Да здравствует королева!

Эпилог

В следующие пару месяцев жизнь в королевском дворце Литании потекла чуть легче.

Аделик шёл на поправку уверенно — достаточно, чтобы я привыкла улыбаться, заглядывая к брату каждый день. Шинар тоже проверял его часто; утверждал, что действие проклятия слабеет. Обещал, что чары, довлеющие над нами обоими, развеются окончательно — однажды. Быть может, на это уйдут недели, быть может и месяцы… главное — находить больше причин для радости, чем для страхов.

Правило, о котором я старалась не забывать.

Ал не спешил, однако, сказываться и полностью здоровым. Отчасти из притворства: чтобы слухи о болезни короля вылетели за пределы дворца, расползлись по Антрее. Через две недели брат, собрав народ в тронном зале, официально отрёкся от престола в мою пользу.

И всё же, несмотря на его старания, вопросов и пересудов это вызвало немало.

Моя коронация прошла спокойно — праздник устроили относительно скромный, памятуя о невесёлых событиях на прошлом. Но дела свалились на голову лавиной. Я принимала знатных литанийцев по несколько часов в день. Выслушивала их клятвы верности и следом — просьбы. Лорды искали милости у новой правительницы, припоминали друг другу долги, надеялись, что я разрешу их споры. От будущего союза, который живо взволновал умы, все уже надеялись получить своё — кто поставки металлов, кто невесту из древних маларских семей. За последним советом я направляла их к Шинару, а вскоре привлекла и Аделика, который действительно ловко умудрялся найти подход к каждому и никого не оставить недовольным.

Встречи с простыми людьми приносили больше радости. Я выезжала в Антрею, чтобы проверить, как строят несколько новых школ, осматривала лавки и мастерские, разговаривала с горожанами и земледельцами из деревень. Чтобы ко мне начали привыкать, как говорил Балуар. Чтобы привыкнуть самой.

Шинар сопровождал меня всюду, мы редко расставались. Сначала мне казалось, что жених волнуется из-за проклятья, а затем… кажется, я бесстыдно привыкла к хорошему. Иногда он брал дела в свои руки, чаще — давал советы. В неизменно уверенной, но слегка шутливой манере. Порой я ловила себя на мысли, что принц становится моим учителем, что я вновь смотрю на него широко раскрытыми глазами — как тогда, когда мы сидели на площади Антреи, держа овсяные лепёшки в руках.

Совет тоже был опорой. Чуть поредевший из-за отсутствия Неллера и Сарена, зато с Аделиком в новой дипломатической роли. Со святейшим они пока делили обязанности — я не бралась загадывать, сколько ещё Балуар собирается помогать нам и когда позаботится о том, чтобы передать кому-то и церковные дела. Оставаться без его мудрых наставлений отчаянно не хотелось.

Вести от его величества Дархема приносили регулярно. Сначал он написал о долге — что рассмотрел наши предложения и находит их приемлемыми.

А затем пошли новости о Сирхеме.

Опекун Маас не доехал даже до границы родной страны. Попытался скрыться в Бергуле — пока его не поймали. Собственный король обещал наказать бывшего посла по всей строгости и заточить в тюрьме. «До конца дней». Я отвечала, что полагаюсь на справедливость его величества и не смею что-либо советовать.

Маас вместе с группой просвещенных пришлось уехать — за ней прислали новый отряд сопровождающих. Однако… я не знаю, о чём говорила асхемкая принцесса с отцом и что хорошего рассказала о своём пребывании в Литании — но скоро Дархем написал, что готов вновь направить её к нашему двору. И если она не передумает со своими чувствами к Аделику, если мой брат не против сам, король благословит их брак.

Ал на вопросы о таком повороте событий некоторое время молчал — но наконец сказал, что считает Маас хорошей девушкой и достойной невестой, а остальное пусть покажет время.

Сарен уехал раньше, не дождавшись даже моей коронации — но я получала от него письма, в которых брат уверял, что у него всё хорошо. И что он ещё вернётся, ненадолго, как и обещал.

Шинар тоже много сидел над бумагами, слал голубей и гонцов в Маларию — а потом, к сожалению, отбыл на три недели, чтобы решить с отцом вопросы, для которых не хватало никаких чернил. Я скучала… неожиданно остро даже для самой себя. И поняла, с ещё большей чёткостью, что не хочу разлучаться с этим мужчиной даже на подобный срок.

Как и полагал Балуар, Теннир Суровый… воспылал к нашему союзу однозначной любовью. Обещал приехать вместе с сыновьями за неделю до нашей с Шинаром свадьбы, чтобы познакомиться с «будущей королевой двух стран» — что и сделал.

Вопреки слухам и сборному портрету литанийских хронистов, он оказался далеко не самым страшным мужчиной. А может, я так рада была видеть Шинара вновь, что и на его родных смотрела влюблёнными глазами. Веселилась с ними на пиру, познакомилась с младшим братом жениха. Нашла принца Ридлара слегка заносчивым, но приятным молодым человеком. А потом мы вновь бесконечно обсуждали детали союза, нашего брака и власти, которая должна перейти к моему будущему мужу.

Сколько бы проблем и сюрпризов ни преподносила жизнь, кажется… с ними действительно удавалось справляться. День за днём, раз за разом. Мы постепенно двигались вперёд, Шинара принял двор, начинал узнавать народ — и я верила, что со временем всё сложится лучшим образом.

Потому что знала главное: как никто и никогда, мой принц верит в меня.

А потом, в середине лета настал тот день, которого я ждала с замиранием сердца.

— Вы готовы, моя королева?

Фрейлины, вернувшиеся в мою жизнь подобно беззаботным солнечным лучам, хлопотали вокруг. Ролла веселилась особенно — вместе с Шинаром приехал мужчина, который не оставлял и её равнодушной. Я не знала точно, много ли общего они находят с серьёзным Наймиром — моя разговорчивая фрейлина почему-то предпочитала хранить это в тайне. Но глаза её сверкали.

Как, подозреваю, и мои.

Платье, в которое меня облачали, было ослепительно белым, лёгким, воздушным — несмотря на сотни оборок. Свадебное платье. Я разглядывала себя в зеркале, не в состоянии поверить до конца. Снова ощущая себя в странном волшебном сне — и в этот раз не желая просыпаться.

Во дворце царила суета, слуги бегали, готовя вечернее торжество, но впервые за многие дни я могла позволить себе прикрыть глаза и улыбнуться, переложив заботы на других. Сесть в карету, приготовленную у главного входа. Опустить холодные руки на подол.

Дорогу в храм Матери запомнила плохо — в память врезались лица людей на улицах, их крики и поздравления. Цоканье копыт до брусчастке. Залитая светом площадь и огромные ступени, по которым меня вёл под руку Аделик.

Помню, как увидела Шинара у алтаря — он ждал спокойно, почти непоколебимо. Лишь развернулся чуть быстрее, чем требовала церемония. Тоже в белых, парадных одеждах, облегающих статную фигуру до сказочного непривычно.

Мой будущий муж — пронзительно красив. И смотрит на меня так, будто рядом нет ни его родни, ни сотни придворных. Я иду к нему на внезапно слабеющих ногах, чтобы встать плечом к плечу.

Наши руки еле заметно соприкасаются.

Балуар читает торжественную речь, из которой я пропускаю половину слов. Взгляд выхватывает в толпе гостей счастливые лица: Диларий следит за мной, подобравшись, стараясь не дать волю чувствам. Аделик оценивает нашу пару со странной гордостью. Вернувшийся Сарен стоит чуть поодаль, рядом с Мариан Эсли — хрупкой девушкой с большими глазами, в неброском, но изящном платье. Они улыбаются, оба, тепло и спокойно.

Святейший замолкает, остаются клятвы — которые мы с Шинаром произносим друг для друга.

Хранить, доверять и любить — вот что обещает мне мой принц. Вот что я эхом повторяю, глядя в его полураскрытые губы. А потом он наклоняется и целует меня — нежно и терпко, будто в первый раз.

Делая своей законной женой.

Наши пальцы сплетаются сильнее, мы шагаем от алтаря, так и держась невообразимо близко. Выходим из-под прохладных сводов, чтобы вновь искупаться в солнечных лучах. Я поднимаю свободную руку и машу людям, которые встречают на площади — моим людям.

И его.

Благодаря их за всё.

В воздух снова летят лепестки цветов, и толпа взрывается возгласами:

— Да здравствует король! Да здравствует королева!

Конец