Стояла жуткая жара. Я никогда не был в аду, но, думаю, что там ничуть не жарче, чем в Калифорнийской пустыне в июле.
Я веду машину со скоростью не ниже восьмидесяти миль в час и надеюсь вскоре увидеть огни Палм Спрингса.
Если бы не было так жарко, ночь была бы просто великолепна. Но сейчас весь воздух словно испарился, а тут еще днем, когда я заснул, была песчаная буря, и у меня в глотке застрял целый кусок этой проклятой пустыни Моджейв, или как она там называется!
Скажите, вы когда-нибудь слышали о «Кактус Лизи»? Есть одна песенка об этой даме, и я ее сейчас напеваю. И пою я не потому, что у меня отличный голос. Вообще-то говоря, у меня нет никакого голоса, но я очень люблю петь. А если бы мамаша Кошен при моем рождении наградила бы меня еще и соответствующими голосовыми связками и при этом мой профиль не напоминал бы рельефную карту береговой линии Санто-Доминго, тогда все красотки мира стояли бы в очереди, чтобы послушать, как Лемми отрывает пару модных мотивчиков, знаменуя тем самым целую эпоху в истории джазового искусства.
Так вот, вернемся к этой самой «Кактус Лизи». Кактус Лизи — героиня песенки, и я не знаю почему эта песенка все время звучит у меня в голове в такт мотору. Эту песенку я подцепил у одного ковбоя в Соноре два года назад, когда брал там некоего Иелца за убийство и захват заложника. Помните это дело?
Этот ковбой обладал в жизни тремя вещами: гитарой, прокуренной глоткой и вздорной мексиканской бабенкой, которая в конце концов сбежала от него, предварительно выдав его полиции. Так вот, парень целыми днями и ночами гудел эту песенку, и до того она мне надоела, что если бы в этот момент кто-нибудь зачитал мне смертный приговор, он прозвучал бы как веселенькая опереточная ария. Вот до чего она мне осточертела в то время! Сейчас я ее вам спою, правда, я не все слова помню, но это ничего. Вот послушайте:
Жил в пустыне… славный ковбой,
Скакал на лихом коне и не знал,
Как горька порой любовь красотки.
„А ну, ударь по струнам банджо… пел ковбой.
— Чтобы девчонки задрожали от испуга,
А скот запрыгал, как от чесотки.
Кактус Лизи… — жаловался ковбой.
— Я любил ее сильно, но она решила
Удрать. Кактус Лизи, без тебя мне нет жизни.
О, утешь меня, друг, ведь девчонкам на все наплевать!"
Вот эту песенку я и напеваю все время. У нее такой ритм, который вполне подходит к стуку мотора. Ну, знаете, как это бывает: привяжется какая-нибудь мелодия…
Я выехал на прямую дорогу, и вдали засверкали огни Палм Спрингса. Говорят, Палм Спрингс — роскошный городок. Там вы можете получить все, что хотите, например, бриллиантовое ожерелье из роскошного ювелирного магазина, флакончик духов за 50 долларов и в любой придорожной закусочной отличный удар по голове бутылкой из-под виски. Знаете, такие заведения, наскоро перекусив в которых вы можете сберечь время, утратив при этом свою репутацию да еще и подтяжки в придачу.
Как раз сейчас я въезжаю в город. Ну и устал же я! Ведь я успел, кажется, рассказать вам о Кактус Лизи? Так вот, я думаю, что в этом городе, вероятно, много девчонок, подобных этой Кактус Лизи. Они боятся пауков и в то же время совершенно спокойно могут всадить в своего дружка стальной стилет с таким видом, будто они втыкают ложечку в шоколадное мороженое. Да, таковы женщины, но у вас у самих, вероятно, были неприятности с ними.
Что касается меня, я очень люблю женщин. Какое в них обаяние! Какое чувство ритма!
Я уже проехал почти весь городок. Немного впереди справа я увидел свет и неоновую вывеску: «Горячие сосиски». Кажется, это то самое место, что мне нужно. Я притормозил. А когда вышел из машины, то почувствовал, что тело у меня одеревенело, как у покойника.
Да и как же ему не одеревенеть: я ехал без отдыха целых десять часов!
Я подошел к дому и заглянул в окно. Отличная закусочная. Все чисто и мило, за стойкой пара девиц. Роскошные такие беби! Одна рыжая, с глазами, которые сулят сплошные неприятности мужчинам. А у другой такая фигурка, что я искренне пожалел, что здесь только проездом, а не на каникулах. Мне было видно также несколько маленьких столиков и никого из посетителей, за исключением этих двух девушек и парня, который сидел за одним из столов и ел сосиски, одновременно пожирая глазами блондинку, ту, у которой отличная фигура.
Я взглянул на часы. Половина первого ночи. Потом щегольски надвинул шляпу и вошел.
— Привет, красотка, — обратился я к рыжей. — При виде вас у меня сразу появилось желание съесть огромный бифштекс по-гамбургски и выпить чашечку кофе и побольше сливок, потому что мама мне всегда говорила, что мне нужно поправляться.
— Эй, Алиса, — крикнула рыжая с улыбкой блондинке, — посмотри, пришел вылитый Кларк Гейбл. — И она занялась приготовлением кофе.
— Он не в моем вкусе, — ответила блондинка. — Мне больше нравится Спенсер Трэси. У него есть то, что заставляет всех говорить о нем.
— Ну, ладно, не будем спорить о вкусах. Для меня вы обе хороши. И если бы одной из вас здесь не было, я ни за что бы не остановился в этой закусочной, а поехал дальше. Вы замечательная парочка, так сказать, взаимно друг друга отлично дополняете… Кстати, не забудьте горчички и, пожалуйста, без лука!
— Спешите на свидание? — поинтересовалась рыжая.
— Мне это не светит пока, — ответил я. — Просто я никогда не ем лука. Это опасно. Никогда не знаешь, что может случиться. Я знал одного парня, который всегда ел бифштекс с луком. Так вот однажды, когда он встретился со своей девчонкой через час после обеда, та побежала звонить в военное министерство и попросила выдать ей противогаз.
Рыжая принесла мой заказ.
— Вы ведь, кажется, не здешний? — спросила она, дружелюбно взглянув на меня.
— Угу, — подтвердил я. — Я еду из Мексики, из Магдалены. Ищу своего друга Сэйджерса. Джеремеи Сэйджерса. Один парень в Ариспе оставил ему в наследство немного башлей. Думаю, что Сэйджерс будет рад узнать об этом. Вы когда-нибудь видели его?
— Неплохо получить наследство, — сказала рыжая. — По-моему, мы знаем этого Сэйджерса. Я видела, как он разговаривал как-то с Анни, она тоже торгует горячими сосисками, и старуха порекомендовала ему одно из заведений. Классная забегаловка для избранных.
— А у вас есть и такие? — пошутил я. — Послушайте, да ваш городок — настоящая малина.
— А вы как думали? У нас здесь есть все. А вот теперь и вы приехали, — захихикала она.
— А кто эта Анни?
— А, так, одна престарелая красотка, — сказала блондинка. — С шести вечера начинает пить мартини и к полуночи нагружается до краев. После этого приходит сюда и нагружается сосисками. Говорит, что это ее отрезвляет, и ей перестают повсюду мерещиться красивые ковбои. — Она вдруг умолкла. — Тише, вот она и сама.
Я повернулся к двери.
В закусочную вошла дамочка довольно пикантной наружности. На ней были туго обтягивающий фигуру джемпер и спортивные брюки. На ногах сандалеты. Чувствовалось, что она уже наглоталась такого количества спиртного, которого обыкновенному парню хватило бы по крайней мере на неделю.
Она взглянула на меня.
— А это кто такой? — спросила она.
— Я?.. Я парень, который верит в добрых волшебниц, — сказал я. — Слушайте, леди, — продолжал я, пока она не нашлась, что мне ответить. — Может быть, вы сможете помочь мне? Эти девушки сказали, что вы нашли работу одному парню, которого я ищу. Речь идет о парнишке по имени Джереми Сэйджерс. У меня для него хорошая новость. Его дальний родственник оставил ему наследство.
Неуверенным движением она начала вилкой ловить на тарелке сосиски.
— Я его устроила в отель «Миранда», — сказала она, — но он оказался таким ленивым, что его оттуда выгнали. И после этого он устроился сам. Работает в одном заведения на шоссе в пустыне. Гасиенда Алтмира. А что касается меня, то мне наплевать, где он работает, хоть у самого черта!
Она вдруг начала рыдать. Поистине, эти женщины просто непредсказуемы.
— Успокойтесь, — сказал я, — и расскажите лучше, где находится эта самая Алтмира.
Она тут же вытерла слезы.
— Поезжай через весь город, а когда доедешь до бензоколонки, повернешь направо на проселочную дорогу. Когда проедешь еще миль тридцать и увидишь, что дорога кончается, поверни опять направо. Только на твоем месте я бы свой бумажник оставила здесь. А то в тех местах хватает веселых парней.
Я поблагодарил ее, расплатился с рыжеволосой и смылся.
И вот я снова жму на акселератор и еду по пустыне. Миновал несколько закусочных, пивнушек, пару-другую живописных ранчо. Потом дорога сделалась пустынной, кругом ничего, только холмы, отдельные огромные деревья и кактусы. По спидометру я проехал уже двадцать миль. Я снова запел «Кактус Лизи». Потому что уже заметил, что как только я начинаю петь эту песенку, то еду гораздо быстрее.
Я все время думал о том, как тут устроился этот Сэйджерс и нашел ли он что-нибудь интересное для себя. Молодой ведь совсем паренек.
Наконец я увидел дом. Дорога стала более прямой, но более ухабистой. Потом она резко повернула вправо, и как раз в середине этого изгиба в довольно пустынном месте показалась гасиенда Алтмира. Это обычное для этих мест здание с верандой вокруг всего дома, а перед входом декоративные кактусы. По фасаду целый сноп неоновых огней, и, когда я подъехал поближе, я услышал звуки оркестра гитаристов, наигрывавшего популярную мелодию. Надо сказать, ребята знали толк в музыке.
Я нашел место, где можно было оставить машину. Когда я говорю, что нашел место, это значит я поставил ее сбоку от дома в тени глинобитной стены так, чтобы я сразу мог нажать на педали в случае, если мне придется убираться отсюда. Мне и раньше неоднократно приходилось оставлять машину в подобных местах, и я убедился, что ни в коем случае нельзя оставлять ее перед главным входом, где какой-нибудь любопытный парень может проделать эксперимент: посмотреть, что случится с шинами, если их проколоть чем-нибудь острым.
Я вошел через главный вход. Здание построено в мексиканском стиле. Входишь сразу в коридор, в конце которого занавес. Из-за занавеса слышатся звуки гитар.
Я прошел по этому коридору и, отодвинув занавес, заглянул.
И удивился. Местечко оказалось более приличным, чем я предполагал. Огромный зал с кирпичными стенами и деревянным полом. Как раз напротив меня — бар, рядом с баром — каменные ступеньки, ведущие наверх. Потом лестница поворачивает влево, и там находится еще комната. Дальше лестница ведет на деревянный ярус, опоясывающий зал с трех сторон. На четвертой стороне, слева от меня, балкона нет. В стене — огромные, во всю высоту зала окна, загороженные железными решетками. В зале — столики, и за некоторыми из них сидят люди.
В середине между столиками — отполированное место для танцев, и на этой площадке вытанцовывал смертельное танго с дамой, которая годилась ему в матери, местный красавчик. Высокий, стройный и гибкий. На нем были надеты мексиканские брюки и шелковая рубашка, а на лице блуждала глупейшая улыбка. Он водил и крутил эту прелестную матрону, всем своим видом давая понять, что ему гораздо приятнее было бы флиртовать с гремучей змеей, чем танцевать с такой партнершей. Оркестр — четыре парня в ковбойских штанах, сидевших на маленькой эстраде с левой стороны бара, — выдавал классическую испанскую мелодию. У бара вертелись четверо или пятеро парней. На всех были ковбойские или мексиканские штаны. Вероятно, они приехали из тех живописных ранчо, мимо которых я проезжал.
Наверху, в комнате, дверь которой выходила на балкон, слышались смех и громкий разговор. Налево в углу три парня, на вид мексиканцы, за бутылкой текилы ведут какую-то серьезную беседу. Направо за столиком компания парней, аристократов на вид, в смокингах, и с ними дамы в бриллиантах. Так как у входа я не видел никаких машин, то, очевидно, где-то с другой стороны дома был гараж.
Когда я вошел, парни, сидящие в баре, взглянули на меня и продолжали любезничать с веселенькой барменшей, стоявшей за стойкой.
Я выбрал столик около танцевальной площадки и сел. Через некоторое время ко мне подошел парень до того худой, что казалось, он вот-вот рассыплется, и спросил, чего я желаю. Я заказал яичницу с ветчиной и большую дозу виски. Официант смылся, а я развлекался тем, что наблюдал за парнем, который так старательно утанцовывал свою даму.
Он так крутанул ее, что гитаристы громко засмеялись. Может быть, они приняли его за сосунка, пристроившегося к богатой вдовушке, но я-то сразу понял, что это платный танцор. Когда парень приблизился ко мне, он повернул даму таким образом, что оказался лицом ко мне. Он улыбнулся чуть заметной извиняющейся улыбкой и дважды подмигнул мне.
Музыка кончилась, и парочка направилась к столику, на котором стояла бутылка шампанского. Через минуту из комнаты, которая находилась на половине лестницы налево, вышел парень в отлично сшитом смокинге и шелковой сорочке. Он посмотрел на меня и быстро сбежал по ступенькам вниз.
— Добрый вечер, сеньор, — сказал он. — Рад приветствовать вас в Алтмире. Надеюсь, вы найдете здесь все, что вам угодно.
Я улыбнулся в ответ.
— Я тоже на это рассчитываю, — сказал я.
— Давно в наших краях? — спросил он меня. — Мне кажется, я вас раньше не видел. Вы знаете, сеньор, вам повезло, что наш ресторан еще открыт, ведь сейчас уже около трех часов. Но сегодня у нас, как вы видите, целая компания. Надеюсь, что мы с вами будем встречаться и в дальнейшем.
Официант принес виски. Я налил себе большой бокал и передал бутылку этому любезному парню в смокинге.
— Выпейте, — предложил я ему, — и расскажите мне, кто вы такой?
Он улыбнулся и махнул рукой, давая понять, что пить он не хочет.
— Меня зовут Перейра, — сказал он. — Я — менеджер в этом заведении. Это очень хорошее место, да вы и сами в этом убедитесь.
— Отлично, — сказал я. — Я собираюсь немного задержаться в этих местах, так что, конечно, вы меня еще увидите не раз.
Официант принес мою яичницу, и я принялся за еду. Гитаристы снова заиграли, а платный танцор вскочил и начал прыгать вокруг своей дамы. Дама же, в свою очередь, проявила такие усилия, чтобы попасть в ритм задорной румбы, что казалось, она вот-вот выскочит из своего платья.
Когда они в танце проплыли мимо меня, я быстро проглотил виски и сделал вид, что здорово захмелел. Когда парень опять оказался лицом ко мне, я взглянул на него и улыбнулся. Он, в свою очередь, ответил мне радушной улыбкой.
— Хелло, сестренка! — довольно громко крикнул я.
Наступила тишина, так что можно было услышать даже стук упавшей иголки. Компания направо перестала пить, а парни, сидящие у бара, повернулись в мою сторону. Танцор усадил даму на место и небрежной походкой подошел ко мне.
— Что вы сказали? — спросил он меня.
— Я только спросил, как поживаешь, сестренка, — ответил я спокойно.
Но парень действовал быстро. Он ринулся вперед, и только я хотел встать, он дал мне подножку и одновременно врезал мне в нос. Я свалился как подкошенный. Вскочив, я хотел дать ему апперкот, но он уклонился. Я решил нанести прямой удар, но он и его парировал. Тогда я схватил его за рубашку и подтянул к себе, но он сделал японские ножницы, и мы оба упали. Оркестр перестал играть. Падая, я видел, что к нам бежит Перейра. Только я собирался встать, как танцор опять повалил меня, и, когда я наконец-то встал на ноги, видик у меня был, прямо скажу, неважнецкий. Я стоял, качаясь из стороны в сторону, как будто был пьян, и даже нарочно громко икнул, чтобы все в этом окончательно убедились.
Перейра стоял, изображая широкую улыбку.
— Сеньор, — сказал он. — Мне очень жаль, что у вас тут произошло недоразумение с одним из моих служащих. Пожалуйста, прекратите драку, я приношу вам свои извинения.
Он начал стряхивать пыль с моего костюма. Танцор опять вернулся к своему столику, где его ожидала дама. Я посмотрел на него.
— Пожалуйста, больше не начинайте драку, — продолжал Перейра. — Мы не любим, когда у нас происходят всякие недоразумения.
Я плюхнулся на стул.
— Пожалуй, вы правы, — сказал я ему. — Вероятно, я слишком много выпил еще до того, как появился у вас, во всяком случае, он имел полное право смазать меня по роже. Выходит, что он совсем не такой растяпа, как мне показалось. ректора банка, чтобы тот помалкивал насчет фальшивых облигаций. До Юмы поедешь на машине, а оттуда самолетом в Вашингтон и скажи там, что я прибыл и приступил к работе. Понял?
— Понял, — сказал он. — Но мне твой план не совсем нравится, Лемми. Мне почему-то кажется, что тут у некоторых людей появились сомнения относительно того, что я раньше работал в Голливуде и что моя специальность — танцор. Они начали меня подозревать.
— Ну и что? — сказал я ему. — Подозрения никогда никому не приносили вреда. Все будет о'кей, Сэйджерс.
Мы выпили еще и через некоторое время разыграли сценку дружеского прощения. Я попросил счет, оплатил его, пожелал спокойной ночи Перейре, который стоял у входа и улыбался, как будто он находился на седьмом небе.
Я сел в машину и поехал по дороге, о которой мне говорил Сэйджерс. Жара стояла невыносимая. Я как следует нажал на газ, и вскоре показалось ранчо. Я поставил машину за деревом, вышел и немного осмотрелся. В доме темно и никаких признаков жизни. Обошел кругом. Та же картина. Постучал в заднюю дверь, но никто не откликнулся.
Я повозился немного с замком, и не прошло и двух минут, как дверь открылась. Надо сказать, что я работаю с замками не хуже любого профессионального взломщика.
Войдя в дом, я включил свой фонарик. Небольшой холл довольно прилично меблированный. Из него шел коридор в большой зал, по обеим сторонам которого были двери. В конце коридора лестница на второй этаж. Я решил, что то, что я ищу, находится в спальне. Потихоньку поднялся наверх.
Наверху оказалось целых четыре спальни. В одной, по-видимому, спала служанка, вторая использовалась как кладовка, там лежало всякое барахло. По другую сторону еще две комнаты. Ни одна из них не привлекла моего внимания, но, когда я подошел к последней комнате, дверь которой оказалась запертой, я решил, что нашел то, что искал. Внимательно осмотрев замок, убедился, что его вполне можно отпереть моим ключом. Так оно и вышло. Быстро открыв дверь, я вошел, а как только вошел в комнату, то по запаху определил, что это именно та самая комната, которая мне нужна. Пахло дорогими духами — самый мой любимый запах гвоздики.
Сначала я опустил шторы на окнах, потом включил свой фонарик и осмотрелся.
Совершенно верно, это спальня женщины. На спинке кресла перекинут халат, а в углу стоит целый ряд очаровательных башмачков: лаковые на французских каблуках, шелковые туфельки из крепсатена и крепдешина, коричневые туфли для прогулок, сапожки для верховой езды, пара розовых ночных туфель, при виде которых самому закоренелому холостяку захочется срочно жениться. Туфельки, что и говорить, роскошные. Их владелица понимает толк в обуви. А если и остальная ее одежда на том же уровне, значит, дамочка что надо.
Я осмотрелся и постарался представить себе, куда женщина, умная женщина, может спрятать свои бумаги, да так, чтобы никто не догадался, где они находятся. Одно из двух: или она носит их с собой, или спрятала в таком невинном месте, где никто их искать не будет.
В углу на маленьком столике я увидел стопку книг. Я подошел к столику и начал перебирать книги, в четвертой сверху мои пальцы что-то нащупали. Это была книга стихов в кожаном переплете. Кто-то аккуратно вырезал середину на пятидесяти страницах этой книги и вложил туда конверт с письмами. Я взглянул на адрес, написанный на верхнем конверте, и улыбнулся, потому что там было написано: Грэнворт С. Эймс. Кларибель, Нью-Йорк Сити.
Кажется, я тебя застукал, Генриетта!
Я сунул письма в карман, а книгу положил на место. Закурив, запер за собой дверь и спустился вниз. Немного подождал, чтобы убедиться, что за мной никто не следит. Но все было о'кей!
Я вышел тем же путем, каким и вошел, и запер за собой входную дверь. Сев в машину, я развернул ее, чтобы ехать в Палм Спрингс. Но по дороге решил заехать на гасиенду Алтмира, посмотреть, как там обстоят дела.
Приехал я туда минут через пятнадцать. Огни везде погашены, весь дом погружен в темноту. Кругом ни звука.
Я подошел к входной двери. Заперта! Тогда я вспомнил об окнах и подошел к ним. Правда, решетки на них были заперты, но я легко справился с замком.
Из-за облаков показалась луна и осветила бар сквозь железные решетки. Тогда я осторожно влез в помещение, запер за собой окна и потихоньку пошел через зал. Но почему именно я старался делать все тихо, я и сам не знал. Мне показалось очень странным, что заведение так быстро закрылось, особенно если вспомнить, что, когда я уезжал, здесь было много народа, все веселились и никто домой не собирался.
Я прошел мимо эстрады для оркестра, остановился около бара и увидел, что на лестнице в лучах лунного света что-то сверкнуло. Это был серебряный шнурок от ворота шелковой рубашки Сэйджерса. На шнурке болтался кусок рубашки: очевидно, кто-то с силой сдернул его с шеи моего друга.
Я погасил фонарик и прислушался. Кругом тишина. Тогда я ощупью стал пробираться к бару. По-моему, там должна быть дверь наверх. Так и есть. Я нащупал ее, отпер своим ключом и вошел в кладовку. Это была комната, примерно в 15 квадратных метров, вся заставленная ящиками с вином и виски. В углу стояли два огромных холодильника. Повсюду валялись пустые бутылки.
Я заглянул в первый холодильник. Он был забит всякими мешочками и кульками. Во втором я нашел… Сэйджерса! Его тело с несколькими дырками от пуль было завернуто в мешковину. Вероятно, он от кого-то убегал, потому что два раза ему выстрелили по ногам и в третий раз с близкого расстояния в живот. Я видел следы пороха на его рубашке. И кто-то сорвал с него серебряный шнурок, оторвав при этом кусок рубахи.
Я запер холодильник и оставил все, как было. Потом вышел из кладовки, запер дверь и выпил большой стакан виски. Сел в машину и поехал в Палм Спрингс.
Жаркая ночь!
Но только не для Сэйджерса. Ему уже больше никогда не будет жарко….