Роберту Энсону Хайнлайну и
Тимоти Зану посвящается
Партизанить — дело приятное. В этом всегда есть что-то от игры, пусть даже враг настоящий, и смерть тоже настоящая. Выходя из города в лес, всегда чувствуешь себя кем-то вроде Чингачгука или Робина Гуда. За спиной взрывчатка, в руках автомат, рядом друзья. Заметьте, друзья, а не «бойцы» и не «сослуживцы». Отсутствие армейской субординации и дружба придают большую эффективность нашим действиям. Может быть, поэтому, армии, и профессиональные, и призывные исчезли — а мы остались. Пусть наши операции — не более чем блошиный укус для врага, но и блохи могут закусать насмерть! Мы минируем дороги, обстреливаем машины Сил Правопорядка, ведем агитацию всеми доступными нам средствами. Лучшей нашей операцией следует признать взрыв у здания райотдела СП. Тогда мы, практически на виду у всех, заложили в урну килограмм пластида и химический взрыватель, который подействовал вечером, в тот момент, когда сотрудники СП уходили домой с работы. Урна была чугунная, и взорвалась как бомба. На следующий же день все урны вокруг заменили на пластмассовые, прозрачные.
Если у кого-то возникнет вопрос, откуда в тихом подмосковном городке мы взяли пластид (вещь под ногами не валяющуюся), и как сделали такой эффективный взрыватель (в школе этому не учат), я отвечу: нам их просто передали! Широкое партизанское движение невозможно без тщательной координации и планирования операций. Вместе с тем, партизаны связаны с местными жителями и не должны подвергать их опасности в случае провала. Поэтому была придумана сетевая организация. В условленных местах мы получаем задания и снаряжения, взамен оставляя отчеты и просьбы. Иногда мы общаемся через курьеров, обычно подростков. Казалось бы совершенно ненадежно? Отнюдь нет. Никто не будет отслеживать условные места, устраивать провокации, засылать лжекурьеров, чтобы уничтожить группу из пяти-десяти человек. Тем более, что за то время, пока ловишь одну группу, две других появятся наверняка.
Так вот и живем. Наносим мелкие удары, причиняем незначительный урон — и не даем спокойно жить пособникам оккупантов. На этот раз мы получили задание опробовать новую модель переносного зенитного комплекса. То есть, сам комплекс-то старый, а вот ракета модернизирована. Это задание мы получили потому, что в отряде есть человек, умеющий обращаться и с таким. Макс — бывший спецназовец, успевший в свои сорок с небольшим повоевать в Чечне. Без него мы не смогли бы стать по-настоящему боеспособным подразделением. Он научил нас и маскировке, и тактическим основам боя, и даже стрельбе. А вот командовать наотрез отказался, и этим пришлось заняться мне. Я был старше остальных (кроме Макса) и был одним из основателей отряда, вместе с Никитой, своим одноклассником, который попался патрулю СП с оружием после того самого взрыва. Он отстреливался до конца, а когда патроны кончились, подорвал себя гранатой. С тех пор я командую в одиночку, если это можно назвать командованием — мы же все-таки партизаны!
Подобраться к локальной базе СП и попробовать сбить улетающий катер — это предложил Сергей. На такое больше ни у кого не хватило бы злости. У мальчишки восемнадцати лет полгода назад произошла трагедия. Он несколько лет дружил с одноклассницей, они хотели пожениться, когда им исполниться восемнадцать. На их беду она была умной и красивой. А это, по нынешним временам, отнюдь не предмет зависти и гордости. Ясное дело, девочку забрали «для улучшения человеческой расы». А с кем и где — как обычно, не сообщили. Сереже после этого предлагали пройти тест и пойти в Слуги, без каких-либо гарантий вновь увидеться со своей Катей, но он отказался, и, к его чести, отказался весьма вежливо и корректно, не вызвав никаких подозрений. А еще через два дня он пришел ко мне с запиской, брошенной в окно. В записке было лишь «иди к такому-то, он поможет» и код нашего Локального руководителя Движения (коды меняются по сложной схеме, действуют лишь по несколько дней, и подделать их вряд ли возможно, так что мы им верим). Его история уже распространилась по всему городу, и я без колебаний принял его в отряд. Теперь его приходится чуть ли не силой вытаскивать из операций, когда надо уходить.
После тридцатикилометрового марш-броска мы расположились неподалеку от базы в противоположной стороне от ворот, у леса, там, где меньше сенсоров. А сенсоры стоят очень чувствительные, правда работают на небольшом расстоянии — так Макс говорит. Катера садятся и взлетают по несколько раз в день и со всех направлений (я специально считал год назад), поэтому надо было только дождаться летящего в нашу сторону. За два часа ожидания мы чуть не взбесились, но катера все-таки дождались.
Макс встал на одно колено, и, почти не целясь, нажал на спуск. Ракета вышла с негромким шипением и почти беззвучно понеслась за катером. Катера, вообще, не слишком быстроходны, а этот даже еще не успел разогнаться, когда ракета вошла в его двигатели. Вместо ожидаемого взрыва блеснула вспышка, видимая даже от нас, и катер стал заваливаться вниз. Мы вскочили и побежали в лес, куда и падал катер.
— Макс, что там за хренотень была? — спросил я на бегу.
— Я думаю, вместо взрывчатки там установили одноразовый лазер.
— А что, взрывчатка хуже?
— Корабли чужих взрывчатка не берет. Когда это обнаружили, уже столько хороших ребят погибло, что говорить не хочется. Чтобы такой катер взорвать, тола надо килограммов сто, не меньше. А вот теперь они почешутся.
Мы вышли к месту падения через двадцать минут. Катер лежал на боку, сломав при падении несколько берез. Видимо, он упал носом вниз, так как лес вокруг был не тронутый. Мы пошли не маскируясь, и чуть не поплатились за это. Когда мы только разрабатывали операцию, я рассчитывал, что нам удастся уничтожить кого-нибудь из руководителей СП области, они постоянно летают на таких катерах от баз к базам и районным отделам. Действительность же оказалось настолько неожиданной, что мы и представить себе такого не могли.
Боковой люк катера распахнулся, и из него выскочило несколько жуков-солдат. Видимо, они пострадали от удара при падении, потому что их скорость, превосходящая скорость обычного человека, была невелика, и мы успели поднять автоматы. Выстрелить успел только один жук, и то промахнулся. Я жестом направил Макса вперед, сам пошел за ним. Макс вскарабкался на катер, держась за открытой дверкой, как за прикрытием. На брюхе катера было достаточно желобов, за которые можно было уцепиться, и я влез по ним наверх, пусть и не с такой легкостью как Макс. Я махнул рукой, подзывая остальных, и приготовился к броску внутрь. Макс поднял руку, и резко опустив ее, перебросил себя через дверь в открытый люк. Я так сделать, конечно, не мог, но залез внутрь быстро, хотя и не достаточно, чтобы помочь ему разобраться с теми, кто внутри. Внутри было два безоружных солдата и еще один жук, которого я никогда раньше не видел. На полу лицом вниз лежал человек в комбинезоне руководства СП без знаков различия. Он, похоже, дышал. Макс осторожно перевернул его, и мы оба ахнули от неожиданности: у него не было глаз, хотя это нуждается в объяснении. Там, где у людей глаза и брови, у него находилось нечто странное, как бы наклеенная полоса, чуть выступавшая над уровнем лба. Она была сантиметров шесть шириной, и казалась выросшей естественно. Полоса сходила на нет к вискам. Кожа облегала ее без шрамов; там, где у людей находятся мешки под глазами, была такая же ровная, как на щеках, кожа. По середине полосы проходил ряд… Не знаю как сказать… Глаза? Может быть, но это выглядело как маленькие драгоценные сверкающие камни, выложенные в ряд. Эти камни проходили по всей полосе, начиная от тех мест, где у людей внешние уголки глаз.
Мы с Максом поглядели друг на друга.
— Макс, его надо обязательно допросить. Как ты думаешь, он сможет говорить?
— Попробуем. Я — за носилками. Отсюда надо убегать.
Он одним изящным движением подпрыгнул, подтянулся и вылез наружу.
— Носилки, быстро!
Носилки разворачиваются очень интересно: две короткие телескопические трубки раскладываются на два метра, на них накидывается тончайшее прочное полотно — и они готовы к переноске людей. Надеюсь, вопросов, откуда они у нас, не будет?
Кое-как мы вытащили человека, если его можно так назвать, из катера, положили на носилки — он так и не пришел в сознание, и побежали вглубь леса. Сергей, было, потянулся к оружию жуков, но я молча погрозил ему пальцем, а Макс наставительно произнес:
— Оружие чужих брать категорически запрещается, потому что они могут отслеживать свои стволы на большом расстоянии. А, кроме того, в человеческих руках могут разрядиться батареи. Это как разряд электрошокера, только посильнее. Ясно?
— Ясно, — нехотя ответил Сережа и отвернулся.
Уйдя на четыре километра, мы остановились. Риск, на который мы шли, был огромен, подобного слугу начали бы искать, но я решил все-таки рискнуть. Мы надели на пленника наручники, так, на всякий случай. Жуки могли значительно изменять своих слуг, он, даже серьезно пострадавший, мог оказаться опасным. Макс раскупорил аптечку и колдовал над неподвижным телом. Через несколько минут он отодвинулся, и пленник зашевелился. Он застонал, потом сел и поднес скованные руки к лицу. Несколько мгновений он сидел неподвижно, затем пошевелил головой и неожиданно уверенным и спокойным голосом сказал:
— Ну, господа партизаны… Или, может, вас называть «товарищи»?
— Гусь свинье не товарищ, — недовольно бросил поигрывающий штыком Леха.
— Ну, тогда, может быть, вы отпустите меня в свободный полет?
Сергей, сидящий рядом с пленным, вскочил и отвесил ему оплеуху.
— Он, подлец, еще и шуточки шутит!
Я попытался вернуть ситуацию под свой контроль.
— Если он хочет пошутить перед смертью — это его законное право. Не можем же мы, в самом деле, отказать ему в такой мелочи. А товарищами нас называть не надо. «Господа» для вашей породы звучит, я думаю, привычнее. Кто ты такой?
— Я Слуга высшего класса.
Кто-то охнул. Слуг высшего класса на всей земле было не больше сотни.
— Чем ты занимаешься?
— Я начальник Цитадели один.
— Что это за Цитадель?
— Учебный центр.
— Где она находится?
— В сибирской тайге.
Я задумался. Понятно, что он ничего не знает о структурах СП в нашем регионе. О Цитадели спрашивать его бессмысленно: к ним невозможно подобраться. Если только расстрелять его сразу?
Паузу прервал сам пленник.
— Я полагаю, сейчас вы хотите узнать у меня страшную тайну, которая позволит вам изгнать инопланетян с Земли? А потом вы, конечно, на радостях простите меня, или, скорее посадите в секретную лабораторию, чтобы я создал абсолютное оружие, с которым вы покорите галактику?
Мне стало немного стыдно, такие мысли, конечно, появляются у каждого, особенно после просмотра старой фантастики.
— Насчет страшной тайны — не знаю, но ты расскажешь достаточно, чтобы мы лучше боролись с оккупантами. И с их пособниками — тоже.
— Я не знаю ничего, чем мог бы вам помочь. А если бы и знал, то не сказал бы.
Леха многозначительно повертел ножом.
— Существуют способы помочь человеку вспомнить… Даже если он уже и не совсем человек.
— Да… С помощью пыток можно заставить человека говорить, но говорить можно и не только правду. Проверить же вы меня не сможете? Кроме того, — он дотронулся до полосы вместо глаз, — здесь есть специальный механизм. Я могу мысленным приказом убить себя.
— Нет, вы только поглядите на этого героя, — вмешался Сергей, по-прежнему сидящий рядом. — Ради своих инопланетных хозяев он с радостью откажется от сытой, уютной жизни, от своих девочек, от возможности издеваться над людьми. Да кто в это поверит?
На лице пленника впервые отразилась какая-то эмоция. Он ответил резким, срывающимся голосом:
— А ты бы хотел, чтоб я валялся у вас в ногах, умоляя о пощаде? Я тоже русский, я тоже знаю, как надо умирать. И у меня есть за что умирать.
— Ну, и за что же?
— За человечество.
Такой ответ просто поразил всех нас. Я спросил:
— Поясни, что это означает?
— Пристально взглянув на историю человечества, — вновь спокойным, лекторским голосом, начал пленный, — мы не можем не заметить одного любопытного факта: дарвиновский отбор идет в другую сторону. Поднимаясь от всех форм дикости к варварству, человек все улучшался и улучшался. Предводители и вожди, как правило, были лучшими людьми племени. Начало разложения варварского строя — есть начало разложения человечества. Цивилизация лишь усугубила этот процесс. Многочисленные войны косили цвет человечества, самых сильных, самых храбрых. Династии вырождающихся царьков создавали условия, когда самыми приспособленными к жизни оказывались воры, подлецы и подхалимы. Ум, честность, правдивость, храбрость, независимость — все то, что позволило человеку выйти из животного состояния, стали ненужными, а то и попросту опасными. Технический прогресс только создавал новые средства уничтожения и способы управления массами. Некогда, жрецы подчиняли забитые и невежественные толпы, пользуясь астрономическими явлениями, затем на их место встали средства масс-медиа. Теперь же мы взяли естественный отбор за шкирку и повернули его в нужном направлении. Только теперь мы можем сказать, что людьми управляет интеллектуальная элита. Только теперь занимаемый пост зависит исключительно от ума и опыта. Только теперь мы заботимся о том, чтобы новое поколение людей было значительно лучше прежнего, и генетически, и культурно, и по степени образованности. Мы дали невиданные никогда возможности для творчества и среди Слуг, и среди вас.
Я не выдержал:
— Ты создал совсем уж райскую картину. Я вижу все совсем по-другому… Почему ты здесь оказался?
— Я курирую Подмосковье и еще несколько соседних областей. В руководстве СП области возникла конфликтная ситуация, и меня попросили помочь разобраться.
— Мне неудобно разговаривать, не зная имени своего собеседника. Как тебя зовут?
— Мое имя не имеет фонетических эквивалентов в человеческих языках, — как-то высокомерно заявил наш пленник.
— То есть?
— Я общаюсь с Хозяевами телепатически, у меня есть имя на их языке, которое могут произнести только они, да еще слуги высшего класса.
— Но тебя как-то звали раньше, до прилета чужих.
— Я сменил имя. И сменил его насовсем.
— Но как-то тебя надо звать?
— Зовите как хотите, мне это безразлично.
— Хорошо, тогда я буду звать тебя обер-лакеем. Надеюсь, тебя это обидит.
Он мягко улыбнулся.
— Неужели ты думаешь, что меня можно обидеть словами? Видит бог, вы не обидели меня даже своими делами. Вы ребята вполне симпатичные, и я надеюсь, что мне удастся убедить вас заняться чем-нибудь более полезным.
— Более полезным? — молчавший всю дорогу Данилка начал заводиться. — Чем вообще у нас можно заниматься, если вся промышленность в округе умерла. Я кончил университет — и дальше что?
— И, конечно, твоя семья голодает и страдает от холода. Соседские дети ищут остатки пищи на помойках, их старшие сестры все поголовно пошли в проститутки, и только их скудные заработки позволяют всем не умереть. Так? — с иронией спросил пленник.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Конечно, пособие достаточно, чтобы на него прожить. Но работы-то все равно нет! Можно, правда, пойти прислуживать СП. Это — не для нас.
— То, что работы нет, это естественно. Здешние заводы работали исключительно на армию. Теперь, когда нет ни войн, ни армий, переоборудовать их на мирное производство оказалось слишком невыгодным. А пособие… До прилета чужих у меня зарплата была немногим больше, а я считал, что зарабатываю неплохо. Да найдите себе дело! Займитесь музыкой, живописью, книги пишите. В Интернете уйма сообществ, занимающихся программированием, дизайном, анимацией. Если хочешь что-то, всегда найдешь.
Даниил сменил тему.
— Я не пойму, тебя так изуродовали, а ты их во всем оправдываешь.
— Изуродовали? Да ты просто не представляешь себе, что такое — смотреть на мир МОИМИ глазами. Я могу видеть как в микроскоп или в бинокль. Я могу видеть в инфракрасной и ультрафиолетовой областях спектра. Я могу видеть электромагнитные поля. В Цитаделях я могу телепатически разговаривать с Хозяевами и Слугами высоких классов. И это все вы называете уродством?
Наступила тишина. Мы не знали, что можно сказать. Тишину нарушил сам пленник.
— Вы все-таки решили, что будете делать со мной? Я рекомендую решать быстрее, потому что меня обязательно будут искать, и скоро здесь за каждым кустом будет по жуку-солдату.
Леха ухмыльнулся.
— Мы сделаем их так же, как и тех, которые были с тобой.
Пленник усмехнулся.
— «Сделали»… Не вы их убили, а они позволили себя убить.
— С чего ты так решил?
— Эта информация вполне открыта. Покопайтесь в Интернете — найдете.
— А если сразу?
— Для ленивых объясняю. Солдаты относятся к полуразумной касте. Если рядом нет никого, кто принимает решения, они практически небоеспособны. Когда я потерял сознание, они не знали, что им делать, а ведь и одного хватит, чтобы уничтожить весь ваш отряд. Сейчас же ситуация изменится. Отдающих приказы будет достаточно для полной зачистки леса. Решайте.
Мы с Максом переглянулись. Ребята, наверное, решили бы его сразу шлепнуть, но надо было подумать о последствиях. Максу это тоже пришло в голову, и он напрямую спросил:
— Если мы тебя расстреляем, какие будут репрессии?
Тот сделал попытку развести руками, забыв о наручниках. Обычно Слуги, надо отдать им должное, говорят правдиво и открыто, но его ответ прозвучал уклончиво.
— Откуда мне знать, что придет в голову другим? Может что-то и будет.
— У вас что, нет никаких правил на этот счет?
— Правила нужны только тем, кто не в состоянии ничего сам решить, — с гордостью произнес он. — Мы принимаем решения в каждом конкретном случае. Я пользуюсь достаточным уважением, и, не исключено, что Совет примет решение предпринять какие-то действия.
— Ну что, ребята, — я поднялся на ноги, — что будем делать?
— Расстрелять его, — выкрикнул Сергей, пожалуй, чересчур громко.
Макс ответил категорическим тоном.
— Отпустить. Его смерть не принесет нам ничего полезного, но может оказаться опасной.
Сергей не отставал.
— Сколько чужих ты убил? Ты что, веришь, что они это простят?
Пленник вмешался в разговор.
— Эти полуразумные не интересуют никого. Отношение к ним — даже не как к служебным собакам. Скорее, как к скотине на ферме. Они полезны, но если гибнут — ничего страшного. Если честно, нам, Слугам высших классов и Хозяевам, вы не интересны. А я могу гарантировать, что и СП не будут вас искать.
Я, наконец, решился.
— Уходи. В спину тебе мы стрелять не будем. Но и ты должен будешь выполнить свое обещание. Макс, сними с него наручники.
Пленник поднял руки, чтобы Максу было удобнее, и коротко сказал:
— Обещаю.
— Да что же это такое! — со слезами в голосе воскликнул Сережа. — Мы чуть не обнимаемся с этой сволочью. Их надо убивать без разговоров!
— Я вижу, у тебя есть личные мотивы, — мягко сказал пленник, — может я смогу тебе как-нибудь помочь?
Из Сережи как будто выпустили всю решимость. Внезапно вспыхнувшая надежда может погубить любого, и он смотрел на нашего пленника уже умоляюще.
— Моя девушка… Ее забрали… Я не знаю, где она и что с ней…
— Имя?
— Сизова. Екатерина Владимировна.
— Сколько ей?
— Восемнадцать недавно исполнилось.
Пленник смутился. Переделанное лицо и отсутствие глаз не позволяли следить за его эмоциями, но смущение было заметно.
— Действительно, узок этот мир.
— Ты знаешь ее?
Пленник повертел головой, словно пытаясь увидеть где-нибудь нужные слова.
— Более чем знаю.
Если бы Макс не успел сбить Сережу с ног, наша история могла бы быстро закончится. Бывший спецназовец был очень опытен, и отобрать у хрупкого паренька автомат для него было несложно.
Я вздохнул.
— А соврать ты не мог?
— Мы не любим говорить неправду. Кроме того, не нужно, чтобы у него были какие-то иллюзии. Надежда — глупое чувство, как говорил один литературный персонаж.
— Ты ничего не сможешь сделать? — Сережа все-таки пришел в себя.
— Ничего. Это не в моей власти. Для того, чтобы отправить ее назад, одного моего решения недостаточно, а никто меня не поддержит.
— Почему? Разве держать людей насильно…
— Никто никого у нас не держит насильно, — перебил Сережу пленник.
— Ты хочешь сказать, что она отправилась в ваши Цитадели добровольно?
— Я хочу сказать, что ее вполне устраивает та жизнь, которую она ведет.
— Но ты можешь сказать, что видел меня?
— Это не принесет ничего хорошего.
Я решил вмешаться.
— Пообещай, что передашь ей все, что он скажет.
Пленник повернул голову ко мне.
— Ты уверен, что это нужно?
— Это просто необходимо, — я вытащил пистолет из-за пояса, и щелкнул предохранителем, — иначе ты останешься здесь.
— Он обманет, — тихо произнес Сергей.
— Не буду я вас обманывать. Добра из этого не выйдет, но я передам все, что вы считаете нужным.
— Тогда скажи ей, что я ее люблю, и мы все равно будем вместе.
Пленник вздохнул.
— Хорошо, передам.
Я встал.
— Уходи.
— Проводи меня. Я не знаю, куда вы меня утащили.
— Не ходи с ним, он тебя сдаст СП, — Макс всегда считал, что лучше перестраховаться, чем расслабиться.
— Господи, да кому вы вообще нужны! Не тронет вас СП до тех пор, пока вы вновь не выйдете на тропу войны.
Я молча поманил его и пошел по направлению к базе. Он шел быстро и легко. Похоже, что он мог передвигаться по лесу быстрее нас. Через несколько минут он заговорил.
— Хорошо-то как! Я уже давно не был в лесу. Здесь такой чудесный березняк.
Лес, действительно, был очень красив. Сквозь кроны берез пробивалось солнце, и лес выглядел светлым, легким и воздушным. Мы вышли к небольшой поляне, и тут он остановился и присел.
— Что случилось?
— Земляника. Присоединяйся.
— Нам надо спешить.
— У меня дел по горло, но я никуда не спешу. Надо всегда выкраивать время для отдыха. А это — замечательный отдых.
Собирать землянику и сразу же ее есть было действительно очень хорошо. Лишь через пару минут до меня дошла вся абсурдность ситуации. Я резко выпрямился.
— Хватит. Пошли.
— Боишься простого человеческого общения? — усмехнулся он.
— Не боюсь, просто неприятно.
Остаток пути мы прошли молча. У самого конца леса он остановился.
— Я бы хотел знать, как все-таки зовут того, кто не убил меня, а выпустил.
— Чтобы было легче потом найти?
Он вздохнул.
— Это не паранойя, случаем? Мне интересен не командир отряда, а человек, с которым меня столкнула судьба.
— С чего ты взял, что командир — именно я?
— И ежу понятно, — буркнул он.
Я не стал врать. После того, что уже произошло, это действительно было не так и важно.
— Артемом меня звать.
— Я вижу, из тебя может выйти толк. Как это мы тебя пропустили десять лет назад?
— Я сам не пошел прислуживать оккупантам.
— Ну и зря. Если надумаешь идти к нам, подойди к воротам этой базы и скажи «два-двенадцать-сорок семь», тебя доставят ко мне.
Он дружелюбно помахал мне рукой и пошел к базе. Я лег на живот и осторожно пополз вперед. Аккуратно высунув голову из большого куста, я замер от изумления. Над кубом базы висел огромный корабль. «Тарелка» была намного больше самой базы. Прямо передо мной ровным квадратом стоял отряд жуков в боевой броне. Я представил себе зачистку леса, и мне стало нехорошо. Теперь оставалась одна лишь призрачная надежда, что наш бывший пленник сдержит свое обещание, и за нами не станут охотиться. «Надежда — глупое чувство» — почему-то вспомнил я, и тихонько отполз, чтобы предупредить остальных.