Дама со стилетом

Глава 10 ЦИНИЧНОЕ ПАРИ

Блондинка с вызовом посмотрела на своих слушателей.

Кросс угрюмо слушал эту повесть, сгорбившись и скрестив руки на груди. Горин беспокойно смотрел на блондинку. Он чувствовал, что она враждебно настроена к покойному Лямину и ждал, что Ира откроет какие-то новые, закулисные стороны жизни Лямина.

Ему было неприятно, что его любовь и уважение к Лямину могут быть поколеблены этим рассказом.

Горин поймал себя на том, что искренность этой женщины невольно подкупает его и образ его покойного друга начинает приобретать какие-то новые, незнакомые и неприятные черты.

Он знал, что Лямин вел рассеянный образ жизни, но всегда считал его образцом порядочности и джентльменства. В тоне блондинки ярко сквозили ненависть и презрение — они нарастали крещендо и должны были вылиться в каком- то взрыве, в каком-то ужасном финале рассказа.

И Горин со страхом ждал этого финала, так как верил блондинке и понимал, что от нее теперь зависит восстановить или окончательно рассеять бледнеющий ореол убитого друга.

— Простите меня, — продолжала блондинка, — за мой бессвязный рассказ: я пьяна, совсем пьяна — от вина и воспоминаний. Может быть, я наскучила вам? Кому интересны эти воспоминания? Кому интересно слушать о таком скучном мещанском романе? Ах, вы считаете, что не скучно? Ну хорошо, я продолжаю.

Я подошла к «Нанкину», в котором мы должны были встретиться, и остановилась с бьющимся сердцем, думая — войти или не войти? Чем я рискую? Ничем! Всегда можно найти пути к отступлению.

Я вошла — Лямин ждал меня с билетами. Он подошел ко мне со своей чарующей улыбкой, поздоровался, назвав свою фамилию, — и через четверть часа я чувствовала себя с ним вполне свободно, как будто мы были знакомы годы.

Он обладал необыкновенной способностью расположить в свою пользу. Он подкупал искренностью, задушевностью, чуткостью. Я никогда не была так весела и оживлена, как в этот вечер.

На экране шла какая-то американская драма, но мы почти не обращали внимания на картину. Около нас было пусто и мы, никому не мешая, могли разговаривать.

Лямин живо, остроумно, весело рассказывал о своих многочисленных заграничных поездках, о житейских впечатлениях и встречах. Я не могла оторваться от его лица, — смуглого, живого при свете и бледного, таинственного, когда потушили электричество.

Его глаза блестели в полумраке, тонкие пальцы нервно комкали кинопрограмму. Он был насыщен силой, жизнью, странным обаянием. Я чувствовала, что бесповоротно увлеклась им, сразу, с первого вечера знакомства.

Сеанс кончился и мы пошли к выходу из кино. И здесь, в фойе, я получила первое предостережение, первую угрозу, которых тогда не поняла и не приняла на свой счет.

К Лямину подошел пьяный господин. В нем я узнала того покупателя, с которым Лямин пришел впервые в магазин, где я служила. Этот человек приблизился с хитрой, противной улыбкой, притронулся небрежно к шляпе и, глядя на меня, сказал Лямину:

— Поздравляю, поздравляю, Виктор Николаевич, ты энергично взялся за дело. Я, кажется, почти проиграл… Поздравляю…

Лямин надменно посмотрел на него и сухо проговорил:

— Я вас не понимаю… О чем вы говорите?

— Не понимаешь?

Пьяный грубо, нагло рассмеялся.

Лямин быстро взял меня под руку и мы вышли на улицу.

— Пьяный дурак! — пробормотал он и сейчас же извинился передо мною за эти слова и, вообще, за всю сцену с пьяным в кино.

Мы стали встречаться с Ляминым каждый вечер.

Я боялась за свою репутацию недотроги и «шанхайской сенсации», а потому наши встречи обставлялись тайной по мере возможности.

Легко предсказать, к чему мог привести такой роман между неопытной, идеалистически настроенной девушкой и таким блестящим, опытным и интересным человеком, каким был Лямин. История старая, как мир. Я отдалась ему…

Не стану говорить об этом…

Потом встречи… встречи, свидания, любовный угар. «Фарреи», «Сирое», танцы на крыше «Парк-отеля», «Аркадия», «Ди-Ди», «Катэй-тауэр», «Амбассадор» и так далее.

Я забыла свою репутацию недотроги, «шанхайской сенсации», я не боялась уже сплетен и гордо появлялась с Ляминым в опере, в кино, дансингах и ресторанах.

В магазине, где я служила, меня встречали с насмешливыми улыбочками, значение которых разгадать было нетрудно. Люди счастливы, когда кто-нибудь поскользнется и полетит в тину, в которой сидят и они сами. Теперь на меня смотрели легко, возобновили приставания.

Ореол «сенсации» рассеялся навсегда.

Как-то раз ко мне пристал тот субъект, который пришел впервые с Ляминым и магазин, а потом вязался к Лямину в «Нанкине».

Он был опять пьян и делал мне гадкие предложения. Я наговорила ему дерзостей. Тогда, со злой усмешечкой, он вытащил из кармана какую-то бумажку, протянул ее мне и сказал:

— На днях мы кутили с Ляминым и я заплатил ему ту сумму, которую проиграл. Мои пьяные приятели развеселились и заставили Лямина выдать мне расписку в получении денег. Не желаете ли прочесть?

Я машинально взяла эту бумажку, а он ушел с довольной улыбкой.

Я ношу эту записку с собою всегда, как первый страшный урок, полученный мною в жизни. Вот она — прочтите.

Блондинка в изумрудном платье вынула из сумочки смятую бумажку и протянула ее Кроссу и они прочли:

«Настоящее пари заключено между В. Н. Ляминым и К. С. Галлом в том, что Лямин обязуется в течение месяца с сего дня овладеть девицей, известной всем свидетелям пари под кличкой „сенсация“. Пари заключено на 200 долларов».

Дальше следовали подписи Лямина, Галла и свидетелей. Ниже стояла приписка:

«По представлении В. Н. Ляминым всех неопровержимых доказательств, жюри признало, что пари выиграно им, а потому К. С. Галл повинен уплатить В. Н. Лямину 200 долларов».

Еще ниже стояла подпись Лямина под текстом расписки в получении 200 долларов.