Дамские пальчики. Казино.

- Сомневаюсь. У него не было на то никаких причин.

Он обхватил голову руками и простоял так некоторое время. Мне стало немного жаль его. До сего момента у него возникали трудности с уборщицами, швейцарами, водителями скорой помощи. Его занимали проблемы, связанные с набором медсестер, ненужными операциями, дележкой гонораров и жалобами на профессиональные ошибки, которые можно было замять. И вот появляюсь я и заявляю, что больница напичкана шпионами. Потом объясняю, что одна из лучших педиатров страны убила своего мужа.

- С неделю назад, - сказал он, - ко мне зашла доктор Лайонс. Было около половины шестого. Мне показалось, что она плакала. Она очень волновалась. Хотела рассказать мне что-то очень важное. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя, и я предложил ей стакан воды. Анна объяснила, что ее рассказ будет очень длинным и займет часа два. Я спросил, о чем речь. Она ответила, что это касается ее профессиональных отношений с Хенли.

И добавила, что знает о том, что будет вычеркнута из рядов врачей, как и он, но приняла окончательное решение обо всем рассказать.

- Что же она рассказала?

- Видите ли, в тот день у меня была назначена встреча в семь часов вечера в Локаст Вэлли с Джоном Хэролдом. С самим Джоном Хэролдом.

Это имя было мне неизвестно.

- Это президент «Интернешнл электрик». Его жена оперировалась у нас, и весьма успешно. Он обещал построить новое жилое здание для медсестер, ведь дому, в котором они живут сейчас, уже пятьдесят с лишком лет. Это здание, конечно, будет называться павильоном Джона Хэролда. Мы с удовольствием принимаем помощь такого рода. Так вот, я сказал доктору Лайонс, что приму ее на следующий день рано утром. Она ответила, что принесет свои записи.

- Какие записи?

- Секретные записи, которые она делала о каждом своем больном. Она сказала, что они полностью изобличают доктора Хенли. Я посоветовал ей никому об этом не говорить, особенно доктору Хенли.

- Что было дальше?

- Она улыбнулась и попросила выслушать ее.

- Но конечно, павильон Джона Хэролда не мог немного подождать?

- Если бы вы знали мистера Хэролда, вы бы поняли, насколько бессмысленно ваше замечание.

По всей вероятности, доктор Лайонз поссорилась с Хенли и собиралась обо всем рассказать. Она могла бы спасти репутацию «Грир дженерал». Но ее информации предпочли новый павильон для медсестер. А что в итоге? Новое здание для клиники, которая утеряла доверие общественности? Но одно вряд ли может быть уравновешено другим. Вряд ли благотворитель сильно расстроился бы из-за отложенного по серьезной причине ужина.

Вот вам еще один пример глупости людей, сделавшихся профессиональными искателями капиталов. У Бермана было типично административное мышление. Уж он-то знал, чему отдать предпочтение.

Вдруг я осознал, что уже довольно долго пристально смотрю на Бермана.

- Простите, - сказал я. - Я не расслышал вашей последней фразы.

- Я сказал, что вы сделали бессмысленное замечание.

Я так и не понял, что он имел в виду, и поспешил с ним согласиться.

- Да, - сказал я, - у меня часто рождаются бессмысленные идеи.

Это его успокоило.

- Но, - продолжил я, - из-за вашего бессмысленного поступка доктор Лайонс теперь, возможно, медленно умирает. Пока.

И я вышел из кабинета. В конце концов, пусть и он немного помучается. В следующий раз, когда ему придется выбирать между жизнью и материальными ценностями, может быть, он остановит свой выбор на жизни.

XVII

Я сел в машину и включил зажигание. Одновременно с двигателем мощно и ровно заработал мой мозг. И я вдруг понял, будто прочитал мысли этого незаурядного сумасшедшего садиста, почему он заставил женщину сделать татуировку и затем послал нам ее пальцы по почте.

Ее замужество было предательством по отношению к нему. Конечно, он и сам нередко оставлял свою подругу ради прекрасных глаз молодой матери больного ребенка или соблазнительной фигурки медсестры. Но Хенли не считал это изменой, ведь сумасшедший не заботится о чувствах ближнего.

Он приказал ей избавиться от доктора Фальконе, и она подчинилась. Кто-то из них придумал и подходящий способ. Осуществив свой план, они условились о встрече в Японии.

Примирение, видимо, было страстным. Хенли вновь приобрел власть над женщиной - подходящий момент, чтобы заставить ее сделать татуировку. Как раз после возвращения из Японии Моррисон заметил широкое кольцо на ее безымянном пальце. Отношения между Хенли и Лайонс в тот период были такими, что стоило ему щелкнуть пальцами, и она прибегала, как дрессированная собачонка. Он мог из нее вить веревки. Да уж, такому типу я не доверил бы свою родную сестру.

Но послать пальцы по почте! Гениальный ход! Я объяснял это следующим образом: урок, преподанный ей в Японии, был забыт: Лайонс заявила, что собирается пойти к Берману, и Хенли поверил в серьезность ее намерения.

В Африке или Индонезии ему было обеспечено место, а паспорт был давно готов.

Тогда Хенли и решил отвезти женщину в какое-нибудь тихое местечко, ведь чтобы насладиться стонами своей жертвы, ему было необходимо тихое местечко. В противном случае ее нужно было накачать наркотиками. Вероятно, он даже связал ее и заткнул ей рот - лучший способ оставить ее в полном сознании, когда он будет уродовать ей руку. И вот наконец он аккуратно рассек кожу, ввел острый, как бритва, скальпель в сустав и опытной рукой специалиста неспешно завершил круговое движение.

Женщина была связана, и он не услышал ее мольбы. Но он знал. Он знал.

Завершив операцию, Хенли, может быть, даже показал ей отрезанный палец и произнес небольшую речь: «Так ты хотела предупредить полицию о наших делишках? О, как же ты глупа! Я отрезал тебе палец по двум причинам. Во-первых, чтобы наказать тебя, - ты больше не сможешь оперировать. Во-вторых, чтобы продемонстрировать полицейским их глупость. Я пошлю им этот палец, палец, которым ты хотела им указать на меня. По этому пальцу они могли бы отыскать доктора Лайонс, но им это не удастся - из-за недостатка ума». Затем он, вероятно, купил упаковочную бумагу, коробку и бечевку в каком-нибудь универмаге в центре Нью-Йорка, чтобы не оставить следов, и отослал посылку с Центрального вокзала, где огромное количество людей проделывает это ежедневно.

На следующий день он, наверно, разглагольствовал следующим образом: «Итак, твои друзья не пришли. Они и правда глупы. Что ж, сегодня я им немного помогу. Мы пошлем им твой безымянный палец. Ты позволишь? Спасибо. Посмотрим, что они смогут сделать на этот раз».

Да, да, все было именно так. Я был страшно доволен собой.

Но тут мне пришло в голову, что нужно все-таки их отыскать.

Я направился к Манхэттену и едва не врезался в перерезавшее мне дорогу такси. Спасли тормоза, хотя в последнее время они сильно сдали. Тормоза нуждались в серьезном ремонте. Я же нуждался в наличных, чтобы оплатить дорожные расходы медиков, и в хорошей идее, которая помогла бы мне напасть на след двух исчезнувших врачей.

Мое финансовое положение было настолько шатким, что я решил немедленно поправить его. Вместо того чтобы погрузиться в туннель Куинз-Сентер, я поехал на мост Куинсборо. Это на десять минут дольше, зато у меня появилось ощущение, что я уже оплатил часть своих долгов, ведь проезд по мосту бесплатный, тогда как въезд в туннель стоит двадцать пять центов. Проезжая по мосту, я бросил взгляд вниз и увидел великолепную яхту с наполненными ветром парусами. Красивое зрелище.

Вдруг я вспомнил, что у Хенли тоже была яхта и держал он ее в Роуэйтоне. Яхта называлась «Радость».

XVIII

Машину я оставил в гараже на Второй авеню, всего квартала за три от моего дома. Позвонил Талли. Он разрешил мне воспользоваться его «бьюиком», сам он в любое время мог взять автомобиль своего коллеги.

Я дошел до дома пешком, съел бутерброд, выпил стакан молока, побрился, сменил рубашку и вновь вышел на улицу. На углу я попытался поймать такси, и в этот миг меня настиг пронзительный сигнал клаксона. Заметив краем глаза красную молнию, я отскочил к тротуару и увидел остановившийся на полном ходу приземистый автомобиль ярко-красного цвета. Он чиркнул крылом по моим брюкам.

Сердце едва не выскочило из груди.

- Эй ты, придурок… - начал было я и осекся. Много ли женщин с хвостом черных волос на затылке могут сидеть за рулем красного «Мазерати»?

- Какое удивительное совпадение - встретить вас на этом перекрестке! - сказала она.

Она сидела, положив локоть на дверцу автомобиля, и улыбалась. На ней был серый шерстяной свитер.

Я с трудом выдавил из себя подобие улыбки.

- Кажется, в ваших венах избыток адреналина, - заметила она. - Почему бы вам не ударить меня, чтобы прочистить сосуды?

Я потихоньку приходил в себя.

- Ну что же вы, - сказала она, - садитесь в машину.

Я устроился рядом с ней.

- Куда едем?

- В Коннектикут.

Ни слова не говоря, она направила машину к Ист-Ривер-драйв.

- Послушайте, - сказал я, - это была шутка. Остановитесь, пожалуйста. Приятель одолжил мне машину.

- Зачем же все усложнять? Я вас отвезу.

- Я еще не знаю, сколько мое дело займет времени.

- Я подожду.

- Нет, остановите машину.

- А далеко вы едете?

- В Роуэйтон.

- Заняться парусным спортом?

Она остановила машину, зажгла сигарету и зевнула, закинув руки за голову, отчего грудь ее вздернулась вверх.

- Роуэйтон, Роуэйтон. Да, частенько мы устраивали там потрясающие пьянки: мартини и танцы в постели на десерт. А утреннее похмелье было таким, какого вы, пролетарии, и представить себе не можете. Хотелось бы побывать в этом местечке на трезвую голову - для разнообразия.

- Мне нужно побыстрее попасть туда, поговорить кое с кем и быстренько вернуться. Я вынужден ехать туда один, чтобы не помешать некоему третьему лицу. Тем не менее благодарю за ваше предложение.

- Я лягу возле машины, спрячу мордочку в лапки и буду преданно вас дожидаться, - сказала она. - Я не буду просить соску и буду благоразумной.

- Сожалею…

- Я могу имитировать сирену. Вот послушайте.

Она набрала в легкие побольше воздуха и издала звук, действительно сильно напоминающий полицейскую сирену. Так можно было бы продраться через битком набитую комнату, но в Коннектикуте с таким улюлюканьем далеко не уедешь. Однако это натолкнуло меня на хорошую идею. С «мазерати» больше всего схож «фольксваген». Почему бы не проверить, на что она способна? - подумалось мне.

- Остановитесь вон у того полицейского автомобиля, - попросил я.

- Вы что, хотите меня арестовать только за то, что я прикоснулась к вашим брюкам?

- Господи, неужели вы ничего не можете сделать без пререканий?

Она примолкла и подъехала вплотную к указанному автомобилю. Я показал свой значок и попросил их сопровождать меня до границы города, затем связаться по радио с патрульной машиной и попросить экспортировать меня от границы графства Уэстчестер и передать на границе штата Коннектикут под опеку мотоциклиста.

Лица патрульных вытянулись от удивления.

- Да, но нам придется выехать за пределы нашего сектора, - сказал водитель. - А наш капитан…

- У меня есть для вас прикрытие, - сказал я, - ЮФ - сорок девять.

ЮФ-сорок девять - это специальная форма, которую инспектор заполняет, когда вынужден покинуть пределы города.

- Не понимаю.

- Смотрите. - Я показал ему ручку и блокнот. - Я запишу номер вашей машины и время. Даже накину полчасика, чтобы вы могли потом пойти пропустить по стаканчику.

- Лады, - заулыбался водитель и включил свою мигалку.

Они рванули с места, а мы припустились за ними - со скоростью сто десять километров в час. Мы не отставали. И хотя урчание двигателя «мазерати» стало глубже, машина пожирала километры без видимых усилий. Герцогиня оказалась великолепным водителем. Она не вертела головой, разговаривая со мной, крепко держала руль и, внимательно глядя на дорогу, старалась заранее оценить ситуацию. Она не принадлежала к числу водителей, которые начинают автоматически сигналить, лишь только увидят впереди сбавляющую скорость машину.

Я расслабился, и она почувствовала это.

- Так вы доверяете мне?

- Как водителю - да.

- Первый комплимент за сегодняшний день.

XIX

У Роуэйтона я поблагодарил мотоциклиста. Он сказал, что был рад оказать мне услугу. Не понадобится ли он мне больше? Но моя гипотеза была настолько хрупкой, что мне хотелось ее проверить без свидетелей.

И я ответил, что больше не нуждаюсь в его помощи. Он передал по радио свои координаты и уехал. Герцогиня заявила, что он очень красивый парень, и поинтересовалась, не огорчает ли меня тот факт, что у меня нет такого впечатляющего обмундирования, как у мотоциклиста.

- Нет. Смотрите лучше на дорогу.

- Куда ехать?

- Остановитесь у первой верфи.

Первой оказалась верфь «Марин Перкинс». Нам пришлось преодолеть живую изгородь из лилий, прежде чем мы попали на территорию верфи. Я наполнил легкие свежим соленым воздухом. На полуразбитом ящике сидел сурового вида загорелый старик в бейсбольной каскетке. Насвистывая, он полировал корпус судна. Несколько яхт покоились на стапелях. На земле то тут, то там виднелись отслужившие свой срок винты, сквозь которые уже проросла трава. Воздух был напитан запахом лака, слышался шум волн, бьющихся о стойки причала. Повсюду валялись обрывки цепей, ароматная стружка. Узкий канал был забит суденышками, над которыми с криком кружили чайки. Я захватил в пригоршню стружку и с удовольствием вдохнул ее свежесть. Солнце поливало пристань жаркими лучами.

Я мог бы провести весь день, созерцая местные прелести.

- Вы когда-нибудь ходили на яхте? - спросила герцогиня.

- Нет.

- Я научу вас этому.

Пропустив мимо ушей слова герцогини, я направился к старику.

- Добрый день, - сказал я. - Могу я спросить вас кое о чем?

- Возможно, - откликнулся он с осторожностью оборванца из бедных кварталов.

- Я ищу яхту «Радость».

- Хмм… - Лицо его оставалось бесстрастным. - Вы приятель доктора?

- Нет.

Он расслабился:

- Может быть, вы желаете купить яхту?

- Нет.

Он глянул на меня своим острым глазом.

- Да, - согласился он, - вы не похожи на покупателя.

- Это почему же?

- На ваших руках нет мозолей. Кожа ваша бледна, и нос не шелушится. Вы тут любовались всем этим старым хламом, обрывками ржавых цепей, гнилыми деревяшками… Человек, разбирающийся в нашем деле, никогда не обратит внимания на подобный мусор.

Классный оказался старикан.

- Впрочем, я знаю - вы сыщик.

- Почему вы так думаете? - спросил я, уже по-настоящему заинтересованный.

- Потому что, когда вы наклонились за стружкой, я заметил кобуру под вашим пиджаком, вам бы выбирать для костюмов материальчик потолще.

- Вы Перкинс?

- Ну что вы! Просто иногда ему помогаю, когда он слишком занят. Раньше я командовал тральщиком, ходившим здесь от Стонингтона, но потом сильно повредил ногу и вынужден был оставить дело. Я думаю, вы знаете, кто такой Хенли.

- Более или менее.

- Он приходил сюда один раз. Ему нужен был стаксель. Он собирался идти на яхте в Антигуа в сентябре. А знаете, что это такое?

- Нет, не знаю.

- В это время там сезон тайфунов. И кроме того, неспокойные воды у мыса Гаттерас. Зная об этом, он нанял тут двух придурков и отплыл.

- Но ведь он выкрутился?

- Да, конечно, он вернулся. В Антигуа он потерял мачту, и ему пришлось ставить новую на верфи Нельсона. Я бы сильно удивился, если бы это послужило ему уроком. Он относится к людям, которым что в лоб, что по лбу. Я вам уже говорил - он приходил за стакселем. В тот день шел дождь. Уолтер, Уолтер Перкинс, четвертый в семействе Перкинсов, просил меня продать его подержанный стаксель, который хранился в нашем ангаре. Отличный был парус, Уолтер сам его шил из дакрона. Подержанный, конечно, но как новый. Хенли осмотрел его, скорчил рожу, как будто я предложил ему парашу, и спросил о цене. Я сказал: «Половина цены». Он ответил, что парус был в употреблении. Именно поэтому, объяснил я, мы и просим половину цены. Конечно, вы ничего не смыслите в парусах, но я вам скажу, что половина цены - это удачная сделка.

Хенли предложил четверть цены. «Послушай, костоправ, - сказал я ему, - это разумная цена». Подобные типы не любят, когда их называют костоправами. «Цена вполне разумная - хотите берите, хотите нет». Тогда он взял стаксель и выбросил его в окно, прямо в грязь. Другими словами, мне нужно было его высушить, как следует вымыть и просушить, чтобы он не покрылся плесенью. Я сказал ему: «Плевать я хотел, что вы доктор. Идите и подберите парус, черт бы вас побрал». А он мне ответил: «Если бы ты не был стариком и был повыше ростом, я бы разбил тебе морду». Тогда я ему выдал: «Попробуй только, собачий ты сын, говнюк!» С тем он и ушел. Так вот, его приятель не может быть моим приятелем. Вы ищете «Радость» - она на верфи Себана Симпсона, метров четыреста дальше.

- Благодарю вас.

Мы пожали друг другу руки. Я понял, что значит мозолистая рука.

- Как вас зовут?

- Пабло Санчес.

Он улыбнулся:

- А меня Сэм Уэллес.

Я сел в машину. Герцогиня уселась рядом.

- Одна из причин, по которым я люблю ходить на яхте, - сказала она, - это то, что между двумя рюмками вина встречаешь таких людей, как Уэллес.

Мы подъехали к верфи Симпсона. Там царила деловая и немного праздничная атмосфера. Я застал Севана Симпсона сидящим за круглым столом в комнатке, расположенной в ветхом домишке, построенном прямо на пристани. Это был толстый человек. Его живот тяжелой двойной складкой нависал над коленями. Вентилятор вяло поскрипывал на краю стола.

Я вошел в комнату и спросил:

- Господин Симпсон?

- Мммм…

Он не любил рисковать.

- Уэллес сказал мне…

- Сэм предупредил меня, что вы полицейский из Нью-Йорка, который разыскивает доктора Хенли.

- Да.

- И я не обязан говорить с вами, если я этого не захочу.

- Именно так.

- Хорошо. Могу я посмотреть ваши документы?

Я показал ему свой значок. Это его не удовлетворило. Тогда я протянул ему удостоверение. На этот раз он остался доволен.

- Что он натворил?

- Возможно, он совершил убийство.

- Арестуйте этого подонка, и чем быстрее, тем лучше.

- Я вижу, он не пользуется здесь популярностью.

- Когда вы сказали, что разыскиваете его по подозрению в убийстве, я совершенно не удивился.

- Почему же?

- Судя по всему, Сэм рассказал вам историю о стакселе.

Я кивнул.

- Нельзя стать капитаном тральщика, если не можешь удержать команду в руках. Конечно, Хенли распетушился, ведь Сэм кажется слабаком. Но если его как следует расшевелить, он становится похожим на разъяренного гризли. - Он явно сожалел, что драка не состоялась и он не смог при ней присутствовать.

- Не видели ли вы Хенли в обществе женщины-врача?

- С женщинами видел. А вот с врачами - не знаю. Этот тип не станет представлять своих гостей слугам. Он всегда вел себя так, будто я и рабочие верфи - какой-то сброд, чье присутствие просто необходимо. Первый признак выскочки. А как она выглядела?

- Немногим больше тридцати пяти. Ни красавица, ни дурнушка. Что-то среднее.

- Я думаю, она была здесь. Сюда заезжали очень даже соблазнительные красотки. Были здесь и шикарные дамы, и среднего достатка, и такие, как она.

Шикарные - это, наверно, матери больных детей, среднего достатка - медсестры.

- Какие у него были отношения с этой докторшей?

- Приходилось ли вам дразнить кусочком сахара хорошо дрессированную собачку, а потом убирать сахар в карман? Пока вы ей не разрешите его съесть, собачка будет по-настоящему страдать, но к сахару не притронется. Так вот, в его присутствии она была похожа на такую собачонку. Она дожидалась, когда он позволит ей скушать сахар. А он не торопился, он просто наслаждался.

Он поднялся, подошел к окну и посмотрел на небо.

От яркого солнца в уголках его глаз образовались мелкие морщинки.

- После такой хорошей погоды обязательно будет буря, - сказал он.

- Откуда вы знаете?

- Вон, чайки раскричались. Да и ветер с западного на северо-восточный поменялся и все время усиливается. А кроме того, дымка какая-то в небе. - Он сел на свое место. - Повидал я на своем веку разных людей, побывал в разных портах. И я вам скажу - Хенли человек непредсказуемый. Я даже думал прихватывать с собой оружие, как вы, на случай, если вдруг встречу его за пределами своей конторы. А я, между прочим, не трусишка какой-нибудь.

Нет, он не был трусишкой.

- Вы хотели побывать на его яхте?

- Если это возможно.

- Конечно, можно. Это, правда, незаконно без его разрешения, если только не нужно спасать яхту. А вообще, если его можно каким-то образом поддеть, это доставит мне огромное удовольствие.

- Если он на борту, то может запросто вас ухлопать под предлогом, что вы вломились к нему и он вас не узнал.

- Да уж, а я об этом и не подумал. Но я готов пойти на риск. - Он вытащил из шкафа охотничье ружье, вложил в стволы по патрону, - Я могу сказать, что услышал странные звуки, доносившиеся с яхты, захотел посмотреть, что происходит, и вдруг заметил руку, сжимавшую пистолет; я успел выстрелить первым, подумав, что это взломщик. Ну, что скажете?

- Все начнут стрелять друг в друга, и все будут оправданы за недоказанностью вины.

Губы его растянула широкая улыбка. Мы спустились к причалу. Уверенность, с которой он держал ружье, внушала доверие. Однако с его фигурой ему нелегко будет добраться до яхты.

- Не думаю, что там кто-то есть, - сказал он, с трудом влезая в широкую лодку, пришвартованную к мостику.

Под его тяжестью лодка глубоко осела. Я прыгнул вслед за ним.

- А где же место для меня? - спросила герцогиня.

- Вы остаетесь здесь.

Она хотела возразить, но я был не в настроении вступать в дискуссию, только глянул на нее, и она прикусила язык. Стоя на мостике, она смотрела на нашу удаляющуюся от берега лодку с немым укором в глазах.

Я поинтересовался у Симпсона, почему он прихватил с собой ружье, если уверен, что мы никого не обнаружим на борту.

- Потому что этот тип хитрец, - ответил он. - Если бы к его яхте была пришвартована лодка, это означало бы, что он на борту. Если лодки нет, и его там нет. Но ведь он мог и украсть лодку, а потом оттолкнуть, чтобы отлив отнес ее в океан. Он мог и просто приплыть на яхту, заставив женщину плыть впереди.

Я не рассказывал ему ни о какой женщине.

- О какой даме вы толкуете? - спросил я.

- О докторше, которая здесь замешана. Не зря же вы задавали столько вопросов.

Я греб в направлении яхты. Симпсон сидел на корме, едва выглядывавшей из воды под его тяжестью. Как только мы приблизились к цели, он снял с предохранителя ружье.

- Ему, вероятно, не понравится наш визит, - сказал он.

- Если он полезет на рожон, - сказал я, - убедитесь сначала, что он не шутит, а потом уж стреляйте, но только первым.

- Не волнуйся, сынок. Как только я дам сигнал, падай на живот.

Мы подошли к яхте со стороны открытого моря. На судне не было никаких признаков жизни. Я пришвартовался и поднялся на борт под прикрытием Симпсона. Оказавшись на палубе и вытащив свой пистолет, я помог Симпсону. Люк был задраен. Снаружи висел замок, но это еще ничего не значило - Хенли мог отодрать скобы, а затем, открыв соседний иллюминатор, поставить их на место так, чтобы создалось впечатление, что замок не трогали. С этим типом надо держать ухо востро.

Я отступил в сторону и выстрелил, целясь в скобы. Пуля может прошить дверь, скобы же остались целехонькими.

- Думаю, его здесь нет, - сказал Симпсон.

- Я бы все же хотел посмотреть, что там внутри.

- Нужно сбить замок.

- Под мою ответственность.

Он согласился и протянул мне якорь, который обнаружил в нашей лодке. Он мог послужить отличным рычагом. Без особого труда я вырвал пятисантиметровые латунные шурупы, издавшие протяжный, заунывный звук.

Внутри было сыро и пахло плесенью. У входа на стене висел карманный фонарик - желтый тусклый лучик заплясал передо мной. Я заглянул на камбуз, откинул матрасы со всех четырех коек, заглянул в шкафы, порылся в сундуке с парусами - нигде ничего. Слава Богу!

Я вновь обвел фонариком каюту. На этот раз меня интересовал гораздо более мелкий предмет, чем труп, но достаточно важный. Может быть, письмо, блокнот, конверт с адресом. Но ничего существенного я не обнаружил. Только карты да таблицу приливов и отливов. Я перерыл буквально все в поисках какой-нибудь записки, которую мог оставить доктор.

Вдруг яхта накренилась и вновь выровнялась. Какой-то тяжеловес забрался на борт. Я застыл в ожидании, сжимая в руке свой пистолет.

Массивная фигура возникла в дверном проеме - это был Симпсон.

- Хронометр на месте?

Поискав глазами, я обнаружил его на койке. Он покоился в своем дубовом футляре.

- Он заведен?

Я открыл крышку:

- Нет.

Там же я отыскал аптечку. Ампул с морфием внутри не было. Зато был набор скальпелей, аккуратно уложенных в бархатные ячейки маленькой, плоской коробочки.

Лучшая шведская сталь. Одна ячейка была пуста. Я закрыл коробочку и сунул ее в карман. Симпсон поставил на место замок, и мы спустились в лодку.

Едва я взялся за весла, Симпсон сказал:

- Насчет этого хронометра…

- Да?

- Обычно хронометр заводят автоматически, не думая об этом. Так что я думаю, он не появлялся здесь как минимум с неделю.

Неделя. Конечно, я мог бы заглянуть в квартиру доктора и поискать какую-нибудь улику. Мне могло бы повезти, если бы доктор не был слишком хитрой лисой, чтобы оставлять следы, которые приведут охотника в его логово.

Я пожал руку Симпсону и сел в машину.

- Куда мы едем?

- Возвращаемся в Нью-Йорк. Только медленно.

- Медленно? Что значит - медленно? И почему медленно?

- Потому что я хочу подумать. А на большой скорости думать я не умею.

XX

На выезде из Гринвич-Виллидж полицейская машина просигналила нам остановиться: герцогиня увеличила скорость до ста десяти километров.

Остановившись, она одарила меня очаровательной улыбкой.

- Надеюсь, полицейский окажется красивым парнем, - сказала она.

- Посмотрим, как вы будете выкручиваться. Дорожная полиция Коннектикута известна своим свинством.

- Вам нужно всего лишь показать ваш значок.

- Об этом не может быть и речи.

- Почему?

- Я же просил вас ехать медленно.

- Прошу прощенья. Предъявите, пожалуйста, ваши документы и водительские права.

- Да покажите же ему значок! - кипела герцогиня.

- И не подумаю.

- Ну что за мерзавец!

- Притормозите немного, - вмешался полицейский, - подождите до дома. Могу я посмотреть ваши права?

- Дайте ему ваши права.

Она извлекла книжечку из своей битком набитой разным хламом крокодиловой сумочки. Технический паспорт оказался в перчаточном ящике. Полицейский обошел машину, проверяя номера.

- Почему вы не хотите показать ему свой значок?

- Потому что я просил вас ехать медленно и вы согласились. Вот теперь сами и расплачивайтесь.

- Вы просто дерьмо, которое любит читать людям мораль!

- Ага.

- Но почему? Скажите же, почему?

- Есть такая испанская пословица…

- Плевать я хотела на ваши пословицы!

- Эта должна вам понравиться. Она гласит: «Бери все, что захочешь, но плати».

- Я не нуждаюсь в ваших проповедях, самовлюбленный дурак!

Полицейский подошел к нам и протянул мне водительские права и технический паспорт.

- Я вижу, у вас и так хватает неприятностей, мистер Санчес, - сказал полицейский, широко улыбаясь. - Я ограничусь предупреждением. Однако не позволяйте ей садиться за руль, если не можете ее контролировать.

- Хорошо, - сказал я.

Он сел в машину и уехал.

- Вы не разрешите мне сесть за руль? - спросил я вежливо.

- Пожалуйста, - ответила она холодно.

Я обошел машину, а герцогиня пересела на мое место. Автомобиль был просто великолепен. Мы ехали молча, я пытался найти объяснение смутному чувству беспокойства, зародившемуся у меня в душе. Мне было как-то не по себе, что-то произошло, но я никак не мог понять, что именно. И вдруг меня осенило: «Я вижу, у вас и так хватает неприятностей, мистер Санчес».

Откуда он узнал мое имя? Откуда он, черт побери, мог узнать мое имя?

Я повторил свой вопрос вслух.

Она открыла перчаточный ящичек и достала технический паспорт, который побывал в руках у полицейского. Я глянул в него.

«Мазерати» 1968-го года. Номер двигателя: 191087. Зарегистрирована в штате Нью-Йорк, номерной знак: Г167. Владелец: Пабло Санчес, 142, 74-я улица, Нью-Йорк».

Я затормозил так резко, что только ремень безопасности помешал герцогине разбить лоб о ветровое стекло. Я сбросил ремень и вылез из машины.

- Я предполагал, что вы чокнутая, - сказал я. - Теперь я в этом совершенно уверен. Ну скажите, что творится у вас в голове?

- Это просто подарок от меня. Что в этом плохого?

- Что плохого? Она еще спрашивает! Черт возьми, нельзя же быть такой бестолковой! Например, могут подумать, что я взял взятку, чтобы купить эту машину.

- Вы можете сказать, что выиграли ее.

- Я не игрок, и все об этом знают. Даже если бы я играл на скачках, никто бы этому не поверил.

- Ну тогда - я вам ее подарила.

- Вы, должно быть, глупы как пробка. Это может означать, что я жиголо. И если бы даже ваш муженек не знал комиссара, мне все равно была бы крышка. Да, да, крышка. Капут. Меня бы вычеркнули из списка полицейских. А так как ваш муж и комиссар приятели, мне остается только откинуть лапки. Сделайте одолжение, заберите свою тачку, зарегистрируйте ее на другое имя и поезжайте отдохнуть на Ямайку. Или просто убирайтесь подальше от меня.

- Только не на Ямайку. Сейчас хорошая погода в Марракеше.

- Вот и отлично, поезжайте туда!

Она открыла дверцу и промурлыкала:

- Садись, милый!

- Брысь! - фыркнул я и захлопнул дверцу.

В глазах ее была обида. Бледно-розовые губы притягивали, как магнит. Темнеющая между грудей ложбинка таинственно скрывалась в декольте.

- Бросьте меня в свою постель и заработайте вашу машину, - сказала она.

- Не превышайте восьмидесяти километров.

- Ну хоть поцелуйте меня разок!

- Вы не женщина, а динамит.

Она пренебрежительно махнула рукой и стартовала так, что на асфальте остался метровый черный след. Сумасшедшие любители скоростей называют это «сжечь резину». Мне еще не доводилось видеть след такой длины. Вдали я увидел красную точку, должно быть, герцогиня неслась со скоростью сто восемьдесят километров в час. Вознеся Господу молитву, чтобы она доехала в одной упаковке, я принялся отмеривать шаги. Через несколько минут рядом со мной остановилась машина. Это был все тот же полицейский.

- Голосуешь, приятель?

- Да.

- А, это вы, господин Санчес! Семейная ссора?

- Вроде того.

- Сожалею, но здесь запрещено голосовать.

- Что ж, подчиняюсь. Далеко ли до ближайшего населенного пункта?

- Шесть километров. Но здесь также запрещено ходить пешком.

- А на четвереньках можно?

Он улыбнулся и открыл дверцу:

- Садитесь. У вас и так масса неприятностей. Я подвезу вас.

У перекрестка он высадил меня и посоветовал пройти километров пять на юг. А там от Нью-Хэвена ходит поезд до Нью-Йорка.

Прогулка оказалась приятной: в ботинки то и дело попадали мелкие камешки, мой организм потерял около литра воды, я вынужден был вступить в единоборство с рослым псом, который охранял проход мимо антикварной лавки, но документы я предъявил лишь одному полицейскому.

Зато мне выпало счастье подышать ароматами скошенных трав. Это была настоящая трава. Трава, которая покрывала всю территорию Соединенных Штатов до высадки первых европейцев. Я наслаждался. Прекрасный способ вытравить из себя запах морга. Я ловил кайф до самой границы штата Нью-Йорк.

XXI

Спустя два часа я уже входил в свою квартиру. Я принял душ, побрился, переоделся и снял с руки изрядно замызганную повязку. Опухоль заметно спала, но нитки все еще торчали из швов, как ежовые иглы. Ужасное зрелище. Я перевязал руку, спустился на улицу, проглотил в ближайшем кафе сандвич и отправился в гараж. Ремонт моего «олдса» был закончен.

Откровенно говоря, я не знал, что предпринять. Прогуливаясь по Мэдисон-авеню, я созерцал дорогие картины, выставленные на продажу, любовался дорогими женщинами, предлагавшими себя. Войдя в бар, я заказал виски, но так и не притронулся к нему. Я открыл телефонный справочник Манхэттена.

Наш доктор проживал на Пятидесятой улице, недалеко от Первой авеню. Я заплатил и вышел, оставив нетронутый стакан на столике.

Я остановился перед небольшим, довольно элегантным домом и закурил. Семь этажей - по одной квартире на каждом. Фасад облицован розовым мрамором, и много, много стекла. В вестибюле симпатичный фонтан с лягушкой, извергающей струи воды. Перед домом ни деревьев, ни кустов, только гравий да в беспорядке разбросанные в стиле дзэн булыжники. Пейзаж как раз для делового человека, возвращающегося после тяжелого трудового дня.

У дверей стоял портье в белых перчатках. Над рядом начищенных до блеска пуговиц торчала арбузообразная голова. У лифта маячил еще один тип в белых перчатках. От всего этого разило большими деньгами.

Я вздохнул и выбросил сигарету. Осмотрев меня с ног до головы, портье уставился на мои ботинки. После длительной прогулки они были покрыты толстым слоем пыли. Я стоял и ждал, когда он соизволит произнести что-нибудь типа «здравствуйте», или попросит денег, или даст адрес магазина, где можно купить более элегантную рубашку, чем моя.

- Добрый вечер, - сказал я.

- Что вам нужно?

Еще один вежливый гражданин.

- Добрый вечер, - повторил я. - Постарайтесь сказать это без особого отвращения, - продолжал я ободряюще, одновременно изучая медные таблички с именами жильцов.

Таблички было прочно вделаны в мраморные стенные плиты. Я быстро нашел то, что искал: «Зс, доктор Чарльз Хенли».

- Классный домик, - сказал я.

- Вы ищете неприятностей? - спросил портье, приближаясь ко мне.

Настало время действовать. Я вытащил свой значок. Смешно видеть, как люди, которые надуваются, словно индюки, когда, по их мнению, имеют дело со слабым или незначительным человеком, вдруг выпускают воздух, как дырявый воздушный шар, лишь только заметят, что сами оказались в положении слабейшего. Кажется, что они, стремительно вращаясь вокруг собственной оси, вдруг меняют направление движения, резко останавливаются и падают на землю, превращаясь в маленькие неприметные комочки.

- Где мне найти портье? - спросил я.

Этот вопрос привел его в замешательство, - в подобных местах не бывает даже управляющего, а есть главный администратор.

- Господин Макклилан. Квартира два «м».

- Спасибо.

- К вашим услугам.

Я восхитился его хорошим воспитанием. Он предложил мне подняться на лифте.

Господин Макклилан носил темный костюм бизнесмена. Волосы его были зачесаны назад. Мой визит его обеспокоил. У Макклилана были дубликаты всех ключей, развешанные на доске у стола. Я сразу заметил ключ с биркой «Зс».

Главный администратор нахмурился. Я угадал его мысли: вероятно, он видел калейдоскоп броских заголовков, как вспышки неоновой рекламы в центре ropoда. А вот и приблизительный текст: «Скандальное дело в роскошных апартаментах».

Я заявил, что хотел бы заглянуть в квартиру доктора Хенли.

В его глазах застыл немой вопрос.

- Все, что вы должны сделать, - это впустить меня в его квартиру.

- Но…

- Я прекрасно понимаю, что это не вполне законно. Но вы можете войти вместе со мной и проследить, чтобы я случайно не прихватил в качестве сувенира какую-нибудь пепельницу.

Он не двигался с места. Я вздохнул и поднялся. Макклилан закрылся рукой, будто готовился отразить удар:

- Но доктор Хенли сейчас у себя.

Раз двадцать я, как автомат, повторил про себя: «Я не должен принимать желаемое за действительное. Я не должен принимать желаемое за действительное».

Макклилан ни в коем случае не должен был предупредить доктора о моем приходе. Я попросил его подняться вместе со мной и позвонить Хенли. Я хотел застать его врасплох.

- А что я ему скажу?

- Вы бы не работали здесь, если бы были идиотом.

Мы вошли в лифт. На каждой стенке висело по зеркалу в человеческий рост. Была даже ваза с одной-единственной розой. Я спросил Макклилана, не выписали ли они эту кабину из Версаля, но он был слишком занят своими невеселыми мыслями.

Я вытащил пистолет, снял его с предохранителя и сунул в карман пиджака. Макклилан побледнел. Я ему объяснил, что в случае перестрелки он должен упасть на пол и ждать, пока я не разрешу ему встать. На его лице появилась гримаса ужаса.

- Что он натворил? - прошептал он.

- Купил четыре блока сигарет в Нью-Джерси, - ответил я.

Несмотря на свое состояние, он наградил меня презрительным взглядом.

Он надавил на кнопку звонка. Из-за двери раздался голос:

- Да?

- Я… - начал Макклилан, но голос его сел из-за недостатка слюны.

- Да? - повторил Хенли раздраженно.

- Вас дожидается полицейский. Это по поводу вашей машины. Он утверждает, что вы припарковали ее слишком близко к пожарному крану.

Блестящая идея. Этот Макклилан далеко пойдет. Он прекрасно знал, что любой американец, даже если он замешан в преступлении, обязательно переставит свою машину, чтобы избежать штрафа в пятнадцать долларов.

- Передайте этому невеже, что моя машина стоит за километр от пожарного крана! - прокричал Хенли.

Я глянул на Макклилана. Можно было довериться человеку, придумавшему историю с пожарным краном.

- Но он стоит рядом со мной, - заявил главный администратор. - Он не хочет уходить.

- О Господи!

Звякнула цепочка, ключ повернулся в замке, и дверь открылась. Макклилан прижался к стене. Правой рукой я сжимал в кармане пистолет, а левой протянул Хенли мой значок. Если бы он сделал малейшее подозрительное движение, я бы бросил значок ему в лицо, чтобы отвлечь.

Мне стало ясно, почему не слишком симпатичная докторша потеряла из-за него голову. Не говоря уже о медсестрах и молодых матерях.

Он был здоров как бык, носил коротко стриженные седеющие волосы. Он походил на одного из парней, позирующих для культуристских журналов. На нем была обтягивающая футболка, из тех, что производят специально для типов вроде Хенли, чтобы они могли демонстрировать свои мощные бицепсы.

Мои бицепсы тоже достаточно мощны, но все же не до такой степени. Мне бы не хотелось встретиться с ним один на один. Его брюки цвета хаки имели безукоризненные стрелки. Он был загорелым до черноты, имел белоснежные ровные зубы, голубые с искрой глаза и маленькие аккуратные уши.

Он спокойно и внимательно изучил мой значок:

- Теперь штрафы назначают инспекторы полиции?

Я взглянул на Макклилана. Теперь я понял, почему он так не хотел звонить доктору. Глаза Хенли были похожи на две маленькие льдинки. У меня возникло впечатление, что этот человек способен на хладнокровное убийство.

- Это я попросил администратора сказать так, - пояснил я.

- Вы слишком часто ходите в кино, - откликнулся Хенли. - Если вы хотели поговорить со мной, достаточно было сказать мне об этом, так поступают все нормальные люди.

- Нам слишком часто приходится встречаться с людьми, которые бегают от полиции, как мыши от кота. Так что это у нас вошло в привычку.

- В таком случае заходите, мистер…

- Инспектор Санчес.

Услышав мое имя, он удивленно повел бровями.

- В этой стране все имеют равное право на труд, - объяснил я. - Сейчас власти особенно внимательны к национальным меньшинствам.

Я вошел и закрыл дверь перед носом загрустившего Макклилана. Он, должно быть, чувствовал себя страшно несчастным - теперь он вряд ли дождется от Хенли традиционного рождественского подарка.

Я переложил свой кольт тридцать восьмого калибра из кармана в кобуру.

- Проблема стоянок, должно быть, сильно вас беспокоит, если вы вламываетесь в квартиру только из-за того, что машину поставили слишком близко к пожарному крану, - сказал он.

- В Нью-Йорке вообще весело живется.

Он вошел в комнату, смело ступая по персидскому ковру, который стоил никак не меньше семи тысяч долларов. Для меня семь тысяч огромная сумма, как для того мальчика, у которого спросили его мнение о деньгах.

«Восемьдесят семь долларов - вот это деньги», - ответил он. Мебель была старинная, тонкой и дорогой работы. На стенах несколько картин - черные линии по белому фону. Овальный столик украшала серебряная ваза, наполненная оранжевыми цветами, похожими на маленькие крапчатые трубочки. Букет отражался в полированной, темной поверхности стола. Все было роскошно и строго.

- Не хотите ли выпить что-нибудь?

- С удовольствием.

Он улыбнулся:

- Я думал, полицейские не пьют при исполнении.

- Я иногда нарушаю устав.

Ответ ему явно понравился. Он, видимо, соответствовал его собственной философии. Я почувствовал, что его враждебность постепенно улетучивается. Хенли взял хрустальный графин и наполнил два стакана.

- Лучший самопальный бурбон, - сказал он. - В свое время у меня был клиент из Теннесси, он каждый год присылает мне партию. Правда, он не платит федеральных налогов. Дело совершенно незаконное. У вас нет возражений?

- Мы в Нью-Йорке. Тем хуже для федеральных властей.

Это замечание ему тоже понравилось. Я сел.

- Вам нравится этот стул?

- Очень симпатичный.

- Это чиппендейл красного дерева, - похвастался он. - А охотничий столик я нашел в графстве Армаг.

- Армаг?

- В Ирландии. Родовое поместье Хенли. Вишневое дерево, начало восемнадцатого столетия. - Он ласково провел рукой по блестящей, шелковистой поверхности крышки. - Десять слоев бесцветного лака, положенного вручную. Создается впечатление, что дерево прозрачное.

Я прикоснулся к столику кончиками пальцев.

- Как шелк, - сказал я. И, не меняя тона, прибавил: - А где доктор Лайонс?

Иногда неожиданным вопросом можно застать человека врасплох. Но только не такого человека.

- Дорогой мой, откуда же мне знать, где она?

- Насколько мне известно, вы достаточно близки.

- Да. Когда-то были. Она стала слишком навязчивой, и я порвал с ней.

- Вот так просто?

- Да, так просто. Налить вам еще?

- Конечно.

На этот раз он налил мне двойную порцию.

Некоторое время я молча попивал свое виски. Да, у него был неплохой приятель в Теннесси. Я еще раз обвел взглядом комнату. Зачастую молчание и спокойное поведение заставляют преступника нервничать. На лбу выступает испарина, рубашка темнеет от пота под мышками, лицо бледнеет. Человек начинает то и дело облизывать губы, пить много воды.

Лоб Хенли остался сухим. Он не вспотел, был румян и не облизывал губы.

Это вовсе не значило, что он не был виновен, просто он не ощущал угрызений совести. Да, этот парень был крепким орешком.

Я опустил свой стакан на столик.

- Я хотел бы осмотреть вашу квартиру.

- У вас, конечно, имеется ордер на обыск, в котором указано, что вы ищете?

Он прекрасно знал, что у меня не было ордера. Я ему в этом и признался:

- Нет.

На его губах играла усмешка. Он смотрел на меня так, будто у меня расстегнута ширинка, а я об этом не догадываюсь.

- Я мог бы вам указать на дверь, вы это знаете?!

- Нет, вы не можете этого сделать. Вы сами пригласили меня, не забывайте. Но я действительно не имею права проводить обыск в вашей квартире.

- Что ж, если вы хотите произвести осмотр, то я, как лояльный гражданин, не буду чинить вам препятствий.

Я встал. Ситуация была предельна ясна. Здесь нечего было искать. Однако в надежде на то, что он мог совершить какую-нибудь маленькую ошибочку, я начал открывать все ящики подряд. Я искал бумагу, бечевку или коробочку, похожие на те, что были получены по почте. Может, посчастливилось бы отыскать скальпель, который отсутствовал в аптечке на яхте «Радость». Ничего.

Он следовал за мной по пятам, останавливая мое внимание на ящичках, которые я не заметил.

Я открыл их все, пытаясь отыскать одно из компрометирующих Хенли писем Лайонс, которое дало бы мне возможность его арестовать.

Сигареты, спички, канцелярские скрепки. Писем не было. Ничего не было. Да и что там могло быть? Этот человек был умен. Рейтинг его интеллекта наверняка превышал мой.

Шкафы тоже не хранили ничего интересного. Я почувствовал, что краснею под его вежливым, внимательным и чуть насмешливым взглядом. Доктор Лайонс не лежала связанной в бельевом мешке. И платьев ее тоже не было. Впрочем, это ни о чем не говорило. Ведь она провела немало ночей у него в квартире.

Вернувшись в гостиную, я остановился у охотничьего столика и положил на него руку. Поверхность была прохладной, гладкой, шелковистой - я подумал о герцогине.

- Прекрасная мебель, не правда ли?

Он стоял у меня за спиной, чуть сбоку. Голос его оставался абсолютно спокойным, расслабленным. Я опустил глаза и увидел в зеркальной поверхности стола отражение его лица. Он смотрел на мою спину и не догадывался, что я вижу его.

Мне еще никогда не доводилось наблюдать выражение столь страшной ненависти на человеческом лице. А ведь я встречал преступников, обладавших особой способностью к ненависти. Но что поражало больше всего, так это контраст между спокойным голосом и звериной злобой в глазах. Он был великолепен. Никто на его месте не мог бы столь блестяще владеть голосовыми связками, одновременно проявляя так наглядно дикие инстинкты убийцы.

Такой человек вполне способен посылать женские пальцы по почте шефу полиции. Он способен заставить женщину сделать татуировку на безымянном пальце. Он способен проводить ложные операции. Он способен на все.

Осознав, что нахожусь всего в пятидесяти сантиметрах от Хенли, я почувствовал неприятное покалывание в левой почке. Не собирается ли он всадить мне в почки скальпель? Впрочем, доктор наверняка знает и более уязвимое место. Он, кроме всего прочего, мог захватить мою шею мускулистой левой рукой, которая была раза в два толще моей, а правой преспокойно отобрать у меня пистолет.

Впрочем, это было бы неразумно с его стороны, - во всяком случае, не сейчас. У меня не было улик против него, и он это знал. Однако подмеченный мной контраст между его голосом и выражением лица заставил меня быть предельно осторожным.

Я слегка отодвинулся в сторону, готовый отразить нападение.

Ничего не случилось.

- Какие красивые цветы! - сказал я.

- Тигровые лилии.

- Они долго стоят?

- Не особенно. Я меняю их каждые два дня.

- Я бы тоже купил таких. Они дорогие?

- Не слишком - для этого района. Если вы их купите, поставьте в медную вазу. Они прекрасно сочетаются с красноватым цветом меди.

Мы мирно беседовали об искусстве декора, сильно смахивая на двух гомиков, я даже, грешным делом, начал подозревать его в определенных намерениях по отношению к моей особе.

- Спасибо за совет.

- Могу еще чем-нибудь быть полезен?

Да, ты можешь сказать, где прячешь доктора Лайонс, подонок.

- Нет, пока все.

Заставить его нервничать. Обескуражить. Может быть, тогда он чем-нибудь выдаст себя. Показать, что я достаточно осведомлен. Такой метод хорош с людьми, чей интеллектуальный рейтинг колеблется от 65 до 115. Но проблема в том, что рейтинг этого парня достигает, видимо, 190.

Я вошел в лифт.

- До свидания, - сказал я портье.

Он повторил мои слова, прибавив «мистер». Когда-нибудь, может быть, он будет вежлив и с людьми, у которых не окажется полицейского значка.

Минут двадцать пять я бродил по кварталу. Зашел во все цветочные лавки. Их было девять, ни в одной из них никогда не продавали и не собирались продавать тигровые лилии.

- Почему? - спросил я у последнего торговца.

- Почему? Потому что на них нет спроса, вот почему.

- А жаль, такой красивый цветок.

- Да уж. Мне они тоже нравятся, даже больше, чем орхидеи. Но они растут повсюду на северо-востоке. А то, что растет просто так на лужайках возле домов, не покупают. Как на Амазонке - там не покупают орхидеи.

Вот и тема для размышлений. Я занялся этой проблемой, направляясь к ночному бару, где между Лайонс и Хенли произошла ссора.

XXII

Я медленно прошелся перед заведением «У Бруно». Большинство жителей Манхэттена не имеют никакого представления об окраинных ночных барах. Они считают их убогими, грязными, с примитивным ревю и пианистами пятой категории. Но такие характеристики не имели отношения к «Бруно».

Обширная автостоянка. На въезде маленькая будка для дежурного с висящей на ней табличкой, уведомляющей о необходимости обратиться к служащему, ответственному за парковку автомобилей. И не мудрено, при наплыве посетителей машины стоят вплотную.

Я обошел вокруг ближайших домов - старая привычка. Я всегда как следует исследую фасад, фланги и тылы любого места, откуда мне или кому-то другому, может быть, придется уносить ноги. Когда возникает необходимость брать ноги в руки, уже некогда заниматься изучением топографии.

Задняя дверь была открыта. Я заглянул в кухню: белые стены, покрытый кафелем пол с двумя сточными отверстиями, повара в безукоризненно белых фирменных куртках. Здесь можно было пообедать без всякого риска. Я вернулся к стоянке, и служащий предложил припарковать мою машину. Я было полез в карман за бумажником, чтобы наградить его долларом. Эта привычка осталась с того времени, когда мне приходилось работать нелегально, не привлекая к себе внимания. Но на этот раз я расследовал преступление, не велика беда, если он узнает, что я полицейский. Доллар-то пришлось бы платить из своего кармана. Бумажник остался спокойно лежать на своем месте.

Улыбка паренька погасла остывающим угольком. Я показал свой значок. Между нами сразу возник непреодолимый барьер.

- Полиция, - сказал я. - Поставьте мою машину так, чтобы я смог побыстрее выехать.

- Чем быстрее, тем лучше, - пробормотал он, садясь за руль.

- Я что-то не расслышал…

- Да, конечно, в первый ряд.

Войдя в бар, я обратил внимание на драпировку из красного бархата, подвешенную между двумя сверкающими медными стойками, на метрдотеля весьма благородной наружности и на прислугу в гардеробе - пышногрудую женщину, одетую в бледно-голубое облегающее шелковое платье с глубоким вырезом.

Метрдотель стоял за стойкой, на которой лежал впечатляющих размеров журнал в красном кожаном переплете. Этот солидный человек напоминал хорошо выдрессированного голодного льва, ожидающего часа кормежки. Пока я приближался к нему, он ввел все мои данные: одежду, выражение лица, походку - в свой природный компьютер, которым обладает каждый метрдотель, желающий соответствовать этому званию. Результаты, кажется, были не блестящими. Спрятанная под стойкой лампа рассеянным светом освещала журнал. Он спросил, заказывал ли я столик. В зале было сколько угодно свободных столиков. Нет, ответил я, не заказывал.

На лице его отразилось сомнение, и он задумчиво пощелкал карандашом по зубам. Именно в этот момент представитель высших классов вложил бы в его ладонь пятидолларовую купюру. Но так как я не принадлежал к высшим классам, движения по направлению к бумажнику не последовало.

- Хммм, - пробормотал он, открыв журнал заказов, нахмурил брови, покачал головой и вновь его закрыл. - Хммм…

У него был едва уловимый акцент, природу которого я никак не мог понять, но довольно изысканный.

- Что, нет мест? - спросил я.

- У нас необходимо делать предварительный заказ, сэр, - сказал он.

Глаза его были нацелены на люстру. Ему, вероятно, было тяжело смотреть на таких оборванцев, как я.

Я взял журнал и раскрыл его, прежде чем он смог мне помешать. На этот вечер было заказано всего два столика, да и то на более позднее время.

- Этот журнал не предназначен для клиентов.

- Тысяча извинений, но мне нужен столик.

Он все же решился:

- Пожалуйста, сюда, сэр.

По тону, каким он произнес слово «сэр», можно было подумать, что он обозвал меня подонком.

Метрдотель направился к маленькому столику у входа на кухню. Таким было мое наказание.

Я выбрал столик посередине зала. За соседним сидела девушка. Она-то и была причиной моего выбора. Усевшись, я обнаружил, что девушка, безусловно, не одна; она поджидала отлучившегося кавалера.

Метрдотель наконец заметил, что я отстал. Он направился ко мне - глаза его полыхали недобрым синим пламенем.

Он заявил, что столик зарезервирован. Я ответил, что хочу только съесть гамбургер и уйти. Метрдотель повысил голос, постепенно нас окружили официанты - на случай скандала.

Вдруг за моей спиной раздался властный голос:

- Что здесь происходит?

- Господин Бруно, этот господин не зарезервировал столик. Я проводил его…

Господин Бруно на самом деле не был господином Бруно. Это был Винсент Сальваджио, проживавший на 114-й улице. Мафия. Четыре года назад я арестовал его за хранение героина, предназначавшегося для продажи, ношение оружия без разрешения и разбойное нападение. Когда он пытался овладеть своей пушкой, я бросился на него и раздробил его правую руку о стену. Нападение произошло в тот момент, когда он ударил меня в живот, но у меня хватило сноровки зацепить его за щиколотку и бросить на землю. При падении он ударился головой об асфальт и потерял сознание. Его адвокат был великолепен, судья благосклонен, а заместителем окружного прокурора оказался выпускник университета. Сальваджио тогда выкрутился.

- Мистер Санчес! Вы можете сесть за любой столик. Если мистер Санчес еще когда-нибудь к нам заглянет, вы должны обслужить его по высшему разряду! По высшему! А счет пришлете мне. Согласны, мистер Санчес?

Девушка за соседним столиком, казалось, была очарована этой сценой. У нее была красивая грудь, и она мне улыбалась. Вообще, у меня слабость к рыжеволосым женщинам. Как, впрочем, и к брюнеткам, и к блондинкам. Однако все мои надежды на успех рассеялись утренней дымкой, когда к столику вернулся ее кавалер.

- Как дела, Винни? - спросил я.

- Мистер Санчес, прошу вас звать меня Бруно. Это мое имя здесь. Прошу вас оказать мне эту услугу.

Я ничего не имел против:

- Как дела, Бруно?

- Прекрасно, очень хорошо. Я завязал с прошлым. Конец наркотикам. Я управляю этим заведением на вполне законных основаниях. Гарсон!

Официант примчался в мгновение ока. Я заказал филе с кровью, жареный картофель и салат.

- Что вас привело в этот район? - спросил Бруно, пытаясь сохранить безразличный тон.

- Я веду следствие. Черт возьми, Бруно, успокойтесь! Речь вовсе не идет о наркотиках. Я здесь по делу, но я не знал, что это ваше заведение. Так что перестаньте нервничать.

Он, конечно, не поверил ни единому моему слову. Я объяснил, что пришел навести справки о ссоре, происшедшей здесь несколько месяцев назад между мужчиной и женщиной. Не знает ли он что-нибудь об этом?

- Я? Ничего. Но можно спросить у Луиджи. Луиджи!

Подошел метрдотель.

- Он настоящий герцог, - заявил Бруно не без гордости. - Его предки владели замком в Тоскане. Представляете?! И вот я, бедный крестьянин из Катаньи, командую итальянским герцогом! Да, вот это страна! Я просто балдею, когда называю его по имени. Но ему самому так хочется. Луиджи, мистер Санчес хотел бы задать вам два-три вопроса.

- С удовольствием.

Луиджи пристально разглядывал вторую пуговицу моего пиджака. Я тоже посмотрел на нее - пуговица болталась на одной ниточке.

- Как только пожелаете, Луиджи, - сказал я.

Моя реплика не понравилась Бруно. Он был шокирован.

- Послушайте, мистер Санчес, - зашептал он мне на ухо, - ведь это же настоящий герцог!

Если бы он знал, что совсем недавно я имел дело с герцогиней!

- Луиджи, - начал я вежливо, - несколько месяцев назад один мужчина и одна женщина повздорили здесь у вас. Он красивый, крепкого телосложения, лет сорока, седеющие волосы ежиком, хирург из «Грир дженерал». Она тоже доктор, около тридцати пяти лет, не особенно симпатичная. Тоже из «Грир дженерал». О чем они говорили?

Луиджи внимательно изучал мои ногти. Я подрезал их обычными ножницами и никогда не делал маникюра. Но чистил довольно часто. Не очень ухоженные ногти, должно быть, вызывали у него тошноту.

- Кто вы? - спросил он.

Бруно закрыл глаза. Я показал метрдотелю свой значок. Это его не впечатлило.

- Луиджи! - занервничал Бруно.

- Нет, - ответил Луиджи, - я ничего не помню.

- Ничего?

- Ничего.

- Они пришли сюда вместе, - сказал я, - а потом поссорились.

- Нет, я ничего не могу припомнить.

- Может быть, вспомнит кто-нибудь из официантов?

- Нет, боюсь, что нет.

- Чтобы быть уверенным, надо спросить их.

Естественно, Луиджи лгал. Любой метрдотель всегда знает обо всех скандалах, заканчивающихся потасовкой. Такие вещи не скроешь.

- Господин Бруно, - сказал Луиджи.

- Да?

- Обязан ли я отвечать на эти вопросы?

Бруно повернулся ко мне. Он был в затруднительном положении.

- Ну что вы, конечно, нет, - ответил я. - Я мог бы, впрочем, вызвать вас на допрос, но это потребует столько времени - ужасно много всяких формальностей. Вам придется ехать в Манхэттен. А уж там вы будете лгать или говорить правду. Затем мне придется допросить всех официантов и других служащих, но в конце концов я все же узнаю, что здесь произошло. Так вот, эта беседа могла бы избавить всех от лишних забот и нудной поездки в Манхэттен.

Я произнес эту маленькую речь с чрезвычайной вежливостью и дружелюбием, хотя мне до безумия хотелось двинуть ему ногой кое-куда. Проявляя дружелюбие к аристократии, вы совершаете большую ошибку. Они сразу начинают подозревать вас в слабости и в том, что вы испытываете величайшее уважение к тем, кто избран Богом для управления людьми и до сих пор управлял бы нами, если бы не безобидные исторические инциденты, которые называют революциями.

- Что ж, - сказал Луиджи, - почему бы не заняться всеми этими формальностями? Я с удовольствием после допроса похожу по магазинам.

Он надеялся довести меня до белого каления. Но я ограничился вежливым вопросом:

- По магазинам братьев Брукс?

Он кивнул.

- Знаете, Луиджи, - сказал я, - мне кажется, что Кляйн подошел бы вам больше.

У него напрочь отсутствовало чувство юмора, а у меня не было больше времени для развлечений. Я вытащил свою записную книжку и встал.

- Спасибо, Луиджи, - сказал я.

Я попросил у Бруно линейку, которую он и вытащил с беспокойным видом из стола кассира. Я отправился на кухню и принялся измерять расстояние от задней двери до плиты, диаметр урн и расстояние, на котором они находились от холодильника. Все данные я аккуратно записывал. Пришлось измерить и ширину проходов между кухонными столами и расстояние между огнетушителями.

Если бы кто-нибудь удосужился проверить соблюдение всех правил гигиены и противопожарной безопасности, установленных в городе Нью-Йорке, то пришлось бы закрыть девяносто процентов ресторанов.

- Сколько у вас урн?

- Все здесь, пять штук, - ответил Бруно, пребывавший на грани отчаяния.

- Пять?

Я нахмурился и черкнул несколько слов в записной книжке. Обмерил вытяжку, подвешенную над плитой. Бруно начало трясти. Я, конечно, не имел никакого представления обо всех этих правилах, но любого владельца ресторана можно довести до нервного потрясения, производя замеры и с серьезным видом записывая цифры в блокнот.

- Бруно?

- Да, мистер Санчес?

- Я уже обнаружил четыре серьезных нарушения. Я прекрасно понимаю, что вы управляете вполне солидным заведением, и было бы жаль, если бы его пришлось закрыть.

- Мистер Санчес…

Я поднял руку, требуя внимания:

- Я могу вызвать инспектора по гигиене, который приедет сюда через три четверти часа. Еще меньше времени мне потребуется, чтобы пригласить пожарного инспектора. И мы будем вынуждены закрыть ваш ресторан по причине повышенной пожароопасности и невыполнения требований гигиены. Вы понимаете это?

Судя по выражению лица, он это понимал. Хорошо, что он оставил свою прежнюю профессию. В данной ситуации, когда у него была причина возненавидеть меня, я бы не хотел повстречаться с ним в каком-нибудь темном переулке.

- Да, я понимаю, что вы можете заставить меня прикрыть лавочку, но Луиджи настоящий…

- Знаю, но я тоже настоящий детектив. И мне не доставит никакого удовольствия будить его завтра в одиннадцать часов и прямо в шелковой пижаме, тепленького…

Бруно улыбнулся:

- Откуда вы знаете, что у него есть шелковая пижама?

- Все герцоги носят шелковые пижамы. Так вот, когда я доставлю его в комиссариат, я вынужден буду обойтись с ним довольно грубо. Это ему не понравится. А вы можете облегчить ему жизнь. Сейчас я вернусь в зал и примусь за свой великолепный бифштекс, а вы пока поразмышляйте над моим предложением.

Я вернулся к своему столику. Классный пианист наигрывал мелодию Гершвина. Бифштекс был сантиметров шесть толщиной и такой нежный, что его можно было есть ложкой. У Бруно было шикарное заведение, и мне стало стыдно, что я так беспардонно облазил всю кухню с линейкой и запудрил ему мозги всякими небылицами.

Девица за соседним столиком продолжала строить мне глазки, когда ее кавалер отворачивался. Надо сказать, у нее была чудная фигурка, и, если бы не работа, я бы подарил доллар бабульке, дежурившей в дамской комнате, чтобы она ей передала от меня послание.

Я расправился уже с половиной бифштекса, когда к столику подошел Луиджи.

На его щеках горело по маленькому красному фонарику.

- Садитесь.

- Спасибо, предпочитаю стоять, - ответил он, глядя поверх моей головы.

Я пожал плечами. Он был из тех, кто плохо усваивает уроки.

- Они заходили сюда один-два раза в неделю. Она цеплялась за него обеими руками, а он снисходительно позволял ей это. Безумно влюбленная женщина. Это было заметно, весь ее вид говорил об этом. Мы хорошо помним эту парочку, потому что они всегда оставляли слишком скромные чаевые, как большинство богатых людей, считающих, что деньги не растут на деревьях. Она иногда просила его оставить больше, много говорила, не сводила с него глаз. А он на нее не обращал внимания, зевал, разглядывал других женщин. Он смертельно скучал, не слушал ее. Что касается меня, когда женщина мне надоедает, я бросаю ее, пфф-ф-т - все кончено! Но у них это тянулось до того скандала прошлой осенью.

О чем мне и рассказал Моррисон.

- Она обвинила его в том, что он встречается с другими женщинами. Он не отрицал. Она была под хмельком. Начала кричать на него. Это было похоже на истерику. Тогда он дал ей пощечину. Она так и застыла с ошалелым видом. Он встал и вышел. Через пару минут она, ни слова не говоря, последовала за ним. Их не было видно в течение всей зимы. И вот, кажется в марте, они вновь появились. Заходили два-три раза в месяц. Все было по-прежнему. Только у нее появилось кольцо - на правой руке.

- Вы уверены, что на правой?

- Да. Абсолютно уверен. Метрдотели замечают такие вещи. Это наша работа. Как и детективов, нас интересует все, что в цивилизованных странах называют личными делами.

Я пропустил его намек мимо ушей. Бруно, должно быть, здорово намылил ему шею во время их беседы на кухне.

- Это было любопытно, - продолжал он. - Не то, что она носила кольцо на правой руке, а то, что она вообще его носила. Они не были похожи на супружескую пару. Некоторое время они не заглядывали к нам. И вот, дней десять назад, вновь появились. Но теперь кольцо у нее было уже на левой руке, и очень широкое. - Это утверждение не вызывало у меня сомнений. - Я подумал, что какой-нибудь мужчина пытался с ней флиртовать и она хотела дать ему понять, что не свободна. Но это только мои предположения.

- Это все? - спросил я вежливо, не надеясь услышать ничего нового. Он подтвердил все, о чем рассказал Моррисон.

- Да. Была еще одна ссора.

- Еще одна? - Моррисон, должно быть, ничего не знал об этом. Ресторан Бруно, видимо, располагал к скандалам. Во всяком случае, этих двух хирургов. - Из-за чего же они повздорили на этот раз?

- Она хотела пойти с ним на яхте. Он сказал, что ему надоело плавать, надоела яхта, надоел жулик с верфи, надоел госпиталь, страна и она тоже надоела.

- Как вам удалось услышать все это?

- Прежде всего, я расспросил официанта. Кроме того, я и сам немало услышал, мой столик находится как раз через два столика от их любимого места. И потом, так как он довольно много выпил, он говорил громко, хотя, должно быть, думал, что шепчет. Мне продолжать?

- Да.

- Он заявил, что собирается продать яхту. Она спросила, что они будут делать летом без яхты. Он ответил, что ему наплевать, прошу прощенья, на то, что собирается делать она, но он сам снял виллу, на которую - он это подчеркнул она не приглашалась.

- Он сказал где?

- Вот тогда она встала и бросила ему в лицо свой стакан.

- И что потом?

- Если бы они были одни, я думаю, он бы ее убил. Я видел его лицо.

Я был весь внимание.

- Когда она метнула в него стакан, он держал в руке вилку, и рука эта, вооруженная вилкой, стала подниматься. Я подумал, что он всадит ей эту вилку в лоб. Но он сдержался. Рука его дрожала.

- И что же?

- Он вытащил из бумажника двадцатидолларовую купюру - счет составлял долларов четырнадцать - и ушел, не дожидаясь сдачи. Это были его самые щедрые чаевые. Потому-то все так хорошо запомнили случившееся. Она теребила скатерть, пока официант убирал со стола. Ее было жаль. Она заказала кофе и выпила его, у нее была своя гордость. Она даже подобрала осколок стекла, не замеченный официантом. Положила его на столик и ушла. С тех пор я их больше не видел.

- Вы видели выражение ее лица?

- Да. Когда она запустила ему в голову стаканом, я подумал, что она дошла до последнего предела, а женщина, доведенная до такого состояния, может стать опасной. Она же женщина умная. И я почему-то начал побаиваться за него. Я был уверен, что она отомстит, и отомстит жестоко.

Луиджи решил преподать мне урок о женщинах. Он заявил, что все женщины крепки задним умом и что мужчины должны исходить из этого факта.

Я поблагодарил его за информацию.

Когда я вышел на улицу, ко мне приблизилась женщина.

- Добрый вечер, - сказала она. - Вы мне нравитесь. - Это была девушка из-за соседнего столика. - Мой приятель пошел за машиной, - проговорила она быстро, - Я ему скажу, что у меня болит голова, и он уедет. А вы приходите ко мне через полчаса. Послушаем пластинки и поболтаем.

- Отличная мысль.

Я почувствовал, что она вкладывает в мою ладонь листок бумаги. Не успел я сунуть его в карман, как подъехала машина. Незнакомка села в нее, что-то затараторила своему приятелю и приложила ладонь ко лбу.

В записке было следующее: «За, 1617, Мейсон». Очень удобно - десять кварталов отсюда и три от «Грир дженерал». И до девяти часов утра никаких забот. И не надо звонить в агентство по недвижимости и найму и узнавать о съемщиках домов на лето. Эта дама подвернулась очень кстати. Я уже предвкушал визит к ней и тщетно пытался представить ее фигурку в обнаженном виде.

Я сильно нуждался в занятиях в целях повышения своей квалификации.

Моя машина стояла в первом ряду. Проходя мимо будки, я кивнул сидящему в ней с прижатым к уху транзистором пареньку. Звуки, вырывавшиеся из приемника, кому угодно могли бы порвать барабанные перепонки. Но для молодых людей такого типа чем больше децибел, тем лучше. Задрав голову, он рассматривал потолок.

Мой «олдс» отказался заводиться. Бензина было достаточно, аккумулятор заряжен. Я открыл капот - со всех свечей были сорваны провода. А откуда мне знать правильный порядок подключения?

Пришлось подключить наугад. Эффект был ужасен. Я поплелся к будке. Паренек вышел мне навстречу.

- С моей машиной произошла странная вещь, - сказал я.

- Да? А что? - заинтересовался он.

- Все провода торчат наружу из-под капота.

- Да ну? - удивился он.

- Как гусеницы по весне.

- Ну и ну!

Удивление его было слишком искренним. Если бы он умел талантливо изображать чувства - пустой, растерянный взгляд, приоткрытый рот, - то не болтался бы на автостоянке с транзистором у уха. Он работал бы в какой-нибудь школе драматического искусства, где перевоплощался бы в лилию или банный коврик.

Луиджи или Бруно? Неужели настоящий герцог, чьи предки скакали на конях и поражали кинжалом дерзких холопов, способен на это? А почему бы и нет? Борджиа, например, развлекались тем, что травили всех своих знакомых подряд, и вовсе не чувствовали за собой вины.

А вот Бруно я не мог представить занимающимся мелочным вредительством, ущерб от которого так легко возместить. Уж он бы скорее подпилил стойку рулевого управления, чтобы она обломилась на каком-нибудь крутом вираже. Такая месть была как раз во вкусе Бруно. И после этого он бы преспокойно уснул, с удовольствием проигрывая в голове эту жуткую аварию. Оборванные провода не в стиле Бруно.

Не вернуться ли мне в ресторан и не учинить ли безжалостный допрос всем подозреваемым? Маленький успех поднял бы мой тоскующих дух. Луиджи будет отрицать. Бруно тоже. О, эти паршивые провода! Человек, хоть немного смыслящий в технике, справился бы с этим за пять минут.

Ладно, черт побери, завтра утром я попрошу механика все исправить, а счет пошлю Бруно. Тем более что он несет ответственность за автомобили клиентов, припаркованные на стоянке.

Я попробовал завести двигатель - как будто непоседливый ребенок забарабанил палкой по штакетнику.

Я свистнул проходившему мимо свободному такси, сунул доллар парнишке, чтобы получить право на его улыбку, и залез в машину. Утро вечера мудренее.

И потом, мне ужасно понравилось, как загадочная незнакомка царапнула своим коготком мою ладошку, когда передавала записку.

Когда мы ехали по сумеречным улочкам, я вдруг вспомнил о герцогине, чего мне как раз и не хотелось. Она ворвалась в мои мысли, не спросив разрешения. Как всегда.

XXIII

Как только я позвонил в квартиру З-А, дверь сразу открылась. Должно быть, она держала палец на кнопке. Однако ей некуда было торопиться. Поднимаясь по лестнице, я пытался вспомнить, сколько времени я воздерживался от танцев под одеялом. Три недели. Слишком долго.

Я только что проглотил огромный бифштекс, так что был в отличной форме.

Я надавил на кнопку звонка. По квартире пошел тарарам. Можно было подумать, что к двери подвешена музыкальная шкатулка. Она открыла на последней ноте, как будто специально дожидалась конца мелодии. Это была женщина спокойная и хладнокровная - как раз то, что мне нравится. Полная противоположность герцогине. Ни тебе скандалов, ни хлопающих дверей, ни оскорблений.

На незнакомке был бледно-зеленый балахон - под цвет ее изумрудных глаз. Края одежды волочились по полу. Я заметил ступни голых ног с окрашенными в зеленый же цвет ногтями.

Она медленно подошла ко мне. Ее макушка оказалась прямо перед моим носом. Я глубоко вдохнул приятный аромат ее духов и еще какой-то устойчивый запах. Где я встречал этот запах? Она стояла слишком близко, и мне никак не удавалось сконцентрироваться на этой загадке. Я занялся зеленым балахоном.

Казалось, на нем было не меньше четырехсот пуговиц. Они начинались от самого пола, поднимались вдоль ног, бедер, делили на две равные части живот, струились между грудей и заканчивались на шее. В результате своих исследований я выяснил, что пятнадцать верхних пуговиц расстегнуты, что позволяло мне созерцать небольшой отрезок ложбинки, разделявшей ее груди. Потрясающее зрелище.

Меня обрадовало отсутствие на ее одежде молнии - можно было провести упоительнейших полчаса, расстегивая все эти пуговицы. Сначала расстегиваем верхнюю пуговицу. Затем переходим сразу к нижней. Возвращаемся наверх и вновь опускаемся вниз. А можно еще одну наверху и две снизу. Существует неограниченное количество комбинаций. Увлекательная задача для любого математика.

- Какое симпатичное платье! - восхитился я.

- Из Марокко. Только потрогайте материал!

Она захватила мою руку, ловко избежав прикосновения к грязной повязке, подняла ее ладонью книзу и прижала к своей левой груди. Под легким шелком ничего не было, а когда моя рука соприкоснулась с грудью, она специально чуть сдвинула мою кисть вверх, отчего мягкая округлая масса встрепенулась под материей. Я выдернул у нее свою руку и повернул кисть. Такую приятную тяжесть нужно ощущать ладонью, а не тыльной стороной.

Однако, когда я уже собирался овладеть этой спелой дыней, увенчанной маленькой твердой ягодкой, она на шаг отступила, оставив мою руку протянутой в пустоту, будто я собирался узнать, не идет ли дождь. Мерзавка.

- Кажется, это шелк, - сказал я.

- Не хотите ли выпить?

- С удовольствием.

Да, у нее была холодная голова! Может быть, даже слишком холодная. Что ж, чем труднее, тем лучше, сказал я себе. Мне нравится преодолевать трудности. И потом, я был совершенно свободен до девяти часов завтрашнего утра.

Она жила в классической двухкомнатной квартирке, в каких обычно проживают незамужние работающие женщины в ожидании брака. Никакой оригинальности, никакого уюта. Почти как тюремная камера. В такой банальной обстановке, с вечной репродукцией Ван Гога, светлым дубовым буфетом и кушеткой, фантазия разыгрывается вовсю.

Она пересекла комнату и вдруг резко обернулась. Балахон слегка разошелся, открыв на мгновение щиколотки, и вновь закрыл ее зеленые ногти. Мне нравится, когда женское тело полностью укрыто одеждой. Вполне достаточно щиколоток - это возбуждает больше, чем все мини-юбки на свете. Забавно, должно быть, было жить в 1900-м году: увидев лишь пятку женщины, приподнявшей платье при посадке в трамвай, мужчина вспоминал о своей удаче весь день.

Я понял, что моя новая подружка ох какая тонкая штучка.

- Бурбон, скотч, ирландское виски? - декламировала она.

- Ирландское.

В тайниках моего сознания вдруг вспыхнула красная лампочка. Я давно научился распознавать эти дружеские сигналы, которые время от времени посылала моя память. Что-то было неладно. Но что? Может быть, подумалось мне, у меня был неудачный опыт с хладнокровной зеленоглазой женщиной? Может быть, этот красный свет предупреждал об опасности? Я быстро ввел в свою память данные обо всех женщинах с зелеными глазами, которых когда-либо знал. Изучил результаты. Зеленоглазые были. С холодной головой тоже были. А вот с холодными глазами - нет. Странный запах? Тоже ничего.

Она положила в стакан несколько кубиков льда. Порция виски была такой, что в один вечер разорила бы любой бар. Красный огонек продолжал мигать. Вдруг у меня возникла идея, и красный свет тут же превратился в зеленый.

- У вас очень милая квартирка, - одобрил я. - Мне нравится, как вы ее обставили. - Она оценила мою лесть. - Сколько здесь комнат?

- Две с половиной.

Я решил побродить по квартире. Заглянул в спальню. Кровать мне показалась вполне на уровне. Зашел в ванную, осмотрел кухню. Девушка осталась в гостиной. Она выбирала пластинку. Я обследовал кухонные шкафы, полки, холодильник. Газировка, джинджер. Тоника не было. Я вернулся в гостиную и весело сказал:

- Немного крепковато для меня. У вас нечем разбавить?

- Газировка и джинджер. Что предпочитаете?

- Больше всего я люблю тоник. У вас нет?

- Ирландское виски с тоником?

- Это может показаться гадостью, но на самом деле это великолепно. Вы никогда не пробовали?

- Фу!

Я полностью разделял ее мнение.

- Так у вас его нет? - спросил я разочарованно.

- Кончился.

Я поставил свой стакан.

- Но я не могу без него, - сказал я. - Я, конечно, понимаю, что веду себя как беременная женщина, которая просит свежей клубники зимой, но ничего не могу поделать. Где здесь ближайший магазин?

- Здесь есть лавочка, которая открыта всю ночь. Через три дома отсюда.

- Я мигом, - сказал я.

Она смотрела на меня, как смотрят на тихих сумасшедших. И ее не в чем было упрекнуть.

Я спустился на лифте и отыскал табличку с именем квартиросъемщика. Андерсон. Это ничего не давало. Пришлось разбить мою красную лампочку и свалить осколки в темном углу. Интуиция - это хорошо, но улики гораздо лучше.

Значит, напрасно я прошагал шесть кварталов. К тому же в этой лавке обирали покупателей, продавая товары в ночное время на три цента дороже, чем в любом другом магазине. Большие круглые зеркала вращались на потолке в четырех разных местах, отпугивая жуликов. Однако каждый настоящий американец должен был бы стать жуликом, чтобы вернуть свои денежки.

Я вернулся к своей приятельнице. Играла музыка. Она смешала тоник с виски, добавила три кубика льда и протянула мне стакан:

- Вы сами этого хотели!

Я отпил из стакана и изобразил на лице глубокое удовлетворение. Она оказалась права: это была самая отвратительная смесь из всех, что мне когда-либо приходилось глотать. Впрочем, пойло из виноградного сока и плохого джина, которое я попробовал однажды в семнадцать лет, было еще хуже. Тогда меня тошнило три дня подряд.

Усевшись, она спросила, как меня зовут. Я сказал. Это привело ее в восторг, и она заявила, что моя жизнь, должно быть, увлекательна и полна приключений. Я полностью с ней согласился.

- Мне нравятся мужчины, которые любят свою работу, - сказала она.

Я спросил, как ее зовут. Люси Грин. Разведена, живет на алименты и путешествует. Иногда от скуки устраивается на полставки на какую-нибудь работу. Например, работала приемщицей в картинной галерее, распорядительницей в хорошем ресторане.

Мой стакан опустел. Хозяйка незамедлительно предложила мне второй. Желудок начинал потихоньку бунтовать. Пришлось цыкнуть на него, и он забился в угол, откуда чуть слышно стонал и причитал.

Она села напротив и поинтересовалась, не занят ли я каким-либо захватывающим делом, на что я ответил, что не хотел бы вспоминать о делах до утра.

- А что же будет утром?

Чем больше я буду говорить, тем меньше мне придется пить и тем меньше я буду думать о тонике и ирландском виски, которые, развязав жестокую войну между собой, атаковали стенки моего бедного желудка. Я отставил свой стакан в сторону и сказал, что в девять утра усядусь перед горой телефонных справочников и начну разыскивать по телефону агента по продаже недвижимости, который снял на лето дом для моего подозреваемого.

Она вздрогнула:

- Это очень увлекательно!

Она закинула ногу на ногу, что заставило шелк еще больше обтянуть ее бедра, и принялась медленно покачивать ногой. Наклонилась вперед, положила локти на колено, позволяя мне в полной мере оценить ее формы; теперь передо мной открывалось уже десять сантиметров декольте.

Ее поведение выглядело слегка наигранным. Все было слишком хорошо подготовлено.

Зазвонил телефон. Подружка хотела бы занять у нее дорожный утюг. Затем была затронута тема новых платьев. Потом - куда поехать в отпуск: в Пуэрто-Рико или на Ямайку?

Я встал и принялся бродить по комнате, дожидаясь, пока они закончат болтовню. Подошел к миниатюрной этажерке: подшивка «Ридерз дайджест», «Альманах», «Долина кукол», Ежегодный справочник колледжа. Интересно, какая она была, когда получала свой диплом? Я посмотрел на букву «А». Здесь не было Андерсон. Должно быть, фамилия мужа. Я поискал Грин. Ее тоже не было. Я лениво листал страницы и вдруг увидел ее фотографию. Симпатичная, хрупкая и ранимая. Такая, казалось, готова поверить любому слову. В общем, недотепа. И ни капли цинизма. Под фотографией оказалось двустишие:

Нам бремя жизни спины гнет,

Но Форсайт движется вперед.

А в рубрике «Планы на будущее» было: школа медсестер и замужество.

Я медленно положил справочник на место. Она ничего не заметила, продолжая болтать по телефону. Теперь обсуждалась проблема ручной клади. Взяв со столика журнал «Вог», я притворился, что читаю. Итак, моя внутренняя система безопасности все-таки в прекрасном состоянии. Пришлось перед ней извиниться. Ведь меня предупреждали, что я уже где-то видел эти глаза. Например, в операционной, когда они пристально наблюдали за мной поверх маски во время разговора с Моррисоном.

Она заметила меня у Бруно и, может быть, даже услышала часть моего разговора с метрдотелем. Потом притворилась больной и передала мне записку. Легкий незнакомый запах - ведь это запах больницы! Он остался у нее в волосах, потому что, вероятно, она не мыла в этот вечер голову.

Вероятно, у нее была связь с доктором Хенли. А может быть, она даже влюблена в него. Припомнилось молодое лицо с фотографии, полное страсти и наивности. Конечно, она уже не была наивной девочкой, но безусловно осталась способной на любовь.

Несомненно, она знала, что он задумал и где находится. Я даже допустил, что она играет определенную роль в его планах на будущее. Я встречал менее красивых женщин, которых преступники повсюду таскали за собой, и даже хранили им верность.

Щебетание по телефону продолжалось.

Я встал:

- Сейчас вернусь.

Она прикрыла трубку рукой.

- Уже заканчиваю, - сказала она. - Там есть голубое полотенце.

Я зашел за угол и скрылся из ее поля зрения. Войдя в ванную, открыл кран, вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Прислушался. Она предупреждала свою подружку об опасности первого загара и советовала, какие кремы лучше всего применять.

Тут же была спальня. Я проскользнул туда и быстро открыл шкаф. Там покоились три совершенно новых набитых вещами чемодана. Висело несколько платьев, однако, довольно поношенных, из тех, которые предпочитают бросить, а не брать с собой в дальний путь. Я выдвинул ящики комода - ничего особенного: старые свитера, вытертые простыни и полотенца.

В углу второго ящика под стопкой наволочек лежал авиабилет «Эр Франс» до Парижа и далее самолетом «Сабены» до Леопольдвиля. Отлет в 830 завтрашнего утра из аэропорта Кеннеди. Я восстановил все, как было до моего вторжения, и вернулся в ванную. Моя хозяюшка все еще сидела у телефона. Впервые в жизни я по достоинству оценил женский телефонный разговор. Завернув кран, я крикнул:

- Нет ли у вас запасной зубной щетки?

- В аптечке, наверху.

Щетка была совершенно новой, в пластиковом футляре. Я чистил зубы и размышлял. Рано или поздно она должна позвонить Хенли, чтобы предупредить его об опасности. Но для этого нужно тем или иным путем избавиться от меня. Или дождаться, когда я усну. Конечно, она не прибегнет к последнему способу - слишком велика опасность, что я подслушаю разговор. Таким образом, она во что бы то ни стало постарается удалить меня из квартиры.

Мы были в равном положении. Моя задача не отличалась от ее. Мне нужно было избавиться от нее, чтобы тоже кое-куда позвонить. Я осмотрелся: ванна, раковина, унитаз. Ага. Это подойдет.

- Что это за звук? - спросила она, положив трубку.

Я тоже прислушался:

- Похоже на воду в туалете.

Поднявшись, я направился в ванную.

- Действительно, течет бачок.

Она глянула из-за моей спины.

- Я плохо в этом разбираюсь. Так что возлагаю эту ношу на ваши плечи. - Я оглянулся и увидел вспыхнувший в ее глазах злобный огонек. - Пока вы тут мастерите, я приготовлю вам что-нибудь выпить, - весело проговорил я, покидая ванную.

Я прекрасно понимал, что она меня, мягко говоря, недолюбливает. Из ванной послышался характерный звук: она сняла крышку бачка.

Сняв трубку, я попросил соединить меня со старшей телефонисткой. Назвав себя, я дал номер телефона моей хозяйки и попросил проконтролировать все ее звонки. Она ответила, что займется этим. Поблагодарив, я положил трубку. Прошло двадцать секунд.

Полстакана виски благополучно исчезли в мойке. Я вернулся в ванную со стаканом в руке, делая вид, что потягиваю виски маленькими глоточками.

Все ее старания были тщетны.

- Видите это отверстие? - сказала она. - Через него вытекает вода, а вот эта штучка должна закрывать отверстие и останавливать воду. Но я никак не могу ее остановить! - Она опять глянула на меня с плохо скрытой злостью.

Я поставил стакан, нахмурил брови, взял согнутый мной рычажок и осмотрел его.

- Ага, - сказал я.

Выпрямив рычажок и поставив на место поплавок, я спустил воду. Система работала великолепно.

- Не могу понять, как это получилось, - сказала она. - Все было в порядке.

- Просто иногда не выдерживает металл.

- Вы очень способный человек, - проговорила она приближаясь.

Она явно хотела отблагодарить меня за ремонт и подумывала, не дать ли мне небольшое вознаграждение, прежде чем под тем или иным предлогом выставить из квартиры.

- Да, и не только в этой области, - ответил я.

Мы стояли совсем рядом. Я нагнулся и поцеловал ее в шею. Девушка вздрогнула. Ей предстояло решить маленькую проблему. Она должна была позвонить своему господину и предупредить его, что я близок к цели. Но я не уходил, и это все осложняло. Ведь я мог остаться на ночь. В этом случае ей пришлось бы, как говорят французы, иметь дело со своей совестью. Должна ли она рассказать об этом Хенли? Она хотела бы оставаться с ним до конца честной, потому что любила его. А если он придет в ярость? Нет, малышка Форсайт никогда не будет хорошей шпионкой.

Она порылась в карманах, пошла в гостиную, поискала на столах.

- Что вы там ищете? - спросил я.

Я ощущал себя суфлером, который подсказывает актеру-любителю реплики.

- О, черт! У меня не осталось сигарет!

Нет, она не актриса.

- Хотите, я схожу куплю? - предложил я. - Какие вы предпочитаете?

Она назвала марку.

- Больше ничего?

Она покачала головой.

- Вернусь через минуту, - сказал я. - Думайте обо мне.

- Пока вы ходите, я подберу несколько хороших пластинок.

- Что-нибудь возбуждающее, дорогая?

Приблизившись, мисс Форсайт прильнула ко мне, и ее язычок ловко проскользнул сквозь мои приоткрытые губы. Делая мне этот подарок, она праздновала свою маленькую победу, ведь я собирался оставить ее на некоторое время одну.

- Я буду ждать вас.

- Побыстрее выбирайте пластинки, - сказал я. - Я весь горю!

Она засмеялась и занялась своей коллекцией дисков. В прихожей я выдвинул ящик маленького столика, на котором она оставила шляпку и сумочку, - он был набит пачками сигарет.

Я закрыл за собой дверь. Все-таки жаль, что мне не удастся забраться к ней в постель, несмотря даже на ее неискренность.

Пройдя по коридору, я позвонил в четвертую дверь. Открыла прелестная старушка.

- Простите, - сказал я, - я ищу мисс Форсайт. Может быть, я ошибся домом?

- Нет, вы не ошиблись. Она живет в квартире три «а».

- Но там стоит фамилия Андерсон, - ответил я.

- Мисс Форсайт снимает квартиру у миссис Андерсон. Она просто не успела заменить фамилию. Очень спокойная девушка. Ненавижу шумных жильцов. Я переехала в этот дом, когда его только что построили, в сорок восьмом году! Уверяю вас, домовладелец прислушивается к моему мнению!

Она могла бы продолжать в таком духе целую вечность. Я вежливо прервал ее, поблагодарил и спустился вниз на лифте. Особенно торопиться было незачем. Я выкурил половину сигареты, стоя возле телефонной будки. Этого времени ей с лихвой должно хватить, чтобы дождаться, пока он подойдет к телефону из глубины густого сада, и сказать: «Милый, мне тебя так не хватает! До встречи в Леопольдвиле, где нас ждет счастливая жизнь».

Я выбросил окурок и позвонил на телефонную стан-

- У меня есть для вас информация, - сказала телефонистка.

- Слушаю вас.

- Абонент позвонила по номеру… - Она назвала номер.

- Где это?

- Нью-Хоуп, Пенсильвания.

Как раз напротив Нью-Джерси, на другом берегу реки и в ста десяти - ста двадцати километрах от Нью-Йорка.

- Не могли бы вы соединить меня с телефонисткой в Нью-Хоуп?

- Пожалуйста.

- Говорит инспектор Санчес, Нью-Йорк. Мне нужен адрес и имя абонента… - Я назвал номер.

Через минуту я получил ответ:

- Джордж Кларк, семьсот двадцать девять, Ривер-роуд.

Это, должно быть, был владелец дома. Хенли снял дом и пользовался телефоном Кларка.

- Спасибо. Дайте, пожалуйста, комиссариат.

- Сержант Брилл у телефона.

- Сержант, говорит инспектор Санчес из Нью-Йорка.

- Что я могу сделать для вас?

- Скажите поточнее, где находится дом семьсот двадцать девять по Ривер-роуд.

- Та-а-к… Вы знаете Нью-Хоуп?

- Боюсь, что нет.

- Хорошо. По мосту Ламбервиль вы попадаете в Нью-Джерси. Сразу за мостом свернете направо. Это и будет Ривер-роуд. Километров через пять дорога резко сворачивает влево. Ошибиться почти невозможно, там висит большое желтое табло. А вправо отходит узкая проселочная дорога, которая приведет вас к мосту через канал. За ним, примерно через сто пятьдесят метров, и будет вилла Кларка. Это единственный дом в том районе. Немного смахивает на полуостров.

- Спасибо, сержант.

- Чем еще можем вам помочь?

Они могли многое сделать. Например, окружить дом сотней парней, вооруженных гранатами со слезоточивым газом, да еще послать снайперов на случай, если Хенли вдруг начнет проявлять ко мне антипатию.

Но я знал, что вся полиция Нью-Хоупа состоит из трех-четырех парней, а мои подозрения основывались на весьма туманных предположениях, поэтому я решил рискнуть и поехать туда в одиночестве. Мне не очень-то хотелось выглядеть круглым идиотом, если доктора Лайонс там не окажется.

- Нет, мне просто нужна была информация.

- К вашим услугам, Нью-Йорк.

Я повесил трубку и вышел из кабины.

Первое, что я увидел на улице, - красный автомобиль, «мазерати»… Но кажется, в Нью-Йорке была только одна такая машина… Или я ошибался?

Я спокойно переходил улицу, размышляя над этим забавным совпадением. Из-за угла показалось свободное такси. Подняв руку, чтобы остановить его, я непроизвольно взглянул на номерной знак красного автомобиля. Р167.

Черт возьми, это моя «Мазерати»!

XXIV

В машине никого не было. Я взглянул в направлении дома, где жила мисс Форсайт, медсестра. Какая-то женщина открыла дверь подъезда. Она показалась мне знакомой. Я припустил во всю прыть.

Дверь оказалась запертой, но сквозь стекло я определил по загоревшейся лампочке, что лифт остановился на третьем этаже. Я нажал кнопку З-А. Без ответа. Пришлось провести серию тычков по кнопкам в замедленном темпе: 1а, 2а, 4а, 6а, 7а.

Как только щелкнул автоматический замок, я распахнул дверь и бросился к лестнице. Сверху уже отчетливо слышались голоса разъяренных женщин. Один из них принадлежал герцогине де Бежар, другой - мисс Форсайт.

Нога герцогини была просунута между дверью и косяком. Медсестра пыталась вытолкнуть ее и грозилась вызвать полицию.

- Полицию? Как раз то, что нужно! Вызывайте полицию! - орала герцогиня. - Вас здесь и застукают с моим мужем!

- Ну-ка потише! - сказал я.

В конце коридора приоткрылась дверь, и из нее высунулась голова старой дамы, моей недавней приятельницы.

Я попытался испепелить ее взглядом и тут же приобрел врага. Она поджала губы и захлопнула дверь.

- Ах вот ты! Несчастный! - воскликнула надежда и опора кастильской знати. - Я отдала тебе лучшие годы жизни! Я родила тебе четырех младенцев, а ты бежишь блудить, как только я зазеваюсь!

Да, это была прирожденная актриса. Любую роль она играла блестяще. Глядя на нее, я восхищался.

- Ты хоть додумалась вызвать приходящую няню, когда уходила? - сказал я. - Ты подумала об этом, Этель?

Я был уверен, что имя Этель приведет ее в бешенство, тем более что она была вынуждена продолжать спектакль и уже ничего не могла изменить.

- Но вы же не сказали, что женаты, - вступила в разговор заметно нервничавшая Форсайт.

- Да ну? - сказал я.

- Вы бы, наверно, очень хотели фигурировать в бракоразводном процессе? - спросила герцогиня.

- Нет, она бы этого не хотела, - вставил я словечко. Я пытался снять руку герцогини с дверной рамы. Можно было бы ее успокоить, объяснив цель моего пребывания здесь. Но пока я буду излагать детали, женщины повыдирают друг другу волосы. Примолкшие и пыхтящие от ненависти, они уже готовы были броситься друг на дружку.

- Вам лучше убрать ногу, - напряженно проговорила Форсайт.

- А если я вам вмажу по физиономии?

Послышался далекий вой сирены. Старуха из квартиры в конце коридора, должно быть, платила солидные налоги и хотела за это иметь все, что положено.

- Нам лучше уйти, - сказал я, крепко сжав локоть своей неукротимой подружки.

- Иди, если хочешь, - огрызнулась герцогиня. - Я всегда терпеть не могла шлюх. Я все же выдеру у нее клок волос, чтобы посмотреть, натуральный ли это цвет.

Сирена приближалась.

Герцогиня просто прилипла к косяку. Я взял двумя руками ее голову и, извинившись про себя, резко повернул к правому плечу.

- Ай-й-й! - пропищала она и разжала пальцы.

Я захватил ее правую руку и прижал левый локоть к своему правому бедру. Затем, удерживая на изломе ее кисть, я взял герцогиню под правый локоть.

Это отличный способ заставить человека следовать за собой, Сторонний наблюдатель примет вас за прогуливающуюся под ручку парочку. При малейшем сопротивлении вы увеличиваете давление на кисть - боль на сгибе руки невероятная.

- В путь? - сказал я.

Мисс Форсайт стояла на пороге своей квартиры и лихорадочно застегивала балахон.

Герцогиня, видимо, не собиралась двигаться с места. Я слегка согнул ей кисть, и мы тронулись. Она все же обернулась и наградила медсестру одним из своих самых презрительных взглядов. Слава Богу, лифт все еще стоял на третьем этаже. Я втолкнул ее в кабину и нажал на кнопку первого этажа.

- Не понимаю, зачем вы меня утащили, - сказала она. - По-моему, я неплохо расправлялась с этим быдлом.

- Каждый раз, когда я вас встречаю, мне кажется, что ваши мозги еще больше усохли, - отозвался я. - Публичная драка между женщинами, оспаривающими право на полицейского! Вот это был бы номер. Это было бы весьма полезно для моей карьеры.

- Опять эта ваша карьера! - воскликнула она. - Я…

Дверь лифта открылась - перед нами стояли двое полицейских. Они вежливо расступились, позволяя нам выйти. В качестве предупреждения я слегка надавил на кисть герцогини, и мы прошли в вестибюль, освободив лифт для полицейских.

- Карьера! Карьера! - заговорила она. - Вы могли бы оставить службу. Могли бы стать частным детективом. Например, охранять ценные свадебные подарки.

- А что еще?

- Что-нибудь в этом роде.

- Вот именно. Что-нибудь в этом роде. Помолчите и дайте мне скорее ключи.

Не стоило дожидаться полицейских, которые наверняка получат описание нашей внешности.

Она протянула мне ключи. Что радовало, так это относительный порядок в ее сумочке. Мы перебежали улицу. К счастью, дверцы не были заперты. Я затолкал ее в машину, обежал вокруг, сел за руль и включил зажигание. Двигатель завелся с полоборота. Слава Богу!

Не включая фар, я выжал сцепление как раз в тот момент, когда из двери выскочили полицейские. Мы проехали мимо.

- Эй! - закричал один из них. - Эй, вы! Стойте!

XXV

Поворот я прошел на двух колесах. Хотя и с трудом, мне все же удалось выровнять машину. Послышался восхищенный шепот герцогини. Заметив свободное место на стоянке, я припарковал автомобиль, выключил мотор, столкнул герцогиню на пол и последовал за ней.

- В чем дело… - начала она.

- Да заткнитесь же наконец! - прошептал я ей на ухо.

Впервые она не возражала. Мимо промчалась машина с включенной сиреной. Герцогиня сидела на полу с прижатыми к груди коленями, а я был сверху.

- Смотрите-ка, - сказала она. - Как зародыш в утробе матери. Такого со мной не случалось уже тридцать три года. Мне тепло, и я чувствую себя в безопасности.

- Я освобожу вас, как только этот гроб с музыкой и братцы сычи перестанут нас преследовать, - сказал я.

Эта старая шутка рассмешила ее.

- Забавно, - хихикнула она.

В машину проникал свет уличного фонаря. У нее было маленькое, аккуратное ушко. Мне никогда не доводилось видеть его так близко. Впрочем, мне еще не доводилось и лежать на ней.

Наши лица разделяли лишь восемь сантиметров. Прямо передо мной порхали невероятно длинные - настоящие, а не накладные - ресницы.

- Давайте попугаем прохожих, - предложила она. Ее нога была плотно зажата между моими бедрами.

- Никогда не танцевала танец живота в горизонтальном положении, - сказала она. - Но я попробую.

Довольно приятное ощущение. Я оперся руками о пол, и ее бедра начали плавное движение из стороны в сторону. Она обвивала рычаг коробки передач, как боа констриктор. Спина моя разламывалась, но я не обращал внимания на боль.

Под рукой было что-то жирное и скользкое. Посмотрев вниз, я обнаружил салфетку, испачканную машинным маслом.

Я внимательно осмотрел ладонь герцогини. Под ногтями и в складках кожи еще оставались следы масла. Левая рука тоже была выпачкана. Я поднялся и сел за руль.

Герцогиня уселась на свое место и протянула мне раскрытую правую ладошку.

- Желаете мне погадать? По выражению вашего лица видно, что ваш любознательный мозг отрабатывает сверхурочные, - добавила она.

Я задумчиво поглядывал на нее:

- Откуда машинное масло?

- Я играла в механика, пока вы развлекались с этой мышкой.

Запустив двигатель и включив фары, я направился к автостраде. Герцогиня прижалась ко мне и положила голову на мое плечо.

- Ведь это ты испортила мою машину?

- О, дайте ему леденцов!

- Вы следили за мной?

- С Семьдесят четвертой улицы, дорогой. Вы даже не способны уйти от слежки.

Она пыталась разговаривать на гангстерском жаргоне, но все ее выражения были заимствованы из какого-то дешевого фильма. Может быть, я и не способен уйти от слежки, но я не хотел, чтобы разговор ушел в сторону.

- Вы дождались, пока я зайду к Бруно, так?

- Так.

- И вы вырвали провода.

- Еще леденцов умному мальчику!

- Как случилось, что дежурный вас не заметил?

- Он слушал свой приемник - с открытым ртом и закрытыми глазами.

- А зачем все это было надо?

- Я хотела подъехать как раз в тот момент, когда вы не сможете завести машину, и предложить свои услуги.

- Почему же вы этого не сделали?

- Почему, почему? Вы что, дурак, что ли? Как я могла предложить подбросить вас, когда эта мерзавка сунула в вашу ладонь любовную записку? Я заметила ваш похотливый взгляд. Вот и шагали бы пешком! А когда вы взяли такси, я поехала следом.

- Зачем же вы вошли в дом?

- Первый раз я увидела вас, когда вы выходили за тоником. Я хотела подкрасться сзади и разбить бутылки домкратом. А когда вы вышли во второй раз, я поняла, за чем вы направлялись.

- И что же мне было нужно?

- Вы сами прекрасно знаете.

- Не знаю.

- Нет знаете.

Меня очень веселила смесь нерешительности и откровенности в ее голосе.

- И все же, что вы подумали?

- Она вас напоила и спросила, есть ли у вас презервативы. Вы сказали, что нет. И она отправила вас за ними. Наверное, хотела сыграть роль чистой, невинной девушки, но я уверена, что она трескает пилюли, как конфеты.

- Теперь моя очередь повеселиться - сказал я и рассказал ей все: про тоник, справочник колледжа, сломанный бачок, звонок на телефонную станцию, предложение выйти за сигаретами, про го, как я обнаружил дом Хенли.

Не говоря ни слова, она взяла мою руку и нашлепала ею себя по щекам.

- Раз уж вы испортили мою машину, - сказал я, - не мог бы я воспользоваться вашей?

Она кивнула.

Через несколько кварталов, на бульваре Куинз, я заметил полицейскую машину. Так как мы уже покинули район, где проживала девица Форсайт, я остановился, показал патрульным свой значок и попросил их сопровождать меня до туннеля Линкольна.

XXVI

На выезде из туннеля нас ожидал полицейский.

- Я буду вас сопровождать до автострады, - сказал он. - Здесь никаких гонок, на автостраде делайте все что угодно.

Он включил сирену и тронулся с места.

Хороший водитель должен держать дистанцию с впереди идущей машиной из расчета шесть метров на каждые пятнадцать километров в час. Я отпустил патрульную машину метров на сорок пять вперед и только потом последовал за ней, подстроившись под ее скорость.

Я крепко держал руль двумя руками. Герцогиня осмотрела мою напрягшуюся фигуру.

- Вы очень дисциплинированный водитель, - сказала она не без иронии и даже с некоторым презрением.

- Да, очень, - ответил я.

Я глянул на нее. Она раскинулась на своем сиденье, как раскидываются в гамаке, чтобы вздремнуть после обеда теплым воскресным днем.

- Я расцветаю, когда мчусь на большой скорости, - сказала она.

- Да, и жизнь вам кажется интереснее, не так ли?

- Совершенно верно. - Она положила голову на мое плечо.

- Тогда попробуйте прыжки с парашютом.

- Вы противник быстрой езды?

- Нет, просто моя работа и так предоставляет мне достаточно острых ощущений, и у меня нет необходимости проявлять излишнюю инициативу.

Она улыбнулась и, дернув ногами, сбросила туфли. Затем, опершись о мое плечо, пальцами правой ноги опустила до упора стекло со своей стороны, вновь надела туфли и высунула ноги наружу. При первом же толчке туфли улетели в темноту.

У выезда на автостраду полицейский остановил свою машину и сделал нам знак проезжать. Скорость возросла до ста пятидесяти.

Когда мы проезжали Роухей, герцогиня спросила:

- Знаете, почему я терплю все ваши грубости?

- Нет, не знаю.

- Потому что я чувствую, что вы нуждаетесь во мне.

- Я нуждаюсь в вас?

- На своей старой колымаге вы были бы сейчас только в Джерси-Сити.

Я вынужден был признать ее правоту.

- Куски всех этих коленчатых валов валялись бы сейчас по всему туннелю Холланда.

- В машине только один коленчатый вал, и мы проезжали туннель Линкольна.

- Все туннели похожи один на другой. И потом, это ничего не меняет.

Ее замечание я пропустил мимо ушей.

- Но вы же изуродовали мою машину! Этот факт показался ей второстепенным.

- Вы мне так ничего и не рассказали о деле, - гнула она свое. - Вам удалось что-нибудь узнать об этих пальцах?

- Да.

- Вы хотите сказать, что знаете, кому они принадлежат?

- Да.

В ее голосе появились нотки сострадания:

- Ах, бедная женщина…

Я резко прервал ее:

- Ах, бедная женщина! Да будет вам известно, что эта бедная женщина фальсифицировала диагнозы и отдавала своих несчастных больных в руки хирурга, бесчувственного и жестокого, который в конце концов ее бросил. В поисках утешения она вышла замуж за другого доктора, а потом убила своего мужа и подделала свидетельство о смерти.

- Но она любила его!

- Ага, любила!

Опыт научил меня никогда не спорить с женщинами. Женщины думают, что любовь - это своего рода разрешение на охоту, позволяющее его обладателю делать все, что ему взбредет в голову.

- Однако я ничего не могу доказать, - продолжал я, - если только они оба не признаются. Но этого трудно добиться: они умны и прекрасно знают закон. Все, что я могу, - немедленно арестовать его по обвинению в нанесении увечий. Это мой единственный козырь. Да, есть одна зацепка: он отправлял эти ужасные бандероли почтой. Если даже она согласится свидетельствовать против него, его адвокат заявит, что все это выдумки на почве ревности.

Герцогиня искоса посмотрела на меня:

- Что же вы собираетесь делать?

- Арестовать его.

- А если он окажет сопротивление?

- Тогда я буду вынужден применить силу. Он производит впечатление сумасшедшего, но сумасшедшего сильного и умного.

- Вы думаете, он будет сопротивляться до конца?

- Вполне вероятно.

- И как же вы будете действовать?

Эта беседа начинала действовать мне на нервы. Я не испытывал ни малейшего желания отвечать на подобные вопросы, но нужно было сохранять вежливость.

- Не знаю.

- Нет, серьезно?

- Ну хорошо. Я подкрадусь к нему сзади и выверну руки, предварительно предупредив, что он может пользоваться всеми своими конституционными правами. Это самый надежный способ.

- Вы нервничаете?

- Господи, да помолчите хоть немного!

- Знаете, - сказала она задумчиво, - я только сейчас поняла, что сегодня ночью вас могут убить, а я вам пудрю мозги. Наверно, вы меня ненавидите.

Она ошибалась.

Ее легкое дыхание коснулось моей щеки.

- Вам нужно побриться, - сказала она. - Вы всегда не бриты.

Герцогиня нежно куснула мочку моего уха и сказала, что ухо брить не нужно. Она положила руку мне на колено и запустила свои ноготки в мое тело так, что я чуть было не вскрикнул. Рука медленно поползла по бедру, приближаясь к цели. Я едва контролировал управление. Если бы на дороге было больше машин, мы бы уже давно лежали в кювете.

Она вновь куснула мое ухо, поцеловала его, поцеловала за ухом, поцеловала в шею. Я снял руку с рычага, где она должна была находиться, и положил ей на колено.

- Ага-а-а! - сказала она.

Как и обычно, на ней не было чулок. Моя рука медленно двигалась по бедру герцогини. Она исследовала язычком мое ухо.

- От вас вкусно пахнет, - прошептала она. - Что это такое?

- Это называют мылом.

- Нет, кроме мыла здесь еще и ваш запах. Если вы когда-нибудь обрызгаетесь одеколоном или лосьоном после бритья, то я вас убью!

Неудачное словечко. Я вздрогнул.

- Сожалею, - сказала она. - Придется отложить на потом.

- Придется.

Я вернул руку на рычаг, где ей и положено быть, когда едешь со скоростью сто пятьдесят километров в час. Ее руки покоились на коленях. Их законное место, конечно, было там, где они находились минутой раньше. Ну что ж, подождем.

Мы подъехали к Ламбертвилю. Я снизил скорость, заметив ограничительный знак. Мы пересекли дремлющий городок. По мосту через Делавэр я ехал со скоростью двадцать пять километров в час.

С этого момента мы продвигались вперед со скоростью дикобраза, занимающегося любовью, - очень, очень медленно.

XXVII

Под нами неспешно несла свои темные воды река Делавэр. Здесь она еще оставалась чистой. Фонари освещали прозрачный зеленый поток. В районе Филадельфии вода была уже грязной, но здесь течение радовало глаз. Пахло свежестью и речной тиной.

Места пересечения балок облюбовали пауки. Их легко можно было разглядеть в центре паутины. Они терпеливо поджидали добычу, у которой не было шансов на спасение.

Сразу за мостом я свернул направо. По обеим сторонам улицы густо росли клены. Вокруг уличных фонарей вились мириады насекомых - единственный признак жизни в городе. В Нью-Хоупе рано ложились спать.

Через несколько кварталов я почувствовал запах влаги, доносившийся с канала. По верхушкам деревьев я определил, что ветер дует с востока. Он и доносил сладковатый аромат воды до западного берега Делавэра.

Дорога проходила мимо фермы, приютившейся на самой вершине холма. Ни в одном окне не было света. Странно, но в такие моменты подмечаешь самые незначительные детали. Вероятно, я подсознательно ощущал, что, может быть, мне больше никогда не придется увидеть вот такую одинокую, погруженную в темноту ферму, обитатели которой спокойно спят.

Дорога была пуста. Мы проехали небольшую рощицу, окружавшую озерцо. Потом еще одну группу деревьев. Наконец я увидел огромный щит: «Опасный поворот. Снизить скорость». Дорога резко сворачивала налево. Я свернул направо, следуя указаниям сержанта.

Мы приблизились к маленькому мостику. Я пересек его с выключенными фарами.

За мостом дорога слегка отклонялась вправо и спускалась вниз. В лунном свете над верхушками деревьев я различил крышу каменного дома.

- С этого момента разговариваем только шепотом, - сказал я.

Она сжала мне руку. Должно быть, это было более захватывающим делом, чем прыжки с парашютом. Я выключил двигатель. Машина съехала вниз с выключенным мотором совершенно бесшумно, как ночная бабочка.

Мы остановились в десяти метрах от дома.

Узенькая полоска света просачивалась сквозь закрытые деревянные ставни на верхнем этаже. Остальные окна были темны.

Я вылез из машины и закрыл дверцу так осторожно, будто был часовщиком и ремонтировал миниатюрные дамские часики. Я немного подождал. Нервы мои были напряжены.

- Что случилось? - прошептала герцогиня, подкравшись ко мне.

- Нет ли тут собаки? - тихо сказал я.

Мы прислушались. Она откинула голову, и я увидел ее шею, длинную и изогнутую, как гриф скрипки. Собаки нигде не было. Я решил, что, если мне удастся выбраться отсюда живым, я пошлю к черту свою карьеру, - перед некоторыми соблазнами надо пасовать. И плевать на все последствия.

Я нагнулся и снял ботинки. Когда я поднял голову, герцогиня пристально смотрела на меня.

Обоюдный порыв был так стремителен, что наши зубы столкнулись, издав глухой звук. Это был один из тех поцелуев, когда желание вспыхивает одновременно.

Она обследовала своим язычком мой рот, руки ее совершали круговые движения у меня на спине. Ногти терзали мою плоть. Когда мы займемся любовью, спина моя наверняка будет разодрана в кровь. Моя голова прижалась к ее груди. Я не понимал, как мог желать оказаться в постели с медсестрой, когда рядом было такое страстное существо.

Герцогиня кого угодно заставила бы потерять голову. У меня возникло желание вскочить в машину, дать задний ход и взять курс на мою кровать в Нью-Йорке.

- Нужно идти отрабатывать зарплату, - прошептал я. - Не шумите в мое отсусттвие.

- Я буду осторожна, как мышка. - Она ощупала меня с ног до головы. - Приносите все это в целости и сохранности. У меня есть виды на каждую часть вашего тела.

XXVIII

Массивную дверь украшал увесистый медный молоток в форме пистолета времен Революции. Справа от двери раскинулась цветочная клумба, на которой цвели тигровые лилии. Что может быть проще, чем срезать несколько лилий, собираясь везти в город некий зловещий груз. Потом можно поставить их в серебряной вазе на ирландский охотничий столик и сказать дураку детективу, что они куплены в цветочной лавке.

Я двинулся вокруг дома. Слава Богу, что на мне были толстые носки. Мои ноги утопали в зарослях ноготков и пионов. Сломанные ноготки издавали резкий, но приятный запах. Оставалось только сожалеть о нанесенном мной ущербе.

Я обратил внимание на боковую дверь под виноградными лозами. Ягоды были маленькими и зелеными. Они поспеют лишь месяца через два.

Я выбрался из клумбы и проник в гараж, находившийся за домом. Двери были открыты. Внутри стоял новенький «триумф». Крылья машины носили следы столкновений. Хенли, как и большинство докторов, был плохим водителем.

В машине я обнаружил три чемодана. Несмотря на вмятины, я бы, наверно, не решился бросить такой автомобиль в аэропорту. Но если вас за морями ожидает солидный куш, не говоря уже о работе, то, конечно, разумнее не продавать машину, зная, что полиция идет по вашему следу.

Богатый набор садовых инструментов был сложен у стены гаража. Я пошел вдоль западной стены дома, со стороны канала. Здесь не было цветов. Деревья, росшие на берегу канала, были столь густыми и высокими, что сквозь их кроны не проникал ни единый луч солнца. Я поднял голову и не увидел даже луны.