Да пошли вы все!.. Повесть

- Успеем ещё сгореть! – обнадёжила Валерка в освещённом ярким солнцем коротком полураспахнутом халатике.

Как тут не согласиться?

- Ну, тогда едем! – не устоял Иван Ильич от соблазна попортить шкуру.

Когда-то, в давно забытые времена, захлопнутые безмятежными холостяцкими годами, они бывали на загородном озере всей дружной семьёй. Мраморная Элеонора в обязательных резиновых тапочках неспешно вышагивала по береговой кромке, принимая строго дозированные солнечные облучения и часто останавливаясь в позах античных богинь с заломленными руками и изогнутым станом. И тогда Ивану Ильичу казалось, что застынь она так, никто и не догадается, что это не изваяние, а живое тело. Дочь-домоседка, насупившись, пряталась в кустах и что-то исподтишка грызла, а он рывком заходил по грудь в стоячую воду, загрязнённую за много десятилетий многими сотнями тысяч грязных, потных тел, окунался с головой несколько раз и лениво плыл на середину озера, изображая замедленный брасс, больше похожий на лягушачий стиль. Но это было очень и очень давно. А как будет теперь?

- Четверть часа на сборы устроят? – предложил он армейский режим.

Валерка засмеялась, обрадовавшись, что надёжный спутник не отказался, и отрапортовала:

- И десяти минут хватит, мой командир!

- Соберётесь и спускайтесь к нам – дверь будет открыта, - распорядился он.

- Спешу, - послушно ответила она и скрылась в квартире.

Затяжными прыжками поднявшись к себе, Иван Ильич стал лихорадочно соображать, что взять, и что у него есть. Плавок не было, зато были синие трусы с красными звёздами и серпами с молотами – писк прошедшей сюрреалистической моды. В качестве подстилки сойдёт накидка с дивана, которую, наконец-то, придётся выстирать. И ещё – полотенце. Всё? Еду и питьё прихватят по дороге. Всё. Где спутница? А она, как и обещала, пришла через полчаса. Первым её, конечно, унюхал Дарька и набросился с таким остервенением и злобой, что ей пришлось отступить с порога на край лестничной площадки. Но и там он не отставал, требуя спуститься дальше вниз, с глаз долой. Ивану Ильичу еле удалось уговорить его оставить в покое гостью, даже пришлось прикрикнуть, после чего пёс, ворча, отступил в коридор и застыл там, не спуская глаз с чужачки. На шум выглянула Марья Ивановна.

- Что тут? Кто? – спросила обеспокоенно. – Иван Ильич, вы дома? – Увидев его и молодую женщину с пятого этажа, почему-то поджала губы и, не поздоровавшись, закрыла дверь.

- Наши женщины не очень-то вас чтят, - определил наблюдательный спутник, вспомнив и реакцию её соседки.

Валерия пожала плечами.

- Старозаветные ханжи! – и отвела глаза в сторону.

- Придётся его взять, - кивком головы показал хозяин на Дарьку. – Вы как на это смотрите?

Оказалось – никак!

- Это ваша забота, - сухо открестилась она от совместного озёрного выгула злобного пса.

Ивану Ильичу очень хотелось показать малышу большую воду, и потому пришлось смириться с конфликтной ситуацией в группе, надеясь, что она разрешится в процессе общения на природе.

Ехали в автобусе, который катил до самого водоёма. Страждущих попасть туда в это позднее время было немного, и удалось уместиться на сиденьях, но, слава богу, порознь. Непримиримый Дарька спрятался между ног хозяина, насторожённо оглядывая разнообразно пахнущих двуногих тварей. На коленях у Ивана Ильича стоял чёрный глянцевый пакет со шмотьём, пивом для молодой дамы, минералкой для пожилого кавалера и разнообразной кулинарией, замешенной и выпеченной на протухшем маргарине и напичканной залежалыми сладостями. Был и сухой корм для занятия праздных зубов и ноющего от голода желудка. Добирались почти полчаса, взмокнув от пота в хорошо прогретой железной коробке. Автобусы до озера и после служили здесь в качестве своеобразной депрессионной камеры.

Когда вывалились из камеры, и всё тело обдало слабым, но свежим ветерком, а в глазах зарябило от солнечных бликов, бегущих навстречу по водной глади, на лицах невольно растянулись улыбки. И даже Дарька, больше всех пострадавший от духоты, энергично встряхнул шкурой, взбодрился и принялся интенсивно знакомиться с местными запахами, источаемыми прибрежной гнилью. Разместились на уютной грязной полянке с почти напрочь вытоптанной и вылежанной травой. С тыла надёжно прикрывали редкие кусты, облепленные понизу отходами отдыхающей цивилизации, а с фронта открывался широкий вид на безмятежное озеро и перезагорелое солнце, торопившееся упасть в прохладную воду. Мимо дефилировали травленные солнцем в разной степени и в различных местах заплесневевшие обитатели каменных сот. Вырвавшись в естественную среду обитания, они, минимально прикрыв тряпочками стыдные места, не стыдясь, демонстрировали некоторые неестественно развитые части безобразных тел. Мелюзга, вымазавшись в тине по шею, радостно барахталась в прибрежной полосе. А умелым пловцам, чтобы войти в чистую воду и выйти из неё, приходилось преодолевать грязевый барьер.

Расстелились и разделись, торопясь ухватить дармового жара. Иван Ильич впервые увидел обнажённое тело временной подруги и непроизвольно отметил, что в нём нет ничего достойного Элеоноры. Это зрительное сравнение не в пользу Валерии охладило неумеренное влечение, распалённое ночным обладанием. Он даже вспомнил высказывание знатока женского пола Бунина о том, что одетая женщина привлекательнее обнажённой, и от себя добавил: в темноте они все – Венеры. Критическое отношение ещё больше усилилось, когда его попросили намазать кремом от загара спину, и он близко увидел многочисленные пупырышки и родинки и почувствовал под руками начинающуюся дряблость неухоженной кожи. Элеонора бы себе такого не позволила. Но сейчас ему приходилось мириться с тем, что попало в руки. Она, может, ожидала, что он вымажет её и спереди и вообще всю, но он ушёл мыть руки, предоставив ей самой трудиться над собственной красотой.

Возвращаясь, увидел, что бедный Дарька, забытый опекуном, обосновался, не желая загорать, в тени кустов, подобно дочери. Не щадя лап, он вырыл глубокую канаву и залёг в прохладную влажную землю, учащённо дыша и проветривая бледный мокрый язык. Ему явно не нравился отдых на озёрной природе, у него даже не было сил, чтобы отогнать Валерию от беспечного хозяина.

- Дарька, - позвал Иван Ильич, - иди сюда, макнёмся.

Малыш нехотя подошёл, старательно обойдя распластанное вонючее тело. Хозяин по человеческой глупости решил проверить его плавательные способности. Взяв на руки, зашёл по колено в воду и осторожно опустил несчастное животное, поджавшее от страха лапы. Дарька со всей силы замолотил всеми четырьмя конечностями, погрузившись в воду по уши, и торпедой выскочил на берег. Там он встряхнулся, укоризненно посмотрел на экзекутора и стремглав убежал в спасительную яму, где принялся старательно слизывать с лап оставшуюся влагу вместе с грязью. Стало ясно, что пёс не желает быть ньюфаундлендом и не хочет менять профессию норного охотника на водяного доставалу дохлой дичи. Чтобы реабилитироваться, Иван Ильич позвал его прогуляться, а заодно и просохнуть. Болтаться среди голых тел и ног на невыносимой жаре малышу тоже не понравилось, и после недолгой рекогносцировки, не обнаружившей ему подобных, они вернулись – один на поляну, другой в яму.

- Искупаемся? – предложила порозовевшая Валерия, поднялась, разрисованная спереди некрасивой бледной татуировкой от неровностей почвы под подстилкой, и, сняв очки, пошла к воде.

Компаньон двинулся следом под внимательным взглядом верного охранника. Когда же они забрались в воду по горло и начали по-детски плескать друг в друга тухлой водой и ржать идиотским смехом, Дарька не выдержал и, подбежав к самой воде, залаял, предупреждая об опасности, которую сам только что испытал. Превозмогая страх, он даже залез в воду по брюхо, с жалобным завыванием продолжая призывать хозяина.

- Не надо было его брать, - раздражённо сказала неинтересная молодая женщина, покрывшаяся холодными бледно-синими пупырышками.

- Не надо было, - согласился хозяин, - в следующий раз поедешь без нас, - ответил жёстко.

Она внимательно посмотрела на него беспомощным близоруким взглядом, сжавшись и скрестив на груди руки от холода и соображая, как ей понимать короткую отповедь. Решив, что лучше всего принять её за шутку, примирительно улыбнулась. Иван Ильич, побоявшись, что малыш в запале самоотверженности бросится в воду, не дай боже, и поплывёт к ним и, не дай боже, утонет, поспешил на берег, так и не окунувшись ни разу.

- Ну, что ты блажишь? – стал сердито выговаривать спасателю. – И сам - не гам, и другим – не дам!

Но что значит рассерженность любимого хозяина по сравнению с тем, что он спасся, что он рядом? Дарька радостно запрыгал, затанцевал на задних лапках. С его брюха и лап лилась густая грязь, разбрызгиваясь вокруг, но это не мешало ему радоваться от всей преданной собачьей души. Вымазавшийся и вымокший, с прилипшей к телу и торчащей грязными клочьями шерстью, он совсем стал похож на гадкого страшненького чертёнка, только что вылезшего из ада. Чтобы окончательно обрадовать хозяина, малыш, подавив отвращение к третьей лишней, не удалился в ямку, а залез на покрывало, сразу превратив его в половик, и улыбался Ивану Ильичу и глазами, и уголками рта, отчаянно вертя обрубком индикатора настроения. Сердиться на него было невозможно.

- Давай-ка, всё же, приведём себя в порядок, - улыбаясь в ответ, предложил хозяин. – А то неудобно перед дамой.

Он подхватил грязнулю одной рукой под живот, отнёс к воде и стал тщательно смывать грязь. Дарька не сопротивлялся, выказывая полным доверием предельную любовь. Отмыв любимца, Иван Ильич осторожно поставил его на сухую землю.

- Ну, вот: как новенький – приятно посмотреть. Кушать хочешь?

Он стряхнул грязь с покрывала, перевернул другой стороной, и они опять забрались на него. Подтянув пакет и вытряхнув содержимое, Иван Ильич критически оглядел деликатесы и остановил взгляд на пирогах. Взял один. Он оказался твёрдым, вымазанным машинным маслом и спрятавшим внутри густую бурую пасту, сделанную, вероятно, из гнилых яблок. Пожевав и дав понюхать псу, который сразу же отсел подальше, привереда выплюнул содержимое в ладонь и вместе с оставшейся частью, оглянувшись по сторонам, чтобы никто не видел, забросил подальше в кусты. Дарька опрометью бросился следом, а когда вернулся, из мутной воды уже выходила бледно-синяя Афродита с грязными ногами и отмытым невыразительным лицом, обычным для неудачливых сельских невест. Пошарив по своему ложу, она нашла очки, напялила на нос и блаженно выдохнула:

- Фу-у! Красота!

Увидела рассыпанное ёдово и расплылась в плотоядной улыбке, хищно сверкнув очками под низким солнцем.

- Люблю повеселиться, особенно пожрать!

- Давай, веселись, - разрешил продуктовый коробейник, а сам нацелился на другой пирожок, бледнее и суше первого. Внутри этого оказался недоваренный рис с крупицами то ли рыбы, то ли мяса, потерявшими и вид, и вкус. Встал и понёс на дегустацию псу, занявшему свою окопную позицию. Понюхав, Дарька отказался и от этого кулинарного шедевра. А Валерия уминала все подряд, не разбирая, какой с чем.

- Вкусно? – спросил Иван Ильич, удивляясь прожорливости маленькой женщины.

- Нормально, - заверила она. – Присоединяйся, тут на двоих хватит, ещё и собаке останется, - щедро распределила, часто прикладываясь к банке пива с тоником.

- Нет, не хочу, - отказался он, - утром хорошо поели, - вспомнил, что утром и крошки не положил в рот.

Глядя на жадно жующую Валерию, ему вдруг стало жалко беднягу с мизерной библиотекарской зарплатой, и это новое чувство примирило с её сегодняшним невзрачным видом.

- Хочешь? – предложил, открыв минералку.

Она отрицательно замотала головой с набитым пирожком ртом.

- Не люблю.

Опять у них, как с кофе и чаем, вкусы не совпали. Сам он с неохотой затолкал в рот несколько вздутых кукурузин, запил водой из горлышка и этим ограничился. Ему нестерпимо захотелось домой, к мясу и дивану. Дарьке, наверное, тем более. Подчистив пирожки и выцедив последние капли пива, Валерия удовлетворённо вздохнула:

- У-уф! Можно и дальше жить. – Придвинулась к нему и положила голову на плечо. – Сейчас засну.

Дарька угрожающе зарычал, но выходить из прохладного залёженного укрытия не стал, а внимательно, сдвинув уши вперёд, наблюдал за действиями вражины. Солнце коснулось водной глади и почему-то не зашипело. Праздный народ, словно по космическому сигналу, стал скопом покидать замусоренное место коллективного отдыха. Мимо то и дело шныряли уже одетые людишки, так что обнять спутницу было нельзя. Заурчали моторы многочисленных машин, заорали дети, упрашивая родителей ещё немного поплескаться в тёплой воде.

- Знаешь, - сонным голосом сказала Валерия, - можно, я немного подремлю? А то после бессонной ночи… - «и пива», - добавил он про себя, - …глаза сами собой закрываются. Покараулите?

Раздосадованный тем, что за весь день не удалось потрогать её обнажённого тела, Иван Ильич хотел было нагрубить, что она никому не нужна, но сдержался, понадеявшись наверстать упущенное позже, когда все уедут.

- Давай, - разрешил и сам лёг на спину, положив руки под голову и наблюдая за воздушным шнуром высоко летящего реактивного самолёта, сверкающего под солнцем яркой звёздочкой.

Когда очнулся, солнце уже утонуло. Было тихо и сумрачно. Валерия безмятежно дрыхла, накрыв лицо полотенцем. Дарьки на месте не было. «Вот так сторож, дебют твою е-2 е-4!» - выругался он мысленно, вскочил, быстро оделся и стал торопливо обходить ближайшие кусты, тихим свистом призывая малыша. Но тот пропал, словно в озеро канул.

- Вставай! – еле растолкал Валерию. – Пора домой.

Она села, слепо хватаясь за одежду, а он снова ушёл, расширив площадь поисков. Всё было тщетно. Когда вернулся, она стояла, одетая в лёгкое платьице, сжав от холода голые коленки и обхватив плечи руками.

- Собаку ищешь? – спросила. – Замёрзнем здесь. Ночевать, что ли? – сердито выговорила посиневшими губами.

Не отвечая, он собрал свои вещи в пакет и опять ушёл.

- Кто-нибудь увёл, - подкинула ему вслед ядовитую мысль. – Иначе бы давно прибежал.

Он и сам всё больше склонялся к подлой мысли, что кто-то воспользовался бесстрашием и доверием малыша к людям, особенно к детям, заманил в машину, захлопнул дверь, и был таков друг Дарька. Верить в это не хотелось, но где же он тогда? Уйти просто так преданный пёс не мог, собачьей стаи, пока они здесь, не было слышно, никто не подходил, не заигрывал. Лежал, лежал в ямке и вдруг – нет его! Проспал, хозяин! Что делать? Искать бесполезно – не потерянная вещь, на своих четырёх давно бы прибежал и поторопил домой, если бы мог. Остаётся только одно – похитили. Вернувшись в очередной раз к Валерии, спросил с надеждой:

- Нет?

Она зябко пожала плечами.

- Слушай, - предложила равнодушно, - поедем. Что толку искать, когда его нет здесь? – И поманила: - Приедем, поднимемся ко мне, отогреемся…

Хорошо, что не добавила «и забудется». Тогда бы он точно ушёл один.

В автобусе всё думал: как-то малышу у новых хозяев, где поместили, чем накормили, не кричат ли? А может, выгнали на улицу? И предостерегал ведь Дарька Ивана Ильича: не связывайся с этой бабой! Сразу невзлюбил, будто предчувствовал от неё беду. Не было б её, не пропал бы. Дремали бы сейчас напару на диване под «петросянщину»… Сердце защемило, к горлу подступил горький ком. А та, из-за которой он потерял верного друга, безмятежно сопела ему в шею, задремав, лишь сели в автобус. Иван Ильич ещё долго терзал себя покаянными обвинениями и, не выдержав взвинченного нервного напряжения, резко оттолкнул виновницу беды к окну, крикнул:

- Поезжай одна, я вернусь, - и выскочил на какой-то остановке.

Помигав поворотным жёлтым огоньком, автобус увёз неудавшуюся подругу наверх, отогреваться в одиночестве. А Иван Ильич перешёл на другую сторону улицы и нетерпеливо зашагал туда-сюда в ожидании обратного рейса. Автобус, будто сочувствуя, не замедлил появиться. Пока возвращался, в воспалённом мозгу, не переставая, звучали одни и те же слова детской песенки: «Пропала собака, пропала собака! Пропала собака, мой маленький друг! Пропала собака, пропала собака…»

Злосчастное озеро свинцово блестело сквозь одинаковые тёмные кусты, разбросанные по берегу как попало. Ивану Ильичу пришлось немного поплутать прежде, чем он нашёл поляну. Изрядно стемнело, на небе замигали первые нетерпеливые звёзды. Дарька сидел на месте покрывал и, высоко подняв голову, вглядывался в приближающегося хозяина. Он не знал, за что его наказали, оставив одного в темноте в незнакомом месте, не чувствовал за собой никакой вины, и потому чувство собственного достоинства не позволяло броситься навстречу, подобно беспородной дворняжке.

- Дарь-ка!! – закричал Иван Ильич и бегом бросился к нему. – Дарёк!! – подбежал, чуть не плача. – Друг ты мой сердечный! – подхватил на руки, прижал к груди. – Ну, как же так? Где же ты пропадал? – причитал бессвязно.

А малыш дрожал мелкой дрожью и еле слышно поскуливал. Он плакал! Плакал, спрятав мордочку от стыда под мышку. Плакал от обиды, от невыносимого испуга, что потерял и этого хозяина, и снова остался один.

- Дарьюшка ты мой! – бормотал Иван Ильич, чувствуя, что и у него текут по щекам слёзы. – Ну, прости меня, подлеца, прости!

Малыш, не переставая дрожать и скулить, высунул мордочку, слизал у него слёзы горячим язычком и снова спрятал голову под мышку. Он не хотел ничего ни видеть, ни слышать.

- Сударик ты мой ненаглядный! – приговаривал переполненный неизъяснимой нежностью Иван Ильич, готовый променять всех Валерий на свете за одно это маленькое, обиженное до глубины верной души, существо. – Дарьюшка! – ласково поглаживал он, покачивая затаившегося дружка, как ребёнка, своего единственного. – Прости, ладно?

Дарька судорожно выдохнул обиду, выпростал голову и ещё раз облизал глаза и нос любимого человека и друга, показывая, что не держит зла.

- Я тебя тоже очень и очень люблю, - прижался Иван Ильич щекой к морде успокоившегося малыша. – Пойдём, мой хороший, домой.

Услышав знакомую команду, Дарька задёргался, хотел спуститься на землю, чтобы бежать самостоятельно, но Иван Ильич не отпустил.

- Нет, найдёныш, - отменил он команду, испугавшись, что дружок опять исчезнет, - я тебя понесу.

Тот не стал перечить, ему было хорошо на тёплых руках в тесной близости с хозяином. В сумерках, быстро уступающих время ночи, блестели его внимательные и всё понимающие большие выпуклые глаза. Иван Ильич хотел пригладить торчащие усы и ощутил под рукой слипшуюся землю.

- Дарька! – воскликнул догадливо. – Ты, мой друг, оказывается, охотился?

Сразу стало ясно, где и почему пропадал так долго верный друг. Он попросту не мог уйти от найденной норы, чуя оглушающий запах затаившегося зверька, не имел охотничьего права на это без строгой команды, хотя и слышал призывные свист и крики хозяина. Он не знал, что не успеет справиться с добычей, не хотел оставить её и не мог себе представить, что его оставят на охоте одного.

- Ну, молодец! – похвалил хозяин. – Дай-ка, я тебя почищу немного.

Пришлось отнять любимца от груди, поставить на землю, придержать на всякий случай ногами и одной рукой, а второй с помощью всё той же расчёски, не мытой с первой охоты, кое-как расчесать усы и бороду и очистить мордочку носовым платком.

- Красавец! – порадовался проделанной работе визажист. – Теперь – в путь! – опять поднял обмякшего от усталости и волнения малыша, и они счастливо зашагали на двух общих лапах.

Таким же тандемом они ехали в полупустом прохладном автобусе и шли от остановки к себе домой. Не сопротивлявшийся Дарька изредка поднимал голову с локтя хозяина и пристально глядел в глаза, словно убеждаясь, что тот рядом. Лишь когда подошли к дому, Иван Ильич освободил онемевшие руки от приятной ноши, предоставив малышу возможность опорожниться на ночь, что тот и сделал, неторопливо обойдя все свои старые метки. В подъезд и по лестнице пошёл сам и, не ожидая замедлившегося в одышке хозяина, влез в дыру. Всё! Они дома!

Дальше было как всегда, если не принимать во внимание новизну старых ощущений, обновлённых счастливым разрешением озёрного приключения. Малыш приятно удивил, слопав безотрывно целую гору тушёного с луком мяса, да и Иван Ильич, удивляясь себе, не отстал, с проснувшимся людоедским аппетитом. Противник водных процедур вылакал полчашки воды и, выполнив свой долг, степенно удалился в комнату. Там он несколько мгновений постоял перед креслом, но, разумно решив, что с таким грузом высоту не осилит, вспрыгнул на диван и с облегчением упал набок. А Иван Ильич налил в чашку чаю, включил телевизор и подсел рядом, обхохатываясь над плоско-похабными шуточками петросяновских бабок. Более интеллектуальный малыш не поддержал его и вскоре захрапел. Пришлось прервать шумное веселье, пойти вымыть и вычистить кухню, вычиститься и вымыться в душе самому и окончательно прийти в себя. Расстелив постель, он перенёс на неё малыша, сам улёгся рядом с обмякшим тёплым тельцем, совсем не с тем, с которым хотелось ещё полдня назад.

-4-

И на работу поехали вместе. И девушку с нотным вензелем на папке встретили в автобусе.

- Сударь! – закричала она из другого конца автобуса, прижатая к кабинке водителя, напугав стоявших рядом и по-лошадиному дремавших попутчиков, когда увидела Дарьку на руках Ивана Ильича. – Дарий! Царь!

Он сразу засучил лапами, стараясь освободиться от рук и спрыгнуть на пол, чтобы бежать к ней. Удержать его было невозможно, он выскользнул на ноги хозяину и вьюном полез на призыв через чужие ноги, отодвигаемые в испуге. И вот уже он у неё на руках, смешно теребит хвостиком, и они целуются под хорошие улыбки смурных с утра конторских рабов, и он любовно лижет её в глаза и в нос. Она, смеясь, морщится, но не отодвигается, а только крепче прижимает малыша, забыв про поставленную между ног на ребро папку. Они о чём-то шепчутся на зависть Ивану Ильичу, радуясь общению. Хозяин тоже улыбается, удивляясь способности маленького жмурика с первого нюха угадывать плохих и хороших людей. Жанну и Валерию невзлюбил сразу, а с этой готов, наверное, остаться навсегда. Сердце прищемило ревнивое чувство к незнакомке, покорившей самолюбивого гордого пса с первого прикосновения. А они всё говорят и говорят, одна тихо, другой молча, и никак не наговорятся, никак не налюбуются друг на друга. С ним малыш так нежно себя не ведёт. Чувствует, негодник, у кого изломаны душевные линии.

Недолго удалось миловаться, пришло время расставаться. Она хотела передать ластёну с рук на руки, но Иван Ильич, вовремя заметив её намерение, крикнул:

- Выходим вместе!

Музыкантша удивлённо вскинула брови, но, не теряя малого времени, приподняла Дарьку на плечо, удерживая одной рукой под зад, другой кое-как уцепилась за папку и стала протискиваться к выходу в переднюю дверь, а Иван Ильич синхронно, не теряя их из виду – в заднюю. Выпихнутый из автобуса, он поспешил на помощь, но опоздал. Она, прислонив папку к колену, наклонившись, уже ставила драгоценного зверя двумя руками на тротуар.

- Здравствуйте, - впервые за много встреч поздоровался он в опущенную голову.

Она, прочно установив пса, подняла её, и он вдруг разглядел, что никакая она не девушка, как ему всегда виделось издалека, а молодая женщина, которую очень молодили очень красивые длинные густые волосы, распущенные по-молодому, и очень красивые весёлые глаза Дарькиного цвета.

- Здравствуйте, - ответила певучим мягким голосом приятного украинского тембра, тоже разглядывая хозяина малыша.

- Вы учитесь в консерватории? – опешив от неожиданного открытия и не перестроившись на реальность, задал он несуразный вопрос.

Девушка-женщина легко рассмеялась, и он подумал, что она, наверное, учится вокалу.

- Что вы! – отвергла предположение. – Я давно уже отучилась. Сейчас стажируюсь на директора музыкального училища нашего небольшого городка - Иван Ильич с трудом вспомнил названный ею город, расположенный где-то далеко на юге области – с деревянными домами, спрятанными от жары в густых садах. У нас с сыном тоже маленький домик и маленькая Лялька, почти как Сударь, только пушистая и беленькая. Ой! – всполошилась вдруг. – Опаздываю! Сегодня последний экзамен, завтра уезжаю. Прощай, Сударь-Сударик! – она опустилась перед ним на корточки, а он встал на задние лапки, и они, соединившись передними, расцеловались. – Здоровья вам и большого счастья, - и поспешила к зданию консерватории, с трудом справляясь с отдуваемой ветром парусной папкой.

А они, застыв на месте, провожали её грустными взглядами. Будто почувствовав, она обернулась перед самым входом, помахала свободной рукой и исчезла. Но они ещё некоторое время стояли, надеясь, что выйдет, вернётся. Потом оба тяжело вздохнули, и большой сказал маленькому:

- Пошли, что ли, вкалывать?

Они, конечно, опоздали. Когда пришли, вся дисциплинированная шарашкина банда была в сборе. Кроме Божия. Его, оказывается, уже вызвали к ректору, и все знали зачем. Викентий Алексеевич, посмотрев на опоздавшего, осуждающе покачал головой.

- Тебе повезло, а то мог бы опоздать и к своим крестинам, - прозрачно намекнул на ожидаемую рокировку шарашечной власти. – Готовься, скоро и за тобой придут, - сказал так, будто прийти должны из всеми любимых органов.

Но оттуда никто не появился, а пришёл Божий, почему-то весёлый, размахивая узенькой бумаженцией.

- Слушайте все! – громко призвал глашатай к вниманию. – Зачитываю фирман наиучёнейшего правителя нашей богом отринутой обители.

И зачитал:

- В связи с реорганизацией НИИ Электроники экспериментальное конструкторское бюро ликвидируется. Трудоустройство сотрудников ЭКБ будет осуществляться кадровой комиссией в индивидуальном порядке по результатам собеседования. Подпись: всеми нами многоуважаемый ректор.

Нежданная весть словно громом поразила присутствующих. Они замерли, не в силах переварить известие сразу, и только Божий тихо смеялся. Опомнившись, все повернулись к Ивану Ильичу. Он не смеялся, уставясь пустым взглядом в столешницу. Лицо несостоявшегося шефа побледнело, а глаза застилала серая пелена. Левый висок рвала вздувшаяся вена. Дарька, не подсказавший несчастья, спокойно спал в углу, свернувшись калачиком. Наглядевшись на неудачливого претендента, все разом повернулись к сороке. Та, бордовее своего стильного платья, сорвалась с места у разделительной перегородки и опрометью выбежала из комнаты.

- Да-а… - протянул раздумчиво Викентий Алексеевич, - реорганизовали… хотели, как лучше, а получилось… А что здесь-то будет, не знаешь? – спросил у весёлого Божия.

Тот перестал веселиться.

- Здание в целях экономии и финансового самообеспечения сдают в аренду какому-то ушлому предпринимателю, - ответил погрустневший Михаил Владимирович.

- Не врал, значит, родич, - непонятно сказал Шматко среди общего молчания.

- Ты о чём? – потребовал разъяснений Азарян. – Причём здесь твой родич?

- А притом, - радостно разъяснил Павел Андреевич, - что это он купил аренду.

Все снова застыли, новым громом поражённые.

- Как в дурном сне, - определил общее состояние Брызглов. – Не ведал, не гадал, что окажусь пророком в отношении магазина электронных игрушек. Что ж, - овладев собой, привычно пригладил волосы. – Бери тогда меня… ну, хотя бы менеджером по торговым сделкам.

- А меня – менеджером по продажам, - вклинился хитрый армянин.

- Мне ничего не остаётся, - не отстал от своей тонущей команды Божий, - как проситься в менеджеры по работе с кадрами.

- А ты? – поторопил Тимур Ивана Ильича с выбором спасательного круга. – На что претендуешь?

С усилием сладив с обескровленными губами, тот ответил:

- На менеджера по работе с метлой.

Азарян удовлетворённо хохотнул:

- Всех переплюнул!

Иван Ильич медленно, с усилием встал, стараясь сладить с головокружением, сказал, стесняясь слабости и того, что её неправильно поймут и осудят:

- Знаете, я, пожалуй, пойду.

Менеджеры с недоумением посмотрели на него.

- Что-то неймётся, - попытался за жалкой улыбкой скрыть болезненное состояние. – Простудился, наверное, вчера на озере.

- Или перегрелся, - добавил здоровяк Брызглов, не знающий никаких болячек. – Топай, конечно, и без тебя тебя женят. Что сказать-то, если позовут на ковёр?

- Скажите, что сегодня не принимаю, - плоско пошутил переохлаждённо-перегретый, осторожно выбираясь из-за стола.

- Иван Ильич, - посочувствовал Азарян, - не бери близко в голову, не переживай сильно-то, - он догадался, что в болезни есть и доля сегодняшнего раздрая. – Вспомни, какие самые первые слова учились писать наши безграмотные революционные предки: мы – не ра-бы, ра-бы - не мы!

Иван Ильич не помнил. Он уже ничего не помнил. Тихо позвал:

- Дарька! – и вышел, стараясь не пошатнуться и не упасть.

Не помнил, как добрался до дома, и ни разу не вспомнил о малыше. Немножко прояснилось в отяжелённой голове только тогда, когда взобрался на площадку своего этажа и там в изнеможении присел на ступеньку, прислонившись горячим виском к прохладной решётке перил и ощутив под рукой голову преданного друга.

В сознание пришёл разом, как будто спал, и кто-то разбудил толчком. Сначала так и подумал. Слышался громкий наставительный голос любимой жены, отчитывающей, вероятно, нерадивую дочь, а он заснул на любимом диване после работы и ужина в их старой просторной квартире. Уснул, и приснилась уютная малогабаритная хрущёвка, Дарька, реорганизация и Валерия. Ничего этого не было, а всё приснилось. Чтобы убедиться в этом, Иван Ильич чуть приоткрыл тяжеленные веки и с радостью обнаружил, что было! Было и есть! Он узнал свой потолок с двумя извилистыми трещинами и матовый плафон, который приделал вместо люстры, чтобы не задевать головой. Но зачем здесь Элеонора? Не это ли сон? Нет, явственно слышалась её напористая речь.

- Вы, собственно, по какому случаю пришли к Ивану? Давно знакомы?

- Давно, - обрадовала её неизвестная женщина. – Порой мне кажется, что всю жизнь! – сказала уверенно-спокойным голосом Веры Васильевны.

«На тебе!» - удивился Иван Ильич. – «И она здесь! Зачем?»

- Ин-те-рес-но, - с неприкрытым сарказмом протянула Элеонора. – Он мне ничего о вас не говорил.

Старая аллейная знакомая негромко рассмеялась

- Наверное, не счёл нужным, - слегка цапнула за мягкое место.

- Как это – не счёл? – возмутилась обманутая бывшая жена. – Я всё должна знать о нём. – И с пафосом: - Я – мать его дочери!

- А я подумала, что вы из милиции, - куснула обманщица побольнее, ответив с неменьшим сарказмом

- Да как вы смеете? – взвилась оскорблённая мать дочери бывшего мужа, а он с наслаждением подумал: «Хорошо бы они сцепились!»

- Почему бы и нет? – не повышая голоса, спросила Вера Васильевна. – А вы, как я догадываюсь, всего лишь его бывшая супруга? – попыталась укоротить притязания бывшей на бывшего.

- То была наша общая ошибка, - убеждённо объяснила Элеонора.

«Надо же!» - возмутился больной. – «Оказывается, в том, что меня вытурили, виноват и я!» Подумал-подумал и согласился: «Конечно, виноват. Как всегда, она неприятно права».

- Я уже подготовила новый брачный контракт, - в голосе бывшей жены послышался ликующий тон будущей. – Я ему нужна. Особенно теперь, когда его назначили на ответственную должность главного специалиста нового Научно-лабораторного объединения.

«Вот как!» - удивился дохляк. – «Значит, меня всё же женили без меня?» Ну, нет! Он не согласится. Не хочет возвращаться в шарашку, переименованную в НЛО. Дудки вам!

Дамы помолчали, осознавая величие их мужчины, потом Вера Васильевна, чуть уступая, чтобы совершить обходной манёвр, объяснила своё появление:

- Я пришла к Ивану Ильичу, чтобы узнать, почему он прекратил наши совместные выгулы собак. Кстати, - вспомнила, - а где его малыш?

- Я выгнала его за дверь, - ответила будущая хозяйка пса. – Собакам не место в квартире.

«Бедный Дарька!» - пожалел дружка неподвижный хозяин.

- Убеждена, что Иван Ильич другого мнения, - возразила собачница.

- Ничего, - успокоила чистоплотная Элеонора, - он обязательно его изменит. - «Вот так!» - горько подумал безвольный собачник. – «Она уже суёт меня под свой колпак. Дулю тебе!» - разозлился и хотел встать, но раздумал, решив послушать, как они поделят его неостывший труп. – А прогулки ваши придётся прекратить.

- Ну, почему же? – не согласилась вредная соперница. – Мы ещё не всё сказали друг другу.

- Ищите для разговоров другой объект! – разъярилась Элеонора.

- Зачем? – издевательски спокойно спросила Вера Васильевна. – У нас с Иваном Ильичом много общего, особенно по проблемам семьи и общества, и эта общность сблизила до такой степени, что мы уже не сможем не встречаться. Кстати, он обещал на днях прийти ко мне и починить телевизор.

Лежащий на диване с закрытыми глазами мастер мысленно твёрдо пообещал не приходить. А Элеонора, конечно, сообразила, что значит «починить телевизор», и помедлила с ответной репликой, готовя ужасающей силы ядерный взрыв. Но ей помешали.

Раздался короткий звонок, входную дверь, не ожидая разрешения, толкнули, и новый женский голос бодро спросил:

- Можно? – и сразу же разочарованно: - Здравствуйте.

Видимо, по-приятельски ворвавшаяся никак не ожидала увидеть ещё кого-нибудь, кроме хозяина, тем более – женщин. А Иван Ильич, узнав голос Божьей жены, ощутил себя почти выздоровевшим и совсем беззащитным на прокрустовом диване.

- Ба-а! – протянула, похоже, улыбаясь, Элеонора. – Жанна! Какими судьбами? Да ещё с тортом!

Ивану Ильичу нестерпимо захотелось есть, но только не сладкого липкого месива, а нормального мяса с луком, да побольше. Он осторожно сглотнул голодную слюну.

- Ты одна? А где Михаил?

- Михаила больше нет, - судя по интонации голоса, Жанна Александровна тоже улыбалась. – Вчера мы расстались – я воспользовалась твоим примером, - и эта тоже куснула бедную Элеонору.

- Да что ты говоришь! – радостно всполошилась укушенная, стараясь переулыбить эпизодическую подругу. – Ты его выставила?

- Не мерь всех на свой аршин! – ядовито заметила ещё одна несчастная покинутая женщина. – Мы расстались по обоюдному согласию.

- Не сомневаюсь, - согласилась, не веря, Элеонора и тут же вцепилась зубами в пострадавшую: - И теперь, когда Иван, наконец-то, выбился в люди, ты решила камнем повеситься ему на шею? – совершеннейшая женская интуиция точно подсказала ей верную причину прихода ненавистной подруги с тортом.

Ивану Ильичу страшно захотелось натянуть одеяло на голову, а Жанна засмеялась, нисколько не стесняясь своих намерений.

- Почему же камнем? Спасательным кругом, дорогая Элен. И не на шею, а на грудь, чтобы у Ивана были свободны и голова, и руки для широкого научного плавания.

«И эта, как и Брызглов, старается оттолкнуть меня от освоенных берегов. А я не хочу никуда отплывать, - мысленно отказался Иван Ильич от перспективного плавания со спасательным кругом.

- Тебе не удалось, - продолжала обуза, - мне, я уверена, удастся.

«Всё вокруг ложь», - горько подумал застрявший на мелководном диване мореплаватель. – «Даже правдой людишки пользуются, чтобы извлечь выгоду, а потому и правда – ложь. Отсюда и отвращение ко всем и к себе. Нет, надо умирать сейчас, чтобы пройти Дантовы спасительные ад и чистилище».

- Не выйдет! – огорчила неожиданную соперницу мать дочери Ивана Ильича. – Мы с ним снова в одной лодке.

- Не торопитесь, - послышался спокойный опровергающий голос Веры Васильевны. – Вы пока одна в своём утлом судёнышке, и ещё неизвестно, выдержит ли оно двоих. Я – Вера Васильевна, - представилась, очевидно, Жанне, - близкая… - чуть замедлилась с определением, - подруга Ивана Ильича.

- Вот как… - удивлённо протянула опешившая Жанна Александровна. – Я, признаться, видела у него более молодую…

- Какую ещё молодую? – взвилась Элеонора, взбешённая кобелиным поведением выпущенного на волю супруга.

А тому очень захотелось спрятаться под диван. Какую молодую, им не удалось выяснить, потому что в комнату вошёл ещё кто-то по-свойски.

- Вот, принесла Ивану Ильичу жареные блинчики с капусткой, - послышался смазанный маслом поджаренный голос Марьи Ивановны, а тяжело больного от её капустки чуть не выворотило наизнанку.

- Кстати, - перебила её Жанна Александровна. «И эта: кстати – некстати», - начал злиться Иван Ильич. – Где он? Где наш приболевший некстати именинник?

- Дрыхнет, - грубо и равнодушно ответила бывшая хранительница идеального семейного очага. – Второй день уже.

«Ого!» - обрадовался именинник. – «Вот это выспался, наконец. Можно и в книгу Гиннеса оформляться».

- Дайте попробовать, - попросила любительница пожевать на дармовщинку. – Съедобные, - милостиво определила, еле выговорив набитым ртом. – Кстати, - изнемогающий от голода чуть не отвернулся к спинке дивана, чтобы совсем не слышать, не видеть и не обонять, - как это вам удалось дотащить его с лестницы до дивана? – Слышно было, как она благородно зачавкала.

- Научилась, - смиренно ответила носильщица. – Мужа приходилось таскать и с улицы.

- Так вы бы и попросили его, - разумно посоветовала задним числом практичная женщина, - чтобы и он хоть раз попробовал.

- Нет его, - ответила непрактичная женщина, - ушёл и не вернулся.

Иван Ильич с закрытыми глазами увидел, как она скорбно поджала мягкие губы и опустила коровьи глаза.

- И вы, - сразу догадалась Элеонора, - решили заменить его добрым и удобным соседом?

- Я-а?.. – в голосе ушлой соседки послышалась незаслуженная обида. – У меня двое малых ребятишек…

- Которым нужен отец? – добивала очередную беспомощную соперницу будущая конкретная супруга.

- Доктора-то вызывали? – прекратила жестокую взбучку сердобольная Жанна Александровна.

- Сказал, что у него шоковый нервный стресс, - почти прошептала плачущим голосом разгаданная Марья Ивановна, - нервное переутомление.

- Конечно! – взвизгнула Элеонора. – Попробуй-ка не чокнись с таким гаремом! Я не ошибусь, если скажу, что у него ещё есть кто-нибудь. А не пора ли нам вытряхнуть Казанову с дивана и потребовать отчёта?

- Доктор ещё сказал, - зачастила, остерегая, Марья Ивановна, - что будить ни в коем случае нельзя.

- Мало ли что он сказал! – не отступала то ли бывшая, то ли будущая супруга, переполненная жаждой немедленной мести.

Но ей опять помешали.

- Иван, ты дома? – услышал вконец измученный бабник молодой голос Валерии.

Ему, несмотря на то, что очень хотелось есть и ещё что-то, совсем противоположное, захотелось впасть в долгий летаргический сон, недельки на две, пока грифони не насытятся кровью друг друга.

- Та-а-к… - угрожающе протянула самая хищная, захватившая власть в стае, - …я оказалась права. Вы, милочка, кто ему? – спросила жёстко, требуя неутаённой правды.

Но очкастая кобра не поддалась на угрозы и, извиваясь, ответила уклончиво:

- Я здесь живу, на пятом этаже. Мы хорошие друзья с Иваном Ильичом. – «Врёшь!» - молча крикнул хороший друг, а врунья цвиркнула ядом в несчастную Элеонору: - Позавчера мы целый день отдыхали на озере…

- И потом?.. – не дала ей продолжить фразу бдительница моральных устоев новоиспечённого научного деятеля.

Валерия не отвечала, намеренно давая повод к различным инсинуациям.

- Вот что, бабоньки! – решила тамада. – Давайте-ка попьём чайку с тортом и блинчиками и выясним раз и навсегда ху из ху, и кто должен остаться здесь. Пошли на кухню.

Послышался ужасающий топот копыт, терзающий уши жертвы дележа, притормозившего сердце, чтобы не услышали, и распоряжение водительницы:

- Жанна, прикрой двери плотнее, чтобы не тревожить… - хотела, наверное, выразиться похлеще, но сдержалась, - …спящего.

Дверь на кухню захлопнулась, оттуда услышались глухие голоса и звяканье посуды, а на диван к Ивану Ильичу стремглав влетел, будто только и ждал этого момента, затаившись за входной дверью, Дарька. Облизал хозяина и уставился весёлыми глазами, поторапливая: «Вставай! Пора!»

И послушный хозяин не стал медлить. Он приставил палец к губам, призывая малыша к тишине, откинул одеяло и с облегчением обнаружил, что его не раздевали. Осторожно поднялся, без скрипа открыл шкаф, извлёк заначку и все документы, засунул в карман летней куртки, надел её, поставил Дарьку на пол и на цыпочках пошёл к выходу. Не утерпев, скрылся в сортире, сливать из бачка не стал, побоявшись шума и злорадно подумав, что дамам будет, что делить. Подхватил башмаки, вышел на площадку, обулся, осторожно прикрыл дверь, и они с Дарькой стремительно побежали вниз. Добежав до выхода со двора, остановились, переводя дыхание.

- Да пошли вы все!!! – прокричал беглец что есть мочи. Дарька лаем присоединился к нему. – Я свободен! Я не раб! Здесь не мой берег!

-5-

Полупустая электричка везла их по обоюдному согласию в небольшой южный городок с деревянными домами, спрятанными в садах.

Оглавление

Глава 1

-1-

-2-

-3-

-4-

-5-

-6-

Глава 2

-1-

-2-

-3-

-4-

-5-

Глава 3

-1-

-2-

-3-

-4-

-5-