Невысокий мужчина с худым бледным лицом, прищуренными глазами и темными усиками.

— Кажется, я его видел. Он убирает вашу каюту?

— Не мою, а мистера Ринфилда.

Бруно на мгновение задумался, потом, по-видимому, утратил интерес к этой теме и поднял свой бокал.

— Мне бы хотелось встретиться с вами после ужина. В вашей каюте, если вы не против.

Мария тоже взяла свой бокал и улыбнулась.

— Ваше здоровье!

После ужина Бруно и Мария совершенно открыто ушли вместе. К этому уже привыкли, и их совместный уход больше не вызывал удивления. Секунд двадцать спустя Генри также поднялся и неторопливой походкой покинул столовую через противоположную дверь. Сразу за дверью он ускорил шаг, перешел на другой борт, двинулся в сторону кормы, потом спустился по трапу и оказался возле пассажирских кают. Бруно и Мария опережали его примерно на пятнадцать метров. Генри спрятался за трапом и застыл в тени.

В этот момент еще одна фигура, а точнее, часть фигуры показалась из бокового прохода слева, метрах в шести от Генри. Увидев Бруно и Марию в коридоре, мужчина тут же юркнул обратно, однако недостаточно быстро, чтобы Генри не успел узнать его. Это был, конечно же, Вери. Генри почувствовал истинное удовольствие.

Вскоре Вери снова выглянул из-за угла. Бруно и Мария как раз свернули за угол влево. Вери последовал за ними. Генри подождал, пока тот скроется из виду, и, крадучись, двинулся следом. На цыпочках он подкрался к повороту, за которым скрылись все трое, осторожно выглянул и тут же спрятался. Вери стоял в шести шагах от него и смотрел в правый конец коридора. Генри нетрудно было догадаться, куда смотрит коридорный: четвертая от него дверь вела в каюту Марии. Когда Генри снова выглянул, Вери исчез. Генри на цыпочках переместился на прежнюю позицию Вери и быстро высунул голову. Коридорный подслушивал под дверью Марии, прислонив ухо к замочной скважине. Генри отпрянул назад и притаился. Ему некуда было спешить.

Прошло не менее тридцати секунд, пока он снова рискнул выглянуть. Коридор был пуст. Генри не спеша прошел мимо каюты Марии — до него донеслись оттуда неясные голоса, — добрался до трапа и спустился на палубу ниже. Генри не зря потратил два дня, усердно и, как он считал, незаметно выслеживая Вери и заодно выяснив, где расположена его каюта. Не оставалось сомнений, что Вери ушел к себе.

Генри не ошибся. Вери и в самом деле отправился в свою каюту и был, видимо, настолько уверен в себе, что даже не закрыл за собой как следует дверь. Генри не пришло в голову, что для подобной беспечности могли быть свои причины. Вери сидел спиной к двери в наушниках, подключенных к радиоприемнику. В этом не было ничего необычного. Как и вся обслуга, Вери делил каюту с коллегой, а поскольку соседи по комнате часто работали в разные смены, на пассажирских судах было принято слушать радио через наушники, чтобы не мешать соседу отдыхать.

Мария сидела на своей кровати и в замешательстве смотрела на Бруно. Лицо ее утратило все краски, и глаза казались из-за этого неестественно большими.

— Это безумие! Это сумасшествие! Это самоубийство! — едва слышно повторяла она.

— Так оно и есть. Но вы должны понять, что доктор Харпер в безвыходном положении. Среди всех возникших у него идей эта была самой остроумной, самоубийственно изобретательной, скажете вы, но другого выхода нет. По крайней мере, Харпер его не нашел.

— Бруно! — Мария соскользнула с кровати и опустилась на колени перед его креслом, обеими руками обхватив левую руку Бруно. На ее лице был написан страх, и Бруно чувствовал себя неловко, понимая, что она боится не за себя. — Вас убьют, вы же знаете, что вас убьют. Не ходите. Пожалуйста, Бруно, не ходите туда! Ничто на свете не стоит вашей жизни. О господи, у вас нет ни малейшего шанса!

Бруно смотрел на Марию с легким удивлением:

— И все это время я думал, что вы настоящий крутой агент ЦРУ!

— Никакая я не крутая.

У нее на глазах выступили слезы. Бруно рассеянно погладил девушку по голове. Она отвернула лицо.

— Послушайте, Мария, возможно, есть другой путь.

— Нет никакого другого пути.

— Смотрите! — Свободной рукой Бруно быстро набросал план. — Давайте забудем про высоковольтный кабель. Спасительным для нас, то есть для меня, может оказаться тот факт, что все окна зарешечены. Я предлагаю дойти до этого переулка с южной стороны западного здания. С собой я возьму длинную веревку с крюком на конце. С двух-трех бросков мне удастся зацепиться за решетку первого этажа. Добравшись до нее, я отцеплю крюк и закину его на второй этаж. И так далее, пока не заберусь наверх.

— Неужели? — Теперь к страху, исказившему лицо девушки, прибавилось выражение скептицизма. — А потом?

— Я придумаю способ заставить замолчать охранников на угловой вышке.

— Что с вами, Бруно? Что вами движет? Вы просто одержимы, вы это понимаете? Вы ведь не работаете в ЦРУ, и это проклятое антивещество вовсе не представляет для вас особой важности. Однако я знаю, чувствую, что вы готовы умереть ради того, чтобы попасть в эту проклятую тюрьму. Но почему, Бруно, почему?

— Не знаю. — Его лицо на мгновение стало встревоженным, чтобы не сказать подозрительным, но девушка этого не видела. — Возможно, вам следует спросить об этом у призраков Пилгрима и Фосетта.

— Но что вам до них? Вы же их почти не знали.

Бруно не ответил. Мария нетерпеливо продолжила:

— Значит, вы собираетесь заставить охранников замолчать. А каким образом вы заставите замолчать две тысячи вольт на стальной ограде?

— Я найду способ как-нибудь обойти ее, не отключая энергию, поскольку это невозможно. Но мне понадобится ваша помощь, а за это вы можете угодить в тюрьму.

— Что за помощь вы имеете в виду? — бесцветным голосом спросила Мария. — И что такое тюрьма, если вы погибнете?

Генри услышал эти слова: Вери снял наушники, чтобы достать сигареты, и разговор в каюте Марии, пусть слабый и искаженный, стал отчетливо слышен. Генри просунул голову в дверь чуть дальше и увидел, что радиоприемник — не единственный электроприбор в каюте. На столе стоял еще и небольшой магнитофон с медленно вращающимися бобинами.

Вери нашел сигареты, закурил, снова сел на прежнее место, взял наушники и только собирался их надеть, как Генри толкнул дверь и вошел внутрь. Вери мгновенно обернулся и удивленно раскрыл глаза. Генри сказал:

— С вашего позволения, Вери, я заберу эту запись.

— Мистер Ринфилд!

— Да, я мистер Ринфилд. Вас это удивляет? Давайте запись.

Вери как бы нехотя перевел взгляд куда-то выше плеча Генри. Молодой человек улыбнулся:

— Извините, Вери, но это слишком старый трюк.

Позади него что-то почти беззвучно свистнуло в воздухе, и это был последний звук, который Генри слышал в своей жизни. Его уши в течение какой-то доли секунды фиксировали этот свист, но тело не успело среагировать. Ноги Генри подогнулись, и он упал на стол, где его подхватил Вери.

— Вы меня слышите? — Голос Марии был все таким же бесцветным и невыразительным. — Никакая тюрьма, ничто не будет иметь значения, если вы умрете. А обо мне вы подумали? Хорошо-хорошо, я, наверно, чересчур эгоистична, но все же подумайте обо мне!

— Прекратите! Немедленно прекратите! — Бруно хотел, чтобы его слова прозвучали резко и холодно, но это ему не удалось. — Мы приедем в Крау в четверг и уедем в следующую среду — это наша самая долгая остановка за все турне. У нас будут представления в пятницу, субботу, понедельник и вторник. В воскресенье — выходной. Мы с вами возьмем напрокат машину и предпримем маленькую поездку по стране. Не знаю, далеко ли нам позволят уехать. Надеюсь, сейчас уже меньше ограничений, ну да это не важно. Мы всегда сможем попутешествовать в близлежащих районах. Гораздо важнее то, что на обратном пути, а это будет уже в сумерках, мы проедем мимо «Лубилана» и посмотрим, какая там наружная охрана. Если она есть, мне понадобится ваша помощь.

— Пожалуйста, Бруно, оставьте эту сумасшедшую идею. Пожалуйста.

— Пока я буду забираться по южной стороне западного здания, вы должны стоять на углу южного переулка и главной улицы. Да, я не сказал: это будет в ночь на среду, после последнего представления. Взятую напрокат машину, которая, надеюсь, будет застрахована, нужно припарковать метрах в двух от главной улицы. Вы откроете окна и поставите на переднее сиденье баночку с бензином. Когда увидите, что к вам приближается охранник, просуньте руку в окно, вылейте немного бензина на обивку сиденья, бросьте зажженную спичку и быстро отойдите. Пожар не только отвлечет внимание охраны, но и создаст своего рода дымовую завесу, так что я смогу карабкаться от решетки к решетке почти в полной темноте. Боюсь, вас могут задержать и подвергнуть допросу, однако мистер Ринфилд с доктором Харпером сумеют вас освободить. — Бруно ненадолго задумался. — Хотя, возможно, им это и не удастся.

— Вы просто сумасшедший!

— Мне уже слишком поздно меняться. — Бруно встал, и Мария вместе с ним. — Сейчас я должен связаться с доктором Харпером.

Девушка подняла руки и сцепила пальцы у него на затылке.

— Бруно, пожалуйста! Ну, пожалуйста, ради меня!

Он обнял ее за плечи, не пытаясь разнять ее пальцы.

— Послушайте, моя возлюбленная, мы ведь должны лишь притворяться влюбленными. — Голос его был нежен. — Этот план может сработать.

— В любом случае вы погибнете, — грустно сказала Мария.

По пути в свою каюту Бруно нашел телефон и позвонил доктору Харперу, который в конце концов обнаружился в столовой. Бруно сказал:

— У меня снова разболелась лодыжка.

— Через десять минут я к вам зайду.

И через десять минут доктор, как и обещал, появился в каюте Бруно. Он воспользовался баром Бруно, устроился в кресле и послушал отчет артиста о его беседе с Марией. Немного поразмыслив, Харпер сказал:

— Мне кажется, этот план дает вам хоть какой-то шанс. Должен признать, он лучше, чем мой. Когда вы собираетесь его осуществить?

— Окончательное решение, разумеется, за вами. Я думаю, в воскресенье было бы неплохо произвести разведку, а во вторник вечером или ночью проникнуть в «Лубилан». Мне кажется, что это лучший вариант и самое подходящее время. На следующий день цирк уезжает, так что, если у полиции и возникнут какие-то вопросы, времени у нее будет немного.

— Согласен.

— У вас есть план отхода на случай, если мы потерпим неудачу?

— Есть, но его еще дорабатывают. Я вам расскажу, когда он будет готов.

— Получите информацию по радио? Вы ведь обещали мне показать, как работает ваш маленький передатчик.

— Обязательно. Я сделаю сразу три вещи: покажу передатчик, выдам вам оружие и сообщу план отхода. Что думает Мария о вашем плане?

— Она относится к нему без энтузиазма. Но от вашего варианта девушка тоже была не в восторге. Хоть и неохотно, но помогать она будет.

Бруно внезапно замолчал и озадаченно огляделся вокруг.

— Что случилось? — спросил Харпер.

— Ничего особенного, но судно замедлило ход. Разве вы не слышите? Н не чувствуете? Машины сбросили обороты. Интересно, почему мы вдруг останавливаемся посреди Средиземного моря? Впрочем, мы наверняка очень скоро это узнаем.

Они узнали об этом тотчас же. Неожиданно дверь с силой распахнулась и в каюту ворвался Теско Ринфилд. Лицо директора было серым, он тяжело и часто дышал.

— Генри пропал! Он пропал! Мы нигде не можем его найти!

— Это из-за него «Карпентария» замедлила ход? — догадался Бруно.

— Мы все обыскали. — Ринфилд залпом осушил рюмку бренди, которую протянул ему доктор. — Команда искала по всему судну, они и сейчас все еще ищут. Никаких следов. Он просто исчез!

Харпер успокаивающе показал на часы:

— Послушайте, мистер Ринфилд, ваш племянник исчез не более пятнадцати минут назад, а «Карпентария» — очень большое судно.

— С очень большой командой, — вмешался Бруно. — У них есть стандартный порядок розыска пропавших пассажиров. Команда планомерно обыскивает судно, от спасательных шлюпок до трюма. И это занимает гораздо меньше времени, чем вы думаете. — Он повернулся к убитому горем Ринфилду. — Извините, что я ничего не могу сказать вам в утешение. Судно замедляет ход, очевидно, для того, чтобы не уйти слишком далеко от того места, где ваш племянник мог упасть за борт?

— Надеюсь, что так. — Ринфилд прислушался. — Кажется, мы снова набираем ход?

— И поворачиваем, — добавил Бруно. — Боюсь, капитан твердо уверен, что вашего племянника нет на борту. Он разворачивает судно на сто восемьдесят градусов и берет обратный курс. Если Генри действительно за бортом, он, должно быть, держится на поверхности или плывет в нашу сторону. Такие случаи бывали и раньше. Всегда есть надежда, мистер Ринфилд.

Ринфилд посмотрел на него как на сумасшедшего, и Бруно не смог упрекнуть его за это: он и сам не очень верил в то, что говорил.

Все трое поднялись на палубу. «Карпентария» шла обратным курсом со скоростью не более десяти узлов. Спасательная шлюпка была уже подготовлена к спуску на воду. Пара мощных прожекторов, по одному с каждой стороны капитанского мостика, были направлены вперед. Двое моряков на носу судна направили вертикально вниз свои фонарики. Неподалеку от них двое других моряков держали наготове концы веревок, прикрепленных к светящимся спасательным поясам. Еще дальше третья пара моряков спустила с каждого борта по веревочной лестнице.

Прошло двадцать минут метаний от надежды к отчаянию. Внезапно мистер Ринфилд покинул своих спутников и решительно направился к мостику. Капитан стоял по правому борту и смотрел в бинокль. Заслышав шаги, он опустил бинокль и медленно покачал головой.

— Мистер Ринфилд, вашего племянника нет на судне, это точно. — Капитан посмотрел на часы. — Последний раз его видели тридцать восемь минут назад. Сейчас мы на том самом месте, где были в тот момент. Если бы он был жив — простите мне мою прямоту, сэр, — он был бы здесь.

— Мы не могли с ним разминуться?

— Это маловероятно. Спокойное море, безветренная ночь, поблизости никаких течений, о которых стоило бы говорить, и вообще в Средиземном море, как вы знаете, практически отсутствуют приливы и отливы. Ваш племянник должен был оказаться на курсе, которым мы шли.

Капитан поговорил со стоявшим рядом офицером, и тот спустился с мостика.

— А что теперь? — поинтересовался Ринфилд.

— Сделаем небольшой круг, потом опишем еще три или четыре концентрических круга, расширяя район поисков. Если это ничего не даст, вернемся на прежней скорости к месту разворота.

— И это все, что можно сделать?

— Боюсь, что да.

— Вы меня не слишком обнадежили, капитан.

— Я и сам не очень надеюсь на успех.

«Карпентарии» потребовалось сорок минут, чтобы завершить процедуру поиска и вернуться к месту разворота. Мария, стоявшая рядом с Бруно в тени спасательной шлюпки, вздрогнула, когда рокот машин усилился и «Карпентария» начала набирать скорость.

— Все кончено, да? — сказала она.

— Поисковые прожекторы выключены.

— Это я во всем виновата! Я! — Голос девушки дрожал.

— Не говорите глупостей. — Бруно обнял Марию. — Вы никак не могли предотвратить это.

— Могла! Конечно, могла! Я не воспринимала его всерьез. Я… ну, не то чтобы смеялась над ним, но и не слушала его. Мне следовало все рассказать вам еще два дня назад. — Теперь она уже плакала не стесняясь. — Вам или доктору Харперу. Генри был таким славным.

Услышав слово «был», Бруно понял, что Мария наконец-то приняла то, с чем он сам смирился уже час назад. Он осторожно сказал:

— Было бы очень хорошо, если бы вы поговорили с мистером Ринфилдом.

— Да, конечно. Только… мне сейчас никого не хочется видеть. Не могли бы мы… Я не люблю просить, но если бы он смог прийти сюда… если бы вы привели его сюда и…

— Ни за что на свете вы не останетесь здесь одна.

Несмотря на темноту, Бруно почувствовал ее взгляд.

Мария прошептала:

— Вы думаете, что кто-то…

— Не знаю, что и думать, потому что не знаю, как на самом деле умер Генри. Но я совершенно уверен: это не несчастный случай. Генри умер, потому что обнаружил, что кто-то проявляет к вам повышенный интерес, и, обнаружив это, не был достаточно осторожен. Я тут задал пару вопросов. По-видимому, Генри покинул столовую сразу после нас. Он вышел через другую дверь — явно хотел, чтобы его отсутствие не связывали с нами. Уверен, что Генри не преследовал нас, — возможно, он смутно догадывался, что нас с вами что-то связывает, но он был прямым и честным человеком и не стал бы совать нос в чужие дела. Думаю, Генри сам себя назначил вашим телохранителем. Он захотел проверить, не следит ли кто-нибудь за нами, — как человека с романтической жилкой, его притягивали подобные вещи. Могу только предположить, что он и в самом деле обнаружил слежку и увидел того, кто следил, при компрометирующих обстоятельствах. Я имею в виду, в обстоятельствах, компрометирующих негодяя или негодяев — злодей мог быть не один. Далеко ли уплывешь, если тебя предварительно хорошенько стукнули по голове?

Бруно достал платок и осторожно вытер залитое слезами лицо Марии.

— Пойдемте со мной.

Проходя по шлюпочной палубе, молодые люди встретили Робака. Бруно жестом велел приятелю следовать за ними. Робак повернулся и пошел следом за парочкой, отстав от них шагов на десять.

В конце концов они нашли Ринфилда в радиорубке, за подготовкой сообщения родителям Генри. Первое потрясение прошло, и директор цирка был сдержан и спокоен. Теперь скорее он утешал Марию, чем она его. Через несколько минут молодые люди покинули рубку. Робак ждал их за дверью.

— Где Кан Дан? — спросил Бруно.

— В баре. Можно подумать, что его ждет семилетнее воздержание от пива.

— Ты не мог бы проводить эту юную леди в ее каюту?

— Зачем меня провожать? — удивилась Мария. — Разве я не в состоянии…

Робак крепко взял ее за руку:

— Бунтовщики ходят по доске, девушка[Имеется в виду пиратский обычай: пленников заставляли с завязанными глазами идти по доске, положенной на борт судна, пока они не падали в море. — Примеч. ред.].

— И заприте дверь. Сколько вам потребуется времени, чтобы лечь в постель? — спросил Марию Бруно.

— Десять минут.

— Я буду у вас через четверть часа.

Заслышав голос Бруно, Мария отперла дверь. Молодой человек вошел в сопровождении Кана Дана, державшего под мышкой пару теплых одеял. Кан Дан добродушно улыбнулся девушке, втиснул массивное тело в кресло и старательно укрыл колени одеялами.

— У моего друга в каюте стало очень душно. Он хочет отдохнуть здесь, — сказал Бруно.

Глаза Марии выразили сначала протест, затем недоумение, она беспомощно покачала головой, улыбнулась и ничего не сказала. Бруно пожелал ей спокойной ночи и ушел.

Кан Дан уменьшил интенсивность света в прикроватной лампе и повернул ее так, чтобы свет не падал в лицо Марии, а сам он оставался в тени. Он взял руку девушки в свои громадные ручищи:

— Спите спокойно, малышка! Пусть мне будет трудно, но Кан Дан здесь.

— Вы же не сможете уснуть в этом ужасном кресле!

— А я и не собираюсь спать. Завтра высплюсь.

— И вы не заперли дверь.

— Ну да, — весело согласился он. — Точно, не запер.

Через несколько минут девушка уже спала, и никто не посетил в эту ночь ее каюту — сохранив тем самым свое доброе здоровье.