XXXII

С воем, причитом бежала у плетня Агриппина. Волосы по плечам, по груди как пена, а голос как камни в пене — режется:

— Ой, чует мое сердечко — разрывается… на беду едешь… Солдатушек с вами пять десяточек — побьют вместе что с батюшкой восстанщики с гор. Восподи!

Земля плакала, слезилась. Туча как бельмо в небе.

Офицер в седле, сонный, как увядающий цветок. И только губы — алым-ало.

Сказал Миронов:

— Не комедничай. Какая беда! На байге отряды в тысячи сберем. А восстанщики ваши только от податей бегают. Выпорем — перестанут.

Как хмель по кедру, заплетаясь в плетнях, причитала Агриппина. Молодело лицо, глаза молодели.

— И за што ты, восподи, наказываешь, за што ты гневаешься?… Батюшка в разбойники-грабители пошел; милый с батюшкой на сабельки… Владычица ты моя Аболатская!

— Будет!

Ударил лошадь плетью меж глаз. Прыгнула она к туче и, отскакивая злобно от дороги, понеслась. Сапог лаковый; в нем выглянувшее из туч солнце. Клок грязи — как воронье крыло на плетне.

Нет офицера Миронова.

Прутья плетневые отламывая грудью, билась Агриппина.

Подошел, прихрамывая, Семен, пьяный. Зачерпнул грязи в руку, в лицо ей плеснул.

— Гуляй, Грипка, пьянствуй! А я по Митрию поминки справлю. Завтра хоронить будем — привезли Митьшу.

И, плескаясь косым плечом в холодном и сером ветре, бормотал:

— Бате-то… Калистрату Ефимычу… я еще с ним сквитаюсь, мы еще ему кишки высушим. Попомнит!

Костры у киргизов желтые.

Костры у русских желтые.

Собаки лают у киргизов. Собаки лают у русских.

А перед собаками поляна песчаная. Выбегут на поляну собаки, с одной стороны — русские, с другой — киргизские, лают и воют.

Через три дня байга — знают собаки.

Знают это и люди. Потому и съезжаются: по одну сторону русские, по другую — киргизы.

Табуны по тропам идут — куда киргизы без табунов!

Ружья по тропам идут — куда русские без ружей!

А собакам весело — мясо варить будут. Много табунов, много. Мясо валяться будет (ружей много).

От костров оранжевый дым.

У костра сидит шаман Апо, приехал. Киргизы вокруг. Табак за щеками. Ребятишки голые с овчинами, накинутыми на плечи.

На волосяных арканах лошади.

С арканов сорвался ветер лимонно-оранжевый, голову в небо задрал — мечется, лает.

А может, собаки лают?

Потому — ночь. Потому — костры. Потому — молчит Апо.

Загрузка...