Цитадель один

Глава 10 Начало восстания

Время шло, жизнь в Цитадели окончательно стала моей нормой. Я мог с закрытыми глазами пройти в любую ее точку. И я, наконец-то, окончательно установил, какие чувства я испытываю к Безымянному. Я любил его. И нечего скалить зубы! Я любил его как старшего брата. И он был для нас всех таким старшим братом: всегда готовым помочь без лишних нравоучений, всегда все понимающим и лучше нас знающим, чего же мы хотим на самом деле. В жизни такие старшие братья встречаются редко, но Безымянный в этом отношении был идеален. Никто не сомневался в том, что он ради нас пойдет пойдет на что угодно. Мне стало понятными слова Шульца об его идеализации его учениками. Но, еще, он был классическим примером, показывающим, куда, действительно, ведут дороги, вымощенные благими намерениями. Этих благих намерений у него хватило бы не на одну дорогу, но все они вели бы в одно и тоже место. Фанатичная уверенность в своей правоте застилала ему глаза. Он считал само собой разумеющимся то, что он меняет судьбы целых народов, да и всей Земли. Он «знал» «единственно правильный» путь — и шел, никуда не сворачивая с него. В моем лице он столкнулся с человеком, имеющим свой взгляд на то, что правильно, а что — нет. Но это не было зеркальным отражением: я учился у него, и не только находил уязвимые места в его идеях, но и не отвергал то, что считал полезным. Он же своих взглядов не менял никогда. Ему было проще сказать, что я неправ, не приводя никаких серьезных аргументов.

Но скоро мне стало не до абстрактных рассуждений. Нагрузка на меня все возрастала и возрастала. Как ни странно, я выдерживал, и мне было не так уж и тяжело. Безымянный сказал, что учить меня слишком долго — непрактично, поэтому мне надо быстрее готовиться к экзамену на класс. Мне предложили, на выбор, три специализации: строительство, управление транспортными потоками и чистая теоретическая физика. Увы, ничего из того, что могло бы пригодиться в Сопротивлении мне не предложили, поэтому я, хорошенько подумав, выбрал транспорт. Не знаю, насколько сложно было на двух других направлениях, но здесь мне пришлось тяжело.

Во время учебы в университете мне приходилось заниматься математикой, и довольно сложной. Одно сопротивление материалов, полное эмпирических формул чего стоит! Но, как быстро оказалось, дифференциальные уравнения и поверхностные интегралы были чем-то очень легким, по сравнению с математикой пришельцев. На первый взгляд в управлении транспортом нет ничего сложного. Оптимизация перевозки груза и нагрузка на транспортные коридоры. Но если сказать легко, то рассчитать очень сложно. Вот, для примера, возьмем транспортировку груза.

Груз надо переправить за минимальное время или с минимальными издержками или с минимальным износом транспорта или с минимальными рисками. Или со всеми требованиями. Расчет будет включать и статистику, с целью определения риска и возможности доставить груз по оптимальной трассе. Вот мы выбрали доставку грузовиком, а он застрял в пробке, и скоропортящийся груз пришел в негодность. Мы выбрали перевозку по морю, а корабль угодил в шторм и утонул. Для пущей безопасности мы перевозим груз под охраной СП, а на окраине города нас обстреливают партизаны!

Но это только риски. Сам выбор маршрутов и видов транспорта еще сложней. И варианты могут быть любые: от собачьих упряжек до катеров.

Все это описывается чудовищными формулами с нечеловеческой логикой. Нельзя сказать, что их математика лучше, просто в некоторых областях они продвинулись дальше нас. Это покажется странным, но наши расчеты по взаимодействию тел при космических полетах гораздо эффективней, чем их. Другая логика, основанная на дифференциальных уравнениях. А их поприще — работа с функциями. Вот где они развернулись, так развернулись! Для них перемножить две разные функции — что для нас два целых числа. А я и не подозревал, что функции, вообще, можно хоть как-то «перемножать»!

Тяжелей всего было вникнуть в эту нечеловеческую логику, дальше было легче. От меня не требовалось знать все методы наизусть, не требовалось даже знать, как они выводятся. Мне надо было понимать, как они применяются — и применять. Мой компьютер был совершенно неприспособлен для таких расчетов, но я обзавелся карманным компьютером, продуктом совместного производства Слуг и жуков. Он был маломощным, но с математикой чужих справлялся блестяще. До приближенных методов вычислений жуки тоже не дошли, компьютер, в отличие от наших, работал не с числами, а непосредственно с формулами. И хранил в себе очень много готовых формул. Но на все случаи его запаса, конечно, не хватало. Приходилось создавать новые для особо сложных задач.

Я даже научился рассчитывать перевозки в космосе, так, на всякий случай. Летать нам в нем предстояло еще очень нескоро, и я вряд ли дожил бы до этого. Но меня потряс тот факт, что формула всемирного тяготения оказалась неверна! Гравитационная постоянная была величиной переменной, изменявшейся в зависимости от множества параметров: кривизны неэвклидова пространства, массы взаимодействующих тел, и еще нескольких, для которых я и названия подобрать не мог, только расчеты. Я едва дождался вечера, чтобы пойти к Безымянному.

— Ну а это-то зачем надо держать в тайне ото всех? Неужели то, что стукнутый яблоком Ньютон не обладал всей базой знаний жуков — такой страшный секрет, что знать его нельзя еще две тысячи лет? — с тоской в голосе спросил я.

— Да это и не тайна, — флегматично ответил Безымянный. — Если ты чего-то не знаешь, это не означает, что этого не знает никто. Эту информацию я довел до сведения всех, кому это интересно.

— В Интернете, что ли?

— Конечно.

— На сайте криптозоологов или исследователей полтергейста?

— За кого ты меня держишь? — возмутился Безымянный. — Такие сообщения я оставляю на форуме любителей астрофизики. Представь себе, есть и такой.

— А до обсерваторий оно дошло? Или оно осталось достоянием только любителей. которые собирают десятикратные телескопы и смотрят на лунные кратеры? Вам в голову никогда не приходило, что профессионалы работают, а не лазят по форумам, на котором малоцензурным языком объясняют, как сделать свой собственный объектив из подручных материалов?

Скажу правду, я несколько раз в таком месте бывал. Телескоп — штука хорошая не только для того, чтобы в небо смотреть, но и чтобы патрули СП издали высматривать…

Теперь Безымянный смутился.

— Ну, наверное, можно провести конференцию…

— И не «можно», а «нужно», — не отставал я. — Слушать эту ересь о «темной материи» и «темной энергии» уже сил нет! Казалось бы, если задница в штаны не влазит, то нужно штаны переделывать, а не задницу подрезать!

Безымянный фыркнул, а я продолжал:

— Но вместо признания того, что Ньютоновский закон нуждается в корректировке, начинают корректировать реальный мир. И так продолжается до сих пор, я уверен в этом, хоть и не был в Интернете — посчитайте уже сколько!

— Насчет Интернета, это мы исправим… — задумчиво произнес Безымянный. — Сходи в Магазин, возьми приличный ноутбук. Мы его беспроводной связью подключим. В сеть Цитаделей ты с него не влезешь, а по Интернету сможешь шарить. И электронную почту посылать своим друзьям, если не боишься, что ее кто-нибудь будет читать, — добавил он ехидно.

Я пожал плечами. У нас были общие почтовые ящики, с которыми мы могли работать анонимно. Да и нашу уникальную систему кодов никто еще не отменял. Теперь я мог время от времени отправлять сообщения своим — и получать их. Но вопрос с астрофизиками надо было решить до конца и сейчас же.

— Интернет, это, конечно же, хорошо. А как насчет астрономов? Пусть по-прежнему пребывают в счастливом неведении?

— Мы не любим распространять знания и технологии, до которых земная цивилизация еще не доросла!

— Вот как? И кто же устанавливает, до чего цивилизация доросла, а до чего нет? Как всегда, Вы? А чем мое мнение хуже? А мое мнение таково: есть вещи, которые давать необходимо, как необходимо учить неграмотного азбуке. Нельзя, чтобы блестящие умы продолжали разрабатывать ошибочные гипотезы. Вот скажите, Ваши бывшие кочевники-негры доросли до школьного обучения? Так чем будут хуже ученые?

В кои-то веки Безымянный растерялся, не ожидая от меня такого напора.

— Возможно, ты прав, — с запинкой произнес он. — Я поставлю вопрос об этом в Совете и сам выскажусь за созыв специальной конференции. А сейчас, если уж ты взял на себя смелость управлять политикой Цитаделей, я вынужден слегка подкорректировать твою программу обучения. До конца недели ты от всех занятий освобожден. Я сам прочитаю тебе несколько лекций о внутренней политике Слуг. Это, я думаю, пойдет тебе на пользу. Пока, иди рассуждай дальше о судьбах мира. А я быстро раскидаю все текущие дела, чтобы три дня мог посвятить твоему просвещению.

Я кивнул и вышел, улыбаясь про себя: неужели, я действительно смог в первый раз победить Безымянного?

Разговаривать с Безымянным, может, не всегда приятно, но всегда интересно. А теперь он рассказал о том, о чем я и догадываться не мог. О существовании Совета Земля не знала. Все считали, что решения принимаются пришельцами, а Слуги просто выполняют их, ну, может быть, немного подсказывают. Реальность же состояла в том, что чуждые нам по разуму жуки просто не могли хоть как-то управлять людьми. Если это была дезинформация, то я просто не мог представить, как можно такую дезинформацию подготовить. В конце концов, я сам общался с жуками и знал, что из себя представляют даже высшие касты. Вариант, что Безымянный и подобные ему потихоньку направляются жуками, сами того не подозревая, можно было отбросить сразу: полуколлективный разум не может быть способным на хитрость и коварство. Поэтому о том, что существует некий орган для принятия решений, я догадался давно. А упомянутое несколько раз слово «Совет» укрепило меня в мысли, что мои догадки верны. Но знать о том, что происходит в Совете, я не мог. А Совет вовсе не был монолитным и однородным.

— Фактически, в Совете сложились две крупные фракции. Условно их можно назвать «русско-индусская» и «американо-японская». В большинстве случае, мы занимаем противоположные позиции. Наши фракции по численности примерно равны и составляют каждая чуть больше трети от общей численности Совета. А так как решение принимаются большинством голосов, велика роль остальных членов Совета: европейцев, азиатов и латиноамериканцев. Нет, конечно среди них тоже есть свои предпочтения, но они не всегда строго следуют им.

— А с чем связан такой процентный состав членов Совета? — поинтересовался я.

— Он примерно отражает первоначальный состав нашей группы, но знать древнюю историю тебе бесполезно. Гораздо полезнее знать, чем Совет занимается сейчас. Кто знает, может лет через двадцать — тридцать и ты попадешь туда?

— Знания лишними никогда не бывают, — я пробовал убедить Безымянного, что знать историю их первоначального взаимодействия с жуками мне необходимо. Увы, он просто отмахнулся от меня и продолжил рассказ о текущих делах, обсуждаемых в Совете.

Во время одной из передышек, когда Безымянный пил свой непременный сок, я спросил его:

— Меня интересует судьба бывших руководителей планеты. Что с ними сейчас?

— Смотря с какими, — лаконично ответил он, ставя бокал на стол. Он смотрел на меня, как обычно, дожидаясь нового вопроса.

— Например, с руководством ООН?

— Понятия не имею. Мы просто выставили их вон из здания — и все. Влияние у них чисто символическое, опасности они не представляли никакой. Возиться с ними было неохота никому, и мы просто не обращали внимания на их существование: других проблем хватало.

— А кто-нибудь из правителей стран пострадал?

— Руководство США почти в полном составе угодило в тюрьму за активное сопротивление нам. Те, кто выжил, конечно. Разумеется, истинные владыки Америки к нам приспособились — они и раньше-то могли приспосабливаться к чему угодно, даже к экономическим кризисам, вывозя реальное производство в Китай и выбрасывая на улицу своих же соотечественников. Но вот выборные и прочие «публичные политики», все эти сенаторы, конгрессмены, губернаторы, министры во главе с президентом и вице-президентом… Да, эти сопротивлялись. Кое-кто лично пошел воевать. Конечно, мы вовсю старались минимизировать потери, но бой есть бой, — он сокрушенно покачал головой. — Ложный патриотизм — вещь крайне опасная.

— А с нашим руководством что?

— С Российским, что ли? Тут было все в порядке. Мы с ними договорились без особых проблем. Кое-кто из Думы поартачился, но недолго. Для большинства хватило обещания не преследовать их за то, что они делали раньше. Ну, и финансовая амнистия помогла. Если бы везде были такие вменяемые правители, нам было бы гораздо легче. И может, Атланта бы не случилась.

— И все-таки это неправильно. Теперь я знаю, кто Вы, а кто жуки, на самом деле. Но тогда все было понятно: вот инопланетные захватчики, а вот — законно выбранная власть, которая должна защищать свое государство. А тут сдались, выторговали себе безопасность и сбежали с деньгами.

— А, по-твоему, было бы лучше, если бы мы покрошили десяток-другой дивизий? И так головной боли с несколькими подразделениями нам хватило. — Безымянный откинулся на спинку кресла, насмешливо глядя прямо на меня. — Я согласен, некоторых из них в приличные дома пускать нельзя, но это же не основание, чтобы не договариваться с ними. Вымыл после этого всего руки, продезинфицировал рацию — и готово. Если уж так брезглив — прими душ. Как говорил один персонаж, если у тебя есть навоз — сделай из него удобрение. Можно получить пользу от любого человека, от хорошего, от плохого… Нередко дурные качества ведут к хорошему, а положительные — к плохому.

— А справедливость?

— Справедливость — понятие сугубо относительное, также как и добро, и истина. Ну о какой абстрактной справедливости можно говорить в данном случае? Мы сохранили массу жизней, а это — дороже всего. Подумай сам, как они бы защищались и сколько человек послали бы умирать за себя, за свои капиталы!

— То есть, — сыронизировал я, — главное, чтобы со мной было удобно договариваться. Ну, а если я там какой вор или убийца — это второй вопрос. Подумаешь, грабил, насиловал… Теперь-то сижу тихо: договорились со мной!

Безымянный поморщился.

— С этими людьми нельзя поступать, как примитивными племенами. Они ясно понимают свою выгоду, они могут тщательно рассчитывать свои действия — без оглядки на условности. У них до сих пор остаются сильные рычаги влияния. Глобализация, понимаешь ли. Все настоящие руководители Земли довольно тесно связаны друг с другом. Разом уничтожить их мы не могли — это парализовало бы всю земную экономику. Пришлось договариваться. Да, они поступились очень многим, но сохранили часть своего влияния и значительную часть своей собственности. И, как бы мне ни хотелось стереть даже память о них, я вынужден мириться с ними — чтобы не причинить вред человечеству. Но их наследники получат лишь малую часть неправедно нажитых богатств, а их возможности влиять на экономику и общественное мнение будут ничтожными. А, пока, мы делаем из навоза удобрение.

— Таким образом, — грустно констатировал я, — они все признаны белыми, пушистыми и добропорядочными.

— Почти. Признано, что они были белыми, пушистыми и добропорядочными. Но любая оплошность сейчас приведет к тяжелым последствиям для них. За любую провинность, вплоть до перехода улицы на красный свет, им припомнят все. И такой случай уже произошел. Один любитель широко погулять ударил официанта в ресторане. Он думал, что ему все будет сходить с рук — но мы напомнили ему всю его биографию. Там за ним пара трупов числилась, просто никто расследования в то время проводить не стал.

— А сейчас?

— А зачем? Расстрелять с конфискацией, по нашему тогдашнему соглашению, можно и за гораздо меньшее.

— А остальные?

— Те, которые не имеют привычку бить незнакомых людей по лицу, только злорадствовали. Мы не нарушали наших договоренностей. Нарушитель был он. И мы были вольны поступить как хотим.

— Решение принимал Совет?

— Вот еще, Совет по пустякам дергать! Куратор распорядился — и все.

— Жутковато звучит.

Безымянный рассмеялся.

— Ты крайне непоследователен. Сначала ты негодуешь, что мы никого не тронули, а потом возмущаешься, что один из них был расстрелян нами.

— Я бы хотел увидеть открытый суд, который бы вытащил все мерзости наружу.

— Над ним одним? Не получится. Там слишком тесный клубок. Потяни за одну ниточку — и либо все запутается, либо весь клубок распустится. Одни ему помогали, другие мешали, третьи просто знали и молчали. А от них все будет расходится дальше и дальше. Нет, мы не стали нарушать соглашение. Нарушитель наказан, а все остальные довольны. И больше никаких неприятных последствий.

— Но ведь можно было отказаться от выполнения соглашения или придумать что-нибудь, сделавшее его недействительным!

— Можно. И тогда все остальные, кто участвовал в соглашении, а это не только наши, с позволения сказать, соотечественники, но и американцы, и японцы, и европейцы. А за ними, как раз, ничего и не числится: только экономические грешки, типа монополизма, удушения мелких конкурентов и прочего. Накажем три-четыре сотни человек, а ущерб могут понести миллионы.

Я понял, что передо мной в очередной раз встала стена, пробить которую нет никакой возможности.

— Меня больше интересует другой вопрос. Когда я был маленьким, все менялось очень быстро. У простых людей появлялись компьютеры, сложная техника, мобильные телефоны из анекдотов о «новых русских» перекочевали в карманы простых людей. А последние десять лет — как отрезало! Новинок нет никаких. Даже модификации существующего появляются редко. Почему?

— Хороший вопрос, дельный, в отличие от предыдущего. Прогресс был слишком быстрым, Артем. Люди не успевали приспосабливаться к новому, как это новое уже устаревало. Сейчас мы искусственно сдерживаем внедрение технологических новинок. В начале прошлого века, в его середине, среда, окружающая человека менялась плавно и постепенно. Привыкнуть психологически к этому было несложно. А к резким изменениям многие люди оказались неготовыми. Одна эпопея с внедрением компьютеров во все сферы жизни чего стоит! Вместо облегчения труда получались одни неудобства. Вот мы и решили попридержать все. Пусть сначала пройдет хоть какой-то период. Резкое изменение окружающей среды является сильнейшим источником стрессов. А необходимость выбора в условиях, когда непонятно как этот выбор делать, могла довести и до серьезных заболеваний. Жизнь не должна быть дерганной и нервной. А слишком быстрый технологический прогресс только мешает жить. Я понятно объясняю?

Я кивнул.

— Понятно, только я еще не решил, согласен ли я с этим.

— Ну, это ты решишь как-нибудь позднее. А, сейчас, вернемся к нашему Совету…

— Подождите! Если Вы так усердно посвящаете меня во все тайны, может быть, скажете как Вас все-таки зовут?

— Должна же у человека быть хоть какая-то тайна, — буркнул он в ответ.

Безымянный постоянно подгонял меня, заставляя усиленно готовиться к экзаменам на класс. Я сам думал в точности так же, и занимался даже сверх программы и без его напоминаний. Безымянный скинул мне на компьютер пробный тест с задачами, примерно соответствующими экзаменационным. Этих задач, как оказалось, было — немерено. Для меня стало привычкой перед сном решить несколько штук. Когда решенных задач накапливалось достаточно, компьютер выдавал полученный класс. Чаще всего это был третий, иногда четвертый. Два раза я даже достигал второго класса, но радости никакой от этого не получал. Выбор, который раньше можно было отложить на некоторое время, теперь встал передо мной в полный рост. Основных вариантов было два: сбежать из Цитадели и попробовать вновь взяться за партизанскую войну. Это было уже очень сложно, потому что обо мне знали достаточно, и я не сомневался, что просто жить дома мне не дадут: подготовленный Слуга третьего, а может даже и второго класса мог быть чрезвычайно опасен для всей системы. Тут даже мнение Безымянного не могло помочь. Совет должен был распорядится о моей изоляции. Значит, надо было переходить на полностью нелегальное положение, жить по поддельным документам, возможно, сделать пластическую операцию. Я этого не боялся.

Другим вариантом было остаться в Цитадели, получить свой класс и заняться тем, чему меня научили: организовывать транспортные перевозки. Это тоже был хороший вариант. Я мог сделать много полезного для людей. Но для этого надо было окончательно порвать все связи с прежней жизнью и жить так, как живут все Слуги. Этот вариант тоже меня не пугал. Я, как Буриданов осел, стоял между двумя охапками сена, одинаково привлекательными, и не знал, какой же мне сделать выбор. Философ Буридан уверял, что осел должен умереть с голоду, но так и не выбрать. Я же был ограничен во времени. Но судьба сложилась так, что решение принимать мне не пришлось. Оно уже было принято за меня…

Когда я уже совершенно очумел от занятий, Безымянный смилостивился надо мной и отправил меня домой на неделю, отдохнуть. Я передвигался тем же маршрутом и вновь меня сопровождали человек и жук. Увы, жуки низших каст человеческую речь не понимают, воспринимая только телепатические команды, а вставлять себе что-нибудь в мозг я не собирался. Так что, без сопровождающего обойтись было нельзя. В СП меня встретили с обычным подобострастием, тут же отправив меня к дому на броневике. И я наконец-то опять оказался на знакомых улицах, на которых ничего не изменилось: только деревья стали выше.

… Шел четвертый день моего отпуска. Я сидел в парке на скамейке, зажмурив глаза и подставив лицо солнцу. Только пожив в искусственной среде Цитадели, начинаешь ценить солнце, ветер и дождь. На скамейку рядом со мной кто-то сел, и знакомый голос произнес:

— Здравствуй, Артем. Узнаешь?

Я повернул голову и несколько секунд вглядывался в неизвестного человека. Наконец, я понял, кто это.

— Темный?

— Собственной персоной.

Он был на десяток лет старше меня, яркий брюнет, с не очень красивым, но живым выражением лица. В светло-карих глазах у него плясала хитринка.

— Я за тобой, Артем. Надо начинать восстание, все собрались, одного тебя и ждем. Пошли!

— Куда?

— В Тунис.