Дамам на все наплевать

Глава 13 КАНДИДАТЫ НА ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СТУЛ УБИТЫ ПРИ АРЕСТЕ

Пожалуй, я был чрезвычайно рад, что Генриетта не вышла замуж за Мэлони.

По дороге на гасиенду Алтмира я вдруг начал ни с того ни с сего философствовать . по поводу женщин. Я уже говорил вам, что ценю в женщинах многие качества, но среди них есть такие, которые не могут не вызывать беспокойство.

Женщина так и норовит что-нибудь натворить, набедокурить. Они как пиротехнические ракеты. Возьмите самую обыкновенную честную семейную женщину и примешайте к ней хотя бы небольшую дозу любви, и женщина сразу ошалевает. А когда женщина ошалевает, она непременно вовлекает в дикую авантюру какого-нибудь парня, просто так, для компании. Меня никогда не беспокоят поступки женщины, меня беспокоит то, на какие поступки она толкает мужчин.

Некоторые считают, что разница между мужчиной и женщиной столь незначительная, что о ней не стоит и говорить. Не верьте этим людям, они заблуждаются. Разница очень и очень большая. Мужчина в своих поступках руководствуется разумом, а женщина инстинктом, и в девяти случаях из десяти женский инстинкт зависит от того, в каком настроении она встала сегодня с постели.

По-моему, Генриетта согласилась выйти замуж за Мэлони только потому, что у нее были большие неприятности. Друзей никаких, а тут еще я как черт привязался к ней с разными обвинениями. Вот она и решила выйти замуж за Мэлони. Он хороший парень, возьмет на себя все заботы и будет играть роль амортизатора между ней и всем остальным презренным миром.

Ерунда, не так-то уж хорошо ей было бы с Мэлони. А почему? Помните, я рассказывал вам, что, когда я шуровал в спальне Генриетты, я увидел там целый полк башмачков, выстроившихся в ряд? Вот эти самые башмачки совершенно определенно свидетельствуют о том, что Генриетта — дама высшего класса, экстра! А Мэлони?

Хотя он и хороший парень, но все же он с Генриеттой не одного поля ягода. Он и близко-то к ней не стоял. А потом он думает, что действительно влюблен в Генриетту, а на самом деле он ее не любит. Если бы он по-настоящему любил ее, он не позволил бы мне так издеваться над ней. Он должен был бы предпринять какие-нибудь шаги.

Как же я буду рад, когда все это закончится. Вы сами понимаете, что за исключением пары часов сна в Юме я фактически держусь на ногах три дня и три ночи, а вы знаете, как я люблю поспать.

Когда я был примерно в полумиле от гасиенды, я свернул с дороги, поставил машину за кустами и пошел к дому. По дороге я наткнулся на мотоцикл, а в нескольких ярдах от него сидел полицейский.

Он сказал мне, что из гасиенды никто не выходил, кроме Фернандеса, который вывел из гаража машину и поставил ее перед главным входом. Он видел также, как Перейра и Фернандес погрузили в машину какие-то вещи. Да, кажется, мой план вполне удался.

Я не видел необходимости держать здесь этого полицейского и поэтому приказал ему, чтобы он уматывался обратно в Палм Спрингс. Когда он уехал, я подкрался к двери с задней стороны гасиенды. Насколько я помню, это была та дверь, которая вела в кладовку, где в холодильнике я нашел труп Сэйджерса. Дверь была заперта, но, повозившись пару минут, я открыл ее.

Я прошел по коридору и попал в кладовку, а оттуда потихоньку поднялся по лестнице к двери, ведущей в бар. Она была закрыта. Я чуть-чуть приоткрыл ее и заглянул в щелочку.

Прямо передо мной была танцплощадка гасиенды. Огни были погашены. Отсюда мне хорошо была видна дверь, ведущая в кабинет Перейры на противоположной стороне. Дверь была приоткрыта, и в щель пробивалась полоска света. Мне хорошо были слышны голоса Перейры и Фернандеса, которые о чем-то оживленно разговаривали.

Я закурил сигарету и, пряча ее за дверью, чтобы они не увидели огонек, подождал минут десять. Я все время слышал их голоса. Потом Фернандес чему-то громко рассмеялся, после чего дверь открылась, и он показался на пороге. Фернандес курил сигарету и, как обычно, был, видимо, чертовски доволен собой.

Потом он опять вернулся в кабинет Перейры и через минуту вышел оттуда с чемоданом в руке. Он прошел вдоль балкона к тому месту, где балкон кончается и начинается главная лестница. Я думал, что он направляется в последнюю комнату. Оказывается, нет, он прошел мимо. Наконец он дошел до огромной картины, висевшей на стене.

С минуту он постоял около этой картины, ожидая, когда из кабинета выйдет Перейра. Потом оба взялись за картину, сняли ее с крючков на стене, на которых она висела, и поставили ее на пол. Оказалось, что за картиной в стене находилась потайная дверь.

Перейра вернулся в свой кабинет и запер его. Фернандес скрылся за потайной дверью. Я вышел в бар, осторожно прошел через танцплощадку и стал подниматься по лестнице, держа наготове свой револьвер.

Я действовал быстро и тихо, и Перейра впервые обнаружил мое присутствие только тогда, когда я уже стоял на пороге его кабинета, наставив на него револьвер. С этого места мне хорошо была видна дверь, за которой скрылся Фернандес, и в случае его появления я сразу заметил бы его.

Перейра страшно удивился моему появлению. Рот его широко раскрылся, а на лбу выступили капли пота.

— Ну, Перейра, — сказал я ему. — Кажется, плохи твои дела. Думаю, что тебе и твоему дружку предстоит расплатиться за все. А теперь послушай моего совета и делай все, что я тебе скажу, иначе тебе будет еще хуже. У тебя ключ от этой двери?

Он мотнул головой и достал ключ из своего кармана. Я взял его.

— О'кей! — сказал я. — Сейчас я тебя запру здесь, и ты сиди спокойно, пока я за тобой не приду, иначе я здорово рассержусь. Ну, пока, дорогой, скоро увидимся.

Я вышел из кабинета и запер за собой дверь. Я правильно сделал, что запер его там, так будет безопаснее. И он, безусловно, не будет пытаться что-то предпринять. Не такой он парень. Он и так до чертиков перепугался.

Я начал потихоньку подкрадываться к двери, за которой исчез Фернандес, все время держа наготове свой револьвер. Я пролез в эту дверь и очутился в маленькой комнатке. На полу стоял фонарь, и при свете его я увидел в углу налево винтовую лестницу, ведущую куда-то вниз.

Я спустился по этой лестнице и очутился в длинном каменном коридоре. Я решил, что этот коридор идет под землей из главной комнаты гасиенды прямо к задней стене гаража. Вероятно, раньше это был обыкновенный подвал для хранения продуктов и прочего хлама. Во всяком случае, это было удобное место для тайника.

Я пошел по коридору, в конце которого оказалась деревянная дверь. Снизу из-под нее пробивалась узкая полоска света. Я толкнул дверь. Это был каменный подвал. С потолка светят две лампочки. В противоположном углу Фернандес укладывает в чемодан какие-то бумаги. С левой стороны стоят два огромных печатных пресса, а с другой стороны, на полке, целое нагромождение всяких коробочек, бутылочек, кисточек, трафаретов и разных принадлежностей.

Что ж, и здесь я оказался прав.

— Ну, Фернандес, руки вверх! — крикнул я. Он резко повернулся ко мне. Я показал ему свой револьвер.

— Спокойней, старина, — продолжал я. — Излишнее волнение тебе нисколько не поможет. И ты сейчас поймешь, насколько легче была бы у вас с Перейрой жизнь, если бы вы более метко прицелились в меня в ту ночь, когда я возвращался в Палм Спрингс. Я все время знал, что это был ты, но на время мне захотелось создать у тебя впечатление, что я подозреваю в этом Генриетту. И, по-моему, я в этом преуспел.

А теперь подойди к той стенке, — приказал я. — Советую тебе не шевелиться. Малейшее твое движение, и я выдам тебе такую же порцию свинца, какую ты выдал Сэйджерсу, подлец ты этакий.

Он поднял руки вверх и пошел к стене, на которую я ему указал, искоса поглядывая на меня.

— Слушай, какого черта ты тут все это затеял, Кошен? — пробурчал он. — Тебе этот номер так не пройдет. Ты не можешь…

— А заткнись ты и делай то, что тебе приказывают. Иначе я пристрелю тебя на месте. Мне бы не очень хотелось делать это, потому что не стоит лишать электрического стула такого отличного клиента. И в тот час, когда тебя будут поджаривать на нем, я на радостях выпью огромный стакан виски. Повернись лицом к стене, держи руки над головой и стой спокойно, иначе я превращу твою спину в решето.

Он сделал все так, как я ему приказал.

Я заглянул в чемодан, который он укладывал. Вы, ребята, никогда не видели в жизни столько денег. Там были акции, тысячедолларовые ассигнации, сертификаты, государственные облигации и вообще все, чего хочешь. Я взял несколько штук, подошел к свету и внимательно рассмотрел их.

Отличная работа!

— Значит, дела обстоят так, Фернандес, как я и думал, — сказал я ему. — Надо сказать, что вы с Перейрой самые настоящие ослы. Я нарочно сказал вам сегодня ночью, что собираюсь завтра забрать вас с собой в Нью-Йорк в качестве свидетелей. Поэтому я был уверен, что вы обязательно будете прятать всю эту канцелярию, чтобы в ваше отсутствие никто ничего не мог найти. Я рассчитал, что если через определенное время вернусь, то поймаю вас на месте преступления. Что ж, как видишь, так и получилось.

Вероятно, ты сейчас будешь говорить, что здесь не было никакого печатания фальшивых бумаг, а если было, тебе об этом ничего не известно. Никто тебе не поверит. А между прочим, вы остроумно придумали с этими фальшивками. Вам очень легко было сбывать их вашим клиентам, которые напивались до такой степени, что не могли отличить настоящие ассигнации от фальшивых. Неплохая идея. Но теперь всему пришел конец. Ну, давай, пошли.

Я повел Фернандеса наверх и протолкнул его сквозь дверцу на балкон. Затем отпер дверь в кабинет Перейры и завел его туда. После этого я снова запер дверь за собой, а ключ положил себе в карман.

Перейра сидел за столом в той же позе. Бедняга, видимо, насмерть был перепуган. Я обыскал Фернандеса, забрал у него револьвер и велел ему сесть рядом с Перейрой. В ответ он облил меня потоком отборной брани.

— Я должен был бы раньше сообразить, — сказал он. — Я должен был догадаться, что все, что ты наговорил нам насчет нашей поездки в Нью-Йорк в качестве свидетелей, все это сплошная липа.

— Ты чертовски прав, Фернандес, — посочувствовал я ему. — Котелок у тебя действительно на сей раз не сварил. Как же легко вы попались на мою удочку, ребята. Сегодня ночью я отлично разыграл сцену ареста Генриетты по обвинению в убийстве Грэнворта Эймса и в распространении фальшивых облигаций. И вы попались, ребятки. Вам ужасно понравилась эта идея: оклеветать бедную женщину, свалить на нее все ваши преступления. Каким же простаком вы меня считали!

Вы считали, что вам удастся вывернуться? Нет, братишки, шалишь, не удалось! Вы совершили роковую ошибку, и теперь поплатитесь за это.

Перейра обхватил голову руками. Парень он явно конченый. А Фернандес засунул руки в карманы и с нахальной улыбкой откинулся со стулом назад.

— Вы — самые низкие подлецы, которых мне когда-либо приходилось встречать, — продолжал я. — Но я хочу вас кое в чем просветить. Я еще не встречал на свете ни одного мошенника, который не считал бы себя слишком умным. И именно поэтому они всегда попадаются. То же самое произошло и с вами. А ваши подельники Лэнгтон Бэрдль, Мэри Дубинэ, горничная Генриетты, и ночной сторож Джеймс Фаргал такие же ослы, как и вы сами. Собственно, они-то и выдали вас. Может быть, вы хотите знать, каким образом? Пожалуйста, сейчас я вам все расскажу.

Вы помните, как я вызывал вас в полицейское управление Палм Спрингс в тот вечер, когда допрашивал Генриетту относительно того, в какой одежде она была вечером 12 января? Ты, очевидно, помнишь, Фернандес, что я показал тебе описание одежды и сказал, что я собираюсь послать его в Нью-Йорк. Если Мария Дубинэ и Джон Фаргал опознают эту одежду, то это явится для меня доказательством того, что женщина, сидевшая в машине Грэнворта Эймса, была Генриетта. Ты помнишь это?

Ну так вот, я тогда не сказал вам, ребята, одной небольшой детали. Я не сказал вам, что изменил кое-что в этом списке, так сказать, внес в него некоторые поправки. Это была уже не та одежда, о которой говорила мне Генриетта. В тот вечер на ней было пальто из черного персидского каракуля и такая же шапочка, а в списке, который я показал тебе и послал в Нью-Йорк, было написано, что на ней была коричневая кожаная шляпка и шубка из ондатры.

И эти сопляки — Мэри Дубинэ и ночной сторож — попали в мою ловушку. Оба подтвердили, что именно так была одета Генриетта вечером 12 января, когда был убит Грэнворт Эймс. И этого для меня было вполне достаточно. Этим они все сказали. Значит, в тот вечер в машине была не Генриетта, а другая женщина, а именно ваша очаровательная подружка Полетта Бенито! И мне стало ясно, что все вы — одна шайка. Именно ты сообщил своим нью-йоркским дружкам, что им следует говорить насчет одежды Генриетты. Ну, как вам это нравится?

Они ничего не ответили.

Перейра застонал и начал рыдать. Он почему-то буквально обливался потом. Кажется, он вполне созрел и можно было приниматься за него. Я подошел к столу, налил большой стакан виски и подал его Перейре.

— Ну-ка, выпей это, старина, — сказал я. — Пока у тебя еще есть возможность выпить. Думаю, что перед тем, как поджарить тебя на электрическом стуле, тебе вряд ли поднесут стаканчик.

Он умоляюще взглянул на меня.

— Сеньор, меня не за что поджаривать. Я ничего не сделал. Я никого не убивал.

— Слушай, парень, — сказал я ему. — По-моему, ты достаточно умен, чтобы понять, в какое неприятное положение ты попал. И если ты действительно неглуп, то можешь максимально облегчить свою судьбу. Сейчас меня не интересуют фальшивые облигации. Я знаю, что они были напечатаны здесь, и вообще мне о них все известно. В настоящий момент меня интересует другое.

Кто-то из вас двоих убил Джереми Сэйджерса, и, по-моему, я знаю, кто это сделал. Я догадался. Ну, так вот. Парня, который убил его, конечно, поджарят, а второй может оказаться более удачливым и может отделаться

сроком от пяти до двадцати лет лишь за соучастие в печатании фальшивых бумаг.

Я сделал паузу, закурил сигарету и дал возможность этим парням переварить мои слова. Потом продолжал:

— Так вот, ребята, вы должны решить, кто из вас будет за что отвечать. Если один из вас донесет на другого, это будет о'кей! В противном случае я вас обоих арестую по обвинению в убийстве Сэйджерса, и, если суду не понравятся ваши морды, он может решить, что посадить на электрический стул нужно обоих. Но предупреждаю. Один из вас может избегнуть этой участи. Поэтому вот вам мой совет. Подумайте хорошенько, вспомните, кто именно из вас убил Сэйджерса, и, между прочим, имейте в виду, что суд вполне может за одно это убийство решить поджарить сразу две задницы.

Фернандес продолжал раскачиваться на задних ножках стула. Поглядев на меня, он презрительно фыркнул.

Но Перейра чувствовал себя не так хорошо. Он еще больше вспотел, руки у него тряслись. Думаю, что через минуту другую он расколется. И я оказался прав. Не прошло и минуты, как он заговорил.

— Я никогда никого не убивал, сеньор, — начал он. — Я никогда в жизни никого не убивал, никогда в жизни. У меня в руках никогда не было оружия. Я говорю истинную правду. Я не убивал Сэйджерса.

— Значит, ты не убивал его? — спросил я. — Что ж, отлично, Перейра. А теперь послушай меня. Сейчас говорить буду я, а от тебя требуется только одно, произносить слово «да», если я буду говорить правильно, а после этого в полицейском управлении Палм Спрингса ты подпишешь свои показания.

Я бросил окурок, подошел к маленькому столику и налил себе стакан виски. Я был очень доволен тем, как идет дело. Пожалуй, если и дальше так пойдет, то я через пару часов все закончу. Я снова сел и закурил сигарету.

— Вот какое дело, Перейра, — начал я. — Когда меня назначили расследовать дело о фальшивых облигациях, то я побывал у Лэнгтона Бэрдля в Нью-Йорке, и, вероятно, он немедленно же сообщил вам, что федеральные власти занялись этим делом. Но он известил вас не только об этом. Он где-то нашел мою фотографию в газете и вырезал ее. Эту фотографию я нашел в мусорном ящике в кладовой за баром, где в холодильнике был спрятан труп Сэйджерса. Сбоку на фотографии было напи— сано: «Вот этот парень». Бэрдль послал ее сюда Фернандесу, чтобы, как только я сюда приеду, вы бы знали, кто я такой.

О'кей! Я приехал сюда в полной уверенности, что меня здесь никто не знает. Затем мы разыграли здесь с Сэйджерсом сцену, чтобы дать ему возможность сообщить мне все сведения, которые ему удалось здесь собрать. А вы все знали. Вы знали и кто я такой, и что Сэйджерс работает на меня.

В тот вечер вы рано закрыли свой ресторан, Сэйджерс подошел к Перейре и сказал то, что я ему велел, будто какой-то парень в Мексике оставил ему наследство, поэтому он должен уволиться и поехать за ним в Ариспе. Он попрощался с вами, вышел из комнаты, прошел по балкону и стал спускаться по лестнице. И тут Фернандес решил, что Сэйджерс может слишком много знать и поэтому его надо убрать. Сначала он выстрелил ему в ногу. Сэйджерс упал на ступеньке, и Фернандес сделал еще два выстрела, но и этими выстрелами он не прикончил Сэйджерса. Тогда он подошел к нему ближе и выстрелил в упор. Только после этого Сэйджерс умер. Тогда Фернандес нагнулся и потянул его за серебряный шнурок. Тесемка оборвалась. Потом я нашел ее на одной из ступенек лестницы. Тем временем Фернандес взвалил Сэйджерса на плечи, оттащил его к холодильнику и спрятал его в нем.

Я сделал паузу и посмотрел на Перейру. Тот заливался горючими слезами.

— Ну, парень, правильно ли я говорю?

Он не мог выговорить ни слова, только утвердительно кивнул головой. Фернандес зло посмотрел на него.

— Ты, олух, лучше помолчи. Ты сам не понимаешь, что здесь происходит. Этот проклятый легавый заставит тебя сказать то, что ему нужно.

— Послушай, Фернандес, — обратился я к нему. — Мне бы не хотелось поступать с тобой слишком жестоко. Но вспомни, мы с тобой уже сталкивались один раз, и я тебе пообещал, что, если ты еще раз встанешь на моем пути, тебе не поздоровится. Так что лучше заткни свою глотку и помолчи, как убитый.

О'кей! Перейра, — продолжал я, обращаясь к нему, — значит, Фернандес убил Сейджерса. Значит, так. А теперь скажи мне ты, Фернандес, поскольку жаждешь поговорить, скажи-ка мне, где ты закопал его труп?

— Ерунда, — сказал Фернандес, — я не собираюсь ничего говорить тебе, не дождешься от меня ни слова. И вообще я не понимаю, о чем тут речь. Я не буду тебе отвечать до тех пор, пока не вызову своего адвоката.

Я рассмеялся.

— Вы, ребята, меня прямо-таки с ума сведете с вашими адвокатами, — сквозь смех сказал я.

Наконец Перейра обрел дар речи.

— Я скажу вам правду, сеньор. Все, что вы говорили, — правильно. Это Фернандес убил Сэйджерса. Он считал, что Сэйджерс слишком много знает. Он похоронил его за гаражом. Я сам видел.

Я взглянул на Фернандеса. С циничной улыбкой он по-прежнему раскачивался на ножках стула взад и вперед. И вдруг, как бы для того, чтобы удержаться и не упасть, он схватился рукой за стол. Но он преследовал отнюдь не такую невинную цель. Откинувшись назад, он схватился за ящик письменного стола. Ящик открылся. Фернандес быстро выхватил оттуда пистолет-автомат и всадил из него четыре пули в Перейру. Перейра застонал и повалился на стол. И в тот же момент я привел в действие свой револьвер и загнал Фернандесу прямо в грудь две пули.

Он упал со стула и хотел что-то сказать. Но изо рта у него потекла красная струйка.

— Ерунда, фараон, — прохрипел он. — Тебе не удастся поджарить меня. Ты… — Он умер.

Перейра тоже не шевелился. Наверно, тоже готов. Да, так и есть. Я увидел остекленевшие глаза.

Я стоял и смотрел на них. Вот два осла, которые считали себя всемогущими. Они думали, что им все дозволено. Фернандес, у которого за душой не было ничего, кроме револьвера и крепких мускулов, и жалкий Перейра, плетущийся за ним, как хвост. И всегда таких парней ожидает такой конец. Они кончают жизнь, как эти двое, или на электрическом стуле.

Мне стало тошно смотреть на них.

Я перешагнул через Фернандеса, подошел к телефону и позвонил Меттсу.

— Эй, Меттс, — сказал я ему. — Я говорю из филиала морга, потому что никак больше нельзя назвать заведение, где я нахожусь. Здесь два трупа, и, пожалуй, тебе следует забрать их отсюда до утра.

Я рассказал ему все, что произошло. Он не проявил особого удивления и только заметил, что, пожалуй, своим выстрелом в Перейру Фернандес избавил меня от многих утомительных хлопот.

Я спросил его, как у него там дела. Он ответил, что все превосходно. Генриетта сидит, болтает с Мэлони и никак не может понять, что я задумал. Мэлони проявляет героические усилия в борьбе со сном, раскладывая пасьянс.

— Отлично, — сказал я. — Теперь у меня к тебе просьба. Пришли-ка сюда полицейских, пусть они выкопают труп Сэйджерса, а я скажу тебе, где он находится. И пусть похоронят его с почестями.

— О'кей, Лемми! — сказал он. — Ну и темпы же у тебя. Слушай, а долго нам еще тут тебя дожидаться? Пора бы уже и на покой. Между прочим, у тебя бывает когда-нибудь такое состояние, когда ты хочешь спать?

— О'кей, шеф! Все в порядке, — успокоил я его. — Игра заканчивается. Мне остается только съездить на квартиру к Генриетте и пошарить там немного. Как только я найду то, что мне нужно, сейчас же еду к вам. Думаю, это займет не более сорока минут. Кстати, Меттс, а как поживает моя милая подружка Полетта?

— Неважно, — ответил он. — У нее такое же настроение, как у кошки, страдающей зубной болью. Я навещал ее полчаса тому назад. Замучила надзирательницу всякими просьбами. Требует адвоката. Я завтра с утра первым делом займусь этим. Но сейчас, кажется, она успокоилась и лежит.

— Отлично. Слушай, Меттс, и я надеюсь, что это моя последняя просьба к тебе. Примерно через полчаса забери Полетту из тюрьмы и привези ее к себе в гостиную. Если она будет брыкаться, надень браслетки. Но только смотри, чтобы она до моего приезда не встретилась ни с Генриеттой, ни с Мэлони. Как только я вернусь, я быстренько проверну все это дело.

— О'кей, дружище! — сказал он. — Все будет сделано. До скорого свидания, Лемми.

Я повесил трубку, выпил стаканчик виски и закурил сигарету. Что-то она не показалась мне особенно вкусной.

Потом я привел все в относительный порядок. Усадил Фернандеса обратно на стул. Перейру тоже устроил поудобнее. Бросил на них последний прощальный взгляд и ушел.

Ночь по-прежнему была великолепной. Я чувствовал себя отлично. Но здорово устал. И все-таки я поехал к дому Генриетты.

Там я изо всех сил начал барабанить в дверь. Никто не откликнулся. Значит, служанка куда-то ушла. А может быть, она боится сидеть одна в темноте.

Я осторожно открыл дверь и сразу же поднялся в спальню. Опять этот чудесный запах гвоздики. Люблю я этот запах. Справа от меня все те же выстроившиеся в ряд башмачки. Тут и там на них сверкали серебряные пряжки и другие украшения. И опять через спинку стула перекинут ее халат.

Мне почему-то очень нравится быть в этой комнате. Я считаю, что по обстановке в комнате всегда можно судить о хозяине. Но, кажется, я становлюсь сентиментальным.

Надо приниматься за работу. Я обыскал всю квартиру и, когда уже совсем потерял надежду, вдруг нашел то, что искал. В углу платяного шкафа я обнаружил целую папку с письмами. Перерыв всю кучу, я нашел письмо от Грэнворта Эймса.

Я поднес его к свету и внимательно прочитал, положил его в карман, сел в кресло, на спинке которого висел ее халат, и кое-что обдумал.

Потом вышел, запер за собой дверь, сел в машину и поехал в Палм Спрингс.

Как говорится, дело в шляпе. Письмо Эймса явилось завершающим штрихом.

Жаль только, что не придется увидеть, как поджаривали бы Фернандеса. Такого парня надо было обязательно усадить на электрический стул. Ну что ж, надеюсь, что в нью-йоркской тюрьме найдутся еще кандидаты, которым предстоит совершить эту небольшую завершающую жизнь прогулку из камеры смертников. Тогда я вполне могу устроить себе колоссальную выпивку по поводу их бесславной кончины.

Я опять запел песенку «Кактус Лизи».