Поездка на «скорой» была странной. Лежа на каталке, я выглядела мертвой. Кожа посерела, а губы посинели, но никто не пытался оживить меня с помощью массажа сердца или чего-то подобного. Они только старались согреть меня.
Сотрудница бригады неотложной помощи каждую минуту прослушивала моё сердце стетоскопом и качала головой, но сказала своему напарнику, что пока я теплая и мертвая, я все же не мертва. Она также упомянула о своей собаке, которую случайно подстрелили в лесу, и она лежала на снегу около часа, но впоследствии полностью оклемалась.
Я удивилась этому. Хотела узнать больше, но знала, что женщина меня не слышит.
Вой сирены оглушал. Я желала, чтобы водитель её отключил.
Наконец мы приехали в больницу. Двери «скорой» распахнулись. Медики выкатили меня из машины на тротуар.
Внезапно меня окружили доктора и медсестры, деловито транспортировав меня внутрь.
Если верить «Википедии», клиническая смерть — это «обратимый этап умирания, переходный период между жизнью и смертью. На данном этапе прекращается деятельность сердца и дыхания, полностью исчезают все внешние признаки жизнедеятельности организма. При этом гипоксия (кислородное голодание) не вызывает необратимых изменений в наиболее чувствительных к ней органах и системах».
Именно это и случилось со мной спустя почти год после ухода Меган из нашего мира. Я перестала дышать, когда погрузилась на дно озера, и там умерла.
Обстоятельства, при которых я пережила клиническую смерть, тем не менее, были не совсем нормальными, поскольку пониженная температура воды вызвала резкий скачок кровяного давления вниз, и поэтому все системы организма замедлились. Все органы, кроме сердца и легких, продолжали функционировать, включая и нервную систему. Но это ни в коей мере не объясняло, как я смогла сидеть рядом с медработниками в «скорой» и быть свидетелем всему, что они говорили и делали.
Хотя я не ставила это под сомнение. По крайней мере тогда, когда оно происходило. Тогда мне казалось, что это вполне нормально.
Я не чувствовала боли, и паника испарилась. Она полностью прошла, когда я покинула своё тело. Я больше боялась смерти. Чувствовала лишь растущее желание вернуться обратно в озеро и разыскать там Меган. Я отчаянно хотела вновь увидеть её, но просто не могла отходить далеко от своей бедной безжизненной телесной оболочки, лежащей на каталке.
Как только меня ввезли в реанимацию, врачи и медсестры принялись восстанавливать нормальную температуру моего тела, а затем начали интенсивный массаж сердца. Я наблюдала за их действиями из верхнего угла комнаты, паря прямо под потолком.
Главный врач бригады положил мне на грудь дефибриллятор и сказал:
— Готово!
Все остановились и посмотрели на монитор.
Возможно, именно в ту секунду я вернулась в свое тело. Я не могу быть уверена, но помню, что на мгновение перехватило дыхание. Я, как пуля, рассекла воздух.
Здесь память меня подводит. Все, что могу сказать — я больше не была бестелесным зрителем, смотрящим на свое тело на каталке. Вокруг были лишь темнота и тишина, и я не могла думать ни о чем, кроме того, что сказала мне Меган на дне озера.
«Ты должна сделать кое-что, мамочка. Задать кое-какие вопросы. Твое время ещё не пришло. Необходимо простить одного человека».
А у кого не так, спрашивается?
Возможно, и вам стоит подумать об этом, пока вы здоровы достаточно, чтобы исполнить свой долг.
Послушайте меня. Не тяните до самой смерти.