Кэйт отогнала джип на стоянку и так и осталась сидеть в машине, не в силах пошевелиться. Вслед за ночным дождем на город нахлынула давящая жара, от которой нечем было дышать. Последние семь часов Кэйт провела на раскаленном асфальте автостоянки — участвовала в церемонии открытия нового магазина игрушек. Под подбитым ватой клоунским костюмом все ее тело было мокрым от пота; ноги гудели и болели. Но самое страшное заключалось в том, что до ужина с Джеффом Пэрришем оставался всего один час.
— Можно Митабель пойдет со мной в гости к Эллен? — канючила, вылезая из джипа, равнодушная к жаре Флэннери. — Ну пожалуйста… Эллен любит ее.
Кэйт со стоном поднялась вслед за ней.
— Нет, Митабель останется дома. Кошкам в гостях не нравится. Кроме того, кому-то надо остаться охранять дом от призраков и пиратов…
— И злобных морских демонов! — хихикнула Флэннери. — Митабель это умеет. Она превращает их в мышей взмахом своего волшебного хвоста, а потом поедает на завтрак! — Она исполнила небольшой танец на ступеньке, поджидая, пока мать отопрет дверь. — Можно я возьму для Эллен одну ракушку из нашей коллекции?
— Нужно. — Кэйт ввалилась в гостиную, прикидывая, что даже Надутые Пэрриши, как она их мысленно называла, не станут протестовать против такого безыскусного подарка. — Возьми самую красивую с верхней полки. И не забудь зубную щетку и пижаму.
— Голубую, с летающими тарелками? — Флэннери перегнулась через перила, сделав кульбит.
— С летающими, если она чистая. — Кэйт бросила тяжелую дорожную сумку на кушетку. — Если тебе нужно в туалет, давай быстрее. Я хочу принять ванну, и у меня мало времени.
— Нет, я зашла в магазине игрушек. — Флэннери побежала по коридору, потом остановилась и вернулась назад. — Знаешь, ма, если ты выйдешь замуж за отца Эллен, мы с ней станем сестрами.
От неожиданности Кэйт споткнулась о кушетку. Из груди вырвался непроизвольный стон.
— Флэннери Валера, не понимаю, как такая чушь могла прийти тебе в голову!
Флэннери пожала плечами.
— Ты ведь ему нравишься. Он пригласил тебя ужинать. И ты согласилась.
— Я иду на ужин с Джеффом Пэрришем только потому, что он может познакомить меня с владельцами галерей в Рэйли. И, уж конечно, я не настолько глупа, чтобы собираться выйти за него.
— Даже если он сделает тебе предложение?
— Он никогда не сделает мне предложения, милая. А даже если сделает, я скажу «нет».
— Но почему?
«Потому что мужчины вроде Джеффа Пэрриша никогда не женятся на женщинах вроде меня».
— Ма! — Флэннери ждала ответа.
— Мы… очень разные, вот и все. Помнишь «Русалочку»?
— Фильм или настоящую историю?
— Настоящую историю. Ханса Кристиана Андерсена. Помнишь, что случилось с Русалочкой, когда она отрастила ноги и попыталась быть тем, кем не должна?
— Она умерла. — Флэннери помрачнела. — Она умерла, и принц женился на другой.
— Точно. — Кэйт расстегнула молнию на клоунском костюме. — Ей стоило остаться в океане, где был ее дом. Она могла бы выйти за какого-нибудь симпатичного юного водяного, и у них родились бы красивые дети, и они все вместе прожили бы долгую счастливую жизнь…
— Значит, ты должна выйти за кого-нибудь вроде Говарда Бангетера?
— Кто тебе сказал, что я вообще собираюсь замуж! — Кэйт было известно, что владелец «Пэнкэйк-пэлэс» не прочь встречаться с ней, но до сих пор ей удавалось держать его на расстоянии. Говард Бангетер — в достаточной степени приятный парень, но «не ее тип». Джефферсон Пэрриш, к сожалению, наоборот.
— Дуй к себе в комнату, Флэннери. Я в душе.
Дочь повиновалась, в три больших прыжка достигнув двери. Здесь она снова повернулась к матери. На остром веснушчатом лице застыло хитрое выражение.
— У Эллен папа не принц, — сказала она. — Эллен говорит, он у нее просто грустный одинокий человек. И я знаю, ты ему нравишься.
— Флэннери! — В голосе Кэйт зазвучала угроза.
Под душем она закрыла глаза и отдалась блаженству прохлады. Если у нее осталась хоть капля здравого смысла, внушала она себе, она тотчас же перезвонит Джеффу Пэрришу и отменит сегодняшний ужин. Конечно, было бы неплохо, если бы ее работы продавались в Рэйли. А можно устроить выставку, которая — как знать — открыла бы перед ней большие и светлые перспективы. Это ее шанс. Но стоит ли этот шанс риска выставить себя дурой и позволить играть со своим сердцем?
Испытывая отвращение от осознания собственной слабости, Кэйт намылила голову шампунем. Всего одно свидание — и все, клялась она себе. Да какое там свидание — только деловой ужин с Джеффом Пэрришем. Она поведет с ним серьезный деловой разговор за бокалом вина и хорошей закуской. Потом принесет свои извинения и пожелает ему доброй ночи.
Интересно, как это ее угораздило согласиться на то, чтобы Флэннери ночевала в его доме? Лишить себя лучшего предлога для скорого ухода!
Кэйт выбралась из-под душа и почувствовала, что начинает нервничать. Взгляд на небольшие фарфоровые часы на ночном столике сказал ей о том, что у нее осталось всего двадцать минут.
Двадцать минут. А Джефф Пэрриш, знала она, не опоздает ни на секунду. Он, вероятно, даже зубы чистит по часам. Не исключено, что и сморкается по расписанию.
С чувством растущей безнадежности она осмотрела свой гардероб. Ей нечего надеть. Черное платье с тонкими бретельками — чересчур открытое. Шелковый костюм будет выглядеть как смятая постель к тому времени, когда она выберется из машины. Голубая блузка с белым отложным воротничком? Нет, точно нет.
Время шло, и наконец она остановила свой выбор на нефритового цвета платье, которое было у нее, сколько она себя помнила. Юбка-клеш до колен слишком коротка, но цвет шел ее светлой коже и выгодно оттенял глаза. Пусть не из магазина с Пятой авеню, но все равно сойдет.
«Спокойно, — повторяла себе Кэйт. — Не волнуйся», — шептала она, вдевая в уши серьги с крошечными бриллиантами. Куда там! Теперь она понимала, что чувствовала Золушка, собираясь на бал и отсчитывая каждую минуту до полуночи.
Ее сердце, поняла она, тает вместе с ними.
Нетерпение заставляло Джеффа Пэрриша все сильнее давить на газ. Наконец он притормозил перед домом Кэйт и припарковался рядом с ее джипом. «Нечего обольщаться», — в сотый раз повторял он себе. Кроме ужина и беседы, вечер ничего больше не обещает. Что касается Кэйт, что ж, он назначал свидания и более блестящим женщинам — более элегантным, более светским и, уж конечно, более высокого положения в обществе. Кэйт — это интрига, загадка, маленькая рыбка в пруду с темной водой. Нечего опасаться подвоха с ее стороны. Почему же тогда он чувствует себя как первокурсник перед студенческим балом?
— Можно я зайду к ним? — спросила Эллен, сидевшая сзади.
— Флэннери сейчас выйдет.
— Пожалуйста, мне хочется посмотреть на Митабель.
— Ладно, только веди себя как следует. — Джефф открыл заднюю дверцу, радуясь, что дочь рядом. Они поедут вместе с детьми, и, может быть, это уменьшит неловкость, установившуюся с некоторых пор между ними.
Отец с дочерью направились по дорожке к дому. Эллен добежала первой и позвонила в звонок — и хорошо, потому что дверь им открыла Флэннери. Обе девочки приветствовали друг друга, обнявшись и раскачиваясь как ваньки-встаньки, пока наконец Флэннери не вспомнила про то, как нужно себя вести.
— Мама будет через секунду, — сказала она, критически оглядывая повседневную серую рубашку, синие джинсы и потертый пиджак Джеффа. — Она, между прочим, отлично выглядит. Как настоящая принцесса.
— Похоже, она и есть принцесса. — Джефф почувствовал, что его рассматривают, как жука под микроскопом. Он неловко переминался с ноги на ногу, думая о том, что надо было надеть галстук. Чувствовалось, что дочь Кэйт не одобряет его наряда.
— А можно посмотреть вашу кошку? — Вопрос Эллен разрядил ситуацию. Девочки одновременно выбежали из гостиной, оставив Джеффа одного.
Он принялся мерить шагами потертый персидский ковер. Взгляд его скользил по стоящим друг на друге бесчисленным полкам с зелеными филодендронами, морскими ракушками и черными кусками плавня; на книжных полках стояли карманные сборники поэзии и большая терракотовая русалка, очевидно, работа Кэйт. На нижних полках разместились книги — в массе своей детская классика. Джефф изучал названия книг, осознавая, что не читал ни одной из них. «Бред и чепуха» называл подобные произведения его отец. «Потеря времени», «ерунда», «занудство». В общем, «чушь, годная лишь на то, чтобы выбить здравый. смысл из головы».
Может, так оно и есть, задумчиво размышлял Джефф. Но в Кэйт Валера, конечно, нет ничего занудного.
Яркий отблеск света привлек его внимание. Снедаемый любопытством, он взял с верхней полки миниатюрного стеклянного единорога и положил его на ладонь. Длинный, тонкий, как иголка, рог блестел отраженным светом. «Хрупкая вещица, — размышлял Джефф, — стоит чуть сжать пальцы, и она разлетится на тысячу кусочков».
— Привет. — Грудной голос Кэйт был похож на дуновение летнего ветерка. Джефф обернулся, на секунду у него сперло дыхание. Крошечный единорог выскользнул из руки, ударился об угол полки и разлетелся на тысячу кусочков.
— Ах, черт! Черт, как же я… — Джефф наклонился одновременно с Кэйт, и они довольно больно стукнулись головами.
— Сейчас-сейчас, — забормотал он, краснея. — Я все соберу…
— Не надо, вы порежетесь. Я принесу пылесос.
Она исчезла на кухне, оставив Джеффа проклинать собственную неловкость. Их свидание — или как это назвать? — начиналось не лучшим образом.
Джефф смотрел вниз, на осколки, и думал, что, должно быть, этот маленький предмет был чрезвычайно дорог Кэйт, иначе она не поставила бы его так высоко, в безопасное место. Как такое могло случиться? Как мог он быть таким неловким?
Он припомнил мгновение, предшествовавшее случившемуся. Вздрогнув при звуке голоса Кэйт, он сразу обернулся и увидел ее, стоящую в дверях в платье, идеально облегающем ее изящную фигуру и оттеняющем голубовато-зеленый блеск ее глаз. Боже, что с ним происходит? Неужели он был так поражен ее видом, что потерял разум?
Кэйт вернулась с пылесосом и принялась собирать осколки. Джефф следил за ней, чувствуя себя и лишним и дураком одновременно.
— Я за него заплачу, — пробормотал он.
— Не стоит. — Ее голос немного дрожал. — Это была всего лишь безделушка.
— Но мне незачем было трогать ее.
— Незачем. Но что сделано, то сделано. — Она выключила пылесос и неподвижно уставилась в пол. Долгую минуту оба молчали.
— Кэйт…
Когда она не ответила, Джефф наклонился, взял ее за подбородок и нежно повернул к свету. В ее глазах стояли слезы. В этот момент Джефф готов был нацепить на себя доспехи и ринуться ее спасать. Он готов был сразиться с огнедышащими драконами, растопить глыбы льда, одолеть взвод двацатифутовых гигантов — чтобы только осушить эти слезы.
— Мне чертовски жаль, — прошептал он.
— Ничего.
Ее глаза блестели настороженно, но ему было все равно. Никогда еще Джефф Пэрриш так не жаждал поцеловать женщину. Он наклонился ближе и…
— Пойдем, папа! Мы готовы! — Эллен и Флэннери впорхнули в гостиную, и чары рассеялись.
Здравый смысл в мгновение ока вернулся к Джеффу. Он резко отпрянул от Кэйт. Дети явились как раз вовремя. Один промах сегодня он уже совершил. Не хватало еще и второго. Кэйт Валера — лакомый кусочек, но обнять ее — значит вступить на зыбкую почву эмоций. Он не готов к риску подобного рода — особенно после своего твердого решения: когда он в следующий раз увлечется женщиной, его выбором будет руководить голова, а не гормоны.
Кроме того, он слишком уважает Кэйт, чтобы начать с ней игру, в которую не собирается играть до конца, резонно рассуждал Джефф. Сегодня просто деловой вечер, и ничего больше. За ужином они обсудят творчество Кэйт и придут к соглашению о том, как их детям проводить время вместе. Когда все закончится, они пожмут руки и пожелают друг другу всего наилучшего.
Флэннери тащила большой рюкзак и катила к двери спальный мешок. Джефф молча взял рюкзак у нее из рук, отнес к своей машине и положил в салон.
— Все, по коням, пора ехать, — объявил он и понял, что его услышали: девочки, топая и хохоча, пробежали по дорожке и уселись на заднее сиденье.
«Все под контролем — так и останется», — успокаивал себя Джефф, открывая переднюю дверцу перед Кэйт. Но когда она садилась, ее шелковое платье коснулось его ног, и волна желания накрыла его с головой. Он едва не застонал вслух.
Сегодня вечером, понял он, все будет иначе, чем ему представлялось. Стоит ли раскрывать перед Кэйт Валера душу? Неизвестно, к чему это приведет. Но неизвестность эта, в лице энергичной невысокой рыжеволосой женщины, с каждой минутой выглядит все притягательнее.
У дома Пэрришей, который мерцал огнями, как дворец Великого Гэтсби, Джефф притормозил и эскортировал детей внутрь. Кэйт предпочла остаться в машине. Конечно, это было трусливое решение, но она не была готова к новой встрече с драконоподобной матерью Джеффа. Не сегодня.
Она сидела в машине с опущенным боковым стеклом, подставив разгоряченное лицо прохладному морскому ветерку. Пальцы нервно теребили подол платья. Она слишком вырядилась — одного взгляда на будничную одежду Джеффа хватило, чтобы понять это. Не то чтобы это ее смущало — сегодняшний вечер для нее, кстати, вообще ничего не значит. Просто теперь придется думать о сохранении собственного достоинства.
Перед ней снова и снова вставала картина падения стеклянного единорога и его осколки на видавшем виды ковре. Она сентиментальная дура, раз позволила себе расплакаться. Давно следовало выкинуть эту зверюгу. И она бы сделала это, если бы не мысль, что со временем вещь будет что-то значить и для Флэннери. Теперь безделушка разбита, и Кэйт почувствовала странную легкость в душе, будто ворота прошлого навсегда закрылись.
— Вот и я. — Голос Джеффа вернул ее к действительности. Он открыл дверцу и втиснул на сиденье свое крепкое мускулистое тело, принеся с собой запах дорогого одеколона. — Думаю, я устроил их как следует, — сообщил он.
— Надеюсь, мы не слишком обеспокоили вашу маму, — кротко заметила Кэйт.
— С мамой порядок. Все, что от нее требуется, — расслабиться и предоставить девочкам заниматься тем, чем они хотят.
— Мне кажется, ей не по душе Флэннери. И, уж конечно, ей не нравлюсь я.
— Расслабьтесь, все будет хорошо. — Джефф надавил на педаль газа, и они полетели по шоссе. — Едем в «Бухту», — сказал он. — Там подают отличных голубых крабов, и меч-рыба тоже неплоха. Как вы насчет меч-рыбы, о'кей?
— О'кей. — Кэйт старалась не показать вида, какое впечатление произвело на нее название «Бухта» — это ресторан для курортников, настолько дорогой, что она и на порог не могла зайти. — Все равно куда, — сказала она, ероша волосы. — Лишь бы не в «Пэнкэйк-пэлэс».
Его низкий смех приятно ласкал ей слух. Кэйт исподтишка бросала взгляды на его мужественный профиль в лунном свете, серебрившем густые, безупречно подстриженные волосы. «Если бы только он был уродливым, — подумала она. — Если бы Джефф был скучным, или грубым, или самодовольным, тогда вечер не таил бы в себе опасности. Я могла бы казаться милой, сыпать остротами и при этом держать его на расстоянии. Мое сердце оставалось бы в покое».
А так Кэйт чувствовала себя балансирующей на тонкой веревочке, натянутой над водоемом с акулами.
— Что, черт возьми, такое тащила ваша дочь в рюкзаке? — В глазах Джеффа блеснул отраженный лунный свет.
Кэйт моргнула.
— Я велела ей захватить пижаму, зубную щетку и ракушку — подарок для Эллен. А что?
— Я поднимал рюкзак, и он был чертовски тяжелым. Господи, надеюсь, там была не ваша кошка?! Мама не переносит кошек. От них у нее астма.
Невольный стон вырвался у Кэйт, ей сделалось нехорошо: она припомнила просьбу Флэннери насчет кошки. Перенесет ли Митабель подобное обращение с собой? И поместится ли в детском рюкзаке? Вряд ли, но с Флэннери разве можно угадать заранее? Кэйт забеспокоилась всерьез.
— Может, остановимся и проверим? — спросила она.
Джефф отрицательно мотнул головой.
— Что сделано, то сделано. Давайте двигаться дальше, не будем портить сегодняшний вечер. Все разборки — потом.
Он сбросил скорость и свернул на боковую дорогу, ведущую к шикарному ресторану на берегу моря.
— Кстати, я уже говорил, что вы феерически выглядите?
— Спасибо. — Кэйт поблагодарила за навязший в зубах комплимент. Обычная вежливость. Она выглядит не феерически. Она выглядит… кричаще, решила Кэйт. Как новогодняя елка в июле. Следовало надеть блузон.
Будто в столбняке, она смотрела прямо перед собой, не замечая, как Джефф заруливает на стоянку и паркуется рядом с темно-зеленым «мерседесом» последнего выпуска. Огоньки фар, подфарников и чего-то еще плясали в темноте, подсвечивая буйную тропическую листву.
— Я помню это место с тех пор, когда здесь не было ресторана, — сказала она Джеффу, открывавшему ей дверцу. — Я помогала своему деду собирать по пляжу моллюсков, их во множестве выбрасывало приливом. Помню, здесь было так дико. Дико и красиво.
— Я знаю, как все было. — Он предложил Кэйт руку. Она почувствовала, как под мягкой тканью рукава играют мускулы. — Мальчиком я плавал на своем кече[1] вон у того мыса и бросал якорь в бухте, когда хотелось искупаться. Помню… — Он вдруг замолк и уставился на нее. — Так это были вы! Старик на пляже и маленькая рыжеволосая девочка рядом!
— А вы — тот самый мальчик! — Воспоминание молнией осветило память Кэйт. — Вы всегда приплывали один. Я, помню, смотрела, как вы ныряете с кормы. Иногда вы оставались под водой так долго, что я боялась, вы уже не вынырнете…
— Тренировался задерживать дыхание. Хотел стать исследователем океана, как Жак Кусто.
— Что же случилось? — Напряженность между ними на мгновение исчезла. Разговаривая, они пересекли автостоянку и шли теперь к входу в ресторан.
— Практичность победила, — ответил он. — Я проявил склонность к дизайну, и мой отец решил, что из меня выйдет неплохой архитектор.
Кэйт пристально посмотрела на него, ей вдруг стало обидно. Этому человеку никогда в жизни не приходилось добиваться чего-то трудом. Все падало ему в руки само, на красивом серебряном блюде.
И что хуже всего — он этого не понимал.
— Ах, ваш папа решил? — Голос выдал ее чувства.
Джефф равнодушно пожал плечами.
— Ну, он не настаивал. Просто подталкивал меня в нужном направлении. Это был разумный выбор. Я приобрел отличную репутацию в своей области и в итоге сделал карьеру.
— «Приобрел репутацию»! «Сделал карьеру»! — не выдержала Кэйт. — Какие красивые слова! А вам пришлось бороться за право на творчество, архитектор Джефф Пэрриш? Оно поглощает вас целиком? Возбуждает в вас…
— Страсть? — Его глаза сардонически заблестели. — Моя дорогая Кэйт, я вообще не уверен, что сейчас хоть что-то способно возбудить во мне страсть.
Кэйт заскрежетала зубами, но появление седовласого метрдотеля в черном смокинге избавило ее от желания уничтожить спутника. Подавив ярость, она проследовала за метрдотелем к отдельному столику, накрытому темно-синей скатертью, на которой стояли белая фарфоровая ваза и сверкающие бокалы. В вазе белела одинокая роза.
Кэйт хранила молчание, избегая взгляда Джеффа. В ресторане было полно посетителей, в большинстве своем бронзовых от загара дачников.
Нет, мрачно отметила про себя Кэйт, это не для нее. Что она делает в этом чужом месте с этим чужим человеком?
«Чужой человек» изучал меню.
— Я говорил, здесь крабы особые, — начал он. — И меч-рыба.
— Я буду только салат, — ответила Кэйт. — Я вегетарианка.
— Еще одна ваша страсть, Кэйт Валера? — Он сощурил глаза в усмешке, это придало его лицу выражение насмешливого участия. Почему этот невозможный человек может быть так неотразим?
— Это не страсть. Просто старая привычка, — ответила Кэйт. — Теперь вопросы буду задавать я. Где вам сломали ваш роскошный нос? И почему вам не вправили его как следует? Неужели денег не хватило?
Он удивленно посмотрел на нее, потом рассмеялся.
— Хотел бы рассказать вам какую-нибудь захватывающую историю, но все гораздо проще: по правде говоря, мне сломали его во время игры в регби в Принстонском университете. А не вправили потому, что одна девочка из болельщиц заметила, что так я выгляжу крутым. Заказать вам вина?
— Я люблю вино, но оно быстро ударяет мне в голову, — ответила Кэйт.
— Хотелось бы мне посмотреть на вас, когда вино ударит вам в голову.
Джефф кивнул ожидавшему официанту, который, казалось, уже знал, что принести. Сверкающая золотистая жидкость брызнула в бокал Кэйт, она и глазом не успела моргнуть. Джефф помолчал.
— Хорошо, теперь моя очередь, — сказал он, сделав глоток из бокала. — Расскажите мне о вашей страсти. Где вы научились лепить такие чудесные гигантские горшки?
— Везде, где могла, — посещала специальные курсы, читала литературу, упражнялась каждый день. — Кэйт решила, что говорит чересчур быстро. Она сделала небольшой глоток. Вино теплой волной прошло по горлу и отозвалось в голове гирляндой шипучих пузырьков. — Как только я впервые взяла в руки глину, сразу поняла, что хочу быть гончаром. — Она заговорила еще быстрее. — Я просто влюбилась в процесс создания, придания формы, полировки и обжига… А потом видишь законченное изделие и понимаешь, что это сделано твоими руками! Все вместе — знаю, это звучит глупо, — но весь процесс захватывает меня целиком. Не считая Флэннери, это… да, пожалуй, это самая важная часть моей жизни.
— Или просто страсть. — Смущенная улыбка заиграла в уголках его тонких губ. — Я завидую вам, Кэйт Валера. Ваша страсть стала частью вас самой.
— Неужели вы не понимаете? — Второй глоток из бокала еще больше подстегнул ее разговорчивость. Она расслабилась, слова вылетали без усилий. — То, что вы зовете страстью… есть у каждого человека. И у вас. Все, что нужно, — это вкладывать сердце и душу во что-то, действительно вас трогающее.
— Или в кого-то? — Он откинулся в кресле, поигрывая ножкой бокала. «Он и со мной играет», — решила Кэйт.
— Во что-то, как правило, надежнее. Эти «кто-то» склонны исчезать из твоей жизни в самый неподходящий момент.
— Кэйт, а что случилось с отцом Флэннери?
Вопрос застал ее врасплох. Она было открыла рот, но потом снова упрямо сжала губы.
— Маленький стеклянный носорог, которого я разбил, был его подарком, не так ли?
— Ну и что? — Она смотрела в свой бокал. — Наши отношения не сложились. И это даже больше, чем вам нужно знать. А сейчас, пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом.
— Конечно, как хотите.
Над столом повисло тяжелое молчание. Кэйт искала какую-нибудь умную тему, но ничего подходящего в голову не приходило. Глазами она обежала ресторан в безумной надежде, что снова появится официант с очередным блюдом, но он не показывался.
А пока она помешивала соломинкой вино и чувствовала себя разряженной, прикусившей язык дурой. «А еще надеялась, что вечер пройдет приятно…» Ситуация на глазах грозила перерасти из просто неловкой в оскорбительную.
И этого, чувствовала она, ждать уже оставалось недолго.