Дама со стилетом

Глава 26 ПОГОНЯ, КОТОРАЯ ДЛИЛАСЬ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

«Я согласилась на все… я едва слушала его. Мне было важно узнать, что мой сын жив… жив… жив!

Я готова была целовать ноги этому мерзавцу. Мы приехали в Лондон. Лямин исчез и некоторое время о нем не было ни слуха, ни духа. Забыла добавить, что он получил от меня крупную сумму денег.

Одна цель владела мной — найти сына. Я предлагала Лямину огромные деньги, чтобы откупиться от него раз и навсегда и получить своего сына. Но он предпочел издеваться надо мною, живя за мой счет, и держать меня в своих руках.

И так мы скитались по свету — всегда на некотором расстоянии друг от друга.

Иногда я теряла его из вида, потом снова получала извещение от него, где он находится, и требование о деньгах, которые теперь нужны не только ему, но и нашему сыну.

Ему доставляли садистическое удовольствие эти путешествия.

Едва ли не весь свет мы объездили таким образом. Моя энергия и его злая воля не ослабевали.

Это тянулось — вы не поверите! — целые годы, да, многие, многие годы… целую жизнь. Андре, милый Андре, это тянулось почти 20 лет!

Годы шли, но мое желание увидеть теперь уже взрослого сына не ослабевало: это стало сумасшествием, моей манией, моей болезнью.

Целые двадцать лет, вы понимаете этот ужас — целых двадцать лет непрерывных скитаний в погоне за этим человеком, в погоне за призрачной возможностью найти сына!

Все эти долгие годы он непрерывно поддерживал во мне надежду увидеть сына.

Я выражала сомнения в том, что сын жив, но Лямин с абсолютной уверенностью писал мне, что я могу не волноваться и что как бы я ни относилась к нему и каким бы негодяем его ни считала, — он не настолько пал, чтобы „брать деньги за мертвый товар“ (его дословные слова в одном из писем).

Я верила ему и… и бегала за ним по всему свету. Это длилось 20 лет… 20 лет я содержала его и давала деньги для сына.

В прошлом году я потеряла его из вида в Мельбурне. В полном отчаянии я писала по всем дальневосточным городам, разыскивая его, но долго ничего не могла добиться. Больше года я ничего не имела от него, не смея тронуться из Мельбурна, чтобы он не потерял меня.

Наконец, я выяснила, что он как будто в Японии. Я послала своих агентов разыскивать его. Они гонялись за ним по всей стране, посылали мне телеграфные доклады.

Наконец, я уехала сама в Японию. Но когда я напала на его след и узнала, что он только что был в Нагасаки, — он укатил в Шанхай. Я бросилась сюда и, наконец, настигла его. Его удивлению не было границ: даже он был поражен моей неистощимой двадцатилетней энергией.

На все вопросы о сыне он отвечал отговорками. Я снова была в его власти и он делал со мной, что хотел. Вы должны понять драму матери!

Он был противен мне, но я принуждена была уступить ему и снова принадлежала ему — всякий раз, когда он этого хотел и вызывал мена к себе домой. Я пережила миллион унижений, уколов самолюбию, самое презрительное и ужасное отношение к себе.

И я должна была еще снабжать его деньгами, так как он всякий раз говорит, что это нужно для нашего сына. Я шла на все, только бы узнать что-либо о нем.

Лямин заставлял меня бывать с ним в кабаре, в кабаках, кутить с ним, пить… я шла на все… я умоляла его только сказать, где мой сын.

В одно из таких посещений „Рамоны“ я услышала грустную повесть Иры. Волна жалости к ней и новой гадливости к Лямину заставили меня решиться на последнее объяснение с Ляминым. В день убийства я вызвала его в „Ди- Ди“. Сидя в этом кафе, мы долго говорили с ним, но ни до чего не договорились. У меня не было намерения убивать его — клянусь вам. Я вспоминаю свои мысли тогда… перед этим свиданием. У меня не было мысли об убийстве. Я имею револьвер, но я не взяла его с собой. У меня была трость со стилетом — подарок одного поклонника в Каире. Это был острый, тонкий клинок отличной стали, спрятанный в обыкновенную трость. Я взяла эту трость бессознательно, так как часто ее брала во время прогулок. Я не могла предвидеть, как будет вести себя это животное. В „Ди-Ди“ он вел себя прилично и щадил меня. Иначе… убийство могло бы произойти и в этом кафе. В „Ди-Ди“ всегда много народа, но это, конечно, не могло бы остановить меня. Конечно, я была в состоянии аффекта, когда нанесла смертельный удар. Ну вот, Лямин предложил мне прокатиться или пройтись. Мы вышли из „Ди-Ди“, сели в машину. Покатались, потом вышли из авто где-то около Робинзон-род и направились в Джессфильд-парк. По дороге я в сотый раз умоляла его сказать, что с моим сыном.

Он смеялся и говорил, что у него есть ко мне другое дело. Он давно уже восторженно отзывался о вас, Андре, и я нахожу, что это было единственной его светлой чертой.

Но и здесь он не мог не сделать гадости. Мы гуляли по аллеям парка, когда он сказал мне с пошленькой улыбочкой:

— Я буду рад, если ты понравишься Андрею и соединишься с ним. С твоим глупым идеализмом вы — пара замечательная. И ему я окажу услугу: ведь, в общем, ты неплохая женщина. Это ничего, что ты старше его, зато у тебя есть опыт…»