Дама исчезает

Глава 14. Рассуждения и предположения

— Мы должны все обсудить! — заявила Таппенс.

Ее, наконец, выписали из больницы после приезда Томми. Они заняли лучший номер в «Ягненке и флаге».

— Все это тебе пока вредно! — не соглашался с нею Томми. — Ты забыла о том, что тебе сказал доктор. Он рекомендовал избегать волнений и умственного напряжения. Нужен покой.

— Я так и делаю, — сказала Таппенс. — Я лежу и отдыхаю, но ведь нужна и умственная гимнастика! Я не собираюсь решать математические задачи или изучать политэкономию. Буду просто думать… Это ведь не работа.

— Я не хочу, чтобы ты проявляла активность. Я этого даже боюсь!

— Кончай читать лекцию. И поменьше слушай врачей! Их обязанность пугать пациентов. Нам надо сравнить наши впечатления. Накопилось столько фактов!

— О чем ты говоришь?

— О слухах, сплетнях, легендах… Надо выбрать стоящее из всей этой ерунды.

— Ерунды хватает!

— Надо решить, с чего начать.

— Я знаю, — заявил Томми. — Начать надо с того, что тебя ударили по голове.

Таппенс задумалась:

— Я не уверена, что это может служить отправной точкой, — сказала она. — Это скорее конец, а не начало.

— Для меня это самое важное! К тому же это нечто осязаемое, а не фантазии!

— С этим я согласна.

— Ты думала о том, кто бы это мог сделать?

— Я наклонилась над плитой и после этого ничего не помню.

— Наверное, это кто-то из Сэттон-Чэнселлора.

— Но меня же там никто не знает!

— А викарий?

— Он не мог этого сделать. Во-первых, это милейший старик. А во-вторых, очень слаб. К тому же он астматик. Его дыхание было бы слышно. Он не смог бы подкрасться тайком!

— Ты, очевидно, права. Я беседовал со стариком. Он производит прекрасное впечатление. Его здесь все считают чуть ли не святым.

— Переходим к следующей кандидатуре. Это Нелли Блай. Она сильна, хладнокровна, целые дни бродит из дома в дом. Могла увидеть, как я иду на кладбище, и ударить меня одной из цветочных ваз, которые у нее всегда при себе. Но зачем ей это делать. Я не могу поверить в ее причастность к нападению на меня, поскольку нет причины.

— А миссис Коплей?

— Она бы не выдержала столько молчать. Ведь надо было поначалу за мной следить… Вся ее энергия уходит на разговоры.

— Остается мистер Перри. Он на это способен.

— Когда я впервые его увидела, то так и подумала. Он показывал мне сад… Мне вдруг стало страшно.

— Значит, он станет подозреваемым номер один! — согласился Томми.

— К тому же, мне кажется, все события разворачиваются именно вокруг дома. Эта картина должна что-то означать… Я приехала сюда, стараясь отыскать миссис Ланкастер, но, наверное, подошла к делу не с того конца. Миссис Ланкастер угрожает опасность именно потому, что у нее была эта картина. А картина эта для кого-то представляет большую опасность.

— Миссис Моуди говорила тете Эйде, что кого-то узнала… Очевидно, преступление связано с картиной, домом у канала, и ребенком, который был там убит.

— Тете Эйде понравилась картина. Ей поэтому ее и подарили. Возможно, ей сообщили также историю этого полотна.

— Миссис Ланкастер увезли, потому что она также кого-то опознала…

— Расскажи мне еще раз о своем разговоре с доктором Мюрреем, — попросила Таппенс.

— Он рассказал о ханже, которая руководила приютом и убивала своих подопечных, о кухарке, организовывавшей массовые отравления, наконец, о француженке, которая убивала детей.

— Мне кажется, он примерял все эти случаи к своему приюту. Первый, например, идеально подходит к миссис Паккард. Она энергична, опытна, компетентна.

— Мне она всегда нравилась!

— Преступники умеют нравиться… Личное впечатление поэтому не имеет большого значения! А вот миссис Моуди, которая была не в себе, смотрела на мир иначе! Она и подпадала под влияние подобных личностей, говорила то, что думала. И говорила нормальные вещи!

— Но миссис Паккард не имела материальной выгоды от смерти постояльцев!

— Она могла воспользоваться лишь средствами нескольких богатых старушек. А остальные, умирая собственной смертью, должны были составлять необходимый фон.

Второй случай подходит больше кухарке или санитарке. Она могла даже испытывать к кому-то неприязнь. Ведь старики делаются порой противными и придирчивыми.

— А третий случай?

— Это сложнее…

— Возможно, доктор упомянул о третьей истории для равного счета. Как тебе понравилась эта сестра-ирландка?

— Которой я подарила тетину шубку?

— Да! Она очень симпатичная и нравилась тете Эйде. Почему она решила уехать, бросит работу в приюте?

— Она может быть просто истеричкой. Мне кажется, она слишком чувствительна!

— Теперь о картине. Очень интересно то, что сообщила тебе миссис Восковен. Она, по-моему, очень любопытная особа.

— Она произвела на меня большое впечатление. К тому же мне показалось, что она что-то знает об этих местах.

— Странно то, что она сказала про лодку, — произнесла, задумавшись, Таппенс. — Почему она там появилась?

— Не имею понятия.

— Есть какое-нибудь название? Я вообще вблизи не рассматривала картину.

— Там написано «Уотерлили». Подходящее название! Водяная лилия! Оно ничего тебе не напоминает?

— Нет.

— Миссис Восковен была уверена, что ее муж не рисовал никакой лодки. Но он же мог дорисовать ее позже!

— Она это отрицает.

— Есть и другая возможность. Кто-то обратил внимание на мой интерес к дому, посещение агентств. Я получала везде такие же уклончивые ответы, как и по поводу миссис Ланкастер. Возможно, за мной следили и потом стукнули по голове. Или же не хотели, чтобы я нашла это надгробие? Большинство плит там вообще сдвинуты со своих мест…

— Ты говорила, что на плите были плохо высечены слова…

— Мне показалось, что они просто нацарапаны отверткой. Кто-то начал работу, но не довел ее до конца. Лили Уотерс, семь лет… Это можно было прочесть, остальной текст был только намечен.

— Все это странно…

— Почему кто-то не хотел, чтобы я помогла старому викарию и несчастному отцу найти это дитя? Мы опять возвращаемся к потерянному ребенку… Миссис Ланкастер говорила о младенце, замурованном за камином. Миссис Коплей считала, что это была монахиня. Она говорила и о матери, убившей ребенка, когда ее бросил возлюбленный. Упоминала и о самоубийстве. Но при всех этих сплетнях, домыслах, слухах есть один бесспорный факт, от которого нельзя отмахнуться.

— О чем ты говоришь?

— Из трубы домика выпала кукла. Детская кукла, которая находилась там давно, если судить по слою пыли.

— Жаль, что ее нет!

— Как нет? Я ее увезла! Я решила исследовать куклу в спокойной обстановке. Она никого не заинтересовала. Перри просто выбросили бы ее на помойку…

Таппенс открыла чемодан и достала сверток, завернутый в газету.

Томми с интересом развернул пакет. Кукла была старая. Ее руки и ноги чудом держались на веревках, платье напоминало паутину, опилки из туловища высыпались, образуя вмятины. Неосторожное движение — и рука отвалилась. Опилки посыпались на пол. Среди них были какие-то камушки.

Томми бросился их собирать.

— Господи! — проговорил он, завершая процедуру.

— Странно, что кукла набита камнями, — сказала Таппенс. — Возможно, туда попали обломки цемента и кирпичей из трубы.

— Нет, Таппенс, эти камешки были зашиты в туловище.

Собрав их с пола, Томми запустил руку в каркас куклы и вытащил еще несколько штук. Он поднес свою находку к окну и стал внимательно изучать. Таппенс с удивлением следила за манипуляциями, которые он проделывал.

— Как глупо набивать куклу камнями, — сказала она.

— Это не камни, — ответил ей Томми. — Все это было сделано специально…

— О чем ты говоришь?

— Взгляни!

Он протянул ей несколько камней.

— Что в них интересного? Разве только то, что одни больше других. Почему это тебя взволновало?

— Это не камушки, дорогая! Это бриллианты!